Читать книгу Аниматор. Рассказы - Наталия Константиновна Мартэн-Соловьёва - Страница 5

Весна началась в конце марта. Она ворвалась в нашу небольшую припылённую квартирку радостным птичьим многоголосьем. Ещё полгода назад я обреченно думала, что зашла в жизненный тупик. Но это для дураков существует тупик, а для умных – развилка. Я не хотела жить в тупике и иступлённо «била лапками». И в моей жизни начались чудеса. У меня было ощущение, что какие-то неведомые Добрые Силы несут меня по «зелёному коридору», который образовался в моём жизненном пространстве. Раньше я всегда ощущала себя слабым существом – наивной домашней киской. Развод казался мне подлинной трагедией, я боялась его как темноты и кладбища, но я надеялась, что всё будет хорошо, меня ждет удивительная жизнь и «соловьи мне всё-таки когда-то пропоют…»

И полетели дни, словно маленькие разноцветные птички…

Яркий калейдоскоп моих радужных мечтаний очень скоро сменился мрачной реальностью и леденящей душу перспективой. Тяжело заболел мой папа, кроме того, я развелась с мужем после тринадцатилетнего сосуществования. После развода я старалась держаться молодцом, но где-то на краю подсознания пульсировала тяжкая горечь сожаления, отчаяния и печали. Она жгла меня как кислота до тех пор, пока однажды из неведомых просторов Вселенной ко мне не прилетела, словно ласточка, спасительная светлая мысль:

– Если бы я не развелась, то никогда не узнала, как прекрасна и разнообразна жизнь, и какая я сильная женщина!

Как-то я прочитала замечательную книжку Луизы Хей «Сила внутри нас». Луиза убеждена, что все наши неприятности и болезни возникают от непрощения. Я сразу уверовала в это. Если у нас появились проблемы (любые), то значит, нам необходимо кого-то простить. Старые и новые обиды накапливаются в нас как вещи в бабушкином сундуке, а потом материализуются в опухоли.

Спустя некоторое время я развернула бурную деятельность по созданию моей новой семьи и поискам второго мужа, хотя прекрасно знала, что «два раза войти в одну и ту же реку невозможно». Да и заклятая подруга сказала мне когда-то:

– Таких как мы – пропасть! Кому мы нужны с детьми и проблемами?! Так что, не трепыхайся, тем более до красавицы тебе как до луны! Ты будешь нужна только для постели, да и то, когда темно!

И тогда я решила, что у меня обязательно будет муж. Очень трудно добиться чего-либо не благодаря, а вопреки.

Я писала бесконечное количество писем по брачным объявлениям в Америку, Канаду и даже в Бельгию! Почти половина моей зарплаты уходила на покупку конвертов, бумаги, изготовление фотографий. Я отчаянно «била лапками», отправляя десятки писем, но все они исчезали без ответа. Иногда вечером я садилась в кресло, закрывала глаза и ужасалась реальности, в которой проистекала моя жизнь:

– До какой же степени отчаяния надо дойти, чтобы собраться замуж за иностранца?! Да ещё по брачному объявлению в газете!

– А что делать? – возражал мне Умный Человек, – если все нормальные мужики давно по рукам расхватаны?! У них тёщи, дети, жёны и собаки. Где его взять, МужЧин (у)?

– Молодого мне не надо – продолжала я диалог.

– Молодые мужчины мне не интересны, поскольку заняты только собой, поисками себя, самоутверждением. Мне нужен муж лет на десять старше, а точнее, разведённый иностранец лет сорока семи, с взрослым сыном или дочерью, живущими отдельно.

Мысли созидательны, поэтому я писала свои бесконечные письма, но не было ответа…

Раньше я наивно полагала, что написать о себе очень легко.

Я взяла ручку, положила перед собой чистый лист бумаги, и… да не тут-то было! Оказывается, написать о себе, да так, чтобы заинтересовать другого человека, да не просто другого, а того, кто нужен именно тебе – совсем непростое дело! Время вихрем неслось вперёд. Я только успевала боковым зрением отметить Новый год, Рождество, конец зимы, 8-е Марта… Я хотела перемен. Жизнь моя стала похожа на старую китайскую пытку – и не уйти и не остаться! Но мой непотопляемый оптимизм, энергия и жизнелюбие выносили меня из любой беды. Друзья называли меня «атомная таблетка». Я очень любила утро, когда весело поют птички, ласковое солнышко озаряет всё вокруг тёплым светом и в душе, словно птица Феникс воскресает надежда. Но всегда со страхом ожидала вечера и особенно ночи, когда темнота, пустота и холодная постель сжимали сердце удушливым кольцом. Праздники, субботы и воскресенья я люто ненавидела и переносила их как корь.

В один прекрасный день я узрела в какой-то газете адрес брачного агентства во Франции, в легендарном городе Лионе.

Текст письма у меня был отшлифован, нашлась и пара любительских фотографий. В который раз я отправляла письмо, и в который раз испытывала щемящее чувство вины и унижения.

