Читать книгу Кейс. Доставка курьером - Наталия Левитина - Страница 3

– Юля, ты просто обязана меня спасти! – патетично воскликнул Глеб и эффектно рухнул в кресло (как мешок с зерном).

Я перешагнула через его ноги, затянутые в жокейские сапоги, и прикинула, насколько сильно травмировала бы его просьбой снять обувь у входа.

Однако, наверное, проще Китаю сравняться по численности с Лихтенштейном, чем Глебу каждый раз стаскивать с себя эти узкие высокие сапоги. У него целая коллекция подобной претенциозной обуви.

– Я бы выпил чего-нибудь. Давай ты приготовишь кофе, – тонко намекнул Глеб на мою недостаточную гостеприимность. Надо быть более радушной хозяйкой.

А не слишком ли часто у меня гости?

Вообще-то пора писать статью.

Глеб Чашвили, дизайнер и стилист, – мой давний знакомый. Он почти идеален. Единственный изъян: его мозг, профессионально деформированный гламуром, с трудом усваивает понятия, не связанные со сферой дизайна или модных шмоток. Иногда я пытаюсь расширить кругозор друга и рассказываю о Магеллане или тамплиерах. И Глеб тут же начинает нервничать, заподозрив, что речь идет о незнакомом ему модельере или особом способе наложения венецианской штукатурки. Ах, как же он пропустил такое!

Я тоже не претендую на звание самой умной девочки – про тамплиеров мне поведал Никита, про Магеллана – он же. Хотя мой возлюбленный и настаивал, что обо всем этом я должна была узнать из курса средней школы. Кто бы мог подумать!

Нет, я, конечно, помнила про Магеллана – он где-то там проплыл, то ли слева направо по карте, то ли сверху вниз. Но фантастические подробности из биографии отважного моряка узнала именно от Никиты. Целый мир открылся передо мной! Храбрость и упорство Магеллана восхитили до глубины души! И дальше я действовала уже самостоятельно, без подсказки любимого: зарылась по пояс в Интернет, углубляя знания о судьбе Магеллана.

А Глеб только моргал и нервно теребил манжету – ах, боже, Фернан Магеллан, кто же это, кто же это? А его платья надевал кто-нибудь из звезд на вручение «Оскара»?

Да-а-а… Я многого не уловила в средней школе (возможно, потому, что рядом со школой располагался кинотеатр), но до Глеба Чашвили даже мне далеко…

– Вот, держи.

– О, спасибо. Какой аромат! Я заметил, ты стала гораздо лучше готовить кофе.

– Просто теперь у меня кофейный аппарат. Просто нажимаю кнопку. Как крыса, – объяснила я.

– Крыса? – не понял Глеб.

– Не вникай, – махнула я рукой. – Очень долго рассказывать. Ну, так что же у тебя?

– Юля, только ты можешь меня спасти.

– Что стряслось? – с нехорошим предчувствием поинтересовалась я.

– Родители приезжают. Во-первых, посмотреть на внука.

У сестры Глеба – двадцатишестилетней Сюзанны – полгода назад каким-то загадочным образом появился малыш.

И где они их берут?

Назовите адрес – я тоже хочу!

Вроде бы не стоило удивляться, что молодая преуспевающая женщина не торопится замуж. Стремление девушек сохранить свободу – это всеобщая тенденция, а не редкое явление. Но Сюзанна, насколько я понимаю, вовсе не жаждала подобной независимости. Да и мужчины пристально интересовались этой неординарной девушкой, способной сочетать в себе замашки жесткой карьеристки и черты кроткого ангела. Я полагала, Сюзанна сможет выбирать из сотни претендентов, мечтающих занять вакансию мужа. И затем выберет самого классного кандидата.

Ничего подобного!

Как выяснилось, мужчины тоже не очень-то стремятся взвалить на себя груз ответственности за кого бы то ни было. Никто никому не нужен. Каждый за себя. В конце концов ребенок Сюзанны остался с прочерком в графе «отец».

– Для родителей – большое разочарование, – вздыхает Глеб. – Они приверженцы традиционных взглядов на семью. Они такие правильные. Ни секунды не сомневались – их умница великолепно устроится в жизни. Возлагали надежды.

