Читать книгу Дети Великого Шторма - Наталия Осояну - Страница 6

Весь день ветер гонял по небу рваные серо-стальные облака, трепал кроны деревьев, вздымал на дороге тучи пыли. Ближе к вечеру Робин и Кэсса тайком сбегали на берег, к обрыву, а потом взволнованно рассказали Джайне, что океан бурлит, словно огромный котел, под которым пылает жаркое пламя.

– Быстро в дом! – тотчас скомандовала она, и дети подчинились.

По всем приметам до начала бури оставалось чуть-чуть. Джайна о многом успела позаботиться заранее, и теперь надо было лишь загнать гусей в птичник да пустить сторожевого пса в дом. Он забился под крыльцо, дрожа от страха. Вытаскивая оттуда четвероногого бедолагу, Джайна вся взмокла.

Целую вечность назад блистательная госпожа Алье, юная красавица, танцевала на балах и кружила головы поклонникам, помогала своему отцу вести дела и мечтала о том времени, когда выйдет замуж, будет растить детей и заботиться о собственной семье. Все ее мечты сбылись… только совсем не так, как она ожидала. Впрочем, здесь, на затерянном в океане островке, прошлое казалось не более чем сказкой, волшебной выдумкой – такой же, как те, что она рассказывала детям по вечерам.

Она в последний раз обошла двор, собирая все, что мог унести ветер. Потом Робин и Кэсса помогли ей закрыть ставни и уселись рядом. Джайна крепко обняла обоих, поцеловала в лохматые макушки.

– Этот вечер не для сказок и историй, – тихо сказала она. – Давайте лучше просто помолчим и доверимся Белокрылой – той, кто хранит нас в трудные времена.

Между тем ветер стих: он больше не шумел в трубе, а сквозь щели в ставнях было видно, что крона огромного дерева поблизости от их дома не колышется. Воцарилась тишина – неприятная, давящая, лживая. Издалека доносился голос прибоя, но больше ни один звук не нарушил молчание природы: кругом было… мертво. Джайна вся превратилась в слух, а Робин то и дело поглядывал на нее, словно не решаясь спросить: и когда же начнется твоя буря?

И буря пришла.

Внезапный порыв ветра пронесся над землей с такой силой, что крыша над их головами едва не подпрыгнула. Джайна улыбнулась, скрывая внезапный страх. Она вспомнила старое поверье своего клана: если в бурю спасешь хоть одно живое создание, Великий Шторм тебя не тронет еще десять лет. Только где его сейчас найдешь, это создание? Все, у кого в голове не водоросли, хорошенько спрятались.

Ветер крепчал. Он выл в трубе на разные голоса, стучался в ставни. Вскоре пошел дождь. «Только бы не град…» – с тоской подумала Джайна. После града от их скромного урожая вовсе ничего не останется. Хотя, скорее всего, он и так обречен.

Дети прижались к ней, словно два котенка. В дальнем углу скулил пес. Джайна молилась про себя Белокрылой, хотя знала, что та не защитит ее от Великого Шторма, а буря тем временем пробовала на прочность их домик.

– Мы ведь не умрем, правда? – шепотом спросила Кэсса.

Джайна покачала головой и подумала: «Не сегодня».

Они долго-долго сидели, обнимая друг друга, а потом Джайна задремала. Ей привиделись тучи, похожие на клубы нечесаной овечьей шерсти, и сверкающие лезвия молний. В этом странном сне у нее было два огромных черных крыла, которые отчаянно болели. Ветром ее швыряло из стороны в сторону, пока из мутного тумана впереди не вынырнули очертания большого дерева. Мелькнула крыша дома – такого знакомого дома! А потом, не в силах сопротивляться ветру, Джайна влетела прямиком в спутанные ветви, которые сдавили ее со всех сторон, будто змеи.

Дети испугались, когда она внезапно вскочила и бросилась к двери – там, снаружи, бесновался ветер и сверкали молнии.

Молнии.

Любая из них могла угодить в дерево, сквозь потрепанную крону которого даже в ночной темноте отчетливо виднелись изломанные черные крылья.

* * *

– А что ты об этом думаешь? – спросил Кристобаль Крейн.

Джа-Джинни, вздрогнув, пришел в себя и сердито посмотрел на магуса.

– Я не слушал, – сказал он, стараясь не повышать голоса. – Но знаю, что ты опять повторил то же самое, о чем без остановки твердил последние две-три недели, готовя нас к принятию окончательного решения. Мой ответ – нет. Понимаю, ты хочешь утереть нос Звездочету, но рисковать жизнью ради «сокровища», которое превратилось в пепел три тысячи лет назад, я не намерен.

В главном зале «Владычицы морей» – самой большой таверны Лейстеса – было шумно и многолюдно. На их компанию никто не обращал внимания, хотя любой мог увидеть разноцветные глаза Крейна, а крылья Джа-Джинни занимали полскамьи. В этом городе они оставались самими собой, поскольку находились среди таких же изгоев, врагов капитана-императора.

Лейстес был пристанищем пиратов.

Они сидели за одним столом: хмурый Джа-Джинни, бесстрастный Эрдан, задумчивый Умберто и ухмыляющийся Крейн. Крылан не любил, когда на капитана находило беспричинное веселье: обычно это предвещало неприятности.

Ах да! Еще была Эсме.

Прошло больше месяца с того дня, как целительницу приняли в команду, но он не привык считать ее своей. Все были рады, «Невеста ветра» казалась спокойной, а крылан все никак не мог избавиться от дурного предчувствия. Даже сейчас, когда девушка сидела на самом краешке скамьи, всячески стараясь раствориться в дымном воздухе таверны, он думал, какие беды может повлечь за собой ее присутствие на борту фрегата.

Ну почему, почему эта глупышка не осталась в Ламаре?

Целительница, словно прочитав его мысли, подняла голову, и крылан с досадой отвернулся. По крайней мере, она не чересчур красива и ярка. Не такая, как Камэ Паучок или та, чье имя Кристобаль никогда не произносит вслух. Большие серые глаза с длинными и густыми ресницами; темно-русые волосы, обрамляющие худое личико с тонкими чертами; вот если бы она улыбалась почаще… Впрочем, нет, пусть лучше хмурится. Пусть будет незаметной, как тень в сумерках.

– Значит, ты против, – сказал Кристобаль, ничуть не удивившись. – Хорошо. Кто еще хочет высказаться? Эрдан?

Мастер-корабел покачал головой:

– Я тоже возражаю. Кристобаль, ты утратил чувство меры. Мы пять недель шли за «Утренней звездой», и я притворялся, что мне нравится просто носиться по морям без определенной цели. Но сейчас нужно принять окончательное решение. Звездочет не в своем уме – это все знают, и ссориться с ним может только такой же безумец. Одумайся, пока не поздно.

Магус лишь усмехнулся. На лице у него было написано: «Будто я не в курсе, что ты и меня считаешь чокнутым».

