Читать книгу Бегство от любви. Роман - Натали Митчелл - Страница 2

****

– Анабель, мне до жути надоело безвылазно сидеть в нашем городке. Я собираюсь проехаться по всей Америке, – с вызовом сказала Милли, скорее, не сестре, а зеркалу.

Оно услужливо отразило живое, смуглое лицо, высокие скулы которого часто заливал румянец. Не потому, что Милли была излишне стыдлива. Скорее, кровь в ней кипела так, что волны то и дело приливали к лицу. Черные глаза ее блестели жаждой жизни, которая интересовала девушку во всех проявлениях. Они смотрели из-под густой темной челки с любопытством и легким лукавством. Сзади волосы Милли были коротко острижены, открывая длинную, гибкую шею.

– Ты хочешь оставить меня одну? – испугалась Анабель.

И действительно, они были вместе, сколько помнили себя. По крайней мере, с того дня, как родилась Милли. Уже чувствуя, что Анабель легко может отговорить ее, она взмолилась:

– Ну, почему сразу – оставить? Должна же я хоть когда-то увидеть, что происходит за порогом нашего дома!

– Детка, да ты и так свободна в своих действиях! Зачем тебе понадобилось уезжать? Ты бываешь, где хочешь, дружишь, с кем хочешь…

Милли подавила усмешку: «Ну, дружбой это не назовешь…» Проникновенный голос хрупкой Милен Фармер, струившийся из маленьких колонок, нашептывал о любви, плакал о ней, желал ее. Как желала ее и Милли, еще не до конца очнувшаяся от ночных видений. В них чьи-то руки ласкали и сладко терзали ее тело, и было до того хорошо! Жаль, что лицо человека, подарившего эту нежданную радость, так и осталось подернутым дымкой сна…

Милли чуть повернула голову, чтобы незаметно от сестры полюбоваться своим тонким полупрофилем. Когда Анабель заставала ее перед зеркалом, то начинала подтрунивать, называя младшую сестру кокеткой. Но Милли не видела ничего плохого в том, что называли кокетством. Это было веселой игрой с другими людьми, главным образом, с мужчинами, конечно, которые с готовностью вовлекались в это легкомысленное действие. Почему бы нет?

Но как раз это не совсем одобряла Анабель. Она полагала, что с мужчинами нужно держаться строго и сдержанно. Милли было смешно даже слушать ее. Казалось, будто сестра родилась в викторианскую эпоху. Может, поэтому у нее, на памяти Милли, и не было ни одного настоящего бой-френда. Единственный грех, который позволяла себе Анабель, это было курение. Она и сейчас вертела в пальцах тонкую сигарету, но не прикуривала, зная, что сестра не выносит табачного дыма. Милли закашливалась даже от запаха, и ничего не могла с собой поделать.

– Может, ты поедешь со мной? – спросила она сестру, хотя сама совершенно не верила в то, что такое возможно.

Анабель и беспечное странствование по Штатам в поисках необременительных приключений? Нет, это вещи не совместимые. Да и Милли она просто испортила бы все удовольствие от поездки. Ведь старшую сестру просто удар хватил бы, если бы младшая заперлась бы в номере придорожного мотеля с каким-нибудь проезжим красавчиком. А Милли, собственно, ради этого и собиралась отправиться в небольшое путешествие. Не то, чтобы ей не хватало любовных приключений в родном городе, но хотелось чего-то нового, еще не узнанного. Яркие эпизоды, обрывки воспоминаний, от которых сладко сжимается в животе – чего еще желать от долгожданной поездки?

Поэтому Милли почувствовала облегчение, когда Анабель почти с ужасом воскликнула:

– Как я могу куда-то поехать?! У меня же работа.

– Конечно, – поспешно согласилась девушка. – Работа – это святое.

И опять повернулась к зеркалу. Солнце, заглядывавшее в его блестящую поверхность через плечо Милли, охватило контур ее лица прозрачным свечением. Едва заметные пылинки заплясали в воздухе от легкого дыхания девушки, она улыбнулась им и подумала, что была бы не прочь подхватить их радостный танец. Вот чего ей хотелось по-настоящему, а вовсе не искать себе какую-то дурацкую работу, которая, к тому же, на самом деле была не нужна ни ей, ни Анабель. Родители выделяли им денег достаточно, чтобы они могли снимать просторный дом и жить в свое удовольствие. Но Анабель доказывала свою независимость, занимаясь какой-то ерундой в юридической конторе своего крестного. А Милли не считала чем-то зазорным до сих пор брать деньги у родителей, хотя ей уже исполнился двадцать один год. Им это было только в радость, почему же она должна была лишать их этого удовольствия?!

«Хорошенькая, довольная жизнью дочка состоятельных родителей», – насмешливо подумала Милли о себе и обернулась.

Сестра смотрела на нее с так хорошо знакомой насмешливой нежностью. Конечно, она была намного старше Милли, которая едва достигла совершеннолетия, и потому относилась к ней, как к ребенку. Иногда это нравилось Милли, но чаще раздражало: кому понравится, когда его жизнь вообще не воспринимается всерьез самым близким человеком?! Уже прошло лет пять, как они решили оторваться от родителей, и жить самостоятельно. Вернее, самостоятельно зажила только Анабель, которая к тому времени уже оставила мечты поступить в колледж. Как она говорила Милли и своим друзьям, ей не терпелось самой зарабатывать на жизнь и заниматься делом, а не учиться.

Но младшая сестра подозревала, что у Анабель просто не хватило способностей и знаний поступить в юридический колледж. Хотя, на взгляд Милли, ее старшая сестра была просто создана для того, чтобы стать настоящим юристом – так уж все у нее было упорядочено в жизни и разложено по полочкам.

И Милли ничего не имела против такого отношения к действительности. Просто ей это казалось невероятно скучным. У нее самой все было наоборот. Это даже отчасти не было бунтом против образа жизни сестры. Просто Милли гораздо больше нравилось валяться на диване с любовным романом и поедать шоколадки, которые никак не портили ее легкого, тонкого тела. В нем, конечно, без труда просматривались округлости, и весьма соблазнительные, даже на взгляд самой Милли.

