Читать книгу Мамская правда. Позорные случаи и убийственно честные советы. Материнство: каждый день в бою - Натали Телфер - Страница 3

Наутро после своих первых родов я проснулась с пятьюдесятью стежками в промежности и вопросом в голове: «Кэтрин, во что ты ввязалась?»

Только позавчера мы были на репетиции свадебного обеда у одной подруги. Час был поздний. Я сидела и злилась, потому что все вокруг делали что хотели, а мне нельзя пить. И тут у меня начались схватки. Прямо без предупреждения, такая волна боли – и вслед за нею гигантская волна паники. Мимимишное «У меня будет ребёнок!» вдруг трансформировалось в жутковатое «Я сейчас сама рожу ребёнка!» Никогда не забуду, что было потом. Я оперлась на плечо мужа, стиснула его руку что было сил и прошипела ему в ухо: «Не уверена, что захочу так сделать ещё раз».

М-да, Кэт, поздновато ты спохватилась…

Но вообще-то давно пора было что-то делать. После предполагаемой даты родов прошло две недели. Последние пару месяцев я то чувствовала себя горой, то хотела кого-нибудь убить. Или и то, и другое сразу. Обычно именно сразу.

Знаю, некоторые думают, что в Канаде всегда холодно. Но жить в Торонто летом – примерно как находиться внутри сушилки, набитой мокрыми полотенцами. Жарко, душно, ужасно шумно. Всё время потеешь. Поэтому таскать внутри себя целого человека – с ума сойти какое удовольствие! Я поняла, что вступила на неизведанную территорию, когда однажды утром обнаружила, что не вижу собственный лобок. Он скрылся где-то между пузом и ляжками. Да и тридцать кило лишнего веса тоже оптимизма не внушали.

Мы с Марком жили в крохотном домике на тупиковой улице – парочка ненормальных с собачкой, которую тетёшкают как ребёнка. Мы наряжали её на Хэллоуин и дарили ей подарочки утром в Рождество. Да, мы были совершенно невыносимы. Два психа, что уж тут… Но мне было плевать, кто как на нас посмотрит. Потому что я развивала свой материнский инстинкт!

В эти последние пару месяцев перед родами, когда я весила практически тонну и уже не влезала ни в свою одежду, ни в автомобиль, у меня, возможно, время от времени портилось настроение. Помню, как-то вечером супруг имел неосторожность спросить меня, почему это я всегда такая уставшая. Мы сидели за столиком на кухне, и первым моим побуждением было воткнуть ему в руку вилку. Он ничего плохого в виду не имел – просто ляпнул не подумав (мужчины это умеют). Думаете, я ему это так оставила? Не на ту напали! Ответила от всей души: «Извини, если я слегка устала, просто я целый день выращивала в себе новое человеческое существо. Органы, пальцы на руках и ногах, всякое такое. Я сегодня кусок головного мозга ему вырастила! А ты чем занимался?»

Как правило, громкие семейные сцены заканчиваются вничью или неловким перемирием, но эту партию выиграла я, определённо. Так что если нужен убойный довод – берите «Я выращивала в себе новое человеческое существо», дарю. Не прогадаете.

За время беременности и даже незадолго до неё у меня в голове сложилось чёткое представление о том, какой именно будет наша идеальная жизнь с младенцем. Мы с мужем будем лежать в постели и нежно держаться за руки, а между нами – наш малыш. Мы будем гулять по тыквенным ярмаркам, а все будут думать: «Вот прекрасные молодые родители, у которых есть абсолютно всё, и как они офигенно смотрятся в клетчатых рубашках на фоне стогов сена, со своими пончиками и яблочным сидром… Загляденье, да и только!»

Идёт десятый час моих родов. Я умираю. Мой муж и мой врач между тем торчат в изножье моей кровати и светски беседуют о хоккее. Мне хочется убить обоих – да, хочется, кроме шуток. Если бы они стояли чуть ближе ко мне, я бы изловчилась и запустила в них судном. Вероятно, это звучит жёстко, но, поверьте, трудно владеть собой и сохранять спокойствие, когда человеческое существо, не разбирая дороги, пытается выбраться на свет божий через твоё влагалище. Занервничаешь тут.

Потом наконец подействовала эпидуральная анестезия. Пару часов я трудолюбиво тужилась и дышала. Даже помню, как взошло и заглянуло в мою палату августовское солнце – за секунду до того, как родилась наша девочка. Теперь мне уже всё нравилось. Помню, я ещё подумала: «Я это сделала! Миссия завершена! Ура мне, ура!» – и даже сострила что-то сиплое и невнятное. Доктор принялся штопать мои разрывы, приговаривая, что «зашьёт всё так, как замыслила мать-природа», и я, недолго думая, спросила, нельзя ли сделать чуть туже, чем она замышляла.

