Читать книгу Эйваз - Натали Хард - Страница 4

Говорят, время в горах летит незаметно, для меня же оно тянулось мучительно долго. И не потому, что тяготила здешняя жизнь – просто мне не терпелось вырасти, окрепнуть и приступить к осуществлению своих планов.

Я никогда не напоминала Лео о нашем договоре, наоборот, в тех редких дискуссиях, где мы подбирались близко к этой теме, уводила разговор в сторону. Понимая, что раньше времени Лео не стоит знать о моих планах.

Но однажды, когда разговор незаметно коснулся моего будущего, я поняла: будет нелегко отстаивать свои права на свободу, когда придет время. Кроме того, сглупив, я поведала Лео о том, о чем не говорила еще никому. Впоследствии пожалела об этом, но отступать было поздно.

С того дня наши отношения сильно изменились. Лео стал замкнутым при своих и без того не частых визитах, и наши прогулки, кажется, окончательно потеряли всякий смысл. Один молчун – еще полбеды, но два человека, не желающих вести диалог – это конец.

Все началось, когда мы неторопливо шли по каменистому плато, удаляясь от монастыря.

Помню, как порывистый ветер тогда облизывал мою лысую голову и норовил то и дело сорвать бейсболку с головы Лео. Предзимье диктовало свои погодные условия, то присылая пронизывающий ветер, то поливая сильным кратковременным дождем.

В тот день Лео приехал каким-то удрученным и озабоченным, хотя и пытался шутить, рассказывая забавные истории о китайских пандах и синих китах. В его представлении я была ребенком, погрузившимся много лет назад в мир тьмы по злому року. И он считал необходимым поддерживать меня милыми историями о зверушках, не представляя, что это – абсолютно ни к чему, поскольку мои рубцы уже никогда не превратятся в гладкую кожу, сколько их не шлифуй.

Тогда это был последний разговор со мной как с ребенком, после которого ему пришлось прозреть.

– Лео, у тебя неприятности? – я задала этот вопрос, сама не зная для чего, ведь решить волновавшие его проблемы была не в силах.

Он провел рукой по моей гладкой голове и подмигнул.

– Ну что ты, малышка, все хорошо. Никак не могу свыкнуться, что ты всегда лысая, – выдавленный смешок совсем не вязался с лучиками печали, сквозившими во взгляде.

Я окончательно утвердилась в предположении, что у Лео – проблемы.

– Здесь все так выглядят, к тому же – это удобно. Знаешь… – протянула уныло я. – Подумываю оставить такую прическу на всю жизнь, даже когда покину стены монастыря.

– Тая, но… – встревожился он не на шутку, замедлив шаг.

Стало приятно, что мой облик еще кого-то волнует…

Но следующий вопрос расставил все по местам.

– Ты что же, хочешь покинуть монастырь?!

Эссенция разочарования защипала глаза и овеяла легкой прохладой, впрочем, мгновенно испарившись на равнинах обыденности. Лео взволновался вовсе не по той причине, что я буду расхаживать лысая где-то по Шанхаю или Стокгольму, будоража взгляды окружающих.

– Ну, когда-нибудь мне придется это сделать, – равнодушно пожав плечами и убрав руки за спину, я продолжила путь, словно маленький старичок-мудрец.

– Тая… – пытался подобрать слова он. – Многие живут здесь всю жизнь… К тому же…

– К тому же у каждого – она своя, – деликатно перебив Лео, я остановилась, перехватив его взгляд. – Неужто ты хочешь, чтобы я провела здесь всю жизнь? – удивление было искренним, хотя ответ я уже знала наперед.

– Тая, я хочу, чтоб ты была счастлива. А самое главное, пойми, здесь… Ты в безопасности.

Опустив ресницы, я мысленно сосчитала до пяти.