И ее загорелые ноги, которые во время чтения они любила закидывать на спинку дивана, были хороши. Уникальной длиной они не отличались, но все же были длиннее, чем у всех ее подружек. И даже тоненький шрам под коленкой – память о бурном детстве – их нисколько не портил. Напротив, тех мужчин, которые уже случались в жизни Милли, именно этот шрам почему-то невероятно трогал.

Об этом Анабель, к счастью, даже не догадывалась. Она до сих пор считала младшую сестру наивной, маленькой девочкой. Поэтому Милли и могла себе позволить с невинным выражением произнести:

– В поездке мне могут встретиться интересные люди.

Анабель вдруг широко улыбнулась:

– Знаешь… Я ведь еще не сказала тебе… Я как раз встретила одного человека.

Милли кошкой метнулась к ней, свернулась рядом на диване, поджав ногу. Аккуратные ухоженные ноготки блеснули маленькими чешуйками. Милли потребовала:

– Неужели? Ну-ка, рассказывай!

И потерлась щекой о ее мягкое плечо. Анабель была чуть полновата, но Милли не считала это недостатком. Она любила свою наивную, простодушную сестру.

Прикусив нижнюю губу, Анабель покосилась на нее и часто заморгала. Милли подумала, что давно не видела ее такой смущенной. Наверное, с того дня, как Анабель познакомилась с Тимом Миллером, который однажды исчез так внезапно, что это выбило у нее почву из-под ног. Да, все-таки один мужчина был в ее жизни… Правда, нельзя сказать наверняка, была ли между ними настоящая близость. Для Анабель подобные темы – запретны. Тем более, если речь идет о ней самой. Уже года три Милли не слышала от нее ни о каких новых знакомых… Неужели наконец?!

– Собственно, это произошло не вчера. Мы уже какое-то время встречаемся. Просто по-дружески!

– Ну да, – скептически хмыкнула Милли.

– Признаться, это не очень этично, – усмехнулась Анабель, – потому что Майкл – наш клиент. Наша контора ведет некоторые его дела.

– Ну и что такого? Плевать!

– Не скажи… Это не понравится боссу, если ему донесут.

– Боссу? Дяде Джою? Глупости! Он же твой крестный! Он только рад будет, что ты, наконец-то, обзавелась приятелем, – Милли заглянула ей в глаза: – А уже есть, о чем доносить?

У старшей сестры глаза были светлыми – утреннее небо. И в них всегда ощущалось зарождение солнца. А Милли пошла в отца, предки которого приплыли в Америку из Испании, и глаза у нее были цвета страстной южной ночи, и густые волосы такими же. Она коротко стригла их, потому что ленилась ухаживать, и это всегда огорчало Анабель. У нее самой волосы были не черными, а рыжеватыми, как у многих американок. Анабель нравилось чувствовать себя одной из многих. И, вместе с тем, еще больше нравилось то, что ее младшая сестра так непохожа на других.

А Милли нравилось приподнимать длинную прядь сестры и смотреть сквозь нее на солнце. Так казалось, что в волосах Анабель разгорается пламя. Потом Милли с сожалением думала, что хорошо бы добавить такого огня и в душу сестры. Не хватало ей этого. Явно не хватало.

– Между нами пока ничего особенного не было, – все также смущенно призналась Анабель, и Милли с насмешкой подумала, что не совсем понятно, чего же стесняется сестра: того, что у нее случился роман, или того, что он зашел не слишком далеко.

– Но что-то же было? – Принялась нетерпеливо расспрашивать она, и, не отдавая себе отчета, погладила свою ногу.

Кожа у Милли была гладкой и мягкой, она представляла, как мужчинам приятно касаться ее. Даже ей самой было приятно. Иногда она могла долго просто гладить себя, наслаждаясь прикосновениями. Конечно, было бы лучше, если б это делал кто-то другой… Но этот другой не всегда оказывался под рукой в нужный момент.

Не дождавшись ответа сестры, не решавшейся поделиться подробностями, Милли заторопила:

– Как вы познакомились? Какой он? Ты влюбилась в него с первого взгляда?

– Влюбилась? Не знаю… Он приятный. Симпатичный. Даже очень. С ним интересно.

– Как ты скучно говоришь об этом! – возмутилась Милли. – Ты должна кричать, что с ума по нему сходишь! Что мир утрачивает все краски, когда его нет рядом!

Анабель усмехнулась:

– Боже! Надо бы тебе поменьше читать романов… Где ты видела в реальности такую любовь?

– Не видела, – угасла младшая из сестер. – Но ведь она только такой и должна быть! Иначе это вообще не любовь.

– Не знаю. Я не уверена, что люблю его. И уж, конечно, не схожу по нему с ума. Как я буду работать, если сойду с ума?

– Разве можно в такое время думать о какой-то работе?! – Милли вскочила и принялась расхаживать по комнате, которая не менялась годами – старшая сестра была консервативна. – Да ты же должна упиваться каждым мигом, проведенным вместе с Майклом! А, расставшись на время, переживать это заново – уже в мыслях.

– А кто же будет кормить меня? Тоже родители? Но я слишком большая девочка для этого.

Милли в отчаянии взмахнула кулаками и, схватив маленькую диванную подушку, запустила ею в сестру:

– Ты не исправима! Да если бы мне только довелось влюбиться…

– Лучше не надо, – торопливо проговорила сестра, водрузив подушку в угол дивана. – Надеюсь, ты еще не забыла, что с тобой творилось, когда у тебя появился Алан?

Будто споткнувшись, Милли замерла посреди комнаты. Алан… Эпоха Алана. Время, из которого было вычеркнуто все, кроме Алана. Тогда Милли было семнадцать, и ей казалось, что это любовь – на всю жизнь. Она думала только об Алане, постоянно мысленно с Аланом, и чтобы не делала – было в его честь. В те месяцы она забывала не только приготовиться к школе, хотя это был выпускной класс, и следовало бы постараться, Милли даже о еде не вспоминала до тех пор, пока Анабель не засовывала ей ложку прямо в рот…

Как получилось, что однажды утром она проснулась, и почувствовала, что его имя больше не отзывается в ней ни болью, ни радостью? В то утро за окном тоже, как сегодня, сияло солнце. Сквозь приоткрытые рамы пробивались захлебывающиеся радостью птичьи голоса. И было так хорошо просто валяться в постели и предвкушать удивительные события грядущего дня! И не хотелось никакого Алана. Может, кого-то… Но только не его. Слишком уж он подавлял Милли своей огромностью. Он заполнил всю ее – от макушки до пяток. И жить с этим ощущением оказалось утомительно. Не говоря о том, что достаточно больно.

