Читать книгу Еретик. Книга первая - Наталия Московских - Страница 4

Настала очередная ночь, когда сон отказался посещать Вивьена Колера. Несмотря на усталость, бессонница – его жестокая и несговорчивая подруга – решила главенствовать в его теле и разуме, не оставляя ни шанса на отдых. Вивьен ворочался с боку на бок, пытаясь найти то положение, в котором сможет забыться сном хотя бы на несколько часов, но в душе уже понимал, что сегодня ему это не удастся.

Из головы все не шел образ Элизы, а ее слова эхом звучали в ушах.

Несколько дней он не решался вновь прийти к ней. Не потому, что ее идеи мироустройства отдаленно напомнили ему катарскую ересь, а потому, что он слишком легко нашел для себя множество различий в ее рассуждениях и мировоззрении катаров. Отчего-то Вивьен не уставал искать способы оправдать Элизу, и это было тревожным знаком. Он не должен был так себя вести и знал это, но не мог сопротивляться внутреннему порыву, и его это пугало.

Обсудить свои переживания с Ренаром Вивьен не посмел. Он догадывался, как его друг среагирует на идею о перерождениях после истории, случившейся с ними два года назад. Никакие уговоры не заставили бы Ренара пощадить Элизу – он явился бы к ней с отрядом городской стражи, арестовал бы еретичку и был бы прав.

Вивьен всей душой не хотел этого. Успокаивало его лишь то, что Ренар не интересовался мировоззрением Элизы. На удачу Вивьена, он быстро укрепился в своем мнении, что Элиза попросту приглянулась его другу, и все эти проверки – лишь способ рано или поздно получить ее страстную благодарность за освобождение из тюрьмы.

– Этим дело не кончится, – тоном знатока возвестил Ренар, услышав рассказ о встрече с Элизой, в котором Вивьен успешно миновал подробности ее отношения к перерождению. – Помяни мое слово.

– Не говори ерунды, – нахмурился Вивьен, однако тем же вечером отправился к Элизе, вознамерившись проверить, не сбежала ли она после их недавнего разговора.

***

Элиза не сбежала: Вивьен застал ее на поляне возле дома с сухим деревом и топором. Не сразу заметив приближение инквизитора, хрупкая девушка с нисколько не сочетающимся с ней остервенением замахнулась топором и ударила по куску сухого ствола, который втащила на один из пней, служивших табуретами.

Вивьен на некоторое время замер, наблюдая за ней и боясь спугнуть. Лишь когда Элиза устало опустила топор и отерла чуть взмокший лоб рукавом на удивление изящного зеленого платья из простой ткани, он выступил из тени деревьев и приблизился к ней. Первым делом он заметил, что его подарок – четки – до сих пор красуется на ее запястье.

– Гляжу, ты не сбежала после нашей последней встречи, – ровным голосом произнес он, тут же подивившись самому себе: обыкновенно такой тон он использовал на допросах, но не при разговорах с обычными людьми. К примеру, в трактирах он отмечал, что голос его звучит более приветливо.

Элиза вздрогнула, заметив его, и растерянно огляделась по сторонам, словно на этой поляне она прятала следы того, за чем ее никак не должен был застать инквизитор.

– Вы же сами сказали, что не собираетесь меня арестовывать, – нахмурилась она, переводя дыхание. Похоже, ее вполне устроила его манера начинать разговор безо всякого приветствия.

Вивьен приблизился, смерив ее оценивающим взглядом сверху донизу. Последнее ее утверждение он предпочел оставить без ответа.

– Я так и не спросил тебя в прошлый раз, кто помогает тебе заниматься грубой работой вроде рубки дров. – Он вновь взглянул на сухой ствол дерева. – Но, пожалуй, теперь я нашел ответ на свой вопрос. Впечатляет.

Элиза неловко передернула плечами.