Открылась дверь, впустив прохладный вечерний воздух. Вошли четверо мужчин с весьма суровой внешностью. Один из них – широкоплечий чернобородый здоровяк, чьи руки от плеч до кончиков пальцев покрывала густая вязь татуировок, – оглядел зал. Увидев Крейна, он зловеще прищурился и что-то вполголоса сказал товарищам.

– Вспомнишь о кракене – а он уже выпустил щупальца! – Крейн наклонил голову, не сводя с четверки пристального взгляда. Бородач слегка стушевался и обратил все внимание на трактирного слугу, как раз пробегавшего мимо. – Сатто и головорезы здесь… Значит, скоро появятся старик и его ручная зверушка. Ладно, что-то я отвлекся. Умберто?

– Разумеется, «за», – тотчас же сказал помощник капитана. – Затея, конечно, опасная. Но разве можно упускать такой шанс? Я не я буду, если не погляжу хоть одним глазком на… гм… ну, вы поняли. Не хочу вслух говорить, на что мы нацелились.

– Еще не нацелились, – проворчал Джа-Джинни. – Двое против двух.

Капитанский голос при решении самых важных вопросов преимущества не имел.

Магус улыбнулся:

– Эсме, что скажешь?

Джа-Джинни с трудом сдержал возмущенный возглас, а потом хлопнул себя по лбу: «Забыл! Совсем забыл!» Целитель, разумеется, тоже мог голосовать, и Эрдан рассказывал ему, что в былые годы Велину нередко случалось решать споры между капитаном и его помощниками. Просто те целители, что побывали на борту «Невесты ветра» за последние десять лет, по собственной воле предпочитали в подобных вещах не участвовать. Оставалось лишь надеяться, что у Эсме хватит здравого смысла…

– Я скажу… – Целительница покраснела и потупилась, ее голос звучал тихо, но твердо. – Да.

– Ты поддерживаешь мое предложение? – уточнил Крейн. Эсме кивнула.

Трое за, двое против.

Крылан закрыл глаза.

– Итак, мы вступаем в противоборство с чокнутым стариком, который даже собственной жизнью не дорожит, не говоря о чужих… – сказал он и криво усмехнулся. – Всю жизнь мечтал о таком приключении.

– Что-то ты совсем пал духом, – заметил Крейн. – Это нехорошо.

– Нехорошо?! – взорвался Джа-Джинни. На них стали оборачиваться другие посетители таверны. – Позволь тебе кое-что напомнить! После того как ты проявил благородство и не воспользовался затруднительным положением «Утренней звезды» – хотя сам Звездочет на твоем месте устранил бы противника раз и навсегда, – между нами установилось некое подобие мира. Я думал, что это…

– Мир закончился на Алетейе, – перебил магус, не повышая голоса. – Он сам сказал, что больше мне ничего не должен. В любом случае я не стал бы полагаться на слово Звездочета… И ты забыл, что Зубастый вот-вот окончательно отойдет от дел. Он должен кому-то передать свою корону. Рано или поздно все закончится дракой со Звездочетом. Предпочитаю сделать первый ход.

– Ты не делаешь первый ход, тебя вынуждают его сделать, – мрачно пробормотал крылан. – Смекаешь, в чем разница?

Крейн прищурился; между большим и указательным пальцем его правой руки, спокойно лежавшей на столе, проскочила искра – в пылу ссоры в нем часто просыпался феникс. «Первопламя» – так магус называл огненную сущность, что жила в его крови. Джа-Джинни подался назад, прикусил язык.

Эрдан вмешался, бесстрастно подытожив:

– Решение принято. Не вижу смысла пререкаться. Давайте лучше обсудим план действий.

Умберто кивнул чуть быстрее, чем следовало, а Эсме перевела взгляд с крылана на магуса и обратно. Понимала ли она, чем может закончиться их ссора? Там, на острове, между ней и капитаном произошло что-то, о чем они двое не стали рассказывать. Но даже если она знала, к какому клану принадлежал Крейн, вряд ли ей пришло в голову, что легенды не врали: фениксы и впрямь по многим причинам были самыми опасными из небесных детей.

– План действий… – Крейн усмехнулся. – Что ж, слушайте.

Они вышли на след «Утренней звезды» четыре недели назад, а до этого примерно неделю искали ее везде, где только можно. Если бы не вынужденная остановка в Ламаре, от которой все равно не было никакого толку, фрегату Звездочета не удалось бы опередить их так сильно. Тогда Джа-Джинни даже радовался. Он сразу почувствовал, что странная история с картой сулит неприятности, и все-таки понадеялся, что долгая погоня вымотает Крейна, успокоит его.

Получилось наоборот.

С каждым днем магус делался все мрачнее и решительнее. Джа-Джинни видел, как в его разноцветных глазах разгорается пламя одержимости. Крейн все больше проникался идеей отнять у Звездочета карту и разыскать то, что на ней обозначено. А когда на магуса находило, ему никто не мог перечить. Хотя в команде лишь трое – впрочем, теперь уже четверо – знали, к какому клану принадлежит Крейн и что способен сделать с ослушником в пылу гнева, остальным хватало и простой интуиции. К тому же после появления на борту «Невесты ветра» целительницы матросы возликовали и готовы были следовать за капитаном в огонь и воду, не догадываясь, что именно это, возможно, им и предстоит.

Когда им показалось, что Звездочет все-таки ускользнул, Крейн сделался молчалив и страшен. Матросы, шкурой чуя его приближение, старались поскорее убраться с дороги.

В Лейстес они направились, чтобы почистить корпус в доке и пополнить запасы провизии, но, едва войдя в Благодатную бухту, увидели у причала «Утреннюю звезду», которую так долго искали повсюду. Фрегат Звездочета выглядел не лучшим образом: от парусов на третьей мачте остались одни лохмотья, почти все крючья по правому борту сломаны или вырваны. Раны, явно нанесенные несколько дней назад, уже начали заживать, но все равно смотреть на них было жутко. На «Утреннюю звезду» в очередной раз напал кракен. Среди пиратов давно ходили слухи, что фрегат Звездочета по какой-то непонятной причине притягивает к себе всевозможных морских тварей. Считалось, что поэтому он и избегает южных морей: если с обычными чудовищами справиться хотя и сложно, но можно, то с меррами все куда труднее.

Магус, увидев рыбокорабль своего старого врага, повеселел и явно замыслил недоброе.

– Вы сами убедились, что «Утренняя звезда» не останавливалась надолго ни в одном из портов. Что бы сделал я на месте Звездочета, окажись в моих руках такая карта? Я бы занялся ее расшифровкой, а потом стал готовиться к долгому путешествию – в том, что оно будет долгим, нет никаких сомнений. Поначалу я думал, что Звездочет сразу отправится сюда, ведь у него здесь есть безопасное логово. Однако нашлись какие-то более важные дела, заставившие его несколько недель путешествовать от острова к острову. Хотел бы я знать, чем он занимался… – Крейн помрачнел и на мгновение умолк. – Так или иначе, «Утренняя звезда» в Лейстесе. А здесь, как я уже упоминал, у Звездочета есть собственный дом.

