Читать книгу По-другому - Наталия Бородачева - Страница 9

Как описать мой второй рабочий день? Если коротко: я не делала ничего. До обеда мне удалось по косвенным признакам выяснить, что я специалист по каким-то особым перевозкам, которые никому не нужны. Мне никто не звонил, не писал, не требовал. Но мог позвонить, написать, потребовать. Это объясняло как необходимость моего присутствия на рабочем месте ежедневно, так и полное спокойствие коллег из-за моего прихода к двенадцати.

В течение рабочего дня была только одна сложность – убить время. Мне никогда не было так скучно. Оказалось, это настоящая проблема. В рабочем компьютере стоял запрет на посещение любых сайтов, которые не связаны с моей работой. То есть можно спокойно рассматривать сайты логистических компаний, читать форумы грузоперевозчиков и изучать новости на «Фонтанке». Но это, надо признаться, не очень увлекательно. Уткнуться в свой телефон я по причине отсутствия телефона не могла. К тому же в метре от меня сидела ужасно занятая начальница. Сегодня она не спала. Её телефон постоянно звонил, она была на взводе, кричала и даже материлась, швыряя трубку. Я очень ей сочувствовала, но принимать участие в её дурдоме не торопилась. Конечно, возникал вопрос о распределении обязанностей в отделе. Почему один зашивается, а другой мается? Я даже хотела проявить инициативу, но потом передумала. Я тут второй день, понятия не имею, что представляет из себя компания и что представляю из себя я. Может, я тупая курица, у которой все обязанности отняли, потому что она косячила страшно. И вообще, инициатива наказуема. Так что моя главная задача – дождаться обеда. Мелькнула мысль позвонить в банк по поводу своей карты, но что они мне смогут предложить? Блокировку? Я останусь вообще без денег. Что тогда делать? Продавать свои шмотки?

Я открыла ежедневник, чтобы написать план дальнейших действий. Первым пунктом значился поход к банкомату с целью проверки остатка на карте. Затем поход в магазин электроники с целью покупки телефона, на который у меня будет хватать денег. Затем восстановление симкарты. План есть, значит, всё будет хорошо – успокоила я себя.

Мне не хотелось идти с Ирой. Слушать её комментарии по поводу моего безответственного поведения неинтересно, я сама могу много чего прокомментировать. Но ссориться с ней тоже не входит в мои планы. В конце концов, должен быть хоть один человек, которому есть до меня дело. Других контактов на вторые сутки моего существования в новой реальности не наблюдается, так что придётся потерпеть. Я всегда говорю детям, что в жизни встречаются разные люди, невозможно общаться только с теми, кто нравится, нужно искать подход к каждому. Вот и потренируюсь на практике.

Я понятия не имела, как тут устроен обед, во сколько он начинается, сколько времени продолжается, есть ли столовая или кафешка за углом, или, может, нужно приносить свою еду из дома и разогревать её в микроволновке, чтоб аромат домашней кухни наполнял весь этаж. Так что я ждала Ириных действий, чтобы не попасть впросак.

Примерно в половине третьего Ира решительным шагом отправилась на кухню. Я рассчитывала, что она меня позовет с собой, но она вышла молча, так что вопрос решился сам собой – я могу идти по списку своих запланированных дел в гордом одиночестве без Ириных советов. Но через минуту мне на рабочую почту пришло письмо от Иры, написанное капс локом:

– ТЫ ГДЕ ТЫ ГДЕ ТЫ ГДЕ

Ненавижу, когда на меня орут заглавными буквами и рекомендую всем ознакомиться с правилами деловой переписки. Да, я понимаю, что сообщение от коллеги из кухни – это не деловая переписка, но почему бы не оставить какие-то единые стандарты?

Я вылезла из-за стола и пришла на кухню со своей чашкой. Больше взять с собой мне было нечего. Ира как раз доставала из микроволновки контейнер с обедом. Запах стоял классический «обеденный офисный». Аппетит отбивал напрочь, хотя ещё десять минут назад я планировала что-то поесть. В любом случае никакого контейнера с обедом у меня нет. По всей видимости Иру отсутствие у меня обеда не удивило. Она заняла то же самое место, где мы провели утреннее чаепитие, и обернулась ко мне:

– Чего застыла? Наливай свою воду и иди сюда.

Спасибо за подсказку. Я налила из кулера воды и встала рядом с Ирой. На подоконнике, который использовался в качестве стола, стояла миска с сушками. Я машинально протянула руку и взяла парочку. Сушки и вода – прекрасно. Я часто так делаю, кстати. Готовить для себя мне лень. Если дети обедают в школе и в саду, никогда не стану готовить обед для себя, вот ещё так напрягаться.