– Лео, ты серьезно?! – меня распирало от смеха. – Ты тревожишься о потерянной кошке, что она найдется? Или что гроза придет в засыхающий сад? Забавно…

Я замолчала, стараясь правильно подобрать слова, а Лео, кажется, не понимал того, что именно я пыталась донести своей аналогией.

– Знаешь… – сделав глубокий вдох, устремила взгляд в светлые глаза напротив. – Хочу, чтобы ты знал кое-что… Это – важно…

Что-то заставило меня взять паузу, теперь понятно: это были верные друзья – сдержанность и благоразумие. Но на тот момент мне это было невдомек, я сторонилась их, поэтому смело промолвила:

– Скоро я буду готова покинуть эти стены ради человека, живущего как раз где-то по ту сторону моей безопасности. И будет очень кстати, если он выдвинется навстречу, сократив тем самым мой путь. Меньше головной боли на поиски.

– Тая, что ты такое говоришь? – заметно занервничал Лео, желая сменить тему разговора. – Конечно, если тебе здесь поднадоело, можем отправиться в путешествие, скажем, сгонять в Дисней-Лэнд. Как ты на это смотришь? Хотела бы съездить в Париж?

Я закатила глаза, понимая, что ему неприятна такая «начинка» нашей беседы. Она обжигала его нервы, словно вытекающее из пирога горячее повидло. Лео не ведал, что творится в моей голове на протяжении того времени, что я молчала, не ведал и сейчас, но, думаю, ему и в голову не приходило, что я не выкинула из плана давным-давно озвученное желание. Думаю, он забыл о нем практически сразу, не воспринимая всерьез, расценив это на тот момент как временный взрыв моего мытарства, как скоротечную агонию.

Стало ясно – на понимание с его стороны рассчитывать нечего. Лео будет избегать теперь подобных тем в разговорах при каждой возможности.

Но рано или поздно ему придется принять мое право на выбор. Пусть и не сейчас…

Печали, сопровождавшие Лео в этот визит, и без моих откровений глодали беднягу, словно дворняги – старую кость. Теперь же он был омрачен вдвойне.

Я не посыпала голову пеплом по этому поводу, но решила наш разговор отложить. Сейчас он все равно не имел смысла, да я и сама пока не была готова к таким «марш-броскам» – мое время еще не пришло. Лучшим вариантом будет прекратить обсуждение и сменить тему.

– Лео… – я встала перед ним, заглядывая в глаза.

Хотелось, чтобы тревога и напряжение, возникшие после моих неосторожных слов, исчезли. У него и без меня хватало проблем на данный момент.

Не отрывая взгляда от его лица, я ляпнула:

– В твоей голове столько ненужного хлама, просто ужас. Позволь, я там приберусь, расставлю все на полки, а ненужное – вымету за порог.

– Что? – Лео иронично сдвинул брови и неожиданно рассмеялся, пустив громогласное эхо по всей долине. – Хочешь вооружиться тряпками и щетками, чтобы очистить мой старый мозг от паутины и зеленой тоски?

Его замечание по поводу возраста я проигнорировала. Лео был вовсе не старым, ему не было и пятидесяти, просто груз забот – водруженный на него в виде огромного бизнеса, ответственности и прочего богатого жизненного багажа из прошлого – искусственным путем навязывал подсознанию, что за плечами уже целая жизнь. Ведь не зря говорят, что человеку столько лет, на сколько он сам себя ощущает…

Лео в этом случае, по всей видимости, не помогал даже факт наличия молодой любовницы. Гита Датул – филиппинка по происхождению – кладезь пороков неземной красоты. Однажды в Маниле Лео оказался на неофициальных подпольных боях без правил, где впервые и увидел ее. Не сумев устоять перед чарами дерзкой победительницы в женском поединке, пригласил юную красотку, владеющую смертоносным боевым искусством, к себе в телохранители за солидный оклад. Конечно, это был лишь предлог, чтобы не упустить красавицу, которой был очарован. Молодая азиатка – с высокими скулами, зелеными глазами и непоколебимой выдержкой – согласилась на его предложение не раздумывая. Понятно, что деньги Лео она, конечно же, любила больше самого Лео, но это не мешало ей делать его счастливым. В конце концов – какая разница, как в нас вселяется счастье, через какие дыры и прорехи?

