Читать книгу Грешница - Наталия Левитина - Страница 6

С Ирой мы встретились только в полдень. К тому моменту я уже пребывала в полном замешательстве, не понимая, куда исчезла подруга.

Я дымила за компьютером, редактируя статью для дамского журнала «Стильная леди», и планомерно уничтожала запасы растворимого кофе. «Стильная леди» – мой дополнительный заработок. Журнал принадлежит американскому издательскому холдингу и является клоном столичного глянцевого собрата. Моя статья называлась «Сбрось его!» и, естественно, посвящалась теме жировых отложений. Я профессионально вскрывала проблему, не оставляя читательницам шанса заподозрить, что:

1) статья написана не диетологом;

2) и не личным референтом Монтиньяка;

3) а также – не родной сестрой Аткинса;

4) автор обладает дефицитом массы тела;

5) и никогда в жизни не сидел на кремлевской диете;

6) а также – на углеводной, гречневой, кефирной, импульсной и исключительно эффективной диете южноафриканского племени тубамбве.

Надо сказать, в январском номере журнала была опубликована моя статья «Брось его!». С вдумчивостью Адлера и проницательностью Фромма я муссировала вопрос о мужчинах, нас недостойных.

Да, представьте себе, существует некая разновидность мужчин, которые тянут девушек назад и тормозят их развитие… О боже, как давно ни один мужчина не тормозил мое развитие! Пусть жил бы у меня, выходил из ванны, обмотанный полотенцем, с капельками воды на мускулистой спине… Или даже без полотенца… О да, да! Мужчина! Приятное, временами разумное существо, отличающееся крепким сложением, волосатыми конечностями и твердой логикой. Способное съесть килограммовый бифштекс и четыре часа подряд пялиться в телевизор.

И пусть бы его звали Никитой…

Никита, Никитушка…

Проклятье!

Не-на-ви-жу!

Ириша долго ковыряла ключом в новом замке. Я бросила на подругу мимолетный взгляд и выразила недовольство ее поведением.

– Ну, ты вообще! Надо же предупреждать! Исчезла, и ни ответа ни привета! Мать называется!

Подруга удивляла экстремальным макияжем. Как это ей не свойственно! Глаза Ирины, обведенные розовыми тенями, подозрительно блестели.

– Радость моя, а ты не переусердствовала с косметикой? У тебя больной вид.

– Я не накрашена.

Я, наконец, оторвала взгляд от компьютера и пригляделась. О! Ириша в самом деле была не накрашена. Она была заревана, измучена, раздавлена.

Моя несчастная девочка!

– Что случилось? – теряя сознание от страха, пролепетала я.

Первая мысль: Ирине позвонили из детского садика. Анечка свалилась с турника. Или облилась горячим супом. Или у ребенка внезапно развился отек Квинке. Или что-то еще более ужасное! Хотя – КУДА УЖАСНЕЕ?!!

– Что?! – проорала я.

– Кумраев меня изнасиловал.

– ?!

– Да.

– Из-на-си-ло-вал. – Губы с трудом выговаривали ужасное слово. – Значит, эту ночь ты провела с ним?

Даже в состоянии шока я не утрачиваю способность мыслить логически. Это мое сильное качество.

– Он пригласил продолжить вечер у него дома. Обещал продемонстрировать какую-то коллекцию: то ли картин, то ли засохших бабочек, не помню… А я уже основательно опьянела от шампанского. Мне было фантастически весело. Я почти три года занималась только ребенком и работой, металась по замкнутому кругу, выполняя однообразные обязанности. И тут такая отдушина, драйв!

– И ты поехала к нему.

– Да. До коллекции мы не добрались. Кумраев принялся рвать на мне одежду прямо в холле. У него огромный дом. В холле мраморный пол. С подогревом.

– Следует ли понимать, что секс у вас был прямо на полу?

– Да. А еще в гостиной и в спальне.

– Итого – три раза? – удивилась я.

