Читать книгу Розовые очки - Наталия Доманчук - Страница 2

Катя распахнула дверь и уставилась на холеного мужчину – он выглядел на все сто. Не то чтобы красавец, но его внешность заставляла зацепиться взглядом и приковывала внимание: высок, подтянут, короткий ежик темных с сильной проседью волос, глаза какие-то необыкновенные, и цвет не понять – то ли серые, то ли голубые. Сумасшедший цвет, глубокий, выбивающий из равновесия. Их оттенок менялся мгновенно, когда они оценивающе скользили по телу девушки, словно раздевали.

– Екатерина Дмитриевна?

– Она самая. – Катя натянула дежурную улыбку.

Мужчина хмыкнул и, не дожидаясь приглашения, сделал шаг в квартиру. Он ожидал увидеть сорокалетнюю тетку со следами отчаянной борьбы с возрастом, молодящуюся при помощи пластической хирургии, а не наглую девчонку, к тому же вполне симпатичную: темные локоны, гладкий лоб, правильные, практически идеальные черты лица. Как будто кто-то специально несколько раз обвел кистью подбородок и скулы, чтобы подчеркнуть строгость, а в глаза, цвета молочного шоколада, брызнул черным аэрозолем. От этих маленьких темных точек, которые, как веснушки, расположились по краю роговицы, веяло холодом.

Катя отступила, позволяя гостю войти, и тот, не разуваясь, зашел в гостиную, там тоже покрутил головой, рассматривая интерьер, кинул взгляд на диван и уселся.

Катя закрыла двери и пошла за гостем. Она уже догадалась, кто это, и предвкушала интересный разговор.

– Я отец Алексея. Меня зовут Марк Борисович.

– Не могу сказать, что рада с вами познакомиться. – Катя уселась на кресло напротив гостя.

– У тебя ремонт тут, не могу понять? – Мужчина продолжал рассматривать комнату: стены в сколах, одна картина висит криво, вторая валяется на полу, добротная мебель в некоторых местах повреждена, как будто по ней прошлись небольшим топориком, хорошо хоть диван выглядел целым.

– Нет. Я так живу. Чем могу быть полезна?

– Я к тебе с о-о-очень пикантным предложением. – Марк закинул ногу на ногу.

– Слушаю вас о-о-очень внимательно. – Девушка отзеркалила гостя, так же потянув звук «о» и закинув правую ногу на левую.

– Я заплачу тебе любую сумму, какую скажешь, чтобы ты дала моему парню вольную. Только такую вольную, чтобы он и близко к тебе не подошел.

– Все на свете можете купить? – Катя пыталась сдержать раздражение.

– Почти. – Марк был спокоен и уверенно посмотрел в глаза хозяйке дома.

Девушке очень захотелось его удивить. Или нет, лучше обидеть, оскорбить. Но она вспомнила, что совсем недавно и сама такой была.

Катя еще раз прошлась взглядом по гостю, внимательно рассматривая: начищенная обувь, идеально отглаженные брюки, парфюм, который потом неделями будет витать в подъезде, красивые, но наглые глаза. Такие люди, как Марк Борисович, владели миром: уверенный, знающий себе цену, умный, образованный, напористый и решительный. Когда-то и Катя была такой: самостоятельной, ничего не боялась, шла напролом, четко понимала, чего хочет от жизни, и брала.

Она много сделала для того, чтобы добиться желаемого уровня. Она шла долгих двадцать лет. И дошла. Доползла. Говорят, что за той чертой нет обратного хода по собственному желанию, только по вынуждению, но Катя отказалась от той жизни сама. Поменяла «Лабутены» на «Зару», «Шанель» на «Страдивариус», а все свои лисьи и рысьи шубки – на пуховики. И сейчас ей хотелось одного – чтобы этот самодовольный мужик убрался с ее дивана, вместе со своим шлейфом дорогих духов, которые она почувствовала еще за дверью. Этот запах, который обожал ее муж, она ненавидела больше всего на свете. Два года назад, вместо того чтобы выбросить в мусорное ведро этот злосчастный одеколон, Катя изо всей силы разбила флакон о стенку. И чем только потом ни выводила этот запах – он вечно чудился ей, как призрак, ходил по пятам и дразнил прошлой, гламурной жизнью с фитнес-кашей на завтрак.

