Читать книгу Паразиты - Наталия Древес - Страница 2

Название, данное Сандрой Смит паразиту, человечеству пришлось по душе, так и закрепилось за ним. Когда головка только высовывалась из отверстия, расположенного внизу панциря, существо действительно походило на улитку, но потом, удлиняя свою шею, оно выглядело, как большой жирный червяк с рожком, увенчанным шариком.

Называть «часть себя» червячком или моллюском людям было неприятно, другое дело – улиткой! Такое милое очаровательное существо! Раковина Cochlea у взрослого человека достигала тринадцати сантиметров в длину и семь-восемь сантиметров в ширину. Дугообразное отверстие, откуда вылезал паразит, имело ширину пять сантиметров. Шея взрослой особи могла вытягиваться в длину до двадцати двух сантиметров. Голова паразита была диаметром около четырех с половиной, пять сантиметров составляло щупальце, а шарик на нём имел в диаметре тридцать миллиметров и служил паразиту органом осязания. При встрече особи, испытывающие взаимные симпатии, тянули друг к другу свои тентакли7, переплетались ими и тёрлись шариками. Ласково поглаживая кожу человека своим мячиком, улитки таким образом выражали свою признательность и любовь к нему. При втягивании в раковину паразит собирался гармошкой около входа, а потом постепенно складкой за складкой втаскивался обратно в ракушку. Цвет кожи улитки совпадал с человеческим и, что самое удивительное и приятное для хозяина, цветом и разрезом глаз – тоже. Психологи отметили эту схожесть как главную при принятии хозяином своего паразита, наблюдая, как вылупляются улитки и как на них реагируют дети-хозяева. Появляется длинная шея с маленькой головкой и твоими «глазами» трогательно моргает, жалостливо попискивая. Восемь из десяти сразу начинали гладить паразита, успокаивая, как котёнка, впервые оставшегося без мамы. Один впадал в истерический плач от испуга, другой бежал к матери с расспросами: «Что это?». Звуки, которые произносил паразит, были не особо приятные, похожие на крики голодной морской свинки. Улитка, меняя тембр голоса с высокого на низкий, растягивая, или наоборот, коротко выплёвывая, произносила своё неповторимое французское «уи».

– Уи? – спрашивала улитка своего хозяина.

– Уи, – соглашалась с ним.

– Уи-уи-уи! – качала она головой в знак отрицания.

– У-и-и-и-и-и! – возмущалась и негодовала.

– У-у-у-у-у-и!», – удивлялась.

И, наконец, радость выражала уханьем совы:

–У-ху-и-у-и!

Выражение любви к хозяину было самым милым и звучало, как урчание:

– Р-р-р-р-у-и! Р-р-р-р-р-р-у-и!

Людей без мутации коммуникация детей со своей Cochlea повергала в шок. Они же воспринимали её, как часть себя. «Моя часть!», – говорили они. Многие называли улитку Малышом или давали другие милые имена или уменьшительно-ласкательные прозвища. И недоумевали, почему все хотят разделить человека и паразита. Последнее слово их вообще оскорбляло. Паразит?! Паразит ест тебя изнутри, а этот малыш помогает тебе.

– Вы же не будете отрезать себе ногу, только потому, что ей иногда хочется пожить своей жизнью, например, выполнить пару па на празднике, – задавали они такие недетские вопросы докторам, ставя их в тупик.

Неоценимую помощь улитки оценили намного позже. На раннем этапе жизни она криком предупреждала детей об опасности. Был в голосе паразита один, очень неприятный человеческому уху, звук, выражающий, по всей видимости, вероятность угрозы жизни. Этот звук просто-напросто парализовал хозяина и тот на время действия «уи» на высоких тонах, не мог пошевелиться. Упавшего или попавшего под раскачивающиеся качели ребёнка улитка оглушала визгом, дожидаясь, пока кто-нибудь из взрослых не остановит качели. Если мяч выкатывался на проезжую часть, Cochlea применяла «полицейскую сирену» и прекращала верещать только после того, как мяч был снова у детей. Доставали его с проезжей части опять же старшие. Если в детском саду хозяина обижали, то существо сразу же звало на помощь воспитательницу. Первое поколение было в восторге от такого помощника, как и мамы. Те были ему несказанно рады, избавившись от необходимости каждую минуту следить за ребёнком. Раз никто не улюкает, значит, всё в порядке. Между собой мамаши развивали тему экономии средств на няню и отмены частой необходимости посещения детского доктора. Но многие задавались вопросом: «Они могут на несколько секунд подчинить себе хозяина. А что ещё они могут?».

Года через два американский журналист и писатель Браун решил написать книгу о паразитах. При изучении множества источников его заинтересовали вспышки в небе, которые описывали туристы, отдыхающие на побережье Индийского океана. Началу расследования послужил разговор Брауна со старым техасцем. Развалившись в скрипучем кресле, жалуясь на свои болячки и хреновое правительство, и опустошив две бутылки пива, старик начал свой рассказ:

– Мы с покойной женой Лиззи гуляли в ту ночь. Да, ночь была прекрасна! Звезды! Вы видели там звезды? Они там такие яркие! Вот мы и любовались. А потом, за лесом, как вспыхнет! Небо там такое светлое-светлое стало. И грохот, словно что-то тяжелое упало. Мы тогда подумали, что метеорит. А потом вертолёты над нами пролетели. А на следующий день нам на экскурсию не разрешили выехать. Мы же деньги заплатили. Ну, да, вернули! А испорченное настроение? Я им тогда устроил разнос! Да не я один. Стали говорить, что в лесу патрулируют солдаты. Кто решался погулять и отойти от отеля, тех возвращали обратно. Что вы говорите? Какие экскурсии?! Всех же домой отправили? Да, не всех. И не сразу. У нас же никаких дождей не было. Не верите? Да! Богом клянусь! Не было. Нас вывезли военные девятого ноября. И все также зеленело, как и раньше. А дочь наша родила мутанта. Вот как вы объясните такое? Поэтому я утверждаю, появление паразитов не связано или не совсем связано с химическими осадками!

Техасец наклонился. Он раскраснелся от выпитого пива и правой рукой потянулся ещё за одной бутылкой, которую услужливо протягивал журналист, чем и удостоился одобрительного крякания пожилого мужчины:

– Вы хороший парень!

