Читать книгу Время инстинктов. Цыганский промысел - Наталия Кузьмина Азъ - Страница 1

Цыганки вольная душа, стремится тоже быть счастливой.

Вмиг отречётся, от отца, умчавшись в даль полей – с любимым.

Пусть бьётся сердце и дрожит, не удержать коней ретивых.

Коль полюбила, так беги, ничто невзгоды, если рядом милый.

Раз счастлива лишь с ним, то Богом будь хранима

И сила рода твоего во век пусть будет невредима.

Кузьмина Наталия Азъ

Эта история началась встарь, ещё до революции в Царской России.

Босоногий мальчишка, вместе со всей деревенской детворой играл в салки, колядовал, ходил по праздникам в церковь, воровал соседские яблоки, словом шалил и хулиганил как и все его сверстники. Когда Илья подрос, родители отдали его в церковно-приходскую школу, планируя что в будущем, он станет большим человеком в деревне – священником. Семья Ильи относилась к зажиточным кулакам. Со временем, в нашем обществе возникло отрицательное мнение о таких семьях. Но я не вижу ничего дурного в том, что работая от восхода солнца до его заката, люд не профукивал пятаки и копейки, а вкладывали их в хозяйство. Сначала тёлочку купили, потом козлят с гусятами. Далее у них появилась возможность даже нанимать работников в помощь своему хозяйству, ведь рук на всё не хватало. Ключевое слово – нанимать, то есть работая самому, давать возможность заработать копейку и другим. Платили наёмным работникам весьма неплохо, поэтому желающих было хоть отбавляй. Вот и была у семьи отличная возможность дать старшему сыну образование, одновременно с этим приобщив к Богу.

Илья был смуглым, голубоглазым брюнетом. От отца перенял навык работы руками. Мог смастерить или починить почитай любую вещицу. Про таких говаривали – «рукастый парень». Только внешность его была испорчена небольшим горбиком на спине, но как говаривал отец:

– Ты ж не селезень, чтоб красотой ослеплять. У мужика ум важнее портков.

Закончив три класса, Илья уже было раздумывал о своём будущем в роли духовника. В отличие от сегодняшней системы образования, один класс обучения в церковно-приходской школе, длился два года, а три класса – более 5 лет. Так что образование по тем временам, он получил превосходное. Но грянула революция, она перевернула всё с ног на голову. Начались гонения на религию, глумление над духовностью, стали жечь церкви, иконы, убивать священников. Когда явились раскулачивать их семью, казалось что это просто уравниловка и ничего до конца отбирать не станут. Однако, дом обобрали до нитки, было вынесено всё мало-мальски справное и стало ясно чем всё закончится. Крохоборы забрали всё – скотину, птицу, прялку, кочергу, новые половики. Шестнадцатилетний Илья понимал, что борьба с новой властью бессмысленна. Начиная борьбу, нужно понимать против кого, с кем. Не было понятно с людьми или с властью вступать в противоборство. Не найдя выхода и верного решения, парень пустился в путь, подальше от неприятностей, став на какое-то время отшельником, скитальцем. По молодости лет он надеялся на то, что родителей с его младшими братьями и сестрами, в лучшем случае пустят по миру, ветром вслед за ним. Но всё обернулось гораздо хуже – ссылкой. Для чего? Ведь всё что хотели уже забрали, никто не противодействовал. Дети, братья и сестры Ильи, оказались в приюте. В итоге он потерял связь с родными и ничего о них наверняка не знал.

Долго ли, коротко ли бродил Илья по родной земле Матушке, я не ведаю, только однажды набрёл он на табор цыган кочевых. Спросил дозволения у костра обогреться, да со сбором хвороста подсобил. После чего, став почётным гостем у костра, получил похлёбку, да парочку бараньих рёбер к ужину. Удостоился Илья и ночлега под открытым небом. Парня восхитили свободные нравы этого народа, их раскованность, отсутствие манерности, жеманства. А полуночный танец, и смелые прыжки через костёр с цыганской девушкой, и вовсе покорили его сердце.

Илья и раньше то никогда не был открытым человеком, а обучение и проживание в церковной школе, регулярные молитвы, посты, сделали его более замкнутым. Уйдя из отчего дома, ему не раз приходилось ночевать где Бог даст и под открытым небом в том числе. Но так весело, словно нет в мире горя и забот, он никогда не жил. Вольные люди, бегущие от забот и перескакивающие беды, покорили его сердце. Моя Бабка Ганна, была его дочерью. Сказывала она что у Ильи в роду были греки и даже поляки, наверное, поэтому чернявый хлопчик приглянулся всему табору.

Утром, он проснулся от громких окриков шумного, кочевого, неунывающего и неугомонного народа. Они, вновь собирались в путь.

– Я с вами!

– Да? А ты уверен?

– Возьмите меня с собой, я постараюсь вам пригодиться. Мне всё равно куда вы идёте, ведь мне, тоже идти некуда. Я много чего умею.

– Добро. Оставайся чужак Иля, коли желание маешь. Только Златку не тронь, видел я вчера ночью, ваш горячий танец у костра.

– Договорились, – уверенно пообещал Илья старшему цыгану.

Несколько дней табор шёл вперёд, останавливаясь для ночёвки в поле. Вновь были песни, танцы, жареное на костре мясо и печёная картошка. За это время, как удалось заметить Илье, табун таборных лошадей пополнился. Задавать вопросы по этому поводу, ему было не с руки, его в принципе это не касалось. Но не поинтересоваться тем, куда они направляются, с его стороны было глупо.

