Читать книгу Империя дракона - Натали Альбертовна Якобсон - Страница 9

Колесо золотистой прялки с легким жужжанием крутилось вокруг своей оси. Тонкая нить сверкала, будто с потолка на нее лился лунный свет. В отдаление звучали все те же самые, уже знакомые женские голоса, а мне казалось, что я слышу эхо музыки небесных сфер.

Что за наваждение? Я хотел проснуться, но не мог открыть глаза. Веки потяжелели и как будто налились свинцом. Во сне передо мной проносились странные картины. Все это было похоже на воспоминание из далекого прошлого. Некроманты разговаривают с джиннами, появившимися из масляной лампады, нагруженный роскошными товарами караван медленно движется через пустыню, а где-то под песочными заносами и барханами прячутся до наступления темноты злые духи, которые ночью явятся перед купцами и потребуют назначенной платы. Потом, как оазис появилась арка увитая гирляндами цветов и статуя мраморной богини. Затем мастерская художника, где пахло красками, а на мольберте стоял незаконченной портрет очаровательной рыжеволосой дамы склонившей над прялкой. Но где сам живописец? Вокруг разбросаны кисти, опрокинуты баночки с тушью для рисования, валяется на полу палитра, но самого хозяина нет в живых. Он был молод и талантлив, но писал портрет того существа, за одно упоминание о которых суд инквизиции отправил бы его на костер. Гений полюбил бессмертное и жестокое создание, и запечатлев прекрасные черты на портрете должен был умереть. Только с помощью колдовства я смог прочитать незавершенную подпись в уголке картины, название « Золотая пряха» и имя «Флорио». В каком городе произошла трагедия я не смог узнать. Моя колдовская сила была ограничена и встретив чье-то сопротивления, я должен был отступить. Я только смог увидеть из окна мастерской шпиль ратуши под звездным небом, развевающийся на ветру штандарт и геральдические статуи на крыше какого-то дворца. Значит, мастерская находилась на чердаке какого-то здания, а под ней лежала, как на ладони центральная улица безымянного города. А кто это неизвестная на портрете. Золотая пряха? Но для пряхи она слишком роскошно одета. Ни у прях, ни у ткачих не бывает таких белых нежных рук.

Я проснулся в своей камере, но не увидел на полу никакой прялки. Только Камиль сидел на каменной скамье недалеко от зарешеченного выхода и лениво перебирал струны арфы. Я старался, не обращая внимания ни на него, ни на фальшивые ноты в его игре, снова вызвать интригующие картины. Мне это почти удалось. На этот раз я увидел карцер, где томился приговоренный к смерти, в ожидание казни. На площади за зарешеченным окном уже готовили помост, народ стекался к лобному месту, а тонкие пальцы осужденного листали ветхий молитвенник до тех пор, пока не обнаружили клочок бумаги, испещренный странными символами. И как по приказу в карцере приговоренного прямо из пустоты возникла призрачная, рыжеволосая женщина, протянувшая коленопреклоненному юноше свое веретено. Лунный свет скользнул по его кончику, как по острию кинжала.

Пробуждение было нежелательным, но настойчивые звонкие голоса могли разбудить даже мертвого. Сколько в них было фальши и лицемерия, и какие язвительные замечания. Те, двое, что вели беседу, явно любили позлословить.

Первым, что я увидел после пробуждения были две дамы, стоявшие прямо возле решеток. Их белая кожа фосфоресцировала в полумраке, зеленые платья из тафты приятно шелестели, поверх длинных рыжих локонов каждая носила остроконечный колпак, с которого спускалась темная вуаль. Пальчики с острыми ноготками обвивались вокруг железных прутьев. Мне показалось, что в этих с виду хрупких ручках на самом деле скрыта недюжинная сила.

– Взгляни, Арабелла, я же говорила тебе, что он красавчик. И кожа у него белая точь-в-точь, как у нас, – обратилась одна дама к другой. Я при всем желании не смог бы отличить их друг от друга. Совершенно одинаково одетые и причесанные двойняшки вызовут растерянность у кого угодно.

– Думаю, он легкомыслен настолько же, насколько красив, – высокомерно заключила та, которую назвали Арабеллой, но в глубине ее холодных глаз промелькнула заинтересованность.

Я действительно растерялся, вспомнив, что камзол и рубашка на мне порваны, а на пальце сверкает перстень с печаткой, который может носить только принц, в то время как принцем я себя больше называть не имею права.

– Он мне нравится, – опять заговорила ее подруга. Ее звонкий голосок напоминал птичьи трели. – Он так хорош собой и наивен, в то время как прямо перед ним провидение, очевидно, по неосмотрительности оставило ключ ко всем тайнам вселенной.

Она засмеялась. Сухой, серебристый смех доносился до слуха, как будто издалека, из-за глухой глинобитной стенки. Мне казалось, что я подслушиваю разговор, который для моих ушей не предназначен, но дамы в моем присутствие болтали так весело и непринужденно, будто меня вовсе здесь не было.

Где-то я уже видел этих девушек или хотя бы одну из них, но которую? Ведь они так похожи друг на друга, как точная зеркальная копия. Потом вспомнил картину. На холсте была изображена женщина в точно таком же роскошном зеленом наряде и колпаке с вуалью, склонившаяся над прялкой. Поскольку незнакомки с интересом разглядывали меня, будто пойманного в ловушку зверя, я тоже повнимательнее присмотрелся к ним. Какая же из них позировала для великолепной картины. Та, что стоит слева или справа? Да и стоит ли вообще придавать столько значения образу из снов. К сожалению, все, что снилось мне в стенах этой темницы, было наделено особенным смыслом. Я привык к тому, что вокруг меня кружат невидимые гости, которые на свой манер пытаются просветить новоявленного волшебника или просто развеять скуку. Они бы не стали забивать мою голову бессмысленными грезами. Здесь скрывалась какая-то тайна и я был исполнен решимости ее открыть.

Близняшки непринужденно беседовали между собой. Мое присутствие и Камиля ничуть не смущало их, будто и я, и он были всего лишь своеобразным дополнением интерьера или бессловесными созданиями, не способными поддержать разговор.

– Он надолго останется у нас, как ты думаешь? – весело щебетала одна. Разговор ,конечно, шел обо мне, но с такой легкостью и беспечностью, будто меня рядом не было.

– Все зависит от его талантов, – быстро откликнулась Арабелла. Она прильнула ближе к решетке, но даже если б она затерялась в толпе, то я бы как слепой узнал ее по необычному окрасу голоса. – Надеюсь, что он будет умнее, чем его предшественники. Об их участи он никогда не узнает, если не допустит ошибки.

Где-то я уже слышал такие же сладкоречивые предположения. Мне давно запомнилась эта легкая манера разговора. Из закромов памяти как будто вылетела яркая бабочка, озарив недавнее непонимание. Я уже видел этих двух дам, в самой чаще дремучего леса, они сидели за деревянным столом, поодаль от теплого оранжевого огонька и обсуждали вопросы государственной важности. Они сразу же почувствовали присутствие запоздало путника, с интересом подглядывающего за ними и испарились, оставив его в полном недоумении. Сейчас я был так же заинтригован их беседой, как когда смотрел на них через грязное помутневшее стекло низкого окошечка. Их присутствие озаряло бедную, обшарпанную избушку.

– Нам пора, Клариче! – Арабалла потянула за рукав замечтавшуюся о чем-то подругу. – Он уже проснулся, пойдем! Опасно находиться рядом с ним слишком долго.

Клариче неохотно двинулась вслед за привыкшей отдавать приказы Арабеллой. Проходя мимо скамьи, окутанной синеватым дымом, одна из дам, я так и не смог понять которая злобно ущипнула Камиля и сорвав с его головы бархатный берет швырнула прямо в дорожную пыль. А затем два совершенно одинаковых стройных силуэта растворились во мгле.

Ругаясь в полголоса, Камиль наклонился за своим бесценным ярко-зеленым беретом и осторожно начал стряхивать с него пыль. Сухой листочек, зацепившийся за павлинье перо, украшавшее берет, плавно отлетел в сторону. Откуда в темнице, глубоко под землей могли взяться листья? Может высохший дубовый лист зацепился за подол Арабеллы или Клариче. Это означало, что они могли беспрепятственно выйти из подземного лабиринта, несмотря на адских псов, расположившихся у ворот.

Всего за какое-то мгновение Камиль успел проникнуть в камеру. Несколько быстрых, неуловимых для взгляда движений и он уже раскладывал на столе свернутые трубочками листы плотной бумаги. Не сразу мне удалось сообразить, что это карты мира, которые я уже мельком видел в личном кабинете короля.

– Ты ограбил гильдию картографов? – насмешливо спросил я у Камиля, надеясь, что он хоть раз в жизни добродушно среагирует на шутку. Он, напротив, обиженно поджал губы и с усердием продолжал вытаскивать из кожаной сумки все новые плотно свернутые и перевязанные лентами рулоны.

– Его милость пожелал, чтобы вы имели хоть какое-то представление о внешнем мире, – Камиль развернул средних размеров морскую карту и прижал ее концы первыми попавшимися под руку предметами, бюваром для письменных принадлежностей и тяжелой бронзовой чернильницей.

– Вот пролив, по которому мы плыли, направляясь сюда, – Камиль с гордостью указал на крошечную черточку на карте. – Видите, даже я могу кое-что запомнить, – похвастался он и тут же опасливо покосился в мою сторону, надеясь, что случайно спорхнувшие с болтливого языка слова не дадут мне пищу для размышлений и выводов.

Пролив находился в подозрительной близости от обширных княжеских владений. Эти земли и морской канал были разделены лишь крошечным государством, где единственным крупным городом была столица, а возле границ расположились села и деревни. Еще дальше протекала полноводная река Луаза. Скорее всего недалеко от ее берегов находились запретные врата в другой мир, которые охранял никс. К берегам реки он мог заманивать приглянувшихся ему путников.