Какая сволочь этот Кумраев! Он не только надругался над моей подругой, но и вытер ею весь пол в своем коттедже. Сэкономил на домработнице, скотина перепончатокрылая!

– Восемь, – траурным тоном поправила меня Ириша.

– Восемь?!

– Да, восемь.

Я подавленно замолчала. Мое отношение к Аслану Кумраеву приобретало характер амбивалентности. Да – скотина. Да – перепончатокрылая. Но ведь гигант!

Или – пожиратель виагры.

Вообще-то мы с Иришей не делимся друг с другом интимными подробностями. Вульгарно трезвонить об особенностях полового акта противоречит ментальности русской женщины. Другое дело – рассказать о тончайших душевных переживаниях, сопутствующих восьмикратному совокуплению. Я вспомнила о намеках Степана Данилыча на особое физиологическое строение Кумраева.

Ай, бог с ней, с ментальностью! Нужно обязательно все подробно разузнать. У меня возникла масса вопросов. Восемь раз – это долгая песня. Не на час и не на полтора. Каким образом Кумраеву удалось так долго подавлять сопротивление подруги? Неужели в паузах у нее не было возможности треснуть его чем-нибудь тяжелым по голове?

Ах да, я забыла про Уголовный кодекс. Наш Уголовный кодекс явно составлялся без участия женщин. Он пропагандирует одну мысль: мужик всегда прав. И поэтому насильника нельзя бить тяжелым по голове. Его вообще нельзя обижать. Не дай бог поцарапаешь урода – тюрьма гарантирована. Закон таков, что девушке предпочтительней вспомнить циничную народную мудрость и расслабиться, пустив дело на самотек. Если же она попытается отстоять честь, используя попавшийся под руку инвентарь, ее ждет несчастная судьба – унизительные многочасовые допросы, следственные эксперименты с сладострастным выяснением подробностей, осуждающие взгляды толпы…

Нет, нет, Ирина конечно же не могла покалечить или убить Кумраева и сесть в тюрьму. Ведь у нее маленький ребенок. Но неужели у нее не было шанса сбежать?

Наверное, все эти немые вопросы до невозможности обезобразили мою мор… симпатичное лицо. Потому что Ирина всхлипнула, посмотрев на меня.

– Ну да, да, я преувеличила… Он меня не насиловал. Сначала и сама хотела. Первые два раза. Но потом, когда я сказала: «Аслан, больше не надо, остановись!» – это не произвело на него никакого впечатления. Он вообще меня не слышал! Мечтала о романтическом приключении, а получила животный секс. Он зверь какой-то! Совершенно слетел с катушек. Я думала, он меня растерзает, сотрет в порошок! Вертел, как тряпичную куклу, мял, как тесто! – Ириша всхлипнула.

Я погладила ее по руке.

– Что я натворила! Зачем поехала к нему? Мерзавец! Мне хотелось нежности, я так устала быть сильной, решать все вопросы, заботиться о ребенке. Мечтала хотя бы на один вечер забыть о проблемах, ощутить себя желанной, любимой… Пусть это будет обман, но красивый, утонченный! А что в результате? Меня словно измазали грязью, механически использовали, как резиновую куклу. Как это противно! Ненавижу себя!

Ириша уткнулась лицом в ладони и зарыдала.

– А ты? Юля, ты меня осуждаешь?

– С ума сошла?! Почему я должна тебя осуждать?

– Ах, вот еще! – вспомнила Ирина. – Смотри! Нашла в сумке. – Она бросила на стол смятый конверт. – Загляни.

Внутри лежали купюры – пятьсот евро.

– Кумраев подсунул деньги?!

– Нет, в автобусе подложили! Какой-то сердобольный пенсионер! Увидел мои заплаканные глаза и сжалился… Конечно, Кумраев. Расплатился. Поздравь меня. Я проститутка. Пятьсот евро за ночь – это много или мало?

Ириша оглянулась, увидела на диване подушку, зарылась в нее лицом и зарыдала в голос.