А Лео рядом с ней казался вполне счастливым…

С того дня он таскал ее за собой повсюду, и неудивительно, что при таком раскладе филиппинка умудрилась даже побывать однажды в доме моих родителей. Правда, мне тогда было чуть больше трех лет, и я с трудом вспоминаю тот визит Лео с Гитой в наш дом. Помню только, что мама хотела приготовить филиппинский суп со смешным названием «каре-каре» и обсуждала это с отцом, а я бегала вокруг них и кричала «кукаре-кукаре», словно маленький петушок. Наверное, только из-за этого я помню тот день. Потому что было весело, и я в предвкушении чего-то необычного ждала прихода гостей. Мама всегда встречала с большой теплотой друзей отца, а уж Лео всегда был особенным гостем. Да что уж там – особенным, он был почти членом семьи, и его женщина автоматически причислялась к этому невидимому рангу.

То, что Гита смотрела на Лео скорее как на древний золотой самородок, нежели как на человека, не мешало гармонично существовать алчно-счастливому союзу вот уже долгие годы. Они жили в роскошном доме Королевства Бутан, и, полагаю, каждый был вполне доволен жизнью…

Порыв ветра заставил меня повысить тон, чтобы Лео мог услышать, я и предположить не могла, что сама природа пытается заткнуть мне рот.

– Я – серьезно, Лео… Послушай, ты же не можешь повлиять на кадровую перестановку в стране, ровно также – как и на события за ее пределами. Так зачем волноваться? Не думаю, что возможная отставка твоего Брунова – которая так тебя тревожит – разрушит бизнес, а если что-то и пойдет не так, то ты сможешь вести дела уже и без него, все каналы у тебя есть, люди работают с тобой. В конце концов – война всегда в цене. И человечеству нужно оружие: не там – так тут. Так что перестань размешивать в своей голове этот кисель, а то доведешь его до кипения, и он взорвет твой мозг. Кстати, а кто такой этот Брунов?

Лео оцепенел, словно увидел самого дьявола. Впервые видела, чтобы он был напуган.

– Что?.. Кто тебе?.. Что… Ты такое… Говоришь… Тая… – прошептал он, отшатнувшись от меня, как от бешеной собаки, и побледнел, как полотно. – Откуда тебе известно про… Черт! Ты что, читаешь мои мысли?! – нервно хохотнул он.

И я заметила, как за доли секунды мимика его лица сменила множество состояний: от улыбки – до паники.

– Я не читаю, Лео… Я просто заглянула в твою голову – уж прости! – увидела этот хаос и решила навести там порядок, – скрестив перед собой руки, я ждала, что он еще скажет.

У меня в мыслях не было желания выпендриваться, я не ждала восхищений – целью моего разговора была искренняя помощь.

Казалось, прошла целая вечность, пока Лео прошептал онемевшими губами:

– И… И давно ты залезаешь ко мне в голову?

Я словно только сейчас поняла, что натворила…

Ветер резко усилился и сгустившиеся тучи стали моим спасением. Ведь не зря существует поверье, что Тибет пропитан мистицизмом и окутан тайнами. Побывав здесь однажды и попав в этот обволакивающий поток, забыть его уже невозможно, и тяга вернуться сюда будет преследовать вновь и вновь. Вот и мне сейчас помогала сама природа, пытаясь заткнуть внезапно развязавшийся рот.

– Надвигается буря, нам пора возвращаться, – я развернулась и направилась в сторону монастыря.

– Тая! – рявкнул за моей спиной Лео, который никогда прежде не повышал в моем присутствии голос.