– Только не говори, что ты собрался проникнуть туда и похозяйничать в его кабинете… – с иронией начал Джа-Джинни и осекся. Крейн смотрел на него с многозначительной улыбкой. – Кристобаль?

– Именно это я и собираюсь сделать, – негромко проговорил магус. – Правда, пока не знаю, каким образом. Есть идея получше?

Крылан онемел от возмущения. Вместо него ответил Эрдан:

– Пока что и впрямь не видно других путей. Он одинок – ни жены, ни любовницы. Даже зверей не держит, если не считать Змееныша. Не подступишься. – Мастер-корабел поморщился. – Кристобаль, я прошу тебя об одном – не торопись. «Утренняя звезда» простоит тут еще неделю, а то и две, слишком уж сильно она повреждена. У тебя достаточно времени, чтобы все обдумать.

Магус промолчал.

«Вот мы сидим так же, как не раз сидели раньше, – вдруг подумал крылан. – Идея Кристобаля не намного безумнее, чем достославное путешествие на юг. Он не стал бы тем, кто он есть, если бы боялся каждой тени. Отчего же мне кажется, что скоро произойдет большое несчастье?»

Предчувствие беды сделалось необычайно сильным – ему еще не бывало так неуютно в этой таверне, где их всегда принимали с радостью.

И тут он ощутил чей-то взгляд.

Девушку с гитарой заметить было нетрудно. Когда они вошли в общий зал, она уже сидела на скамье возле очага и негромко пела, едва касаясь струн. Песня была известная – о легкомысленной невесте моряка, которая, не дождавшись возвращения суженого, закрутила интрижку с мерром и стала очарованной морем. В таверне все время менялись музыканты: заезжие барды оставались на неделю или месяц, иногда задерживались на полгода, потом исчезали и возвращались редко – ведь мир так велик. Кто-то из них оставил после себя приятные воспоминания и хорошие песни, кого-то предпочли забыть. Сейчас девушка уже не пела, лишь перебирала струны. И смотрела на него как на старого знакомого, которого совершенно не ожидала повстречать.

Крылану не нравились такие взгляды – как, впрочем, и любые другие. А смотрели на него часто – с интересом, искоса, думая, что он не замечает; нередко смотрели боязливо, потому что о его похождениях не слышали, кажется, только рыбы.

Музыкантша выглядела молодо, не старше Эсме. Ее длинные темно-рыжие волосы были заплетены во множество косичек, в которых проглядывали ленты, монеты, кольца и даже маленькие колокольчики. Нет, он точно не видел ее, не встречался с ней. Разве что она была совсем маленькой и сильно изменилась. Он-то внешне остался таким же, как и лет двадцать назад.

Незнакомка дерзко улыбнулась ему и, откинув со лба длинную челку, начала играть. От первых же аккордов крылана бросило сначала в жар, а потом – в холод.

«Что происходит?»

Джа-Джинни перевел взгляд на Крейна, который сидел спиной к девушке, и увидел, что тот застыл с открытым ртом. Зрачки разноцветных глаз магуса расширились, в них мелькнули отблески пожара. Руки сжались в кулаки, и, за миг до того, как Крейн спохватился и спрятал их под стол, Джа-Джинни успел увидеть новые голубоватые искры – много искр. В воздухе ощутимо запахло грозой.

Девушка продолжала играть. Ее пальцы ласково трогали струны, печальные звуки ненавязчиво вплеталась в шум таверны. Крылан теперь мог с уверенностью сказать, что никогда не слышал этой мелодии, и все же она будила в его душе смутные воспоминания. Чужие воспоминания.

Воспоминания Кристобаля Фейры.

Эсме и Умберто растерянно переглядывались – они тоже почувствовали, что происходит что-то странное. Эрдан оставался бесстрастным, но Джа-Джинни видел, что его внимательный взгляд устремлен на Крейна. Они считали, что знают о капитане если не все, то, по крайней мере, достаточно многое. Однако сейчас из глубин его памяти всплыла какая-то тайна, с которой они раньше не соприкасались.

Магус чуть повернулся, бросил беглый взгляд на незнакомку с гитарой и снова застыл. Его загорелое лицо побледнело и сделалось серым, точно камень; между бровями появились три глубокие морщины. Он казался напряженным, словно туго натянутая струна.

Когда мелодия отзвучала, он привстал и махнул рукой, приглашая девушку подойти. Она неторопливо отложила гитару и приблизилась к их столу, настороженно поглядывая то на Джа-Джинни, то на Крейна.

– Желаете, чтобы я что-то сыграла?

Даже когда она не пела, ее голос звучал очень мелодично.

– Нет, – тихо сказал Крейн. – То, что ты сейчас играла… Откуда ты знаешь этот мотив?

– Я знаю много песен и баллад… – начала музыкантша, а потом вдруг запнулась, вздохнула и продолжила совсем другим тоном: – Впрочем, нет, не стану я врать, будто ничего не понимаю. Я вообще ложь не люблю. Выходит, он все это затеял не просто так.

Джа-Джинни навострил уши.

– Он? – спросил Эрдан, потому что Крейн снова превратился в каменное изваяние – к счастью, ему хватило ума закрыть глаза, в которых заиграли зловещие красные огоньки. – О ком ты говоришь, девушка?

– Два дня назад я пела, как обычно, а потом вышла на улицу воздухом подышать, – сказала музыкантша. – И тут ко мне подошел… некто. Я не разглядела его лица, честное слово, было очень темно. Да к тому же он кутался в плащ с капюшоном, явно хотел остаться неузнанным. Он сказал, что хорошо заплатит, если я буду каждый вечер то и дело играть одну и ту же мелодию. Он мне ее напел кое-как, а дальше я уж сама…

– И все? – хрипло проговорил магус. – Больше он ничего не сказал?

Она покачала головой, потом поморщилась и прибавила:

– Я спросила – зачем? Вдруг кому-то из посетителей не понравится… Он в ответ только рукой махнул. По правде говоря, заплатил этот чудак щедро, и я рискнула. Хотя на самом деле чутье мне сразу подсказало, что история плохо пахнет. Я вас… обидела?

– Нет, что ты, – холодно проговорил Крейн. – Просто иногда музыка бывает жестокой, потому что напоминает о вещах, которые хочется забыть. Ты очень хорошо играла. Прими мою благодарность.

Он потянулся к кошельку, но музыкантша опять покачала головой:

– Не надо денег. Я же говорю, незнакомец хорошо со мной расплатился. Только вот… меня мучает совесть, что я заставила вас вспомнить о чем-то неприятном. Может, вы подскажете, как все исправить?

Магус чуть-чуть оттаял и даже улыбнулся.

– Не сегодня, – сказал он. – Возможно, в следующий раз.

Девушка кивнула и, сообразив, что ее присутствие мешает им продолжить разговор, ушла. Напоследок она проговорила:

– Меня зовут Лейла!