Я сбросила письмо в почтовый ящик, словно чужое пальто с плеч. Я старалась не относиться очень серьёзно ко всей этой авантюре. Просто надо было что-то делать со своей жизнью – действовать, а не сидеть и не плакать.

Примерно через полтора месяца я получила письмо в белом конверте под алыми марками. Они пылали и горели пурпурным цветом как мои щёки. Судьба сделала мне глубокий реверанс и меня захлестнула французская волна. Иногда я получала по два-три письма в день. По ночам телефон разрывался от нагрузки. Я разговаривала по-французски, в основном, междометиями. Потом я выучила фразу:

– Экскюзэ муа, мэ жё нё парль па франсэ! (Извините, но я не говорю по – французски!). В течение двух месяцев я получила массу писем с предложениями нежной дружбы, а впоследствии брака. Я хорошо говорила по-английски и по-испански, но никогда раньше я даже не предполагала, что мне придётся когда-нибудь в жизни говорить по-французски. Я купила целую кучу литературы по французскому языку, сложила все книги вместе. Получилась огромная пирамида. Я смотрела на неё издалека, и в мою душу просачивался панический страх, потому что я должна была всё это выучить и хранить в своей голове! Не могу сказать, что начала активно учить французский язык. Периодически я открывала французскую грамматику, словарь, самоучитель, даже слушала кассету, но результаты моих судорожных попыток были неутешительными.

Французы забрасывали меня письмами, и я обратилась к профессиональной переводчице.

Ах, какие это были послания! Зеленоглазый Пьер дарил мне весь пыл своей души в восхитительных строках, а на каждом листе бумаги в его письмах пылала алая роза:

– Когда я впервые увидел Вашу фотографию, мне захотелось откусить как от спелого яблока…

– У Вас синий взгляд… Он волнует меня до дрожи…

– Я читал Ваше письмо и возносился очень высоко…

– Ваше письмо написано пальчиками феи…

– Ах, Пьер, Пьер! Всегда в моём сердце будет сиять Алая Роза Вашей Нежности!

Первое письмо «графа Тулузского», мсьё Бернара, начиналось таким образом:

«WOUAHHHOOO! Какая улыбка! Какой подарок!»

Я читала и перечитывала все письма и случайно взглянула на себя в зеркало.

– Боже мой! Какая чудесная трансформация! Где та бледная шатенка почти сорока лет?!

На меня смотрела розовощекая молодая девушка с нежным алым ртом и лучистыми карими глазами, которые сияли и переливались словно бриллианты!

На старый Новый год я получила ещё одно письмо из Франции и сочла это божественным знаком. Мой внутренний голос молчал. Мужчину звали Франсуа. К счастью или к несчастью он немного говорил и писал по-английски, и у нас завязалась оживлённая переписка, к тому же, он довольно часто звонил, и мы взволнованно общались. Мне очень нравился его голос, слегка хрипловатый и словно чуть-чуть простуженный, его теплый, глубокий смех. Ещё он умудрялся шутить по-английски. Однажды вечером я наигрывала одной рукой на пианино нежную мелодию из популярного французского фильма «Шербургские зонтики». Пианино у меня не совсем обычное, а с клавесинным эффектом. Папа подарил мне его на день рождения двадцать три года назад, но оно сохранилось как конфетка и звук чудесный! Я наигрывала приятную мелодию и «мурлыкала» себе под нос, вдруг зазвонил телефон. По «почерку» это был международный звонок. Я подняла трубку, оказался Франсуа. Я продолжала наигрывать мелодию, разговаривая с ним. В какой-то миг Франсуа выпал из диалога и в нашей беседе внезапно возникла продолжительная пауза. Я уже хотела положить трубку, но его голос возник из тишины:

– Кто это играет? – последовал вопрос.

– Я.

– И у Вас дома есть настоящее большое пианино!? – разволновался Франсуа.

Его голос еще больше охрип.

– Натали! За то время, в течение которого мы с Вами писали письма друг другу, я Вас очень полюбил! Вы пригласили меня к себе. Я приеду и женюсь на Вас. Я уже билет на самолёт заказал! Скажите, а где точно находится Ваша страна?

– Вот это да! Вот это мужчина! – восхитилась я.

– Он летит жениться, но не знает куда точно!

Время улетало так же стремительно как деньги. Я лихорадочно готовилась к встрече с Франсуа. Начала с того, что составила план своих действий, чтобы не метаться по квартире и по городу как беспокойный дух. Поскольку Франция страна гастрономическая, и французы очень серьёзно относятся к еде и развлечениям (для французов еда почти как религия), я начала методично обходить все более-менее приличные кафе и рестораны. Я знакомилась с меню, ценами, развлекательными программами (если таковые имелись), с уровнем обслуживания и декором. Я обращала внимание на разные мелочи, так как каждая мелочь всегда крупным планом, как в кино. Чем больше времени проходило, тем больше Франсуа казался мне инопланетным существом, а наша будущая встреча – полным бредом. Этот день неумолимо приближался!

