Читать книгу Ищи меня за облаками - Наталия Миронина - Страница 3

Некоторые философы утверждают, что дружба иногда даже важнее любви. Что существование рядом (или даже вдалеке) верного, способного понять, простить, прилететь по первому зову на помощь человека – это гарантия полноценной жизни и основа душевного здоровья. К тому же наличие друга – это прекрасный повод отвлечься от собственных неурядиц и не погружаться с головой в свои проблемы. Ибо, как известно, долг платежом красен, и как бы неуместно меркантильно в данном случае ни звучала пословица, друзья действительно рассчитывают на симметричный ответ.

Надо сказать, что и здесь Инна Соломатина оказалась несколько в необычной ситуации. Она дружила очевидному наперекор.

А история началась на первом курсе института.

– Простите, а у вас нет лекций по психологии за самое начало семестра? – обратилась к Соломатиной светловолосая девушка из параллельной группы.

– Есть. Нужны? Правда, я хотела еще немного повторить… – ответила Инна.

Дело было в зимнюю сессию. Соломатина решила сдать все на «отлично». И не только из-за повышенной стипендии, но и чтобы доказать родителям, что выбор она сделала правильный. Соломатина все-таки пошла в медицинский. Только выбрала специальность психолога.

– Ну, денег, конечно, заработать можно. Но и с психами возиться стремно, – почесал затылок Егоров, узнав о ее решении.

А решение было принято Соломатиной внезапно, как ответ на давление родителей – те хотели, чтобы дочь занималась чем-то практичным. Например, гостиничным бизнесом. Инну тошнило от такой перспективы, тем более в современном мире можно было легко менять профессии и занятия. А вот получить серьезное образование вроде медицинского – это было по-прежнему нелегко. Особенно, если не было денег на платное отделение. Соломатина вышла из школы почти круглой отличницей, прекрасно сдала вступительные экзамены, но… Но кто-то, кто был ближе ректорату, занял ее место. Инна так расстроилась, что, набравшись наглости, позвонила врачу – тому самому, который советовал ей идти в медицинский и который лечил Федотова. Соломатина до сих пор не знала, что же повлияло на ее совсем беспросветную ситуацию – жалоба врачу и его возможные связи, осторожность институтских чиновников или что-то еще, но ее фамилия значилась в дополнительных списках.

– Не знаю, зачем тебе это надо, но поздравляю, – несколько отстраненно сказала мать.

Инна видела, что родители не ожидали успеха и теперь им даже досадно, что дочери их помощь не понадобилась.

– Мама, я сниму себе квартиру. Как только сдам первую сессию.

– Вот еще! Деньги лишние, что ли? И дома надо жить. В своей постели спать, а не… – вдруг возмутилась мать. А Инна только укрепилась в своем решении.

И вот первая сессия. И все зачеты сданы, и почти по всем экзаменам «отлично». Остался только один, завтра…

– Так я возьму твой конспект и пойду почитаю в библиотеку. – Однокурсница уже протянула руку к тетради.

– А? Да, конечно, – ответила Инна, – я уже все выучила, правда, две последние лекции пропустила… Но…

– Я быстро, – улыбнулась однокурсница, – буквально через пару часов отдам. У вас же сейчас консультации?

– Да, в 405-й аудитории.

– Вот и отлично, я прямо туда подойду.

– Договорились, – обрадовалась Соломатина. Она чувствовала, что эти две последние темы надо еще просмотреть.

Консультация была короткой, Инна освободилась раньше. Она устроилась на одиноком стуле в коридоре и стала ждать свой конспект. Прошел час, полтора, но никто не приходил.

– Слушай, там у вас такая есть белобрысая, с короткой стрижкой. Не видела ее в библиотеке? – спросила она у проходящих мимо знакомых с книжками.

– Кулько, что ли? – сразу отозвались те. Аня Кулько действительно была с совершенно белыми волосами, бровями и ресницами. Впрочем, общее впечатление от лица было приятным.

– Наверное, Кулько. Взяла конспекты, сказала, сюда подойдет вернуть.