И почему-то опять посмотрела на Джа-Джинни.

Крейн опустил подбородок на сплетенные пальцы и снова замер.

– Ну? – сказал крылан, когда молчание стало невыносимым для всех. – Произошло что-то очень странное, и ты явно знаешь больше, чем мы, Кристобаль. Ты что-то вспомнил – и я не ранимая девица, я не буду испытывать угрызений совести, если заставлю тебя вспомнить это еще один раз.

Магус хмыкнул:

– Как же ты собираешься меня заставить?

– Найду способ, – без промедления ответил Джа-Джинни. – Не вынуждай меня…

– Тише, тише, – перебил Крейн, морщась. Джа-Джинни и впрямь увлекся, повысил голос: – Понимаете, друзья, у моей… семьи было много песен, которые мало кто знал, кроме нас, потому что пели их только в узком кругу, среди своих. На языке, который считается мертвым. И эта мелодия… вообще-то она называется «Плач по Фениксу»… – Он зажмурился и снова замолчал. – Есть и песня. Я хорошо помню, о чем она. О храбром воине, который сражался с чудовищами, живущими в облаках. Он хотел спасти принцессу, запертую в высокой башне, и погиб, когда его предал лучший друг. А принцесса, узнав о его гибели, бросилась с этой самой башни, только не разбилась – превратилась в птицу и с тех пор ищет своего любимого по всему свету. Она вечно будет его искать. Я… не ожидал услышать «Плач» спустя столько лет.

«Сорок лет, – мысленно уточнил Джа-Джинни. – Сорок лет назад вся твоя семья погибла, и эта мелодия, конечно, оказалась хуже любого ножа».

– Кто мог такое… устроить? – тихо спросил Умберто. – И, главное, зачем?

– Хороший вопрос, – проговорил Эрдан, нахмурившись. – Может, это предупреждение, Кристобаль? О грядущем предательстве лучшего друга и о том, что тебя…

Он не договорил, но всем и так было ясно.

«…Тебя узнали?»

– Понятия не имею. – Крейн-Фейра пожал плечами. – Если подумать, довольно многие знают, кто я такой на самом деле. Вы четверо, Лайра и Камэ… Что знают двое, то знает и Меррская мать, но меня это не особо волнует. Что со мной может сделать капитан-император – объявить вне закона?

Шутка вынудила их слегка расслабиться, хотя Джа-Джинни не сомневался, что Кристобаль лукавит. У него были веские причины скрывать свое небесное происхождение, не говоря уже об огненной крови, от многих магусов и людей. В том числе и от правителя Лейстеса, Зубастого Скодри.

И тут, словно в ответ на его мысли, в таверне появился новый посетитель – высокий седой мужчина в простой одежде. Завидев Крейна, он тотчас же заулыбался и поспешил к их столу.

– Добрый вечер, капитан! Господин Скодри послал меня, чтобы поздравить с удачным завершением похода.

– Передайте ему мою сердечную благодарность, – сказал магус. – Как он поживает? Мы давненько тут не были…

– Э-э… – Слуга Зубастого почему-то замялся. – Вы можете спросить его самого. Господин Скодри приглашает вас на ужин. – Он перевел взгляд на Эсме. – Он также надеется, что новая целительница «Невесты ветра» будет вас сопровождать.

Эсме ошеломленно подняла брови. Джа-Джинни усмехнулся: знай она, кто такой этот «господин Скодри», удивилась бы куда сильнее. У самого крылана приглашение вызвало странную тревогу. Взглянув на капитана, он увидел, что тот тоже насторожился. Уж не собрался ли Скодри переманить целительницу на свой фрегат или каким-то другим способом оставить ее в Лейстесе? Спасение Кузнечика стремительно обрастало невероятными подробностями и было уже на полпути к тому, чтобы превратиться в легенду…

– Эрдан?.. – спросил Крейн.

Мастер-корабел покачал головой и пробормотал что-то вроде: «Я слишком стар для поздних ужинов». Умберто тоже отказался, сославшись на какие-то важные дела, и тогда Крейн перевел взгляд на Джа-Джинни:

– У тебя тоже важные дела?

Крылан скривился:

– Ты же знаешь, я не люблю быть украшением стола.

– Передай Скодри, мы обязательно придем. – Магус повернулся к слуге, который терпеливо ждал ответа. – Я, Эсме и Джа-Джинни. Рад буду повидаться с госпожой Агнес и остальными.

Старик, пряча взгляд, пробормотал какую-то вежливую чушь и скрылся. Умберто посмотрел на капитана и, получив молчаливое согласие, откланялся.

– Может, кто-то объяснит мне, что произошло? – поинтересовалась Эсме с еле заметным раздражением. – Кто такой этот Скодри?

– Очень милый человек, – ответил ей Эрдан совершенно серьезно, а Джа-Джинни опять усмехнулся: ему бы не пришла в голову мысль назвать того, кто на протяжении долгих лет наводил страх на добрую четверть Империи, очень милым человеком.

Хотя Эрдан был прав – в определенном смысле.

* * *

Утро после грозы было свежим и чистым.

Джайна выпустила на волю исстрадавшегося пса, открыла в доме все окна, чтобы прогнать ночные страхи, а потом прошлась по двору, собирая сломанные ветки и листья, занесенные ветром. Робин и Кэсса помогали ей. Мальчику с трудом удавалось молчать – ребенок всегда остается ребенком, даже если в его жилах течет небесная кровь.

– Его прислали за нами? – наконец спросил Робин с любопытством, но без страха. Кэсса промолчала, но нетерпение и тревога в ее глазах почему-то показались Джайне совсем не детскими. – Он нас выследил, да?

– Не думаю, – ответила Джайна не очень уверенно. – Он просто… пролетал мимо.

– Мимо, как же! – Мальчик рассмеялся совсем по-взрослому. – Ты видела? У него шесть крыльев, и все – черные, как полночь в безлунную ночь. Я даже не думал, что в… человеке может быть столько черноты.

Джайна машинально отметила, что Робин запнулся на слове «человек».

Ночью, затащив незнакомца в дом, она первым делом попыталась снять с него перевязь с метательными ножами и едва не осталась без руки – крылан, не приходя в сознание, схватил ее за запястье и тихо зашипел. Пальцы у него были такие сильные, что даже ее крепкие кости затрещали. Превозмогая боль, она застыла и с трудом дождалась, когда он обмяк и железная хватка разжалась. Перед глазами у нее двоилось – его настоящие перья смешивались с теми, которые никто другой, кроме ее соплеменников, не мог увидеть. И те и другие в самом деле были чернее черного.

– Мне страшно, – прошептала Кэсса. – Вот бы нам куда-нибудь уйти…

Джайна покачала головой:

– Нам некуда уходить, моя маленькая.

«И негде спрятаться».