– Что нужно в подземелье этим дамам, Камиль? – поинтересовался я. – Думаю, больше нет смысла выдавать их за галлюцинацию.

– Они очень вредные и дерзкие, – при воспоминание о злобных тычках и насмешках щеки Камиля залил румянец. – Лучше никогда не вступайте с ними в дискуссии. У них острые язычки, способные задразнить кого угодно.

– Даже твоего хозяина – князя?

– Ну, с его милостью дела обстоят несколько иначе. Он ведь наш сюзерен, – на этот раз яркий румянец почти достиг заостренных ушей никса.

– Вы можете называть их волшебными пряхами, – наконец соблаговолил доложить он. – Двоих вы уже знаете по именам, с остальными скоро познакомитесь. Однако с ними надо держаться начеку, сболтнете чего-нибудь лишнее и вы пропали.

Меня так и подмывало спросить, как же зовут ту пряху, которая дважды заглядывала ко мне в камеру. Она казалась наиболее загадочной, но так прямо расспрашивать о незнакомке я не решался.

Вскоре никс представил мне еще двоих, Мадлен и Нириссу. Несмотря на поразительное внешнее сходство, я научился отличать их друг от друга. Каждую рыжеволосую деву окружала особая, одной ей присущая аура. Когда передо мной появилась самая высокомерная из волшебных прях Пантея, я безошибочно узнал в ней предмет восхищения несчастного живописца.

Для меня оставалось загадкой, то почему Камиль называет их волшебными пряхами. Может быть, потому, что каждая из них носит на кушаке острое, отливающее червонным золотом веретено. В отличие от Камиля, они никогда не проходили сквозь решетки, будто это было им строго запрещено. В последнюю очередь Камиль представил мне самую юную из шести дам, хотя с первого взгляда вряд ли можно было заметить хоть какую-то разницу в их возрасте и однотонной внешности. Пряху звали Шантель. Она выглядела более нежной и чувствительной, чем пять ее спутниц. Только в глазах иногда вспыхивало безумие, будто сквозь крошечные, темные зрачки в этот мир пытается заглянуть демон.

– Князь хочет, чтобы мы докладывали вам о том, что происходит во внешнем мире, – сказала как-то Пантея, решившая снизойти до общения с узником. – Надеюсь, вы еще не утратили интерес к тому, что происходит в среде людей, милостивый государь?

В звонком голосе отчетливо послышалась ирония.

– Мне хотелось бы узнать, о том, что стало с родиной и с тем, что незримо присутствовало в ее пределах.

Пантея сразу уловила скрытый, осторожный намек и снисходительно улыбнулась.

– Города и селения сравняли с пеплом, но есть то, над чем стихии огня и воды не властны. Ученики со всех сторон света до сих пор стекаются к мосту. Лишь немногие из них станут адептами. О судьбе тех, кто возомнил себя всесильным вы, скорее всего, уже прочли.

Пантея стояла близко к решеткам и я имел возможность получше присмотреться к ней. Волосы, яркие как оперение жар-птицы представляли неприятный резкий контраст с полупрозрачной кожей. Ни веснушек, ни пигментных пятен, лицо похоже на чистый лист бумаги, на фоне которого мирно полыхают карие с золотистыми крапинками глаза.

Несмотря на вызывающую гордыню, она выглядела очень юной и хрупкой. Внешность почти всегда обманчива. Я догадывался, что Пантея существо еще более древнее и долговечное, чем мои колдовские фолианты. Она появилась задолго до сотворения всех старинных, отмеченных на карте городов. Если б она решилась записать на бумаге свои воспоминания, то на это бы ушел ни один том.

Шантель взирала на меня с опаской, не как на неопытного начинающего чародея, а как на адепта, постепенно достигшего мастерства. Поначалу знания давались мне с трудом. Приходилось радоваться даже самым незначительным открытиям и тщательно сверять ранние, сделанные в спешке записи с более поздними. Зато, как только я смирился с мыслью, что помощи ждать неоткуда, работа пошла, как по маслу. Перо с быстротой и легкостью плясало по бумаге, испещряя листы важными, понятными мне одному формулами и условными знаками. Когда рука уставала от долгого чистописания, перо проворно выскальзывало из затекших пальцев и начинало самостоятельно вести необходимые записи. Я ничего не диктовал ему вслух, только мысленно. Для таких волшебных трюков у меня уже хватало сил. Так, что даже стены не смогли бы ничего подслушать. Конечно, князь мог использовать мои открытия в своих целях, но сможет ли он прочесть все эти записи. Только в том случае, если ему знакома самая древняя грамота чародеев, необычная и замысловатая азбука. Я надеялся, что даже он не настолько просвещен. Все мысли и чувства выражали яростный протест, против козней князя и судьбы. Однако, с неспешным течением времени, я пришел к выводу, что никого фатума нет, что моя судьба в моих же руках.

Ротберт все реже посещал темницу. Скорее всего самые важные дела ждали его на поверхности земли, а не в ее недрах. Лишь иногда полы пурпурной порфиры неприятно шелестели в темном коридоре и слышались мерные, гулкие шаги. В отличие от Ротберта Камиль и пряхи двигались по пыльным закоулкам совсем не создавая шума. Они как будто парили над песчаной дорожкой, а не ступали по ней. Они, всемером были главными членами свиты колдуна. Об этом с легкостью мог догадаться любой, вступивший с ними в непродолжительную беседу.

Я так и не понял, кого имела в виду Арабелла, говоря о моих предшественниках, пока, пролистывая какую-то книгу не заметил, что сноски и пояснения на полях написаны более свежими чернилами, чем сам текст. Значит, все эти отметки не были ремаркой автора, как показалось мне в начале. Какой-то неизвестный, может даже умирающий в страшной спешке записывал на широких полях и под текстом предупреждения. Каллиграфический, ровный почерк становился все более размашистым. На последних страницах это уже были неразборчивые каракули. Это свидетельствовало о том, что рука писавшего быстро слабела, чернила кончались. Вместо фиолетовых чернил, запись была завершена красными. С помощью тайного зрения я смог прочесть все, даже те строчки, где буквы сливались и наезжали друг на друга. Поняв, что конечные строки написаны кровью, я с уважением задумался о том, кто приложил все силы, чтобы предупредить о страшной опасности, которой подвергают себя все искатели неизведанного. Все усилия несчастного разбились о глухую стенку тупика. Предупреждение прочел именно тот, кто во что бы то ни стало решил стать корифеем в усовершенствование запретных искусств.

Конечно, можно было попробовать устроить побег из темницы. Применить полученную мощь, чтобы бороться с магией, прочным щитом загородившей выход из темницы. В конце концов я мог бы убедить Камиля, стащить где-нибудь рапиру. Он без всякого понукания приходил каждый вечер, чтобы взглянуть на меня. Между нами даже установилось странное взаимопонимание и казалось, никс будет не прочь стать другом и слугой новоявленного чародея, при этом подло изменив бывшему хозяину.

Тем не менее какая-то неведомая сила удерживала меня в подземелье. Меня неодолимо влекло к старинным книгам, к тому могуществу, которое мне обещали коварные, бесплотные собеседники. Я больше не испытывал ни страха перед ними, ни угрызений совести за то, что общаюсь с нечистой силой. Иногда они сообщали мне о том, что посветят меня в такие секреты, которые и не снились князю. В такие мгновения, мне казалось, что я прикоснулся к тайне сотворения мира.

Запертый в четырех стенах, я мог лишь читать о тех праздниках, арлекинадах, пирах и оргиях, устраиваемых богатыми феодалами из прихоти и чтобы развеять скуку. Над поверхностью земли, алеют зори, в пустынях палят лучи обжигающего солнца, рыцари сражаются друг с другом, чтобы доказать свою удаль, а я должен трудиться над забытыми рукописями в мрачном подземелье. Мне хотелось снова увидеть солнечный диск, золотистое гало вокруг луны, услышать крики морских чаек. Однако, когда я поднял голову от книги, то вместо волн и небесных светил увидел отвратительный оскал голого черепа. Я отпрянул и тут же своды темницы содрогнулись от звонкого смеха Камиля. Он убрал окаймленную серебром, трагическую маску. Сразу было заметно, что он доволен своей шуткой.

– Пойдемте со мной, я хочу вам кое-что показать, – никс поманил меня куда –то в темноту. Должно быть, сильно рискуя собственной шкурой, он решил ненадолго вывести меня из камеры. Сложно было понять, каким способом мы миновали зарешеченный проход и очутились в темном, разветвленном коридоре.

– Не отставайте от меня ни на шаг, – предупредил Камиль и быстро засеменил по узкой дорожке, извивавшейся меж казематов и каменных мешков. Мы миновали крохотную площадку с колодцем под черепичной крышицей. По срубу ползали раки и скорпионы, извивались скользкие тела гадюк. Я старался не обращать внимания ни на них, ни на непрекращающиеся стенания и мольбы, летевшие следом за нами. Наряду со стонами, мне послышалось тихое пение.

Камиль провел меня мимо камеры пыток, заставленной сложными станками и инструментами. Неопытному наблюдателю они могли показаться всего лишь хаотичным нагромождение досок, цепей и железок, но я сумел различить дыбы, мантию, стальной сапог и несколько Железных Дев, очевидно изготовленных в разных областях, каждая с личным изобретением нового мастера. О предназначении многих инструментов я даже не догадывался.

Камиль протащил меня по узкому тоннелю. Проходя там, нам пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться головой о низкий потолок. Чтобы не заблудиться в лабиринте и не упустить проводника, я на всякий случай придерживал Камиля то за лацкан кафтана, то за шиворот.

В конце концов холодные длинные пальцы никса подтолкнули меня к узкому притвору, за которым все серебрилось от лунного света. Но разве могут лучи луны проникнуть так глубоко под землю.

– Смотрите, они сейчас придут, – горячо зашептал Камиль.

