Читать книгу Сокровище чернокнижника - Наталия Кузнецова - Страница 3

Утром, несмотря на субботу, все трое, как и собирались, встали очень рано. А Лешка – самая первая. Тяжело вздыхая, она поднялась с раскладушки – ее диван был предоставлен гостье – и повела на улицу Дика. В другой выходной она бы еще спала и спала, а Дик терпеливо лежал бы на полу рядом и лишь тихим сопением напоминал ей о своем существовании и насущных потребностях. Но сегодня псу повезло. Ждать прогулки долго не пришлось, и он, весело помахивая хвостом, выскочил во двор. Его зевающая хозяйка нехотя плелась сзади. Она даже не поиграла с ним, как обычно: не стала бросать вдаль палки и камешки, как пес ни тявкал и ни просил ее доставить ему такое удовольствие.

Вернувшись, Лешка пощекотала торчащую из-под одеяла Ромкину пятку, так как Эля уже варила на кухне кофе и готовила свой порридж, а говоря попросту, овсяную кашу, которую брат с сестрой терпеть не могли. Ромка неохотно приоткрыл один глаз, потом упрямо повернулся на другой бок. Но, вспомнив про «Горбушку», мигом вскочил и побежал умываться.

Но сначала их путь лежал в Медведково. Подойдя к уже знакомой пятиэтажке, они позвонили в домофон, потом еще раз и еще, но никто не отозвался на их звонок.

– Что же там могло случиться? – растерянно проговорила Эля.

Ромка вспомнил про соседку и набрал номер ее квартиры. Объяснив, в чем дело, они вошли в подъезд. Анна Степановна имеющимся у нее ключом уже открывала дверь в квартиру старушки.

На пороге их встретила кошка. Взглянув на них желтыми глазами и задрав хвост, она, опережая вошедших, быстро пошла вперед, словно приглашала всех за собой.

Лешка сразу почувствовала недоброе. Сделав пару шагов по маленькой прихожей, она вошла в комнату и заглянула за ширму. Да так и замерла, ухватив брата за руку. Старушка с заострившимся носом и пожелтевшим лицом неподвижно лежала на своей кровати.

Женщины со всех ног кинулись к ней.

– Ух, – еле выдохнула Эля, дотронувшись до лица Софьи Яковлевны. – Кажется, жива. – Она взяла ее руку, посчитала пульс, потом отпустила. Рука безвольно упала на одеяло. Старушка открыла глаза. Взгляд у нее был мутный, рассеянный.

– Что с вами? – спросила соседка.

Но ответа не последовало. Анна Степановна с сочувствием посмотрела на Элю и снова наклонилась к кровати:

– Софья Яковлевна, вы можете говорить? Вы нас узнаете?

Старушка попыталась что-то сказать, приподнять голову, но не смогла даже пошевелиться.

– Боже мой, да ее, кажется, парализовало! – воскликнула соседка. – Никак инсульт?! Софья Яковлевна, да скажите же нам хоть что-нибудь, – взмолилась она.

Старая женщина приоткрыла рот, и Лешка скорее поняла, чем услышала, как она, скосив глаза на кошку, еле слышно и малопонятно выговорила:

– Киса.

– Совсем язык не ворочается. Точно, парализовало, – вздохнула Анна Степановна. – Надо «Скорую» вызывать.

Но Эля со словами: «Ее надо определить в хорошую больницу» – позвонила в какую-то частную медицинскую компанию, и очень скоро в квартиру вошли люди в белых халатах.

Осмотрев больную, врач подтвердил опасения соседки:

– Инсульт.

– Мы так и поняли, – кивнула Эля.

– А это может пройти? – с замиранием сердца спросила Лешка.

– Всякое бывает, – ответил доктор.

Двое санитаров, сдвинув ширму, аккуратно положили Софью Яковлевну на носилки, и по морщинистой щеке старушки медленно скатилась большая слеза. Лешке стало ее безумно жалко, и она тихонечко погладила ее по седой голове.