– Нашла кого слушать, она давно у себя дома твои конспекты читает.

Соломатина разозлилась. Ее планы на учебу вечером нарушились. Оставался, конечно, учебник, но там было все размыто по главам, и на повторение уйдет больше времени. А экзамен завтра в девять утра.

Когда Инна закончила отвечать, Брыкалова Юлия Петровна тяжело вздохнула:

– Вы, Соломатина, сегодня на себя не похожи. Два вопроса и два плохих ответа. Если бы я вас не видела на лекциях и семинарах, если бы не знала, что у вас в зачетке стоят отличные оценки, я бы вам поставила «неуд». Но я вас знаю. Вы трудились в семестре. Поэтому «хорошо».

– Спасибо. – Соломатина от досады чуть не плакала. Она всю ночь просидела над учебником, повторяла до одури, понимая, что нужны конспекты. Брыкалова особенно внимательно следила за тем, насколько внимательны на ее лекциях и семинарах. «А все из-за этой дуры!» – подумала Инна, выйдя из аудитории.

– Ой, как неприятно! Как нехорошо, – проговорили откуда-то сбоку и взяли ее под руку. Соломатина дернулась, но руку не отпустила. Рядом стояла Аня Кулько.

– Что ж ты конспекты не принесла вчера? Мне как раз эти вопросы достались! – воскликнула Соломатина. Вообще-то она так злилась, что ничего не собиралась говорить.

– И что? Не сдала? – округлила глаза Кулько.

– Сдала. «Хорошо».

– Ух, ты! Здорово как!

– Мне надо было «отлично».

– Счастливая, я об этом даже не мечтаю. Я трояк схлопотала.

– Мне жаль, – сухо ответила Инна и наконец высвободила руку.

– Слушай, извини. Я на лекции почти не ходила, а у тебя так все толково… Ну, и зачиталась.

– Хорошо, давай конспекты, мне идти надо.

– А я забыла их дома, – распахнула глаза Кулько.

– Как забыла?!

– Так, а что, они нужны тебе? Я еще хотела позаниматься.

Соломатина озадаченно хмыкнула – какое-то нахальство, простота, наивность, и за всем этим ощущается напор.

– Слушай, Ань, мне нужны мои конспекты, потрудись их завтра же привезти.

– Так завтра же каникулы начинаются! Зачем они тебе? Да и я не собиралась в институт.

«Офигеть! – подумала Инна. – Не собиралась в институт!»

– И все же… – сказала Соломатина вслух. Уступать не хотелось. И потом что за дела такие?! Взяла, подвела, а теперь еще отказывается привезти.

– Слушай, ну, правда, каникулы же… – так же безмятежно протянула Кулько.

– Я буду во вторник на факультативе. Их не отменили на время каникул. Вот туда принеси, – проговорила Инна и, не слушая ответа, скрылась в туалете. Аня, слава богу, за ней не последовала.

Конспекты Аня не вернула. (Говорила, что потеряла, но кто-то сказал, что видел их у нее.) Соломатина чувствовала себя паршиво – тень Кулько словно преследовала ее теперь. Как-то так получалось, что она была всегда рядом или неподалеку. Соломатину это раздражало – она чувствовала себя одураченной. Кулько вела себя немного виновато, но при этом часто вынуждала Инну поступать так, как удобнее ей. Соломатина ощущала это несоответствие – манеры вкрадчивые, а хватка железная. Это бесило, раздражало, но как только она пыталась осадить назойливую приятельницу, так сразу просыпалась совесть. «Но она же больше ничего не сделала. И если действительно потеряла конспекты? А так, просто манера у нее такая. Может, комплексы. И потом, по-моему, она все время одна, ни с кем не дружит…» – думала Инна. И как-то, скорее из ложного чувства вины, чем искренне, предложила Ане сходить на выставку.

– Да, с удовольствием, – просияла та.