Почему-то вспомнилась сейчас именно эта каша из злаков, в красивой позолоченной посуде. Вычурные глубокие тарелки она купила в Вене, а потом разбила их о шифоньер из мореного дуба.

– Вот что я предлагаю. – Мужчина слегка ударил ладонью по кофейному столику. – Я обеспечиваю тебе роскошную жизнь в любой стране мира. Езжай хоть на Мальдивы, я все оплачу! Главное – уезжай из города и не возвращайся, пока он не успокоится.

Катя удивленно смотрела на гостя:

– Кто знает, когда ваш сын угомонится?

– Давай договоримся с тобой на полгода.

Катя встала и подошла к шкафу, где хранила документы. Перебрав пару бумажек, она взяла нужную и протянула Марку:

– Вот мой счет. Жду перевода.

Она опять уселась в кресло, а Марк Борисович скользнул глазами по документу и вернул.

– Не пойдет. Мой сын не идиот. Он отследит твой счет и увидит, что сначала пришли деньги, а вслед за ними твое решение с ним расстаться. Как именно ты его отошьешь?

Катя ответила не сразу. Ее давно уже достал этот папин сынок, который предлагал все на свете, смотрел влюбленными глазами и думал так же, как его папочка: что за деньги можно получить все. Он целый год увивался за ней, шантажировал, в ногах валялся. Кажется, он перепробовал все варианты. Но чем дольше это продолжалось, тем сильнее Кате хотелось отвязаться от него. Только вот она не знала как, а сейчас поняла, что делать.

– Полгода, говорите? А что, хорошее предложение, я согласна. Устала я от вашего сына. Сил моих нет больше видеть его. Скажу, что хочу проверить его чувства, и на полгода исчезну. В течение этих шести месяцев он должен будет хранить мне верность. Если выдержит – выйду за него замуж. А если нет – то не нужен мне такой мужчина.

Марк Борисович внимательно слушал и думал над этим предложением. А Катя решила, что кроме этого требования она залепит влюбленному Ромео еще одно, от которого он точно никогда не откажется. И уже с чистой совестью отошьет глупого влюбленного ко всем чертям. Она поставит ультиматум, чтобы он бросил кокаин. Нет, Катя понимала, что отец наверняка в курсе пристрастий своего сына, только сделать ничего не может.

Мужчина достал из кошелька карту и положил на стол:

– К вечеру на ней будут деньги. С нее трать. Не снимай и не перепрятывай. Для меня это копейки, нужно – еще добавлю, и договор дороже этих копеек. Пин-код – день рождения моего сына. Знаешь?

Катя замотала головой. Ей было плевать на Алешку. Глупый, влюбился в первый раз. И весь был в этом чувстве. Погряз. Утонул. Как она в своем муже, когда видела, что Олег хочет стать другим. Как он ради нее всем горло готов был перегрызть, даже своим родным и друзьям.

А вот Алешка любил по-другому. Нет, он тоже был готов ради нее на все. Только это «все» были деньги. И не его, а отца, Марка Борисовича.

– 1402. Родился в День святого Валентина. Надо было Валиком назвать, может, хоть ангел-хранитель у него был бы лучше, чем отец.

Он тяжело вздохнул и задумался. Как будто улетел в другое измерение.

– Есть на кого оставить твой колбасный бизнес? – чуть приподняв бровь, спросил Марк.