Ресторанную эпопею я завершила, теперь надо было продумать культурно-развлекательную программу, а затем переключить внимание и энергию на квартиру. Я сделала великолепный косметический ремонт, то есть готовилась к встрече с Франсуа серьёзно и основательно. Почти весь свой план я выполнила. Остался один нерешённый пункт – я сама. Что такое необыкновенное мне с собой сотворить, чтобы Франсуа при встрече ахнул от восторга?! Я заметила, что внешность моя меняется очень часто по каким-то неведомым, таинственным причинам. Иногда я была первой красавицей королевства и светилась изнутри. Но чаще это была усталая женщина с худым бледным лицом и печальными глазами.

– Ведь он же француз! – размышляла я.

– Значит, что мне, прежде всего, нужно? Лёгкий аромат изысканных духов, стильная прическа, безукоризненный маникюр и педикюр, улыбка феи, летящая походка…

– Да – а! – включился в беседу Умный Человек.

– Зада – ачка!

– Задачка, да ещё какая! – мрачно подтвердила я.

Я представляла себя рядом с Франсуа и невольно улыбалась. Шампанское очень похоже на французский характер – весёлый, искренний, взрывной. А я похожа на Фрекен Бок. Я тоже люблю посидеть утром на кухне в тишине и одиночестве, попить душистого чайку, послушать как светло и радостно поют птички за окном, посмотреть на лёгкие облака в синем небе.

– Фрекен Бок и шампанское! – весело подумала я.

– Парочка – оторви да брось!

– Что делать? – обратилась я к своему отражению в большом зеркале в прихожей.

– Он ведь приедет скоро! Живой настоящий француз!

Мне необходимо было ещё завершить много всяких мелких дел: подготовить и выслать Франсуа моё приглашение, собрать все справки: общую медицинскую и справку из психиатрической больницы о том, что я ещё не дура! Большое искусство, между прочим, за всю жизнь не сойти с ума!

День встречи с Франсуа запомнился мне как непрерывный двадцатичетырехчасовой кошмар.

Во-первых, я совершенно не могла спать и подскочила в пять утра, так как устала лежать в постели с открытыми глазами и думать свои тревожные мысли. Я тихо бродила по нашей маленькой, уютной квартире, то подходя к окну, то к дочкиной кровати. Я слушала нежное дыхание Татки как самую прекрасную музыку на земле и ещё больше горевала, так как если я уеду даже на месяц-два, то мне придется расстаться с моим самым дорогим человеком на земле – моей доченькой, а это будет первый раз в жизни и очень травматично для нас обеих.

Я с тоской смотрела на часы. Вот уж действительно, время – весьма относительная штука!

Прошло всего пол – часа, а казалось – вечность.

Весь день я провела в бешеном ритме: стирка, уборка, бег по магазинам и, как всегда, в последнюю очередь – парикмахерская. С мастером я договорилась заранее. Она колдовала над моей прической почти два часа! Французы не зря говорят, что если вы устали, огорчены или вас преследуют мелкие неприятности – идите в парикмахерскую! Я действительно почувствовала себя лёгкой и обновлённой. Я смотрела на себя в зеркало и не переставала удивляться такому волшебному превращению. Как прическа меняет человека! На часах было уже девять вечера. До встречи осталось пять часов. Я заказала такси на час ночи. Самолёт прилетел вовремя, но очень долго тянулась процедура таможенного контроля и в результате я прождала Франсуа четыре часа! Устала, замёрзла и даже ярко-розовая помада не могла завуалировать сине-фиолетового оттенка моих губ. Так я и встречала Франсуа – холодная на ощупь с синюшным ртом и вымученной улыбкой. В потоке пассажиров я сразу увидела Франсуа. Все заготовленные слова я забыла, так как меня чрезвычайно смутил его холодный, изучающий взгляд. Восторга по поводу моей внешности нигде даже не просматривалось. Это был взгляд естествоиспытателя, не хватало только большой лупы! Франсуа приехал на две недели. Половину дня он спал, примерно до часу: давала знать себя разница во времени. Поэтому у меня была возможность сбегать на базар или в магазин, заскочить к родителям, в парикмахерскую, а потом ещё и обед приготовить. Каждый вечер мы ходили куда-нибудь: на концерт, в театр, ресторан, кафе и даже в цирк. Я чувствовала, что Франсуа всё очень нравится. Особенно он преображался, когда слушал классическую музыку, которую просто обожал. Он всю жизнь мечтал стать пианистом или футболистом, так как кроме музыки любил ещё футбол, как и все французы. Однажды нам повезло, и мы попали на концерт симфонической музыки Петербургского симфонического оркестра. Кроме того, мы побывали также на концерте Юрия Антонова. Это знаменательное событие случилось через несколько дней после приезда Франсуа. Концерт превратился в настоящий праздник. Огромный, сверкающий тысячами огней зал Дворца Республики был до отказа заполнен людьми. Музыка Антонова лилась в душу, словно божественный бальзам и сообщала ей радость, легкость и доброту. Франсуа влюбился в Антонова и его песни окончательно и бесповоротно и заявил, что это русский Элтон Джон. Мы были также на концерте чудесной казахстанской певицы Розы Рымбаевой. Я всегда восхищалась ею, но не могла понять, как в таком хрупком, стройном теле может быть такой мощный голос?! Франсуа был совершенно очарован Розой…

