Читать книгу Счастье за три дня - Наталия Миронина - Страница 2

Наши воспоминания порой обманчивы, порой вообще не имеют ничего общего с прошедшей реальностью. Еще мы обожаем сочинить то, что нам удобно предъявить себе и окружающим по истечении солидного срока. «Я никогда не умела считать! У меня по математике еле-еле тройка была!» – восклицают дамы, когда их спрашивают, почему превышен лимит на банковской карте. Обычно муж не верит таким пассажам, но, главное, оправдание найдено.

Дина Васнецова предпочитала быть честной. Она старалась не лукавить и не утверждать, что школьные годы – это лучшие годы ее жизни. И при этом она всегда подчеркивала, что именно в старших классах появились те черты характера, которые определили всю ее дальнейшую жизнь.

До шестого класса ей в школе вообще было неинтересно. Все, что они учили, читали и о чем им рассказывали, она знала. Ее бабушка всему научила, все прочитала и все рассказала. Это, впрочем, не отменяло троек и двоек в ее дневнике. Но плохие оценки были свидетельством невнимательности и неусидчивости, а вовсе не отсутствия знаний. Так сказала учительница маме. Дина сама это слышала. И когда кто-то из родителей делал ей замечание, она особо не расстраивалась.

В седьмом классе, когда за лето она выросла из всех своих платьев и школьной формы, все очень изменилось. Во-первых, в школе появились новые предметы и новые учителя. Учебники стали увлекательными, как художественные книги, и на уроках появилось больше свободы. Дина вдруг поняла, что в школе может быть очень интересно. Она стала лучше учиться, подружилась с девочками и стала принимать участие во всех школьных мероприятиях. До седьмого класса она редко смотрелась в зеркало, равнодушно носила то, что велела мама, а свои рыжие волосы заплетала в тугие косы.

В седьмом классе Дина обнаружила, что она выше почти всех мальчиков в классе. И девочек, кстати, тоже. «Ну и кобыла ты стала!» – сказал ей Аркаша Пилюгин, ее вечный сосед с парты позади.

«Сам ты конь!» – отмахнулась Дина и тут же рассмеялась. Пилюгин, когда он вытягивался и распрямлял плечи, доходил ей всего лишь до подбородка. Дина на первом же уроке внимательно рассмотрела одноклассников. Мальчики были ужасно смешными – казалось, что все они остались на второй год в шестом классе. «Малыши-крепыши!» – подумала Дина, и тут ее взгляд упал на того, кого она никогда не замечала. Не замечала, потому что мальчик никогда ни в чем не участвовал, – он приходил за пять минут до звонка и уходил сразу после уроков. Он почти ни с кем не общался и никогда не оставался после уроков, что бы в классе ни происходило. Классная руководительница ему иногда делала замечания, но таким тоном, каким когда-то сказали про Дину: «Она очень способная и много знает, но неусидчивая и невнимательная!» То есть эти замечания в какой-то степени были похвалой. Дина Васнецова уже тогда различала подобные оттенки. Еще в этом мальчике была какая-то особенность – он не задирался, не обзывался, не хулиганил на переменах, не имел этой дурацкой манеры обрушить свой портфель на голову соседа. Этот мальчик всегда был аккуратно причесан, чисто одет, и вместо портфеля у него была папка. Внешне мальчик был очень домашним. Но никто и никогда не пытался проверить его на «слабо». Его не задирали и не дразнили. «А как можно его дразнить? – подумала Дина. – К нему не прицепиться. Он же очень правильный. Прямо-таки идеальный». Сама Васнецова подвергалась преследованию со стороны разгильдяев. В шестом классе к ее прозвищу Рыжая-бесстыжая, добавилось Кривляка. Последнее особенно было обидным. Ее стали так называть после того, как учительница литературы Майя Леонидовна вызвала ее к доске, после ответа поставила «отлично», но добавила: «Только не кривляйся!» Дина удивленно пожала плечами и опять получила замечание: «Да, да, вот не надо кривляться».

После этого ее дразнили Кривлякой довольно часто. До тех пор, пока в седьмом классе Кривляку не вытеснило прозвище Каланча.

На Кривляку Дина хотела пожаловаться маме, но не стала. Мама бы еще и отругала. «Сама виновата, повод дала. Значит, кривляешься у доски. Учительница не станет просто так говорить», – наверняка сказала бы она. Поэтому Дина старалась не обращать внимания на обидчиков. На уроках литературы была подчеркнуто серьезной. Но это происходило не потому, что Дина боялась учительницу. Дина наблюдала за ней. И вскоре поняла, что Майя Леонидовна, судя по всему, не любит только ее, Дину Васнецову. «Жаль, мне нравятся ее уроки. Рассказывает так интересно», – огорчилась Дина.

Как уже говорилось, Дина Васнецова много читала. Выбор книг был порой неожиданным – и, конечно, не из школьной программы. Это оказывались их «домашние» книги и то, что печаталось в журналах. Журналы девочка таскала тайком от мамы – та не приветствовала чтение «взрослой» литературы. Да, Дина порой не все понимала, но что-то откладывалось в голове, и в следующий раз, встретив то или иное рассуждение уже в другой книге, она начинала сопоставлять и анализировать прочитанное. Родители и бабушка всегда советовали ей думать. Это было любимое выражение в семье: «Умей думать». И касалось оно всего – ответа на задачи по алгебре, образа Герасима в повести Тургенева «Муму» или выбора платья в театр. И Дина начала думать. Итогом ее размышлений о своем поведении на уроках литературы стал небольшой скандал.

В тот день класс пережил пару тревожных минут, пока учительница выбирала жертву.

– Васнецова, к доске, – прозвучало наконец.

И все с облегчением выдохнули. Никто не сомневался в том, что Дина урок знает. И к тому же знает гораздо больше того, что написано в учебнике, а потому, очень может быть, остальных опросить не успеют.

– Так, напиши нам развернутый план сочинения на тему «Природа в произведениях Паустовского», – потребовала учительница, – а потом будешь отвечать.

Дина встала, одернула форменное платье и, на ходу надевая очки, вышла к доске. Пока Дина бойко стучала по ней мелом, класс расслабленно перешептывался, а учительница раздавала тетради с проверенным домашним заданием.

– Итак, Васнецова, готова? – спросила наконец Майя Леонидовна.

– Готова. – Дина положила мел и вытерла пальцы носовым платком.

Платок пах мамиными духами. Кто-то учуял запах и хихикнул:

– Роза-мимоза!

– Тихо, – пресекла учительница. – Давай, Васнецова, отвечай.