Милли опасалась в тот момент, что с наступлением вечера, все ее болезненные чувства к Алану опять вернуться. Но, как оказалось, они покинули ее навсегда. Милли просто не захотела его больше видеть…

– Не надо об Алане, – попросила она сестру. – Его больше нет. Я совсем забыла о нем, зачем надо было напоминать?

Анабель повернулась к ней и обхватила мягкими, похожими на материнские, руками:

– Прости, детка, прости! Я не думала, что тебе все еще больно.

– Вот еще! Вовсе мне не больно, – Милли высвободилась и встала. Пританцовывая, прошлась по комнате, покружилась перед зеркалом, широко улыбнулась ему. – Просто я не хочу о нем думать. Не хочу, не хочу! – пропела она. – Только время тратить – вспоминать его. Зачем? Алан был всего лишь смазливым мальчиком…

– Он был красивым мальчиком… И стал красивым мужчиной.

Милли резко обернулась:

– Ты что, видела его?

– Грейстаун – маленький город…

– И вы разговаривали? За моей спиной?!

Анабель пожала плечами:

– Не могла же я пробежать мимо.

– О, конечно! – завопила Милли. – Хорошие манеры дороже сестры!

– Но, детка! Разве я предала тебя тем, что поздоровалась и чуть-чуть поговорила с ним?

– Я представляю себе это «чуть-чуть»… Вы наверняка точили лясы добрых полчаса! И что он тебе сообщил интересного?

Усмехнувшись, Анабель сказала:

– Он развивает отцовский бизнес. Сеть химчисток, кажется.

– Когда-то мы с ним смеялись над его отцом, который возится с мертвыми животными и терпеть не может живых, – пробормотала Милли.

– Все мы меняемся со временем… Теперь Алану уже не кажется это смешным.

– Значит, он сам теперь смешон!

– Не сказала бы. Выглядит весьма импозантно. Такой эффектный блондин. Абсолютно голливудский тип.

Милли презрительно фыркнула, хотя многие из кинозвезд являлись ей в весьма рискованных снах. Анабель, как бы между прочим, добавила:

– Ездит на «Вольво».

– Бережет себя! Эта машина считается одной из самых безопасных.

– По нему не скажешь, что ему не жаль расстаться с жизнью…

– Ну, и пусть себе живет! – резко оборвала Милли. – Черт с ним вообще! Мы ведь говорили о Майкле. Как его? Майкл…

– Кэрринг. Он из Кентукки.

– Да что ты? Никого не знала оттуда. У тебя нет его фотографии? Жаль. Могла бы и щелкнуть его, чтобы удовлетворить мое любопытство!

Анабель улыбнулась:

– Не зачем. Сегодня ты сама его увидишь. Я пригласила его к нам на ужин.

– Сегодня? – Подскочила Милли. – Что ж ты до сих пор молчала?!

– А что? Я уже продумала меню. Будет рагу с грибным соусом и твой любимый салат.

Милли облизнулась:

– О, это я люблю!

– Завидую тебе, – вздохнула сестра. – Ты можешь есть, сколько душе угодно.

– Не душе, а желудку, – пробормотала Милли, опять засмотревшись в зеркало.

Теперь, когда солнце поднялось выше, и не подсвечивало сзади, в ее профиле проступило что-то темное. Она всмотрелась в свое отражение внимательнее: «Что же я собой представляю?» Анабель между тем продолжала жаловаться:

– А я чуть только съем лишний кусочек, сразу весы зашкаливает.

– Ты бы не вставала на них по десять раз на дню, – посоветовала Милли, которая даже не знала, где они хранятся.

– А как же мне следить за своим весом?

– Да брось ты за ним следить! У тебя же настроение после это портится.

Анабель вздохнула:

– Отец называет меня «булочкой».

– Это он, любя…

– Я думаю, и Майклу мои формы не очень нравятся.

– Ну, и дурак он, значит! – обиделась Милли за сестру.

– Правда, мне его фигура тоже не особенно нравится, – призналась Анабель.

Милли оторвалась от зеркала:

– А, вот так?

– Да, знаешь ли… Он слишком… суховат. Мне нравятся мужчины покрупнее.

– Почему же ты… Зачем ты тогда пригласила его домой?

Сестра пожала плечами:

– Сама не знаю. Он спросил: «А почему бы тебе не пригласить меня на ужин?»

– Мог бы и сам пригласить…

– Он утверждает, что ему очень хочется посмотреть наш дом, – она усмехнулась. – И познакомиться с моей младшей сестрой. Хотя я говорила, что ты нисколько на меня не похожа.

«Что еще за новости? – Подумала Милли с тревогой. – Зачем это ему понадобилось со мной знакомиться?»

****

Она не могла понять, почему так волнуется, одеваясь к ужину. Конечно, знакомство с бой-френдом сестры событие незаурядное, особенно учитывая патологическую необщительность Анабель, и все же… Милли придирчиво пересмотрела свой небогатый гардероб. Нужно было выглядеть так, чтобы создавать только фон для Анабель, и ни одним мазком не выделиться. Она выбрала простое светлое платье, прямое, до щиколоток, чтобы по возможности скрыть соблазнительную красоту своих ног. И надела туфли на каблуке: если окажется выше этого Майкла – даже хорошо. Анабель ниже сестры на полголовы, наверняка с ней он чувствует себя гигантом. Мужчины это любят…

Губы Милли дернулись в усмешке: откуда ей знать, что любят мужчины? У нее их и не было толком. Так – мимолетные романы. Даже не романы, а соприкосновения. На утро – разбегались без сожаления, редко встречались вторично. Ей самой не хотелось этого.