Я остановилась и замерла, конечно, уже пожалев о сказанном…

За моей спиной стоял крайне взволнованный мужчина. Безусловно, его можно было понять: кому понравится, что посторонние знают, о чем ты думаешь?

– Остановись, – он прикрыл устало глаза. – Я жду объяснений.

– Лео, у меня нет для тебя слов, которые ты хотел бы услышать, – честно призналась я.

– Тебе не удастся уйти от ответа. Я задал вопрос! – грозный тон свидетельствовал, что я сунула нос не туда, куда следует: Лео явно был взбешен, хотя и пытался сдерживаться.

Вот же глупая! И зачем я только это сделала?!

– А я не хочу сейчас вымокнуть, – все еще надеялась сбежать от этого малоприятного разговора, произнесла я.

Ветер уже ожесточенно свистел и рычал, пытаясь последними предупреждениями загнать нас под крышу, и вот наконец хлынул дождь.

Я поспешила в сторону монастыря, но Лео схватил меня за руку и угрожающе навис над лицом.

– Тая, отвечай сейчас же! Я спрашиваю: как давно ты роешься в моей голове, и что ты там еще видела? – он отчеканивал каждое слово сквозь зубы.

Его поведение не пугало меня, скорее – я была удивлена…

Идиотка! И зачем я только выдала себя?

– Лео… Послушай… – опустив веки, я нетерпеливо вздохнула. – Ну чего ты так переполошился?

Кажется, мы не замечали, что упругие струи дождя пронизывают нашу одежду, словно стрелы, а потоки – омывают лицо. Вся долина погрузилась в серую шумящую пелену, а разорвавшийся где-то над нашими головами раскат грома заставил Лео следующую фразу уже прокричать:

– Тая, ты хоть понимаешь… Твою мать! – выругался он после очередного небесного взрыва и потащил меня за руку в сторону монастыря.

Мы вбежали под крышу, насквозь промокшие.

– Видишь, я предупреждала, что вымокнем! – недовольно фыркнула, надеясь уйти от разговора.

Лео же, молча достав из кармана белоснежный платок, промокнул мою лысую голову и лицо, по которым ручейками сбегала вода.

– Иди сюда, – он притянул меня к себе. – Тая, ты должна мне все рассказать.

Старшая монахиня Самдинг, появившаяся на пороге, развела руками при виде нас.

– Тая, иди же скорее переоденься, а то простынешь. Я приготовила вам чай, проходите Леонид, – кивнула она с улыбкой. – Давайте я повешу к огню вашу куртку.

– Благодарю, Самдинг, – Лео сложил руки перед собой и склонил голову в знак благодарности. – Я смогу сделать это и сам.

Воспользовавшись моментом, я поспешила улизнуть из комнаты в надежде, что к моему возвращению горячая тема останется в прошлом.

– Как успехи в обучении Таи? – задал Лео свой вопрос, не дав Самдинг покинуть комнату.

Та обернулась с улыбкой и присела на стул.

– Я уже говорила вам, Леонид, что Тая – очень смышленый и целеустремленный ребенок, обладающий к тому же некоторыми исключительными способностями… – при этих словах Лео всем телом резко повернулся к монахине. – Но она замкнута в себе, мне сложно понять ее мир, хоть она и снова стала разговаривать. Я понимаю – не каждый смог бы вообще доверять людям после такого.

– А о каких способностях вы упомянули?

Самдинг глубоко вздохнула.