Дина откашлялась и громко стала рассказывать о красотах Мещерского края и о том, как писатель Константин Паустовский сумел их описать в своих произведениях. Дина Паустовского не любила, но некоторые его смешные милые рассказы ей читала в раннем детстве мама, и Дина помнила, как уютно было слушать на даче эти книжки. Говорила Дина долго и обстоятельно, тщательно придерживаясь плана, который написала на доске. Закончила она свой ответ словами:

– Я творчество Паустовского не люблю, хотя это, конечно, очень большой писатель.

Майя Леонидовна подняла брови:

– Все, Васнецова? Ничего больше не хочешь добавить?

– Нет, – Дина пожала плечами.

Она рассказала гораздо больше, чем было написано в учебнике.

– Жаль, жаль, – учительница прошлась по классу, – надо бы «пять» поставить, но…

– А почему нельзя «пять» поставить? – удивилась Дина. – Я все рассказала…

– Дело в том, что ваше отношение к творчеству писателя никого не интересует! – Майя Леонидовна повернулась к притихшему классу. – Ваша задача не точку зрения вырабатывать – на это есть критика. Вам надо назубок выучить то, что понадобится в восьмом и десятом классах. То, что вам потребуется рассказать на экзаменах. Школа – это важный этап подготовки к поступлению в институт. И уже сейчас надо думать об этом.

– Так еще четыре года до поступления-то! – проговорил кто-то с задней парты.

– Это очень мало, – учительница обернулась к говорившему, – это – ничего. А объем большой. Не умничайте! Просто учите то, что действительно надо знать назубок.

Дина, по-прежнему стоящая у доски, покраснела. Она не умничала. Она рассказала, что знала. А знала она больше, чем все остальные в классе. И почему она должна была молчать? Что такого она опять сделала? Девочка вдруг почувствовала, как ее бросило в жар. Она поняла, что щеки ее сейчас стали пунцовыми. И вся она, со своими рыжими волосами, горит, точно огненный шар.

– Майя Леонидовна, я не умничаю. Я читала про Паустовского не только в учебнике. И его произведения я читала. И мне мало что понравилось. Кроме некоторых рассказов. И просто об этом сказала. Я не умничаю.

Класс замер. Майя Леонидовна обернулась к Дине.

– Ты умничаешь, а сейчас еще и кривляешься. Не надо строить из себя взрослую. Ты не барышня еще, ты ученица седьмого класса. Не забывай об этом.

– Я не забываю. И я не кривляюсь. И не умничаю. Я веду себя так, как… – тут Дина почувствовала, что подступают слезы. «Хорошо бы сейчас в слезах выбежать из класса! Я бегу по коридору, волосы развеваются… – неожиданно подумала она, – так в кино показывали. Точно! Фильм “Доживем до понедельника”…»

Была бы Дина постарше, она бы осознала анекдотичность ситуации и признала все же некоторую правоту Майи Леонидовны. Дина не умничала, но все же что-то изображала. Но она была всего лишь девочкой четырнадцати лет, а потому растерянно произнесла:

– Как я себя вела, так и буду вести. У меня есть родители, они пусть меня и воспитывают. А вы, Майя Леонидовна, лучше литературу преподавайте.

Тут прогремел звонок, и Дина, не дожидаясь разрешения покинуть место у доски, пошла собирать портфель. Учительница литературы, красная и надутая, бросилась что-то помечать в журнале. Губы ее были поджаты. «Так ей и надо – пусть не лезет!» – с тоской подумала Дина. Она знала, что ее ожидает буря.

– Быстрей давай, а то на алгебру опоздаешь, – вдруг услышала она.

Дина обернулась и увидела того самого мальчика. Самого воспитанного, самого спокойного в их классе.

– Я не пойду на алгебру, – буркнула Дина, – я домой пойду, все равно родителей вызовут.

– Хорошо, – пожал мальчик плечами, а потом добавил: – У меня есть твой телефон. Я позвоню тебе?

– Звони, – махнула рукой Дина.

Ей хотелось как можно быстрее выбраться из школы. Было противно и стыдно из-за своей несдержанности.

Буря грянула. Мама отчитала Дину за плохое поведение.

– Ты что себе позволяешь?! Ты кто такая, чтобы так разговаривать со взрослыми? Ты понимаешь, что это – учительница? Человек взрослый, образованный и умный, который желает тебе добра.

– Откуда ты знаешь, что она желает мне добра?! – вскинулась Дина. – Откуда ты это знаешь? А мне кажется, она терпеть меня не может! И специально все это делает. Она могла мне все сказать наедине, а не при всем классе. Она унижает меня!

– Знаешь, ты не забывайся! – взвилась мама. – Тоже мне, пуп земли!

Дома ее не поняли. В школе классная руководительница сказала:

– Дина, ты постарайся принять к сведению, что не всегда за резкими словами скрывается недоброжелательность. Иногда человек так выражает обеспокоенность. И даже заботу. Майя Леонидовна хотела, чтобы ты и к экзаменам была готова, и чтобы отвечала хорошо… И…

«И не кривлялась…» – угрюмо подумала Дина.

Объясняться с классной не хотелось, да и не умела Дина этого делать.

Вскоре ее отпросили с уроков – мама дала Дине записку.

– Хорошо, я поняла, эти три дня пропуски ставить не буду, – сказала классная руководительница, – быстрей возвращайся.

Дина с мамой и папой уехали в дом отдыха. Уехали просто так, посередине недели, словно так и надо. В доме отдыха было пустынно – немного взрослых, совсем немного дошколят и пара ровесников Дины. Те тоже были с родителями. Мама тут же решила взять все под контроль.

– Познакомься, Дина, – сказала она, – это дети наших коллег. Вы можете собираться в холле, у телевизора. О чем-то поговорить. А днем надо быть на воздухе. Вот аллея, там можно гулять.

Но Дина знакомиться не захотела. Она слонялась по корпусу, читала старые газеты в библиотеке, иногда разговаривала с мамой.

– Пойми, все эти твои обиды – форменная ерунда, – как-то воодушевленно сказала мама.

Дина заметила, что маме нравится здесь отдыхать – вокруг были знакомые, которые все время спорили о чем-то умном, смеялись над странными шутками и даже хором пели песни. Мама, улучив свободную минуту, по-прежнему весело реагировала на замкнутость Дины:

– Ты забудешь об этом происшествии через полгода. Надо о деле думать прежде всего. А дело – это институт. Да, далеко еще до экзаменов, но время летит быстро. У тебя как с одноклассниками? Дружишь с кем-нибудь?