Две недели пролетели очень быстро. Где-то на десятый день пребывания Франсуа в моем городе, мы с ним решили зарегистрировать свои отношения, то есть придать им официальный статус. Мы явились в городской загс с утра пораньше с кучей разных справок и документов. Директор загса, вежливо улыбаясь, сообщила нам, что наш брак невозможен здесь по одной незначительной причине – отсутствию у Франсуа так называемой справки «селибатэр», что значит одинокий.

Я думала, что понятия «разведён « и «селибатэр» одно и то же, но директор загса популярно объяснила, что это совершенно разные понятия!

– А вдруг, будучи разведённым, Франсуа где-то потихоньку женился?! – обратилась ко мне директор голосом строгой тёти-воспитательницы.

– А зачем нам потом такие проблемы?! – продолжала она, убирая рукой со стола какие-то несуществующие соринки.

В воздухе повисло напряжённое молчание. Больше нам было нечего там делать! Мы попрощались и вышли из кабинета. Домой возвращались на троллейбусе. Франсуа трогательно-нежно утешал меня, а глаза его счастливо блестели! Даже при всех его великолепных актерских способностях, он не смог скрыть радости и облегчения, что ему удалось и в гости приехать и не жениться при этом! Хотя меня он торжественно заверил, что обязательно женится на мне, для этого и ехал! Франсуа сообщил, что все необходимые для брака документы он подготовил и привезет с собой. Я была огорчена до глубины души. Столько труда, душевных мук, денег и все напрасно!

Дома я зашла в Таткину комнату, присела на край стула за её письменным столом. На столе лежала открытая книга. Я водила глазами по строчкам, но не понимала содержания.

– Все рухнуло! Теперь он уедет и забудет меня и буду я здесь как оплёванная… – горько размышляла я, в который раз «пробегая» глазами по тем же самым строкам. Потом вдруг в какой-то миг я словно прозрела и увидела то, что было написано. Я прочитала вслух:

– В сущности, личная жизнь не имеет такого уж большого значения! Делайте добро!

Я замерла, потом ещё и ещё раз прочитала:

– Делайте добро!

Я мысленно спросила:

– Что есть добро?

Ответ, очень чёткий, словно отчеканенный, возник ниоткуда:

– Добро – это постоянное внутреннее стремление помогать людям.

Я быстро посмотрела на обложку:

– О! Антон Павлович Чехов!

Это, конечно, мистика, но я как-то сразу совершенно успокоилась и даже повеселела. Через несколько дней Франсуа улетал во Францию. Я провожала его в аэропорту. Белый хвост огромного самолета компании KLM торжественно уплывал от меня в темноту ночи, унося в своем чреве моего несостоявшегося французского мужа. Я провожала самолет глазами до тех пор, пока он не превратился в маленькую красную точку среди звёзд.

– Всё! – пронеслось у меня в голове.

– Теперь опять пустота!

Мне не хотелось возвращаться домой, и я просидела в аэропорту до девяти утра. Домой вернулась часам к одиннадцати. Моя комната, пустая и тихая, ещё хранила запах Франсуа. На кресле сиротливо лежал его лёгкий шёлковый халат.

– Вот и всё. И замуж я вышла и во Франции побывала! – мрачно констатировала я, медленно обводя глазами комнату. Всю субботу и воскресенье я пролежала дома на диване. На меня навалилась чудовищная усталость. Я вспоминала разные кусочки из своей жизни. Давным-давно, ещё в «прошлой жизни»» времён Советского Союза, папа мне рассказывал, как однажды он прочитал книжку о маленьком мальчике Шурке. Когда его особенно остро донимала душевная тоска, он просил свою маму:

– Мамк, а мамк, я повою?

– Да вой ты, горе моё!

Шурка устраивался на подоконнике и начинал протяжно и выразительно выть… Мои размышления прервал телефонный звонок, Татка сообщила, что скоро придёт. Эти две недели она жила у дедушки и бабушки. Когда Татка дома, то дом наш преображается: исчезает тоска, пустота и безнадёга. Даже если дома очень тихо, то это совершенно другая тишина – полная жизни, радости и смысла. Я поднялась с дивана и включила радио. В густую тишину квартиры ворвалась бодрая песенка моих школьных времен. Дружный хор голосов радостно сообщал:

– Не надо печалиться! Вся жизнь впереди!

Вся жизнь впереди! Надейся и жди!