Раздался такой звук, словно кто-то скреб когтями по дереву. Она оглянулась и увидела ночного гостя. Крылан замер на пороге дома: его крылья бессильно обвисли, исцарапанное лицо казалось маской. Бирюзовые глаза внимательно оглядели двор, Джайну и детей, а потом остановились на дереве, которое ночью раскололо молнией. Джайне было немного жаль дерева – оно давало приятную тень в жару и мелодично шелестело листвой.

Он снова перевел взгляд на Джайну и прищурился, а потом еле заметно улыбнулся. Она, конечно, переоделась и высушила волосы, но царапины на руках и лице должны были продемонстрировать человеку-птице, кто снял его с дерева и спас ему жизнь. Ей не составило труда понять ход его размышлений: обычной женщине ни за что не удалось бы проделать такой фокус, а небесные птицы, как правило, не живут в развалюхах, далеко от городов, на островах, где кругом одни фермеры и рыбаки, вечно в шаге от нищеты… Все просто, все очень просто.

«Он понял, – подумала Джайна. – Помоги нам, Белокрылая».

Оставалось надеяться лишь на то, что у них общий враг.

Его величество капитан-император Аматейн.

* * *

Когда отзвонили вечерние колокола в порту, они уже приближались к жилищу Скодри. Старый пират обитал в отдалении от шумных улиц – в небольшом особняке, оплетенном виноградной лозой по самую крышу, посреди цветника, где бурно разрослись розовые кусты.

– Красивое место, – сказала Эсме с легкой улыбкой. Джа-Джинни хмыкнул, Крейн промолчал. От гостиницы, где пришлось остановиться на время ремонта «Невесты ветра», они шли в молчании, которое тяготило целительницу, но нарушить его она решилась только сейчас. – Я бы хотела жить в таком доме.

– Я давно говорил капитану, что не мешало бы купить в Лейстесе какое-нибудь жилище, – сказал крылан. – Но ему нравится кормить гостиничных клопов.

Магус одарил его косым взглядом – и опять промолчал. Впрочем, Джа-Джинни не нуждался в ответе, он и сам знал: даже если Кристобаль поддастся когда-нибудь на его уговоры, он не станет жить в купленном доме. Как и во многих других, приобретенных по случаю и пустующих. Он не признавал другого дома, кроме «Невесты ветра».

– Может, все-таки расскажете мне, кто такой этот Скодри? – осторожно спросила целительница. – И отчего ему понадобилась я? Как-то не хочется выглядеть полной дурой…

Выдержав паузу, Джа-Джинни убедился: Крейн по-прежнему не желает разговаривать. И тогда он принялся объяснять сам:

– Ты что-нибудь знаешь о лирийском мятеже?

Она помотала головой.

– Это случилось… э-э… точно не помню, кажется, лет через десять после заключения Договора Семерых. Кланы Орла, Скопы и Ястреба не поделили между собой Лирию – большой процветающий остров. Сейчас уже не разберешь, кто первый начал, – кланы несколько лет валили вину друг на друга, – но когда жители Лирии, измученные тем, что с них снимают дань в трехкратном размере, да еще и император постоянно требует подарков, подняли восстание, его подавляли сразу три клана, которым помогали цепные акулы. Не вдаваясь в подробности, скажу: от острова осталось пепелище. Города и поселки сровняли с землей, виноградники вырубили…

– Заступница! – ошеломленно пробормотала Эсме. – Теперь припоминаю: Велин об этом рассказывал. Но почему с ними обошлись так жестоко?

– Капитан-император решил преподать урок, – встрял Крейн. – Как говорится, чтобы другим неповадно было.

– Да-да, – кивнул Джа-Джинни. – Магусы не щадили ни женщин, ни детей. В ход шло любое оружие, и в живых осталась всего-то тысяча лирийцев. Среди них оказался и некий Скодри – рыбак, не участвовавший в восстании, но потерявший в итоге всех родственников до единого – где-то полтора десятка человек. В тех краях у рыбаков всегда были большие семьи.

– Он решил мстить?

– Совершенно верно. Собрал таких же несчастных, сколотил команду. Как они первый фрегат захватили, я расскажу в другой раз, но факт есть факт – уже через полгода после лирийской бойни Скодри вовсю пиратствовал в морях, и горе было тем магусам, которые попадались ему в руки.

Эсме побледнела, и Джа-Джинни счел это удачным поводом закончить рассказ.

– Руки – это еще что, – сказал Крейн, словно не замечая молчания крылана. – Кое-кто попался ему в зубы. Это известная история. Когда Скодри захватил в плен одного из воинов клана Скопы, тот вызвал его на поединок и заявил – дескать, будет драться без оружия, потому что его оружие всегда при нем. Видела когда-нибудь скопу? В боевом облике у них когти, словно лезвия кинжалов, шипы и все такое. Скодри принял вызов смеясь – все тогда решили, что он окончательно помешался. Дуэль закончилась тем, что Скодри загрыз своего противника. С тех пор его стали называть…

– Зубастым, – сказала целительница. – Проклятье! Отчего вы меня сразу не предупредили?

– Ты бы осталась в гостинице? – иронично поинтересовался капитан. – Не каждый день тебя приглашает на ужин живая легенда. Ну ладно, не надо так переживать. Он уже давно никого не кусает – обзавелся семьей и тихо-мирно живет в Лейстесе… Который, кстати, никогда не был бы построен, если бы не Зубастый.

– Хотя он по-прежнему ненавидит магусов, – заметил Джа-Джинни. – Всех, а не только виновных в гибели Лирии.

– Но как же… – Эсме растерянно подняла брови. – Ведь он…

– Он не знает, кто я такой. – Крейн улыбнулся краем рта. – Впрочем, возможно, скоро начнет что-то подозревать.

Джа-Джинни кивнул, соглашаясь с Кристобалем. О капитане Крейне заговорили лет пятнадцать назад, хотя «Невеста ветра» вышла в море гораздо раньше. Ждать осталось недолго: пройдет еще лет пять, и жители Лейстеса – те, кто воочию видел знаменитого пирата и его фрегат под зелеными парусами, – обратят внимание, что он не стареет. Тогда они сделают единственно возможный вывод.

– Думаю, у нас точно есть в запасе год-другой, – сказал крылан. – А потом надо будет что-то предпринять.

Крейн отмахнулся, давая понять, что не желает больше говорить на эту тему. Они прошли по узкой дорожке, посыпанной мелкой галькой; с обеих сторон вздымались огромные – выше человеческого роста – кусты роз. «Жаль, не цветут», – подумал Джа-Джинни. В прошлый раз он попал сюда в разгар лета, когда цветов было больше, чем листьев, и едва не опьянел от их аромата.

Возле дома, под навесом из лозы, был накрыт большой стол, вокруг которого суетились слуги. Ими командовала маленькая худощавая женщина лет сорока. Ее необычайно густые и длинные волосы были собраны в хвост, простое платье облегало стройную фигуру, а изящные пальцы справлялись не только с иголкой, но и с острым тонким стилетом, который Агнес всегда держала при себе. Крылан легонько тронул Эсме за локоть и прошептал, взглядом указывая на женщину:

– Это жена Скодри.