Девочка уныло кивала – ей совсем не хотелось рассказывать, что ее в классе обзывают и что противно делать вид, будто бы ей это все равно. И что ее подруга Ира записалась на танцы, а ей ничего не сказала. И не очень понятно, подруги они теперь или просто соседки по парте. В эти три дня Дина извелась, потому что приходилось делать вид, что весело, приходилось отвечать на вопросы, как учеба в школе, рассказывать о книгах, которые читала, и о том, куда же она будет поступать после окончания школы. Обо всем об этом спрашивали отдыхающие здесь коллеги родителей, а ответы бодрым тоном подсказывала мама.

Уже на обратном пути, в автобусе, мама наклонилась к Дине:

– Вот, ты передохнула. И теперь давай с новыми силами принимайся за учебу. И чтобы больше никаких историй.

Вечером того же дня Дина горько расплакалась, стоя в ванной и глядя на себя в зеркало. В руках она сжимала зубную щетку, к которой сползал полосатый червяк зубной пасты.

На следующий день Дина встала рано, не стала заплетать косы, а сделала из рыжих волос тугой пучок. Еще она залезла в большой шкаф и достала оттуда новенькие замшевые туфли. Туфли привез папа из-за границы, и они считались «выходными». Дина решительно выложила из мешка старую сменку и положила туда замшевые туфли. Еще она тихонечко залезла на мамину полку и подушилась капелькой духов. После этого Васнецова пулей вылетела из дома. Он шла к школе и старалась согреть руки. Дина давно заметила, что, когда она волновалась, пальцы у нее становились ледяными. Почему она так переживала, отчего чувствовала себя так неуверенно, неизвестно. Но, подойдя к дверям школы, сердце она не чувствовала.

– А, Два-К пожаловала, – раздался голос сзади.

– Почему – Два-К? – растерялась Дина.

– Каланча-кривляка! – расхохотался мелкий и противный мальчишка. На него в классе никто не обращал внимания – такой тихоня-троечник. Дина рассвирепела: «Нашел слабее себя? Других не трогает! А меня, значит, можно!»

Васнецова с силой стукнула поганца портфелем. Тот растерялся и полез было в драку, но тут появился завуч Григорий Семенович:

– Васнецова, прекрати бить мальчика, – сказал он сурово.

– Я больше не буду, – скороговоркой выпалила Дина.

– Вот и хорошо, иди на урок, – порадовался ее покладистости завуч.

Завуча Дина уважала – он никогда не устраивал головомоек и был справедлив. Дина сняла плащ, надела новые туфли, поправила волосы, собранные в пучок, и поднялась на третий этаж к кабинету географии. Девочки встретили ее восклицаниями, мальчики смешками. Дина прошла к своему месту, достала учебник, тетрадь и контурные карты. Она искала в портфеле карандаш, когда кто-то остановился рядом с партой.

– Дина, вот, возьми. Это задание на сегодня. Я тебе сделал, – перед ней стоял тот самый вежливый и воспитанный в классе мальчик. Который просил разрешения позвонить ей и не позвонил.

– Олег, зачем? – спросила растерявшаяся Дина.

– Сегодня по ним спрашивать будут. Я тебе все разрисовал и заполнил. Прямо смотри и рассказывай.

Дина покраснела:

– Охота же была тебе возиться…

– Это ерунда, я и так все время рисую.

– Спасибо, Бахметьев, – пробормотала Дина. – Но все равно пристанут, что это не я сделала.

– А ты не говори никому, – произнес Олег, развернулся и направился к своей парте.

А Дина, пораженная его поступком, замерла, глядя на контурные карты.

Прозвенел звонок, и соседка Ира толкнула ее:

– Что это Бахметьев около тебя вертелся? Он же такой у нас гордый, ни с кем не дружит, ни с кем не ходит. А тут вдруг к тебе пристал.

– Он не пристал. Он мне карты сделал контурные, – сказала Дина. И вдруг почувствовала, как изменилось ее настроение. Она посмотрела в сторону, где сидел этот самый Олег Бахметьев, и все, что происходило с ней в последнее время, показалось сущей ерундой. «Он очень симпатичный. И воспитанный. И нарисовал для меня эти дурацкие месторождения марганца. А завтра на литературе я по новому материалу расскажу такое, что Майя просто сдохнет от злости!»

В этот день она влюбилась в Олега Бахметьева.

…Фотография – это якорь прошлого. Как-то уже совсем взрослая Дина нашла и старый цветной снимок – она в очках, с рыжей косой, одетая в клетчатый плащик, держит портфель. Из портфеля торчит огромный букет сирени. Дина долго и с удовольствием разглядывала себя. Она была очень симпатичной девочкой с серьезными глазами. Почему же так неуверенно и так беспокойно она себя чувствовала в школе? У нее были друзья, она нравилась Олегу Бахметьеву и еще одному мальчику из параллельного класса. Но как звали того, второго, ей не вспомнить уже никогда, а вот Бахметьев…

В тот год апрель выдался теплым, а май и вовсе жарким. Раздевалка стояла пустой, только пара курток, невесть кем-то забытых, болталась на вешалках. Этим курткам Дина очень порадовалась – за ними можно было спрятаться и незаметно проследить, когда Бахметьев войдет во двор школы. Его путь до дверей занимал минуты три, а это означало, что через три минуты Дина должна была быть в вестибюле у дверей и делать вид, что спешит в класс. Она так уже проделывала раз пять. И каждый раз, встречая ее, Бахметьев улыбался. И обязательно говорил:

– Я думал, тебя на углу у мастерской встречу.

Была у них рядом «ключная» мастерская, в которой, наверное, все ученики сделали ключи взамен утерянных.

А Дина в ответ на это небрежно говорила Бахметьеву:

– Привет, по-моему, я опоздала…

– Нет, еще пять минут, – неизменно отвечал Олег. Он был чрезвычайно пунктуален.

Дина закатывала глаза и устремлялась вперед. В класс они входили перед самым звонком, и создавалось впечатление, что в школу они пришли вместе. Недели через три многие стали шептаться.

– Ты что, в Бахметьева влюбилась? – спрашивала подруга Ира.

– Ничего я не влюбилась, – отмахивалась Дина, – он так себе. Ничего особенного.

– Почему же, высокий. И на наших мальчишек не похож. Знаешь, он как бы взрослее остальных.

«Ирка права. Он – другой. Не похож ни на кого из наших. Интересно, куда это он ездит так часто?» – гадала Васнецова. Она сама видела, как мальчик садится на автобус, уходящий в сторону метро «Динамо».