– О, честолюбивые родительские мечты – не каждому ребенку под силу нести этот груз! – с сочувствием вздохнула я, тут же вспомнив про Марго – Маргариту Эдуардовну Бронникову, мою маман.

Сколько грустных минут доставила я мамуле! И как же всегда пригибала к земле эта ноша – мамины надежды.

– А Сюзанна теперь – мать-одиночка. Для родителей это удар. Ты знаешь, ее ведь в два счета выкинули из «Шифоньера».

– Да, знаю.

«Шифоньер» – огромный магазин в центре города, пять этажей шика, роскоши и запредельных цен. Сюзанна несколько лет взбиралась по ступенькам, карабкаясь к престижной должности, но вмиг спланировала с олимпа в тартарары, когда ее беременность стала очевидной.

– Но разве можно увольнять беременную?

– Если очень хочется, то можно, – отрезал Глеб. – Да и вообще. У нас в стране можно все, что душа пожелает. Я сейчас веду один коттедж. Мне только за проект обещали триста рублей. Так вот, владелец…

– Всего триста рублей? – изумилась я. – Глеб, ты же крутой специалист! И готов работать за…

– Юля, ну ты дурочка! Триста рублей – это сокращенно от трехсот тысяч. Инфляция, неужели непонятно.

– Триста тысяч?! – изумилась я еще больше. – Только за проект?!

Не наступайте, пожалуйста, на мою челюсть.

Я ее сейчас подниму с пола.

А не пора ли бросить журналистику и быстро выучиться на дизайнера? Да, с моим своеобразным чувством прекрасного я однозначно буду нарасхват у клиентов.

– Так что с коттеджем, Глеб?

– А то. Владелец умудрился влепить его аккурат посреди заповедной зоны. Там всякие редкие животные бродят вольготно – еноты, страусы.

– Да-а… Не представляю, во сколько ему обошлось разрешение построить там домик. Если только за проект он отвалил тебе триста тысяч.

– Вот я и говорю – если хочется, то в нашей стране можно творить все, что угодно. Сестричка вылетела из «Шифоньера» на шестом месяце беременности. Вместо Сюзанны взяли какую-то чрезвычайно полезную девочку – у нее родственник в областной администрации.

– Отвратительно.

– Теперь я – глава семьи, – вздохнул Глеб. – Кормлю сестру и племянника, полностью их обеспечиваю.

– А вот это настоящий мужской поступок. Ты молодец.

– Спасибо.

– Впрочем, тебе и платят немало – по триста тысяч за проект.

– Вижу, цифра тебя взволновала, – улыбнулся Глеб.

– Еще бы! Я таких денег в руках не держала.

– Могу успокоить – я тоже. Мне перечислили безналом.

– Ну, слава богу. Уже легче. А дальше? Какие еще проблемы?

– Дальше – самое печальное. Представляешь, какая-то сволочь стукнула предкам, что я… ну… в общем…

– Что?!!! – похолодела я от ужаса. – Расчленяешь в подвале трупы бензопилой?

А с виду – такой милый парнишка!

– Нет. Лучше бы это.

– Глеб, не тяни. Колись скорее, у меня мороз по коже.

– Налей, пожалуйста, еще кофе.

Видимо, другу была необходима пауза. Он никак не решался признаться мне в чем-то страшном. Я впихнула дизайнеру в руки новую чашку, заодно осчастливила и себя. Эх! Раньше каждую порцию амброзии я сопровождала сигаретой, и как же это было здорово! Но теперь я не курю. Летом будет юбилей – год без никотина.

Никита безумно гордится своей малышкой.

Надеюсь, я не сорвусь.

И все-таки – какой же секрет собирается доверить мне Глеб?

– Понимаешь, кто-то настучал моим родителям, что я гей, – смущенно вымолвил наконец-то дизайнер. И тут же залился трогательным румянцем.

– Ты – гей?! – ошарашенно повторила я и внимательно оглядела друга.