– Я поеду с ней, – сказала Эля. – Оформлю документы, оплачу счет, посмотрю, кто за ней будет ухаживать, и вернусь сюда. А вы подметите хотя бы пол. А вот и ее ключи, кстати. Так что свои вы можете забрать, – сказала она Анне Степановне.

Ромка скосил глаза. Ключи лежали на тумбочке у опустевшей кровати, по которой в растерянности туда-сюда ходила кошка. В окно блеснуло солнце, и ее шерсть сверкнула золотом, словно изнутри Киса была сделана из драгоценного металла и, подобно сказочной принцессе, лишь прикрывалась своей волшебной шкуркой.

Анна Степановна поднесла к глазам платок:

– Бедная тетя Соня.

– Может, она еще поправится, – с надеждой сказала Лешка. – Слышали, что сказал врач?

– В семьдесят пять-то лет? Дай ей бог. Хотя он прав, всякое бывает. Я на своей работе за много лет чего только не насмотрелась. У меня самой есть одна знакомая, которой под девяносто. Так она решила навестить своих родственников в Америке. Пробыла там полгода, назад вернулась и продолжает жить в свое удовольствие. Может, и тетя Соня еще к своим поедет.

И тут до них донесся басистый голос:

– Мам, ты где?!

– Здесь я, здесь, – отозвалась соседка. Она пошла к двери и обернулась: – Вы ей думочку, ну, подушечку ее, не забудьте в больницу отнести. Я забыла вашей Элеоноре сказать, а она без нее не засыпает.

Лешка кинулась к кровати и увидела, что рядом с большой подушкой лежит совсем маленькая.

– Эту?

– Эту, – кивнула женщина.

– Что это она так вдруг? – оглядев опустевшую постель, потерянно сказал Ромка. – Вроде как еще вчера ничего была, разговаривала.

– В ее возрасте в любой момент может случиться всякое, – грустно вздохнула сестра.

Солнце ушло за тучи, и в без того мрачном, с низкими потолками жилище стало еще тоскливее. Тяжело вздохнув, Ромка отправился в другую комнату.

– Интересно, Лешк, что у нее в этих узлах и коробках? Давай позырим.

Он приоткрыл одну из коробок и поморщился. Там была старая обувь. А в узле оказались платья, наверное, столетней давности. Еще в одном – коробки от конфет, банки от кофе и чая и прочий хлам.

– У нашей бабушки такое тоже хранилось. Она думала: вдруг пригодится? И выбрасывать все это нельзя, не наше же. А это что? – Лешка нагнулась и подняла с пола небольшую бумажку. – Чек. Магазинный. Написано: «Пиво баночное». Неужели бабуля пила пиво?

Ромка взял у Лешки чек, и на лице его напечаталось изумление.

– Слышь, а у нее и впрямь тут кто-то был. Вчера. Позырь на дату. А время… двадцать один тридцать. Лешк, это что же получается?! Выходит, ей не казалось, что здесь кто-то ходит? Наверное, у нее тут и в самом деле скрытое богатство имеется, не зря она про антиквариат говорила.

– Какое богатство? – пожала плечами Лешка. – Все ведь говорят, что у нее ничего такого нет.

– Значит, есть! И мы просто обязаны это выяснить. Ведь тот, кто приходил, небось в темноте искал, мог и не найти. Или это что-то крупное? – Ромка огляделся. – Бедная обстановка еще ни о чем не говорит. Знаешь, в Баден-Бадене есть отель «Европейский двор», в нем самые крутые миллионеры останавливаются. Так вот, там в коридоре стоит невзрачная тумбочка вишневого дерева, которая, представляешь, сколько стоит? Триста тысяч евро! Потому что ей триста лет, и мимо нее еще Тургенев ходил. Я сам читал.

– А давай мебель проверим, – воодушевилась Лешка. – Я тоже знаю, что она чем старее, тем дороже.

– Давай. Так. Шкаф. Начнем с него. – Ромка приоткрыл скрипучую дверцу двустворчатого шкафа и разочарованно протянул: – Лешк, он из ДВП, значит, не старинный. А такая продавленная кровать была у нашей бабушки, мама с папой ее на мусорку снесли и новую ей купили, помнишь?