Вообще, жизнь Дины несколько изменилась – она как бы подчинилась теперь распорядку Олега Бахметьева. В школу Дина теперь приходила, чтобы успеть пересечься с ним у дверей. Уходила она сразу после уроков, хотя до этого была не прочь прошвырнуться с Иркой по окрестным улицам, слопать мороженое и перемыть кости старшеклассницам. Среди них были красавицы, которые уже вовсю бегали на свидания. Дина и Ирка с любопытством наблюдали за ними и даже знали места их встреч. Еще они любили побродить по близлежащим магазинам, посмотреть бижутерию и примерить туфли в обувном. Теперь Дина летела домой – ведь Олег не задерживался ни на минуту после уроков, но обязательно замедлял шаг у «ключной» мастерской в надежде, что его нагонит Дина.

– Гулять после уроков пойдем? – как-то спросила Ирка.

– Не-а, – мотнула головой Васнецова, – не могу.

– Ты что? Обиделась на что-то? – наконец догадалась Ирка.

– Почему же, – улыбнулась Дина, – ты вот по вторникам на танцы ходишь, у меня тоже дела теперь свои есть.

– Так я и думала, – надулась Ира. – Я же не виновата, что прошла по конкурсу. Там в студию конкурс был.

– Ты бы мне сказала, и я бы на конкурс поехала. И, может быть, тоже прошла, – парировала Дина, а потом снисходительно приврала: – Не обижайся, у меня просто занятия английским. И езжу я к переводчице, которая только из Англии вернулась. Она мне произношение ставит. Понимаешь, не важно знать много слов, важно правильно их сказать. Чтобы поняли.

Ира пожала плечами – она чувствовала, что подруга хитрит. А Васнецовой было некогда обращать внимание на кого-то, ей было важно как можно больше узнать о Бахметьеве. И она с проворством гончей занялась этим.

Во-первых, Дина выяснила, что они с Олегом – почти соседи. Во всяком случае, домой им по дороге. Во-вторых, Дина узнала, что Бахметьев учится рисовать. Учится серьезно – ходит в художественную школу. Поэтому и не остается никогда после уроков. Оказалось, что Олег получил какую-то грамоту за пейзаж с осенним лесом. Васнецова не была сильно пронырливой, с вопросами к окружающим приставала аккуратно. Мальчик этот ей очень нравился, она чувствовала в нем какую-то необычность и нечто такое, что вызывало уважение. В нем была независимость и спокойствие. Он вел себя как взрослый. А вот его внешность тогда была для нее неважна. Главное, что он обратил на нее внимание и поддержал в том конфликте с Майей Леонидовной. Это уже потом она поймет, что Олег Бахметьев красив сдержанной мужской красотой. Она увидит, что глаза у него синие в темных ресницах. Что улыбка делает его спокойное лицо очень обаятельным.

Где-то в середине мая, торопясь в школу, Дина выскочила из дома налегке. Светило солнце, и день обещал быть теплым. Пройдя половину пути, она замерзла и поняла, что придется вернуться за курткой. Васнецова посмотрела на часы и кинулась в обратный путь. Чтобы не опоздать, она решила срезать и пройти через дворы соседних домов. И каково же было ее удивление, когда она нос к носу столкнулась с Бахметьевым.

– Ты что здесь делаешь? – удивилась она, ловя воздух ртом. – Между прочим, звонок через пять минут, а еще до школы добежать надо.

– А что ты делаешь,? Ты же уже в школу шла… – проговорил Олег.

Васнецова густо покраснела:

– Я замерзла, я за курткой вернулась. Меня мама после уроков просила съездить за продуктами. А похоже, будет пасмурно.

– Пошли за твоей курткой. – Олег повернул к дому Дины.

Васнецова, у которой только что от холода зуб на зуб не попадал, стала мокрой, как мышь. Она попыталась пригладить выбившиеся из косы волосы и неуверенно попросила:

– Ты только внизу у подъезда подожди, я быстро…

– Конечно, – спокойно ответил Бахметьев.

В этот день они опоздали вместе. Но видеть их вдвоем было так всем привычно, что никто и внимания уже не обратил. Только классная руководительница сказала:

– Быстрее, вы потеряли десять минут, а у нас сегодня контрольная.

Дина наклонилась к тетради и тайком глянула в сторону Бахметьева. Тот украдкой смотрел в ее сторону.

В школу они теперь ходили вместе, встречаясь в проходном дворе. По дороге они разговаривали обо всем на свете.

Обычно в конце года устраивался традиционный праздник. И этот раз не стал исключением. Руководители и родительские комитеты всех трех седьмых классов активно подготовились: собрали деньги, закупили угощение. В актовом зале установили столы с белыми клеенчатыми скатертями, а также стереосистему с динамиками. Из-за музыки, под которую планировали танцевать, пришлось повоевать с завучем Григорием Семеновичем, но большинство исполнителей удалось отвоевать. В конце концов, вовсю шла Перестройка, появились кооперативы, в том числе и те, что торговали звукозаписями.

– Мама, на вечер я надену джинсовую юбку и красные туфли с перепонками, – накануне за ужином сказала Дина.

– Ну что за манера в этой джинсе везде ходить! Это же прощальный вечер, надо быть нарядной, – ответила мама.

– Нарядной нельзя, мы с Иркой отвечаем за угощение, а это значит таскать тарелки, резать колбасу… Можно испачкаться. Лучше так, как будто в рабочей форме, – ответ Дина заготовила заранее.

– Ну, если в рабочей – тогда иди в джинсовой юбке. Не платье же шифоновое венгерское надевать! – согласилась мама.

Васнецова ликовала. Она будет самой модной! Джинсовую юбку из вареной джинсовки привез маме кто-то из знакомых из-за границы, она была «родная», не кооперативная. Туфли на небольшом каблучке со множеством перепонок они купили в ГУМе. Если к этому добавить футболку с изображением Эйфелевой башни – будет отличный наряд для вечеринки.

Улучив минутку, Дина позвонила подруге Ирке:

– Ир, я тебе могу дать свою клетчатую жилетку. Я в юбке пойду и в футболке.

На другом конце провода раздался ликующий возглас, потом подруга шепотом спросила:

– Дина, сейчас выйти можешь? Дело есть. Срочное.

– Хорошо, ты тогда тетрадь по алгебре прихвати, я скажу, что мне у тебя надо прошлое задание переписать.

– Прихвачу!

Они встретились на углу дома, у зарослей сирени.

– Так, смотри, что у меня есть. – Ира показала пачку сигарет.

– Ну… – Васнецова явно не оценила.

– Завтра можно будет покурить. Понимаешь, все эти детские развлечения поперек горла уже. – Ира вздохнула. – Мы взрослые. А у нас все лимонад «Буратино» и песочные пирожные.

– Вкусно же, – задумчиво ответила Дина, – хотя лимонад и бутерброд с колбасой еще вкусней.