– Ты ешь сушки? – Ира, оторвавшись от своей гречи, смотрела на меня в ужасе. – Ты. Ешь. Сушки.

– Я. Ем. Сушки, – повторила я с той же интонацией. – И что?

– Ты заболела?

– А что, здоровые сушек не едят? – я не понимала вопроса и продолжала жевать.

– Здоровые едят. Но ты не ешь. Скажи мне, что случилось? Из-за дебила своего?

Я не знала, что меня возмутило больше: идиотское предположение, что я не ем сушек, или использование слова «дебил» по отношению к моему кавалеру. Видимо, Ира имеет в виду Бориса. Может, он, конечно, и дебил, этого я пока не знаю. А главное, Ира вчера так не высказывалась. А уж предположение, что кто-то не ест сушки, вообще за гранью. Как можно не есть сушки? И почему? Ну, ночью, может быть, не стоит их есть, а утром-то в чём проблема? Так что непонятно, по какому поводу возмутиться в первую очередь.

– Так, Полина, ты мне сказала очень внятно, чтоб я никогда не давала тебе сушек, – сказала Ира очень серьёзно, отодвигая от меня миску с офисными сушками. – Я пять лет справлялась с этой сложной задачей и не собираюсь сдаваться. Даже не представляю, что могло заставить тебя поступиться главными принципами в жизни – принципами питания. Скажи, что случилось? Ты заболела? Не пугай. Скажи.

Что делать? Интересно, конечно, узнать, что главные мои принципы связаны не с семьёй, работой, верностью друзьям, а с правильным питанием. Хотя что тут удивляться, если на мне брюки сорокового российского размера в тридцать три года. Ира совершенно права. Со мной что-то не так. Со мной сильно что-то не так. И дело тут не в сушках. Дело в том, что, вообще-то, я безработная мать двоих детей, ношу одежду 48—50, сижу целыми днями дома в обнимку с сушками, кексами и печеньями, а сейчас понятия не имею, как я тут оказалась и зачем. Как тебе такое, Ира? Готова ли твоя психика, подточенная географией за шестой класс и не приспособленным к покупкам мужу, к таким подробностям моей жизни? Я подумала ещё пару секунд и, дожевав сушку, легко произнесла:

– Да так сушек захотелось, просто жуть. В конце концов, кому дело есть до моей фигуры, если ходить надо вот в этом? – я ткнула пальцем в объёмный свитер, в котором действительно было совершенно непонятно, сколько сушек я съела и сколько ещё планирую съесть. Объяснять, что со мной не так, я не рискнула.

Ира не удовлетворилась моим ответом. Она смотрела на меня очень внимательно примерно минуту. Потом зажмурила глаза, покачала головой и сказала:

– Да делай что хочешь. Так надоело всё контролировать. Сушки так сушки.

Она тяжело вздохнула и стала доедать сосиску. Веселый у меня обед, ничего не скажешь.

Ира поела, помыла свой контейнер и больше её ничего не держало на кухне.

– Ну что, Маша-растеряша, пошли решать твои проблемы с банком и телефоном? Паспорт хоть взяла? – спросила она меня, выходя в коридор.

– Хороший вопрос, – ответила я, следуя за ней. Я не имела ни малейшего представления, где мой паспорт. Ни вчера вечером, ни сегодня утром мысль о том, что мне понадобится паспорт в банке, меня не посетила. А сколько раз я вчера перетряхнула свою сумку в поисках телефона, не сосчитать. Положила ли я обратно паспорт?

Вернувшись в наш кабинет, я полезла в сумку. Так. Помада, бумажные носовые платки, наушники, провод для телефона (необходимая вещь в отсутствие телефона), солнечные очки, влажные салфетки, пудра, пластырь, проездной, духи, расчёска, резинка для волос, зеркало, блокнот, ручка, пилка, жвачка, ещё жвачка. Господи, да я с ребенком на прогулку меньше барахла таскаю. Теперь понятно, почему сумка такая тяжёлая. К счастью, на самом дне оказался паспорт. Я выдохнула от напряжения. Могу себе представить, что бы сказала мне Ира, если бы паспорта не оказалось.

– Чего ты опять зависла? Что там у тебя в паспорте такое интересное? Хорошая фотка хоть? – Ира довольно нахально выхватила из моих рук паспорт. – Ой, какая ты молоденькая, хорошенькая!

– Я и сейчас ничего!

Я забрала паспорт, сгребла своё имущество обратно в сумку и стала одеваться.