И Соломатина впервые за долгое время почувствовала себя комфортно. «Иногда нас делают созависимыми, – сказала однажды Брыкалова на своей лекции, – например, когда ставят в положение виноватого хозяина. В реальности вы не хозяин и уже тем более не виноватый. Но в вас культивируют это чувство». Соломатина вспоминала эти слова каждый раз, когда общалась с Аней Кулько. И только подавив в себе раздражение и пригласив ее на выставку, Инна почувствовала себя свободной. «А все очень просто – я выполнила свой долг. Я сделала приятно одинокому человеку. И мне от осознания этого хорошо. Ну, сходим в музей. От меня не убудет».

Они сходили в музей, и Соломатина забыла о всех претензиях к Ане. Та оказалась остроумной, начитанной и прекрасно знающей живопись. Вне институтских стен она вела себя свободно, спокойно, перестала заискивать и перестала настаивать на своем. От этого выиграли все.

– Здорово. Я ничего не знала об акварели. Оказывается, есть потрясающие вещи. В следующий раз надо в Третьяковку сходить, – решила Инна и сказала это совершенно искренне.

Аня Кулько тоже снимала квартиру, только в отличие от Соломатиной, это была мера вынужденная. Маленький городок, где проживали родители Ани, находился далеко. Москва для нее была не родным городом, а суровым местом испытаний.

– А я не парюсь. Я не долго буду в съемной хате жить. Я замуж за местного выйду, – сказала как-то Кулько Соломатиной.

– А представь, что его родители будут против тебя? Или квартира будет маленькая у них. И вам придется все равно снимать жилье?

– Так это его проблемы. Мужа, – улыбнулась Аня.

Соломатина еще раз удивилась нахальной беспечности и уверенности в себе.

В институте молодых людей было много, и на Аню внимание обращали. На свидания она ходила часто, только не больше двух-трех раз с одним и тем же парнем.

– Тебе никто из них не нравится? – удивилась Соломатина.

– Без перспективы, – лаконично отвечала Кулько.

– Что такое перспектива?

– Спокойная жизнь без геморроя.

– Выгодное замужество? – съязвила Инна.

– Что-то вроде. А эти все такие же, как и я.

«Отшивать» ненужных молодых людей Аня старалось грамотно. Чтобы никто не обиделся. Парни не обижались, но и в друзьях не задерживались. То ли дело Соломатина, к которой бывшие ухажеры приходили поделиться сердечным проблемами.

– Здорово это у тебя получается. Вроде расплевались, а смотри-ка – закадычный друг, – завидовала Кулько. – Это же очень удобно!

– Чем? – удивилась Инна.

– Если что, ты тоже за помощью обратиться сможешь.

– А, ну да, – протянула Инна и сказала себе, что вряд ли такое случится. Она и сама не понимала, как так получается. Что-то такое было в ее поведении, что людей не злило. Кстати, дружба Инны с Аней Кулько была предметом пересудов и сплетен. По институту ходила молва, что Кулько «выезжает» за счет подруги. Те же конспекты, шпаргалки, подтянуть по предмету, познакомить с нужным человеком – Соломатина без разговоров помогала всем, чем могла. Аня благодарила многословно, а когда наступал нужный момент, произносила фразу:

– Инка, ты не возражаешь, я с Семеновой потусуюсь – она обещала мне дешевый абонемент в бассейн.

Соломатина изумлялась такой постановке вопроса – она помогала подруге по сердечной простоте и благородству, взамен ничего не требуя. Кулько же хорошие дела держала за валюту. А дружбу считала что-то вроде отношений вассала и господина. Причем вассал иногда крутил господином.

– Ань, не глупи, – с досадой отвечала Соломатина.

Кулько исчезала на какое-то время, а потом опять как ни в чем не бывало подруги ходили по выставкам, театрам, гуляли по городу.

Инна привыкла к Анне, снисходительно относилась к ее хитростям, к ее стремлению воспользоваться отношениями и связями. Соломатина была великодушна, к тому же ей не пришлось покидать родной город и приноравливаться к волчьим законам столицы.

Так они и дружили. Даже после окончания института, когда пути их разошлись, Аня Кулько не упустила Соломатину из виду. Впрочем, их диплом и устройство на работу – это отдельная история, которая заслуживает подробного изложения.