– У-о-о! И-а-и-у! У-у-а-а! – раздавалось сквозь пуховый фильтр. Наверное, подруга проклинала весь белый свет.

Первый раз в жизни я держала в руках евро. Раньше, помню, часто приходилось иметь дело с долларами – очень востребованная была валюта. Потом все вокруг как-то незаметно переключились на рубли. Да, пятьсот евро. Симпатичная бумажечка. Если не знать ее этимологии. Буквально несколько часов назад ее держал в руках этот грязный проходимец.

Считать ли девушку изнасилованной, если она бурно приветствовала идею секса, однако осталась разочарованной качеством предоставленной сексуальной услуги? Вот вопрос!

Я тронула подругу за плечо.

– Ириша, послушай меня. Что будем делать?

Ириша оторвала от подушки красную физиономию.

– Я хотела попросить тебя прямо сейчас поехать к Кумраеву и швырнуть ему в морду конверт. И выйдет отлично, если вместе с конвертом ты швырнешь в него что-нибудь тяжелое.

– Например, кастрюлю с горячим супом?

– Или шар для боулинга, – кивнула Ириша.

– Могу, кроме всего прочего, прихватить с собой пулемет. Не возражаешь? Сделаю в Кумраеве десяток лишних отверстий.

– Юля, я ведь не шучу! Ты отвезешь ему конверт?

– Да, раз ты просишь. Отправляюсь немедленно.

Но сначала я позвонила боссу.

– Степан Данилыч, снимите, пожалуйста, из номера мою статью про «Таунхаус».

– А что случилось?

– Хочу еще немного поработать над материалом, – соврала я. Но хотела другого: сбросить на салоны «Таунхаус» и дом Кумраева ядерные бомбы. А самого капиталиста поджарить на решетке для барбекю со специями и красным вином.

– По мне, и так прелестно. Но ладно, работай, детка. Завтра сдашь.

– Через месяц.

– Юля, а что у нас с головой? Шипучий коктейль из маразма, деменции и болезни Альцгеймера. Какой месяц?! А чем я закрою дыру в четыре страницы? Ладно, ну тебя. От дел отрываешь.

– Так вы уберете статью?

– Ладно, уберу, – буркнул в трубку Степан Данилыч. – Как вы все мне надоели!

– Спасибо! – прокричала я.

Большой добрый мишка.

Я и не сомневалась: Степушка мне не откажет.

Не хочу своими незаурядными литературными способностями помогать увеличению продаж в салонах Кумраева. Чтоб он разорился, подлец!

– Тебе письмо, – указала Ирина на моргающую рожицу в уголке монитора.

Я открыла электронную почту. Автор письма присвоил себе ник Личный Враг. Мы с Иришей переглянулись.

– Наверное, не стоит читать, – трусливо сказала я. – Ничего хорошего там не будет. Зачем портить нервы?

И тут же щелкнула мышкой, открывая послание. Любопытство победило трусость.

– «Очень легко разрушить собственную жизнь. Но чужую – еще легче», – хором прочитали мы с Иришей.

– Ты разрушила чью-то жизнь? – поинтересовалась подруга.

– Я? Не припомню. Но наверное, речь идет не о чужой жизни, а о моей. Чужая – в смысле, моя.

– Как это твоя, если чужая?

– Короче, еще одна угроза, – вздохнула я. – Кто-то сильно меня возненавидел.

– А нельзя узнать, кто отправил письмо?

– Как?

– Ну, как-нибудь. Попроси Виктора. Он же хакер. Неужели не сумеет?

– Думаю, Личный Враг не отправлял бы мне письмо, если б не был уверен в полной анонимности.

Настроение испортилось окончательно.

Я заехала в офис Кумраева. Сексуальный гигант отсутствовал. Юная секретарша подняла на меня вопросительный взгляд.

– Хочу оставить Аслану документы. У вас нет большого конверта?