Мы вышли, Ира взяла меня под руку. Выдергивать руку неудобно, так что я потащила подругу на себе. Солнце светило и даже грело, погода стояла тёплая. Иди да радуйся, что никуда бежать не надо, уроки делать не надо, пол мыть не надо. Только с телефоном разобраться бы.

– Как меня всё задолбало! – прервала Ира нашу молчаливую прогулку, а заодно моё наслаждение прекрасным осенним днём.

– Как? – задала я вопрос автоматически, не задумываясь над смыслом.

– Словами не передать. Не передать. Так хочется пожить по-другому!

Где-то я уже это слышала на днях. Кто-то это уже говорил. Так я и говорила! Точно! Вселенная услышала меня и в самом прямом смысле дала мне шанс пожить по-другому? Так, что ли? Мне, человеку, который смеётся над бесконечными советами про формулирование запросов?

Тем временем, Ира эмоционально рассказывала:

– Вчера Ромка опять с двойкой пришел. Ну я его наказала, как положено. Выполнила родительскую функцию. А что он такого сделал? На ИЗО болтал. Вот же преступление! Рисовали и болтали. Ты представляешь весь маразм ситуации? Дети, шестиклассники, рисуют. Это само по себе зачем? Не вышли ли они из возраста обязательного рисования? Ладно, рисуют. Но почему же молча? Почему нельзя включить им музыку, пусть классическую, пусть Аллу Пугачёву, да хоть шум моря. И пусть они шепчутся. Чем это мешает? Почему даже на ИЗО нельзя выдохнуть? Почему я должна наказывать своего ребёнка за то, что он плохо себя вел на ИЗО?

Я отвлеклась от мыслей о Вселенной и прислушалась. Мой Вова ещё не добрался до шестого класса, и я от души надеялась, что этот бред закончится вместе с начальной школой.

– Ну хорошо. Дети плохо себя ведут. Болтают, смеются. На русском – плохо. На математике – плохо. На истории – плохо. Ничего хорошего нет, что дети уроки срывают. Я не спорю. Все на детей жалуются, двойки ставят, орут. А чего орут? Зачем орут? Ну накажи их. Поставь всех в угол. Оставь без перемены. Запрети садиться на стулья весь урок. Выпороть бы всех от души…

Поворот Ириной мысли стал для меня неожиданным:

– В смысле выпороть? Кого? Детей?

– Ну да. Снять штаны и выпороть. И остальные чтоб видели. И чтоб знали…

– Чтоб знали что?

– Как вести себя, чтоб знали. Вот я Ромку выпорола, когда он опоздал с прогулки. Больше не опаздывает. А что такого? Меня отец порол и ничего, выросла же.

Кем ты выросла? Ты мама, ты самый важный человек для своего ребенка. Кто, если не ты, встанет на его сторону? Кто ему поможет? Кто его защитит? Кто будет ему опорой?

Ира продолжала:

– Чтоб я так себя вела, как Ромка. Да мне б голову не пришло рот открывать матери своей так, как он мне открывает. Ничего не рассказывает, делать ничего не хочет. Всё я должна ему найти, продиктовать. Убрать за ним. Приготовить, помыть. А мне когда жить? И он всем не доволен. Отчитал меня, что я ему тетрадь не положила в рюкзак, ты представляешь! Я как дала по губам!

– Кому дала? – только и спросила я.

– Понятно кому, Ромке и дала. И малая видела. Ничего, будет и ей урок. Потому что по-другому не понимают. Жёсткость, Полина, жёсткость нужна. Дети иначе не понимают.

Ира замолчала. В её глазах блестели слезы. Несколько минут мы шли в тишине, потом она продолжила:

– Ты знаешь, как я их люблю? Больше жизни! Всё бы отдала за них. А они…

Я должна что-то ответить? Я хотела ответить! Я так много могла сказать на тему жёстких воспитательных приёмов, на тему отношений между детьми и родителями. Но для Иры я беззаботная дурочка, которая детей только на картинках видела, поэтому я сказала очень осторожно:

– Ир, а они про это знают?

– Про что?

– Ну, что ты любишь их…

– Знают, конечно. Я же мама их. Все мамы любят детей, что тут не знать? – Ира смотрела на меня как на чокнутую.

– А ты когда последний раз им говорила, что ты их любишь? – я старалась говорить аккуратно.

– Ой, ну ты спросила! Кто ж такие вещи говорит? – усмехнулась она.

– Да говорят обычно. Это любому полезно услышать. Особенно ребёнку.

– Ну ты знаешь, конечно. Много детей у тебя?

Что тут скажешь?

– Ну я же была ребенком, мама мне говорила.