К концу обучения в институте Инна Соломатина уже подрабатывала в одном из лечебных учреждений – она иногда вела беседы с пациентами, страдающими дислексией, то есть не способными сконцентрировать свое внимание. С точки зрения многих специалистов, это совсем небольшое отклонение от нормы, и часто люди, подверженные этому, делали успешную карьеру в самых разных областях. Соломатиной нравилась эта работа. Еще она консультировала в детских учреждениях и вела уроки для дошкольников с различными нервными заболеваниями. Все это было в рамках учебной практики, и руководитель курса Брыкалова не могла нарадоваться на любимую студентку.

– Очень хорошо. Я даже уже сомневалась, встречу ли такое рвение и такие способности!

Та же Брыкалова порекомендовала Инну в один из институтов.

– Знаете, там не только можно заниматься научной работой, но и принимать пациентов. А это дополнительный заработок, – прервав поток благодарностей, пояснила она Инне.

Соломатина была на седьмом небе от счастья. Больше всего она боялась остаться без работы – как такового распределения не было, каждый шел, куда мог, где были связи. Из всего курса она оказалась самой везучей.

Однокашник Егоров имел другое мнение на этот счет:

– Ты заработала это место. Головой и задницей. А также нервами своими. Ты же знаешь, как выгорают врачи твоей специальности!

Да, Инна знала. Но сейчас в самом начале пути ей казалось, что чем больше и чем чаще она будет практиковаться, тем лучше.

Подруга Кулько отреагировала иначе:

– О, везет же. Тебе ни о чем думать не надо. Ты и так москвичка, тебе все карты в руки.

Кулько ныла долго, практически беспрестанно. К тому же в доме у нее что-то стряслось, и она ходила в слезах.

– Прекрати волноваться, найдем мы выход из ситуации, – утешала ее Инна.

– Как? Как? Ты, что ль, работу мне дашь? – как-то по-собачьи кидалась Аня.

– Ну, почему же я, – терялась Инна, – ну, ты поищи, походи на собеседования…

– Издеваешься, да кто меня ждет?!

В таких истериках прошли два последних месяца учебы. А на третий месяц Соломатина, полная комплексом вины из-за своей удачливости, предложила:

– Аня, иди ты в этот институт. Я договорюсь, тебя возьмут.

Кулько, как всегда в таких случаях, выкатила глаза:

– Ты что?! Да я, да никогда…

Впрочем, сопротивлялась она вяло.

Брыкалова же в беседе с Инной кричала:

– Да не будьте вы, Соломатина, такой дурой! Эту вашу Кулько к профессии и близко подпускать нельзя. И не буду я за нее просить. Если не хотите туда идти работать – не ходите. Но не смейте пристраивать эту бездельницу!

Инне стало стыдно перед Брыкаловой и по-прежнему было жаль Аню.

Закончилось дело тем, что Инна вышла на работу, а через два месяца упросила руководство взять ассистентом Аню.

Еще через год место Соломатиной заняла Кулько.

– Я даже не понимаю, как это произошло! – оправдывалась она.

Инна ее не слушала, она не винила подругу, понимая, что решение приняли «наверху». А вот поверить, что к этому приложила руку Аня, Соломатина отказывалась.

Профессор Брыкалова позвонила Инне:

– Соломатина, от вас я не ожидала такого!

– Чего вы не ожидали? – возмутилась Инна. – Я не брала денег за консультации. Только за те, которые шли через коммерческий отдел.

– Послушайте, запомните, в психиатрии очень легко стать миллионером. Но и нищим тоже. А еще легко потерять профессию и друзей.

– Так можно сказать про абсолютно любую профессию, про любого специалиста, – возразила возмущенная Инна, – даже про сантехника.

– И все-таки запомните мои слова.

– Хорошо. – Инна поняла, что она ничего не докажет.

Так Соломатина осталась без работы. И без профессии. Без профессии, потому что устроиться по специальности у нее не получалось. Вроде бы встречали ее приветливо, цокали языками, видя диплом, но на работу не брали. Даже в школы и дошкольные учреждения, где всегда требуются детские психологи. Уже заволновались родители, видя, как мыкается дочь, уже Егоров примчался на помощь с деньгами и кучей вакансий от своих друзей, уже Брыкалова позвонила, обеспокоенная. И только Аня Кулько безмятежно ходила на работу и с каким-то удовольствием сообщала Инне все новости.