Я взглянул и увидел вращающееся колесо прялки, а недалеко от нее резные фигуры и каменные статуи ангелов с заостренными крыльями и крышки саркофагов. По спине пробежал неприятный холодок.

– Зачем ты привел меня в гробницу? – шепотом спросил я у Камиля, онемевший язык почти не слушался меня.

В ответ никс поднес палец к губам, приказывая молчать. Он сам с интересом разглядывал синеватые глыбы, но старался не слишком высовываться из укрытия. Его худое тренированное тело лишь едва прижималось к стене. Каждый нерв был заранее напряжен, чтобы тут же улизнуть в случае опасности.

От камней веяло неприятным холодом, а от земляного пола сыростью. Хаотичное нагромождение всевозможных памятников, принадлежавших к разным эпохам и стилям вызывало смутное подозрение. Должны ли все эти изваяния находиться глубоко под многими пластами земли или все они украдены каким-то исполином и принесены сюда. Там где кончались искусно отделанные саркофаги, свободное пространство под суженом потолком принимало форму пирамиды. Просторная зала больше напоминала крипту. Света почти не было, но мраморные изваяния расставленные повсюду выделялись на фоне тьмы яркой голубизной. На плоских каменных постаментах грациозно расположились два сфинкса. Обе женские головы, не взирая на львиное туловище казались прекрасными. Каменный оракул в помещение был явно лишним. А при виде вылитого из бронзы ифрита с заостренными, нетопыриными крыльями по коже бежали мурашки. Несколько таких же уродливых истуканом терялись во мгле. Экзотический мир статуй не произвел на меня должного впечатления. Никс, как хищная кошка, прижавшийся к стене казался более таинственным и интригующим существом, чем все эти мраморные легенды.

Я еще раз оглядел в беспорядке расставленную коллекцию. Все эти истуканы были частью фольклора забытых цивилизаций и эпох. Я уже хотел спросить у Камиля, чего мы ждем, ведь кроме прялки, которая работает сама собой в крипте нет ничего интересного.

Не дожидаясь вопроса Камиль шикнул на меня, вновь призывая к молчанию. Из темноты выступили шесть фигур, призрачных и неестественных. Первой вынырнула из тьмы Пантея, грациозно и легко, как танцовщица. Зеленое платье тускло светилось, будто оперение некой экзотической птички, распущенные волосы украшала корона. На белом кружевном фартуке алели несколько пятнышек, напоминавших кровь. Она плавно закружилась на одном месте, подставив лицо золотому дождю, посыпавшемуся с потолка.

– Пора за работу, – пропела она. Ее звонкий голосок пронзительным эхом отразился от каждой стенки. Дождик продолжал струиться и золотая россыпь напоминала частички раздробленных червонцев. До этой минуту я и не знал, какой притягательной может быть магия фей. Я тайком подсматривал за пряхами и каждая из них напоминала мне древнюю богиню. Вокруг стройной и хрупкой Пантеи закрутился неясный балет теней.

– Где ты была? – спросила у нее Шантель.

– В северных провинциях, – последовал певучий ответ. – Там сейчас холодно, цверги трудятся под землей, крестьяне мерзнут в избушках, чванливые феодалы выезжают на охоту. Так приятно сбить их со следа и заманить в овраг или бурелом.

– А я была далеко на востоке, вблизи тропических лесов, – зазвенела быстрая речь Клариче.

Остальные на разные лады начали расхваливать юг и запад, просторы океанов и отважных мореплавателей, которые не боятся бушующей стихии. Они говорили о том, что побывали во многих частях света, но не нашли тех, кого искали. Выслушав их, Пантея с гордостью заявила.

– Одна высокородная дама умоляла меня оказать ей поддержку. Она хочет убрать со своего пути опасную соперницу. Чтобы сшить отравленный наряд, ей нужна наша пряжа.

Пантея сняла с пояса свое веретено. В этот миг длинные, скользкие пальцы Камиля вцепились мне в рукав, будто давая понять, что скоро нам придется уйти с представления. Я успел увидеть, как Шантель послушно села на низкую скамеечку рядом с прялкой. Блистающая нить вместо того, чтобы ровно сматываться, кольцами ложилась на пол, создавая узор парчи. Весь этот роскошный материал они сумели создавать без ткацкого станка.

– Как это у них выходит? – шепотом спросил я у Камиля.

– Молчите, иначе они поймут где мы прячемся, – прошептал он мне в ухо.

От долгого наблюдения за быстро крутящимся колесом у меня зарябило в глазах. Я взглянул поверх головы Шантель и заметил, что сфинксы за ее спиной ожили. Львиные когти царапали постамент, красивые женские головки зашевелись, стряхивая с волос пылинки и капельки золотого дождя. Пантея послала воздушный поцелуй бронзовому ифриту и тот в ответ плавно взмахнул крыльями. Холодные, сильные пальцы обручем сомкнулись на моем запястье и Камиль настойчиво потащил меня прочь.

– Правда, они настоящие мастерицы? – спросил он, когда крипта осталась далеко позади. – Они каждый раз устраивают целую мистерию, перед тем как приняться за работу.

– А зачем им нужна вся эта кудель и парча?

– Для разных целей, – уклончиво ответил никс. По тону голоса было ясно, что больше от него ничего не добьешься.

– Только не проболтайтесь, что я водил вас к крипте, – предупредил он, как только мы снова оказались в камере. – Мне просто хотелось, чтобы вы хоть раз понаблюдали за их играми, вместо того, чтобы прислушиваться к далекому пению.

– Постараюсь не забыть про твою услугу, – с легкой иронией пообещал я.

Камиль тоже усмехнулся и, сняв берет, отвесил шутливый поклон.

– Надеюсь, что когда участь моего народа будет зависеть от вашего решения, вы вспомните, что однажды я рисковал, чтобы развлечь своего господина.

– Ты считаешь себя моим слугой, а не надзирателем?

Камиль неопределенно пожал плечами.

– Вечно приходится кому-то прислуживать, – со вздохом заметил он. – Такова участь бродячего духа. Князь даже ни разу не похвалил меня. Обычно приходится исполнять не только приказы сюзерена, но и почтительно кланяться всей его родне, друзьям, знакомым, даже каждой хозяйской собачонке. За усердие вместо награды чаще приходится выслушивать упреки.

Камиль забыл упомянуть, что некоторых гостей своего хозяина после непродолжительных почестей он либо, ловко подсыпав яд в бокал, отправлял на тот свет, либо заманивал в темницу. По этой части выполнения заданий он был незаменим. Везде, где требовалась ловкость он мог обойти конкурентов на несколько очков, а потом притвориться абсолютно безобидным, шаловливым существом. За это Ротберт и терпел его возле себя. Хотя такой изворотливый слуга в крайнем случае мог предать даже своего господина.

– Вы уже сами начертили карту той местности, где хотите побывать, – Камиль уже очутился возле стола и с уважением разглядывал мои перья, линейки, циркули и карту с обозначением планет, вращающихся вокруг своих орбит, небесных светил и знаков зодиака.

– Ты считаешь, что полет в небеса это мое сокровенное желание? – не без иронии спросил я.

– Думаю, это ваша заветная мечта. Только вы сам не желаете признаться себе в том, что мечтаете о чем-то недостижимом, – у Камиля либо заранее был готов ответ на все, либо хорошо развито мышление. Он любил позлословить, но в перерывах между очередными шутками был очень красноречив.

Надо ли было сообщить ему, что я хочу увидеть мир не в различных масштабах всевозможных карт, а во всей его красе. Камиль понимал, что сложно чертить все эти линии, конусы, многогранники и расположенные в особом порядке знаки зодиака при одной лишь свече. Он знал, что диаграммы и символы, расположенные по несколько измененным правилам приобретают особую силу. Делать вычисления нужно было с математической точностью, чтобы случайно не обратить весь кропотливый труд во вред самому себе. Все это было лишь самой низшей ступенью волшебства. Я двинулся дальше, к высшим знаниям и только после этого смог понять как велика разница между астрологией, точными науками, алхимией и настоящим колдовством. Теперь я мог отличить трюки простых ученых и некромантов от подлинных волшебников, которые могут творить чудеса лишь с помощью жестов и заклинаний.

Среди маловажных, но далеко не лишних аннотаций встречались указания о том, как использовать для составления чудодейственных эликсиров и мазей разные растения. Травы, ягоды боярышника, лаванды, розы и ноготки – все имело свое предназначение. Где-то я вычитал о том, как можно использовать сок, добытый из коры стоящего на распутье дерева. Для этого надо надрезать кору в определенный час в полнолуние.

– Между прочим, если по оплошности шаловливых духов путь к потаенным сокровищам будет указан вам, а не князю, не пренебрегайте этими сведениями, – осторожно заметил Камиль.

– Иногда тебя довольно сложно понять, – я захлопнул тяжелый фолиант прямо у него под носом и принес из равелина другую книгу.

– По-вашему я слишком мудрено выражаюсь?

– Именно, – согласился я. – Если хочешь быть менестрелем и не вызывать подозрений, то твои баллады должны быть рассчитаны не только на самых умных, но и на людей среднего интеллекта.

Тонкий намек задел никса за живое.

– Вам просто не на ком больше вымешать свою злобу, – тут же ощетинился он.

– Кто бы не разозлился на моем месте. Держа в клетке можно обучать только говорящего попугая.

– Правильно, – кивнул он и как бы между прочим поинтересовался. – А для чего этих попугаев учат говорить?

– Чтобы потом хозяин мог похвастаться перед публикой своей на редкость умной птицей.

Никс даже захлопал в ладоши, аплодируя моей догадливости.

– Почти угадали, – прокомментировал он. – Только в нашем случае хозяину нужна более грозная птичка. Предположим, аристократ, которому грозит изгнания продемонстрировал бы испуганным зрителям свое умение повелевать гарпией или химерой. Они бы стали спорить с ним в этом случае.