Утешало то, что Анабель в этом была нисколько не опытнее, и это скрадывало их разницу в возрасте. А сегодня старшая сестра и вовсе выглядела растерянной школьницей, которая внезапно забыла, как разложить приборы. Милли взяла сервировку стола на себя, и вот тут-то и поймала себя на том, что почему-то волнуется едва ли меньше сестры.

«Я боюсь, что он не понравится мне, и я не сумею скрыть это от Анабель, – объяснила она себе. – Для нее это будет ударом… Еще каким. Мы с ней слишком привыкли прислушиваться друг к другу… Может, это не так уж и правильно. Господи, хоть бы этот Майкл Кэрринг оказался хорошим парнем! Имя у него, конечно, заурядное, но это еще ничего не значит…»

– Мне кажется, мясо недостаточно сочное, – плаксиво протянула Анабель, когда она заглянула к ней на кухню. – Надо было выбрать кусок получше… Но этот мне понравился.

– Главное, чтобы твой Майкл оказался лучшим куском, – пробормотала Милли. Если сестра и расслышит, ничего страшного.

Но та не обратила внимания на то, что Милли проговорила себе под нос. Суховатое мясо полностью поглотило ее внимание. Постояв у нее за спиной, Милли вышла из кухни, потом вообще из дома. Ей вовсе не обязательно было находиться там в ту минуту, когда явится этот Майкл… Пусть поздороваются без свидетелей, а потом и она появится, чтобы нарушить их уединение. А что делать, если она ворвется в тот момент, когда они уже начнут ласкать друг друга?

«Нет, этого может быть, – сказала Милли сама себе, углубляясь в маленький сад. – Сегодня просто званый ужин, и ничего большего. Анабель все всегда делает правильно. Вот я не удержалась бы… А она только накормит его и отправит восвояси».

Вокруг все радовалось жизни. И солнце, которое сегодня казалось особенно ласковым даже на закате, а лучи его охотно делили свое тепло на всех, отражаясь глянцевым блеском в мясистых листьях. И спрятавшиеся среди них маленькие, звонкоголосые птицы, песням которых так хотелось вторить. И беспечные бабочки, обладающие умением прожить свой единственный день, раздаривая свою красоту. Милли подумала, что чем-то напоминает такую бабочку, которая не задумывается о завтрашнем дне, хотя давно пора бы, уже стала совершеннолетней.

– Нет! – вырвалось у нее. – Я вовсе не такая.

– Не знаю, о чем вы думали, – раздался позади мужской голос. – Но, на мой взгляд, вы – просто чудо природы.

Она резко обернулась, испуганно уставилась на неслышно подобравшегося к ней человека:

– Вы кто? Что вы здесь делаете?

Широкая улыбка рекламного агента, вкрадчивый голос:

– Я тот, кого вы ждали. Я – мужской аналог феи.

– Кто?! – опешила Милли.

– Волшебник. Исполняю желания прекрасных дам. В данный момент продаю средства для чистки одежды. Вы ведь об этом только что мечтали? Чем вы замазались? Кофе, грязь, жир? Не желаете посмотреть? – Непрошенный гость уже взялся за «молнию» на сумке.

Милли сморщилась: «Какой нахальный тип!»

– Не надо, – остановила она. – Меня это нисколько не интересует.

– Неужели?

– Как вы вообще сюда попали? Это частная территория.

Теперь поморщился коммивояжер:

– Как я ненавижу эти слова! Не ожидал услышать их от такой девушки, как вы.

Это смутило ее:

– Почему не от меня?

– Потому что вы потрясающе красивы, – он вдруг уверенно взял руку Милли и прижал к губам пальцы. – И чудно пахнете…

Она вырвала руку:

– Так что же здесь делаете на самом деле?

Он широко улыбнулся, показав чуть выпяченные вперед нижние зубы:

– Собираюсь поужинать в вашем обществе. Вы ведь – Милли? Я не ошибся?

– Так вы и есть Майкл? – Теперь кровь прихлынула к ее щекам. – О, господи… Я не… Никак не ожидала встретить вас в нашем саду.

– Я тоже не собирался разгуливать под деревьями, – Майкл осторожно пожал ее руку и выпустил. – Но увидел вас, когда вы еще только вышли из дома, и решил сразу же познакомиться. Собственно, у меня ощущение, будто мы уже знакомы, так много Анабель рассказывала о вас.

– Я представляю, – пробормотала Милли. – Маленькая сестричка-бездельница…

Он приподнял брови, и она заметила, какие у него теплые карие глаза. Не такие темные, как у нее, скорее, цвета молочного шоколада. В них тоже таилось солнце. Они не смеялись над ней, над тем, что им только что довелось увидеть. В этих глазах было понимание. Милли вспомнилось, как Анабель несколько раз повторила, что не любит Майкла, и ничего серьезного между ними не было и нет…

«Хорошо, если это действительно так, – незаметно вздохнула Милли. – Хотя мне-то что за дело?»

– Ничего подобного я о вас не слышал. Анабель всегда говорила о вас, как об уникальном чуде природы. Теперь я вижу, что она нисколько не преувеличивала.

Смутившись, Милли поспешно оглянулась на дом:

– Она ждет вас, пойдемте.

– Да, она ждет, – согласился Майкл, но не двинулся с места.

Уже сделавшая несколько шагов Милли, взглянула на него с беспокойством:

– Что такое?

Покачав головой, Майкл пошел за ней следом. Она услышала за спиной:

– Мираж.

– Что вы сказали? – Обернулась она.

– Я хотел сказать: дом ваш… Он очень симпатичный.

– Его еще родители купили. А кто строил, я даже не знаю.

– Наверное, его создал некто, влюбленный в такую девушку, как вы. В нем есть что-то романтичное…

Она усмехнулась:

– Если вы думаете, что во мне отыщется что-то романтичное, то сильно ошибаетесь. Я вполне современная девушка. Немного циничная, как все сейчас.

– А я слышал о вас совсем другое…

– Анабель нарассказывает! Она жутко необъективно ко мне относится.

– Ее можно понять.