– В буддизме, как вы знаете, мы выделяем три возрастные стадии детства. Самой важной считается первая – до восьми лет, это как фундамент строящегося дома. Поскольку в этот период ум ребенка чист и непорочен, в нем отсутствуют предубеждения и ассоциации, он с легкостью поддается влиянию и требует защиты. Тая перенесла сильное потрясение в этот период, была закрыта для общения, мы были бессильны понять, что происходит в ее сознании. Монастырское обучение в этом возрасте включает лишь заучивание текстов без их интеллектуального осознания, которое начинается в возрасте двенадцати лет. Но Тая молчала целый год. Для нас было невозможно определить и как она заучивает текст, и как воспринимает хоть какую-нибудь информацию на занятиях. Но однажды занимавшаяся с малышами монахиня заметила, что Тая мимикой реагирует на ошибки при воспроизведении текстов другими детьми. Она не указывала на ошибку, но по выражению ее лица было понятно, что, во-первых, она понимает язык, которому ее никто не учил – она ведь по сути немая, а во-вторых, она знает текст наизусть и замечает ошибки. Монахиня решила проверить свои наблюдения… Через неделю, прочитав детям текст, который им предстоит выучить, она на следующий день при повторном его прочтении умышленно допустила в нем ошибку. Тая сразу же отреагировала на это. Впоследствии монахиня несколько раз проверяла свою догадку, после чего обо всем рассказала мне. Я присутствовала на нескольких занятиях и могу сказать, что ваша девочка запоминает текст с первого прослушивания, а если в тексте много незнакомых ей слов, то максимум – со второго. Когда она заговорила, я решила проверить, насколько долго заучиваемые тексты сохраняются в ее голове… Она помнила все тексты, которые учили дети в ее присутствии! Это поразительно, Леонид!

– А что говорит Аклим по этому поводу? Ведь она больше всех общается с Таей, не так ли? Она вам ничего не рассказывала? Может быть, Тая с ней чем-то делится или рассказывает о своих… – Лео осекся, не желая выдавать монахине информацию, о которой ей знать было абсолютно не нужно. – О своих способностях или, скажем, мечтах?

– Вы правы, Аклим старается проводить много времени с Таей. Она, как вы знаете, по собственной инициативе взяла на себя обязанность светского образования Таи. Аклим в беседе со мной говорила, что сначала опасалась, как бы не перегрузить мозг девочки, но со временем поняла, что Тая легко усваивает всю информацию, которую получает от нее. Она заметила, что у Таи исключительная способность к языкам, и начала объяснять ей, как строятся фразы на нашем языке. Через некоторое время Тая начала понимать, что ей говорит наставница. Как-то Аклим показала мне учебник, по которому обычные дети в вашей стране занимаются целый год… Так вот – Тая одолела его за двенадцать дней. При этом она не просто запомнила текст учебника, а использовала позже информацию, полученную из него, в беседах с Аклим. Не могу сказать, что они сдружились, но Тая определенно расположена к сближению с Аклим и если кому и откроется в своих тайнах, то только ей.

– У нее не появилось новых знакомств или привязанностей в монастыре или среди посещающих его людей?

– Нет. Хотя, знаете… – монахиня щелкнула пальцами в воздухе. – Девочка часто ходит к семье рогьяпа.

– Кто это? – насторожился Лео.

– Местный могильщик. Его юрта расположена к востоку от монастыря.

– Спасибо. Обязательно навещу его.

Монахиня понимающе кивнула и, видя озабоченность Лео, добавила:

– К тому же – она очень изобретательна. Неделю назад одна из коз сильно поранилась на выпасе, повредив вену. Тая тут же это заметила и приняла самостоятельное и быстрое решение: наложила жгут, приволокла козу в монастырь, остригла шерсть вокруг раны, все тщательно обработала, сделала перевязку и подвязала ногу животного таким образом, чтобы та могла передвигаться, но не беспокоить рану.

– В детстве она хотела быть ветеринаром и спасать животных, – глаза Лео предательски увлажнились.

– А вчера у нас сломался вентилятор – тот, что вы привезли нам в позапрошлом году – и Тая его починила…

Лео улыбнулся. Намек монахини он понял.

– Неужели?

– Да, девочка очень сообразительная и трудолюбивая. Как же печально, что все так вышло с ее семьей. Даже не верится, – монахиня приложила ладонь к губам и покачала головой. – Скажите: так и не выяснили, кто это был?

