Читать книгу Недостроенный колодец - Наталия Николаевна Антонова - Страница 3

Вадим не так давно возвратился из последнего плавания. Ему казалось, что он целую вечность не был на берегу.

Море всё ещё шумело в его ушах, а берег дышал весной. Ранней весной.

В воздухе скользили вкрадчивые ароматы расцветающих кустарников и цветов, они так легко проникали в душу, и пробуждали двоякое волнующее чувство – радости и печали…

Нет, это, наверное, просто весна, родина…

Ему хотелось бродить по старым улицам, знакомым с детства. И дышать этим тёплым морским запахом.

Нет, он не чувствовал печали по прошлому, не думал о старости, до неё ещё так далеко. А седина на его высоких чёрных висках, так это так… пена северных морей, которым он отдал 20 лет. Двадцать лет…

Неужели двадцать лет он не видел свой милый старый курортный город на берегу тёплого, вечно юного моря?..

Водоросли, лежавшие на берегу источали освежающий запах йода. Пахло рыбой и моллюсками. Отдыхающих было мало. Не сезон.

… На нижней террасе кафе сидела девушка. Белая гипюровая шляпка, кокетливо изогнувшись, закрывала почти всё её лицо. Прядь волос, выбившаяся из волнистой причёски, капризно покачивалась на ветру. Губы лукаво улыбались.

Она держала в руках длинный бокал с коктейлем и куда-то смотрела.

Куда же она смотрела?.. Нет, кажется, никуда… вернее её взгляд беспрепятственно проходил через все окружающее её, потому, что она была погружена в свои собственные мысли. И именно им, своим мыслям она улыбалась своей лукавой… и странно знакомой улыбкой.

Девушке лет восемнадцать…

Нет, он не мог её знать.

Вадим поднялся по извилистой каменной лестнице на террасу, сел за столик поближе к морю и стал смотреть на розовых чаек, на скалы, на солнце, медленно опускающееся в море.

Вадим обернулся и неожиданно увидел глаза девушки – синие-синие, влажные. Они словно источали аромат лесных фиалок.

– Марина! – пронеслось в его мыслях. – Это Марина! Ах, нет, она девочка, дитя, а Марине, должно быть теперь лет сорок. Марина…

…………………………………………………………

Они познакомились двадцать лет назад, в такой же завораживающий весенний вечер, вернее предвечерье.

Она стояла в белой кокетливо изогнутой шляпке, бросала чайкам хлеб и смеялась. Чему она радовалась? Морю? Чайкам? Своей молодости?..

Он подошёл, встал рядом и без всяких вступлений сказал, – меня зовут Вадим.

Она повернула к нему лицо, и лукаво улыбаясь, протянула кусочки хлеба.

Их пальцы на миг соприкоснулись и от неожиданности, он выронил хлеб на пол террасы. Вадим тотчас наклонился, чтобы собрать его и увидел маленькие белые туфли.

Сердце его вздрогнуло… Край шёлкового душистого платья, подхваченный ветром, скользнул по его губам.

– Ну, что вы, – сказала она, так долго? А впрочем, чайки сами подберут хлеб. Они залетают сюда, не очень-то обращая внимание на посетителей.

Он глубоко и покорно вздохнул, оставил крошки на полу и поднялся.

Предзакатные солнечные лучи двоились у него перед глазами.

Внизу шипели лиловые волны, и солёные брызги долетали до их губ.

– Марина, – услышал он её голос, доносившийся откуда-то издалека…

– Марина? – повторил он, приходя в себя. – Какое красивое имя. Оно пахнет морем, а море я люблю больше всего на свете.

Вместо ответа она рассмеялась так звонко, словно чья-то невидимая рука бросила на каменный пол террасы горсть золотых монет.

Чувство Вадима возрастало с каждым днём. Жизнь без Марины казалась невозможной.

Они поженились июльским днём, а когда вышли на улицу, то небо стояло над ними такое высокое, такое безмолвное и синева его была неохватной.

– Браки, действительно, совершаются на небесах, я в это верю, – сказал Вадим неожиданно серьёзно. Марина в ответ расхохоталась, обдав его влагой влекущих фиалковых глаз.

Они были счастливы. Каждый рассвет они встречали на берегу моря, а вечером спешили к скалам, чтобы пожелать солнцу, погружающемуся в море, спокойной ночи.

А потом Вадим ушёл в плавание на год. Сердце его разрывалось, но он старательно улыбался, прощаясь, – я буду писать тебе каждый день.

Марина плакала навзрыд. Потом, стоя на палубе, он долго видел её мечущуюся на берегу фигуру. Боль и отчаяние пронзали его сердце.

Шло время. Работа притупляла боль. Приходили нежные письма от Марины. Каждый листочек был исписан тонким летящим почерком и волновал ароматом только, что распустившегося ландыша.

И Вадим свободными вечерами писал ей длинные-предлинные письма, описывая всё, что ему приходилось видеть: пейзажи, людей, суету и красоту чужих портов.

И почти в каждой строчке – Марина! Любимая, моё сердце летит к тебе!

Увеличившись до предела, расстояние, сжалось на миг, и пошло на убыль…

Менялись широты, всё ближе был день встречи… и всё реже приходили письма от Марины, всё холоднее становилось благоухание, словно отцветающего ландыша или того нестерпимей, казалось, что там, в далёком приморском порту выпал глубокий ночной снег.