Девушка выделила мне плотный фиолетовый конверт, и в него я вложила другой – маленький, измятый, с начинкой из евро. Сверху размашисто подписала «Аслану Кумраеву» (очень хотелось добавить «скотине». Еле удержалась).

– А от кого? – поинтересовалось прелестное существо. Неужели и эту воздушную нимфу Кумраев возит спиной по полу, щипает, выламывает ей руки, а потом выписывает премию в размере месячного оклада?

– Он знает. Передадите?

– Конечно.

В глубокой задумчивости я брела по улице. Меня задевали локтями и сумками, но я не реагировала. Думала о жизни.

После яркой вспышки в январе уже два с половиной месяца тянется черная полоса. Мне хватило бы и нравственных мучений, связанных с подлым поступком Никиты Мельника. Но вот, не успела я разобраться с депрессией, как подоспел новый враг – незнакомый и недоступный. И недостаточно смелый, чтобы в открытую предъявить мне претензии.

Травить угрозами, слать письма, изводить неясными намеками – из окопа, из надежного укрытия, в уверенности, что противник даже не знает, куда кидать в ответ гранату… Как это подло и мелко!

И я придумала ответный ход. Я просто буду игнорировать моего трусоватого, дрожащего как осиновый листик Личного Врага.

Не успела я гордо вздернуть подбородок, потрясенная простотой и смелостью принятого решения, как едва не наступила на подростка. Парень свалился мне под ноги, предварительно пролетев несколько метров. За ним следом тут же подскочили еще два оболтуса, с физиономиями, обезображенными радостным гневом, и принялись пинать жертву. Тот закрывал голову руками, измазанными в грязи.

– Эй, остановитесь, вы что?! – заорала я.

Они меня не слышали – их опьянила власть над поверженным противником.

– Ой, что творится! Изверги! – прошелестела где-то сбоку старушка и резвым мустангом ускакала прочь. Эти бабушки, когда захотят, развивают прямо-таки запредельную скорость. Прохожие благоразумно не реагировали на драку детей, они спешили мимо с озабоченными лицами.

Я вклинилась между палачами и жертвой.

– Отойдите, тетенька! – проорал пацан. Он тяжело дышал, его щеки горели, он рвался в бой.

А тут – преграда в виде дряхлого экспоната, возмущенно размахивающего у него перед носом сумкой.

– Я тебе покажу тетеньку! – возмутилась я. – Ты чего хамишь! Пошел вон, кретин!

– Вы чё! – оторопели мальчишки. Но избиение третьего прекратили.

– Ты кого тетенькой назвал?! – вопила я.

Да я практически еще девочка! По современным меркам.

Дети-терминаторы искренне не понимали, почему обиделась нервная дамочка.

– Ладно, пойдем, неохота связываться, – сказал один из них.

Я и не ожидала столь стремительной и легкой победы. Стараясь не испачкаться, помогла парню подняться. Он с ног до головы был живописно облеплен грязью вперемешку с кровью. Из разбитой губы текло, из носа – тоже.

– Ты в порядке? Домой доберешься? За что они тебя?

– За все хорошее, – басом отозвался подросток. – Закурить дадите, мамаша?

Час от часу не легче! Теперь – мамаша! Вот она, благодарность! Без моего вмешательства его наверняка размазали бы по асфальту, как крем по бисквиту. А он обзывается!

– Ты бы еще бабулей меня назвал, – сказала я, щелкая зажигалкой.

– Да нет, какая вы бабуля, – совершенно серьезно удивился мальчуган. – Вы молодая совсем, как моя мама.

«А ведь я действительно гожусь ему в мамаши!» – пронзила меня жуткая, невыносимая мысль. И именно в этот момент я четко осознала, как долго живу на земле…

Отвратительное открытие.

Стоило мне поравняться с блестящим «пежо», как малыш истошно засигналил. Неужели я ему что-то отдавила?! Или ненароком забрызгала грязью, пру ведь напролом, не разбирая дороги. Потому что вся в себе. А лучше бы – в мехах и бриллиантах.

