Читать книгу Цветок Фантоса. Романс для княгини - Наталия Фейгина - Страница 10
Часть I. Лепестки
Лепесток 10
ОглавлениеТяжёлые портьеры густого коричневого цвета, который хозяин комнаты, демонстрируя свою учёность, называл цветом бистра, были плотно задёрнуты, чтобы не пропустить в кабинет ни единого солнечного лучика. Бархатный полумрак разбавлял лишь свет единственной свечи, стоящей на столике перед большим зеркалом в тяжёлой бронзовой раме.
В глубоком кресле у столика сидел Павел Алексеевич в тёмно-оливковом бархатном халате с коричневой оторочкой, так удачно гармонировавшей с портьерами, обивкой кресла и плюшевой скатертью. Но сегодня убранство кабинета, которое он подбирал для себя, как подбирают раму к картине, не радовало.
Он мрачно смотрел на шкатулочку, в бархатном ложе которой тускло отсвечивал серебряный перстень с печаткой.
Отвратительный скорпион, красовавшийся на печатке, казался почти живым, а жало на его хвосте… Жало было намного острее, чем казалось на первый взгляд, и Павел Алексеевич знал на собственном опыте, насколько болезненные царапины оно оставляет. Такой способ вызова с самого начала не понравился ему, и он даже попытался спорить, но Мадам пресекла его сопротивление коротким смешком, добавив: «Боль будет порукой тому, что вы не станете злоупотреблять моим вниманием». Павел Алексеевич мог бы поклясться, что и без того не станет злоупотреблять её вниманием, что от души жалеет, что, прельстился пряником вечной молодости, но повторить это вслух не посмел.
Будь у него хоть малейший шанс отложить неприятнейший разговор, Павел Алексеевич не преминул бы им воспользоваться, но ситуация была такова, что дальнейшее промедление было чревато возобновлением знакомства с огненным кнутом. А посему Павел Алексеевич решительно потянул вверх широкий рукав халата. Засучив рукав белоснежной батистовой рубашки и мельком взглянув на тянущиеся от локтя к запястью едва зажившие следы предыдущих контактов, он надел перстень на палец и провёл печаткой по обнажённой руке. Не глядя на начавшую набухать кровью царапину и не обращая внимания на боль, Павел Алексеевич поднёс окровавленную печатку к свече и закрыл глаза, чтобы не видеть ослепительной вспышки, которая должна была последовать.
Открыл он глаза, услышав томный, чуть хрипловатый женский голос:
– Ну-с, любезнейший, чем вы меня порадуете? Мальчишка на месте? Из зеркала на Павла Алексеевича смотрела женщина в маске из чёрных перьев. Маска полностью закрывала лицо, оставляя открытыми пронзительные чёрные глаза и широкий тонкогубый рот.
– Нет, – с трудом выдавил из себя Павел Алексеевич.
– Вот как? – Делано удивилась его собеседница, поигрывая коротким костяным жезлом, увенчанным ярко раскрашенным птичьим черепом, в котором Павел Алексеевич со страхом узнал рукоять огненного кнута.
– Я должен был забрать его сегодня утром, – поспешил оправдаться он. – Но когда я приехал в усадьбу, то обнаружил там только насмерть перепуганных слуг и поседевшего гувернёра, заявивших, что Арсения похитил Дикий Охотник.
– Вот как? – задумчиво повторила Мадам.
– Я взял собак и попытался пойти по следу мальчика. Псы поджимали хвост, жалобно скулили, но след не брали.
– Очень любопытно, – произнесла Мадам. – А приезжий мальчика видел?
– Да, вчера, мельком, – поспешно ответил Павел Алексеевич. – Я не мог отказать представителю покупателя в просьбе осмотреть усадьбу.
– Я должна была предвидеть, – пробормотала Мадам, обращаясь скорее к себе, чем к собеседнику, – что этот змей вас переиграет.
На мгновение она прикрыла глаза, размышляя, а потом, словно приняв решение, снова открыла. Павел Алексеевич съёжился под её взглядом.
– Вот что, любезнейший, – сказала Мадам, – я разочарована. Вы не смогли справиться с простейшим поручением.
– Простите, Мадам. – Прошептал побелевший от ужаса Павел Алексеевич, не отрывая глаз от рукояти кнута.
– И это не первый раз, когда вы подвели меня, – продолжала Мадам. – Но, надеюсь, последний.
– Да, да, последний, – подтвердил дрожащий Павел Алексеевич.
– Да, последний, – кивнула головой Мадам, – потому что если вы разочаруете меня снова…
Продолжать она не стала, но пауза была столь многозначительной, что Павел Алексеевич понял: в следующий раз его ждёт смерть, причём, весьма и весьма мучительная.
– Приказывайте, Мадам, – с трудом повинующимися губами прошептал он.