Читать книгу Чародейка из Вавилона - Настя Север - Страница 6

Второй учебный день начинался с оргчаса, который повелось называть огр-часом. Я возлагала на него большие надежды, потому что ничего особенно полезного на нем обычно не происходило, и можно было спокойно поговорить. Однако я не учла, что теперь у нас с Вадей огрчасы будут проходить раздельно – агромаги, с первого по третий курс, обсуждают проблемы кафедры Агромагии, энергомаги, соответственно, собираются с энергомагами.

Заведующей кафедры Энергомагии была молодая и, кхм, энергичная профессор Фонарева. Она расхаживала у доски в воздушном алом платье, а высокий хвост еще более убийственного оттенка красного хлестал по ее плечам.

– Не забываем об отчетах по практике! Все получили рекомендательные листы? Никто не оставил их в своих фортах? Кто, ты, Тихонов? И ты? О, да вас, склерозников, я смотрю, много. Что у вас в головах, ребята! Ну, ты-то, ты-то! Третий курс! На перерыве подойдете в деканат, напишите заявление на запрос. Да, отправят через базу, Тихонов, что за глупые вопросы? Или у тебя там плохие рекомендации, чего ты разволновался? Ладно, прищемите гормоны, хватит орать. Сегодня только второй день, и вы все равно будете трепать языками, поэтому именно этим и предлагаю заняться, – она села на краешек своего преподавательского стола, и огненные волосы прекратили свою пляску. – Ну, рассказывайте, как ваши полные приключений путешествия?

Остальные заорали пуще прежнего, перебивая друг друга, а меня передернуло – в памяти сразу вспыхнули «приключения» – и я достала из сумки зеркало и помаду, чтобы успокоиться.

Профессор призвала к относительному порядку, когда заговорил старшекурсник, с которым мы попали в перестрелку. Даже слушать не хочу, сколько можно это мусолить.

Вот вообще не о таких путешествиях я мечтала. Лучше бы вообще не покидала Вавилон, вот честно.

Это раньше, в минувшие дни, путешествовать было здорово и увлекательно, но минувшее не зря так называется – катастрофа все изменила, и теперь путешествовать некомфортно, неинтересно и вредно для здоровья.

Да особо и негде – все интересные места покоятся под водой, разрушенные и поросшие водорослями. Может, от них вовсе ничего не осталось. Нам не рассказывали о механизмах разрушений – это была темная магия, магия, которая оставляет сильные следы маградиации, а потому запрещенная к любому изучению.

Зато история катастрофы была известна каждому – слишком мало прошло времени, слишком яркие следы еще хранил наш мир – уродливые и навевающие уныние, как я смогла убедиться во время практики, слишком много сохранилось очевидцев страшных событий две тысяча двенадцатого.

Все началось двадцать первого декабря, когда весь мир готовился к празднованию Рождества и Нового года, и никто и помыслить не мог, что для многих праздник так и не наступит.

Когда в «Возрождении», крупнейшей исследовательской магической организации своего времени стало известно о Кварте и ее планах по уничтожению мира, было слишком поздно спасать весь мир. Непознанные устройства, порождения древней магии, были приведены в действие. Цепь была запущена. Все, что успел Рамон, глава Возрождения, – предупредить и эвакуировать столько магов, сколько сумел, чтобы общими силами обезопасить хотя бы часть суши.

Вместе, благодаря разработкам Возрождения, они сумели создать огромный Купол, который защитил часть Северной Азии от потопления, сдерживал натиск обезумевшей после катастрофы водной стихии, а затем, когда все успокоилось, был преобразован во временный вариант нынешней Дамбы. Немало магов тогда навсегда лишились дара от перенапряжения, а уникальное скопление крупных точек силы в центре выживших земель, которое Рамон использовал как источник питания для Купола, истощилось до капли.

Рамон сделал все, что мог, и даже больше. Он пошел на контакт с немагами сохраненных земель, раскрыл тысячелетнюю тайну существования магического сообщества и предложил помощь и сотрудничество. И был отвергнут.