– Я нашла это сухое дерево в лесу. Возможно, его повалило ветром, потому что оно было больным и не выдержало его порывов. Но это не значит, что в нем не осталось сил: стихия таким образом показывает нам, что мы должны использовать, чтобы превратить смерть в новую жизнь.

Вивьен чуть поморщился.

– Сгорая в твоем очаге, это дерево обретет новую жизнь?

– Сгорая в моем очаге, это дерево не умрет бесполезным, – вторя его тону, ответила Элиза, чуть с вызовом приподнимая голову.

Она всмотрелась в его лицо, чуть прищурившись, словно запросто могла разглядеть и причину его бессонницы, и сам факт ее наличия. Он сдержал желание поежиться и отступить. Вместо того он перевел взгляд на топор в руке Элизы и вопрошающе кивнул.

– Это не женское дело, – хмыкнул он, – дрова рубить. Этим вполне могли бы заниматься люди вроде Жан-Жака, которые ходят к тебе за снадобьями.

Элиза небрежно отмахнулась и качнула головой.

– Они предлагают. Но, – она помедлила, чуть поджав губы, – я стараюсь не позволять им мне помогать. Они рассчитывают на… вполне определенную благодарность от меня, если хоть ненадолго ведут себя со мной, как со своими женами.

Вивьен улыбнулся и вернул Элизе ее испытующий взгляд.

– Ты не ощущаешь себя в безопасности, если принимаешь помощь мужчин? – приподняв бровь, спросил он.

– Я ощущаю себя в безопасности, – лицо Элизы вдруг исказила кривоватая, почти заговорщицкая улыбка, – потому что не принимаю ее. Да и к тому же здесь, в лоне природы, нет ничего такого, с чем я не в состоянии была бы справиться. Лес помогает, если знаешь, как с ним договориться.

Вивьен усмехнулся.

– Дай сюда, – мягко, но требовательно проговорил он, потянувшись за топором в руке Элизы. В следующий миг он отстранил ее от пня и, вспомнив свое деревенское детство, за считанные минуты справился с сухим и податливым стволом дерева.

Элиза стояла чуть поодаль, не говоря ни слова. Видеть человека в черном монашеском одеянии за рубкой дров казалось ей чем-то невообразимым. Однако вот он, Вивьен Колер, стоял рядом и колол дрова. Элиза, затаив дыхание, наблюдала за каждым его движением, и в душе ее отчего-то начинала ворочаться непрошеная робость, какая возникала в ее жизни лишь единожды, в далеком детстве, предшествуя совсем другому, более глубокому чувству.

«Не смей!» – приказала себе Элиза, направив на инквизитора нарочито строгий взгляд, который тут же уступил место благодарному, когда Вивьен посмотрел на нее с улыбкой и кивнул.

– Вот и все, – сказал он.

Элиза выжидающе прищурилась, не ощутив, однако, опасности.

– У тебя найдется, чем промочить горло? – спросил Вивьен, не сводя с нее глаз.

– Найдется, – выдавила Элиза, понимая, что голос отчего-то становится предательски хриплым. – Вы… пройдете в дом?

Вивьен только сейчас заметил, что сегодня при встрече она избегает называть его по имени. Это наблюдение оказалось неприятным и кольнуло обидой, но он постарался не подавать вида.

– Нет. Я подожду здесь, – сказал он.

Элиза явно обрадовалась его ответу, кивнула и быстро скрылась за дверью.

В кустах справа от дома вдруг послышался какой-то шорох, и Вивьен весь обратился в слух, пожалев, что явился к лесной отшельнице без оружия. Схватив лежавший на земле топор, он начал осторожно приближаться к обступающему поляну лесу, ожидая увидеть там разбойника или другого враждебно настроенного человека. Однако, подойдя к кустам подлеска, все еще колыхавшимся от недавнего присутствия чужака, Вивьен никого не обнаружил. Кто-то был здесь, но ускользнул так быстро, что разглядеть его не представилось возможным.

– Вивьен? – услышал он, тут же развернувшись на голос.