Франсуа позвонил в понедельник вечером. На меня словно брызнули живой водицей. Снова припорхнула надежда и будто маленькая птичка присела на моей ладони. Франсуа сообщил, что вышлет мне брачное приглашение, оплатит билет, я прилечу, и мы поженимся. Во Франции это без проблем. Если есть все справки и документы и они в порядке, то процедуру бракосочетания возможно совершить в течение пятнадцати дней.

День моего отъезда я буду помнить всю жизнь, хотя и была в «полукоматозном» состоянии. У меня только от одного воспоминания об этом дне начинаются душевные судороги!

Я помню Таткины огромные глаза. Её нежное личико как-то в миг похудело, осунулось, глаза стали ещё больше. Была минута, когда я уже решила никуда не ехать, а ну её, эту Францию и это замужество!

Проживу и так! Но Таня сказала:

– Нет, мама, лети!

У меня был билет на самолет компании KLM, но меня ничего не радовало! Передо мной всё время стояли Таткины огромные погасшие глаза. Она не плакала, но выражение глаз было такое же, как много лет назад в детском саду, когда я уходила на работу, а Татка оставалась. Она начинала так горько и безутешно плакать, что я долго не могла уйти и на работу приходила с тяжёлым сердцем и отвратительным настроением. Татка думала тогда, что я её бросаю и никогда за ней не приду, и она так и останется на всю жизнь в детском саду без мамы! Я улетала во Францию на месяц, а Татка думала, что навсегда…

Самолет плавно поехал по взлётной полосе, потом остановился на некоторое время, мощно загудели моторы. Я уже совсем не хотела никуда лететь, даже в восхитительный Париж, но самолет вздрогнул, разбежался и, наконец, оторвался от земли. Я чувствовала, что в моей душе нарастает волнение и не могла с ним справиться. Я горько расплакалась, горячие слёзы траурными потоками потекли по моим щекам: Я беззвучно ревела и не могла остановиться. Рядом со мной сидел мужчина – вылитый Воланд.

– Так и надо! – горько-зло подумала я.

– Он меня сейчас выкинет за борт! И правильно сделает!

В этот момент Двойник открыл глаза, осторожно повернул голову и посмотрел на меня. Мой нос распух и почти совсем не дышал, поэтому я открыла рот и так и сидела с опухшим носом и открытым ртом.

– Вам плохо? – заботливо спросил сосед.

– М – м – издала я звук.

– У Вас что-то случилось? – настойчиво продолжал интересоваться Двойник.

– Случилось. Я лечу замуж по брачному приглашению – тихо призналась я, сжав до боли пальцы рук.

Сосед понимающе кивнул.

– А как зовут Вашего жениха? – последовал очередной вопрос.

Я с тоской посмотрела в окно:

– Франсуа.

Двойник усмехнулся.

– Это имя не для Вас! Какое-то время Вы будете терпеть, потом всё бросите и возвратитесь домой.

Сосед говорил медленно и очень уверенно.

Меня охватил суеверный страх. Я захотела прямо сейчас вернуться домой. Я совершила ошибку. Но человеку свойственно ошибаться, на то он и человек. – Но не такой ценой! – присоединился к моим размышлениям Умный Человек.

– Ты устраивала свою личную жизнь?! Ты одинока и несчастна?!

Ах – ах! Скажите пожалуйста! Никогда не ищи виноватых вокруг себя, так как в своих несчастьях и проблемах виновата ты сама! – вынес приговор Умный Человек.

– Но теперь надо как-то исправлять положение?! – промямлила я жалобно.

– А как же Франсуа? – продолжал вопрошать У. Ч. прокурорским тоном.

– Он ждёт, он полон надежды и радости!

Мои щеки пылали и вся я горела изнутри жарким пламенем.

– Может быть, я ещё никуда не выйду, ни в какой замуж! – смело продолжала я шевелить извилинами.

В Германии я должна была пересесть на парижский самолёт. Я бежала по аэровокзалу, мне было очень плохо и казалось, что этот сверкающий, отшлифованный вокзал никогда не закончится. Я оказалась последней пассажиркой на Париж. Когда я ворвалась в самолёт, растерзанная и красная, на меня устремились десятки «импортных» взглядов. Я упала на своё место у иллюминатора и смогла наконец-то отдышаться и освободить онемевшие от сумок руки. Первый раз в жизни я оказалась одна далеко от дома и родных людей в чужом мире.

Мы подлетали к Парижу. Франция встретила нас широкой солнечной улыбкой. Я смотрела в иллюминатор, и мне казалось, что там, внизу расстилается огромное лоскутное одеяло, сотканное из травы, цветов и солнечных лучей. Я никак не могла привыкнуть к мысли, что я – в Париже! Фантастика какая-то!