Тупые немаги оказались слишком напуганы, а при появлении беженцев, обладавших способностями, несправедливо обвинили во всем, что творилось, и начали войну, используя свои собственные разрушительные изобретения. Если бы не научный гений Рамона и военный гений Талия Джонаса, немаги бы уничтожили и их, и погубили бы остатки мира, неспособные защититься от бушующего океана.

Конечно, военные разработки Рамона, тоже нанесли немалый урон, но это было меньшее зло. Всеми силами он постарался сразу ограничить распространение маградиации, и все свое правление пытался восстановить мирную жизнь.

Вопреки всему, Рамон пощадил немагов, по чьей вине остатки планеты едва вовсе не обезлюдили. Он даровал им защиту и покровительство, взамен потребовав лишь одного – помощи в восстановлении мирной жизни. Но эти стада баранов не приняли его милосердия, последовали бунты, попытки захватить власть и развязать новую войну.

Тогда Рамон, вместо того, что казнить агрессоров, для всеобщего блага ограничил свободу глупцов – и тут, как я считала, поступил слишком мягко – он обещал вернуть полную свободу немагам, когда мирное течение жизни полностью восстановится. Что, несомненно, произошло бы раньше и проще, не устрой идиоты войны в самый разгар Апокалипсиса. Не потрать они силы, время, жизни – на войну – не было бы язв на континенте в виде умерших полей, разрушенных городов, местностей повышенной магической радиации, не было бы потерянной Глуши, захватившей почти полконтинента.

И теперь, по прошествии стольких лет, бунтующие немаги, дикие варвары, продолжают мешать, путаются под ногами, вместо того, чтобы на минуточку подумать, что с ними всеми будет, если они преуспеют в своей бессмысленной борьбе. И в этом нет ничего забавного и захватывающего, как сейчас пытается представить это все старшекурсник, с которым мы возвращались в Вавилон.

–… А ночью мы узнали, что Хлеба отбиты, – вдохновенно рассказывал он под восхищенными взглядами девок. – И утром снова смогли выехать. А потом…

– А та дикая? – перебил кто-то. – Ее казнили?

Я закатила глаза. О, конечно, это ведь ТАК интересно.

– Почему сразу казнили? – вмешалась профессор. – Отправили на исправительные работы, скорее всего, – закруглила она, за что я была ей очень признательна. – Так, а теперь поподробней о самой практике! Про Дамбу кто расскажет?

Интересно, а агромаги что на оргчасу рассказывают? Про новые виды удобрений от новой породы коров? Черт, как же неудобно с этим разделением. Придется ловить Вадю на перерывах.

***

Вадя шел с какой-то девкой. И они СМЕЯЛИСЬ.

Не знаю, что меня взбесило больше. Что он улыбается какой-то оборванке, или то, что он не улыбается МНЕ.

Внутри заклокотал гнев, его темная дрожь прошла по горлу и венам, до самых кончиков пальцев.

Я выдохнула. Встряхнула руками – проходящий мимо студент вскрикнул, когда в него попало легким зарядом сброшенной силы, просящейся для чего-то более разрушительного и опасного. Улыбнулась – и походкой от бедра двинулась им прямо навстречу.

– О, Рина, привет, – Вадя моего настроения не заметил, но вообще-то, мой фальшивый милый взгляд предназначался и не ему.

Девка нахмурилась.

Она все заметила – и все правильно поняла.

– Эм, Рина, это Оля. Оля, это Рина, – представил нас Вадя, и его речь как-то смялась, когда он не заметил радости ни у одной из сторон.

– Ясно, – произнесла я и выгнула бровь, не сводя взгляда с девки-агромага. Иди, крошка, изучай удобрения.

Она как будто бы поняла – а может, даже уловила мой выпущенный сквозь защиту ментального амулета посыл.

– Увидимся на лекции. Я займу тебе место, – сказала она Ваде и слиняла.