Элиза стояла на крыльце своего дома с глиняной чашкой и недоуменно смотрела на инквизитора, замершего с топором у кустов. Чуть помедлив, она спустилась по ступеням и неспешно приблизилась к нему.

– Спасибо, но больше дров мне не нужно, – с улыбкой сказала она, передавая ему глиняную чашку. Однако улыбка быстро покинула ее лицо, когда она разглядела, каким настороженным было выражение глаз Вивьена. Элиза нахмурилась. – В чем дело? Что-то случилось?

Вивьен вновь оглянулся в сторону густого леса.

– Кто-то был здесь только что. Но он успел сбежать. – Вивьен перевел взгляд на Элизу, и она оторопело приподняла брови, заметив, что в глазах его нет ни ревности, столь свойственной мужчинам, ни подозрительности, ни злобы. Только беспокойство. – Здесь опасно, – хмуро сказал он. – Если кто-то…

– Вивьен, – покачав головой, перебила она, вновь протянув ему чашу с каким-то травянистым отваром, – нет нужды беспокоиться об этом. Поверьте мне, я живу здесь не первый год и знаю, насколько здесь безопасно. Мне очень приятна ваша забота, но, говоря по правде, вам не стоит волноваться.

Он наконец принял из ее руки чашу и прищурился.

– Ты знаешь, кто это был?

– Вивьен, я прошу, доверьтесь мне, – улыбнулась она, – как доверяете, принимая питье из моих рук после обвинения в колдовстве. Беспокоиться не о чем. Все хорошо.

Вивьен потрясенно взглянул на чашу в своей руке, и первым его порывом было отказаться от питья: у Элизы было достаточно времени, чтобы подмешать в напиток что угодно. Однако запах отвара подозрений не вызывал. Решив, что Элиза хотя бы из благодарности за то, что он помог ей избежать надругательства в тюрьме, не станет травить его, Вивьен, глядя ей в глаза, осушил чашу теплого отвара до дна.

Выражение лица Элизы сменилось с испытующего на дружественное. Она приняла чашу обратно и кивнула.

– Спасибо, – произнесла она.

– За что? – непонимающе нахмурился Вивьен.

– За доверие, – пожала плечами Элиза, тут же снова улыбнувшись. – А еще вы будете казаться менее угрожающим, если положите топор.

Словно только что вспомнив о нем, Вивьен едва совладал с желанием тут же его бросить. Он сдержанно кивнул и молча проследовал обратно к пню, где осторожно опустил топор на землю. Элиза наблюдала за ним с удивительно нежной улыбкой.

– И мне снова хочется поблагодарить вас, – сказала она.

– За что на этот раз?

– За бережное отношение к земле. Я думала, вы воткнете топор в землю или в пень, но вы положили его. Я редко наблюдала такое за мужчинами.

Не найдясь, что на это ответить, Вивьен пожал плечами и прочистил горло.

– Что ж, в том, что ты все еще здесь, я убедился, – возвестил он. – На этом проверку можно считать оконченной. Полагаю, мне пора.

Элиза смиренно опустила голову.

– Как скажете, Вивьен. Я полагаю, мы еще увидимся?

Он лишь кивнул ей, и, не прощаясь, двинулся прочь от поляны к городу.

Элиза проводила его взглядом, осознав, что его манера не здороваться и не прощаться отчего-то импонирует ей.

***

С каждым днем Вивьена все больше тревожило будущее. Он догадывался, что Элиза рано или поздно заинтересует Ренара. Друг может по справедливости потребовать от Вивьена отчета о том, как проходят проверки, и насколько ему удалось «разобраться в этой истории». Опасения стали подтверждаться, когда вопросы Ренара о Элизе начали все чаще промелькивать в их разговорах. Правда пока друга интересовали лишь подробности их совместного времяпрепровождения, а не мировоззрение лесной отшельницы.