– Вот ты и выросла ни рыба, ни мясо, – припечатала меня Ира. – А я хочу, чтоб мои дети выросли людьми нормальными. Никто их целыми днями целовать не будет и про любовь рассказывать. Будут пахать всю жизнь. Надо с детства своё место знать и не высовываться. Сказано молчать – значит молчать. А то, видите ли, какие выискались! Школа им не нравится. Рано вставать им не нравится. А мне нравится, что ли? Работа эта идиотская, подъём в шесть утра годами мне нравится? Вот и нечего.

Я открыла рот, чтобы возразить, но передумала. Мой ответ Иру не интересовал. Да и кто я, чтобы спорить. А я бы могла поспорить, ох, как я могла бы!

Я бы сказала, что взрослый человек, живущий в большом городе, может уволиться, может переучиться, может найти работу, от которой его не будет ежедневно тошнить, может развестись с нелюбимым мужем и поискать другого. Взрослый человек может скорректировать своё расписание и лечь спать пораньше. Может сказаться больным и пропустить день на работе, чтобы отоспаться. Взрослый человек получает за свою работу зарплату. Если зарплата маленькая, можно хотя бы попробовать поискать работу с зарплатой повыше, чтобы компенсировать свои неприятности. А в некоторых случаях можно вообще не работать, если умерить свои желания. Я видела Ирину сумку. Она стоит примерно две её месячные зарплаты. Может, лучше дома посидеть месяц-другой, отдохнуть и купить сумку попроще раз в десять? А то и в двадцать. И это тоже будет нормальная сумка, честное слово. А её сумка – далеко не самая дорогая и уж точно не самая модная. Ради чего так себя загонять и быть настолько несчастной? Что удивляться, что дети ей хамят и ничего делать не хотят, если они растут в такой обстановке? Кому нужен её героический подвиг работающей на ненавистной работе матери? Какой пример видят её растущие дети? Сама мучается и семью свою мучает.

В молчании мы дошли до банкомата. Ира шмыгала носом, а я вспоминала самые крупные проступки своих детей и не могла вспомнить ничего, что заслуживало бы жёсткого наказания. Мы с Артёмом привыкли обсуждать сложности, объяснять детям, чего ждём от них и чем можем быть недовольны. А просто порка – это что? Воспитание через страх? Боится – значит уважает? Нет, мы такое не практикуем.

У банкомата передо мной возникла неожиданная преграда в виде очередного пароля. Так, какие могут варианты? Последнее время банки просят придумать пинкод самостоятельно, его не печатают на бумажке, которую надо хранить отдельно от карточки, а не в том же кошельке, как делали очень многие, когда карточки только входили в обиход. Какие четыре цифры я буду помнить в любом состоянии? Например, год своего рождения. Я зажмурилась, выдохнула и набрала. О, чудо, угадала с первого раза. Что ни говори, а всё-таки я себя знаю. Иногда.

Я запросила выписку по счету. Никаких операций за вчерашний день не было. Остаток на счёте составлял семьсот пятнадцать тысяч рублей. Я обалдела от такой суммы. Никогда в жизни на моей банковской карте столько не было. Никогда. Ни разу. Сколько всего можно сделать с такими деньжищами! Можно сорваться в путешествие, можно сделать липосакцию, можно накупить себе шмоток! Спустя секунду я сообразила, что для липосакции у меня нет биоматериала, для новых шмоток – места в шкафу, а ехать в путешествие одной тоскливо. Я скомкала выданный банкоматом чек и повернулась к Ире.

– Ну что, всё спёрли? – спросила Ира, как мне показалось, с надеждой.

– Похоже, что вообще ничего не спёрли.

– В смысле – похоже? Ты не знаешь, сколько у тебя денег на карте должно быть?

Во-первых, не знаю. Примерно представляю порядок, но в пределах десяти тысяч могу и ошибиться. Да, я небережно отношусь к деньгам Артёма, я ужасна. Во-вторых, сейчас я смотрела выписку по карте, отношения к которой никогда не имела, но разве можно это объяснить Ире? Я и себе затрудняюсь объяснить, что происходит.

Интересно, откуда вообще могла скопиться такая сумма? Не похоже, что с зарплаты, которую могут платить на моей увлекательной работе, можно столько отложить, даже если очень стараться. Надеюсь, все дополнительные источники дохода хотя бы легальные.

– Ну что дальше по плану? – прервала поток моих мыслей Ира.

– Надо купить новый телефон.

Я решительно зашагала в сторону салона сотовой связи, вывеску которого я увидела на другой стороне улицы. Ира пошла за мной.