– Дура ты, Васнецова! При чем тут бутерброд! Поесть и дома можно. Я завтра шампанское принесу и сигареты. И устроим самую настоящую вечеринку!

– Спятила! – ахнула Дина. – Шампанское в школе?! Да еще и сигареты!

– Мы сначала потанцуем, пирожных этих самых поедим, а потом свалим к Савиной. У нее родители работают посменно. Там и покурим, и шампанское выпьем. Васнецова, ты понимаешь, что мы в восьмой класс переходим?! То есть вообще все по-другому будет. Я, например, хочу из школы уйти.

– Как уйти? – перепугалась Дина. – А образование?!

– А пойти в училище – это не образование?! Я хочу и деньги зарабатывать, и учиться. Но мне тогда никто ничего не скажет, я самостоятельной буду.

Васнецова вздохнула – ее мятежность до таких горизонтов не распространялась. Ей в школе нравилось. Особенно теперь, когда она обнаружила там Бахметьева.

– Ты вообще-то курила когда-нибудь? – спросила она Ирку.

– Курила, – уверенно кивнула Ирка. – Ну, немного. Раз или два.

– Давай попробуем? – предложила Дина.

– Прямо сейчас? – Ирка удивилась.

– А что тянуть? Там много, на завтра хватит, – смело сказала Дина.

– Нужны спички.

– Да есть спички. – Васнецова вытащила маленький нарядный коробок.

– Ого, – ахнула Ирка, – какие красивые, у нас таких нет.

– Они и не наши. Они из Италии. Папа привез зачем-то. Как будто у нас спичек нет, – небрежно проговорила Дина.

На самом деле спичечные коробки папа Дины собирал. Он из каждой поездки привозил по несколько штук и складывал в пустой аквариум. Дина этот коробок стащила, чтобы подарить Бахметьеву. Она не знала пока, как это сделать, но на всякий случай таскала спички с собой.

– Здорово. Итальянские спички, – протянула Ирка, разглядывая коробок.

Дине показалось, что она тянет время.

– Ир, давай закурим, – настойчиво сказала Васнецова и отобрала у подруги пачку. Надорвала слюду, вытащила фольгу. Повеяло табаком.

– Хорошие сигареты, пахнут, – весомо сказала Дина.

– Ну да, – кивнула Ирка, неумело пытаясь прикурить.

Наконец она справилась с огнем, вдохнула табачный дым и, как полагается, закашлялась.

– Что-то першит в горле, – пожаловалась она, держа сигарету в растопыренных пальцах.

– Ага, – кивнула Дина, – першит. Поэтому репетиции всегда нужны. Хороши бы мы были завтра – две кашляющие курицы.

В этом проявились первые зачатки характера взрослой Васнецовой. Позже ее девизом станет «Сначала научись!». Но это будет потом.

А тогда Дина внимательно рассмотрела тлеющую сигарету, потом осторожно затянулась. В голове стало просторно. Пальцы она сложила вместе, чтобы рука казалась изящной.

– Ладно, вроде все понятно. Удовольствия мало, зато красиво. – Дина еще раз затянулась, почувствовала тошноту и отбросила сигарету. – А кто еще к Савиной идет?

Васнецова хотела узнать о Бахметьеве, но напрямую спросить не решалась.

– Ну, все наши. – Ирка имела в виду их классный кружок. – Мы с тобой, Паневецкая, Сторожева. Из мальчишек Сашка, Димка, Мутовкины, оба брата. Как же без них. Кто-нибудь еще попрется. Да, Бахметьева, понятно, как всегда, не будет. Он же у нас деловой и индивидуалист – в жизни класса не участвует.

Произнося это, Ира внимательно смотрела на Дину. А Дина сосредоточилась на мизинце правой руки. И молчала.

– Ну, он никогда не любил собираться компанией, – наконец протянула она с ленцой.

– Да он даже на вечер классный не идет, – воскликнула Ирка, – а мог бы. Все-таки седьмой класс заканчиваем. Конец года, опять же традиции. Весь класс будет, а Бахметьев, понимаете, у нас исключение!

– Да и фиг с ним. Пошли, уже поздно, мне еще алгебру делать. – Дина пыталась скрыть отчаяние.

Все померкло, и даже этот теплый майский вечер сделался вдруг неуютным. Васнецовой захотелось домой, где были все свои, где так тепло и надежно. Еще ей хотелось плакать. Отчего – она сама пока не понимала. Ну, не из-за Бахметьева же, который не придет на вечер. Так он никогда ни на какие вечера и не ходил. Ирка права.

Дома пили чай.

– Садись, у нас блинчики с малиной, – сказала мама.

– Не хочу. Я и так толстая, – буркнула Дина.

– Не глупи. У тебя все нормально. И кость у тебя тонкая. В меня, – мама вытянула худую и очень красивую руку.

Дина завистливо вздохнула. Несмотря на то что мама была самой пожилой из всех мам учеников Дининого класса, она была очень хороша – люди на улицах оглядывались на нее. Мама была худой, очень высокой и всегда выглядела так, словно надела обновку и демонстрирует ее окружающим. В маме была парадность – она никогда не выглядела усталой или небрежной. А еще мама умела покупать хорошие вещи. Большую часть гардероба себе она приобретала в «Детском мире». Оттуда были джинсы, футболочки и блузки в мелкий цветочек.

Дина вздохнула.

– Что это ты? – мама внимательно посмотрела на нее. – Год закончился, считай. Ну, оценки могли быть лучше, но так тоже вполне прилично. Завтра повеселитесь. Кстати, хочешь, возьми мою красную джинсовую куртку. Подойдет. Раз туфли красные…

Дина была бы на седьмом небе от счастья. Если бы знала, что завтра будет Бахметьев. А так… Даже роскошная куртка не изменила ее настроения.

– Понимаешь, завтра столько надо будет сделать… Я бы даже не пошла, но мы с Иркой накрываем столы, – пробормотала она.

– Ну, как знаешь, – пожала плечами мама и занялась своими делами.

В школе надо было быть в четыре часа дня. Дина пришла без пятнадцати пять.

– Ну, как всегда, мы тут бегаем, а она еле идет! – набросились на нее девчонки. – Бери нож, колбасу режь!

Васнецова принялась лениво делать бутерброды. Куража у нее не было, предвкушение, с которым она еще вчера утром собиралась на вечер, исчезло. Она автоматически резала колбасу на тонкие кружочки и сокрушалась – учеба закончилась. Завтра уже нет уроков, надо только зайти в школу за учебниками, которые выдадут для восьмого класса. Значит, она с Олегом не встретится до самой осени…

– Пошел вон отсюда! – внезапно закричала Дина. Это юркий Петрухин выхватил из-под ее руки колбасу.