– Воистину, Вивьен, я понять не могу, зачем ты к ней ходишь, – хмурился он, стоя под старым дубом. – Поначалу я подумал, что тебя просто к ней влечет. Она ведь… ну… – Он передернул плечами и предпочел не договаривать. Вивьен терпеливо вздохнул: периодически манера друга не доводить мысль до конца выводила его из себя, однако он предпочитал не высказывать ему этого.

– Она красивая, – со всей возможной отстраненностью сказал Вивьен. – Но я хожу к ней с проверками не поэтому. Я знаю, что тот проповедник оклеветал ее, потому что она не согласилась разделить с ним ложе, это ясно, как Божий день. Но меня не оставляла мысль, что она может быть опасна. Именно это я и должен был проверить.

Он поджал губы, резко умолкнув. С каждым днем он все яснее осознавал, что покрывает еретичку. Поначалу Элиза казалась ему наивной в вопросах веры, и Вивьен был уверен, что легко сможет сделать ее христианкой. Однако чем чаще он с нею разговаривал, тем лучше понимал: Элиза крепка в своих убеждениях и вряд ли так легко даст себя переубедить. К собственному стыду, Вивьен понимал, что не хочет этого делать.

«Воистину, я не умею учиться на своих ошибках», – корил он себя.

Корил, но продолжал покрывать Элизу.

– И как? – вырвав Вивьена из раздумий, нетерпеливо спросил Ренар.

– Что? – нахмурился Вивьен.

– Она опасна?

Нужно было рассказать Ренару хоть что-то, иначе он только яростнее ухватится за эту историю. С тяжелым вздохом Вивьен начал рассказ. Он в очередной раз опустил ту часть, в которой Элиза говорила о перерождениях, и поведал другу иные подробности ее жизни. Ее отношение к природе, ее языческие амулеты, ее умение обустраивать дом и выполнять грубую физическую работу. Упомянул Вивьен и о ее посетителях, которые предпочитают снадобья Элизы рекомендациям городских лекарей или священников.

Ренар слушал, не скрывая, что вся эта история ему совсем не нравится. Однако он помнил о своем обещании другу молчать до первых тревог, коих, похоже, пока не ощущал.

– На околдованного ты не похож, – спустя примерно минуту, сообщил он.

– Вот уж благодарю, – саркастически хмыкнул Вивьен. – Это все, что ты вынес из моего рассказа?

Ренар поморщился.

– Нет, не все, – покачал головой он. – Но это больше всего беспокоило. В остальном все просто: тебя влечет к ней, как влекло того проповедника. Только если он мог лишь нажаловаться на нее, то ты можешь отправить ее в допросную, если она тебе не отдастся.

Вивьен резко ожег друга взглядом и сжал кулаки, и Ренар понял, что дела обстоят куда хуже, чем он предполагал.

– А, то есть тебя не просто влечет к ней – ты влюблен?

Вивьен неприязненно сморщился.

– Что за чушь?

– Чушь и есть, – кивнул Ренар, окидывая друга недовольным взглядом. – Как же тебя угораздило? И не в простую девку, а в лесную ведьму! Ты ни в чем не ищешь легких путей, верно? Если выбирать друга, то самого неразговорчивого и хмурого, если выбирать возлюбленную, так ту, за связь с которой можно угодить на костер, если выбирать наставника…

– Хватит! – строго оборвал Вивьен. – Наставника и себе в укор можешь поставить, не спихивай все на меня одного! А о ведьмах, – он огляделся вокруг и заговорил недовольным полушепотом, – еще на весь город об этом прокричи.

Ренар понимающе улыбнулся, как только речь снова зашла о ведьме. Слова о наставнике же кольнули его не на шутку.

– Так значит, отрицать не станешь?

– А если стану, начнешь допрашивать?

Ренар усмехнулся.

– Допрос тут не требуется, тут все налицо. Поверь, я понимаю в этом достаточно.