– Мне плевать на него. Я уже два года как его забросила. Ничего, существует же как-то…

– Хреново он существует, наводил справки. Но ладно, я присмотрю. Это будет бонус от несостоявшегося свекра. Завтра утром подойдет от меня человек, передай ему все полномочия. Не бойся, Марк Левин чужого не возьмет. Ты, главное, свое слово сдержи. – И немного подумав, продолжил: – Завтра же уезжай из города, купи себе новый мобильный, симку и почту заведи. Отдохни. Развейся. С ним на связь не выходи.

– Так и планирую. С глаз долой – из сердца вон!

Мужчина снова задумался, а Катин взгляд остановился на его руках. Какие сильные, истинно мужские, но при этом элегантные, с длинными литыми пальцами, с выступающей паутиной вен под золотистой кожей.

Марк потер подбородок, почувствовал, как неприятно кольнула легкая щетина.

– А если он действительно тебя любит? И не станет гулять по бабам?

– Это уже ваша забота. Уверена, что вы обожаете пакости. Вот и займитесь ими. Но мой вам совет – подождите два-три месяца. Он будет страдать, искать меня, и только когда на него нахлынет отчаяние и он пойдет по девочкам – вы незаметно подложите ему свинью. В фигуральном смысле, я имею в виду. – Катя громко рассмеялась, обнажая ровные белые зубы.

– Стерва…

– Спасибо. Люблю комплименты.

– Ты старше его на двенадцать лет. Не стыдно тебе совращать малолетних?

– На десять. Что-то у вас совсем плохо с математикой. И я его не совращала. Рада бы отвязаться, все делала для этого…

– Видимо, не все… Не пойму, что он в тебе нашел?

– У меня медом там помазано! – Катя улыбнулась и пальчиком указала где.

– А мне дашь попробовать? – Марк оттолкнулся от спинки дивана, чуть подался вперед и наклонился над столом, гипнотизируя ее взглядом.

– Миллион баксов, и вся ночь ваша, – не растерялась девушка.

Теперь настала очередь Марка Борисовича смеяться. Катя его действительно удивила.

Он хлопнул себя по ногам и встал.

– Не родилась еще та баба, за которую я миллион заплачу. Максимум штуку. – Потом серьезно посмотрел на девушку: – Как связь держать будем?

Катя поднялась, взяла чистый лист бумаги, подумала, записала туда электронный адрес и протянула:

– Вот такой будет, сразу после вашего ухода зарегистрирую, на этот имейл сообщите, когда он загуляет. Фоточки пришлите в доказательство, – тяжело вздохнула и продолжила: – Эх, ваш парень только меняться стал, уже не таким мажором выглядит, а вы его опять под свою дудку плясать заставите.

– А надо, чтобы под твою плясал? Мне внуки нужны. А ты в этой гинекологии прописалась, узнавал уже: хламидии, венерические болезни, полипы какие-то, выкидыши, лечишься, лечишься от чего-то и никак вылечиться не можешь! И зачем ему такая? Хоть бы человеком еще хорошим была, а то ведь обыкновенная шлюха, я людей насквозь вижу…

Катя улыбалась. Она уже давно перестала вздрагивать от своих диагнозов. Думала, что никогда не смирится. Но нет, время творит чудеса.

И еще есть такое замечательное слово – «равнодушие». Оно появилось примерно год назад, сразу после ненависти: черной, как ее душа сейчас, и липкой, как любимое клубничное варенье. И оно намного страшнее всего, что только испытала Катя. Оно убивает человечность и все живое. Под ним даже страх умирает. Равнодушие – это медленная смерть.

Лучше уж ненависть или любовь. Да, иногда нестерпимо больно, но в этих чувствах, как в море, можно плескаться годами. А вот безразличие разъедает душу, как ржавчина железо: не больно, не спеша, по миллиметру каждый день. Иногда даже приятно клокочет в груди, как будто сотни маленьких муравьев щекочут своими трудолюбивыми лапками и уносят по крупинкам твою душу к себе в муравейник.

Катя знала, что от этого чувства очень быстро умирают, но ей хотелось этой смерти. Два года, как ей хотелось этого…