Остановившись, Милли повернулась к нему так быстро, что Майкл не успел среагировать и наступил ей на ногу. Сморщившись, она выпалила:

– Слушайте, Майкл, если вы рассчитываете на флирт сразу с двумя сестрами, у вас ничего не выйдет. Это, конечно, привлекательно и пикантно, может, даже забавно, только это не для нас, понимаете? Так что бросьте все эти ваши намеки на то, какая я девушка, и все такое. Вам все ясно? Ради забавы я никогда не причиню боли сестре.

Он вскинул руки:

– Милли, Милли! Давайте не будем ссориться.

Отвернувшись, Милли пошла к дому, не проверяя, идет ли Майкл за ней. У нее так шумело в ушах от возбуждения и злости, что его шаги различить было невозможно.

Не оборачиваясь, Милли попыталась представить его лицо, совсем не правильное, не такое уж и красивое: скорее, круглое, с чуть выпяченной нижней челюстью, что придавало его усмешке нечто детское, небольшой, почти «картошкой» нос, заметные залысины. Но что-то было в нем обворожительное, сексуальное… И сразу чувствовалось, что Майкл неглуп. И все-таки, что в нем так покорило Анабель?

«Впрочем, как покорило? – Остановила себя Милли. – Она ведь сама сказала, что не особенно влюблена в него. А он? Тоже что-то не похоже… Почему же они хотят быть вместе, если даже не влюблены? Или они вовсе не хотят этого? Просто дружеский ужин? Почему я не выпытала у нее все до конца, чтобы уже все было ясно».

– Милли, вы сердитесь? Вы меня уже ненавидите?

Он спросил это не виноватым, а, скорее, насмешливым тоном. И ей вдруг тоже стало смешно: «Да что я, в самом деле! Раздула из мухи слона… Ничего он оскорбительного и не сделал… Для Анабель, по крайней мере. А это главное».

– Главное, чтобы сестра вас любила, – отозвалась она и прислушалась в ожидании ответа.

– Ну, безусловно! – отозвался Майкл тем же тоном, развеяв ее надежды на откровенность.

«Еще тот жук, – вздохнула Милли. – Все-таки это не лучший вариант для Анабель… Хотя где он – лучший? Ей уже тридцать два, пора и замуж. Ей хочется… Вот только за него ли?»

Весело откликаясь на восклицания сестры, удивлявшейся тому, что им уже удалось познакомиться, Милли быстро прошла в гостиную, и проверила, все ли есть на столе. В этом не было необходимости, она проверяла это и раньше, но нужно же было чем-то занять себя, чтобы Анабель не заметила ее смятения. Она зажгла ароматические палочки, стоявшие на камине, и длинные витые свечи в бронзовых подсвечниках, подаренных им родителями. Милли всегда хотелось заняться любовью, поставив эти свечи по бокам постели. До сих пор так и не удалось это сделать, потому что Анабель ночевала дома каждую ночь. И все любовные приключения Милли случались где-то на стороне.

– Прошу к столу, – громко сказала Милли, не обернувшись. – Майкл, вам придется налить нам вина, вы тут единственный мужчина. Справитесь?

– А вы еще сомневаетесь?

Подойдя к ней, он взял бутылку, едва заметно усмехнулся, взглянув на этикетку. И хотя в этот момент от запаха его одеколона у Милли закружилась голова, она успела понять, что сестра ошиблась с выбором вина. Но вслух Майкл никак это не прокомментировал. Ловко обернув горлышко салфеткой, он наполнил три бокала и отодвинул стул:

– Прошу вас, Милли. Анабель, где же ты? Я начинаю чувствовать себя хозяином в этом доме. Наливаю вино, приглашаю к столу.

Усевшись, Милли язвительно поинтересовалась:

– А официантом вы себя не чувствуете?

– Вы знаете, нет! – живо откликнулся он.

– И никогда не работали?

– Ну, как вам сказать? Моя работа вынуждает меня попробовать множество профессий. Хотя бы мысленно. Примерить на себя шкуру десятков людей.

Милли приподняла брови, вопросительно взглянула на сестру, сидевшую напротив:

– Что это значит? Кем это вы работаете?

– Я не сказала ей, – виновато заговорила Анабель, обращаясь к Майклу. – Я побоялась, что это слишком смутит ее.

– А что такое? Он – наш новый Президент? Я пропустила выборы?

Майкл взмахнул руками:

– Что вы, что вы! Я всего лишь писатель. Это и заставляет меня проживать жизни разных людей.

– Вы – писатель? – Удивилась Милли. – Тогда понятно, откуда у вас такая бурная фантазия…

Она пояснила сестре:

– Майкл представился мне коммивояжером, случайно заглянувшим в наш сад, – и, подумав, добавила: – А, может, это было как раз правильно, что ты, Анабель, не сказала мне заранее. Чтобы Майкл сам сказал, чем занимается. Когда человек сообщает о своей работе, необходимо видеть его глаза, чтобы понять: относится ли он сам к этому всерьез или только зарабатывает деньги.

Он внезапно подался к ней, и его глаза оказались так близко, что Милли оцепенела от неожиданности.

– Смотрите, – тихо сказал Майкл. – Я – писатель.

Отшатнувшись, он прошелся по гостиной, оглянулся на Милли и спросил с усмешкой:

– Ну, как? Вы все поняли обо мне?

– Нет, – вырвалось у нее.

– Как же так? Вы только что утверждали, что необходимо видеть глаза и все такое… Вы их увидели.

Милли сердито буркнула:

– По вашим глазам ни черта не поймешь!

– Милли! – вскрикнула Анабель.

Майкл расхохотался, обнажив крепкие зубы:

– Вот умница, девочка! Теперь вы будете знать, что не во всяком взгляде можно прочитать все, что вам хочется. Скорее уж то, что захочется раскрыть вам его владельцу.

– Я поняла. Вам не хочется раскрываться передо мной. И не надо, – Милли старалась говорить холодно, чтобы ему не взбрело в голову, будто она обижена его скрытностью.

В конце концов, решила она, это его дело кому доверять знание о себе. Она не очень-то и нуждается. Главное, чтобы Анабель понимала, что за человек будет с ней рядом.