Он облизал губы и жадно присосался к горлышку. Выпив половину, шумно рыгнул и продолжил:

– Мутация не связана со взрывом на заводе. Чует моё сердце, во всем виноват этот чертов метеорит. И ведь ни одна газета не написала об этом событии, приписав вспышки в небе ко взрыву на химзаводе. А на самом деле несчастье в Панаджи произошло пятого ноября в среду, так писали газеты. А грохот в лесу – два дня спустя, седьмого ноября, в пятницу. Я знаю это точно! – он повторил и пригубил пива. – Да и как я могу спутать? Седьмое ноября – день рождения Лиззи. Мы ещё тогда шутили: вот, Лиззи, фейерверк в честь тебя запустили.

Журналист задумался:

– Да, действительно, подозрительно, что авария произошла в самом маленьком штате Индии, а зараза распространилась по всему миру. Не сразу, но уже через год каждая женщина рожала ребёнка с мутацией. Как такое возможно? Министерство здравоохранения объясняло, что вирус разнесли туристы, отдыхающие на пляжах Гоа. А как разнесли? О! Моя книга будет сенсацией! – он радостно и возбужденно потёр руки.

Старик пустился в долгий рассказ, как праздновал день рождения жены, про свой сюрприз для неё. Воспоминания и алкоголь вызвали слезы, он засморкался в грязный платок. Браун терпеливо ждал. Но пьяница не поведал больше ничего нового о взрыве. Информацию о появлении в отеле харизматичного индуса, пожавшего его жене руку и поздравившего с праздником, Браун пропустил мимо ушей. Журналист стал нервно ёрзать на стуле, когда техасец стал бессвязно болтать о порочном правительстве, о политическом заговоре, о возможном биологическом испытании, породившем мутацию:

– Они виноваты! Они во всем виноваты! Мои внуки – мутанты, – горячо воскликнул он и снова заплакал.

И когда последняя бутылка была допита, Браун попрощался и ушёл, чтобы на следующий день вылететь в Индию.

Прибыв в город Панаджи, он нашёл человека, сопроводившего его в лес, расположенный между городом и пляжем Дона Паула. Там он нашёл деревушку, указанную на картах. Ему хотелось расспросить жителей о тех ноябрьских событиях. К своему удивлению он нашёл поселение заброшенным: дома в развалинах, тропинки заросли бурной растительностью. Никто не смог ему объяснить, куда и почему переехали поселяне. Когда он чересчур навязчиво доставал полицейских города Панаджи, выйдя из бара вечером, то был избит бандитами до полусмерти. Один из них, наклонившись, прошипел ему в ухо, чтобы тот не лез не в своё дело, а то в следующий раз «любознательный журналюга лишится своих любопытных ушек и длинного языка». Начальник полиции развёл руками, жалуясь, что люди в городе стали агрессивными и нетерпеливыми. Наверное, во всем виноваты химические осадки.

– Вы знаете, какой всплеск преступности? – задал он риторический вопрос писателю, сидевшему перед ним с перевязанной рукой и кровоподтёками на лице.

– Так вы не будете их искать? – удивился побитый.

– Ну, почему же? – вздохнул шеф, – Будем. Только вы держитесь отсюда подальше. А лучше, уезжайте к себе в Америку.

Журналист обиделся и уехал. Он хотел написать сенсационную книгу о сокрытии информации индийским правительством, но попал в автомобильную аварию. Его автомобиль взорвался, уничтожив и пассажира, и его записи, которые он постоянно возил с собой.

Было ещё много таких, как Браун, желающих докопаться до истинной причины ночного зарева над курортом Гоа. Но все их попытки оказались неудачными. Один оступился с лестницы и свернул себе шею. Другого ужалила ядовитая змея, когда он осматривал заброшенный дом в той самой деревеньке. Ничего удивительно – не лезь куда не знаешь! Третий отравился рыбой в ресторане.

– Ну, бывает такое. В мире так много несправедливости. Форель была явна испорчена. Какое преднамеренное отравление?! О чем вы говорите?! Ведь кроме него еще пять любителей рыбы пострадало. Да! Не умерло? А он оказался дохляком! Вы его видели? – оправдывался хозяин ресторана.

– Да, – добавляли его друзья, сокрушенно кивая головами, – он всегда был болезненным типом.

Что-то случилось и с четвёртым, и с пятым. Потом наступил финансовый кризис, поразивший все страны. Командировки и исследования стали слишком дорогим удовольствием.

Новая генерация преодолела младенчество, детство и вступила в подростковый возраст. Многим захотелось попробовать взрослой жизни, тайно от родителей побаловаться никотином, алкоголем или наркотиками. Однажды осенним вечером на задворках школы собрались подростки – большинство с ракушками на руках. Они передавали друг другу бутылку крепкого виски, похищенного одним из пареньков из домашнего бара. Паразиты при попадании спиртного в кровь разразились возмущёнными криками. Двое школяров без нароста переглянулись и заржали, показывая пальцами на существ:

– Посмотрите на этих трусливых существ! Маленькие деточки молочка захотели. Утю-утю, младенцы! Может вам ещё памперсы сменить? Рав, глотни! Покажи, что ты мужчина, – Шехар, самый рослый из подростков, сунул бутылку в руки щупленького пацана.

Индус посмотрел на улитку, которая недовольно улюкала, потом нерешительно сделал глоток. Через секунду он согнулся и его вырвало. Пацаны брезгливо отскочили в стороны. Шехар разразился бранью и толкнул Рава. Тот упал и остался сидеть на грязной земле, ещё не понимая, что произошло. Его улитка, поджав губы, затихла.

– Ты, пей! – здоровяк протянул бутылку следующему.

Тот глотнул, и его паразит заставил выплеснуть содержимое. Пять оставшихся переглянулись и покачали головами. Шехар побледнел от злости, схватил за рукав своего друга:

– Черт с вами, сосунки! Пошли отсюда. Девочки, не забудьте завтра надеть юбочки, – он остановился и оглянулся, стараясь придумать ещё что-нибудь обидное.

