Читать книгу Сны Авроры Гройс - Наталия Н. Левин - Страница 2

Оглавление

– Мне часто снятся сны. Обычное дело, я знаю… Только мои сны – необычные. Все они будто пронизаны одной тонкой нитью и связаны между собой во времени и пространстве. Они дополняют друг друга. Они продолжают друг друга. Я просыпаюсь, и мне кажется, что реальная, настоящая моя жизнь – там. Каждый раз возвращаясь из снов, я думаю о том, что происходит там, в моих снах, пока меня нет там… пока я здесь, – она стряхнула пепел с длинной тонкой сигариллы. – Я просыпаюсь и долго не могу прийти в себя. Иногда мне кажется, что я попадаю в чужое тело, словно мою душу, мой разум помещают в нечто такое, что не позволяет мне видеть, слышать, чувствовать, говорить. Это тело не дает мне дышать, – она подняла глаза на Адель: – Оно не мое.

Адель вела с кем-то переписку в своем смартфоне и, по всей видимости, ей не было дела до исповеди очередной клиентки, страдавшей от хронической депрессии, бессонницы и мании преследования. Все эти женщины, приходившие к ней на терапию, жаловались на семейные неурядицы, на молодых любовниц мужа, на быстрое старение кожи, на нереализованные возможности и ощущение полной ненужности в неполные сорок лет. Они вызывали у нее тоску, а иногда и раздражение, и тогда она погружалась в свой смартфон и лишь изредка кивала им и говорила: «Да-да, я слушаю Вас, продолжайте». В конце концов, она разделила своих клиенток на две группы: в первую входили те, кто объективно нуждался в медикаментозном лечении – и тогда она незамедлительно передавала их психиатру, во вторую же она определяла тех, для кого, по ее мнению, визит к психоаналитику был неким изощренным способом убить время, найти применение кредитной карте своего супруга и посетовать на жизнь, в которой все было испробовано, и наполнить ее новыми впечатлениями уже не представлялось возможным. Но они хотя бы платили, и за это их можно было терпеть. Эту же зеленоглазую брюнетку направили к ней из полиции. Психиатрическая экспертиза признала ее полностью вменяемой, однако, ей рекомендовали пройти курс психотерапии, и теперь они обе должны были терпеть друг друга еще несколько долгих месяцев.

Аврора была одной из тех немногих счастливиц, про кого говорят, что время не властно над ними. По ее внешности невозможно было определить ее возраст. Ей вполне могло быть и двадцать пять, и тридцать, и сорок пять.

Инфантильная, уходившая от реальности в свои выдуманные сны, жаловавшаяся на бессонницу или же чрезмерно яркие сновидения и на преследовавшего ее повсюду незнакомца… Было ли в этом что-то такое, чего Адель еще не слышала за годы своей практики? Нет.

Тем временем, Аврора продолжала, тихо, медленно, задумчиво, настолько монотонно, что речь ее начинала убаюкивать. Тогда Адель наконец оторвала взгляд от экрана смартфона и стала вслушиваться в ее слова.

– … Вам когда-нибудь приходилось слышать, как падает снег? Как шепчутся тени? Как ветры поют свои песни? А ведь они наполнены смыслом… Они хранят в себе историю Вселенной… – Аврора задумчиво смотрела куда-то вдаль, сквозь стены. – Вы когда-нибудь ощущали, как скользит лунный свет по Вашей коже? Как потоки энергии наполняют Ваши вены? Вы когда-нибудь пробовали чувства на вкус? Страх, желание, отчаяние, любовь, радость, грусть, ярость, нежность – у каждого из них свой вкус… Я помню все это, я ощущаю все это в своих снах, но стоит мне проснуться… – Аврора снова стряхнула пепел изящным движением указательного пальца и подняла глаза, – …и все исчезает. Мое новое тело глухо к звукам Вселенной, оно слепо к символам, окружающим меня. Я живу внутри глухого каменного колодца. Это не мое тело. Я боюсь возвращаться в него.

Последнюю фразу она произнесла почти шепотом, склонившись над столиком, разделявшим их с Адель.

– Вы слушаете меня?

– Да-да, конечно, – Адель попыталась изобразить на лице крайнюю заинтересованность, что ей, впрочем, не удалось. – Вы сказали, что боитесь возвращаться в свое тело. А находиться в нем Вы тоже боитесь?