– Знаешь, мне совсем неинтересно знать, что там происходит, – не выдержала как-то Инна.

Кулько вытаращила глаза:

– Даааа?! А я думала, что интересно… Про тебя, кстати, там спрашивают все время.

Кулько старательно передавала сплетни, но молчала о том, что в разгар того самого разбирательства именно она, Аня, произнесла фразу, которая, похоже, решила судьбу Инны.

– Скажите, доктор Соломатина вела частные приемы? Она брала деньги с пациентов в обход кассы? Вы ее асситент, вы должны были многое видеть, – задали вопрос Ане.

– Ну, я не могу сказать точно, иногда доктор оставалась наедине с больным. А меня куда-нибудь отсылала, – отвечала Кулько.

И в этой лукавой полуправде-полулжи увидели сигнал. Инну уволили, даже не задав никаких вопросов.

Это были трудные времена. Трудные и несправедливые. И горько было от осознания того, что поступили несправедливо.

– Почему ты не хочешь разобраться во всем? – не успокаивался Егоров. Он спокойно перенес отказ Соломатиной от помощи, но сердился из-за ее мягкотелости.

– Ты пойми, это вопрос принципиальный, – отвечала ему Инна, – я не хочу оправдываться.

– Да причем тут оправдываться? Ты должна сказать, что тебя оклеветали.

– Да кто? Кому это надо?

– Кто сидит теперь на твоем месте?

– Глупости не говори! – Инна не возмущалась, она просто начисто отвергала эти домыслы. – А сидит Аня, потому что специалист с высшим образованием. Неплохой специалист. И, кстати, Брыкалова зря о ней так отзывалась.

– Ох, Соломатина, ты уникальный человек, – вздыхал Егоров.

Так время шло: Аня Кулько делала карьеру на чужом месте, Соломатина искала работу. Между собеседованиями она подрабатывала няней. Кто же откажется от няни с высшим образованием, с дипломом психолога, с хорошо поставленной речью и приятными манерами? А если учесть, что Инна всегда соглашалась задержаться, помочь, выйти в неурочное время, то потихоньку она обросла клиентурой и стала зарабатывать очень неплохие деньги. К тому же, верная своей ровной и спокойной доброжелательности, завоевала искреннее расположение родителей. И вот папы ее подвозили до метро или даже до дома. Мамы дарили ей духи, предлагали бесплатно сходить в дружественный салон или, стесняясь, вручали большой пакет:

– Вот, вы только не обижайтесь, это очень хорошее платье. Почти новое. Я пару раз его надела, а потом что-то поправляться стала…

Соломатина краснела и отказывалась. Слово «обноски» она не решалась про себя произнести, но фраза «с чужого плеча» тоже была неприятна.

– Ты странная, сама же ходишь в «секонд-хенды», – как-то сказала ей мать, – а тут люди искренне. Ну, действительно, она поправилась, а платье лежит, его жалко. Продавать – рука не поднимается, лень и все такое. Человек от души предлагает.

Инна задумалась, и вскоре уже Аня Кулько завистливо разглядывала ее платье.

– Да, круто! Это же известный бренд! – проговорила она и тут же добавила: – Правда, вот пуговица на волоске висит. Вообще, эти богатые тетки ни фига не чувствуют момента. Ну, коль жертвуешь, так приведи в порядок.

Соломатина дернулась от слова «жертвуешь», но тут же рассмеялась:

– О, мне кажется, что вскоре вообще перестану покупать одежду.

И увидев досаду на лице подруги, вдруг почувствовала удовлетворение. Такое с Соломатиной случалось редко, но Аня как-то уж очень явно ее подколола, да и о ее работе отзывалась пренебрежительно.