– Нет, – отрывисто бросил Лео и встал со стула – демонстрируя, что разговор закончен.

Монахиня деликатно поднялась вслед за ним.

– Вы знаете, меня беспокоит только одно…

Лео насторожился, но, изобразив отчужденность на своем лице, переспросил:

– Ваше беспокойство… Оно насчет семьи Таи?

– Нет-нет, – успокоила его монахиня. – Это – насчет рисунков.

– Каких рисунков? – Лео сердито изогнул бровь, не понимая, какое беспокойство могут вызвать рисунки ребенка.

– Аклим говорит, что Тая часто рисует девочку в окружении крыс. Причем – девочку крошечного размера, а крыс – огромных. Потом тщательно зачеркивает девочку, а крыс – обводит в кружочки.

Лео повернулся на звук чьих-то шагов и произнес:

– Хорошо, я проконсультируюсь со специалистом, что это может значить. Спасибо вам.

Накинув самгхати поверх новеньких свитера и брюк, что привез Лео в этот раз, я с осторожностью спустилась в гостевую комнату. Самдинг уже ушла, и мы снова с Лео остались одни.

Вот же – дело дрянь: теперь от его вопросов, увы, не отвертеться.

Уверенной походкой прошла сразу к огню, который успела для нас развести монахиня, и как ни в чем не бывало уставилась на языки пламени, наблюдая краем глаза за Лео. Суровое, задумчивое лицо моего собеседника не предвещало ничего хорошего.

– Тая…

– А? – встрепенулась я, словно была погружена в поток мыслей.

– Не юли!

Я скривила лицо. Конечно, он все понял: сейчас меня занимала лишь одна мысль – как бы отвертеться от разговора, но похоже, его не избежать.

– Ну, хорошо, – вздох одолжения смешался с теплым воздухом прогретого помещения, ароматом мяты и чабреца.

Разочарование, растопырив крылья, словно раненая птица, неуклюже летало под потолком, нежась в тепле и прицеливаясь: на чьи плечи будет удобнее спикировать в сложившейся ситуации.

– Если хочешь знать, то сегодня я впервые посетила твою голову… Да и посетила – поверхностно… Скажем так: побывала на пороге твоего сознания, не углубляясь в покои. Теперь ты спокоен?

– Спокоен ли я?! – рявкнул Лео, но тут же снизил тон, оглянувшись на дверь. – Перестань нести чушь! И отвечай!

Я закатила глаза.

– Чего ты хочешь услышать? Я уже все сказала!

– Как тебе это удается? Где ты этому научилась? Когда? – тихо засыпал он меня вопросами, а потом заговорщицки добавил. – Тебе открылось это в монастыре?

Было непривычно наблюдать растерянность на лице этого человека, я предполагала, что подобное чувство ему недоступно. Не могу сказать, что наслаждалась моментом, но признаюсь – было приятно, что удалось его удивить.

– Нет, – качнула головой. – Это случилось еще тогда… После того, как… – я облизала обветренные губы и замолчала, не желая возвращаться в ужасающее прошлое.

Хотелось, чтобы Лео это понимал, но, глядя на его скрещенные перед собой руки, было ясно, что придется дать ему развернутый ответ.

И я продолжила:

– Сначала испугалась, приняла это за свои фантазии, затем думала, что у меня галлюцинации. Ну а когда без проблем проникла в голову капитана на траулере, то поняла, что все – по-настоящему. Помнишь его? Того старого капитана с жутким шрамом через все лицо?

Лео молча покачал головой, как мне показалось, скорее от недоумения над происходящим, чем в ответ на мой вопрос.

– Могу заглянуть в голову к любому. Точнее – уже залезла ко всем монахиням… Кроме Аклим.

– Но Тая… – прошептал Лео, снова оглянувшись на дверь.