Подростки были растеряны, а их паразиты покачивались на своих длинных шеях, тошнотворно качая своими шариками. Они, не мигая, смотрели на Шехара, и он увидел в их глазах такое, что заставило сердце испуганно сжаться. Он моргнул глазами и посмотрел снова. Паразиты невинно и обиженно смотрели на него. Но он видел, буквально одну секунду, но видел торжество в их глазах. Мурашки побежали по его спине, и он пошёл прочь, ни разу больше не обернувшись.

Каждый из детей, кто, подрастая, из любопытства тянулся за сигаретой или бутылкой пива, получал урок от паразита. Самым бесценным даром паразитов стало то, что они не дали ни одному из подростков вступить на скользкую дорожку. Информация, почерпнутая из газет и телевизора, как и почему человек может оказаться в местах не столь отдаленных, художественные и документальные фильмы, показывающие безрадостные серые стены за решеткой, скудное питание, малоподвижный образ жизни, отсутствие нормальных санитарных условий, особенно в тюрьмах бедных стран, сделали своё дело, и паразиты решили: «Нам это совсем не нравится. Хозяину туда не надо!».

Зимним пасмурным вечером четверо американских школяров возвращались домой после тренировки. В автобусе они обратили внимание на модно одетого парнишку примерно их ровесника. Весь такой стильный, в кроссовках на заклепках, с рюкзаком с нашивками из экшн-фильма, только что вышедшего на экраны кинотеатров, и многофункциональными часами на запястье! Смуглый, нервный парнишка с приплюснутым носом завистливо поглядывал на «мажора», потом, не сдержавшись, толкнул соседа. Показал глазами на модника и сделал жест рукой «приступим». Рыжий понимающе хмыкнул и подмигнул ему, потом обратился к двум другим. Они вышли вслед за «добычей», тихо шли по многолюдному кварталу, сверкающему разноцветными витринами больших магазинов. И только когда свернули в безлюдный переулок, осмелели. Стали свистеть и громко смеяться. Они уже не боялись, что улитка поднимет вой, они все равно успеют обчистить парнишку. Злые шутки, отпускаемые подростками, заставили преследуемого нервничать и оглядываться. Паразит школьника выглядывал из панциря и начинал нервно, но пока тихо, улюкать. Улитки подростков, тоже покинули раковины и, беспокойно нахмурившись, прислушивались к разговору. Затея им явно не нравилась. Рыжий первым схватился за лямку чужого рюкзака и потянул на себя со словами: «Подожди-ка, разговор есть!». Мальчуган повернулся, и сильные руки отбросили его к стене. Он захлюпал носом и потерял дар речи от испуга. Паразит предупреждающе крикнул. Старая женщина, толкавшая перед собой ходунки, обернулась и подслеповато посмотрела в их сторону.

– Ты иди, бабуля, иди домой. Мы просто играем, – грубо бросили в её стороны пацаны.

Она замешкалась, сердце подсказывало, никакая это не игра. Но разумом понимала, что эти безобразники могут отобрать ролятор или ещё хуже толкнуть её наземь. Секунду постояв и поискав глазами помощь, она отвернулась и продолжила путь.

Приплюснутый резко схватил свою жертву за руку и попытался расстегнуть часы. Это стало сигналом для остальных улиток. Все четыре паразита, переглянувшись друг с другом, открыли рты и включили свою сирену. Звук не просто парализовал пацанов, он свалил их с ног. Они упали на грязную мостовую, прижимая руки к ушам. Мальчуган, вышедший из транса (его улитка не голосила, наоборот, во всю тянула свою шею и его руку, призывая двигаться), недолго думая, пустился бежать наутёк.

Неудача постигла и Леона, воспитывавшегося в приюте, после того, как верующие родители отказались от «дитя дьявола», как они его назвали. Мальчуган, с рождения кочевавший из одной приёмной семьи в другую, последние полгода снова жил в приюте. Возвращаясь после тренировки в безрадостное жилище, он хмуро смотрел в чёрные окна вагона. Рядом с ним женщина приготовилась выйти на следующей остановке. Её открытая сумка оказалось прямо рядом с ним, а там соблазнительно торчал краешек золочёного портмоне. Подросток, не мигая, уставился на него. представляя себе, как тот оказывается в его руках, он открывает и видит кипу новеньких долларов. Паренек сглотнул и сразу же подумал о смартфоне, которого у него не было и который можно было на эти деньги купить. Леон сглотнул и оглянулся. Никто не смотрел в его сторону. Его рука сама потянулась к сумке. Улитка, почувствовав адреналин в его крови, вылезла из ракушки и, вытянув свою длинную шею-голову, осмотрелась вокруг. Увиденное ей не понравилось, и она предупреждающее пискнула. Леон сделал страшные глаза и слегка качнул головой. Паразит сощурил глазки и широко открыл рот. В следующую секунду от визга улитки люди, находившиеся в вагоне, вздрогнули и нервно завертели головами, ища причину оглушительного звука. Сам мальчуган, покраснев до корней своих светлых волос, отскочил от старушки, больно ударившись спиной о поручень. Плюхнувшись на свободное сиденье, гневно посмотрел в глаза паразита. Существо поджало губы, кивнуло головой на сумку и покачало головой. Леон глубоко вздохнул и согласился.

Первое поколение вступило в стадию зрелости. Оно, пышущее здоровьем, молодо выглядящее, занимающееся спортом, вызывало гордость родителей и зависть стариков. В это же время Министерством здравоохранения США было обнародованы результаты многолетних исследований. Сухие цифры говорили сами за себя: показатели физического здоровья достигли девяти из десяти; травмы и несчастные случаи сократились в пять раз, что заставило страховые компании разориться – люди доверяли свою жизнь паразитам, а не им; уровень преступности среди мутантов равнялся нулю. И миру ничего не оставалось, как согласиться, что паразитизм лишь на благо человечеству.