Ирка оглянулась на нее:

– Ты чего это такая?!

– А что он лезет под руку?! – зыркнув на давшего стрекача Петрухина, рявкнула Дина. – У меня же нож! И сожрет все еще до начала. Надо же, какой наглый.

– Брось, – примирительно проговорила Ирка, – хватит всем.

– И колбаса эта такая пахучая… Копченая? Кажется, я сама вся прокоптилась!

– Между прочим, отличная колбаса. Финский сервелат. Мама Ионкиной доставала. – Ирка взяла со стола бутерброд и стала его есть. – Я голодная, – объяснила она Дине.

– Да и фиг. Я не останусь долго, – махнула рукой Дина. – Я уйду, у меня дела. И потом – что тут делать?! Мальчишки все сплошь уроды. Знаешь, они же безмозглые. Вон, посмотри, как носятся. А выделываются – ну клоуны малолетние.

– Вовсе не все уроды, – не согласилась с подругой Ирка. – Вот, например, Волобуев…

Дина посмотрела на тощего Волобуева, который возился у музыкальных колонок. И фырк- нула:

– Прическа ему эта не идет.

У Волобуева были коротко обстрижены затылок и виски, а длинная челка вздыблена и уложена набок этаким козырьком. И потому голова Волобуева напоминала киоск «Союзпечать» – у тех тоже такие козырьки были. О чем Васнецова не преминула сообщить Ирке.

– Слушай, сейчас все так носят, – ответила та. – Вот и Дэвид Боуи тоже. На фото видела? Он точно с такой же прической.

– Ну, если сам Дэвид Боуи, – иронично протянула Дина.

– Кстати, Волобуев будет у Савиной, – как бы между делом сообщила Ирка, – сам напросился. Я не звала.

– Тебе он нравится? – сощурилась Дина.

– Ну, – пожала плечами Ирка, и стало ясно, что Волобуев ей нравится.

– Я не пойду к Савиной, у меня дела… – произнесла Дина, но возмущенная Ирка ответить не успела – заиграла музыка. Кто-то распустил тяжелые портьеры, воцарился полумрак, и по стенам забегали блики от зеркального шара.

– Дорогие мои! Все торжественные речи мы уже произнесли! – сказала появившаяся откуда-то классная руководительница. – Сегодня у нас праздничный вечер! Пусть он запомнится вам. На следующий год вы будете уже совсем большими и начнете свой путь к решающим событиям в вашей учебной жизни!

Все захлопали. Потом к микрофону подошел завуч. Тот тоже был лаконичен:

– Веселитесь, но помните – без излишеств. И не разнесите школу!

Опять все захлопали, засмеялись и, почувствовав свободу, двинулись к столу. Дина взяла в руку стакан с минералкой и отсела в сторону. Она решила, что подождет минут пятнадцать и незаметно уйдет домой.

Ирка тем временем распоряжалась:

– Так, ребята, садитесь. Места много. Бутерброды, пирожные, а на том конце стола конфеты!

– Пожрать не главное, главное – выпить! – сострил кто-то.

– Выпить? Вон лимонад и минералка, – указала рукой Ирка, – а чай в буфете, он еще открыт.

– Это все детям.

– Фу… тоже мне – выпить… – принялись подкалывать друг друга мальчишки.

Впрочем, еда действительно интересовала всех мало. Музыка играла громко, ноги сами двигались ей в такт. И вскоре большая часть ребят уже оказалась в центре зала. У стола оставались редкие единицы, и в основном это были девочки, которые исправно ходили на все вечера, но редко когда танцевали. Они сидели группками, рассеянно улыбались, делали вид, что оживленно что-то обсуждают, или срочно поправляли что-нибудь в одежде или прическе. Так они маскировали свою невостребованность у одноклассников. На их лицах было написано одновременно ожидание и пренебрежение к происходящему. Втайне каждая из них ждала, когда кто-то пригласит ее на танец. Войти же в общий круг, который плясал под разухабистую музыку, они стеснялись. Васнецова в глубине души такую позицию презирала. Она считала, что бездействие наносит урон репутации. «Человека должны знать!» – сказала она как-то Ире, которая отказывалась выступить на общем школьном собрании. Сейчас Дина сумрачно посмотрела на кучкующихся девиц из параллельного класса и раздраженно хмыкнула.

– Что вы сидите, идите танцевать! Там же здорово, – сказала она с видом умудренной жизнью девушки.

– Ой, да я ногу натерла… – начала одна из них, и Дина поняла, что уговаривать безнадежно.

Васнецова допила воду и почувствовала голод. «Съем-ка я бутерброд!» – подумала она и, сделав из двух бутербродов один, уютно устроилась в кресле.

«А и хорошо, что Бахметьев не пришел! Спокойнее. Можно расслабиться. И за народом понаблюдать. А колбасу мать Иониной вкусную достала. Это точно!» Дина потянулась за добавкой, и в этот момент раздался голос Олега:

– Привет! Ты танцуешь?

Васнецова подняла голову и ответила с набитым ртом:

– Да, вот только бутерброд доем.

Олег улыбнулся и присел рядом.

– Тебе принести воды? Или лимонада хочешь? – спросил он светским и при этом очень естественным тоном.

– Нет, – проглотила последний кусок Васнецова, – мне бы руки помыть. Я вся как эта колбаса.

– Музыка закончится, а руки можно салфеткой вытереть. – Бахметьев разговаривал с ней, как с маленькой.

– Хорошо, давай салфетку.

Вмиг салфетка оказалась в Дининой руке. И уже в следующий миг девочка встала из кресла.

Бахметьев спокойно взял ее за руку. Он вообще все делал уверенно и спокойно. У него была какая-то взрослая выдержка. Вот и сейчас, он обнял Дину за талию и повел в гущу танцующих. Дина, затаившая дыхание, потому что ей казалось, что она пропахла сервелатом, подчинялась беспрекословно. Она только боялась, что Бахметьев ее о чем-то спросит, ей придется ответить, а от нее будет пахнуть все той же колбасой. Дина готова была убить себя за свой аппетит и недальновидность. «Поверила, что он не придет! Кому поверила? Ирке! Она же всегда ерунду всякую болтает!» – проносилось у нее в голове. Краем глаза она видела изумленные лица однокашников. Молва об очень замкнутом, почти таинственном и воспитанном Бахметьеве шла по всей школе. Он никогда и нигде не бывал с классом, ни в чем не участвовал, не был замечен в шалостях, про него не ходили сплетни, и он сам их не передавал. Он был выше всего… И вот – пожалуйста! Сам Бахметьев пожаловал на танцы. И это не все! Он пригласил Васнецову!