– Вы не слушаете меня…, – девушка вдавила сигариллу в пепельницу и откинулась на спинку дивана. – Я же Вам все объяснила.

– Вы сказали, что Вам некомфортно в этом теле.

– Я сказала, что оно не мое.

Адель с усталым раздражением посмотрела на сидящую перед ней Аврору. Немного помолчав, она спросила, выделяя каждое слово, будто клиентка плохо понимала обращенную к ней речь:

– Вы узнаете себя в зеркале?

– Я никогда не смотрю на себя в зеркало.

– Почему?

– Зеркала лгут. Они отражают действительность, но не показывают ее.

Адель сосредоточенно сжала губы, затем положила смартфон на столик и встала. Из дальнего угла кабинета она прикатила высокое напольное зеркало.

– Подойдите, пожалуйста, к зеркалу.

Девушка поднялась, нехотя подошла к зеркалу и остановилась перед ним.

– Вы узнаете себя? – Адель заглянула в зеркало, а затем посмотрела на Аврору, будто сличая ее с отражением.

– Это лишь оболочка, внутри которой мне приходится находиться.

«Агнозия, – мысленно поставила диагноз Адель, – и это плюс к депрессии и мании преследования. Надо все же направить ее к психиатру». И тут же перед ее глазами возник доктор Лео Мареш, ее университетский преподаватель и куратор, профессор кафедры психиатрии, главный врач небольшой частной психиатрической клиники, с которой вот уже несколько лет сотрудничал их реабилитационный центр.

Доктор Мареш был известен своим неординарным подходом к работе с пациентами, новаторскими идеями в области психоанализа и психиатрии, изучал проблемы сна, много экспериментировал и практиковал. Его особо интересовали те случаи, которые другие специалисты считали безнадежными… Был ли этот случай безнадежным? Вовсе нет. Искала ли Адель повод для встречи с Лео? Однозначно, да. И этот клинический случай мог как раз послужить таким поводом.


С самой первой встречи с Авророй Адель казалось, что девушка просто издевается над ней, играет с ней, отвечая на ее психологические уловки своими, еще более искусными. Это была лишь вторая консультация, но Аврора выставила такую психологическую защиту, которую Адель пока не удавалось преодолеть. Имело ли смысл обратиться за консультацией к Марешу сейчас? Всего лишь после второго визита клиентки? Нет, это могло поставить под вопрос ее компетенцию и нежелательным образом отразиться на ее репутации психоаналитика. С другой стороны, Мареш был гениален в своей сфере, и желание обсудить с ним интересный клинический случай можно было расценить по-иному: молодой специалист обращается к опытному психоаналитику и психиатру касательно необычного, неординарного, возможно даже в некотором смысле интересного, случая. Что может быть естественнее и похвальнее этого? Перенимать опыт великих… Впрочем, Адель жаждала этой встречи далеко не из любви к своему ремеслу.

– И все же, это Ваше тело? – осведомилась она у Авроры, уже успевшей вернуться на диван и достать новую сигариллу.

Девушка внимательно посмотрела на нее.

– Квартира, которую вы снимаете, машина, которую вы арендуете – они ваши?

– На время.

– Вот и это тело – мое, но на время.

– Вы понимаете, что отражение в зеркале – Ваше? Что это отражение тела, в котором Вы сейчас живете? Находитесь… – Адель нахмурилась, почувствовав, что позволила клиентке сбить себя с мысли.

– Вы узнаете на парковке машину, которую арендуете? – девушка подняла правую бровь в ожидании ответа. – Отличите квартиру, которую снимаете, от других квартир? Вы поймете, что именно на этой машине вы сегодня приехали и именно в эту квартиру сегодня вернетесь?

Удовлетворенная своими аргументами и возникшей паузой, Аврора подожгла кончик сигариллы. Однако, вместо того, чтобы раскурить ее, девушка легонько подула на разгоравшиеся огоньки, а затем положила ее на край пепельницы и стала наблюдать, как она медленно тлеет.

– Почему Вы не курите?

– Это вредно.

– Зачем же Вы… – Адель развела руками, подбирая правильные слова, – делаете это?

– Мне нравится смотреть на то, как рождается пепел, – ответила Аврора и одарила своего психоаналитика долгим испепеляющим взглядом. И под этим взглядом Адель неожиданно для себя почувствовала необъяснимую тревогу и невольно поежилась. А еще ей показалось, что зрачки у девушки вдруг вытянулись, как у кошки, и снова стали прежними.