* * *

Лена Луиза Витт, называемая мамой домашним сокращённым именем Ле-Лу, относилась ко второму поколению. Она жила в этом удивительном, помешанном на здоровом образе жизни и правильном питании, мире уже целых двадцать пять лет. Во утопической идиллии оставался один-единственный минус – разногласие хозяина и паразита в выборе партнёра. Существу из ракушки очень часто не нравился выбор хозяина. Своё мнение оно выражало презрительным улюканием. Сначала люди находили это забавным и старались не обращать на это внимание. Но так как особи мешали своими звуками на романтическом свидании, а при прикосновениях к противоположному полу, вытаскивали свои языки и дразнили друг друга, молодые люди недоуменно прерывали общение. Обозлённому, ничего не понимающему первому поколению пришлось обратиться за помощью к ученым. Великие умы исследовали пары, где улитки выражали крайнее недовольство, и пары, где они не вмешивались в выбор партнера. Оказалось, что существа выбирают в партнеры своему хозяину того, от которого гарантировано здоровое потомство. Каким образом они могли распознать вероятность возникновения синдрома Дауна в даже ещё не зачатом ребёнке у одной очень страстно влюблённой друг в друга пары?! Это казалось невероятным. Но, тем не менее, оба паразита закатывали такие истерики во время поцелуев влюблённых, что несчастные, пылающие страстью, обратились к генетикам. И те выдали им сокрушительный прогноз, который сразу охладил пыл женщины, мечтавшей о нормальной семье и здоровых детях. Мужчина, далекий от розовых пузатых карапузов, пытался сопротивляться и задаривать подругу подарками и цветами. В его мечтах, если и был крепкий, дубовый стол, то совсем не для пеленания. А его образы игрушек отличались от представления женщины. Очень уж его волновала одна плёточка! Возлюбленная не оценила это и ушла, поблагодарив улитку за предупреждение.

Всем нам известный факт, что у родителей, страдающих аллергией, почти с девяностопроцентной точностью родится ребёнок-аллергик. На эту закономерность указали Саре и Джону, которые пришли за объяснениями к врачам Центра исследований мутаций. Сара, покрывавшаяся сыпью от цитрусовых, а Джон, страдающий сильной реакцией на пыльцу, узнав, о причине недовольства своих улиток, вначале выразили удивление, а потом благодарность паразиту. Они рассмеялись и очень мило попрощались друг с другом, пожелав удачи в поисках нового партнёра.

Тяжелее было тем, кто был действительно влюблён и не боялся возможности наследственной болезни у потомков.

– С чего вы взяли, что мы хотим детей? – резко парировали они и врачам, и паразитам.

Последние округляли глаза и недоуменно качали головой, словно хотели спросить:

– А для чего ты вообще живёшь?

– Для себя! – раздраженно отвечали влюблённые. – Жизнь должна быть удовольствием, наслаждением.

На их страстные высказывания существа презрительно фыркали и закатывали глаза в потолок, словно хотели сказать:

– Какое же эгоистичное создание этот человек!

Через несколько дней после исследования заголовки всех мировых печатных изданий пестрили заголовками: «Паразиты-генетики!», «Существа-врачи!». Журналист газеты «Positive News»8, описав исследование и выводы, закончил статью восторженными словами: «Это же поразительно! Вам не нужно посещать генетика перед зачатием. Всю работу за него выполнит ваша улитка. Ах! Что за прелесть этот паразит! Личный врач у себя в теле! Представьте себе, мой милый читатель, пройдёт ещё немного времени, и необходимость посещать докторов исчезнет. Да здравствует паразитизм!». На свет была вытащена, забытая всеми, наука евгеника – наука о рождении лучших.

– Что это за учение о наследственном здоровье человека? – задавался вопросом корреспондент известного французского журнала «Экспресс» и сам же на него отвечал:

– Мы связываем слово «евгеника» с девятнадцатым веком, когда оно впервые прозвучало в речи английского исследователя Фрэнсиса Гальтона. Но корни этой науки уходят в дохристианскую эпоху. Ещё сам Платон, древнегреческий философ, в своих работах предлагал государству заниматься улучшением человеческой популяции и подбирать пары здоровых супругов, чтобы на свет появлялись физически крепкие дети.

В конце восемнадцатого – начале двадцатого века эта наука была популярной. Любой селекционер знает, для того, чтобы получить высокое качество, слабые (в нашем случае безнравственные и больные) особи не должны участвовать в размножении. Таким образом, во многих странах Европы и Америки, были стерилизованы умственно неполноценные люди, пьяницы и проститутки. Но так увлеклись, что стали стерилизовать и просто бедных людей – нечего нищету плодить! Гитлер пошёл ещё дальше. Он захотел вывести идеальных людей из своей нации, другим же национальностям в совершенном мире он не оставил места. Фюрер тоже был очень увлечённым человеком, он захотел применить селекцию к человеку, и в конце тридцатых годов двадцатого века в Германии стали исчезать инвалиды, престарелые и душевнобольные. Как слабые колоски пшеницы, эти люди не смогли пройти отбор, и должны были быть выброшены в мусор, в случае фюрера – в топку. И поэтому, в пику немецкому политическому лидеру, после Второй мировой войны евгенику как нечто ужасное и постыдное поспешили забыть.

Но сейчас настало время посмотреть на науку евгенику другими глазами и забыть прошлое. Нам не нужно бояться, что вновь зажгутся печи и больные люди полетят в них, словно дровишки, по одной простой причине: для паразита любая человеческая жизнь – драгоценность, потому как своя собственная – тоже! Для существа нет ничего важнее своего здоровья! И не удивительно, что в существах заложена программа поиска путей увеличения продолжительности жизни в будущем. Один из них – подыскивать людям в партнёры здоровых людей. И, возможно, уже наши дети будут преодолевать столетний рубеж не дряхлыми стариками, а полными физических и умственных сил людьми! Примерно в таком же духе расписывали преимущества обнаруженных свойств паразитов и другие средства массовой информации, внушая людям мысли о поисках лучшего партнёра: «Лучше потратить время на поиски сейчас, чем деньги и нервы на лечение потом!». И второе поколение смирилось, что суженого ему будет искать улитка.

Лена Луиза в свои неполные двадцать шесть лет была девственницей по одной простой причине: ещё ни один из претендентов на её сердце не был одобрен паразитом. Чувствуя учащенное биение сердца и дрожь, слыша мужской голос, улитка вылезала из раковины и оценивающе присматривалась к парню. Сталкивалась глазами с другим паразитом, хмурилась и начинала улюкать до тех пор, пока Лена не обращала на неё внимание. В самом начале Ле-Лу это невыносимо раздражало, но просто не обращать внимание на паразита было тяжело. Два паразита вступали в перепалку, стараясь переулюкать друг друга. Попробуй поцелуйся с молодым человеком, когда паразит на твоей руке насмешничает или дразнится с улиткой парня.

