Читать книгу Дилетант - Наталия Левитина - Страница 16

Ночь Олеся провела в кутузке и в полном одиночестве.

…Собранные в качестве урожая проститутки, к изумлению Олеси, перебрасывались игривыми замечаниями с арестовавшими их ментами. Девицы со вздохами потрошили свои сумочки, изымая из обращения валюту и рубли. Когда все леди были переписаны и избавлены от трудового заработка, их с шутками и прибаутками отпустили. А несчастная, обескураженная Олеся (ее наряд, кстати, в условиях ночи и на фоне неброских и даже вполне скромных костюмов девушек выглядел самой что ни на есть проституточной униформой) осталась наедине с двумя молодыми жлобами, капитаном и сержантом. До этого ее подняли на смех, когда она заикнулась, что является дочерью шлимовского мэра и попала в Южный Валомей случайно, что она гуляла в парке со своим ребенком, а на нее напали два пьяных парня, они выиграли в моментальную лотерею энную сумму и на все деньги купили шампанского, напились и… Стены отделения сотрясал гомерический хохот милиционеров и секс-наемниц.

– Что только не придумают эти новенькие, когда первый раз попадут в милицию, – хихикнула барышня справа от Олеси с изъеденными кариесом зубами. – Кончай гнать, родная!

– Дочка шлимовского мэра, – ухмыльнулся дежурный офицер. – А почему не московского? А я тогда кто? Племянник Черномырдина!

– Нет, правда, почему вы мне не верите? – тихо говорила Олеся, но всплески обуявшего всех веселья заглушали ее голос.

И вот она осталась единственной заключенной. Конечно, это был ее первый тюремный опыт.

– Можно мне воспользоваться вашим телефоном? – прошептала Олеся, не зная, чем прикрыть свои ноги, такие вызывающе голые.

– Мы не в Америке, – напомнил капитан, делая какие-то пометки в журнале. – Ну что, денег у тебя, я понимаю, за этот час не прибавилось?

Он с сомнением оглядел Олесину экипировку, осознавая, что спрятать на себе миллион долларов и злостно уклониться от уплаты подоходного налога задержанной красавице трудновато. А сумочки у Олеси не было.

– Давай топай в камеру. Утром разберемся, чья ты там дочка. Мэра или… – Капитан очень удачно, по его мнению, срифмовал и, гоготнув, остался чрезвычайно доволен собой.

– В камеру?! – содрогнулась Олеся. Ей представилось, что сейчас ее уволокут в зловонное плесневелое подземелье с мокрыми, скользкими стенами, ледяной водой по щиколотку, мокрицами и голодными крысами.

Но все оказалось не так страшно. Узкая, тесная камера могла похвастаться только тараканами, крысы бесславно пали жертвами недавней дератизации. Две обшарпанные скамьи тянулись вдоль стен.

– Отдыхай, бесприданница, – мягко и незлобно сказал молодой сержант, захлопывая за Олесей дверь. – Вась, а может, вообще отпустим ее, а? – крикнул он товарищу. В коридоре раздалось гулкое эхо.

– Пусть сидит, Костик, – явно зевая, ответил из-за угла капитан.

– Да и правда, – сказал Костя, – сиди уж. Куда ты сейчас в таком виде и без денег пойдешь? Обидит еще кто.

Дверь с квадратным окошком захлопнулась. Но через полчаса полуобнаженная прелестная дева начала яростно в нее колотить. То есть сначала Олеся стучала вполне интеллигентно, костяшкой указательного пальца, но никто не отозвался. И, промучившись минут двадцать, стала бросаться на дверь как пантера – она хотела в туалет, шампанское требовало эмиссии, желало участвовать в мировом круговороте воды, и терпеть больше было невозможно.

– Ты чего? – удивленно спросил сержант. Хрупкая малютка чем-то ему понравилась.

– Мне надо… в туалет, – с трудом выдавила из себя Олеся, краснея и опуская глаза. – Пустите.

– А-а… Ну, пойдем…

Когда ее снова водворили в камеру, Олеся с надеждой посмотрела на своего тюремщика, который казался вполне безвредным и даже симпатичным:

– Я есть хочу.

– Что? – опять удивился Костя.

– Я есть хочу.

О-хо-хо! Дома тотчас бы возникла заботливая Никитишна и принялась сервировать стол для обильного ужина. И дорогой папуля, пугаясь ее чрезмерной стройности, тоже постоянно подбрасывал молодым большие картонные коробки с дорогими деликатесами.

– Утром накормим, – пообещал сержант. – Доживешь?

– Вряд ли, – засомневалась Олеся, ощущая в себе ужасную пустоту, а в Константине – некоторое сочувствие.

– Ну терпи.

Олеся опустилась на деревянную скамейку. Но через минуту сержант появился вновь.

– На, – сказал он, протягивая, как обезьянке в вольер, половину бутерброда с сыром. – Больше у меня ничего нет.

На деньги, собранные в качестве мзды с проституток, можно было три дня заказывать в немецком шнель-ресторане обеды с доставкой – свиные ножки, копченые колбаски, филе лосося в сухарях. Но в данный момент у Константина был в наличии только презренный бутерброд, и он честно им поделился.

Утренняя прохлада, близкий стрекот кузнечика и первые робкие звуки еще не проснувшегося леса разбудили Татьяну. Она спала прямо на земле, доковыляв до какой-то опушки и без сил упав в густую траву.

Несмотря на все ужасы вчерашнего дня, утро в лесу было чудесно. Таня поднялась со своего цветочно-травяного ложа. Она подмокла от холодной росы, но этот холодок был приятен. Исполинская бабочка с бархатными узорчатыми крылышками попыталась сесть на ее нос. Таня засмеялась и, образованная девочка, тут же вспомнила хокку Мацуо Басе: «Бабочки полет / Будит тихую полянку / В солнечных лучах».