Теперь Аня Кулько, позабыв о том, как помогала ей Инна, вдруг загордилась. Она с апломбом рассуждала о ситуации в институте, делала далеко идущие выводы. И вообще вела себя заносчиво. И встречаться они стали реже, а если встречались, то именно Инна жертвовала своим временем или делами. А Кулько могла запросто сказать:

– Ты с ума сошла?! Я не могу в середине недели куда-то ходить – у меня работа, не забывай, мне рано вставать! Я не могу опаздывать, я все-таки небольшой, но начальник.

И Соломатиной со всеми этими «я» никак не удавалось забыть, каким образом ее подруга превратилась в начальника.

Как-то поздно вечером раздался телефонный звонок. Инна, уже лежавшая в постели, перепугалась. Но звонила совершенно незнакомая женщина.

– Извините, мне ваш телефона дала Людмила, – произнесла она.

– Да, слушаю, – ответила Инна.

Людмила была мамой четырехлетнего Валерика, которого воспитывала Соломатина три раза в неделю. Мальчик был приятный, умненький, но очень нервный. Инна с ним уставала, но не отказывалась от него. Ей было очень интересно применять на практике полученные знания по психологии. Людмила, мать мальчика, да и его отец, молились на Соломатину. Она каким-то образом умела влиять на настроение мальчика и, более того, умела заставить его читать, рисовать и вообще хоть минут двадцать обойтись без суеты и мельтешения, беготни. Людмила предупредила, что Инне будет звонить их знакомая, потому что ей очень нужен совет.

– Людмила дала вам самые лучшие рекомендации. Она такое рассказывала! Она говорит, что Валерик уже знает буквы и может читать сам. Вот и нам сейчас нужна помощь. Но проблема в том, что мы должны уехать с мужем, а с дочкой остается бабушка. Вы не могли бы пожить у нас в доме, присмотреть за нашей дочкой, помочь бабушке в воспитании. И вообще, понаблюдать за Светой.

– Света – это ваша дочь, – сказала Инна, вспоминая недавний разговор с Людмилой.

– Да, а к работе приступать надо с понедельника. Мы улетаем через несколько дней.

– Но я должна с Валериком заниматься…

– Я с Людмилой договорилась. Она вас отпускает. Если вы, конечно, согласитесь. Вы не волнуйтесь, мы хорошо оплатим вашу работу – понимаем, что психологам достается самое тяжелое. Мы вам премию выплатим. И понятно, завтраки, обеды, ужины – все у нас, за наш счет. Вам будет предоставлена отдельная комната. Вы сможете высыпаться, и вам не надо будет никуда ездить.

– А где вы живете? – насторожилась Соломатина.

– Ближнее Подмосковье, – ответила женщина и назвала один из элитных пригородов.

– Я даже не знаю… – засомневалась Инна. Ей не хотелось что-то менять. Потом чужой дом. Но… Но с другой стороны, практика. Хорошая практика. Рано или поздно это пригодится. К тому же платят отлично. Во всяком случае, обещают.

– Я вас очень прошу… – в голосе собеседницы появились умоляющие нотки.

– Ну, ладно, если вы договорились с Людмилой, – сдалась Соломатина.

– Ох, огромное спасибо. Мы просто были в отчаянии – на одну бабушку и на обычную няню Светочку оставить нельзя.

– Я постараюсь сделать все возможное, – осторожно пообещала Инна, – но вот бабушка и няня… Можно ли будет с ними договориться, чтобы они слушались меня? Иначе, боюсь не справиться с задачей.

– Обязательно распоряжусь, – поклялась собеседница и добавила: – За вами заедут.

– Да я сама доберусь.

– Еще чего, не хватало этого… Наш водитель в понедельник с утра будет у вашего подъезда. Давайте адрес.

Так Соломатина оказалась в одном из богатых поселков неподалеку от станции Раздоры.

Первое впечатление было смешанным – огромный дом был красив, охрана в фуражках с блестящими и невнятными кокардами вела себя почтительно, но требовательно. Машину с водителем и Соломатиной не пропускали до тех пор, пока начальник привратницкой не созвонился с кем-то в доме.