– К Карпатам идём Иля, но тебе с нами не к чему, ищи другой путь. Время на раздумье ещё маешь. Маешь – старорусское имеешь.

В Карпатах Илье действительно делать было нечего. За прошедшие несколько дней, он слишком привык к тому, что этот цыганский клан заботится о нём и за какие-то пару недель, начал считать и себя членом их большой семьи. Но эта семья, не приняла его, они были гостеприимны, улыбчивы с ним, но не посвящали в свои дела. Говор их, по большей части, Илья не понимал, а чем больше внимания он уделял цыганской принцессе Злате, тем хуже становилось отношение к нему, со стороны всего табора. Вначале его называли коротко – Иля, затем, просто окриком – эгей, хлопец. У Златы был брат близнец Петша, вернее они были двойней. В один из дней подойдя к Илье он сказал:

– Завтра на рассвете, пойдёшь туда куда глаза твои глядят, иначе глотку перережу. Понял?

– Петша, дорогой мой друг, – ответил Илья, – позволь мне идти с вами. Я очень привязался к Злате, ко всем вам. Ни о чём дурном я не мыслю. Если я не стою мизинца Златы, разреши мне просто следовать за ней холопом. Прошу тебя.

– Ха-ха. Златку в жены взять хошь?

– В жёны бы взял! – поторопился заверить Илья, пока не передумали. Вид его говорил о серьёзных намерениях, о которых он, впрочем, и не думать не мечтал. Но раз предложили, грех отказываться от такой царевны лебедь.

– Не обнаглел ли ты паря? У цыган две жилы, а у тебя одна. Не два сапога пара вы. Ты Златке со своей холодной змеиной кровью, не подходишь. А коли упёртый как баран, то к батьке баро ступай, да поклонись ниже – за Златку. Не я решаю, он голова.

– Зачем обижаешь Петша? Кровь моя, погорячей твоей будет. Был я с поклоном у баро, сказывал он что цыганский костёр всем бездомным светит, но не каждого греет.

– Ещё раз иди, руки целуй, в ноги падай. Не мне же надо – тебе, вот и ищи способ. Златка избрана стать ведуньей, лечить будет, способная она. Никто её с тобой не отпустит. Ежели только золотом дашь…

И Петша пошёл прочь, лукаво улыбаясь.

Улучил Илья момент когда глава цыганской семьи был в добром расположении духа и вновь с разговором к нему. В ноги кинулся, умоляя не гнать из табора.

– Да накой ты нам сдался, чужак?

– Баро дорогой, выслушай прошу тебя. Я так люблю Злату, позволь нам быть вместе. Кончится эта канитель революционная я её самой счастливой сделаю. Дом у неё богатый будет, прислуга, наряды лучшие, в золоте купаться станет. Молю тебя батька. В Великих Луках богаче дома не сыщешь, гостями дорогими у нас будете. С почётом встречать и жаловать станем.

– Это, теперь не кончится, брат Иля. Да и нужен ли Злате терем твой? Ты её спрашивал? Не положено по нашим законам кровь мешать, да в кров спешить. Какой из тебя муж? Невесту в день свадьбы Золотом выкупают. У тебя есть золото? У тебя одни слова красивые, пустой ты, как горшок.

– Есть! У меня много золота, только оно в схроне. Клянусь баро, я сделаю Злату самой счастливой.

– Клянёшься? Во гробу клясться станешь?

– В гроб лечь?! Лягу, коли нужно!

Для цыган невероятно важен ритуал клятвы. До сих пор, у некоторых кланов, существует клятва в гробу. Если цыган хочет доказать, своё слово или правоту, то ему делают специальный гроб, в который он должен лечь и произнести клятву. В ней говорится о том, что если он в данный момент лжет, то лежать ему скоро в этом самом гробу. Цыгане вообще любят клясться детьми, жизнью, здоровьем, матерью, а потом каются, Бога о прощении молят.

Мы с цыганами, в чём-то схожи. Во Христа веруем, крест свой неся, в церковь белокаменную ходим, но языческие традиции не забываем. Молитвы знаем и речём, наряду с заговорами «…с гуся вода, с меня худоба…», каждый ведь на себя примерил.

Одну из таких клятв языческих, цыганских и предстояло дать Илье. Он был к ней совершенно готов и на всё согласен, ради задорной, загорелой девчонки-стрекозы. Злата тоже влюбившись по уши, не желала видеть желанного ей Илюшу во гробе том. Она знала чем клятва та чревата, поэтому сама предложила ему сбежать, без благословения родительского. Илья был воспитан в традициях православных христиан и для него это было неприемлемо. Ясно что дозволения на брак им никто не даст, а коли даст, то жизнь в таборе будет им не мила, даже несмотря на титул Златы. К тому же зима на носу. Беря ответственность за вольную душу цыганки, нужно научить её вести оседлый образ жизни. Лишь так Илья сможет выжить рядом с любимой женщиной, не замёрзнув как пёс в степи. И Илья убедил Златку в том, что она имеет право быть хозяйкой своей жизни, а не ловить по свету цыганскую птицу удачи Чарану. Злата понимала, что покинув табор скорее всего, она его уже никогда не встретит, а значит не будет в её жизни больше отца – дадо, матки – дае, сестёр и братьёв. Быть сироткой отдав свою судьбу пришлому боголюбцу, было для неё слишком большим риском. Семья для цыган самое ценное. Вот только время, оно не давало шансов на долгие размышления. Злата знала куда направляются ромалэ, поэтому оставила себе один шаг для отступления.