Ренар Цирон, как и его друг, нося сутану инквизитора, не отличался праведностью – ее не сумел привить ни аббат Лебо, ни судья Лоран, ни их с Вивьеном учитель фехтования Ансель де Кутт. Впрочем, то, что праведность последнего не покорила умы и сердца его учеников, сыграло им лишь на руку.

Ведя допросы, Ренар Цирон не раз прибегал к особо пристрастной их форме, когда дело касалось хорошеньких собой еретичек. Оставаясь с ними наедине, он продолжал выспрашивать подробности их деяний, овладевая ими прямо на столах пыточной камеры. Крики допрашиваемых в тюрьме уже никого не смущали, а если б они вздумали очернить следователя инквизиции и сказать, что он вступил с ними в греховную связь, им, вероятнее всего, отрезали бы язык за клевету.

Сам Ренар касательно похоти придерживался весьма гибких взглядов.

– В конце концов, не ходило бы под небом столько людей, если б не похоть! – заверял он когда-то Вивьена. – Господь сказал Адаму и Еве: «плодитесь и размножайтесь». Разве не этим мы занимаемся, когда поддаемся похоти? А без похоти и размножиться-то не получится: в конце концов, не каждую ветвь хочется продлевать.

Теперешние мотивы Вивьена были ему вполне понятны. Ренара лишь удивляло, что друг все еще не потребовал у ведьмы благодарности за столь доблестное спасение из лап тюремной стражи. Однако вопросов об этом он больше не задавал, и Вивьен предпочел как можно скорее завершить разговор.

С наступлением темноты сон снова не пожелал оставаться с ним надолго: посреди ночи Вивьен проснулся, сел у окна и долго перебирал руками четки. Слова молитв и псалмов ускользали от него и не могли собраться воедино. Он молча сидел и смотрел на луну, затянутую дождевыми облаками, пока в подсвечнике догорала подожженная лучиной свеча.

Перед самым рассветом он, не давая себе отчета в своих действиях, опустил лежащее на столе гусиное перо в чернильницу и вывел на листе бумаги одно лишь имя: Élise.

***

На следующий день Вивьен и Ренар по поручению судьи Лорана выехали в одну из окрестных деревень: пришло прошение от местного старосты. История известная – одну из женщин в деревне уличили в колдовстве, посадили под стражу и просили инквизиторов прибыть и казнить еретичку.

Вивьен, держась в седле, обратился к другу:

– Ты не задумывался о том, что в прошении было сказано, что инквизицию просят казнить еретичку, а не провести следствие или хотя бы дознание?

Ренар пожал плечами.

– Может, дознание уже успели провести без нас, и ведьма во всем созналась?

Вивьен покачал головой.

– Может быть.

Ренар недоверчиво взглянул на друга, почувствовав его недовольство, однако Вивьен предпочел не развивать этот разговор, и до деревни они ехали молча.

Деревенька вскоре обозначилась впереди одиноким шпилем небольшой каменной церкви, вокруг которой расположилось около дюжины домов. Самым большим, по-видимому, был дом деревенского старосты. Завидев подъезжающих всадников в церковных одеяниях, грузный плечистый мужчина с поседевшей неухоженной бородой вышел навстречу и поднял руки, приветствуя их.

– Господа инквизиторы! – окликнул он, почтительно склонив голову. – Хвала Господу, вы прибыли так быстро!

– Ты тут староста? – хмуро поинтересовался Ренар.

Мужчина с готовностью кивнул.

– Я, господа. Гаспаром меня звать, – виновато улыбнулся он. – Простите, что сразу не назвался. Измучились мы тут все, пока послали вам прошение и дожидались приезда. Понимаете, эта ведьма…

– Где вы ее держите? – оглядев почти нищенствующего вида домишки, ничего не выражающим тоном поинтересовался Вивьен.

– Так ведь, это… в колодки заковали. Там, возле церкви. Нам бы осудить ее уже, господа инквизиторы, и казнить, а то никакого спокойствия в деревне нет, пока она в колодках приговора дожидается.