И огромный холл, и комнаты, разбегающиеся по обоим крылам дома, умопомрачительная люстра – все это было впечатляющим, но Соломатина отреагировала только на картины. Две, расположившиеся по сторонам от центральной лестницы, были огромными и изображали морские батальные сцены. Картины были старыми, это понимала даже Соломатина, совершенно не разбирающаяся в искусстве.

– Это настоящие? – шепотом спросила она у водителя, который провожал в комнату бабушки.

– А то! На аукционе покупали, так говорят, – тихо ответил он.

Бабушка Светы занимала маленькую комнатку на втором этаже. В этой комнате было точно так, как было в комнатах пожилой соседки по пятиэтажке, где Соломатина снимала квартиру. Шкаф-стенка с собраниями сочинений и остатками древней посуды, никакой значимости не имеющей, ракушка, когда-то привезенная с моря, и посеревший коралл оттуда же. А еще здесь было удобное кресло из советского гарнитура «Олеся». Под ногами, закрывая дорогой пол, лежал ковер ивановской фабрики. Соломатина слегка опешила.

– Да, представьте, все отвоевала с боем, когда переезжала к внучке. Я привыкла к этим вещам, – произнесла полная старуха. – Меня зовут Софья Петровна. А вы психолог Инна. Я все уже знаю, сейчас вам покажут вашу комнату, вы устраивайтесь, переодевайтесь. У нас здесь полно комаров, как ни стараются обрабатывать дом и участок. И мы с вами пойдем пить чай в беседку.

– А как же Света? – улыбнулась Инна.

– А ее привезут вечером. Она сейчас верховой езде учится. Папа ей лошадку подарил.

– Так рано? Она же маленькая еще!

– К спортивной и светской жизни приучают с младых ногтей, – закатила глаза Софья Петровна. – У меня-то свое мнение на сей счет.

– Какое же? – Соломатиной важно было узнать точку зрения домашних на воспитание девочки.

– Нужно учить читать, писать, плавать. Потом занятия рисованием и музыкой.

– Грамотно, – согласилась Инна, – первые три позиции – основа гармоничного развития. Остальное, можно сказать, вторично. Но родители порой считают иначе. Но мы не будем спорить с ними. Мы постараемся смягчить удар родительских амбиций по ребенку.

– Это вы хорошо сказали. Родительские амбиции бьют по детям, – вздохнула Софья Петровна.

Через час они сидели в беседке, пили чай и беседовали. Пожилая женщина нравилась Соломатиной. В рассуждениях отсутствовала возрастная нетерпимость, не было родственных сплетен и явно чувствовалось доверие к тому, что будет делать Инна.

– Знаете, я считаю, что хороший детский психолог не повредит. Дети сейчас впитывают такое количество информации, страшно становится. И совершенно непонятно, что с этим делать, как понять, что повлияет на ребенка.

– Не волнуйтесь, мы справимся. Тем более что, как я понимаю, серьезных проблем у Светланы нет. А ее нелюдимость мы победим. Думаю, что проблема в какой-то мелочи. Мы ее на свет вытащим и обезвредим.

Софья Петровна только вздохнула.

Так, с этого чаепития, началась работа Инны в этом доме. Соломатина порой себе не верила – жила она с комфортом, прекрасно питалась, у нее было свободное время и водитель в ее распоряжении. Но больше всего ей нравилась работа. Девочка, за которой она наблюдала, с которой занималась, была славной. Практически без проблем. За одним исключением: она совершенно не переносила общество других детей и не могла свободно общаться со взрослыми. Соломатина начала с того, что расспросила бабушку Софью Петровну и успела переговорить с уезжавшими родителями. Выводы делать было рано, о чем честно сказала Инна.

– Так, сразу я затрудняюсь ответить. И даже найти способ повлиять на девочку. Мне надо пообщаться с ней, понаблюдать за ней. Надеюсь, на это уйдет не очень много времени.

– Мы согласны на все! – произнес отец.

Соломатина заметила, что в присутствии мужа мать девочки немногословна. Видимо, глава семейства был действительно главой в широком смысле слова. Но диктатором он не был. Не был он и груб и ни разу за эту неделю, которую они все прожили под одной крышей, не вспылил.