– О-о, вот и гости! – воскликнула Агнес, увидев их. – Как раз вовремя! Милый!

Эсме передернуло при слове «милый». Скодри, хромая, появился из-за угла дома. Он был ниже Крейна, зато намного шире в плечах и рядом с миниатюрной супругой казался настоящим великаном. В свои шестьдесят лет пират сохранил почти все зубы, и в его густой шевелюре черных волос было намного больше, чем седых. Спину он держал по-прежнему прямо, а голову – гордо.

– Ах, бродяга! – Скодри по-медвежьи облапил Крейна – у другого от таких объятий затрещали бы ребра, но магус не дрогнул. – Я уж думал, ты больше к нам не вернешься.

– Неужели? – хмыкнул Кристобаль. – Меня не было всего полтора года.

– В море время течет по-другому, – заметила Агнес. – Джа-Джинни, мы рады тебя видеть в добром здравии. Кристобаль… – она укоризненно взглянула на Крейна. – Представь нас!

Крейн закивал, и последовал слегка церемонный ритуал знакомства. Эсме превзошла ожидания крылана: она учтиво улыбалась Скодри и даже бестрепетно протянула руку, которую тот поцеловал.

– Мы единственные гости? – поинтересовался Крейн, оглядев стол. – Ты больше никого из капитанов не пригласил?

– А зачем? – искренне удивился Скодри. – Ребята со сторожевых кораблей и так бывают у меня почти каждый день, мы друг другу надоели. Но такие редкие гости, как ты, давно не сидели за этим столом.

– Как же? – удивился Крейн. – А Звездочет? Ведь «Утренняя звезда» стоит в доке?

– Дразнишь меня? Ты ведь знаешь сам, он не из тех, с кем я хотел бы ужинать ради собственного удовольствия. – Скодри на мгновение помрачнел, словно вспомнив о чем-то неприятном. – Да к тому же его на фрегате нет.

Джа-Джинни проглотил ругательство. Звездочета нет на фрегате? Но где же он тогда? Вместо него этот вопрос осторожно задал Крейн, на что Скодри вполне ожидаемо заявил:

– Не знаю и знать не хочу. Сатто, его помощник, был у меня и сказал, что временно командует «Звездой», пока Звездочет не вернется. Вот ты и разберись, если так интересуешься. Хотя я ума не приложу, зачем он тебе понадобился.

Крейн красноречиво взглянул на Джа-Джинни, и они молча решили обсудить эту странную новость после ужина.

Потом появились дочери Агнес и Скодри – Джа-Джинни с трудом припомнил, что одной, должно быть, уже исполнилось восемнадцать, а другая на два года младше. Девушки смеялись, щебетали, и именно из-за них Эсме перестала смотреть на хозяев дома с опаской.

Одного человека не хватало.

– А где Люс? – спросил Джа-Джинни у Агнес, когда они садились за стол.

Младший ребенок Скодри, долгожданный сын, ему нравился – это был на редкость смышленый и любознательный мальчишка.

Женщина потупилась, и ее улыбка на мгновение погасла.

– Он… потом придет.

«Потом?»

Джа-Джинни с трудом представлял себе, что могло помешать Люсу выбежать первым навстречу капитану Крейну, которого он просто обожал, но настаивать было неприлично.

Застолье Скодри устроил отменное: блюда сменяли друг друга и были столь вкусны, что, как шутливо заметил Крейн, за этим столом и кракен бы наелся до отвала. Скодри тотчас парировал, заявив, что кракен скорее попал бы на этот стол в качестве главного блюда.

– Кстати, – сказал Крейн, – Эсме очень интересовалась историей Лейстеса, но я решил, что лучше ей про все самое главное узнать от основателя города. Ты не мог бы?..

– Конечно! – радостно зарычал Скодри, не заметив, что целительница совсем смутилась. – Вот скажите, Эсме, чем человек отличается от зверя?

Девушка растерянно пожала плечами.

– Не знаете? – Старый пират лукаво улыбнулся. – Зверь, будь он птицей или рыбой, питается тем, что поймает, и спит там, где безопасно. Птицы, правда, вьют гнезда, но не все и обычно лишь на то время, пока высиживают яйца и выкармливают птенцов. А человеку нужен дом, Эсме. Дом. Это такое место, куда ты всегда можешь вернуться, как бы далеко тебя ни забросила судьба. Или… – По лицу Скодри пробежала туча, он ненадолго умолк. – По крайней мере, о возвращении домой можно мечтать. Даже если за твою голову назначена награда.

В два глотка он осушил полный кубок обжигающей сарьи, и на краткий миг в его глазах полыхнул тот самый огонь, который в свое время заставлял цепных акул трепетать при одной лишь мысли о Зубастом Скодри.

– Этот город, – продолжил он серьезно и сурово, – основан вовсе не только для пиратов. Лейстес открыт для всех, кто потерял свой дом. Знаешь, девочка моя, граница между моряком и пиратом не всегда так уж очевидна. Порою случается, что пиратский фрегат берет на абордаж торговый, а тот оказывается лучше вооружен. И каков результат? Торговец очищает трюмы пирата и преспокойно продает его товар в ближайшем порту. Команда, естественно, отправляется считать острова, а сам фрегат в лучшем случае успевает удрать и перерождается где-нибудь в океане. Но я отвлекся… – Он усмехнулся. – Если моряк завербовался на судно, может случиться так, что он вернется домой не скоро – и, оказавшись на берегу, увидит, что дома-то и нет.

– Сгорел, к примеру, – сказала Эсме очень спокойно.

– Допустим. Что это значит? Это значит, что теперь наш матрос навеки привязан к морю. Но, что ни говори, человек не рыба и не может всю жизнь провести в брюхе фрегата, поэтому рано или поздно он начинает подумывать, что не мешало бы осесть где-нибудь в порту, прикупить землицы и заняться выращиванием… ну, например…

– Роз, – подсказала целительница.

– А почему бы и нет? Красивые цветы. И вот тут-то наступает самое интересное. Распрощался наш моряк с друзьями, получил свою долю, сошел на берег. Присмотрел себе домик, а заодно и жену. И тут к нему приходит местный староста да ненавязчиво так намекает: дескать, все хорошо, ты парень при деньгах, да вот только нам бывшие пираты в соседях не нужны. Ты не пират? А докажи. Вот только возмущаться не надо, мы люди мирные, спокойные – если что, по шее дадим без лишнего шума, пойдешь как миленький считать острова. Приходится ему вновь наниматься на фрегат – а там и старость не за горами… Понимаешь, к чему я клоню?

Эсме кивнула, и крылан невольно подумал, что она действительно понимает тоску Скодри по родному дому – тому, который даже Эльга-Заступница не сумела бы вернуть, – лучше, чем он сам или Кристобаль Крейн.