Дина видела, как Ирка страшно гримасничает, пытаясь выразить и удивление, и недоумение. Дина чуть не рассмеялась, глядя на рожи, которые корчит подруга. От мальчишек тоже не укрылось произошедшие, но те «сохраняли лицо».

Танец они дотанцевали в полном молчании. Когда стихла музыка, Олег подвел Дину к месту, где застал ее с бутербродом.

– К Мутовкиным подойду, они что-то хотели, – сказал Бахметьев и отошел от Дины.

А к ней тут же подлетала Ирка:

– Вот это да! Пришел! И танцует!

– Ну, танцует, – небрежно ответила Дина, хотя сама еще не опомнилась от неожиданного явления.

– Интересно, – Ирка огляделась, – народ в шоке! Ты посмотри, как Симакова смотрит на тебя. Сейчас съест.

Все знали, что Симаковой из 7-го «Б» нравится Бахметьев.

– Ну, так пусть пригласит его, – хмыкнула Дина, а у самой от мысли, что Олег может еще с кем-то танцевать, свело скулы.

– Так, слышишь, сейчас опять медленный танец, ты будь на виду. Не уходи. Посмотрим, что Бахметьев будет делать! Ой! К нам идет! – зашептала Ирка.

– Я и не ухожу. Вижу, что к нам идет. И тихо ты, – одернула ее Дина.

Ирка волновалась и чуть ли не подпрыгивала.

– Ир, привет, – вежливо сказал Олег и обратился к Дине: – Пошли потанцуем.

– Да, пошли, – улыбнулась Дина.

Она наконец почувствовала себя уверенно. Они опять танцевали молча, под пристальными взглядами остальных. Дина судорожно искала темы для разговора, но ничего найти не смогла. Так, медленно переступая с ноги на ногу, они протанцевали второй танец.

Потом все долго скакали под пение Адриано Челентано и еще кого-то, с высоким противным голосом. Когда объявили медленный танец, Дина спряталась в гущу подруг. Она хотела посмотреть, как поведет себя Олег. Тот подошел к углу, где расположились девочки, и долго всматривался в плотно стоящую группу. Потом, заметив Дину, воскликнул:

– Ну, ты даешь! Еле отыскал!

Его слова прозвучали музыкой для Васнецовой и приговором для тех, кто питал хоть какие-то иллюзии относительно Бахметьева.

– Я здесь, – сказала Дина и улыбнулась ему.

Как специально, играла самая любимая мелодия Дины. Патрисия Каас пела песню «Если ты уйдешь». Дина, держащаяся до этого достаточно чопорно, вдруг расслабилась и придвинулась к Олегу. Она уже не держала его за плечи, а обнимала за шею. Бахметьев на минуту замер, а затем точно так же обнял Дину. Они почти стояли на месте, над ними плыл зеркальный шар, и не было на свете людей счастливее. Дина, повзрослев, будет часто вспоминать этот момент, и, что удивительно, через годы она пронесет каждую мелочь, каждую деталь этого танца.

– Ты где будешь летом? – спросил вдруг Бахметьев.

– Я? – очнулась Дина. – Я буду в Москве, потом в Тучкове, на даче, а в августе… А в августе куда-нибудь поедем. С родителями.

– А я уеду на все лето. Так надо. Сначала с художественной школой. Потом меня возьмут на раскопки. Я давно хотел.

– Жаль, – проговорила Дина. Отстранилась немного и сказала: – Знаешь, мы собираемся у Савиной. Так, посидеть, поболтать. Шампанское… Пойдем с нами?

– Не могу. Я уже завтра уезжаю. Мне еще собраться надо. Я тебе позвоню.

– Хорошо, я буду ждать, – вздохнула Дина. Бахметьев был обязательным – он обещал, и он звонил. А первый раз позвонил именно тогда, когда Дины не было дома – она уезжала на три дня отдыхать. Хорошо, что тогда ей было все равно, – а сейчас Дина обиделась бы, что Олег попросил телефон и не позвонил. Как все меняется…

– …Расскажи о раскопках? – попросила Васнецова.

– Когда?

– Да хоть сейчас. Пойдем на лестницу. Там уже никого нет, даже дежурные ушли. Осталась охрана, но они не любопытные.

– Пойдем. – Едва закончилась музыка, Дина и Олег вышли из актового зала.

Они просидели в укромном углу на лестнице третьего этажа пару часов. Они бы и дальше сидели, но прибежала запыхавшаяся Ирка и заорала:

– Идиоты вас ищут, и школу сейчас на ночь закроют! А нас Савина ждет, там уже ребята собрались!

Дина и Олег церемонно попрощались под любопытствующим оком Ирки.

– Значит, я позвоню? – спросил Олег.

– Да, поздно вечером. Мы же сейчас у Савиной будем.

– Хорошо, – ответил Олег.

– Господи, да пошли уже! – затеребила их Ирка.

Савина жила в небольшой квартире, окна которой выходили прямо на школу. Когда Васнецова с Иркой позвонили в дверь, за ней раздались гул и крики.

– Шампанское у меня, поэтому и орут, – пояснила Ирка, показывая на свою спортивную сумку.

– Я бы сейчас покурила, – сказала Васнецова.

На душе у нее была сплошная элегия. «Он танцевал только со мной! Он пришел из-за меня! И он будет звонить!» – думала Васнецова и ощущала себя на седьмом небе.

Собравшиеся девочки поглядывали на Дину с завистью. Из всех трех седьмых классов она единственная, за которой открыто ухаживал мальчик. Причем ухаживал почти по-настоящему – с танцами, провожанием и серьезными разговорами. Ни от кого не укрылось, как Дина с Бахметьевым ушли с вечера. Дине была приятна эта исключительность. Она мельком глянула на себя в зеркало, которое висело в прихожей, и нашла себя очень хорошенькой. И действительно, медно-рыжие волосы слегка растрепались, глаза, чуть подкрашенные тушью, казались большими. Хотя на самом деле глаза у Дины были маленькими, а ресницы короткими. Из-за чего она очень переживала. Впрочем, сейчас она даже и не вспомнила об этом.

Дина пошла на кухню, где уже хозяйничали Савина и Ирка, в углу возился с чем-то Волобуев. «Сдался Ирке это Волобуев! Тощий и все время суетится. То ли дело Олег!» – высокомерно подумала Дина.

– Так, фужеров мало, в чашки нальем! – скомандовала Ира, и один за другим раздались два хлопка.