Самым первым, не одобренным существом был Кевин Фишер, её одноклассник. Лена познакомилась с Кевином, когда переехала к отцу в Бремен и пошла в новую школу. Её сосед по парте, рыжеволосый и всегда улыбающийся паренёк помог ей освоиться в классе, подтянул по математике и научил кататься на скейтборде. В то время Ленина улитка была благодарна ему за хозяйку и выражала свою признательность тихим улюканием. Но стоило детям подрасти, поведение паразита стало настороженным. Лена Луиза и Кев, сами не заметили, что их дружба переросла в нечто другое. Они стали чаще, чем обычно, предаваться мечтам, думать друг о друге. Существа не оставили без внимания учащенное сердцебиение, приливы крови к лицу, изменение голоса при общении. Они стали тщательнее следить за молодыми людьми и переглядываться друг с другом. Когда прощаясь, Кевин, краснея, коснулся губами Лениного полуоткрытого рта, обе улитки предупреждающе пискнули. Подростки недоуменно уставились на своих существ, а те покачали головой. И если Лена шокировано отступила назад, то Кевин взорвался и сердито обругал свою улитку. Ле-Лу помнила, как щеки стали пунцовыми уже не от смущения, а от стыда. Она развернулась и убежала. На следующий день Фишер попросил у неё прощения. Они помирились, но общение стало каким-то неловким. Лена, неуверенная в своих первых чувствах (влюбленность в ней только проснулась и не успела окрепнуть), бессознательно заняла сторону существа, доверяя ему, как лучшему другу. Зато на Кевина было больно смотреть. Он страдал от Лениной отчуждённости, стал пропускать уроки, грубить своему паразиту. После летних каникул Лена перешла в гимназию. Они с папой перебрались в район Каттентурм, и больше никогда их пути с Кевином не пересекались. Учиться было сложнее, девушке приходилось прилагать много усилий, чтобы не отстать в учёбе. Она все реже и реже вспоминала о Фишере.

Лена Луиза, пережив много неудачных свиданий, не потеряла надежду, жила в розовых мечтах о принце, и судьба за столько лет ожиданий преподнесла ей «подарок» в виде длинного, ушастого полковника.

– Спасибо тебе! – вырвалось у Лены.

Она шла домой в самом мрачном расположении духа и пинала внезапно выпавший снег. Улитка виновато пискнула. Шарик, описав круг, остановился возле лица хозяйки, закрывая его наполовину, словно паразит захотел спрятаться от гнева своей хозяйки.

* * *

Её раздражало в нем всё! Начиная с того, как он держал нож в правой руке (жилочки проступали сквозь белую кожу), медленно резал мясо, потом подносил кусочек ко рту, челюсти двигались вниз и вверх, большие смешные уши почему-то тоже шевелились. Ле-Лу отворачивалась от его лица, переводила взгляд на окно, но он спрашивал её о чём-то, ей приходилось снова смотреть в его бесцветные глаза и видеть, как кадык ходит туда-сюда. Ощущение тошноты приходило снова. Он очень аккуратно лил соус на кусок говядины. А Лене так хотелось, чтобы капли коричневой жирной подливки брызнули на его белоснежные манжеты. Но ни единой капельки! Она глубоко вздохнула и, заставляя себя быть любезной, спросила:

– Как вам наш город?

Они сидели в ресторане, построенном на крыше бывшего пивного завода «Beck», реконструированного в развлекательный центр. Красивая овальная панорама открывала вид на реку Везер и старинные улочки Бремена.

– Я люблю Бремен! – восторженно сказал полковник. – После шумной столицы здесь так уютно и прекрасно!

– Я люблю Бремен, – мысленно передразнила его Лена. – Как будто ты ездишь сюда каждые полгода в отпуск.

Словно прочитав её мысли, Ханс, добавил:

– Теперь я надеюсь, буду чаше приезжать в мой любимый город.

– Приехали, – раздраженно подумала Лена, – и город уже стал любимым.

Чтобы отвлечься, она стала наблюдать за семьёй, сидящей за соседним столом. Мужчина африканской внешности, жестикулируя, рассказывал какую-то историю. Его жена слушала его, слегка улыбаясь, а дочка, маленькая, очаровательная девочка с торчащими в стороны косичками, глядела в окно, засунув в рот десертную ложку. Выговорившись, отец девочки принялся уплетать тирамису. Девочка стала размешивать в вазочке мороженое. Она подняла глаза и посмотрела на мамины губы, на которых таяла сливочная сладость, потом вздохнула. Женщина, заметив грусть в лице дочки, спросила:

– Элиза, солнышко, почему ты не ешь мороженое? – и ласково погладила дочь по щеке.

– Лиза больше не хочет, – сказала малышка, поглаживая пальчиком свою улитку. – Я думаю, она считает, что в нем много сахара.

Фрау Витт улыбнулась этой милой сценке, не обратив внимания на недоуменно переглянувшихся родителей Элизы.

– Очаровательно! Она дала существу имя, – умилилась Ле-Лу и, услышав покашливание, повернула голову в сторону полковника.

Тот предлагал ей выбрать десерт. Лена отказалась. Они вышли прогуляться по набережной, постояли на мосту, глядя на протекающую внизу реку Везер, потом пешком прошлись по улице Schlachte. Хотя они поели в ресторане, Лене хотелось что-нибудь сделать назло Хансу и паразиту. На глаза ей попался киоск с жареными колбасками. Это было единственное место в Бремене, где можно было полакомиться когда-то знаменитыми немецкими колбасками. Жирные мясные деликатесы оказались очень вредными, и люди, науськанные паразитами, перестали их есть. Они проходили мимо киоска с яркой картинкой аппетитных, блестящих, с темной поджаренной корочкой сосисок, глотали слюни и слышали предупреждающее улюкание своих улиток; в головах всплывало наставление врача: «… приводит к болезням сердца, онкологическим заболеваниям…»; грустно отворачивались и понуро брели прочь, не слыша зазывания продавца. Нужно было видеть радость продавца, когда Лена сделала заказ! Его серое, унылое лицо преобразилось, глаза засверкали! Он стал разогревать гриль, расточая комплименты девушке и сетуя на то, что его клиенты – только старики.