Я не стала даже оглядываться ей вслед. Взяла Вадю под локоть и повела по коридору.

– Как второй учебный день? – спросила я уже спокойнее.

Вадя косо на меня взглянул, но возражать не стал.

– Ты умеешь быть милой, Рина, – пробормотал он.

– Быть милой – мое призвание, – не стала спорить я. – Может, прогуляемся после лекций?

Пока не начались практические занятия, мы заканчивали очень рано.

– А как же твоя работа?

О, так отец ему рассказал? Интересно, сейчас, когда Талий Джонас беспокоится за сына, он попытается хоть немного с ним сблизиться? Или, как и в детстве, когда он целиком поручал его нянькам, теперь поручил мне, и на этом все?

– До часа у меня полно времени.

– Вообще, я…

– Отлично, тогда встретимся на крыльце и где-нибудь пообедаем, – перебила я его и улыбнулась со всем своим дружеским очарованием.

Вадя оборвал длинный тяжелый вздох на середине и внезапно хихикнул.

– Ты, как обычно, Рина, – ухмыльнулся он, и мне показалось, в его голос вернулось прежнее тепло.

Я послала ему воздушный поцелуй и вошла в аудиторию.

Я так просто не отстану, Вадя. Не знаю, что творится в твоей голове, но меня еще никто так просто не отшивал – и уж не тебе быть первым.

***

Я решила не давить. И ни о чем важном и тревожном его не расспрашивала. Про то, что за него беспокоится отец, тоже не рассказывала.

Мы болтали почти час. Вадя, наконец, начал расслабляться и нести свою обычную чушь, которой мне, оказывается, так не хватало, и, хоть в его болтовне и мелькали иногда эти либеральные мотивы на тему всеобщего равенства, братства и прочей чепухи, ничего экстремистского в ней не было.

Была лишь одна странность в том ничего не значащем разговоре. Вроде бы ничего особенного, он и до этого всегда любил пофилософствовать на отвлеченные темы, но тут меня что-то зацепило и не отпускала вплоть до того момента, как я вошла в здание ОМП. Он спросил слишком уж небрежным тоном:

– Слушай, Рина, вот как ты думаешь… – обычно после этого следовало пространное рассуждение на тему типа «кто сильнее, громоптица или гидра», но не в этот раз. – Как ты считаешь, время линейно?

Я не знала, что и думать, и он как-то быстро замял тему. Но на меня успело повеять скрытой опасностью этого вопроса.

Я хотела рассказать Талию Джонасу, но его сперва не было на месте, а потом госпожа Жанна, первый и основной секретарь главы ОМП, начала знакомить меня с моими обязанностями, и я как-то закрутилась.

Тетя Жанна поджимала губы и всячески выказывала свое неодобрение в свойственной ей сухой и предельно вежливой манере. Она вообще меня никогда не любила, считала, что я «слишком испорчена влиянием» дяди – это, кстати, почти цитата, я тогда подслушивала их с матерью разговор. А уж дядю она просто не переносила. Однажды даже пыталась настроить меня против него, мне тогда было пятнадцать, и я еще не умела особенно лицемерничать и высказала ей в лицо много всего, что стоило держать при себе. Еще бы – меня будет поучать женщина, чья прическа вышла из моды еще до апокалипсиса!

Наши отношения с тех пор так и не улучшились. Как и ее прическа.

– Господин Джонас – человек строгих правил. Он не допустит ни малейшей фамильярности или нарушения дисциплины, – наставляла меня тетя Жанна.

Зато теперь я умела улыбаться и молчать – или хотя бы говорить поменьше – в моменты, когда на язык просились грубости – или разрушительные чары.

– Кроме того, – заметила тетя Жанна, когда в конце рабочего дня инструктировала меня по поводу распорядка ОМП и лично Талия Джонаса, поведения в приемной и кабинете, а также правил обращения с кофеваркой. – Вам следует одеваться скромнее и, желательно, отказаться от косметики.

Я улыбнулась и промолчала.

Мы не сработаемся.