* * *

– Аврора, у Вас есть семья?

– Нет.

– Родители? Расскажите мне о них.

– Нет.

– Не расскажете?

– Нет.

– Почему?

– Потому что я их не помню.

– Вы росли без родителей?

– Я не помню.

– Вы не помните, были ли у Вас родители?

– Я не помню, была ли я ребенком.

– С какого возраста Вы себя помните?

– Я не знаю.

– Сколько Вам сейчас лет?

– Я точно не знаю.

– У Вас была амнезия? Другие расстройства памяти?

– Рождение.

– Что?

– Рождение. Рождение стирает память. Мы не помним, что было с нами до рождения. А ведь там было много того, что и теперь влияет на нашу жизнь. В первые дни новой земной жизни мы еще помним отрывки из прошлой жизни, но затем воспоминания сменяют новыми впечатлениями. И мы все забываем.

– Но ведь детство наступает после рождения.

– Вы считаете?

Аврора с увлечением рисовала на предложенных ей листах бумаги, используя из всех имеющихся карандашей лишь простой, но делала это настолько ловко, и рисунки ее получались настолько реалистичными, что Адель спросила:

– Вы художник?

– Нет.

– Вы неплохо рисуете.

– Да.

Могла бы сказать «спасибо», – подумала Адель, но промолчала.

Глядя на ее рисунки, можно было предположить, что работал над ними человек с хорошо поставленной рукой, а это означало, что при чтении этих рисунков показатели эмоционального состояния, такие как, например, сила нажима на карандаш или характер линий, не могли бы трактоваться верно, поскольку были исключительно техничны. Однако рисунки в целом – их композиция, сюжет, особенности изображения различных объектов – заинтересовали Адель. Самое поразительное было то, что все они получались абсолютно одинаковыми, вплоть до мелочей, как будто их распечатали на копировальном аппарате: темный силуэт мужчины в длинном плаще или пальто, он облокотился о капот автомобиля, держит руки в карманах, скрывая кисти рук, смотрит в сторону… влево… в прошлое… Лицо его не прорисовано, обозначены лишь глаза, да и то, как это часто рисуют дети – две большие черные точки. Глаза полностью заштрихованы черным цветом, с особым нажимом, что свидетельствует о наличии страхов у клиентки.

– На большинстве Ваших рисунков присутствует один и тот же образ, – говорит Адель. – Этот человек, – она указывает на темный силуэт мужчины, – это он Вас преследует?

– Возможно.

– Кто он?

– Я не знаю.

– Но Вы постоянно рисуете его. Вы знакомы?

– Думаю, да.

– Вы можете назвать его имя?

– Нет.

– Этот человек – реален?

– Что Вы называете реальностью?

– Он существует в действительности? Он существует в то время, когда Вы не спите?

– Да. Он существует, когда я не сплю. Он существует и тогда, когда я сплю. Он существует в моих снах. Он по ту и по эту сторону сна. Он в моей комнате, когда я сплю. Он в моих снах, когда он не в моей комнате, – она задумчиво посмотрела на свои рисунки, будто вспоминая его.

– Он материален?

– Вполне.

– Как мы с Вами?

– Нет. Это другая материя.

Некоторое время Аврора молчала, всматриваясь в какую-то видимую только ей точку за спиной у Адель, затем заговорила быстро, вполголоса:

– Он всегда где-то рядом. Он преследует меня. Я подала заявление в полицию, но они не верят мне, и вместо того, чтобы искать его, они отправили меня сюда. – Она выпрямилась и произнесла более четко и размерено, даже несколько торжественно: – Вы же знаете, что именно из-за него я здесь.

– Нет, Вы здесь не из-за него. Вы здесь, чтобы разобраться в себе. Только когда нам удастся понять, для чего Вам нужен этот человек, только тогда он перестанет преследовать Вас. Я здесь, чтобы помочь Вам разобраться в этом.

– И Вы можете это сделать? – в ее голосе Адель ощутила обидную иронию и намеренно проигнорировала этот вопрос.

– Вы никогда не рисуете его лицо.

– У него нет лица.

– Вы никогда не видели лицо этого человека? – попыталась уточнить Адель.