– Как прекрасно видеть юное, хорошенькое личико! Прошу прошения, мой господин, – он кланялся Хансу, – ничего личного! А вы не хотите? Нет? Ну, ладно! В другой раз!

Улитка, видя, как её хозяйка макает колбаску в кетчуп, сжала рот, нахмурилась, но промолчала. Она чувствовала в девушке протест, но не понимала его. Всю жизнь они жили душа в душу. Ле-Лу заботилась о паразите, а он о ней. И сейчас ему было обидно и тревожно. Существо посмотрело на улитку полковника. Та смотрела на жующую девушку неодобрительно покачивая головой, затем перевела свой взгляд на Лениного паразита, распахнула глаза и щупальцем показала на фрау Витт, словно говоря: «Ты же понимаешь, что это вредно. Займись этим».

Существо встало на сторону хозяйки, оно нахмурилось и сердито улюкнуло. Улитка Ханса, театрально закатив глаза вверх, отвернулась. Фрау Витт еле дождалась, когда они дойдут до её дома. При прощании полковник поцеловал её в щёчку. Внезапно его губы соскользнули к губам. Лена ощутила слюнявое причмокивание, а потом чужой язык ворвался в рот. Волна гадливости поднялась в ней. Она оттолкнула полковника.

– Прошу прощения, – он отстранился и старомодно поцеловал ей руку.

После произошедшего это выглядело нелепо. Лена, справившись с негодованием и антипатией, не прощаясь, вошла в подъезд.

Ночью, лёжа без сна, она все время думала о своём влечении к однокласснику и физическом отвращении к полковнику: не могла поверить, что симпатичный рыжий молодой человек генетически ей не подходит, что от него могут родиться нездоровые дети, а от Ханса, с которым целоваться-то было противно (ощущение, словно тебя облизала собака! Брр! Брр!), обеспечено здоровое потомство.

– Черт знает что! А знаешь что? – говорила она сама с собой. – Он ведь не последний. В мире определённо есть и другие мне подходящие. Будем искать! Просто будем дальше искать. Начнём путешествовать и знакомиться с мужчинами. И найдём!

Она успокоилась, мысли снова вернулись к Кевину: «Как он живет? А что если попробовать с ним встретиться? И посмотреть, какая будет в этот раз реакция паразита. А что если мы меняемся с возрастом, пахнем по-другому? Может, от Кева будут исходить другие флюиды, и паразит обманется?». Лена решила найти свою первую любовь. И вот только тогда смогла спокойно заснуть.

На следующий день, после работы, она поехала в район Арстен, где раньше жила с отцом. В те годы Кевин жил с родителями в многоквартирном доме, недалёко от спортивной площадки. Дом она нашла сразу, он нисколько не изменился, хотя его перекрасили в симпатичный желтый цвет. На кнопке звонке значилась его фамилия, значит они ещё живут здесь. Она расслабилась и позвонила. Никто не ответил. Лена позвонила ещё раз и снова никакого ответа. К подъезду подошла женщина с большим пакетом продуктов в руках. Девушка узнала в ней соседку Кевина по площадке, но та скользнула по ней равнодушным взглядом, не признав в молодой особе прыщавого подростка, приходившего к семье Фишер несколько лет тому назад. Женщина была слегка полновата; грубое лицо отливало жирным блеском. Она удивилась, когда Лена обратилась к ней с вопросом:

– Добрый вечер, Кевин Фишер ещё живет здесь?

– Давно не живет, – быстро ответила соседка и внимательно посмотрела на Лену.

– А зачем тебе? Ты кто? – симпатичная девушка бессознательно вызвала у неё враждебность.

– Я его школьная подруга. У нас встреча одноклассников… Я… У меня нет его телефона. Он, наверное, давно сменил номер. В социальных сетях его тоже не нашла. Хотела у родителей спросить.

– Фишеры в отпуске. А Кевин лет пять не живет здесь. Приходил пару раз. Видела его. Он странный какой-то, бледный, ходит неровно. Болеет что ли чем-то. Не поймёшь.

– Не здоров? Болен?.. А чем?

– А мне откуда знать? – грубо ответила женщина, ещё раз окидывая взглядом тоненькую фигурку девушки и локоны, выбившиеся из под шапочки. – Я ему мамка что ли? У него, чай, существо есть, чтобы о нём беспокоиться, – и отвернувшись, вошла в подъезд.

Лена, оставшись ни с чем, посмотрела на закрытую дверь, вздохнула и, сев на скамейку, нажала кнопку на своих ботинках. Ролики на правой ноге появились сразу, на второй заклинило. Девушка раздраженно стала разуваться, чертыхаясь и беспокоямь, что ботинок сломался и ей придётся идти пешком. Вечерний моцион никто не отменял, но шагать более часа при такой мерзкой погоде ей совершенно не хотелось. Поднявшийся ветер нагнал сизые тяжелые тучи. Они мрачно нависли над ней, не обещая ничего хорошего и, как в подтверждение своих намерений, стали капать на Лену мелким дождиком. К счастью, ботинок выплюнул из себя лезвие с колесиками и Лена, обувшись, поехала домой. Сильный дождь застал её возле дома, промочив насквозь её светлое пальто. Паразиту тоже досталось, и он стал недовольно улюкать на высоких тонах. Лена бережно вытерла его, соглашаясь с его жалобами:

– Да, да, конечно! Мне следовало надеть дождевик. Да, я смотрела прогноз погоды. Да, ты совершенно прав, мне хотелось просто хорошо выглядеть. Ты всегда прав! Ну, конечно, ты прав, – последние слова она произнесла насмешливым тоном.

Улитка втянула губы и обиженно посмотрела на неё. Лена не смогла выдержать этот взгляд – взгляд надутого ребёнка, и примирительно сказала:

– Мы сейчас с тобой выпьем чай с лимоном и имбирём, наденем тёплые шерстяные носки, разожжём огонь в камине и почитаем книгу. Хорошо? – Лена стала поглаживать головку существа.