****

В том, что Анабель действительно понимает это, она не почувствовала уверенности и после того, как Майкл Кэрринг раскланялся со своей уже знакомой усмешкой, сводившей на нет всю напускную вежливость, и отбыл в неизвестном направлении на новеньком, синем «Ягуаре». Тронувшись с места, автомобиль с довольным видом проурчал о том, что писательские дела его хозяина обстоят просто прекрасно. Это порадовало Милли только потому, что могло обеспечить ее сестре тот уровень жизни, к которому приучили их родители.

Правда, сегодняшние наблюдения за сестрой и Майклом Кэррингом, заставили ее думать, что до свадьбы дело дойдет еще очень не скоро. Если вообще дойдет. Анабель держалась с ним, как со старым другом, близость которого нисколько не будоражит. И он смотрел на нее взглядом, от которого вряд ли могут побежать мурашки. Когда Майкл переводил глаза на Милли, они становились совершенно другими. В них вспыхивало солнце, которое наблюдало за ними в саду, где произошло что-то, еще не осознанное самой Милли.

То, что Майкл тоже почувствовал нечто подобное и не забыл об этом, было ясно потому, как он смотрел на Милли за столом. У нее то и дело начинали пылать щеки, потому что взгляд сидевшего напротив мужчины проникал в самую ее душу. Как будто нечаянно, Майкл то и дело задевал ее ноги, и Милли то отдергивала их, то вытягивала снова, с трепетом ожидая нового прикосновения. А когда поднимала голову, неизменно встречала пристальный, волнующий взгляд Майкла. Казалось, он вообще не отводил от Милли глаз.

И потом, когда они перешли в гостиную, где Анабель включила негромкую музыку, и зачем-то достала семейные альбомы, его взгляд то и дело останавливался на Милли, будто пытался разгадать в ней что-то.

– Вот Милли два года, – радостно сообщила Анабель, демонстрируя ему снимок. – Видишь, уже какой взгляд!

– Маленький бесенок, – пробормотал Майкл и опять задержал взгляд на ее лице. Потом посмотрел на ее грудь, на живот.

Сидевшая в кресле Милли невольно скрестила ноги, чтобы взгляд Майкла не забрался под платье. Хотя оно было ниже колен, но слишком узкое, и ей пришлось поддернуть его, чтобы удобно строиться в кресле. Майкл с ее сестрой устроились на диване напротив, и Милли все время казалось, что он смотрит ей под подол.

«Ну, и смотри!» – ее неожиданно охватило желание похулиганить. Она чуть сползла в кресле и немного раздвинула колени. Кажется, Анабель, увлеченная детскими воспоминаниями ничего не заметила, зато Майкл сразу увидел, как изменилась поза девушки напротив. Едва заметная улыбка заиграла на его губах, когда он скользнул взглядом по ее ногам, демонстрирующим доступность их обладательницы. Но Милли тут же закинула ногу на ногу, показав ему, что все не так просто, как он вообразил. Он пришел к ее сестре? Вот пусть с ней и остается. А на долю Милли мужчин всегда хватит. По крайней мере, до сих пор у нее не было в них недостатка.

Но стоило Майклу отвлечься от созерцания темного пространства, спрятанного Милли, как она снова переменила позу, расставив ноги шире положенного. Она смотрела на Майкла и улыбалась с самым невинным видом – всего лишь младшая сестренка его подруги. Но тьма, открывшаяся у нее между ног, неумолимо звала его, тянула к себе так, что у Майкла испарина выступила на лбу.

– Пожалуй, мне пора, – внезапно заявил он и поднялся.

Милли быстро сдвинула ноги, чтобы сестра не заметила ее рискованных маневров. Захлопнув альбом, Анабель растерянно протянула:

– Майкл, еще же совсем рано! Мы могли бы еще…

– Потанцевать! – выпалила Милли и подалась вперед. – Вы танцуете, Майкл?

– Смотря, что вы называете танцем, – медленно проговорил он.

– Да уж я не чарльстон, конечно, имею ввиду!

– Да, потанцуйте пока, – озабоченно произнесла Анабель. – А я пойду сварю кофе. Кто хочет кофе?

– Все хотят, – ответил Майкл.

Его рука уже протянулась к Милли. Ее сестра еще была на пороге, когда Майкл уже притянул девушку и жарко дохнул ей в ухо:

– Продолжим наш танец?

От его запаха у нее опять смешались мысли. Поверх его плеча Милли увидела заглядывающую в окно почти полную луну, которая показалась ей любопытным глазом Космоса. Девушка подумала: «А вдруг именно мы – те двое, за которыми следит Вселенная? И с нами она связывает особые надежды… Может, мы должны произвести на свет какого-то необыкновенного ребенка?» От этой мысли ее сердце дрогнуло, но Милли не забыла, о чем идет речь, и сумела выдавить протестующее:

– Разве мы уже танцевали?

– Мы пытались начать.

– Неужели? Что-то я не помню этого.

– Это происходило, вы не могли не почувствовать. Пусть только в нашем воображении… Но когда одновременные фантазии двоих сливаются в одно целое, оно вполне может воплотиться в реальности.

Прижавшись к нему животом, в котором уже забродили соки желания, Милли шепнула, коснувшись губами мочки уха:

– Вам следует танцевать с моей сестрой.

«Как хорошо от него пахнет! Как хочется прижаться щекой к его коже… Почему – нельзя? Ах да. Анабель. Это она должна составить ему космическую пару».

Майкл качнул головой:

– Она не любит такие танцы.

– А вы пробовали пригласить ее?

– Конечно, пробовал. Она сказала, что подобные связи не для нее.

Милли сделала круглые глаза:

– А какие именно связи? Я так поняла, что у вас все серьезно.

Сестра не говорила ей ничего подобного, но Милли хотелось услышать опровержение от Майкла.

– Серьезно, – неожиданно подтвердил он. – В том смысле, как может быть серьезна дружба. Анабель – чудесный человек, но…

Он замялся, и Милли заторопила его, сделав движение всем телом, от чего у него сбилось дыхание.

– Что же – но?

С трудом справившись с собой, Майкл пояснил:

– Но в ней есть только свет. А для страсти необходимо сочетание света и тьмы. Я видел твою тьму.