– Помню, – кивнула Лешка. – А тумбочка?

Ромка убрал с окрашенной светло-зеленой масляной краской тумбочки упаковки таблеток, пузырьки с каплями, привезенный Элей фотоальбом, выгреб изнутри несколько книг и потрепанных журналов «Юность», перевернул ее вверх ногами и указал на ярлык:

– Старая, но не старинная. Вот, написано: «Изготовлена на Сомовской мебельной фабрике». Надо же, как бумажку прилепили. За полвека не отодралась.

– А стол у нее такой же, как у нас, – отметила Лешка.

– И кухонная мебель из пластика. А шкаф книжный тоже из ДВП.

– Кушетке лет пятьдесят, но не больше.

– А ширма? Вдруг она какую-нибудь ценность представляет?

Лешка оглядела ширму, провела по ней рукой и покачала головой:

– Не представляет. Из такого материала у нас дома портьеры были, не помнишь, что ли? А потом их мама на половые тряпки пустила. И доски тоже самые обычные.

– Да, мебель здесь точно не старинная.

Ромка на всякий случай постучал по каркасу ширмы, но пустот не обнаружил и, бормоча: «Надо было прихватить с собой металлоискатель, сделаю это в следующий раз», принялся водить руками по обоям, заглядывать во все щели, прощупывать матрас, подушки и белье в шкафу. Он даже крышку телевизора открыл и сразу же прикрутил на место, чтобы не поднимать пыль, которая накопилась в нем за долгие годы.

– Лешк, а вдруг этот тип заставлял ее сознаться, где она свои ценности прячет? Как Германн в «Пиковой даме». «Три карты, три карты…» – сделав страшное лицо, пропел он грубым голосом. – Вот ее кондрашка и хватила.

Лешка поежилась, представив себе неведомого посетителя, который, словно коршун над беззащитным лебедем, навис над больной старушкой с требованием открыть ему неизвестную тайну.

– Неужели правда? А сказать нам о нем она не смогла. Только с кошкой своей и простилась. Слышал, как она шептала: «Киса»? – Лешка с надеждой посмотрела на брата: – Рома, а может, не было никакого постороннего человека? Просто соседка, Анна Степановна, вчера вечером за чем-нибудь к ней зашла и чек обронила.

– А я сейчас ее об этом спрошу. – Ромка выскочил за дверь и нос к носу столкнулся с соседкой, которая как раз выходила из своей квартиры. Но на его вопрос, заходила ли она вчера к Софье Яковлевне, Анна Степановна ответила отрицательно:

– Я с работы поздно пришла, а она в последнее время в девять часов спать ложится. Снотворное примет – и спит.

Ромка вернулся назад и развел руками.

– Я все слышала. И что же теперь делать? – Лешка во все глаза уставилась на брата.

– Буду думать, – ответил Ромка.

– Эле о чеке скажем?

– Пока не надо.

С тревожно бьющимся сердцем Лешка взялась за веник. Среди прочего сора она вымела из-под кровати упаковку от снотворного, убедилась, что таблеток в ней нет, и выбросила ее в мусорное ведро.

А через некоторое время раздался звонок в дверь, и в квартире появилась Эля.

– Я определила Софью Яковлевну в одноместную палату, за ней будет хороший уход. Врач сказал, что надежда на выздоровление есть. Возможно, старушка еще сможет и говорить, и двигаться. – Она вошла, осмотрелась вокруг и сняла с себя плащ. – Давайте-ка все же наведем здесь порядок. Стыдно оставлять квартиру в таком состоянии. Что нам Вика скажет, когда приедет? Мусоропровода в доме, конечно, нет. Рома, ты будешь выносить во двор всякий хлам. Согласен?

– Я к этому делу привыкший, – обреченно кивнул Ромка, надевая свою куртку. – Давай, что выносить.

– Погоди, сначала сор собрать надо.