Тот тепло улыбнулся ей в ответ.

На следующий день, после работы, она открыла ноутбук и стала искать в социальных сетях сестру Кевина Селену. Найдя, написала ей сообщение. Селена ответила не сразу и тоже как-то туманно написала о том, что брат изменился, с родными общаться не хочет, поселился на старой ферме, доставшейся в наследство от тетки, с тех пор не хочет ни с кем общаться; она видела его пару лет назад на Рождество.

– Но если у тебя есть желание, – писала она, – вот его адрес. Я думаю, тебе он будет рад.

Лена погрузилась в раздумья. История выглядела странной. Паразит предупреждающе попискивал на руке, словно боясь за хозяйку. Но любопытство и желание сердца пересилили опасения. Девушка приняла твёрдое решение в ближайшие выходные съездить в деревеньку, расположенную к югу от Бремена.

К субботе ветра улеглись, сдув все тучи на юг. Субботнее утро выдалось холодным и промозглым. На трамвае она доехала до вокзала, а там села в поезд, идущий на юго-запад. Через несколько остановок она вышла и раскрыла складной велосипед. Дорога была подморожена и улитка, предупредительно пискнула. Лена нахмурилась, она и без неё знала, что нужно ехать осторожно. Девушка тяжело вздохнула, иногда такая забота была очень утомительна.

На часах было уже одиннадцать, но приближающийся полдень был похож на раннее утро, тусклое, окутанное серым туманом. За городом тоже не было снега, трава была покрыта сизым инеем. Сначала она ехала по пустынной улице вдоль заброшенной пожарной башни, одиноко торчащей возле трассы, потом пересекла её и въехала в лес. В начале пути навигатор уверил, что время до места назначения займёт восемь минут, но девушка добралась до фермерского дома за пятнадцать минут, и ещё минут пять, не веря своим глазам, рассматривала запущенное место. Дом выглядел заплаканным. Крыши дома не было видно из-за зеленого мха. Когда-то белые стены сейчас были в подтеках от постоянных дождей. Чердачное окно окружено грязным зелёным пятном. Рядом с домом находился сарай, в приоткрытую дверь девушка разглядела велосипед, лежавший на деревянном полу.

Ей стало неуютно. Она пожалела, что приехала. Но глупо было теперь возвращаться! Она осторожно позвонила в дверной звонок. Долгое время никто не открывал. Потом раздались шаркающие шаги, заскрипел ключ в дверном проёме и сквозь появившуюся щель на девушку уставился мутный глаз. Глаз помигал, удивлённо округлился, потом прищурился, наконец, закрылся. Щелка, вместе с хозяином проделывала похожие манипуляции: открылась, недоверчиво застыла, потом стала стремительно сокращаться и в момент, когда Лена решила, что она захлопнется, дверь широко распахнулась, и её обдало отвратительнейшим запахом. Она сделала шаг назад, а молодой человек, широко улыбаясь, шагнул вперёд, вскрикивая при этом:

– Лена, ты ли это в самом деле?!

Затхлый запах с примесью плесени и отходов снова обдал девушку, вызвав рвоту. Увидев её скривлённое лицо, молодой человек, отступил назад. Чувство радости сменилось разочарованием, и он криво и злобно усмехнулся: «Ах! Мы вам противны!». Два мутных глаза холодно смотрели на Лену. Девушка тоже, не отрываясь, смотрела на него, ужасаясь его перемене. Кевин был не просто неопрятным, он был грязным, словно не мылся несколько месяцев: засаленные, взлохмаченные волосы, синяки под глазами и щетина на лице. Мятая, вся в пятнах одежда висела на нём; футболка не могла скрыть невероятную худобу, торчащие ключицы и впавший живот. Он поднял руку, чтобы почесать голову. Лена обратила внимание, что под ногтями было чёрным-черно от грязи, словно он только что копался в земле. Лена приложила все усилия и вымученно улыбнулась:

– Я очень хотела тебя увидеть. Правда. Можно я зайду?

Молодой человек посторонился, пропуская её в дом.

Лена, приготовившись к худшему, зашла. Через узкий чёрный коридор они прошли в кухню. Кевин щелкнул выключателем. В комнате сразу что-то зашуршало, шарахнулось в сторону.

– Боже! Я не хочу знать, кто или что это! – подумала Лена, с трудом сдерживая отвращение.

В голове уже рисовалась картина, где полчища тараканов или ещё каких-нибудь существ спрятались под буфетом и за плитой. Сдерживаясь, чтобы не показать брезгливость, она мужественно села на стул, отодвинув его от замызганного стола, усыпанного засохшими крошками.

– Ну, давай садись, раз пришла. Сейчас чай попьём, – развязным, грубым голосом сказал Кевин. – Только к чаю у меня ничего нет. Так что вы не обессудьте.

Лена почувствовала, что за хамством он прячет стыд и неловкость. Ей вдруг самой стало стыдно, но уже за себя, за своё новое пальто и за красивый яркий шарф, который она специально для него повязала. Девушка поспешила закивать головой:

– Не страшно, я уже позавтракала, – и тут же прикусила язык, подумав, что сказанное звучит невежливо.

– А вдруг он ещё не ел? Совершенно не знаю, что ещё сказать, чтобы снова не сглупить, – пронеслось в голове.

Она предложила ему свою помощь. Кевин, окинув девушку взглядом, немного дольше задержавшись на её длинных красных ногтях, которые она, также для него вчера вечером старательно накрасила, насмешливо произнёс:

– Да не надо! Сиди уж. Я сам.

Лена смутилась и потупила взор, спрятав руки в шарф. К её ногам подошла кошка, такая же худая, как и её хозяин. Она стала тереться о джинсы и мяукать.

– Она, наверное, голодная, – подумала Лена. – А он? Он тоже выглядит, как голодающие в Африке прошедших столетий.

Она внимательно смотрела на его нервные, резкие движения.

– Он болен. Это очевидно. Но чем? Его улитка даже не высунулась из своей раковины!

Кевин поставил перед ней кружку с водой, в которой бултыхался пакетик чая. Лена спросила:

– Я вижу, ты болен. Что с тобой? Чем я могу тебе помочь?