– В тебе она тоже есть, – теряя голову, прошептала Милли в ответ. – Я ее чувствую.

Они уже с силой вжимались друг в друга телами, жаждущими немедленного слияния. Музыка медленно кружила их, заставляя терять голову. Руки Майкла хаотично шарили по ее телу, горячие ладони то сжимались, то поглаживали. От его прикосновений у Милли уже мутилось в голове, и ноги стали совсем ватными. Ей даже показалось, что она еще никогда не хотела мужчину с такой силой…

Но за стеной Анабель варила кофе, и могла вернуться в любую секунду. И Милли опять очнулась первой, уперлась руками в его грудь. Силы почти оставили ее, но Майкл не стал сопротивляться и настаивать. Отступив, он пригладил растрепавшиеся волосы Милли и, вернувшись к дивану, снова взял их семейный альбом.

«И все? – растерянно спросила себя Милли. – Так ничего и не получится?»

– Анабель в детстве выглядит ангелом, – сказал Майкл.

Она отозвалась, свернувшись в своем кресле:

– Анабель и сейчас ангел. А кто я, по-твоему? Демон?

– Нет, – он поднял голову и долго смотрел на нее прежде, чем ответить: – Ты – женщина.

Милли заметила:

– Ты произнес это таким тоном, что кажется, будто для тебя это одно и тоже.

– С маленькой поправкой: с демоном мне не хотелось бы иметь дела.

– Ты и со мной не будешь иметь дела! – ответила Милли резко.

Она все еще была обижена на то, как легко Майкл смирился с тем, что она его оттолкнула. Милли всегда хотелось, чтобы мужчины добивались близости с ней, шли напролом, сражались за нее, если надо. Ведь ее тело было достойным трофеем, она и сама это понимала… А этот Майкл спокойно уселся смотреть какие-то старые, никому не нужные фотографии. Ему так хотелось увидеть, каким ангелом была Анабель в детстве?

Милли сама поразилась тому, как больно, прямо в сердце, кольнула ее ревность. И к кому? К сестре, которую она обожала? Прикусив губу, Милли с ужасом подумала, что превращается в заурядную бабешку, подверженную всем земным страстям. А она-то воображала себя особенной, не похожей ни на кого в мире!

Подрагивающие огоньки свечей заставляли лицо Майкла меняться. И было похоже, что в его душе разыгралась целая буря, отражение которой проступает наружу. Наверное, и по ее лицу пробегали тревожные тени… Милли взглянула на свечи: скоро они догорят, и все страсти улягутся. Скоро Майкл уйдет, и она постарается больше с ним не увидеться. Если только на их свадьбе с Анабель…

– Кажется, мне пора уходить, – он взглянул на часы, висевшие на стене между небольшими вазонами с цветами.

Милли показалось, что маленькие лепестки взволнованно дрогнули, услышав эти слова. Но постаралась произнести спокойно:

– Вам надо было уйти немного раньше.

– Тогда я не узнал бы вкуса ваших губ…

– Ничего страшного. Все равно вы не узнаете обо мне остального.

– Вы уверены, Милли?

– Абсолютно.

Майкл негромко рассмеялся:

– А вы – самонадеянная девушка!

– Не совсем, – зачем-то призналась она. – Во многом я еще надеюсь на родителей. И на Анабель, конечно. Что-то ее долго нет, кстати!

Оглянувшись, он продолжил разговор:

– Ей приятно чувствовать, что вы зависите от нее.

– Вы думаете?

Он задумчиво произнес:

– В ней так сильно развит материнский инстинкт. Больше, чем в любой из женщин, которых я встречал до сих пор.

– Она станет отличной женой, – заметила Милли.

– Безусловно, – заметил Майкл.

– Можно сказать, что вам повезло.

Он усмехнулся:

– Неужели вы подумали, Милли, что у нас с Анабель роман? Она вам не рассказала о нас? Мы с ней просто добрые друзья! И я очень дорожу ею, как другом.

– Вы врете! – вырвалось у нее.

– Нет, я не вру, – спокойно заверил он. – Стал бы я ухаживать за вами, если бы имел планы, связанные с вашей сестрой.

У Милли от радости вспыхнуло лицо:

– Вы называете это ухаживанием?

Майкл пожал плечами:

– У всех свои методы.

– Ваши очень уж рискованны!

– В моем деле без риска нельзя.

– В каком это деле? – Милли посмотрела на него с подозрением.

Его неправильно сложенные губы опять дрогнули усмешкой:

– Я ведь писатель, забыли? А каждая книга – это большой риск. Никто ведь не может дать стопроцентной гарантии, что она будет пользоваться успехом. Я могу работать полгода, год, два, а потом мой роман будет пылиться на книжных полках.

Милли сочувственно вздохнула:

– Непростая у вас работа. А я вот так и не придумала до сих пор, чем мне заниматься в жизни. Я немного рисую, но настоящим художником мне никогда не стать. Я слишком ленива для этого.

– Вы просто слишком молоды. Вы еще не вкусили радости от занятия любимым делом.

– Наконец-то! – воскликнула Милли, завидев сестру.

Она вскочила, чтобы принять у нее маленький поднос с кофейными чашками. Когда Милли наклонилась к Майклу, чтобы подать ему чашку, он поймал коленями ее ногу и слегка сжал. Непроизвольно оглянувшись на сестру, которая меняла диск, она шагнула назад, и едва не расплескала кофе. Потом специально низко наклонилась, стоя к Майклу спиной. Якобы для того, чтобы поднять упавшую салфетку, но на самом деле Милли хотелось подразнить его. Задержавшись в такой позе на какое-то время, она выпрямилась и уже хотела сесть в свое кресло, как сестра остановила ее:

– Теперь твоя очередь показывать Майклу фотографии. У тебя ведь свои истории, связанные с ними.

И предложила обоим:

– А давайте выпьем по глоточку? У нас есть неплохой коньяк.

Сипловатый голос флейты уже разлился по комнате, и у Милли отчего-то защемило сердце. Ей вдруг стало так грустно, будто она кого-то теряла в этот миг. Кого-то по-настоящему дорогого… Но таким человеком была для нее только Анабель. А если верить Майклу, отношениям сестер легкий флирт, который затеяла Милли, навредить не мог. Почему же Милли стало вдруг неспокойно на душе?