– Я – не со зла, просто хотела удостовериться…

– О господи, – выдохнул он, приложив пальцы к виску. – Вот это новость! И как тебе это удается, позволь уточнить? – я почувствовала, как после моего признания Лео сменил тональность и перестал со мной разговаривать, как с ребенком.

– Что именно? – невинно пожала плечами я.

– Тая, не прикидывайся, что не понимаешь моих вопросов! Каким образом ты проникаешь в чужие мысли? Что тут непонятного?

Помолчав, я с неохотой призналась:

– Через глаза. Они – входная дверь для меня в любую голову.

– Но… Это невероятно! – выдохнул Лео и нервно растер лоб, вышагивая по комнате. – Да что там невероятно – это уму непостижимо! – он выставил вперед ладони и с шумом выдохнул.

«Надеюсь, с ним не случится сердечный приступ?» – подумала я.

Но когда он опустил руки мне на плечи, стараясь при этом не пересекаться взглядом, поняла – его переполняло волнение, граничащее с восхищением.

– Тая, давай договоримся… Хочу, чтобы ты мне пообещала вот прямо здесь… Раз и навсегда пообещала! – он отчеканивал каждое слово, будто говорил на неизвестном для меня языке. – Больше никогда ни при каких обстоятельствах не заглядывать в мою голову!

Несмотря на теплый воздух в помещении, по моему телу пробежали мурашки. В надежде, что сейчас придет Самдинг и наш разговор с Лео прекратится волшебным образом, я отвернулась в сторону, но Лео повернул мое лицо обратно для налаживания связи. И на мгновение все же решился заглянуть мне в глаза.

– Тая!

– Что еще?

– Обещай! – Лео с тревогой всматривался в мое лицо.

– Хорошо. Обещаю…

– Нет, не так, черт возьми!

– А как?! – удивилась я, вспомнив тут же, что и сама была точно также недовольна, когда несколько лет назад у черного камня Лео вот так наотмашь быстренько брякнул, что не помешает мне идти своей дорогой.

Но чего он от меня хочет?

Чтобы я постучала себя в грудь и три раза прокричала «клянусь»? А в довершении совершила бы кульбит, хлопнув пятками в воздухе и издав рев Кинг-Конга?

– Обещай, поклянись мне самым дорогим, что у тебя есть! Поклянись памятью семьи. Это ради твоего же блага. Обещай никогда не залезать в чужие головы без очень веского на то основания! Во-первых, это аморально, во-вторых, небезопасно, слышишь? – Лео аккуратно тряхнул меня за плечи.

– Я не ослышалась? Ты заявляешь мне об аморальности?! – возмутилась я. – Ты! Человек, который…

– Тая, – прервал он, едва качнув головой. – Не сейчас.

Что и говорить, настроен он был серьезно. Меня это абсолютно не трогало, но все же решила сказать то, чего он ждал. Просто, чтобы поскорее завершить разговор:

– Да, – подняв на него глаза, торжественно произнесла на одном дыхании. – Обещаю никогда и ни при каких обстоятельствах больше не залезать к тебе в голову, но в обмен на то, что и ты не забудешь про обещание, данное тобой у камня. Какое? Надеюсь, что ты не забыл… Считай это заключением сделки между нами. Но клясться я не стану, тем более – самым дорогим. Это – слишком личное, Лео, оно не предназначено для публичных торгов в угоду чужим интересам.

Опешив, Лео смотрел на стоящего перед собой подростка, прикидывая, насколько недооценивал маленького человека, который вот так, в одно мгновение лихо и безоговорочно указал ему – могущественному и взрослому! – на сохранение личностных ценностей и установил рамки дозволенного в переговорах.

Втянув шумно воздух, он обреченно кивнул. По реакции было ясно – он не забыл о данном обещании, обескураженный выдвинутыми условиями сейчас. И вариантов, кроме как согласиться, у него не было. Но все же толика сомнений суетливо заерзала в моем сознании, хотя заметить со стороны это было невозможно.