Яркий, изумрудно-фиолетовый пуловер, узкие джинсы, заправленные в высокие сапоги, кожаный ремень с замысловатой пряжкой. На шее – длинный шнур с блестящим медальоном – его оттенок идеально сочетается и с пряжкой на ремне, и с кнопками на сапогах (это ж надо так умудриться!). Черная косая челка блестит, как вороново крыло, и падает на один глаз. Безупречная кожа отливает матовым загаром. Каждый ноготок отполирован и покрыт бесцветным лаком. Поза грациозна – и Майя Плисецкая не устроилась бы в кресле с бóльшим изяществом!

Нет, я решительно не понимаю, почему кому-то взбрело в голову назвать Глеба гомосексуалистом!

Бред какой-то!

– Юля, я не гей, – покачал головой Глеб.

– Как жаль! – вырвалось у меня.

– Почему?!

– Это же круто – девушка и ее голубой друг. Современно, модно! У Кэрри и Саманты из «Секса в большом городе» есть Стэнфорд. У Мадонны – Руперт Эверетт. А у меня был бы ты.

– Разве ты гоняешься за модой? Никогда не замечал. Ну, прости, что не оправдал надежд. Как бы то ни было, я не согласен сменить ориентацию в угоду твоему желанию стать модной штучкой.

– Да боже упаси! Но было бы славно. Представь, мы с тобой…

– Юля, остановись. Я не гей. И точка.

– Ладно, ладно. Раз ты так сопротивляешься…

– Однако кинь грязь – что-то и прилипнет. До родителей дошли слухи. Мой отец – отставной военный. К тому же слегка грузин.

– Слегка?

– На четверть. И теперь представь его реакцию.

– Не представляю, – искренне призналась я и поежилась от страха. Мы же не Европа с ее политкорректностью и щепетильным заискиванием перед какими бы то ни было меньшинствами – сексуальными, национальными. Тяжело представить чувства отставного военного, чьего слуха достигла подобная весть.

– Люди злы и завистливы. Да, я всегда хорошо одет, – Глеб поправил манжеты пуловера, – всегда ухожен. Всегда с прической и маникюром. – Друг вытянул вперед красивые руки и с удовольствием осмотрел их.

Я нервно спрятала за спину грабельки – вчера писала статью и нечаянно отцапала зубами три ногтя. А что делать? Курить-то нельзя.

Бли-и-и-ин… Вспомнила.

Я же с утра еще ни разу не посмотрела в зеркало!!! Интересно, что у меня сейчас на голове?

– И у меня нет девушки.

– Да, Глеб. Я тоже только сейчас это осознала – у тебя же нет и никогда не было девушки.

– Ну, пару раз девушки были. Недолго.

– Не ври.

– Нет, честно! Были!

– Ты обманываешь.

– Юля! У меня была девушка… Одна… Потом еще одна… – Глеб скуксился, словно глотнул лимонного соку.

– Вот видишь. Тебе противны мы, девицы.

– Вы мне не противны!

– Я же вижу. Это все очень подозрительно.

– И ты туда же, Юля!

– Нет, ну просто… А как же секс?

– Знаешь, вот этот вопрос меня абсолютно не волнует!

Я задохнулась от изумления.

Его не волнует секс, его – здорового двадцативосьмилетнего парня! Почему же я, замшелая старушка, день и ночь витаю в облаке сладострастных грез, представляя, как займусь сексом с Никитой – пусть он только вернется домой, мой рыцарь! Я уж не растеряюсь. С процентами верну себе удовольствия, недополученные во время командировки любимого.

Нет, ну ясно. У Глеба есть масса других забот – он отслеживает мировые модные тенденции, рыщет по бутикам в поисках новинок. Вряд ли секс может составить конкуренцию этим умопомрачительно интересным занятиям.

– Ну и потом… Я же честно пытался! – вздохнул Глеб. – Приглашал их в гости. И что? Подумаешь, секс… Я не знаю. Переживания, возня и в конце концов взаимные претензии. И эти девушки… Они тут же все разбрасывают и захламляют. – Глеб брезгливо сморщился. – А ты ведь знаешь, как красиво у меня в квартире.

Да. Очень красиво.