Когда мои ноги ступили на священную территорию аэропорта «Руасси», на часах было почти десять утра. Я ждала свой багаж два с половиной часа, так как моя сумка прилетела вместе со мной, а чемодан со следующим рейсом! Как оказалось, такие «штучки» здесь очень часто практикуют. Франсуа измучился в ожидании. Наконец я получила свой багаж и «выплыла» в зал для встречающих. На Франсуа было страшно смотреть: небритый, с воспаленными красными глазами и пересохшим ртом. Но он счастливо улыбался. От волнения Франсуа забыл, где поставил свою машину, и мы вынуждены были обратиться к полицейским.

Наконец мы обнаружили «потерю». Машина была очень красивая и дорогая, марки «ОДИ» серебристого цвета, но до безобразия пыльная и уляпанная грязью, причём, давней. В салоне разбросаны папки, бумажки, пустые бутылки из-под минералки. Меня эта картина неприятно поразила и тоненькой иголочкой в сердце кольнула тревога. Франсуа решил показать мне «столицу мира» из машины.

Автомобиль кружил по городским улицам, а я смотрела в пыльное окно, за которым звучал Париж. В удивительно-прекрасной книге Алексея Толстого «Хождение по мукам» Катя Смоковникова писала своей сестре Даше:

«Париж – голубой и шёлковый как коробочка из-под духов…».

Мы остановились недалеко от Эйфелевой башни, вышли из машины и подошли поближе. Я смотрела на «Турэфель» и она представлялась мне настолько хрупкой, что лёгкое дуновение ветерка, казалось, могло бы без труда сломать это кружевное чудо! Я прикоснулась к башне рукой и ехидно подумала, что отныне не буду мыть эту руку, поскольку теперь на ней «чудесная пыль веков». Мы ещё немного погуляли по центру, минут пятнадцать, потом зашли в маленькое уютное кафе, каких сотни в Париже. Франсуа выпил чашку кофе, а я стакан апельсинового сока. Чашечка была совсем крошечная, а стоила 7 франков! Франция очень дорогая страна, где платят даже за автодороги! После нашей небольшой прогулки пешком по центру Парижа, вид у Франсуа был совершенно измученный, но глаза светились радостью и излучали лазурный свет. Я подумала, что, может быть, не стоит так трагически относиться к происходящим событиям: вместо одного месяца я пробуду здесь две недели, а потом вернусь домой. Франсуа предложил мне на следующей неделе приехать в Париж дня на три, чтобы посмотреть все интересные места. За свои сорок семь лет Франсуа ни разу не был в Лувре, да и вообще, в Париже он бывал чрезвычайно редко, так как всё время отнимала работа. Итак, мы тронулись в путь. Путешествие продолжалось. Франсуа включил радио. Французское радио может похвастаться множеством каналов. Но больше всего мне понравился «Шэриэфэм». Мне всегда очень нравилась французская музыка, но я даже не представляла себе, сколько прекрасных певиц и певцов во Франции! Этот огромный, неведомый мне раньше мир французской музыки, песен и талантов просто ошеломил меня и стал первым зёрнышком, которое породило в моей душе стойкое, ничем не потопляемое восхищение. Машина летела по-над дорогой бесшумно и легко словно ласточка. Надо сказать, дороги во Франции очень хорошие, благоустроенные, в том смысле, что без ям и всяческих ловушек. Кроме того, очень часто случаются маленькие станции, которые сочетают в себе функции гостиницы, кафе, магазина и… бани. Там можно что-нибудь купить из вещей или продуктов, отдохнуть перекусить, сходить в туалет и даже помыться в душе! Машина неслась по шоссе со скоростью сто сорок километров в час. За окном мелькали прелестные картинки: зелёные поля, небольшие лесочки, живописные озёра, реки и деревушки. Французы живут красиво, элегантно, очень любят свои дома и приусадебные участки, повсюду море цветов и зелени. Мы ехали с остановками почти четыре часа, за это время нам не встретился ни один крупный город: всё деревни да деревни! Французы, видимо, не любят жить в больших городах, в многоэтажных домах, в шуме, суете и спешке. Они предпочитают покой и собственные дома, затерянные среди просторных полей, лесов и цветочных полян. Как пчёлки. Поэтому во мне зрело убеждение, что Франция – это одна большая деревня! А я вся пронизана ритмами большого города. И психология у меня соответствующая! Полусонная деревенская тишина меня угнетает, я начинаю бесконечно тосковать по городским звукам, энергии и динамике. Долго жить без большого города я не могу, я заболеваю от такого плавного деревенского существования. Наконец мы приехали. Я вышла из машины и внимательно огляделась вокруг: Франсуа писал мне о том, что он живёт и работает в городе, правда небольшом, но всё-таки городе, а то, что я сейчас видела перед собой, была стопроцентная деревня, только французская, с множеством цветов и крошечным сельповским магазином, как и положено во всех деревнях мира. Огромные, серого цвета старые дома глухой стеной теснились вдоль немногочисленных улиц. Меня захлестнула волна нестерпимого отчаяния: опять обман, да ещё какой! Франсуа пригласил меня войти в дом и распахнул дверь. В нос мне ударил спёртый запах с примесью плесени и гнили. Сразу у входа слева находилась кухня. В раковине, словно Мамаев Курган, возвышалась гора грязной посуды с остатками пищи. Передо мной открывались восхитительные перспективы семейной жизни с французским мужем. Я двинулась дальше по коридору. Дом был старый, «о трёх этажах». На третьем этаже находился чердак, весь заросший пылью и паутиной. Самое подходящее место для привидений. На втором этаже располагались спальные комнаты. Одна из них принадлежала Франсуа, а другая – его двадцатилетнему сыну Кристиану. Я постучала на всякий случай. Мне не ответили, тогда я осторожно слегка приоткрыла дверь и заглянула внутрь. В комнате царил полумрак, окно было плотно закрыто. На полу в художественном беспорядке непринужденно валялись пустые бутылки, мятые рубашки, майки, ботинки с засохшими комками грязи, какие-то этикетки, обрывки газеты и бумаги, часть одеяла с кровати сползла на пол, простыня скрутилась в тугой жгут… Я тихо прикрыла дверь. Это была комната сына, а какова тогда комната отца? Мне расхотелось туда заходить. Я слышала, как Франсуа что-то там двигал. Потом он позвал меня. Я вдохнула побольше воздуха в лёгкие и толкнула дверь рукой. Передо мной открылась следующая картина: огромная комната с ядовитыми сине-зелёными обоями и широкой кроватью посередине. Кровать была новая. Яркая этикетка пёстрой лентой пересекала её по диагонали. Подушек, одеял и прочих спальных атрибутов поблизости не наблюдалось, а, может быть, и вовсе не предвиделось. Франсуа движением фокусника вытащил откуда-то подобие подушки узкой прямоугольной формы, положил себе под голову, и устремил на меня безмятежный светло-голубой взор.