– У него нет лица, – настойчиво повторила девушка, выделяя каждое слово. – И он… он не человек.

Аврора медленно поднесла высокий стакан с водой к губам, но пить не стала, и снова поставила его на стол. Адель исподлобья посмотрела на клиентку.

– Хорошо. Тогда кто он?

– Я не знаю, – Аврора пожала плечами. – Я не помню…

– Вы боитесь его?

– Нет. Я привыкла к нему.

– Так вы знакомы?

– Я этого не помню.

– Не помните, знакомы ли вы?

– Не помню, где познакомилась с ним.

– То есть вы все-таки знакомы?

– Давно.

– Насколько давно?

– Сразу после аварии.

– Вы только что сказали, что не помните, где и когда познакомились с ним.

– Да.

– Тогда что произошло после аварии? Вы увидели его впервые?

– Да. Но к тому моменту я уже была знакома с ним.

– Вы говорите, что увидели его впервые, но были уже знакомы до этой встречи.

– Все верно.

– Как это возможно?

– А разве с Вами не было такого? Вы видите человека первый раз, смотрите на него и понимаете, что вы знакомы или были знакомы когда-то, может быть очень давно, может быть в прошлой жизни…

– Расскажите подробнее про эту аварию.

– Автокатастрофа… Он был среди врачей скорой помощи. Он не был врачом. Он просто стоял рядом, и его никто не видел, кроме меня. Его никто не замечал. Он смотрел на меня, прямо в глаза, а я смотрела на него. Потом меня увезли. А он остался. Но всю дорогу он продолжал смотреть на меня. Я постоянно чувствовала его взгляд. А потом я открыла глаза и увидела яркий свет. Я очнулась в реанимации. С тех пор я – Аврора Гройс, – она внимательно посмотрела на Адель и напряженно, выделяя каждое слово, добавила: – Мне так сказали. Они мне сказали, что я Аврора Гройс… И с тех пор он все время рядом. А я не хочу просыпаться.


* * *

– Как давно это произошло?

Она пожала плечами.

– Давно.

– Почему Вы обратились в полицию только теперь?

– Раньше он не приходил ко мне. Только смотрел.

– А теперь?

– А теперь он приходит ко мне по ночам и садится в кресло напротив моей постели. И до рассвета он сидит там, откинувшись на спинку, и смотрит на меня, пока я сплю.

– Как же он попадает в Ваш дом?

– Я не знаю.

– Возможно, он снится Вам?

– Нет. Во сне все по-другому.

– Откуда Вы знаете, что он делает, если спите?

– Я чувствую его. Его нельзя увидеть. Только ощутить его присутствие.

– И все же, Вы уверены, что он существует? Что он – не Ваш вымысел?

– Что такое вымысел?

– Ваши фантазии.

– А если мои фантазии намного реальнее, чем ваша действительность?

– Они существуют только в Вашем воображении. Они реальны только для Вас. Для других они не существуют. Другие не знают о них.

– То есть Вы хотите сказать, что если не знаете о чем-то, то это не существует вовсе?

– Не существует для меня.

– Но существует за рамками Вашего сознания.

Она вопросительно посмотрела на Адель. Та замешкалась, но затем продолжила:

– И все же, Вы не можете требовать от полиции найти его. Этого… нечеловека.

Вопрос во взгляде Авроры сменился недоумением:

– Почему нет?

– Да потому что его не существует! Если Вы хотите найти его, обратитесь к экстрасенсам.

Аврора рассмеялась.

– К экстрасенсам? – теперь голос ее звучал уверенно, взгляд прояснился, она будто вынырнула из своих видений и сразу повзрослела лет на десять. – Чем они помогут мне, если даже я не могу вступить с ним в контакт?

– А Вы пытались? – с искренним интересом спросила Адель.

– Только он может инициировать наши контакты. Я не умею этого делать. Он не позволяет мне этого. Я могу лишь думать о нем, но чаще всего это не имеет силы. Я хочу услышать его голос. Безумно хочу. И я боюсь этого. Очень боюсь. Если он заговорит со мной, я, наверное, сойду с ума. Только не знаю, от страха или от восторга снова услышать его…

– Снова?

– Простите?

– Вы сказали: «снова услышать его».

– Разве я так сказала?.. – она улыбнулась и кокетливо отвела глаза.


* * *

– Продолжайте.