Этот, как его… Модерн с примесью ар-деко. А до модерна был хай-тек. Или наоборот. Не важно. Главное – и тогда, и сейчас на диваны садиться нельзя. А уж сексом на них заниматься…

Я оглянулась на единственный в моей однокомнатной квартире диван, измочаленный нашими с Никитой акробатическими трюками, а также не раз уделанный пришлыми младенцами… Пора бы его поменять. Нужно что-то более устойчивое и просторное. Чтобы…

– Поэтому ты, Юля, должна меня спасти. А моих родителей уберечь от инфаркта.

– А?

– Не отвлекайся, пожалуйста. Послушай меня! Я пока не знаю, когда приедут мои родители. Точная дата неизвестна. Мама сейчас в санатории. Но они твердо обещали. И когда они приедут, Юль, ты сыграешь роль моей девушки.

– Е! – крякнула я. – Ты спятил. Роль твоей девушки!

– Чего ты испугалась?

– Да у меня же Никита!

– Ну и что! – разозлился Глеб. – Никите ты все объяснишь! И мы же не по-настоящему. Так, мозги предкам запудрить.

– Слушай, я балдею. Опомнись! Нам же не по шестнадцать лет! Мы взрослые, ответственные люди. И что ты мне предлагаешь? Устроить спектакль?

– Ну а как еще доказать родителям, что я нормальный парень?

А разве он нормальный?! Его же абсолютно не интересует секс. Да ему в клинике лечиться надо!

– Не знаю, – покачала я головой. Затея казалась мне по крайней мере странной.

– Ну, пообнимаемся, помаячим у них перед глазами вдвоем… Я буду нежно убирать у тебя с шеи волосы и массировать плечи. Ну, как это делают влюбленные.

– Ага, влюбленные гомики. Именно они так и делают. Если судить по фильмам, – хмыкнула я. – Только этим и занимаются. Уж если ты собрался изображать из себя крутого мачо, то оставь в покое мои плечи и для начала смени имидж.

– Да! – возбужденно воскликнул Глеб. Он выбрался из кресла и стал стремительно прохаживаться по комнате, каждый раз притормаживая у зеркала и поправляя челку или наряд. – Ты абсолютно права! Я думал об этом! Мне нужно выглядеть более брутально. Вот смотри, я отпущу легкую щетину. Хорошо, согласись? Ну и поработаю с гардеробом. Прямые джинсы с эффектом застиранности, черный свитер, кожаная куртка с отделкой из волка – я уже приглядел такую. Абсолютно никаких украшений – ни-ка-ких!

– Разумно, – сказала я. – И еще забудь про шампунь. Не мой голову.

– Ты серьезно?

– Пару недель. Тебе это пойдет на пользу.

– Ужасно! Я только что прошел курс кератиновых масок! И что же? Теперь мои волосы погибнут?

– Они выживут, обещаю. И выкинь из ванной комнаты семьсот тридцать флаконов с бальзамами, скрабами и пенками, с помощью которых ты добиваешься исключительной гладкости кожи.

Глеб душераздирающе вздохнул – словно жертва, взобравшаяся на эшафот.

– А еще, мой друг, когда выйдешь на улицу, хорошенько поройся в клумбе.

– Зачем это?

– Чтобы привести ногти в порядок. Сделать их вид более жизненным.

Глеб задумчиво уставился на свои ногти. Наверное, прикидывал: а стоит ли игра таких неслыханных жертв – маникюр, волосы? Однако на другой чаше весов лежало душевное спокойствие и даже здоровье его родителей!

– Юля, значит, ты мне поможешь?

– Ладно, выкрутимся как-нибудь, – успокоила я несчастного.

Постоянно впрягаюсь в чужой воз.

Мало мне своих проблем?

– Я так тебе благодарен.

– Не благодари, я пока еще ничего не сделала. И потом, мы же не будем обманывать твоих родителей. Мы только слегка подкорректируем твой образ.

– Спасибо, Юля!

Я почему-то подумала о Фернане Магеллане. Вот он стоит на палубе флагманского галеона «Виктория» и вглядывается в безбрежную гладь океана. Камзол потерт, выбивающаяся из-под него батистовая рубашка давно утратила белизну – какое нескончаемое путешествие! Обветренное лицо, иссеченное ливнями и солеными морскими брызгами. Он сжимает руку в кулак – горизонт пуст, а ветер слишком легок и несерьезен, чтобы надуть до барабанной дрожи паруса и понести галеоны по волнам. Каменные скулы, решительно сжатые губы и взгляд человека, имеющего цель и мечту и готового подчинить своей железной воле тысячи людей…

Вот он – мужчина!