– Надеюсь, что мы поняли друг друга. И согласись, ведь очевидно – насколько для каждого из нас важны стороны этого вопроса, – я поспешила сделать акцент на слове «каждого», лишая Лео возможности пытаться найти обходной путь.

– Это уж точно, – поникнув, прошептал он. – Это уж точно…

В данный момент Лео находился в состоянии, в котором, по большому счету, ему было абсолютно все равно: и что я говорю, и какие условия выдвигаю…

Вид человека, находящегося передо мной, можно было описать двумя словами: ошарашен и уязвим. Он понимал, что здесь, как говорится – без вариантов. При иных обстоятельствах Лео отреагировал бы по-другому и уж точно не решился бы заключать сделку с ребенком, пусть даже и на устных договоренностях. Я уже жалела, что так высокомерно обошлась с ним, но дело было сделано.

Мне необходим был внятный утвердительный ответ от Лео, и он это понял.

– Помню… – ответ был произнесен явно с трудом. – Скажи: я могу быть уверен, что с твоей стороны не последует обмана?

– Можешь не сомневаться. Слово дворянина, – я шутливо задрала подбородок и резко приставила одну ногу к другой.

Его лицо тронула легкая улыбка:

– Ну-у… Тогда по рукам!

Шутливо плюнув в свою маленькую ладонь, я протянула ее навстречу – Лео сделал то же самое, разразившись смехом.

И хотя завершение нашей сделки прошло на позитивных нотах, напряженность витала в воздухе еще долго, и я чувствовала, что наши отношения уже никогда не будут прежними…

Почти сразу после этого разговора Лео собрался и ушел к вершинам. Впрочем, ничего удивительного – он всегда покидал меня после трех-четырех дней, проведенных в монастыре. Куда пролегал его путь, я не знала и никогда не спрашивала, но так происходило в каждый визит. Спустя неделю он возвращался обратно в монастырь, мы устраивали прощальный пикник, и Лео улетал домой – в Бутан, исчезая из моей жизни на несколько месяцев.

Это не вызывало во мне никаких эмоций: я не грустила, когда он улетал, и не испытывала великой радости при его появлении. По большому счету, мне было все равно, за исключением того, что его визиты вносили хоть какое-то разнообразие в монотонную жизнь.

Скука – это единственное, что омрачало дни жизни в монастыре. Но жалеть о них не стану. Я получила необыкновенные физические навыки, духовное развитие, которые нельзя было познать, не прожив тут годы – это был прекрасный багаж для жизни внизу, на земле. Я испытывала благодарность к окружающему миру и монахиням, что приняли меня, подарили шанс познать мир с особенной, удивительной стороны – не позволив превратиться в бесполезный отброс общества.

Конечно, обитель не назовешь уютным гнездом, что заботливо вьют родители для своих птенцов, и порой мне приходилось выживать в условиях жесткой дисциплины. Но по ту сторону временных неудобств я видела великую справедливость…

Она частенько прогуливалась в конце длинного моста, за высоким забором и – подмигивая мне, словно в знак поддержки и одобрения – протягивала ладонь, маня к себе. Решение дойти до конца, перемахнуть забор и пожать ей руку – было единственной целью и стирало все шероховатые грани хмурых дней. Чтобы это осуществить – мне следовало двигаться дальше.

Оставшись здесь, я никогда бы не разорвала финишную ленту в конце намеченного маршрута. Путь к просветлению раз за разом уводил бы в сторону от первоначальных намерений, ведь по канонам он пролегал через правильные и безопасные тропы добра, любви и сострадания. Я не сторонилась их и – кто знает – может, однажды смогла бы даже зашагать по их мягкому песчаному грунту, но сначала мне предстоял долгий и трудный путь в колючие непроглядные дебри. Там, во тьме пороков и греха я должна буду отыскать одного человека, чтобы заглянуть в его глаза и вырвать сердце.