– Это было бы не разумно с их стороны, – сухо заключил я, про себя сетуя на то, что приходиться выслушивать его сумбурные предположения.

– Его милость считает точно так же, как вы, – обрадовался Камиль, сделав вид, что не заметил раздражения в моем голосе. Его губы снова скривились в хитрой, льстивой ухмылке, которая с самого начала вызвала у меня неприязнь.

По узкому коридору хлопая черными крыльями пронеслась в быстром полете отвратительная гарпия. Я испытывал невольное отвращение к этим жутким тварям, прятавшимся по темным углам и спавшим в пустых камерах. Раз кто-то спугнул одну из них, значит, один из пустующих казематов срочно понадобился сторожам. Как будто в подтверждение моим мыслям, скрипнул ключ, поворачиваясь в замке. Где-то недалеко раздались шаги и звон цепей. Пронзительно заскрипели заржавевшие решетки.

– В соседнем карцере, недалеко от вас, теперь будет жить еще один благородный узник, – объяснил Камиль, с явным удовольствиям прислушиваясь к крикам и жалобам, настолько громким, что они доносились до нас, несмотря на толстые каменные стены. – Все высокородные особы такие изнеженные, бьюсь об заклад он и недели не продержится в здешнем климате.

Среди сырых стен, недалеко от колодца, действительно было очень холодно, но с помощью волшебства я научился поддерживать в камере приятное тепло. Гораздо сложнее было отгородить себя невидимым барьером от затхлого, пропитанного подземной влагой воздуха, но и это мне удалось. В сухом и теплом равелине книги неплохо сохранились, но приходилось каждый раз убирать их назад, подальше от шероховатых стен, покрывавшихся влагой, как росой.

Доносившие до нас жалобы постепенно перешли в угрозы. Пленник требовал, чтобы его отпустили. В ответ только звонче звенели кандалы, да еще дразнящий голосок Клариче распевал на все лады, что ни один узник не сможет выбраться отсюда живым.

– Злополучный охотник пытался подстрелить из арбалета одну из наших птиц. За это он должен понести наказание, – сказал Камиль.

Вдали опять раздался звук поворачивающегося в замке ключа и зазвенел торжествующий, серебристый смех Клариче.

Я прикрыл веки, пытаясь заглянуть в соседние помещение с помощью своей тайной силы. После нескольких попыток мне удалось разглядеть камеру вдвое меньше моей. Там было намного темнее и любой попавший в такое убогое замкнутое пространство непременно бы повредился рассудком, поэтому меня не удивило то, что заключенный мечется, как раненый зверь и шепчет что-то себе под нос. В порванной и грязной одежде, с синяками и царапинами на коже он представлял собой жалкое зрелище. Однако элегантная, ухоженная Клариче с интересом наблюдала за ним и внимательно выслушивала все его мольбы об освобождении. Плутовка была бы не прочь взять себе предложенный выкуп, но и пленника выпускать не желала.

– Думаю, теперь вы не будете чувствовать себя таким одиноким, – заключил никс, прислушиваясь к пререканиям, слившимся в одну сплошную словесную дуэль. – Если леди Клариче задумала стать чьей-то компаньонкой на долгий срок, то несчастный не сможет от нее отделаться.

Своим сверхчеловеческим слухом Камиль улавливал все звуки на мили вокруг, то как капает вода со стенок каменного колодца, как летучие твари возятся в своих норах, как крутился веретено в отдаленной крипте. Постепенно я начал приобретать такую же остроту слуха и теперь различал, как уже охрипший узник шепчет свои угрозы, а Клариче с легким юмором отвечает ему.

От мысли, что после каждого пробуждения я буду слушать этот своеобразный комический дуэт, на душе заскребли кошки, но ,поразмыслив, я решил, что любое присутствие рядом жизни, лучше, чем вечное одиночество.

Каждый раз, засыпая прямо на соломе, я видел необычные сны. Путь сновидений вел меня через разрушенные города, пустоши, тропические леса, скалистый перешеек и водный канал. Как наяву я видел величественные здания, деревянные терема, палаццо на скалистом побережье, сторожевые крепости и танцевальные залы, одинаково роскошные и необитаемые. Над всем этим великолепием где-то высоко под куполом небес кружил сонм белокрылых ангелов, но совсем не было людей. Все пути неизменно приводили меня к замку настолько красивому и величавому, что все остальные достопримечательности разных стран выглядели ничтожными по сравнению с ним. Мне ни разу не удавалось рассмотреть штандарты, реющие на ветру над шахматными башнями. Во внутреннем дворе грациозно вздымалась украшенная деревянной змеей крыша кирпичного колодца. По кристально-чистой воде плавал ковшик, но стоило мне перегнуться через сруб, чтобы взглянуть на свое отражение и вместо собственного лица, я видел золотую, увенчанную зубчатым гребнем голову дракона. Круги расходились по воде и сон медленно размыкал свои ледяные объятия.

Взамен я пытался вызвать какие-нибудь приятные видения, закрыть глаза и окунуться в красочный калейдоскоп прошлых веков и далеких стран. Однажды Шантель разбудила меня от сладостного забытья. Она просунула руку сквозь прутья решетки в надежде дотянуться до меня. Пальчики были очень длинными, да и сама кисть руки показалось намного более тонкой и гибкой, чем человеческая. Я отшатнулся от нее с такой поспешностью, будто за мной тянула когти смерть или чума.

Шантель ничего не сказала, но в ее взгляде читалось осуждение. Пухлые алые губки обиженно надулись. В этот миг она выглядела, как изнеженная капризная барышня, зашедшая в темное злачное место только из милосердия, чтобы облегчить судьбу узника. Жаль только, что вместо корзинки с сухарями, пирогом и спрятанной веревкой, в ее руке сверкало острое веретено. Первое впечатление было ошибочным. В облике Шантель всегда присутствовало что-то от музы, от забытой богини, которая решила ненадолго показаться смертным.

– Бедный мальчик, – произнесла она сладким, певучим голосом. – Безрассудный златовласый дуэлянт. Неужели ты не понимаешь, что если не станешь служить ему верой и правдой, то будешь убит, как твои братья.

Я сразу понял, о ком она говорит. Неужели эта девушка уличила меня в том, что я стараюсь использовать колдовскую силу первым делом во благо себе и уж в последнюю очередь, чтобы потакать прихотям князя.

С каскадом рыжих кудрей, миндалевидными глазами и соблазнительным бантиком губ, она скорее напоминала фарфоровую куклу, чем фурию. Только неторопливая грация выжидающей пантеры выдавала истинную натуру. Овальное личико, старомодный зеленый колпак с вуалью, платье на кринолине, неужели так и должна выглядеть настоящая фея.

На языке уже вертелся дерзкий ответ, но Шантель смотрела на меня с такой грустью, что я не решился высказать ей все, что думал. Лишь попытался вежливо объяснить, что князь глубоко ошибается полагаясь на мои способности. С его стороны было бы куда умнее и к тому же менее хлопотно похитить какого-нибудь ученого или еще лучше нанять секретаря. За удвоенную оплату любой из королевских секретарей, не долго думая, перебежал бы на новую службу, даже не поинтересовавшись зачем работодателю понадобилось расшифровывать все эти более чем подозрительные манускрипты.

– Все слуги короля были так продажны? – Шантель удивленно захлопала ресницами.

– Многие, но не все, – резонно поправил я. Тем не менее перебрав в уме имена людей из королевской свиты, я не смог припомнить никого заслуживающего безграничного доверия. Потом в памяти как будто зазвонил тревожный колокол, снова зазвучали обвинения и угрозы, которые пришлось выслушать в зале совета. Дело бы не ограничилось просто словесной баталией, стаю одичавших волков не остановить словами, если ты не волшебник. Окажись я в тот день чуть менее решительным и путь моей жизни оборвался бы у одного из лобных мест.

Что сказали бы Флориан и Клод, если б узнали, что их любимый младший брат практикуется в черной магии, помогая собственному тюремщику приобретать все большую власть над миром. Они имели бы полное право отвернуться от такого предателя, но скорее всего они бы меня простили. Хотя я был уже не тем Эдвином, который легко вызывал восхищение большей части королевского двора. Попав в подземелье, я перестал быть тем легкомысленным юношей, которого они знали и любили. В душе я неузнаваемо изменился, сохранилась неизменной лишь внешняя оболочка.

Я взял со стола свечу и поднес ее поближе к решеткам, чтобы лучше видеть лицо собеседницы. К моему удивлению она не отпрянула от огня, как это каждый раз делали ее подруги. Свет даже на расстояние жег ей кожу, но она не хотела уходить, не желала оставить меня в одиночестве . А ведь большую часть времени я проводил в компании надоедливых духов и бесплодных мечтаний о побеге. Я заметил на щеках Шантель влажные сверкающие дорожки.

– Слезы? – от изумления слова сами собой срывались с губ. – Ты собралась меня оплакивать?

– Еще не время, – тихо ответила она. – Ты проживешь в заточение еще год или два, а когда князь поймет, что от тебя нет никакой пользы, то отдаст тебя на растерзание гарпиям и прочим обитателям здешних темных закоулков.

– Значит, так тому и быть, – беспечно пожал я плечами. – Попробую сразиться с вашей армией с помощью самодельного оружия и некоторых заклинаний.

– Упрямец, – крикнула Шантель. – От тебя требуется всего-то написать заново несколько забытых строк.

– И отдать еще несколько процветающих государств во власть твоего хозяина?

– У тебя еще недостаточно сил, чтобы ему противостоять, но ты уже способен сделать то, что он от тебя требует и получить некоторую свободу. Помни за службу тебя ожидает вознаграждение! – Шантель взмахнула длинным шлейфом и скрылась в темноте, а мне оставалось только поразмышлять над ее наставлениями.