Суровый, сильный и увлеченный.

А не это чудо в перьях – мой друг Глеб. Ни щетина, ни фальшивая подружка под боком не придадут мужественности этому томному метросексуалу… Но что же делать! Ведь надо подумать о его родителях.

По телефону я честно рассказываю Никите, чем заполнены мои будни. Например, пообедала в ресторане с Кунгуровым (директор агентства недвижимости «Супер-Сити»). Пила шардоне с боссом, закрывшись у него в кабинете. Сидела у Вити (сосед), пока тот устанавливал мне программу на ноутбук. Играла в боулинг с Вербиным (владелец телекоммуникационной компании). Ходила на семинар в мэрию по приглашению…

Нет. Просто ходила.

Это был семинар для владельцев малого бизнеса. Я увидела в мэрии массу знакомых лиц – учитывая, какое количество бизнесменов жаждет дать интервью журналу «Удачные покупки» и засветиться перед читателями…

Мои подробные отчеты перед Никитой – женская хитрость, щедро приправленная кокетством. Я помню слова Нонны: клуши, добровольно заточившие себя в курятнике, никого не интересуют. И поэтому ненавязчиво напоминаю Никите, что его крошка нарасхват у мужчин. И в его отсутствие вовсе не киснет от тоски, а живет полной, насыщенной жизнью. Да, он сильно рискует, надолго оставляя меня одну!

Правда, если разобраться, то выяснится: за ресторанным столиком кроме Кунгурова сидели еще две дамы из его фирмы, а боулинг с Вербиным был корпоративным мероприятием. Но опустим детали, кому они интересны? Да уж, открывая дверь, вовсе не приходится сдвигать в сторону штабеля из тел поклонников – выход из квартиры и так свободен. Но пусть Никита немного поревнует.

А на семинар в мэрию меня позвал Андрей Холмогоров. Но Никите об этом ни слова. Про Холмогорова я почему-то молчу.

– Я попыталась узнать, какой пост вы занимаете в мэрии, – призналась я моему новому знакомому после семинара.

Холмогоров немного помолчал, а затем напустил таинственности.

– А почему тебя это интересует?

– Просто вас нет на официальном сайте мэрии.

– Ну, сайт же не обновляется каждые две минуты. Возможно, сведения о моей персоне еще не внесли. Хорошо, что сказала. Я напомню программисту.

– Так вы недавно работаете в мэрии?

– Юля, не слишком ли много вопросов?

– Профессия такая – везде совать свой нос.

– Очень хороший нос. Симпатичный. – С этими словами Холмогоров фамильярно щелкнул меня по хоботку.

Я попыталась возмутиться, однако не получилось: что бы ни делал Холмогоров, у него выходило так мило! Мне почему-то льстила его непосредственность в обращении со мной. Он словно обещал что-то такое, от чего сладко ныло сердце.

Не знаю что.

– Ладно, рассекречу данные. Работаю мелкой сошкой в департаменте социального развития.

– Мелкой сошкой? Почему-то не верится!

– Достаточно интимных вопросов, Юлия Бронникова. Я же не интересуюсь, в каком возрасте ты потеряла невинность.

– Тоже мне – тайна. Я ее вообще не теряла. Я девушка.

К чести Холмогорова, он удержался не только от гомерического хохота, но даже и от легкой ироничной улыбки. Что ж, так ведут себя настоящие джентльмены. Реальный джентльмен позволяет себе усомниться в словах леди только в том случае, если она, с трудом шамкая челюстью, признается, что ей двадцать пять. «Бог с вами! – тут же возразит джентльмен. – Девятнадцать, и ни минутой больше!»

– Чудесно, – сказал Холмогоров. – Значит, мне следует обращаться с тобой особенно бережно.

Что он имеет в виду?