Вивьен повернулся к нему, и пронизывающий взгляд заставил Гаспара умолкнуть.

– Где ваш местный священник? – спросил он, снова окидывая оценивающим взглядом деревню. На приехавших инквизиторов уже выходили посмотреть одетые в грубые поношенные вещи дети и женщины. – Я хочу поговорить с ним.

– Отец Бланшар? – переспросил Гаспар.

– Тебе виднее, любезный, – усмехнулся Вивьен.

Гаспар заметно стушевался и, опустив голову, побрел по единственной глинистой дорожке, промокшей от ночного дождя, в сторону церкви, располагавшейся на небольшой площади – если, конечно, столь скудный участок земли, где трава казалась чуть более ухоженной, чем в остальной деревне, можно было именовать площадью. Рядом с церковью стоял большой колодец, а примерно в десяти шагах от него разместили закованную в колодки женщину. Ее волосы когда-то явно имели красивый светлый оттенок, однако сейчас слиплись от пота и грязи, а на лице проступали следы недавних побоев.

Вивьен замер напротив женщины и глубоко вздохнул, повернувшись к Ренару.

– Поговоришь со священником сам? – спросил он. По его голосу Ренар почувствовал, что в нем снова закипает злость, и предпочел не провоцировать его отказом.

– Поговорю.

Ренар удалился в церковь, а Вивьен уставился на женщину. От нее сильно пахло грязью, потом и мочой, платье превратилось в лохмотья, а на ногах не было обуви. На икрах под чуть задравшейся юбкой виднелись следы плетей.

Вивьен поморщился.

– Гаспар! – подозвал он.

– Да, господин инквизитор! – тут же подоспел староста.

– Кто допрашивал эту женщину? – строго спросил Вивьен, ожигая грузного бородача взглядом. Тот едва не попятился в растерянности, однако удержал себя от этого действа.

– Мы с Полем и… допрашивали, – он повторил слово за инквизитором, заметно смешавшись. Следующую реплику он произносил с гораздо большим жаром: – Мы правды хотели от нее добиться, господин инквизитор!

Вивьен посмотрел на женщину. Она подняла на него глаза, полные муки и… словно бы скуки. Она была настолько измучена, что, казалось, ее даже не волновала собственная дальнейшая судьба, даже если судьба эта предполагала костер.Игнорируя страшную вонь, Вивьен присел на корточки так, чтобы закованной в колодки женщине не приходилось напрягать шею, глядя на него.

– Как тебя зовут, дитя? – спросил он удивительно спокойным голосом, лишенным всякой строгости и злобы.

Потрескавшиеся губы женщины зашевелились, но из горла не вырвалось ни звука. Вивьен перевел пылающий взгляд на Гаспара.

– Сколько вы ее здесь держите? – строго спросил он.

Гаспар перемялся с ноги на ногу и передернул плечами. И Вивьен нахмурился сильнее прежнего.

– Прошу тебя считать быстрее, мой друг. Я очень не люблю повторять вопросы.

– Сегодня третий день будет… господин инквизитор. – Голова бородатого старосты буквально вжалась в плечи, словно на миг он почувствовал себя на месте арестантки.

– Вы за это время ее хоть кормили?

– Они считали, что дьявол ее кормит! – выкрикнул Ренар, спустившись по ступеням церкви. – Ее не кормили и питья не давали. Благо, ночью шел дождь, и, похоже, ей удалось попить дождевой воды.

Вивьен сжал руки в кулаки.

– Принести ей воды! Сейчас же! – скомандовал он.

Кто-то из собравшихся вокруг колодок зевак подтолкнул девочку лет девяти сбегать за водой, и та послушно засеменила прочь.

Вивьен пристально посмотрел на Гаспара.

– Как ее зовут?

– Эвет, – смущенно ответил он. – Она вдова нашего кузнеца. Сейчас кузнецом сын ее стал. А она с дьяволом спуталась.