Я уже достиг некой непостижимой ступени познания, но запертые замки ограничивали мою силу. Конечно мне хотелось стать опытном магом и творить такие же чудеса, на которые был способен Ротберт. Свеча в моей камере пылала уже много дней и ночей. Воск капал в плошку, но фитиль не уменьшался ни на дюйм, а двери были заперты так надежно, что вряд ли удалось бы проломить их даже с помощью тарана. Мне захотелось узнать, с помощью каких тайных сил, Ротберт умеет управляться со стаей крылатых поджигателей. Я отомкнул застежки книг, где на потертых страницах были заметны пробелы и незаполненные строки. Баночки с красной и черной краской и набор кистей, которые принес никс оказались как нельзя кстати. Я осторожно начал рисовать на ветхих страницах знаки, известные мне одному и терпеливо ждал пока они высохнут. Работа была кропотливой, но долгий труд увенчался успехом. Даже незримые собеседники начали шептать на все лады о том, каких успехов я мог бы добиться. Ненадолго отрываясь от работы, я беседовал с духами, как со старыми друзьями и ничуть не смущался того, что они знают все подробности о моем прошлом. Вскоре, чтобы скрасить убогую обстановку, по моему велению из огня рождались перламутровые бабочки, гвоздики и яркие померанцевые цветы распускались прямо на плитах пола. Только пышный черный розан, расцветший на крышке дубового стола неожиданно напомнил о том, что создавать эти чудеса я могу лишь с помощью опасных и непостижимых сил, которые почти невозможно надолго удержать в повиновении.

Ротберт почти не заходил ко мне. Я даже начал думать, что он вовсе позабыл о моем существование. Во всяком случае он бы не пошел наперекор своей гордыне, чтобы хоть раз похвалить узника за трудолюбие. Арабелла и Клариче приходили рассказать мне о последних событиях в смертном мире и сказать, что их хозяин наверняка будет доволен моими трудами, когда закончит дела первой важности и найти минутку другую, чтобы заглянуть ко мне.

Как бы жадно я не вслушивался в их рассказы о войнах, интригах и успехах людей, но понимал лишь немногое. В их историях каждый раз присутствовало слишком много неизвестных мне имен правителей, названий праздников и мест грандиозных сражений, которые были для меня пустым звуком.

Оставшись в одиночестве, я склонился над очередной книгой, но мое занятие прервали громкие, шаркающие шаги, будто какой-то землекоп медленно бредет по тоннелю, таща на своей спине мешок с камнями. Шаркающие шаги приближались. Вскоре я заметил на пороге своей камеры жуткое, сгорбленное существо. Как оно смогло пройти сквозь решетки и что ему было нужно от меня. Как неприятно было видеть этого отвратительного горбуна вместо привычной величавой фигуры в щегольской мантии. Мне очень захотелось, чтобы князь снова навестил меня, поведал о своих планах, сказал хоть слово похвалы и главное, чтобы он прогнал подальше от меня этого мерзкого горбатого соглядатая. Может это один из сторожей или крысолов, с которым я до сих пор ни разу не сталкивался. Почему его злобные красные глаза смотрят на меня с такой неприязнью. Поскорей бы явился Ротберт, с этой мыслью я подвинул плошку со свечой так, чтобы узкий луч света отгородил меня от мерзкого незнакомца. Блики от свечи заплясали по всему свободному пространству, но горбун ничуть не испугался света. Это меня удивило и насторожило. Ведь все создания тьмы, ютившиеся в подземелье боялись огня. Пламя даже на расстояние нескольких шагов причиняло им боль.

Горбун ни чуть не испугавшись направился прямо ко мне. Его ноги в тяжелых башмаках неприятно шаркали о каменные плиты пола. Узловатые пальцы с грязными ногтями потянулись к моему лицу. В ужасе я отшатнулся и услышал над своим ухом знакомый, проникновенный голос.

– Испугался, мой мальчик, – с издевкой спросил горбун. – Не волнуйся, скоро ты будешь так же красив, как я.

От сухого гомерического хохота даже монолитные стены, казалось, вздрогнули и пошатнулись. Уже знакомый смех. Я с сомнением посмотрел на горбуна. Он говорил со мной, но из его горла вырывался голос князя, совсем не подходящий к этому убогому телосложению.

– Вы! – тихо и удивленно выдохнул я, не смея поверить в то, что передо мной стоит недавний кумир всех чародеев. Князь неузнаваемо изменился. Конечно, он был мастером перевоплощений, как и любой маг. Может, он просто решил жестоко подшутить надо мной, принимая облик безобразного горбуна.

– Что с вами случилось? – вопрос вырвался против моей воли и был произнесен скорее с интересом, чем с участием. Любопытство пересилило страх и я начал разглядывать лицо старика, еще недавно бывшее молодым. Гладкую кожу прорезали морщины, глазницы стали глубже и маленькие алые зрачки зияли, как будто из углубления, губы сузились, нос с горбинкой чуть вытянулся и стал напоминать орлиный клюв. Несмотря на все эти разительные перемены, в чертах Ротберта сохранилось прежнее высокомерие, тайное превосходство над людьми, не наделенными его властью.

Подождав немного, я повторил свой вопрос еще раз, но вместо ответа, Ротберт с яростью схватил со стола стопку аккуратно переписанных заклинаний и швырнул их мне в лицо. Листы веером рассыпались по полу. Если Ротберт надеялся вызвать у меня приступ злобы то ошибся. С безразличием я пожал плечами, выражая свое недоумение и наклонился, чтобы собрать бумаги. Потом вспомнил, что все эти формулы уже затвержены мною наизусть и решив продемонстрировать свое мастерство быстро щелкнул пальцами. В один миг ветер поднял и закружил вереницу бумаг, а спустя мгновение они уже ровной стопкой лежали на дубовой столешнице.

– Сегодня вы не в духе, значит ли это, что ваши планы потерпели полный крах? – участливо поинтересовался я.

– Я выиграл в карты бестолкового самовлюбленного ученика и чуть было не проиграл главное сражение, – с досадой произнес горбун. Голос был на удивление молодым и решительным. – Иногда приходится дорого расплачиваться за помощь потусторонних сил. На этот раз без подкрепления моей армии было не обойтись. Хоть ты и смотришь на меня ясными глазами праведника, делая вид будто не понимаешь ни слова, но на самом деле ты не менее порочен, чем знаменитые чародеи прошедших веков.

– Не правда, – попытался возразить я, хотя понимал, что на этот раз он не лжет. В доказательство передо мной лежала раскрытая книга, а гусиное перо само собой извивалось над листом чистой бумаги медленно заполняя его надписями, которые праведник побоялся бы прочесть.

От мрачного, торжествующего смеха за спиной кровь застыла в жилах. Колдун ходил вокруг меня, размахивая горностаевой мантией и потирал длинные ладони. Я уже привык к неслышной легкой поступи моего тюремщика и неожиданно громкие шаркающие шаги неприятно резали слух. Даже в смехе Ротберта появилась скрипучая хрипотца. Приятный тембр его голоса постепенно уступал место ворчливости старика. Неужели можно вот так постареть за несколько дней только потому, что упустил какую-то маловажную деталь из своих колдовских планов. Наблюдая за этой переменой, я еще больше осознавал, что встал на опасную стезю, но заранее дал себе слово, что постараюсь не допустить роковой ошибки.

– Надеюсь, ты не бездельничал все это время, – строго спросил Ротберт. – Вижу, шесть болтушек и один плут с успехом отвлекали тебя от дел. Книги принесли тебе хоть какую-то пользу? Отвечай честно и, я подумаю о твоей дальнейшей судьбе. Моим слугам, как никогда нужен сильный защитник, а мне надежный слуга.

От того, что кто-то обращается ко мне с такой фамильярностью, внутри все закипело. Решив, что никому не позволю командовать собой, будь то князь или дьявол, я постарался дать достойный отпор.

– У меня было достаточно времени, чтобы ознакомиться с азами запретных наук, – медленно, чеканя каждое слово произнес я. -Если вы хоть в половину так мудры, как о себе утверждаете, то должны знать чего мне это стоило – души.

Ротберт нехотя попятился в дальний угол, объятый темнотой.

– Да, ты действительно сильно изменился, – подтвердил он и посмотрел куда-то поверх моей головы, будто увидел там то же самое, что видели придворные и звездочеты, а именно черную крылатую тень.

– То, время, которое вы мне отвели, не было потрачено зря, – я продолжил свою тираду уже более решительным тоном. – Много часов ушло на изучение магических трактатов, на прочтение ветхих рукописей и составление одному мне подвластных заклинаний. Незримые спутники этих книг отнеслись ко мне благосклоннее, чем к вам. Значит ли это, что я нахожусь под покровительством темной звезды. Ответ на этот вопрос знали только вы, несколько звездочетов и моя погибшая семья. Теперь я хочу услышать ответ из ваших уст.

– Как раз поэтому король молчал, чтобы ты оставался в спокойном неведении. Он боялся, что его младший сын однажды захочет захватить власть при помощи магии.

– Ложь, – спокойно возразил я и одно это короткое слово стерло с его лица торжествующую улыбку.

– Однако, тебе понравилось общаться с духами и с рыжеволосой сильфидой. Ты по собственной воле пересек черту отделяющую твой мир от потустороннего и ступил в запретный город.

– Да, но по вашей воле я стал чародеем, – резко возразил я и колдун отшатнулся, увидев в моих глазах опасный блеск.

– Эти фокусы, – я сделал несколько жестов, чтобы взвился ввысь столб холодного огня и расцвело дерево черных магнолий. – Эти трюки достойны проделок дьявола. В глазах людей это и есть козырь нечистой силы. Куда делись благородство, честь, обязанности, долг? Для мага это все пустые слова, а для принца – это полное падение.

Колдун внимательно выслушал меня и отрицательно покачал головой.

– Нет, – жестко возразил он. – Это твой первый полет. Как только часы пробьют двенадцать ты увидишь мир с высоты моего бастиона.

