Читать книгу А может, это просто мираж… Моя исповедь - Наталия Гулькина - Страница 9

Кто-то в нашей коммуналке постоянно подворовывал продукты из нашего холодильника. Бабушка сокрушалась: «Я уже устала кормить всех соседей. То масло пропадает, то яйца. Только что был десяток, осталось всего пять яиц! А не пойманный – не вор, никому же не предъявишь обвинение». Они с дедушкой выделили часть коридора, отгородили его фанерой, туда поставили холодильник и повесили замок. Там же поставили маленький диванчик, и я туда перешла спать. До этого дня я ночевала в комнате с бабушкой и дедушкой, где мне каждый вечер ставили раскладушку, на которой я проспала не один год. Пока мне бабушка не почешет спинку и не возьмет меня за руку, я не засыпала, потому что очень боялась темноты. Если я хотела в туалет, то ночью даже не вставала из-за страха. Бабушка была гипертоником и имела лишний вес, она довольно сильно храпела, и я порой часами не могла заснуть. Для меня было спасением перебраться на диван к холодильнику, но теперь вместо бабушкиного храпа я слышала абсолютно все, что происходило на соседской территории в зоне туалета, ванны и кухни.

В общем туалете у каждой семьи был свой деревянный стульчак – всего их было 4 – и каждый из них висел на своем гвозде прямо в туалете. Один сосед был пьяницей, и он все время умудрялся писать мимо толчка, как будто нарочно. После него зайти в туалет было просто невозможно – некуда ступить. Взрослые с ним всегда ругались, но это было бесполезно, а мы, дети, когда видели его на улице, всегда улюлюкали: «Дед Федул в штаны надул!» Он, разъяренный, поворачивался и бежал за нами с криком: «Сейчас поймаю, убью!» Мы визжали и разбегались врассыпную. Я его очень боялась. В общем, так и жили. Школа – сад – двор – лес – речка. Воды я страшно боялась, хоть и провела детство на Москве-реке. А плавать научилась только в 15 лет. Но об этом вы узнаете чуть дальше.

То, что я была озорным ребенком, вы уже поняли. Я не любила входить через дверь, а предпочитала лазить в окно – благо жили мы на первом этаже; дружила я в основном с мальчишками и вскоре стала показывать бабушке свой характер.

Ситуации бывали разные, и бабушка, будучи человеком мягким, все же позволяла мне не все, что я захочу. Когда я натыкалась на запреты, то психовала и говорила: «Все, я ухожу жить к маме!» Я знала, чем можно было спекулировать. Однажды после такой ссоры я собрала в авоську всех своих кукол и вроде как пошла жить к маме. Бабушка возвращается из магазина, а ей навстречу я с двумя авоськами, из дырок которых торчат головы кукол. Бабушка спрашивает:

– Это что такое?

– Я от тебя ухожу.

– Да? Куда это ты уходишь, интересно знать?

– Как куда? К маме.

– Это все твои вещи?

– Да, мне больше ничего не нужно.

– Ну-ну, иди, посмотрю, через сколько часов ты прибежишь обратно.

Пришла я к маме, а она меня отчитала:

– Как ты посмела бабушку обидеть? Что значит – ты ушла? А ну-ка возвращайся назад к бабушке!

И я с этими куклами вернулась обратно в тот же день с опущенной головой и просила у бабушки прощения.

Надеюсь, вы не забыли историю моей любви к мороженому? Хочу ее слегка дополнить. Сколько себя помню в детстве, все время выпрашивала у родных деньги на мороженое. Раньше оно стоило 15 копеек. И я то к дедушке подойду: «Дедуль, дай на мороженое», то к бабушке с той же просьбой.

– А тебе дед не давал? – спрашивала бабушка.

– Нет, не давал, – нагло врала я, и она мне тоже давала.

Потом я шла за мороженым. Продавалось оно на пятачке возле маминого дома, где разворачивались автобусы. Естественно, я забегала к маме:

– Мам, дай на мороженое, – и она мне тоже давала.

Потом я встречала тетю или дядю, еще кого-нибудь из родственников, которых было полно, и у всех клянчила по 5–10 копеек. В итоге за день я съедала 5−6 порций эскимо. И так каждый день: все лето, всю осень, до самой зимы. Зимой, как я уже говорила, ела сосульки, а все потому, что зимой на мороженое мне никто денег не давал. Но ни мороженое, ни конфеты на меня не действовали – я по-прежнему была худющая. Как говорится, доска – два соска. Мальчики на меня не обращали никакого внимания. Да и меня они, если честно, тогда еще совсем не интересовали.