– И что? А я? – обратилась я к Франсуа.

– Как я буду спать? – пыталась достучаться я до истины.

– Где подушки, одеяла, постельное белье?

Вдруг я услышала себя со стороны. Я ждала ответа, тупо созерцая белоснежный матрас как новую конструкцию ворот. Внезапно на меня накатила волна отчаянного прозрения. Я отчётливо увидела ситуацию и себя в ней. Я вспомнила как перед приездом Франсуа, я ездила на дальнюю барахолку для того, чтобы приобрести одеяла, подушки и другие спальные принадлежности. Причем, я умудрилась поехать туда в самую жару. Термометр показывал +41⁰, народу как всегда – тьма-тьмущая! Толпа, суета, жара и я в этом «котле» со своими подушками и одеялами! Я пребывала в таком состоянии души и тела, что сама едва не воспламенилась! Я выбрала наилучшие одеяла из высококачественной верблюжьей шерсти, обшитые нежнейшим атласом небесно-голубого цвета. Я пыталась привнести в нашу прозаическую жизнь без мистики и чуда немного радости и волшебства. Я очень хотела, чтобы Франсуа всё понравилось, и он почувствовал себя счастливым. Я представляла, как после долгой, утомительной дороги в далёкую страну, его примет в свои объятия мягкая, тёплая постель, и он с наслаждением растворится в пуховом блаженстве! Ему будут сниться розовые французские сны, а когда он проснётся и откроет глаза, то увидит бесконечное синее небо за окном и тополь, освещённый нежным утренним солнцем. Он почувствует, как счастье окутывает его золотистыми облаками, и жизнь наполняется радостью и покоем.

Моя душа вернулась из недалекого прошлого в реальное настоящее и замерла, свернувшись в маленький комочек. Я удручённо огляделась вокруг. Истина открылась мне словно волшебная пещера Сим-Сим.

Франсуа боялся старости и одиночества, когда некому будет поднести тот самый пресловутый стакан воды, поэтому и решил срочно жениться, хотя не представлял себе, что такое брак с иностранкой и вообще брак! Альберт Эйнштейн, например, говорил, что брак – это попытка превратить небольшой эпизод в нечто продолжительное.

Франсуа абсолютно не подготовился к семейной жизни. Он думал, что, женившись на иностранке, решит все свои внутренние психологические проблемы, разрубит узел сложных, запутанных взаимоотношений со своими бывшими и настоящими любовницами, с родителями и детьми, вызовет к себе нешуточный всплеск интереса и удивления со стороны друзей, коллег и врагов, если такие имеются! Да он просто обретёт вторую юность, «припав к розовому соску груди молодой жены»! Как Мао Цзэ-Дун.

Франсуа возлегал на новой кровати и, похоже, не собирался принимать вертикальное положение. Я закрыла глаза и тотчас, как в цветном калейдоскопе перед моим мысленным взором пронеслись воспоминания: весь залитый солнцем мой любимый город, наша маленькая квартирка, Таточка – большеглазая моя девочка, лёгкие белые облака в ярком синем небе и тополь, освещённый нежным утренним солнцем…

Сейчас всё это было очень далеко от меня! Я вздохнула и пошла вниз, на первый этаж за большой клетчатой сумкой, в которой я привезла с собой из дома все необходимые спальные принадлежности.