Он быстро зашаркал к выходу. После его ухода висячие замки защелкнулись сами по себе, будто ключ повернули невидимые стражники. По моим вычислениям вечер еще не наступил, ведь Камиль еще не успел навестить меня, а он всегда являлся в одно и тоже время, еще более точный чем часовые стрелки. Ротберт скрылся под землей от солнечного света. Жестоко изуродованный и постаревший, он еще долго не захочет показываться людям.

На этот раз я сам разворошил свои записи, надеясь найти хоть какой-то намек на то, что ожидает пленника, жизнь которого слишком ценна для колдуна, чтобы его убить.

Камиль так и не пришел. Я ждал его, прислушивался к шагам в коридоре, но он все не появлялся. Сладкозвучная арфа так и не заиграла, чтобы развеять гнетущую тишину. Я слышал только шелест страниц и то, как порывы ветра со свистом проносятся по коридору.

Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем князь снова удостоил меня свои вниманием. Он появился, как из под земли. В руке он сжимал небольшой фонарь, его яркий свет окрашивал мглу в красновато-оранжевые тона.

– В чем дело, – я зажмурился от слепящего сияния. – Вы наконец решили отвести меня к месту казни?

– Следуй за мной? – велел он. – Отстанешь всего на несколько шагов и хищники обитающие в каждом уголке моего лабиринта, не раздумывая, решат твою дальнейшую судьбу.

Не то, чтобы я мог испугаться такой угрозы, вперед меня повлек не страх, а любопытство. Что хочет мне показать колдун? Почему для него так важно отвести меня на какой-то бастион.

– Надо было все-таки укротить тебя, с помощью пыток например, – шептал Ротберт себе под нос. – У тебя слишком мятежный нрав, но это как раз то, что нужно. Жаль, что король не гордился таким красавчиком и не захотел изменить завещание в твою пользу. Народ бы поддержал такой указ, но твой отец был слишком предан правилам майората, как и именитые особы множества стран. Старые законы требуют новых жертв. Только высшие существа, такие с которыми ты лишь изредка встречался, могут сами выбирать себе правителей.

Колдун повлек меня за собой мимо сгустков темноты и копошившихся в потемках страшных жильцов подземелья. Фонарь в его руке ритмично покачивался. Оранжевые и алые блики ложились на посыпанную песком дорожку. Сначала мне показалось, что по обе стороны от нее копошатся крысиные полчища и только потом заметил грязные, когтистые лапы и мощные, изогнутые крылья.

Ротберт устал тащить в руке тяжелый предмет, поэтому фонарь сам вырвался из его узловатых пальцев и полетел вперед, бросая на дорогу ровную полосу света. Мы прошли мимо крипты, где кружком стояли пряхи. Они о чем-то оживленно шептались и обменивались понимающими улыбками. Их звонкие, ехидные смешки преследовали меня. Шантель печально взглянула на меня и поспешно отвернулась.

Дальнейший путь по лабиринту представлял бесконечное переплетение узких тропок, расходящихся в разные стороны. Без проводника отсюда невозможно было найти выход. Винтовая лестница, показавшаяся впереди вызвала внезапное головокружение. Бесчисленные ступеньки извивались спиралью и убегали в вышину. Я колебался, но князь схватил меня за отворот рукава и заставил следовать за ним. Мне показалось, что недалеко от лестницы стоит Пантея и равнодушно наблюдает за моими злоключениями. Когда мы поднялись выше, ее силуэт выглядел не больше горошины и в конце концов был уже неразличим. Ступени скользили под ногами, а фонарь неустанно летел вверх, опережая нас на несколько шагов. Преодолев последний лестничный пролет, он впорхнул в залу шестигранной формы. С каждой стороны в высокое окно смотрелось звездное небо. Под куполом потолка переливалось всеми цветами радуги мозаичное стекло.

– Это и есть ваш бастион? – спросил я, заметив, что под синим полотном неба лежит заросшая лесом земля, дома, похожие на крошечные кубики и плоские блюдца нескольких озер. Как замечательно было попасть из-под земли на уровень небесной высоты, в башню, гордо возвышавшуюся над всей округой.

Услышав мерзкое карканье над головой, я посмотрел вверх и заметил, что по периметру купола, сложив крылья за спиной, расселись гарпии. Любая из них готова была камнем броситься вниз по первому зову князя.

– Совсем забыл посвятить тебя в свои планы, Эдвин, – с издевкой произнес Ротберт. – Среди моих подданных назревает мятеж. Не только среди людей, я никогда не мог ограничиться властью над небольшим княжеством. Самое неприятное то, что волшебный народ не любит подчиняться приказам. Еще не было такого монарха, который бы смог удержать власть над этими изменниками. Мне нужен дракон королевской крови, способный усмирить недовольных и мятежников.

– Какое отношение это все имеет ко мне? – я отступил, увидев каким безумным, фанатичным огнем вспыхнули его покрасневшие глаза. Каково же это, находиться в стеклянной башне, вдали от людей, наедине со стаей гарпий и обезумевшим колдуном. Селения и их теплые ночные огни находились слишком далеко, внизу, а под винтовой лестницей по темным закоулком лабиринта бродила смерть в обличии шести прях. Под стеклянным куполом, между небом и землей, князь готовился совершить какой-то пугающий ритуал. Он несколько раз обошел вокруг меня, погладил алый карбункул на своем посохе и тот в ответ на прикосновение вспыхнул ярким золотистым светом.

– Ты уже догадался, о чем я хочу сообщить тебе, – его речь доносилась как будто издалека. – Ты станешь моим главным драконом. Не волнуйся, в свободное время ты будешь прежним статным кавалером, но по первому зову прилетишь назад, примчишься несмотря на ветры и бури.

Он ударил о пол тяжелым посохом, так, что даже стекла в каждом окне задрожали. Гарпии вылетели из –под купола и стаей пронеслись над моей головой, устремившись в выходу. Перед глазами вдруг стало темно. Единственное, что я успел разглядеть это золотистый локон в цепких пальцах колдуна. Всплыло смутное воспоминание о том, как коршун вцепился мне в волосы. В его когтях осталось несколько волосков и может быть клочок моей одежды, все необходимые составляющие для наведения порчи. Потом я услышал как, Ротберт шепчет незнакомое мне заклинание. Смысл дошел не сразу, хотя я понимал некоторые слова. Хотелось попросить его остановиться, или попытаться противостоять проклятию, но время отведенное для возможного спасение убывало быстро, как песок вытекающий из часов. Все перед моими глазами начало менять свои формы и очертания. Пришло странное чувство, будто душа вылетает из тела, а взамен за спиной отрастают сверкающие золотые крылья. Я взглянул на свою руку и заметил, что ногти сильно удлинились и также отливают червонным золотом. А кожа? Она как будто сияла изнутри.

– Взгляни на землю с высоты полета. Глазам дракона дано видеть то, чего не замечают смертные, – шепнул мне на ухо очаровательный женский голосок. Но я не видел говорившую, а только чувствовал, что со мной происходит разительная перемена. Неужели Ротберт способен изменить обличье своего узника. Это казалось настолько же фантастическим и невероятным, как то, что я видел как бы со стороны чужими глазами. Такое было невозможным даже в древних легендах, статный кавалер не может превратиться в дракона. Однако вместо своей одежды я видел сверкающую, как броня, чешую. Гладкое крыло взмахнуло и осколки от разбитого стеклянного купола посыпались на пол. Впервые за долгое время я ощутил дуновение ветра. Как во сне, я чувствовал, что лечу над землей, обернулся, чтобы посмотреться в стекло одного из окон и вместо собственного отражение увидел гибкий, рельефный силуэт свившегося кольцами дракона. Его золотая чешуя ослепительно сияла, зубчатый гребень очертил голову, наподобие короны, таинственно мерцали аквамариновые глаза, когда-то они были лазурными очами дуэлянта, теперь прекрасный облик был утрачен. Крылья плавно взмахнули, помогая всего за считанные минуты пролететь огромное расстояние. Чтобы промчаться столько миль в карете на путешествие ушел бы не один час. Внизу по узкой, похожей на ленту дороге действительно медленно ползла золоченая карета. Для обострившегося, сверхчеловеческого зрения не представляло труда рассмотреть герб на дверце кареты и грумов на запятках. Другому с такой высоты экипаж показался бы маленькой горошинкой, а заросли акаций по бокам проселочной дороги скопищем ярких пятен. Плоская поверхность реки местами расширялась. Рыбачьи баркасы не отходили далеко от морского берега, лодки скользили по воде, сушились на побережье рыболовные сети. Мир предстал передо мной в миниатюре. Засидевшиеся допоздна рабочие в кузнях, карьерах, каменоломнях или просто заснувшие рядом со стогами сена даже не замечали гибкое, золотое существо, летящее на уровне облаков. Наверное, с такого расстояния они бы приняли дракона всего лишь за золотистое, воздушное видение. Я опустился чуть ниже. Верхушки леса чернели на протяжение многих миль, иногда перемежаясь обширными пахотными полями, лугами и долинами. Первый крупный город, который я увидел с высоты показался мне игрушечным. Белые башенки вздымались ввысь, лучники и часовые занявшие свой пост выглядели не крупнее точек на фоне хрупкого и беззащитного великолепия белокаменных стен. Лунные лучи скользили по черепичным крышам, дымоходным трубам и флюгерам. Один часовой все-таки заметил меня и что-то прокричал своим товарищам, указывая рукой вверх. Мне хотелось очнуться от этого долгого сна, я глубоко вздохнул и почувствовал во рту резкую боль, будто мне обожгло язык. Лучник заряжавший арбалет успел закричать еще до того, как струя жидкого пламени поползла вниз к стенам и фигурными башням незнакомого города. Тревожно зазвонил колокол на стрельчатой колокольной башне. Звук больно резанул по слуху и дальнейшие воспоминания поглотила густая мгла.