– Он стал приходить ко мне по ночам.

– Да, Вы уже говорили об этом. Он сидит в кресле в Вашей спальне до самого утра и смотрит на Вас.

– Да. Прежде все было так. Но этой ночью, когда я проснулась, его не было в кресле. Он сидел на краю моей постели и… Он разбудил меня… Своими прикосновениями. Я чувствовала его руки, – девушка невольно вздрогнула. – Он трогал мои ступни, мои щиколотки. Так осторожно… У него большие холодные ладони. – Она посмотрела на свои ладони и растопыренные пальцы, будто желая представить его руки. – Сквозь сон я чувствовала его прикосновения, но еще не готова была проснуться. Сначала мне было приятно, очень приятно. Но по мере того, как сознание мое пробуждалось ото сна, появился страх. Я боялась того, что если эти руки поднимутся выше или он окажется надо мной, я уже не смогу сопротивляться. Или не захочу. А еще я боялась просто увидеть его. Если бы это был обычный человек, пусть даже вор или какой-нибудь маньяк, проникнувший в мой дом, я бы так не испугалась. Но когда имеешь дело с чем-то совершенно неизвестным, непонятным, когда не знаешь, какие намерения у этого существа, какие будут последствия этого контакта, – от этого становится жутко. Впрочем, жутко становится прежде всего от собственных мыслей… Теперь я знаю это… Неожиданно он схватил меня за щиколотку и стал стягивать с кровати. Тут я окончательно проснулась. Вокруг было темно, он исчез. Я быстро включила свет. Меня охватил такой леденящий ужас, что я долго сидела на постели не в силах пошевелиться. Сейчас мне кажется, что я даже не моргала. Все мое тело пребывало в таком напряжении, что я перестала чувствовать пальцы рук и ног. Так я просидела до рассвета. Потом взошло солнце. Но и когда в комнате стало светло, я все еще боялась пошевелиться и выключить свет.


* * *

– Он снова приходил. На этот раз днем. Это случилось через пару дней после нашей последней встречи с Вами. После моего прошлого визита сюда. Его не было несколько ночей, и я почти перестала думать о нем. Но он вернулся. Он не отпускает меня. И теперь я узнала, что такое сонный паралич. Я испытала это на себе.

Я вернулась домой раньше обычного. Я открыла окно, чтобы воздух в комнате был свежий, улеглась поперек кровати, захватив с собой несколько новых журналов и сама не заметила, как заснула. Это был мягкий, легкий дневной сон. Совсем неглубокий. Скорее всего, я просто задремала. Сквозь сон я слышала, как ветер играет шторой, как хлопнула где-то дверь, я услышала шаги в соседней комнате… это насторожило меня. Я конечно же решила встать и убедиться, что в мою квартиру никто не проник. Я мучительно стала вспоминать, закрыты ли дверь и окна в других комнатах. В соседней комнате определенно кто-то был. Тогда я решила все же не вставать, а притвориться спящей. Если это вор или другой злоумышленник, я не смогла бы оказать ему сопротивление, а так, пусть забирает, что хочет и уходит. Может, спящую он меня и не тронет. Внезапно шум стих. Еще некоторое время я лежала, не открывая глаза, и прислушивалась. Все стихло. Спустя некоторое время я все же решилась встать и проверить, все ли в порядке. И не смогла этого сделать. Я лежала лицом на прохладных глянцевых страницах журнала, и сквозь полуоткрытые веки могла видеть лишь небольшую часть комнаты. До моего слуха через открытое окно доносились с улицы звуки, я чувствовала прохладный поток воздуха, слышала, как на кухне льется из крана вода… А ведь я не включала воду. Я не могла полностью открыть глаза, несмотря на все те усилия, что прилагала. Я не могла произнести ни звука, я не могла пошевелить даже пальцем. Мое тело было полностью обездвижено, в то время как разум мой бодрствовал.

При проведении общей анестезии пациенту вводят препараты, которые обеспечивают ему три вещи: он не чувствует боли, он временно утрачивает сознание и не помнит происходящее с ним во время операции, его мышцы полностью расслаблены, и он не может двигаться. Таким образом, он не чувствует, не двигается, не помнит. Если же действие препарата, отвечающего за глубокий, медикаментозный сон, прекращается преждевременно, раньше, чем восстанавливается чувствительность и способность снова двигаться, пациент слышит и помнит все, что происходит вокруг него, однако, не может пошевелиться и ничего не чувствует.