– У нас две бутылки шампанского!? – спросила Дина.

– Три, – самодовольно ответил Волобуев, – одна Иркина, две моих.

Дина про себя ойкнула. Это не вечеринка с танцами, а почти пьянка! Она подумала, что родители бы не одобрили ее присутствие здесь. «Да ладно! Я же не буду пить много. Я чуть-чуть!» – утешила себя Васнецова.

Первую бутылку выпили быстро, словно сок. Дина с удовольствием проглотила шипучий холодный напиток. Ей казалось, что внутри все горит и от шампанского станет легче – успокоятся нервы, перестанет лихорадить. Но случилось обратное – и пришлось взяться за второй бокал. После него Дине потребовались сигареты и Ирка, с которой срочно нужно было переговорить.

– Пойдем выйдем на балкон, – кивнула она подруге. Та сделала глаза, поскольку рядом вертелся Волобуев.

– Никуда он не денется, – прошипела Дина и дернула Ирку за рукав.

На балконе они закурили, немного покашляли, и Дина тревожно спросила:

– Как думаешь, он летом звонить будет?

Ирка указательным пальцем стряхнула пепел с сигареты:

– Думаю, да. Он серьезный.

– А я сомневаюсь, – вздохнула Дина.

– Не надо. Смотри, Мутовкин Серега бегал за Ионкиной. Понимаешь, то пенал стащит, то в учебник мокрую бумагу подложит, то мелом парту посыплет. Детский сад. Ну, он ее приглашал на танцы, конечно.

– И что? – не поняла Дина.

– Бахметьев вообще другой. Он этой фигней заниматься не будет. У него все серьезно. Вон как своими картинами увлекся. Как будто ничего другого не существует.

– Он не картины пишет, – сказала Васнецова, – он архитектором будет. Понимаешь, он хочет здания строить.

– Это он зря, – задумчиво сказала Ирка, – понастроит новых хрущоб. Мы вон ни ремонт сделать не можем, ни съехать.

– А почему ремонт не можете сделать? – удивилась Дина.

– А трубы у всех ржавые! Мы у себя сделаем, а у остальных все потечет.

– А если всем сразу сделать? – предложила Васнецова.

– Да ладно. Некоторых не уговоришь коврик перед дверью положить. А ты говоришь – ремонт сделать! – махнула рукой Ирка.

– Ладно, не будет Бахметьев строить хрущевки. Он не такой. Он, знаешь, умный. Ужасно. И еще такой… – Дина попыталась подобрать нужные слова, но подруга перебила:

– Васнецова, ты целовалась с ним? – прищурилась Ирка.

– Ты что?! – Дина аж подпрыгнула. – Ни разу. И вообще… Понимаешь… Да нет же…

Она растерялась и тут вдруг отчаянно захотела, чтобы Олег хоть раз ее поцеловал. Но такого не было. А сейчас это шампанское, прощальный вечер, сигарета в руках, а впереди лето, и она Бахметьева не увидит три месяца.

Дина глубоко вдохнула и соврала:

– Целовались мы.

Ирка, с видом эдакой прожженной женщины, проговорила:

– Смотри, голову не теряй.

Васнецова важно кивнула:

– Я же все понимаю…

Они направились по домам, когда родители обеих стали названивать Савиной. Лика Савина отчаянно врала, говорила, что у них дверь заклинило, что вот только все сели чай пить, а ее родители, мол, заняты, к телефону подойти не могут.

– Дина, или ты сейчас же идешь домой, или за тобой придет папа! – голос мамы был грозным.

– Хорошо, – попыталась ослабить натиск бури Дина, – выхожу, но сегодня же последний день учебы, мы все лето не увидимся!

– Не выдумывай, вы обычно еще весь июнь перезваниваетесь. Завтра наговоритесь вволю! – отрезала мама.

– Ладно, выхожу. Только Иру подожду, она помогает посуду мыть.

– Хорошо.

Никто, конечно, посуду не мыл. Всей компании нужно было время, чтобы испарилось из голов легкомысленное шампанское. Три бутылки на всех собравшихся – мизер совершеннейший, но семиклассники были непривычны даже к этому. Хоть и делали вид, что пьют шампанское всю жизнь.

Домой Дина и Ирка шли медленно. Майский вечер томил черемухой и всем тем, что так радует и будоражит душу в начале лета. Дина Васнецова шла по улице, которую она знала до каждой щербинки в асфальте, но сейчас ей казалось, что все здесь она видит впервые. Большой тополь у пешеходного перехода, клумба с непонятными цветами у кинотеатра, старое бревенчатое здание, такое трогательно-неожиданное среди высоких жилых домов – Дина этот пейзаж знала наизусть. И кафе с нелепой витриной, и продуктовый магазин с белыми стеклами, и крыльцо детской библиотеки, на котором не хватало одной ступеньки, – все это было и позавчера, и вчера. Но сегодня Дина все это увидела и умилилась – оказывается, все это и была ее жизнь. Потому что среди этого она взрослела, становилась умнее и внимательнее. Это и многое другое вдруг стало значительным и важным. Например, парк, где любили гулять родители, скамейка, где всегда отдыхала бабушка, бабушкин любимый кондитерский магазин. Бабушки уже два года как нет. Дина вдруг подумала, что она была плохой внучкой. Сейчас, когда полувзрослое счастье переполняло ее, она устыдилась всего, что нехорошего сделала и чего правильного не сделала, когда жива была бабушка. «Она меня очень любила! И меня назвали в ее честь. А я такая дура…» – подумала Васнецова и почувствовала, что сейчас расплачется.

– Ирка, я побежала, а то мама… – буркнула она и бросилась к своему подъезду.

Даже в этот поздний час дверь в квартиру у них была не заперта. Дина вошла, не зажигая свет, скинула туфли и прошла в комнату. Мама сидела за письменным столом и что-то писала.

– Привет. Голодная? Что так поздно? Ира домой дошла? – все эти вопросы мама задала разом, не отрываясь от бумаг.

– Да, – коротко ответила Дина.

– Вот и хорошо. Мы волновались, – сказала мама, продолжая писать.

– Ты на кладбище к бабушке когда поедешь? – спросила Дина.

Тут мама подняла голову.

– Не знаю. Давно надо было съездить. Могилу убрать. Цветы посадить. А что?

– Я с тобой поеду.

Мама присмотрелась к Дине.

– Хорошо, поедем вместе, – ответила она. – А ты вообще хорошо себя чувствуешь? Ничего не болит? Что-то ты бледная. И глаза отекли. У тебя месячные начались? Но-шпу дать?

– Нет, спасибо, все нормально, – проговорила Дина и прошла в свою комнату.