– Мой муж много и тяжело работает. Но он очень сдержан.

– А вы? – улыбнулась Инна.

– Я стараюсь.

– Девочка случайно не была свидетелем ваших ссор?

– Да нет у нас ссор, – пожала плечами мать, – правда. У нас нормальная семья. Несмотря на деньги.

– Это хорошо, – вздохнула Инна. Она сталкивалась с людьми, для которых норма была далека от нормы.

– Я в присутствии мужа немного робею, – стесняясь, проговорила мать девочки.

– Почему же?

– Я только школу окончила и сразу замуж вышла. А муж у меня очень образованный. И его мама…

– Софья Петровна?

– Да, она долгое время была против брака. Хотя сама человек нормальный. Не высокомерный.

– Но вы чем-то же занимаетесь? Кроме дочери и дома?

– Да, у меня сеть ателье. Мне это нравится…

«Да нет, дело не в семье. Семья адекватная. Во всяком случае, на первый взгляд. Но надо еще понаблюдать», – подумала Инна и приступила к работе.

Дни летели, и как-то она получила длинное письмо от родителей Светланы. Те просили ее остаться еще на месяц. Дела требовали их присутствия за границей. Соломатина, которая уже добилась небольших результатов, без колебания согласилась, и дело было не только в прекрасных условиях, которые ей здесь обеспечили, но и в проблеме, с которой столкнулась семья. Инна во что бы то ни стало решила добиться стопроцентного успеха – Света была нормальным ребенком, не отставала в развитии, прекрасно вела себя в доме, но полностью менялась в присутствии чужих людей. «Скорее всего, ее чересчур опекали, своего рода изоляция. Такое бывает», – пришла к выводу Инна и разработала свой план занятий с девочкой. Чтобы проверить себя и не совершить непоправимых ошибок, Инна позвонила своему бывшему руководителю Брыкаловой.

– Соломатина, вы – няня?! – Та чуть не упала в обморок.

– Да, и мне пока нравится. Тем более я не просто няня. Я – детский домашний психолог. Ну, что-то вроде того…

– О господи! Ладно, приезжайте, рассказывайте, что там у вас… – согласилась преподавательница.

Брыкалова посмотрела план работы с девочкой Светой и одобрила его.

– Вы всегда были молодчиной. Умеете работать. И может, это ваше… – задумчиво произнесла она, потом внесла незначительные коррективы в план действий, а в завершении разговора добавила: – Кстати, у вашей Кулько в скором времени будут проблемы на работе. Вы знаете об этом?

– Нет, – помотала головой Инна.

Она действительно давно не общалась с подругой. Впрочем, точно сказать, кто из них не общался с другой, было сложно. Соломатина старательно выживала, Кулько делала карьеру, заняв место Инны. Но вся проблема заключалась в том, что Аня Кулько работать не умела. Или не хотела. Там, где требовались терпение, усидчивость, прилежание и просто тщательность, Аня проявляла нетерпение и раздражительность. Она с удовольствием перекладывала решение проблем на плечи своих немногочисленных подчиненных. Те работали как могли, но спрашивали с начальства, то есть с Кулько. И тогда в отделе начались конфликты – Аня устраивала разборы полетов. Но всем было очевидно, что прежде всего виновата сама Аня, что ей стоило вникнуть в поставленную задачу, проследить за выполнением, проверить итоги. А тут еще случилась беда с документацией. Этим Аня тоже предпочитала не заниматься. Там, где у Соломатиной всегда был порядок, теперь царила полная неразбериха. И однажды Аню Кулько вызвали к начальству.

– Анна Александровна, вы единственная не сдали отчеты за прошлое полугодие. Понятно, заниматься вопросами психологии – не дебеторскую задолженность подсчитывать, но и у нас есть свой документооборот. Пожалуйста, решите все эти проблемы в вашем отделе…

Затем начальство намекнуло на возможные жесткие меры. Чем вызван был такой поворот, было не очень понятно, но именно этот случай имела в виду Брыкалова, когда рассказывала Соломатиной о ее подруге.