Марина! Марина! Марина! И пена морская льнула к бортам тяжёлого корабля и шептала вслед за ним тоскующим эхом – Марина! Марина…

Они причалили на рассвете. Марины в порту не было.

Вадим бежал, как сумасшедший по узким улочкам к дому, где они жили с Мариной.

Он распахнул калитку. В палисаднике дрожали покрытые каплями крупной росы цветки садового жасмина, а во дворе лежал без воды увядший букет ландышей.

Вадим влетел в дом, бог знает, что он задел в нетерпеливой тревоге, но к его ногам упало письмо. Он быстро распечатал его, и узкие синие строчки Марининого письма ударили его в самое сердце, – милый, прости. Я полюбила другого. Мы уедем к его родителям. Вернёмся через месяц. Лучше нам не встречаться.

– Молния! Беспощадная молния! – в беспамятстве прошептали губы Вадима.

И он ушёл из маленького уютного домика навсегда.

Всё, что осталось – это фиалки. Синие-синие, как Маринины глаза.

Правда, они высохли до приезда Марины от горя ли… от жажды ли…

Да и заметила ли она их вообще – последний подарок разлюбленного мужа…

Вадим бежал из любимого города, от тёплого моря, от своей изматывающей тоски.

Чужое холодное море остудило рваную рану. Сердце Вадима обветрило от ледяных ветров. Осталась только заноза, но он старался не дотрагиваться до неё, и она со временем перестала кровоточить, а только глухо ныла в долгие холодные ночи. Как будто бы сердце выло, как воет волк или ветер от непреходящей тоски и одиночества.

Но в основном жизни на берегу и не было – долгие плавания – моря и океаны убаюкивали его душу. Вадим многое повидал и многое забыл.

Правда, полюбить во второй раз так и не сумел… видимо не судьба.

И когда закончился срок службы, его потянуло домой, к родному тёплому морю.

Теперь он свободен, как чайка, оглядится и даст бог, да, что загадывать.

– И всё-таки странно, – подумал Вадим, – кто же эта девушка так похожая на Марину? Может быть, ему просто показалось… призрак его юности…

– Марина! – тихо позвал он.

И она обернулась. – А откуда вы знаете моё имя?

Вадим смутился на какое-то мгновенье и от неожиданности своего поступка, и от её реакции.

– Не знаю, – сказал он, – так показалось. Вы напомнили мне одну девушку. Это было очень давно и её тоже звали Марина.

– А вы нездешний? – спросила она.

– Родился здесь, здесь прошла моя юность, но давно не был в родных местах.

– А я и родилась, и выросла здесь, и никуда не уезжала. Живу, вон там! – она махнула рукой в сторону от моря. – Там домик за платанами. В палисаднике в начале лета цветёт жасмин и ещё ландыши на грядках. Мама обожает их.

– У меня два брата, мама и отчим. Давайте спустимся вниз, – неожиданно сказала девушка и через минуту её каблучки уже зацокали на каменных ступенях.

Вадиму не оставалось ничего другого, как пойти за ней.

– Маму мою тоже, как и меня зовут Мариной, – продолжила она, когда они оказались на берегу. – О! Она необыкновенная женщина! Все местные жители, – девушка звонко рассмеялась, – включая и мужчин, считают маму колдуньей, потому, что мама не стареет.

– Что с вами? – спросила девушка, увидев, что её собеседник побледнел.

– Да, я пошутила, а вы подумали, что и вправду колдунья?

– Нет-нет, – ответил Вадим, – просто я устал, немного болят виски, столько лет не был здесь, видно от избытка впечатлений.

– И воспоминаний, – добавил он про себя.

Ему почему-то стало тревожно, и действительно сильно заныли виски.

– Марина! – спросил он, а вы любите встречать рассветы на берегу моря?

– Люблю, – ответила она. Очаровательно улыбнулась, сняла белые туфли и пошла босиком по краю песка и моря. Пена почти от каждой волны долетала до её платья, и оно стало скоро совсем мокрым.

– Ну, ладно, – сказала она, – я домой, – и быстро пошла в сторону городка.

Обернулась и помахала ему рукой.

Вадим знал, что увидит её вновь. Он чувствовал это.

Тщетно пытался заснуть, ворочался с боку на бок, проклиная яркие звёзды.

Закурил, вышел из гостиницы и медленно пошёл к морю.

Ночь, воистину, была колдовской. Она разбила море на тысячи разноцветных зеркал, и каждая звезда глядела в своё особое, предназначенное только ей зеркало, которое каждую минуту меняло свой цвет и очертание.

А ветер был такой тёплый, такой ласковый, он дул и дул с моря на смежённые сном ресницы города, на руки деревьев, на губы цветов, на белые струи фонтанов. И цикады этой ночью пели так, что соловьи, услышав их, умерли бы от зависти.

И эта непонятная, безудержная в своём очаровании ночь перевернула его душу, вся жизнь вновь прошла перед его глазами.

Вадим не заметил, как стало розоветь небо.

– Мама! Смотри! Смотри! – услышал он лёгкий знакомый голос девушки, – это тот самый незнакомец, с которым мы вчера встретились в кафе. Я рассказывала тебе о нём. Он такой милый, мама! Ну, идём же, он тебе понравится!

Вадим поднял глаза и замер, его ноги словно засасывал песчаник. – Две лёгкие светлые фигуры в белых гипюровых, кокетливо изогнутых шляпках, приближались к нему. Две Марины, два призрака…

Или он сошёл с ума и видит мираж в предрассветном дрожащем воздухе.