Полянка, ставшая для нее сегодня спальней, пробуждаясь, на глазах наливалась сочными красками и звуками. Пушистый полосатый шмель, озабоченно гудя, пролетел мимо. В далеких от земли кронах сосен играл ветер. Настроение было бы вполне до-мажорным, если бы не три бемоля, портившие всю картину: страх за Валерку, мысль, что она окончательно заблудилась, и чувство голода.

«Похитителя уже поймали, – неэффектно пыталась успокоить себя Таня, пересекая живописную поляну, всю в цветах, изумрудную, пурпурную, кукурузно-желтую, васильковую, и с удовольствием вдыхая свежий утренний воздух, – поймали, поймали! Валерка дома и не знает, куда деваться от поцелуев Олеси».

Россыпь мелких цветов привлекла Танино внимание. «Ой, земляника!» – радостно сообразила она и бросилась собирать ягоды. Красные капли на тонких плодоножках у самой земли не кончались, у Татьяны разбегались глаза. Завтрак был обилен, хотя и однообразен.

– Записывайте: Суворин Валерий Александрович, – начал свою речь случайный Машин информатор.

Маша удобно расположила на загорелых коленях толстенный блокнот и поставила на белом листе первую закорючку. Писала она как курица лапой, потому что привыкла печатать.

– Постойте, постойте, – сказала она Леониду Артуровичу. – Оставим милые подробности. Просто номер первый: Суворин. У вас кандидатов, наверное, штук двадцать, я к концу знакомства тронусь умом от обилия имен и отчеств.

– Как вам угодно, моя прекрасная журналистка, – безропотно согласился Леонид Артурович. – Номер первый: Суворин. Действующий мэр города. Бывший второй секретарь обкома партии.

– Возраст?

– Шестьдесят или близко к этому.

– Женат?

– А говорите, не надо подробностей.

– Жена – это не подробность, – нравоучительно заметила Маша. – Это или мобилизующий фактор, или раздражающий элемент, или катализатор психического расстройства, или друг и толчковая нога, или…

– Бог мой, какая экспрессия, Маша! – удивился Леонид Артурович. – Видно, с женщинами из категории чьих-то жен у вас особые отношения.

– М-да, – мрачно кивнула Маша. – Было дело. И не раз.

– Жена Суворина умерла лет восемь – десять назад. И с тех пор он не женился. Хотя умеет обращаться с женщинами. Они от него без ума.

– Почему же они от него без ума?

– Потому что он галантен, заботлив, не нуждается в деньгах и наделен властью. Шлимовские журналисты называют его Господин Ого-го.

– Бабник, что ли?

– Абсолютно, – отрицательно покачал головой Леонид Артурович. – То, что его прозвали Господином Ого-го, скорее относится к особенностям его речи, а не натуры. Просто он так говорит: «Мы ведь с вами ого-го!», «Ты у нас, Петрович, ого-го, так давай заканчивай ремонт трубопровода к концу недели. А то убью!» Вот так он обычно выражается.

Стюардесса проползла между креслами, толкая перед собой тележку с напитками и учтиво предлагая всем лимонад и пиво. Маша и Леонид Артурович взяли по бутылке.

– Понятно.

– Трудолюбив и компетентен. И потрясающе скромен в личных запросах.

– Да? Носки, что ли, меняет раз в неделю?

– Маша! – укоризненно покачал головой Леонид Артурович. – Суворин отказался от шикарного особняка и отдал его под детский санаторий.

– Представляю безумство прессы. Сколько слез умиления и восхищения пролили ваши местные журналисты по этому поводу!

– Само собой. А сам переселился в трехкомнатную квартиру в пятиэтажке.

– Он ведь живет один, я поняла?

– Да.

– Тогда мог бы и в однокомнатную. Да и пятиэтажка, я думаю, не панельная, а с мраморным подъездом и потолками в четыре метра.

– Возможно. Я в гостях у мэра пока не был.

– Ну а горожанами факт проживания мэра в обычной квартире расценивается как апофеоз гражданского мужества?

– Его в городе любят, скажем так, Мария. Запишите еще в блокнот, что при нем построены новая ТЭЦ, городская больница европейского уровня, отремонтированы дороги, введен бесплатный проезд для пенсионеров и студентов…

– Ваш драгоценный Суворин, я вижу, взрастил на ниве российской бедности, неустроенности, воровства и хамства шлимовский райский сад. И как это ему удалось? И голосовать, конечно, будут именно за него.

– Да. Я и не сомневаюсь, что мэром вновь станет он.

– Давайте дальше.

– Номер второй. Товарищ Елесенко. Пятьдесят два года. Возглавляет департамент экономики и планирования обладминистрации. Коммунист в собственном соку. Виртуозный демагог, гений софистики, оратор-самородок. Стабильный источник компроматов на всех и вся для шлимовской прессы. Постоянный оппонент и критик Суворина.

– У него наверняка тоже много поклонников. Вы сказали, что с членами КПРФ в городе проблемы нет.

– Нет, хотя Шлимовск и не входит в «красный пояс» России. Как владелец рейтинг-службы, сообщу вам: если судить по последнему проведенному нами опросу, Елесенко занимает второе место, идет с Сувориным, как ни странно, ноздря в ноздрю. Хотя что конкретно сделал он для города? Не припомню. Но… Харизматический лидер.

– Ох, ну без прилагательного «харизматический» обойтись сегодня конечно же нельзя.