Я едва не лопалась от гордости: я прошла все испытания, моя беременность наконец-то закончилась!

Оказалось, после родов всё только начинается…

Прощай, радостное возбуждение! Привет, изнеможение! Пока, ожидание! Добро пожаловать, тревога! Ни к чему из перечисленного я готова не была. С того самого мига, как Оливия появилась на свет, меня обуяло непреодолимое желание отправиться домой. Я готовилась поставить рекорд скоростной выписки из роддома. Но сначала мне предстояла проверка.

Я должна была пукнуть.

Мне подробно объясняли, зачем это, но я слушала плохо, потому что моим мозгом владели усталость и появление на свет нового маленького человечка. Короче, врачам нужно было проверить, всё ли там у меня внизу нормально работает после эпидуралки и разрывов при родоразрешении. Подчеркиваю – пукнуть следовало до того, как меня согласятся выписать. Но никто не собирался ставить у моей кровати медсестру со счётчиком Гейгера, дабы зафиксировать и измерить силу пука. Даме верили на слово.

Эта часть истории существенна, потому что я рвалась домой как одержимая. Поэтому я решила воспользоваться брешью в системе. Говоря проще, я соврала. Сказала врачу, что пукнула, но на самом деле не пукнула. Люди постоянно пукают и врут, что не пукнули, но у меня, похоже, был первый в истории случай вранья наоборот.

И они мне поверили. Ложный пук проложил мне путь на волю. Пока муж собирал моё барахло, я спустила ноги на пол и слезла с кровати, чтобы переодеться, практически чувствуя, как нежный ветерок свободы ласкает мои щёки. И вдруг камнем рухнула на пол. Видимо, не до конца отошла эпидуралка, а может, тому виной были обезболивающие, которыми меня накачали, когда накладывали швы на мою бедную рассечённую промежность. Как бы там ни было, ноги мои гнулись словно два резиновых шланга.

Так я совершила первую из примерно 28 000 ошибок неопытной матери. И что мне так припёрло скорее оказаться дома, даже вспомнить сейчас не могу. А всего-то нужно было спокойно лежать и ждать, пока пропукаюсь…

Минут через 15 я начала чувствовать собственные ноги. Даже смогла на них встать. Когда меньше чем через двое суток после родов я уезжала из роддома, мне вручили пузырь со льдом и младенца. Нашу чудесную малышку. Нашу прекрасную орущую Оливию. Вот и всё. Неужели они правда собирались выпустить меня в мир и позволить быть мамой? Неужели не видели, что я вообще не соображаю, что творю? Даже пукнуть толком не смогла!

Следующие дни прошли как в тумане – именно так, буквально. Я настолько выматывалась, что не могла ни на чём сфокусировать взгляд. Не так я всё это себе представляла. Что-то не помню, чтобы мы с Марком хоть раз лежали в постели, положив малышку между нами, и держались за руки, все из себя такие мимимишные. Могу лишь сказать, что до тыквенной ярмарки мы так ни разу и не дошли.

За шесть недель с рождения нашей дочки я превратилась в натурального отшельника. Стала затворницей в собственном доме. Выйти из дома с ребёнком я панически боялась: там, во внешнем мире, столько всяких ужасов и опасностей!

А может, я сидела дома, потому что не хотела, чтобы весь мир узнал, что я стала мамой, но понятия не имею, что с этим делать. Что, если ребёнок заплачет? Что, если заплачу я? Все вокруг, наверное, знают, как надо, и только я сижу взаперти как дура и всего боюсь.

Я кругами ходила по гостиной, прижимая к себе дочку. Двадцать минут. Сорок минут. Два часа. Ребёнок орал не переставая. Я пыталась утихомирить её миллионом разных способов и методов, которые – по словам тех, кто ими делится в Интернете, – стопроцентно помогают. Не помогал ни один – деточка по-прежнему орала. Я клала её на кровать и выбегала из комнаты, чтобы перевести дух. И тут же бежала обратно, пугаясь, как громко она кричит. Я умоляла мужа пораньше прийти домой с работы и помочь мне.