Клетчатая сумка выделялась в общей благопристойной обстановке комнаты вызывающе-ярким пятном. Сумка была кусочком яркой, волнующей жизни, а в помпезной комнате Франсуа «клетчатый островок» звучал как фальшивый аккорд… Я стояла и смотрела на сумку, не в силах пошевелиться. Я не слышала, как подошёл Франсуа, поэтому вздрогнула от его прикосновения. Франсуа начал что-то быстро говорить мне по-французски. И здесь до меня в полной мере дошло, что теперь так будет всегда! Мои мысли лихорадочно заметались:

– Всегда французская речь, ни слова по-русски! Никто не скажет «привет!», а всегда только «бонжур»! Всегда жить в чужом, холодном, старом доме, всегда гора немытой посуды, грязная машина и неотвратимая фраза Франсуа:

– Мерд, сэ трэ, трэ шэр! (Блин, это очень, очень дорого!)

Но что теперь метаться! Надо было как-то жить дальше, двигать сюжет, как говорится. Я распаковала сумку, вытащила на свет божий её содержимое. Франсуа пришел в полный восторг.

Итак, колесо закрутилось, и началась моя вторая жизнь, теперь уже французская. Франсуа возил меня ко всем друзьям и родственникам, увлечённо рассказывая им о своих впечатлениях от поездки ко мне в гости. Он радостно сообщал всем и каждому, что его невеста – «рюс» и эта «рюс» ещё и на пианино играет! Франсуа обожал музыку, неважно какую – классическую или современную, главное, чтобы это была музыка настоящая, прекрасная и волнующая. В нем будто жили два человека. Один – дьявольски хитрый, с кучей предрассудков и патологической склонностью ко лжи, жадный и жестокий. Другой – проницательный и нежный, с тонким чувством юмора. Я чаще видела первого, и от этого меркло даже волшебное очарование Франции!

Несколько раз Франсуа оставлял меня одну в доме. Он уезжал на работу, а я оставалась в полном одиночестве. Я старалась бесшумно передвигаться по огромному холодному дому. Как говорится: «Не буди лихо, пока лихо тихо!». Но старая деревянная лестница предательски скрипела. Она была узкой с высокими ступенями, я боялась с неё упасть и повторить судьбу героев мексиканских сериалов, которые после падения с крутых лестниц страдали амнезией на прошедшие события.

У Франсуа было много приятелей и приятельниц. Все всех любили, дружили семьями и много целовались при встречах и расставаниях.

Ознакомительные поездки продолжались очень долго. Я стала уставать, так как не привыкла бездельничать. В один прекрасный день я попросила Франсуа показать мне его работу. Его реакция на эту простую, в сущности, просьбу была неадекватной. Он очень смутился и испугался. На следующий день мы всё-таки поехали к нему на работу. Оказалось, что его бизнес – это похоронное бюро и морг, построенный по последнему слову техники, хотя в письме Франсуа сообщил мне, что занимается обработкой гранита и мрамора. Это была частичная правда. Франсуа и здесь обманул меня! Я понимала, конечно, что люди умирают, что это процесс постоянный и вечный и кому-то надо заниматься похоронами, отпеваниями, изготовлением гробов, могильных памятников и погребальных венков! Но почему я должна жить в этом похоронном мире среди страданий, слёз и кладбищ!? Да, я мечтала создать семью и найти мужа, но не владельца же морга!? Что касается Франсуа, он относился терпимо к своей работе. Морг, выстроенный по последнему слову техники, состоял из множества комнат, комнаток и трёх больших залов, где прощались с усопшими. Два зала назывались именами французских знаменитостей, а третьему Франсуа уже давно подбирал название, но никак не мог окончательно на чём-то остановиться. Поэтому зал был безымянным.

Однажды я увидела на пятидесятифранковой купюре изображение Антуана де Сент Экзюпери. Я обрадовалась, будто встретила близкого друга и невольно воскликнула: «О! Да это же Экзюпери!». Французы спросили, кто он такой. Они не знали! Пришлось рассказывать историю его жизни. Отец и сын потрясённо молчали, а потом решили назвать третий зал модернизированного морга именем своего уникального соотечественника.

Сейчас, мысленно оглядываясь на события тех дней, я бесконечно удивляюсь тому, что они происходили со мной. Целыми днями я находилась одна в мрачном, холодном доме и однажды моё терпение иссякло. Я решила попробовать помогать Франсуа в его бизнесе, хотя, что я буду делать, я совершенно не представляла, так как французский язык я, практически, не знала, а французы не знали английского и, тем более, русского. Трупов и кладбищ я боялась до судорог душевных. Какую работу я могла выполнять в такой ситуации? Мне оставалось ездить с Франсуа к клиентам домой и молча присутствовать при обсуждении контрактов. На практике это оказалось не таким уж простым делом!