Проснулся я в своей камере и сразу почувствовал, что в привычную атмосферу, наполненную ароматом воска и шелестом страниц ворвалось что-то новое и непредсказуемое. Первой моей мыслью было, что полет в небеса это всего лишь сон. Я заметил на полу осколок зеркала неправильной треугольной формы и рискуя пораниться тут же схватил его. Как он сюда попал, ведь до этого Камиль ни разу не приносил мне зеркало. Я заглянул в зеркальное стекло. Никаких изменений. На меня смотрело прекрасное отражение златокудрого юноши с очень белой, гладкой кожей и холодными равнодушными глазами. Словно сделанное из алебастра лицо, как будто принадлежало какому-то незнакомцу, а не мне. На щеках не было ни кровинки, румянец никогда не трогал их, а вот моя одежда была порвана и запятнана кровью. От рубашки остались одни полоски рваной ткани. Некогда роскошный камзол валялся в углу, будто тряпка, которую случайно заляпали алой краской.

Из всех событий прошедшей ночи мне вспомнились только странные речи князя. Он сказал:

– Перед тобой века, одна эпоха будет сменять другую, но ты останешься неизменным.

Я так и не понял, что он имел в виду. В стенку осторожно постучали. Я обернулся и заметил, что висячие замки не заперты и бесполезным грузом болтаются на прежних местах. Камиль еще не переступив порога склонился в низком почтительном поклоне. Что это с ним, уж не перепутал ли он меня со своим хозяином. Никс держал под мышкой какой-то сверток и даже боялся поднять глаза выше, чем на уровень моих сапог.

– Перестань манерничать, Камиль, проходи и скажи все, что хотел, – произнес я, желая пошутить, но вместо прежних беспечных нот услышал чужой, высокомерный голос. Неужели это я обращаюсь к бывшему надзирателю с таким холодным презрением. И какая жестокость сквозит в моих речах.

– Я принес вам праздничную одежду, – Камиль быстро развернул свой сверток, извлекая оттуда белую шелковую рубашку, черные брюки, перевязь со шпагой и перчатки из тонкой кожи. – Его милость пожелал, чтобы вы сопровождали его на прием во дворце.

Я не решился спросить вслух зачем Ротберту понадобилось наряжать меня и тащить на какое-то празднество. Камиль и так был перепуган, как малолетний ребенок. Дальнейшие расспросы привели бы к тому, что никс с проворностью белки выскочил бы из камеры и скрылся в лабиринте. Оставалось только терпеть, пока он молча копошился вокруг меня, каждое мгновение вздрагивая и чуть не крестясь от страха.

Одев камзол, я заметил, что на голубой парче параллельно друг другу вышиты золотыми нитями два дракона. Как будто парящие силуэты, напомнили мне последнюю ночь в отцовском замке. Я коснулся пальцами золотого шитья. Какое роскошное зловещие украшение. Точно так же выглядел дракон паривший над пылающей столицей.

Все так же избегая смотреть мне в глаза, Камиль помог застегнуть жемчужные пуговицы на рукавах и пристегнуть шпагу. Мне показалось, что руки у него дрожат. Он накинул мне на плечи тяжелый бархатный плащ и пробормотал предостережение о том, что мы должны успеть на прием к определенному времени.

Мне совсем не хотелось спешить на какой-то прием. Увидев Ротберта, я накинулся на него с вопросами и обвинениями. Однако требования ни к чему не привели. Даже горб сидевший у него на спине, как мешок с камнями, не мешал колдуны наслаждаться своим очередным триумфом.

– Взгляни на изображение дракона, – многозначительно кивнул он, указывая на золотую вышивку. – Теперь это твой знак и твоя сущность.

– Что вы со мной сделали? – в гневе выкрикнул я, но Ротберт оставался спокойным и молчаливым. Никакие угрозы не возымели на него действие.

– Что ты помнишь? – наконец спросил он.

– Все было как во сне, – честно признался я. – Головокружительный полет в небеса, мучительное перевоплощение и пограничный город. Он показался мне сложенной из кубиков игрушкой. Затем я увидел огонь и услышал звон колокола…

– А если я скажу тебе, что это был не сон, – прервал меня Ротберт.

– Я вам не поверю, – тут же парировал я. – Разве можно представить, что прошлой ночью я обладал неограниченным могуществом.

– Оно было лишь наполовину ограничено, – со знанием дела поправил он. Узловатые пальцы любовно поглаживали резной набалдашник тяжелого посоха. – Жаль, что получился золотым драконом, – продолжал вслух размышлять Ротберт. – Золото, конечно, благородный цвет, но слишком яркий. Другие драконы обладают камуфлирующим окрасом чешуи и могут слиться с темнотой, стать частью ночи. А сверкающие крылья подобны солнечному свету. Это отличительная черта королевской семьи – вечно превосходить тех, кто ниже происхождением. Надеюсь, что остальные невзрачные и менее сильные крылатые рептилии будут слушаться тебя.

Я слушал его и с трудом верил в происходящее.

– Какая выгода вам от того, что они станут уважать меня?

Вопрос прозвучал слишком резко, но Ротберт в ответ только рассмеялся.

– На самом деле самая важная деталь – твое повиновение.

– Вы шутите? – я смерил его презрительным взглядом и почувствовав во рту соленый привкус крови сплюнул на землю перед ним.

– Ты не помнишь, что заставило тебя вернуться назад, – Ротберт ни на долю секунду не утратил самообладания. – Очень маленькая, но полезная вещь. Перстень с аквамарином, пока эта побрякушка находится у меня, ты будешь исполнять свой долг. Как только почувствуешь боль и жжение в сердце, так знай, я зову тебя для выполнения службы. Сегодня, я представлю тебя моим подданным. Они уже давно обсуждают на своих ассамблеях, на какую дату выгоднее перенести бунт. Клянусь, твое появление изменит все их планы.

Зубчатая корона, хоть и надвинутая на морщинистый лоб ни на миг не переставала быть символом наивысшей монаршей власти. Мантия плотно прилегала к горбу, но пышный горностаевый мех как бы подчеркивал значимость своего владельца. Мои пальцы непроизвольно сжались на эфесе шпаги, но что мог сделать остро отточенный клинок против коварства и колдовства. Хитрость и чары – опасное сочетание.

– А где шесть ваших прях? – не услышав привычного, чарующего пения в крипте я забеспокоился.

– Они испугались, что ты захочешь поквитаться с ними за все насмешки, – опираясь на посох горбун двинулся вперед по темному тоннелю. – Мы покинем темницу другим путем. Конечно, теперь ты смог бы преодолеть любое расстояние при помощи крыльев, но будет гораздо изысканнее появиться перед избранным обществом в облике кавалера, а не дракона.

– Дракон! – повторил я и снова коснулся кончиками пальцев золотого шитья. С трудом верилось, что все это произошло наяву, а не в кошмарном сне. Камиль, успевший сменить свой пестрый кафтан на роскошную ливрею, бежал впереди освещая нам путь ручным фонарем. Он все время молчал и ни разу не обернулся. Когда мы достигли берега подземного озера, никс поспешил обратно к своей арфе и каменной скамье. Только теперь он лишился своего единственного слушателя. Я твердо решил, что в темницу больше не вернусь.

Мутная, чернильного цвета вода омывала берег, посыпанный мелкой галькой. К железному шесту, плотно вбитому в землю, была привязана роскошная ладья. На носу красовалась резная фигура крылатого змея, единственное весло, вынутое из уключины лежало поперек обитых бархатом сидений.

– А где же лодочник? – я чувствовал присутствие рядом неизвестного мне существа, но не видел его.

По первому приказу Ротберта гребец не замедлил появиться. Он стоял на корме, одетый в черный кафтан и бриджи, такого же цвета берет с пером украшал светлые, чуть ли не седые волосы. Они некрасиво сочетались с юным, бледным лицом то ли никса, то ли эльфа. Он мог относиться к любому роду волшебных существ. На своего хозяина лодочник смотрел с неприязнью, на дне серых глаз затаился мятежный огонек. Я ощутил то же самое ожидание часа мести, которое позволяло мне выжить во время долгого заточения. Лодочник незаметно оскалился на князя, сверкнули во мгле очень острые зубы. Потом он заметил меня, окинул пристальным взглядом и вдруг с уважением поклонился.

Ступив в ладью, я почувствовал, как вода плещется под досками бортов, а в этой воде плавают мелкие змейки, лежат на дне улитки и разноцветные медузы. На низком пещерном потолке наросли сталактиты. Их блеск не отражался в грязной поверхности воды. Ладья скользила вперед плавно и быстро, как сани по льду. Лодочник почти не греб веслом, судно само знало дорогу. Оно ни разу не накренилось, ни на градус ни отклонилось от прямого курса. Из озера вытекал узкий, длинный канал, а за ним простиралась бесконечная водная гладь под темным куполом беззвездных небес.

Князь скорчил недовольную гримасу, когда мимо нас пронеслась стайка желтых светлячков. Он испытывал неприязнь ко всем приятным на вид созданиям природы. Только летучие мыши и прочие вредные порождения ночи были его самым услужливым окружением.

Ладья, сильно увеличив скорость, двигалась вперед. Ее нос рассекал водную гладь, оставляя рябь на темной поверхности водоема. Впереди показалась какая-то светящаяся точка. По мере того, как ладья приближалась, на фоне темного неба стал вырисовываться бледно – золотистый материк. Свод дворца, висячие сады и беломраморная колоннады казались миражом. Каждый моряк потерпевший кораблекрушение и оставшийся на много дней без надежды среди морской пустыни мог узреть фату- моргану, на этот раз иллюзия обрела реальные очертание. Я рассмотрел ряд геральдических скульптур, украшавших всю протяженность крыши, балконы с резной балюстрадой и кариатид. А вокруг всего этого великолепия висела гнетущая тишина, только в окнах одного зала сиял теплый желтый свет. Не слышалось музыки, розарии и оранжереи были пусты. Такое затишье наступает только перед бурей, как временное безмолвие за несколько дней до восстания.