Со мной было нечто подобное. Только помимо релаксации мне не обеспечили больше ничего. Я все слышала, чувствовала, помнила – и не владела своим телом.


Аврора взяла чистый лист бумаги и продолжила:

– Вы же знаете, что такое сомнамбулизм? Или лунатизм, как чаще называют это явление. Сознание человека еще погружено в сон, а тело его уже проснулось и совершает неосознаваемые им действия, свойственные для бодрствующего человека. То, что происходило тогда, имело обратное действие. Мое тело еще бездействовало, а сознание уже пробудилось. Именно в этот момент он и появился.

Было страшно. Очень страшно. Жутко. Надо мной кто-то стоял, я чувствовала это, и стоял он так, что я не могла его видеть. Я запаниковала. Я очень сильно запаниковала. Несколько раз я мысленно прочла молитвы, какие смогла вспомнить сквозь сон, попыталась сложить в уме трехзначные числа, и постепенно оцепенение прошло. Все мое тело затекло и болело. Я с трудом подняла руку, затем села. Меня бил озноб.

В квартире все было по-прежнему, светло и тихо. И жутко. Я спустилась вниз, в кофейню, и долго сидела там, боясь возвращаться в свою квартиру. Когда стало темнеть, я позвонила Алексу.

– Кто этот Алекс?

– Александр. Он мой друг. Теперь он живет со мной. Я подумала, что если он будет ночью рядом и заметит, что со мной что-то не так, то разбудит меня и избавит от этого кошмара. Я рассказала ему о своих страхах, он пообещал следить за каждым моим вздохом до самого утра… Он засыпает раньше, чем успевает коснуться подушки, – Аврора улыбнулась, – и так и сопит в моей постели до самого утра. Тем не менее, мне стало спокойнее. Я чувствую себя увереннее. Когда рядом кто-то есть, пусть даже спящий, уже не так страшно. Но я совсем перестала спать. В лучшем случае, я засыпаю лишь к рассвету, когда начинает светать. Бессонные ночи изматывают меня, но я никак не могу справиться со своим страхом. Всю ночь я сижу, обняв руками колени, и безотрывно слежу за затаившимися в моей спальне тенями. Алекс остался у меня. Он переоборудовал комнату под мастерскую, и теперь практически все время проводит у меня, за работой, – она подняла глаза и пояснила, опередив вопрос Адель: – Он скульптор.

Адель кивнула.


* * *

– Александр все еще живет с Вами?

– Да, мы теперь живем вместе.

– За то время, что Александр живет у Вас, появлялся ли Ваш… нечеловек?

Аврора сдержанно улыбнулась, услышав это слово.

– Он постоянно приходит ко мне. Он появляется через определенные промежутки времени. В первое время я этого не замечала, а теперь знаю точно. Я думаю, что наши время и пространство заметно отличаются от его. Его время течет размеренно, а наше пролетает слишком быстро. Мне кажется, он приходит ко мне, ориентируясь на свое время, наше для него слишком скоротечно.

– Вы близки с Алексом?

Аврора вопросительно посмотрела на Адель.

– У вас были близкие… интимные отношения?

Аврора улыбнулась.

– К чему этот вопрос? Нет. Конечно, нет.

– Почему конечно?

– Если бы женщины интересовали его, разве бы я пригласила его к себе жить?

– Почему нет?

– Я не могу быть с мужчинами. Они от этого… умирают.

От неожиданности Адель поперхнулась. Вот это интересный поворот событий! Она потянулась за стаканом воды, чтобы скрыть эту неловкость.

– Каким же образом, позвольте узнать?

– Они отдают мне свою энергию и медленно погибают.

«Прямо-таки энергетический вампир, а не женщина», – подумала Адель, и ей вдруг стало смешно.

Однако, это была лишь грустная насмешка, скорее над собой, а не над собеседницей. Адель недавно исполнилось тридцать три – возраст Христа, как она любила повторять, но ощущала она себя намного старше и мудрее, нежели была на самом деле. У нее до сих пор не было длительных отношений с мужчинами, поскольку она считала, что ни один из них не достоин ее, и продолжала ждать прекрасного принца на белом дорогом авто.

Сны Авроры Гройс

Подняться наверх