Вивьен глядел на Гаспара испытующе.

– И с чего вы сделали такой вывод? – подключился к разговору Ренар, став рядом с Вивьеном и сложив руки на груди.

В это время вернулась девочка, неся в руках чашку с водой. Вивьен принял чашку из ее рук и жестом велел ей отойти в сторону, затем осторожно убрал грязные светлые волосы с лица когда-то привлекательной женщины и заговорил с нею вкрадчиво и спокойно:

– Пей осторожно, дитя мое. Медленными глотками. Вот так.

Эвет попыталась жадно наброситься на воду, и ее тело начала бить мелкая дрожь, когда Вивьен не позволил ей этого сделать, а продолжал давать ей пить небольшими глотками. Из горла ее вырвались лихорадочные вдохи, как будто ей пришлось пробежать через всю деревню несколько раз.

Тем временем Гаспар продолжал говорить:

– Так ведь… околдовала она нашего Клода, он к ней полез, как оголтелый, она огрела его чаркой для воды, а когда он свалился, выволокла из своего дома, а на следующий день начала скотина дохнуть.

Вивьен, нахмурившись, взглянул на Эвет. Женщина посмотрела на него жалобно, с мольбой о… о чем? Вивьен отчего-то думал, что о здравомыслии.

– Какая скотина? – уточнил он.

Гаспар поджал губы.

– У Клода конь сдох. Вот прям на следующий день после того, как…

– Я хотел бы его увидеть, – внезапно выпалил Вивьен, в ответ на что по группе селян пробежала волна непонимающего рокота.

– Так ведь… сдох же, господин инквизитор, – пожал плечами Гаспар. – Ну… не хранить же нам тушу его, чтоб гнила тут… мы от него уже избавились, как подобает. Сожгли, как водится. Проклятый же ведьмой конь был, понимаете? И в доме ведьмы все вверх дном перевернули, чтобы найти, как она порчу на коня наслала…

– И как? – ухмыльнулся Ренар. – Нашли?

– Она, видать, спрятала все хорошенько! Вот мы ее в колодки и заковали, чтоб созналась, где ведьмовские снадобья держала. – Гаспар сделал шаг, словно собирался плюнуть в лицо Эвет, однако пристальный, не на шутку угрожающий взгляд Вивьена остановил его.

– Она созналась в содеянном? – упорствовал Ренар.

– Она осыпала нас всех проклятьями на второй день в колодках! Говорила, что дьявол пожрет наши души.

Вивьен усмехнулся.

– Что ж, и я бы проклял тебя лично, Гаспар, через два голодных дня после плетей при условии, что нужду мне пришлось бы сперавлять под себя. – Он качнул головой и оглядел собравшихся зевак. Один из них стыдливо прятал глаза и держал голову опущенной, пока длился весь этот разговор. Вивьен прищурился, распрямился и сделал шаг вперед, указав на этого человека. – Ты Клод, верно? Тот самый, который пострадал от ведьмы? – Он сделал особенно едкий акцент на слове «пострадал».

Долговязый мужчина с копной светло-каштановых волос сделал шаг вперед, боязливо покосившись на двух инквизиторов.

– Да, это я, – тихим, необычайно высоким голосом отозвался он, утерев рукавом грубой матерчатой рубахи длинный, чуть искривленный – явно давно переломанный – нос.

– Эти люди говорят, ведьма околдовала тебя, – нахмурился Вивьен. – Каким образом ей это удалось? Ты что-то пил в ее доме? Она что-то подложила тебе? У тебя есть доказательства тому, что она тебя околдовала?

– Д-доказательства?..

Вивьен усмехнулся.

– Да, Клод. Что-то, что может подтвердить твои слова. Сейчас у тебя есть лишь они, а они не внушают мне доверия.

Мужчина побледнел и попятился.

– Я добрый христианин… а она – ведьма, – пролепетал он.