– На острове поселились те, с кем мы должны свести знакомство?

– Не все, – нехотя ответил Ротберт. – Они собираются здесь в праздничные дни или для важного совета.

– Обычно, готовясь к мятежу, для тайного совета выбирают подполье, а не дворец, – с сарказмом заметил я. – Ваши верноподданные либо лишены сообразительности, либо никого не уважают.

Ладья пристала к берегу, и я легко выпрыгнул на землю. Когда мы поднимались по парадной лестнице, часы начали бить двенадцать. За первым долгим звуком следовал второй, третий и вот с самым последним ударом князь вошел в распахнутые двери бального зала. Я следовал за ним медленной размеренной поступью. Начищенный паркет не скользил под ногами, мои шаги были абсолютно бесшумными. Впервые я очутился в резиденции фей и следовал за свои проводником так, как тень смерти скользит за намеченной жертвой. Придет день и я окончательно освобожусь, а духи укажут мне, как найти клад под корнями старого дуба. Затем мне придется вернуться на обугленные земли родного королевства, чтобы среди костей и пепла отыскать завещанное мне наследство.

Отзвенел последний удар часов. Всего на миг стрелки остановились и я окинул долгим взглядом нарядную толпу опасных, эфирных созданий. По зале прокатилась волна ропота. Стоявшие рядом эльфы попятились назад, увлекая за собой удивленных и испуганных фей. Их стрекозиные крылья затрепетали так, будто только что обожглись о свечу. Где-то послышался восхищенный вздох, кто-то тревожно зашептался в уголке и наступила гробовая тишина. Крылатые силуэты застыли так же неподвижно, как ряд скульптур на крыше дворца. Благоговейную тишину грубо прервал торжествующий смех Ротберта. Взмахнув своей пышной мантией, он чуть не задел пламя свечей, пылавших в канделябрах.

– Здесь слишком тихо, ни музыки, ни танцев, – пожурил он притихнувший квартет. – Так то встречаете долгожданных гостей. Знаю, ваш избранный совет решил, что дочь правителя не может наследовать престол. Взамен я привел к вам принца. Защитника наших границ и наследника, которого вы давно желали видеть.

Ротберт отодвинулся в сторону, позволяя мне пройти вперед. После минутного оцепенения дамы и кавалеры пришли в себя. Эльфы почтительно поклонились, феи присели в низких реверансах. Зашелестели пышные юбки и тонкие крылышки. Локоны украшенные живыми цветами переливались, как шелковые нити, кожа лиц и обнаженных плеч чуть фосфоресцировала. Раньше я был бы восхищен при виде такой красоты, но теперь сердце как будто покрылось коркой льда. Все чудесные создания смотрели на меня со смесью страха и восхищения. Их было не обмануть солнечным блеском красоты. Прекрасный незнакомец, представший перед ним принес с собой зло и каждый из толпы нарядных гостей легко мог узнать во мне дракона. Я сам, заглядывая в осколок зеркала, не раз замечал черную крылатую тень в ясной голубизне собственных глаз. Неужели они чувствовали, что внутри меня сидит демон, готовый в любой миг снова вырваться на волю.

Когда я шел по залу, толпа расступалась передо мной. Я искал кого-то, но не мог назвать ни имени этого существа, ни описать словами его облик. В памяти осталась только бледная фигура на вышке маяка, которую обжег свет моей лампады. Вчера во время ритуала она стояла за моей спиной и даже пыталась заговорить. Мне необходимо было увидеть ее еще раз, но ее здесь не было. Только вереница дам с великолепными изогнутыми крылышками за спиной и кавалеры в одежде из зеленого бархата и коротких плащах. Находясь в своей личной резиденции, ни феям ни эльфам не надо было прятать под накидками свои крылья или закрывать беретом заостренные ушки.

– Мы не обидим ваших подданных, если уйдем до окончания торжества? – спросил я, когда мы с князем остались одни на балконе.

– Они только вздохнут с облегчением, – усмехнулся он в ответ. – У них тоже есть свой этикет, свод законов и правосудие. Если кто-то решит раскрыть смертным тайны общества, то за это будет жестоко наказан соплеменниками. Они верят в собственную значимость, но почувствовав рядом настоящую опасность теряют над собой контроль.

– Хорошо, что смертные не так тонко чувствуют иначе бы путешествие по их миру стало для меня невозможным, – под перилами балкона волны накатывались на берег. Ветер вздувал пенные барашки. Несколько гондол покачивались у пристани. Все вокруг было красивым, но чужим. От окружающего великолепия веяло таким же холодом, как из подземной крипты. Мне хотелось снова побывать в больших городах, проникнуть тенью в каменные крепости, посмотреть как живут крестьяне, купцы и вельможи. Хотелось услышать привычный шум на огромных торговых площадях и зорким взглядом поискать в толпе таких же чародеев, как я сам. Мне было интересно, как среагируют простодушные, подозрительные или просто беспечные люди на появление чужестранца, пересекшего границу между мирами.

– Ты хочешь утвердить свою власть над остальными драконами, пообщаться с вероломными правителями разных стран и урезонить других менее сильных, чем ты колдунов?

Я кивнул в ответ.

– Тогда тебя ждет испытание на прочность, – тихо и ехидно засмеялся Ротберт. – Ты сможешь доказать свою храбрость и накажешь наших общих врагов.

– Кроме вас одного, у меня нет других врагов, – прямодушно заявил я. Мой голос утратил прежний окрас и был лишен всякой выразительности. – Любой дипломат оценил бы тот тонкий расчет, с которым вы урезонили мятежных подданных, при этом опираясь на чужую силу. Одного представления для них было достаточно. Они надолго запомнят наш визит.

– Они всего лишь знать волшебного общества. Горстка высокородных господ. Ты еще не знаком с массами – толпой призраков ночи, духов, кузнецов, отшельников и простых обывателей. Наш мир также, как и тот о возвращение к которому грезишь ты, делится на членов элиты и тех, кто попроще.

– Познакомлюсь с ними попозже, когда слух о моем появление вызовет достаточно волнений.

– Ты хочешь, чтобы страх летел впереди тебя?

– Мне нужен конь и те немногие вещи, которые вы когда-то отобрали у меня. Если верить вашему обещанию, то я услышу ваш призыв, в какую бы часть света не заехал, – рукой я откинул плащ, так, чтобы гордо переливались в свете свечей вышитые на камзоле драконы и направился к выходу. Нас провожали с почтением и страхом. Всего несколько эльфов без видимого желания поклонились князю, но все до одного спешили склонить головы перед его молчаливым спутником.

Подводное течение отнесло нас назад, к знакомым берегам, располагавшимся далеко от резиденции фей. Отдохнувший и приободрившийся никс ждал нас на берегу с зажженным фонарем .

– Отдашь монсеньеру Эдвину его дорожную сумку, которую ты когда-то выкрал из замка, – тоном не допускающим возражений приказал Ротберт.

Хорошее настроение Камиля вмиг улетучилось. Он долго топтался на одном месте, а потом жалобно пропищал:

– Это было так давно. Из тех вещей почти ничего не осталось. Кинжалы и дротики заржавели, наконечники стрел притупились, осталась только золотая побрякушка, но она ему совсем не нужна.

– Он сам решит, – строго прервал Ротберт поток оправданий. – Эдвин, ты кажется, сказал, что тебе нужен хороший конь. Думаю, Камиль будет служить тебе верой и правдой. Когда есть крайняя необходимость этот прохвост умеет прикидываться породистым скакуном. Вот пусть и возит тебя по городам и весям, в любую точку земли, куда бы ты не указал. Ты будешь служить своему новому хозяину, Камиль.

– Только не ему, – никс забился в угол и энергично замотал головой. – Ваша милость, он же продаст меня первому встречному или просто подарит, и где вы будете потом искать своего верного слугу.

– Ладно, придется поискать лошадку получше в чьих-нибудь конюшнях, – сжалился Ротберт, хотя даже эта жалость была основана на корысти. Князю не захотелось терять самого изворотливого из своих слуг.

– В крайнем случае придется идти пешком, как вы и говорили в своем пророчестве, – прервал их я и тут же услышал от никса искреннее:

– Благодарю!

Он отвел меня к тому месту, где под валуном хранил мою шпагу и сумку, уже успевшую сильно прохудиться. Не только клинок, даже эфес шпаги покрылся ржавчиной, кожаные ножны порвались. Я высыпал на землю дротики и кучку притупившихся стрел с жестким оперением. Потом потянулся, чтобы достать золотое распятье, лежавшее на самом дне и тут же отдернул руку. Оно меня обожгло. В памяти тут же мелькнул образ хозяина кургана. Он мог прикасаться к своему подарку только, обернув его тряпицей. Неужели он тоже был одним из них – крылатых хранителей сокровищ?

– Не бойтесь, скоро это пройдет и вы снова сможете прикасаться к крестам, иконам и всяким образкам. Вы же все-таки самый необычный среди нас, – попытался утешить Камиль. Ожог моментально прошел, но второй раз играть с огнем я не решился. Убрав сумку назад под валун, я погладил пальцами затупившиеся наконечники стрел, при этом шепча слова, знакомые мне из рукописей. Никс удивленно наблюдал, как железо и холодная сталь кинжалов в мгновение ока очистилась от ржавчины, приобретя прежнюю остроту. Найдя колчан, я сложил туда стрелы, спрятал один метательный кинжал за отворотом сапога и не прощаясь, покинул место заточения. Псы, сторожившие вход, не посмели даже зарычать на меня. Вслед раздалось только испуганное поскуливание, а на поверхности земли уже ожидал оседланный конь, мерцание небесных светил и странное ощущение того, что кроме меня в людской толпе прячется множество злодеев, колдунов и будущих соперников.