Ребёнок орал. Покормить, подержать столбиком, покачать, уложить, снова взять на руки – ничего не помогало, крик не прекращался. Я чувствовала: это провал…

В те дни я начала понимать, почему некоторые женщины просто трещат по швам. Первые шесть недель могут стать кромешным адом – особенно если вы, как и я, постоянно копаетесь в себе. Например: «За это отвечаю я. Эта девочка – зона моей ответственности, и я не справляюсь. Кэт, ты завалила задание!» И так каждый раз, когда ребёнок заплачет. Каждый раз, когда не можешь понять, что с ней. Каждый раз, когда все вокруг смотрят укоризненно: «Эй ты, прекрати хоть на секунду быть ужасной матерью и утихомирь своего ребёнка!» Ты прямо кожей чувствуешь эти осуждающие взгляды, они прожигают в тебе дырки. И ты не знаешь, не знаешь, что сделать, чтобы ребёнок перестал плакать, потому что уже всё, что знала, применила. И непонятно, где у тебя материнские инстинкты, есть ли они вообще. Чувствуешь себя полной неудачницей!

Когда было хуже всего, мне казалось, что я застряла в сугробе. Только-только всё начинало как-то налаживаться – и вновь мой мир рушился. А я не могла этого остановить, потому что, как многие женщины, играла в идеальную мать.

Единственной моей отдушиной был Facebook, где я могла попросить абсолютно нормальных, осознанных родителей: «Посоветуйте, что почитать об установке правильных интервалов сна и бодрствования». На самом деле это означало вот что: «Я вообще не сплю. Я схожу с ума. Помогите кто-нибудь!» А потом пролистывала комментарии, сидя на кровати в старой майке, испачканной блевотиной (не моей) и пятнами пищи (честно говоря, моей). Вниз, вниз, вниз… И тут пришло сообщение.

Оно было от моей школьной подруги Натали, с которой я после выпуска почти не общалась. Она тоже родила – на 8 месяцев раньше, чем я. Сообщение было коротким: «Приезжай немедленно». Разумеется, я отказалась. Поехать к кому-то в гости – это же… ой… выйти из дома! А там солнце, и насекомые, и незнакомые люди, и грузовики, и инфекции, и шум, и неожиданности. Нэт мой отказ не приняла. Слава Богу, она моему «нет» не поверила.

Пятнадцать минут у меня ушло только на то, чтобы погрузить коляску в машину. Я чуть её не сломала, потому что делала это впервые, и никто не помогал. Я проклинала коляску. Проклинала себя за недостаток обязательных для матери навыков. Больше всего я проклинала Нэт за то, что она меня в это втравила. Но через пять минут я уже парковалась у её дома. Натали открыла дверь, посмотрела на меня и сразу всё поняла. «Входи давай, – сказала она. – Вид у тебя как из задницы». И тут впервые за много недель я расхохоталась.

В тот день мы с Натали проговорили несколько часов. Она ответила на все мои вопросы. Если совсем честно, на большую их часть она ответила минимум по два раза. А я только бормотала: «Спасибо, спасибо». Мозг мой был затуманен шестью неделями материнства.

У Нэт уже была правильная материнская хватка. Это получилось у неё не сразу, но она во всём разобралась. По крайней мере, мне так показалось. Что я точно знаю – за последние трое суток она нашла время хоть раз причесаться, чего нельзя было сказать обо мне.

С тех пор мы начали вместе гулять с детьми один-два раза в неделю. Потом – почти каждый день, причём подолгу. С Нэт я могла говорить обо всём. О чём угодно. Впервые после родов я могла быть

с кем-то откровенной, безо всяких ограничений. До случайных свидетелей этих эпохальных прогулок, возможно, долетали наши жалобы на каменные сиськи или споры о лучшем креме от трещин на сосках. Сексуально – дальше некуда. Бред сумасшедшего просто! Да мы и были похожи на сумасшедших – растрёпанные, в непарных носках. Но эти прогулки и разговоры меня просто спасли.

Как только я нашла Натали, одиночество отступило. Даже детский крик стал не таким невыносимым. Иногда, несмотря на полную замученность, я умудрялась смеяться. Я больше не тонула – Нэт стала моим спасательным плотом.

Муж мой, конечно, тоже пытался помогать. Он просто не понимал, как. Ну, не мог он понять, что я испытываю на эмоциональном и на биологическом уровне! Не мог уяснить, почему мне вообще не хочется не то что секса – не хочется даже, чтобы меня трогали. Помню, однажды на прогулке я спрашивала Натали: «Почему никто нас об этом не предупреждал? Ни о полной изоляции, ни о волшебном ощущении, что разобраться в этом невозможно вообще никогда?»

Сегодня, почти десять лет спустя, мы вспоминаем тот первый день в доме Нэт как начало бесконечного мастер-класса. Мы многому научились друг у друга. Но, что ещё важнее, мы очень многому учились вместе.