– Помочь? – Кевин улыбнулся, обнажая жёлтые зубы. – А зачем мне помогать? Мне нравится такая жизнь. Я счастлив. А чем я болен? Я пью. Пьяница. Ты знаешь кто это?

– Кто? – она растерялась. – Пьяницы? Это те, кто раньше распивали алкогольные напитки для веселья?

В голове всплыли рассказы деда. Клаус с сожалением говорил о временах, когда с друзьями за кружкой пива можно было посмотреть футбол:

– Как весело было! А сейчас? – сокрушался он. – Футбола нет. Видите ли, травмированный вид спорта! Тьфу! Дьявольское отродье! – ругался он, смотря на Лениного паразита. – Это все они! Они придумали! Всё им вредно! Пить вредно! Гонять мяч вредно!

Дед был рождён в две тысячи двадцать пятом году, ещё без паразита, и не воспринимал их. Его дочь Марианна, рождённая уже с наростом, всегда вставала при этом на сторону улитки, защищая её. Ленино существо тоже начинало обиженно попискивать на плече. Девочка гладила его, заставляя деда молча встать и уйти.

На невинный вопрос, почему паразиты запрещают пить, ведь вода – это источник жизни, мать девочки, смущалась и пыталась объяснить:

– Наши существа запрещают напитки, содержащие алкоголь. Это такое специальное питье, которое поднимало людям настроение. Под его воздействием мужчины и женщины начинали смеяться и танцевать. Но если постоянно так веселится, о чем сожалеет дедушка, то возникает зависимость от алкоголя. Человек не может ни о чем другом думать, как только о том, чтобы выпить. Он заболевает. Эта опасная болезнь вызывает поражение печени, приводит к потере эмоционального и физического контроля над своим телом. В дальнейшем человек деградирует, он теряет работу, семью, друзей.

– Как это ужасно, – думала тогда Лена, – и какое счастье, что в наше время спиртное не производится. Нашёл, о чем жалеть! – пожимала она плечами и хотела догнать деда и объяснить ему. Но мама её останавливала.

– А что он пьёт? Алкоголь уже лет тридцать не производится, – последние слова Лена неосторожно произнесла вслух.

Кевин, следя за изменяющимся лицом бывшей подруги, усмехнулся:

– А его сам варю по книгам. Круто, да? Самогон. Первый класс. Хочешь попробовать?

Лена довольно энергично закачала головой, вызывая ещё большую усмешку Кевина:

– Ты губишь себя. Но почему?

– Знаю. А я не хочу так жить. И знаешь, почему? Потому что я любил тебя. Люблю, наверное, и сейчас. Я так хотел быть с тобой и только с тобой. А что сделали наши паразиты? Решили, что мы друг другу не подходим. За нас решили! За нас. Словно мы их собачки. Нет, нет! Нам совершенно не нравится эта псина! Она не породистая! – заверещал он тонким голосом. – И потянули за поводки. И развели нас в разные стороны. Вот тогда я первым наперво возненавидел их! Лена, они управляют нами! Манипулируют. Понимаешь? Мы думаем, что мы так хотим, а на самом деле выполняем желания паразитов.

В этот момент из панциря на его руке показалась головка. Улитка была худенькая, бледненькая, глазки были неопределенного цвета. Она слабо пискнула.

– Заткнись, червяк сраный! – грубо сказал Кевин.

Лена, вздрогнув от резкого, повышенного тона, хотела защитить улитку, но в голове всплыла картинка в ресторане: маленькая девочка, с горящими глазами смотрит на горку маминого разноцветного мороженого, вздыхает и отказывается есть свой, почти растаявший десерт; недоуменные взгляды которыми обменивались её родители. Её тогдашняя умиленная реакция представилась ей в ином свете.

– Не слушай его! – шепнул ей внутренний голос. – Он алкоголик. У него помутился разум. Лучше встань и отойди от него. Смотри, как руками стал размахивать. А что, если он тебя ударит?

И Кевин, словно в подтверждение, с грохотом опустил свой кулак на стол:

– Они паразиты! Паразиты! Они поработили нас.

– Видишь, он сумасшедший! – раздалось в голове Лены. – Все алкоголики страдают нарушением психики. В них появляется неуправляемая злоба и желание разрушения.

Парень встал и стал ходить по комнате, сжимая руки в кулаки. Девушка, почувствовала агрессию, исходящую от него. Страх сжал её сердце.

– Конечно, они заботятся о нас, потому что настоящим паразитам выгодно долго эксплуатировать своих хозяев. Чем дольше живет человек, тем дольше они живут, – продолжал разглагольствовать молодой человек.

Ленина улитка вылезла из своей раковины и внимательно слушала, что он говорит.

– С каждым поколением мы больше и больше зависим от них. Мы уже исполняем их волю, сами того не замечая. А хочешь скажу, как? – он остановился и неожиданно подмигнул ей.

В этот самый момент Ленина улитка открыла рот и заголосила. Лена вздрогнула, откинулась назад. Поднесла руки к ушам, морщась от боли. Звук был невыносим. Девушке казалось, что в голове взрываются петарды. Улитка Кевина голосила тоже. Но её тон был ниже и не такой громкий. Девушка не выдержала, вскочила и выбежала из дома. Последнее, что она слышала, было:

– Подумай об этом, когда эта тварь спит.

В висках пульсировало, лоб сдавило с такой силой, словно мозги пытались проломить черепную коробку.

– Прекрати, прекрати! Я ухожу!

Лена не помнила, как села на велосипед и стала крутить педали. И только когда она проехала полпути, улитка перестала кричать и успокоилась. Она повернула к Лене свою шею, сложила губы в трубочку и прогудела: «Уи-уи!», показывая шариком на далеко идущий поезд. Девушка поняла, что та хочет домой. Ей тоже захотелось домой, после произошедшего у неё сильно разболелась голова.

Дома она приняла таблетку и заснула. Проснувшись поздно вечером, почувствовала себя ужасно разбитой. В голове все ещё тихонько бухало, ей даже думать было больно, она приготовила себе ромашковый чай, завернулась в тёплый плед и стала тупо смотреть телевизор.