Джа-Джинни отлично знал историю основания Лейстеса, которому исполнилось всего-то двенадцать лет. Началом стал договор между Скодри и Лайрой Арлини, королем Окраины. Хотя Лайра был молод и горяч, он осознавал, что Окраина никогда не сумеет собрать флот, который позволит не бояться Империи. И пошел на хитрость – заключил сделку с Зубастым Скодри. Окраина передала пиратскому королю один из самых плодородных островов в обмен на обещание держать в постоянной боеготовности небольшой флот, который в любой момент сможет прийти по зову Лайры Арлини и встать на защиту его хрупкого королевства. Скодри в те годы уже начал задумываться о домике и розовых кустах, поэтому на предложение Арлини согласился легко, поторговавшись лишь для вида. Там, где они заключили договор, теперь находилась главная лейстесская площадь, которую назвали площадью Согласия. Это было место общего сбора, а также суда, поскольку в Лейстесе существовали и стражи порядка – отряды, следившие, чтобы никто не нарушал мир и покой. А для тех, кто все-таки не мог удержаться, на той же площади выстроили тюрьму.

Скодри поначалу вовсе не собирался брать на себя управление городом. Он рассчитывал создать что-то вроде совета капитанов, который бы и принимал решения. Но капитаны приходили и уходили, а Зубастый почти все время был в Лейстесе, и как-то само собой получилось, что он стал править городом и вершить суд.

Джа-Джинни порою с грустью думал о том, что, как бы хорошо ни выглядел Скодри, он рано или поздно достигнет своего предела, да и сам Лайра, хотя и намного моложе, тоже не вечен. Что же произойдет с Лейстесом, когда оба его хранителя уйдут вслед за Великим Штормом? Что произойдет с Окраиной?..

– Вот так-то, – закончил свою историю Скодри. – Так и живем.

– Здесь очень красиво, – сказала Эсме совершенно искренне, позабыв о страхе и смущении. – Это необычайно прекрасное место.

Зубастый улыбнулся.

За разговором время текло незаметно. Когда начало темнеть, старый слуга и двое помощников развесили на деревьях маленькие фонарики, чей теплый оранжевый свет придавал вечернему саду неизъяснимое очарование. Поддавшись этой странной магии, хозяева и гости постепенно умолкли, и каждый задумался о чем-то своем.

Мысли Джа-Джинни были невеселыми: он вдруг ощутил себя лишним среди этой идиллии – и все потому, что некстати вспомнил о прошлом. «Ведь мы играем, притворяемся. Отдыхаем, устав от битв и рек крови. Да, Кристобаль? Да, Скодри? Но это несправедливо по отношению к Эсме и девочкам – они-то думают, что мы настоящие…»

Крылан не сразу почувствовал на себе пристальный взгляд Агнес: должно быть, за двадцать лет супружества жена Зубастого Скодри отточила интуицию так, что та превратилась в дар чтения мыслей. Она смотрела на Джа-Джинни и еле заметно качала головой. Крылан виновато улыбнулся. Он успел позабыть, насколько хрупко волшебство подобных вечеров. Его способны разрушить даже неправильные мысли. А что уж говорить о неосторожных словах…

Вдруг раздался звонкий голос Марты, младшей дочери Скодри и Агнес:

– Капитан Крейн! Ой! – Она рассерженно взглянула на сестру, от которой только что получила локтем в бок. Лора, старшая, выглядела очень смущенной и злой. Она хотела бы заставить Марту замолчать, но было поздно. – Мы с Лорой поспорили… Она говорит, вы совсем не изменились с последнего визита… ни капельки не изменились. Капитан, сколько вам лет? Лора говорит, тридцать, но тогда… – Девочка хихикнула. – Получается, что вы в пятнадцать лет уже командовали фрегатом.

Джа-Джинни оторопел. Уж не подслушал ли кто-нибудь их разговор, спрятавшись за кустами? Вполне возможно. Как он мог проявить такую невнимательность…

– Я всегда знал, что дети унаследовали твою хитрость, Скодри, – сказал Крейн с добродушной усмешкой. – Это интересный ход, Марта. Мне больше тридцати. В женихи ни тебе, ни Лоре я не гожусь – слишком стар для вас обеих.

Марта рассмеялась, а старшая сестра, не сдержавшись, отвесила ей легкий подзатыльник. Мать нахмурила брови, и девочки угомонились, хотя и не без труда.

– Они чрезмерно болтливы, – сказала Агнес. – Люс обычно их сдерживает…

– Да-да, а где же он сегодня? – с легкой тревогой спросил Крейн. – Я начинаю думать, что чем-то его обидел в прошлый раз. Надеюсь, с ним ничего плохого не случилось?

Жена Скодри опустила голову, и по ее щеке скатилась слеза.

– Случилось… – шумно вздохнул старый пират.

Только теперь Джа-Джинни понял, что с самого начала не давало ему покоя: слишком веселыми казались эти двое, слишком беззаботными. Слишком не похожими на самих себя.

– Собственно, поэтому я и пригласил целительницу вместе с тобой. Мы… – Фразу он договорил в один голос с женой: – …хотим попросить о помощи.

В самом начале минувшей весны Люс упал с дерева. В этом не было ничего необычного – мальчишкам его возраста свойственно лазать где ни попадя и, конечно, падать. Даже то, что он сломал руку, не так уж сильно испугало Агнес: в годы своей юности она видела немало по-настоящему страшных ранений. Лекарь – целителя в Лейстесе в тот момент не нашлось – соорудил лубки из тонких дощечек и выразил надежду, что через пару месяцев от перелома останутся только воспоминания. «Молодые кости срастаются быстро», – сказал он и исчез в неизвестном направлении.

И кость действительно срослась, но как-то странно – Люс с трудом мог разогнуть руку. Скодри забеспокоился, наконец-то нашел целителя, но тот, узнав о проблеме, лишь виновато развел руками: слишком поздно.

Время шло, рука мальчишки все больше теряла подвижность, пока не перестала шевелиться вовсе. Всю глубину несчастья родители осознали, лишь когда заметили, что она сделалась тоньше, чем другая, здоровая. Что же еще они могли почувствовать, услышав о целительнице, которая способна возвращать людей с того света, как не разгоревшуюся вновь надежду?..

– Мне нужно его осмотреть, – сказала Эсме и поднялась из-за стола. От ее смущения и робости не осталось и следа. – Где он?

– Наверху. – Скодри тоже встал. – Идем со мной.

Когда они вошли в небольшую комнату на втором этаже, Люс сидел за столом, неудобно изогнувшись, и левой рукой старательно выводил что-то на листе бумаги, от сосредоточенности прикусив кончик языка. Он так увлекся, что не сразу заметил посетителей.

Мальчишка был похож на мать – такой же худощавый, изящный, с тонкими чертами лица. Он заметно подрос со дня их последней встречи. Джа-Джинни вдруг подумал, что ребенок вряд ли знает правду о бурной молодости Скодри. Люс явно души не чаял и в отце, и в матери. Их вполне можно было бы назвать счастливой семьей, если бы не увечье, отравлявшее жизнь не только мальчику, но и его родителям.