С неохотой пересев на диван, Милли взяла старый альбом в дорогом кожаном переплете, и раскрыла наугад. И первыми увидела улыбающиеся лица родителей, стоявших на борту их новой яхты. Она была пришвартована к берегу, и там, где была мель, морская вода казалась зеленой. И отец, и мать были в белых летних нарядах, красиво оттенявших шоколадный загар. Милли поглядела на них и впервые почувствовала, что соскучилась.

– Надо бы съездить к ним, – сказала она сестре, не поясняя к кому именно, хотя Анабель, разливавшая коньяк, не могла видеть снимка.

Но сестра всегда понимала ее с полуслова.

– Ты попадешь к ним скорее. Если и в самом деле отправишься путешествовать.

Майкл быстро повернулся к ней:

– Вы собираетесь в путешествие? Куда, если не секрет?

– Секрет, – отрезала она.

Почему-то сейчас близость Майкла не только не будоражила ее, но даже раздражала. Уж слишком искусственно Анабель устроила их соседство на диване. Будто загнала Милли в западню. Хотя знала, что любое принуждение вызывает в душе Милли бурю протеста. Она потому и в колледж поступать не торопилась, что не могла приучить себя к мысли, что добровольно может опять впрячься в лямку, подобную школьной. Свою школу и весь процесс обучения Милли ненавидела. Поэтому страницы альбома, где были школьные снимки, она пролистнула, даже не рассматривая.

Майкл, конечно, заметил это и улыбнулся этой детской выходке. А Милли в свою очередь заметила его усмешку и надулась. В этот момент Анабель протянула ей широкий бокал с коньяком, и она уткнулась в него.

– Чин-чин! – Майкл слегка приподнял свой бокал. – За юных отчаянных путешественниц! У меня, кстати, дома есть уникальный путеводитель по Америке.

Анабель весело поинтересовалась:

– И чем же он уникален?

Сделав большой глоток, Майкл пояснил:

– Он предназначен для тех, кто любит выбирать практически нехоженые тропы.

– Кто-то там все же прошел, если составил этот путеводитель, – буркнула Милли.

– Я же оговорился: практически нехоженые тропы.

Майкл внимательно посмотрел на ее сердитое лицо и поднялся:

– Вот теперь мне действительно пора. Спасибо за ужин, Анабель. И за коньяк. Он действительно неплох.

Обернувшись к Милли, он сказал без улыбки, почти требовательно:

– Загляните ко мне завтра вечером, я найду для вас этот путеводитель.

– Почему именно вечером?

– Днем я работаю и ни с кем не встречаюсь.

У нее едва не вырвалось: «Даже со мной?» Но она сказала совсем другое:

– Не думаю, что мне так уж необходим путеводитель. Это ведь что-то вроде учебника для тех, кто отправляется в дорогу. А я терпеть не могу разные учебники!

– Я так и понял, – сказал Майкл ласково. – В школе вы были двоечницей?

– Не напоминайте мне о школе! Нам не разрешали даже косметикой пользоваться. Это была очень благопристойная школа. И очень дорогая.

– Но не любимая…

Милли посмотрела ему прямо в глаза: насмешливые и проницательные одновременно. Этому человеку ничего не нужно было рассказывать о себе, он видел ее насквозь. Но она все же сказала:

– Знаете, Майкл, у меня в жизни вообще не очень много любимых вещей. По-настоящему любимых. Я имею в виду не шоколадки и не компьютерные игры, вы же понимаете.

– Конечно, – улыбнулся он. – Хотя без шоколадок вы не проживете и недели.

Анабель расхохоталась, смутив ее еще больше. Сердито глянув на нее, Милли пробормотала:

– Откуда вы знаете?

Он отозвался загадочно:

– Знаю. Так о каких еще любимых вещах вы говорили?

– Вы же все и сами знаете! – огрызнулась Милли.

И повернувшись к нему спиной, она, не простившись, быстро пошла к дому. Звездное небо укоризненно покачивалось над его крышей, обещая солнечный день, в котором могло случиться так много,

****

Когда Майкл уехал на своем «Ягуаре», на мгновенье Милли вспомнился чудесный школьный сад, куда они с подружками убегали на переменах. И здесь, под сенью цветущих сакур, усевшись прямо на изумрудной траве, они шепотом обсуждали свои важные девичьи дела. У некоторых из них были старшие сестры, в том числе и у Милли, от которых они узнавали некоторые секреты женского тела раньше, чем от матерей.

Правда, Анабель никогда слишком не откровенничала на этот счет. Но Милли выручала богатая фантазия, которая помогала легко дорисовывать целое по отдельным штрихам, случайно услышанным и увиденным. Кроме того, Милли отличалась мощной интуицией, и та вовремя подсказывала ей, как то или иное, о чем она не знала наверняка, должно быть в действительности.

Та же самая изумрудная трава должна была помнить и первый поцелуй Милли. Ей тогда было всего десять, а мальчику, которого звали Максом, четырнадцать, и среди девочек ее класса, он считался опытным ловеласом. Милли уже не терпелось попробовать то, о чем столько шептались под вишнями: «Ты со многими мальчиками целовалась? Как? Еще ни с кем?!» Признаваться в этом было неловко, и Милли всегда лгала в таких случаях.

Но и перед собой ей было стыдно за такую неопытность, поэтому она сделала все, чтобы заманить Макса в тень цветущих деревьев. Милли загадочно улыбалась ему на переменах, и глазами указывала в сторону школьного сада до тех пор, пока до глуповатого красавчика не дошло, что понадобилось от него этой малышке.

Милли понравилось по-взрослому лежать на траве и видеть перед собой розовую дымку из лепестков. Правда, Макс то и дело загораживал эту красоту, и настойчиво слюнявил ей рот, засовывая внутрь свой язык. Но Милли заставила себя вытерпеть это, чтобы получить право на следующей перемене сказать со скучающим, совершенно женским выражением: «Да ничего особенного в этом Максе! Он и целоваться-то не умеет…»