Окно автомобиля опустилось, и я увидела Милу. Она подавала мне знаки, как опытный семафорщик.

– Ты испачкалась. Привет.

– Где? А, точно. Ну надо же, плащ измазала. Спасала тут от гибели одного парнишку и вся обляпалась.

– Ты еще и парнишек от гибели спасаешь, – заметила Мила таким тоном, словно всегда восхищалась моей многоплановостью и вездесущностью. Она выбралась из «пежо» с коробкой салфеток и принялась меня чистить. – Ты – натуральная хрюша. Дался тебе этот парнишка. Повернись. Вот, уже нормально.

– Спасибо, дорогая!

Я едва не рыдала от благодарности. Доброта Милы сравнима с безбрежным океаном. Вы только посмотрите: изящная девица, одетая в роскошную меховую куртку, чистит, как лошадку в стойле, экс-одноклассницу. Последняя, заметьте, облачена почти в лохмотья (иначе и не скажешь о плаще, прослужившем хозяйке целых три года!).

– У меня обед двадцать две минуты.

– Почему не тридцать?

– Восемь я истратила на тебя. Составишь компанию? Тут рядом «Пицца-рум».

Боюсь, в летописи наших с Милой встреч будут фигурировать сплошь гастрономические заведения. «Пицца-рум» – уже третье.

В пиццерии сияло солнце, проникающее сквозь огромные окна, и витали восхитительные ароматы.

Заказ мы прождали недолго – всего пять минут.

– Значит, пиццу они не готовили. А просто подогрели в микроволновке, – желчно заметила Мила.

– Если бы они прямо сейчас начали выращивать помидоры и откармливать поросенка, ты и вовсе осталась бы без обеда.

Но пицца отнюдь не выглядела вчерашней. Она лежала на плоском деревянном круге – сочная, аппетитная, с пылу с жару. Розовые полоски ветчины и нарезанные грибы проглядывали сквозь золотистую пленку расплавленного сыра.

– Как вкусно! – прошамкала Мила. – Нет, не из микроволновки, я ошиблась!

Из ее рта к куску пиццы тянулись нити горячего сыра. Мила пыталась сохранить элегантность, но это удавалось ей с трудом. Пицца и спагетти предназначены для трапез с любимыми – теми, кто не осудит за ломтик помидора, прилипший к подбородку, и за макаронину, всасываемую со звуком работающего реактивного двигателя.

А Юля Бронникова – натура увлекающаяся – через минуту вся покрылась кусочками ветчины и оливками.

– У тебя неприятности? – с подозрением спросила Мила.

– С чего ты решила?

– Ты топала по улице с таким видом… Словно шла на эшафот и тебя подгоняли в спину прикладами.

– Неужели?!

Выходит, я ошибочно считала себя человеком, полностью владеющим собой. Лицо мне неподконтрольно – стоит отвлечься на минуту, оно сразу же принимается корчить рожи. В то время как я всегда пытаюсь навязать физиономии выражение стабильной удовлетворенности. Мол, все о’кей, ребята! Полный порядок!

Но у меня далеко не полный порядок!

У меня все ужасно плохо!

Отодвинув в сторону пиццу, я вдруг сбивчиво и взволнованно выложила Миле подробности последних дней. Нарушила Золотое Правило Приятного Человека: не грузить собеседника личными проблемами. Приступ откровенности застиг меня врасплох, я лепетала, жаловалась, стонала, не в силах остановиться. Но почему? Наверное, Мила выглядела столь успешной во всеоружии своего нынешнего положения. А я была растеряна и беспомощна.

Еще семь минут Милиного обеда растворились в прошлом. Мила внимательно выслушала мою исповедь.

– Ты расшифровала надпись на стене?

– Нет!

– Почему?

– Как почему?! А если я не сильна в криптографии? Да я элементарно не представляю, что она обозначает!