…На днях Андрей Вадимович опять пригласил в мэрию – на торжественное вручение материнских сертификатов.

– Приходи, воробей, увидимся. Заодно, если захочешь, напишешь бодренький материальчик для местной прессы. О радужных демографических перспективах России.

А они очень радужные.

Несомненно.

Сертификаты с огромной помпой вручали молодым женщинам – с января начал действовать закон о материнском капитале. Особого восторга на лицах дам не читалось, скорее – удивление: наверное, они предпочли бы получить обещанные государством 250 тысяч рублей наличкой и сразу (а не с отсрочкой в три года) и тут же буйно стали бы тратить на памперсы, молочную смесь, ползунки.

– Ну а через три года точно дадут? – округлив глаза, шепотом поинтересовалась у меня одна из мамаш. Она убрала с порозовевшей от волнения щеки выбившуюся из прически рыжую прядь. На носу у юной мадонны толпились трогательные веснушки, а под глазами чернели круги от недосыпания. Одежда (несмотря на попытку выглядеть нарядно) свидетельствовала о жестокой бедности.

И как она решилась на второго ребенка?

Или даже на третьего?

Ведь материнский капитал за первого младенца не дают. Мы же не в Эмиратах, где при рождении детеныша государство сразу же открывает счет в банке и перечисляет на него десять тысяч долларов (недавно в газете вычитала). Зато у нас теперь дают сертификат! Тоже хорошо. Жаль, сразу использовать нельзя. А через три года, когда использовать будет можно, тоже особо не разгуляешься: потратить материнский капитал разрешается только на три определенные цели. В общем, как всегда, облагодетельствовали народ, со слезами радости натужно раструбили об этом во всех СМИ, удивляясь собственной щедрости. А в результате – пшик.

Да, мы не в Эмиратах. Очевидно, у нас нефти поменьше. Мы не такие богатые, чтобы автоматически открывать банковские счета для каждого новорожденного.

– Как вы думаете, не обманут? – повторила рыжеволосая девушка. – Или как обычно? Ой, такие деньги огромные! – Она прерывисто вздохнула. – Я и не мечтала. Прямо в роддоме сказали: дадут, мол, когда родишь. Здорово! И знаете, так разволновалась! У меня срок рожать был в середине декабря. А деньги – только тем, кто в январе разродится. Ну, или позже. Короче, две недели лежала бревном на кровати, не вставала, вздохнуть боялась. Ребеночка уговаривала – ну, посиди еще, малыш, не торопись. А то хренушки нам с тобой, а не двести пятьдесят тысяч. Всей палатой мы так лежали. Опупели, если честно.

– А я рожала не за деньги, – презрительно скривила губки другая приглашенная в мэрию мамочка. Ее глаза сияли небесной синевой, их цвет подчеркивала яркая туника, расшитая по краям рукавов и подолу золотом и бисером (ах, Нонне бы очень понравилось!). – Даже неприятно думать, что в моем желании родить второго ребенка кто-то увидит меркантильный интерес.

– Какой-какой интерес? – не поняла рыжеволосая девушка.

– Меркантильный, – повторила туника. – Надо страну сделать пригодной для жизни, а не кидать народу подачки. Точно-точно, именно так это и выглядит: словно собаке кинули подачку и тут же стали отгонять беднягу палкой – не трогай, мол, подожди три года…

Я посмотрела на Андрея Вадимовича. Он маячил на заднем плане, пока мэр города одаривал сертификатом и букетом хризантем следующую даму и расточал обаятельные улыбки. Сегодня Холмогоров был отнюдь не в ватнике – его костюм, подозреваю, стоил половину материнского капитала. Чиновник мэрии выглядел блестяще. Он давно избавился от богемной щетины, украшавшей его симпатичную физиономию во время лесного пикника. Твердый подбородок с ложбинкой, как у римского патриция, и красиво очерченный рот просились на рекламу дорогих сигар.

Стоп.

Нельзя засматриваться на посторонних мужчин!

Вечером Холмогоров завез меня домой на сверкающем служебном джипе, предупредительно распахнул дверцу и проводил до самого подъезда.

Не понимаю, почему я ни разу ни словом не обмолвилась Никите о знакомстве с этим типом?