Вивьен покачал головой.

– А еще ты мужчина, падкий на красивых женщин, вроде нее. – Он кивнул на Эвет. – А она – вдова, которую некому защитить от твоих притязаний. Так что? Есть у тебя доказательства ее колдовства?

Клод заметно задрожал, но не ответил.

– Хорошо, я спрошу иначе, – закатил глаза Вивьен. – Что именно побудило тебя пойти и попытаться взять ее силой?

Этот вопрос оказался еще более страшным для Клода, и тот побледнел, как известка.

– Я не хотел… брать ее силой, я… меня бесы попутали! Да она же ведьма! У меня скотина после этого дохнуть начала!

– Один конь, – кивнул Вивьен. – И сколько ему было лет?

– Двадцать четыре, – деловито кивнул Клод, – но он был здоров!

– Важно то, – нахмурился Вивьен, – что он был стар. Лошадь в среднем живет 25-30 лет. А в таких условиях, как ваши, и того меньше. Двадцать четыре года для коня – солидный возраст. Другая скотина у тебя померла с того момента, как Эвет заковали в колодки?

Клод сделал шаг назад, и Вивьен усмехнулся.

– Это простой вопрос, – с нажимом сказал он.

– Больше скотина не дохла…

Вивьен задумчиво пожевал губу и отвел взгляд от толпы, затем переглянулся с Ренаром, и тот понимающе кивнул. Этой деревне вовсе не требовалось успокоение с помощью показательной казни ведьмы – Эвет обвинили в колдовстве, потому что она с позором вышвырнула неудавшегося любовника из своего дома, а чуть позже у него подох старый конь, и он нашел способ спасти остатки своей чести.

Обстоятельства, при которых женщина оказалась в столь плачевном положении, Вивьен продекламировал быстро и четко, и пока он говорил, Клод бледнел и менялся в лице, понимая, что еще немного, и он займет место Эвет, только не в колодках, а на допросе у инквизиции.

– Именем Святой Церкви и папы Иннокентия VI приказываю освободить эту женщину и обеспечить ей должный уход. Тот, кто ослушается меня сейчас, ослушается самой Церкви, а значит, выступит против Господа! – Последние его слова, казалось, со звоном пронеслись мимо селян, заставив каждого из них поежиться от опасения.

***

Ренар и Вивьен вернулись в Руан уже затемно. Утром предстояло отчитаться перед судьей Лораном и рассказать о том, что селяне вздумали вершить самосуд. Таких случаев следовало избегать, иначе костры с неугодными жителями деревень и городов, которые перешли дорогу слишком завистливому соседу, воспылают по всей Франции.

По дороге Вивьен держался молчаливо.

Несколько раз Ренар хотел задать ему вопрос, отчего он так ревностно принялся защищать ту женщину – не оттого ли, что она своими светлыми волосами и ладной фигуркой напомнила ему Элизу? Однако от этого вопроса он удержался, прекрасно видя, что друг не в настроении это обсуждать.

Вивьен всю дорогу не переставал думать. Его занимали мысли о том, что эта женщина – Эвет – поплатилась тремя изнурительными днями голодовки и наказанием плетьми за то же, за что арестовали Элизу: за привлекательность. Он и прежде задумывался об этом, но пока не спас беззащитную Элизу от тюремных стражников, не придавал этим случаям такого большого значения.

Этой ночью он проспал не больше трех часов, а после сон отступил под грузом мыслей. Ему отчаянно захотелось посетить Элизу с новой проверкой, а из головы при этом не шли слова Ренара: «ты влюблен?»

В конце концов, наткнувшись на лист бумаги, на котором написал ее имя, Вивьен твердо вознамерился снова посетить отшельницу завтра вечером. Теперь его сомнения были развеяны: еретичка или нет, колдунья или нет – Вивьен знал, что ни в коем случае не желает, чтобы она пострадала. А значит, он будет ее защищать, чего бы это ни стоило.