Эля выставила в прихожую помойное ведро, затем взяла старый пакет и без всякого сожаления ссыпала туда всякие катушки, коробки, пузырьки, накопившиеся у старушки за долгое время, а затем перешла в другую комнату и открыла ящик со старой обувью.

– Так жить нельзя, – вздохнула она. – Весь огонь, в случае чего, я возьму на себя. Рома, действуй.

Ромка, кряхтя, пошел вниз с ведром и двумя пакетами. Выбросив все в железный ящик, он вернулся назад.

– Давай еще.

– А это дотащишь? – спросила Эля. – Может быть, кому-нибудь и пригодится что. Софье Яковлевне эта обувь больше никогда не понадобится, я ее просмотрела.

– Всю? – недоверчиво спросил Ромка и скосил глаза на Лешку.

Сестра утвердительно кивнула.

– Сапоги, туфли да тапки старые, ничего больше.

– Смотри, не надорвись, – напутствовала его Эля.

– Ты все думаешь, что я еще маленький. А я сильный, – ответил он и, не переставая кряхтеть, поволок на выход огромную картонную коробку. И где старушка ее только взяла? В подъезде он все-таки залез в коробку и снова тщательно проверил, не спрятано ли чего под какой-нибудь стелькой или в носках старых сапог, и нет ли у туфель, случайно, отвинчивающихся каблуков. Увы, Эля с Лешкой, похоже, не ошиблись: все это годилось только для свалки. Может быть, и сама Софья Яковлевна хотела выбросить эти «сокровища», да не успела?

Ромка оставил коробку возле мусорного ящика и пошел за следующей.

«Во, Эля права», – отметил он, выходя с новым грузом и видя, что в его первой коробке уже роется какой-то бомж в надвинутой на лоб вязаной шапке и темно-серой грязной, замасленной куртке.

Заметив Ромку, бомж поспешно отбежал в сторону. Ромка не смог его толком разглядеть, впрочем, он не пытался этого делать: зачем смущать и без того несчастного, бездомного человека, которому даже нечего обуть. Непроизвольно он опустил глаза вниз и взглянул на ноги бродяги. И вдруг увидел на нем серые с черным, совсем новенькие кроссовки. А бомж побежал, и вставка на них блеснула и сделалась ярко-белой. Ромка посмотрел на свою ногу и повертел ею. Вот так – вставка серая. А вот эдак – белая. И у бомжа все так же. Ну и бомж! В новеньких американских кроссовках! Причем в точно таких же, как и у него самого! Чудеса, да и только. Он развернулся и ринулся за удаляющимся бродяжкой, но тот как-то мгновенно пропал из виду. И неясно, в каком направлении его искать. Не обшаривать же все дворы и подъезды!

Ничего не оставалось делать, как отправляться за следующими коробками. И больше Ромка, как ни крутил головой, никаких подозрительных бомжей во дворе не заметил.

Зато теперь ему стало окончательно ясно, что у старушки есть что искать и кто-то этим усиленно занимается, раз не гнушается исследовать даже ее мусор.

– Завтра опять сюда приедем? – спросил он у Эли.

Она кивнула:

– Непременно. Только сначала посетим «Горбушкин двор». Сегодня туда уже поздно ехать.

По дороге домой Ромку не оставляло чувство, что за ними кто-то наблюдает, но, как он ни крутил головой, никого подозрительного в вагоне не увидел, хотя народу в нем было совсем немного. Группа туристов с рюкзаками, несколько пожилых людей, мамаша с маленькими детьми да девчонки-школьницы.

Дома Ромка достал папку-скоросшиватель с надписью «Дело» и положил в нее найденный чек. А когда к нему подошла сестра, рассказал ей о бомже в новых, точно таких же, как у него, американских кроссовках, который что-то искал в вынесенной им на помойку коробке со старой обувью. И еще о том, как кто-то следил за ними в вагоне метро, но он так и не понял, кто это был.

– Рома, и что все это значит? – с испугом спросила Лешка.

– Значит, что этот человек еще не нашел богатства Софьи Яковлевны. И мы с тобой тоже будем его искать, а заодно и вычислим этого типа.

– Но как?

– Пока не знаю.