Люс поначалу оробел от неожиданности, но быстро пришел в себя – встал из-за стола, поклонился. Его правая рука была согнута в локте и прижата к груди; пальцы чуть заметно шевельнулись, но не более того. Когда мальчик выпрямился, рукав соскользнул, и крылан увидел: мышцы от локтя до запястья усохли, кожа потемнела. Рука была почти бесполезной, почти мертвой.

«Его лицо – сама доброта. Никогда бы не подумал, что сын Зубастого Скодри может выглядеть таким невинным…» – подумал крылан, и ему тотчас же сделалось совестно за сарказм.

– Люс, мы привели гостей! – От волнения Агнес охрипла. – Мы решили, ты обрадуешься…

– Капитан Крейн! – восхищенно проговорил мальчик. – И Джа-Джинни! Я… я так рад! Я так давно вас не видел, капитан!

– Прости, я был слишком занят, – сказал Кристобаль. – Но зато у меня накопилось множество новых историй.

– С удовольствием их послушаю! – Улыбка Люса померкла. – Только вот записать не смогу. Я никак не могу научиться держать перо в левой руке.

Краем глаза Джа-Джинни заметил, как Агнес отворачивается и украдкой вытирает слезу. Скодри тронул локоть жены, и на его лице отразились такие тоска и беспомощность, что Джа-Джинни почувствовал озноб. Даже будь пират сейчас моложе на двадцать лет, в зените славы, он не сумел бы помочь собственному сыну, хотя не остановился бы ни перед чем. Просто есть в мире вещи, которые не купишь за золото и не заставишь отдать под угрозой страшной смерти.

Но существуют целители – их можно попросить.

– Позволь мне осмотреть тебя? – Эсме, до этого скромно прятавшаяся за широкой спиной капитана, скользнула к мальчику. Люс удивленно заморгал, только теперь заметив девушку. – Я целительница.

На мгновение лицо Люса стало больше похожим на отцовское.

– Пожалуйста, – с горькой иронией сказал он. – Мне не привыкать к осмотрам.

Эсме усадила пациента на кровать, сама опустилась рядом. Ненадолго в комнате стало очень тихо: целительница, закрыв глаза, ощупывала руку Люса. Он сидел тише мыши, а остальные наблюдали, затаив дыхание. Наконец Эсме закончила осмотр. Выражение ее лица показалось крылану странным: она как будто мысленно спорила с кем-то, пыталась кого-то переубедить.

– Я даже не знаю, как объяснить… – проговорила она и смущенно замолчала, взглянув на Люса, а потом на Скодри и Агнес.

Старый пират не успел ответить на невысказанный вопрос Эсме – сын опередил его:

– Прошу вас, не скрывайте ничего! Я не маленький уже и хочу все знать! Пожалуйста…

Скодри еле заметно кивнул.

– Хорошо. – Эсме опустила взгляд. – Сломанная кость неправильно срослась. С каждым днем мышцы руки отмирают, и, если оставить все как есть, ты вскоре не сможешь шевелить и пальцами.

При этих словах Люс сильно побледнел, но ничего не сказал.

– Собственно говоря, есть один-единственный способ… и он очень… – Эсме шумно вздохнула, собираясь с духом. – В общем, можно заново сломать руку в том же месте, и тогда я сумею срастить ее как надо. – Завидев проблеск надежды на лице мальчишки, она торопливо добавила: – Но имеется одна сложность. Если повредить сустав сильнее, чем он уже поврежден… может оказаться, что ты страдал напрасно.

Люс мгновенно сник.

– Значит, все зря, – скорбно прошептала Агнес. – А я так надеялась…

– Погодите! – перебила Эсме, хмуря брови. – Я еще не закончила. Все дело в том, что нужно ломать точно в том месте, где я покажу… а для такой точности нужны… сильные руки и сильные пальцы. – Она снова умолкла на мгновение. – Пальцы магуса.

Ухмылка Скодри напомнила Джа-Джинни, кто перед ним стоит.

– Значит, надежды нет, – сказала Агнес. Ее супруг молчал. – Единственный магус на острове – ворон, Безымянный алхимик… Я забыла, как называется их странный обычай, из-за которого даже богач может стать бродягой. Он очень стар и уже утратил силу. Да и вряд ли он согласился бы помочь нам…

Джа-Джинни оторопел. У воронов и впрямь был один удивительный обычай: иногда они отказывались от всего, что имели, – от положения в обществе, семьи, богатства и собственного имени, – и отправлялись странствовать по миру. Считалось, что, совершив «путешествие по Дороге печали» – оно могло длиться годами, – ворон постигал какие-то новые истины и очищал душу от прегрешений. Впрочем, крылан никогда не пытался понять воронов. Его волновало лишь то, что почти сорок лет назад Дорогой печали ушел старейшина этого клана – и до сих пор не вернулся.

Его звали Рейнен Корвисс, и из всех ныне живущих магусов только он один мог помочь Джа-Джинни отыскать ответ на очень непростой вопрос. И, несмотря на неподходящий момент, человек-птица не сумел совладать с чувствами. Взволнованно шевельнув крыльями, он спросил:

– Агнес, а у этого алхимика случайно нет шрама на лице?

– Есть, – ответила женщина. Она была так поглощена словами Эсме, что даже не удивилась такой бестактности. – Ожог на правой щеке, большой и уродливый.

«Я нашел его!» Джа-Джинни отвернулся, чтобы никто не заметил, как на его лице вспыхнула совершенно неуместная радость. «Нашел!» Крылану хотелось танцевать. Он понимал, что Безымянный алхимик может и не пожелать делиться секретами, но надежда, внезапно обретшая второе дыхание, теперь билась и рвалась на волю, словно дикая птица в слишком тесной клетке.

– От него никакого толку, – продолжила Агнес, совершенно убитая горем. – А пока судьба занесет в Лейстес другого небожителя, времени пройдет немало…

– Гораздо меньше, чем вы думаете, – Крейн обращался к Скодри и Агнес, но смотрел на целительницу – пристально, не мигая. – Я готов помочь, если вы не против.

«Вот проклятье!»

Джа-Джинни так обрадовался известию о Безымянном алхимике, что совершенно не придал словам Эсме того значения, которое она в них вкладывала. А теперь уже было поздно что-то исправлять. Целительница навлекла на них серьезные неприятности, и Скодри…

– Делайте что надо, – проговорил Зубастый с каменным лицом.

Его жена ничего не сказала, но ее взгляд, устремленный на Кристобаля Крейна, был весьма красноречив. Джа-Джинни тоже посмотрел на капитана – тот снял куртку и подворачивал рукава рубашки. Эсме сидела спокойно – прямая, сосредоточенная, – словно не понимая, что натворила.

Люс всячески старался сохранять спокойствие, но в его глазах была паника. Он очень хотел показать себя настоящим мужчиной – и все же боялся боли. Ничего удивительного. Крылан подсел к нему и когтистым пальцем аккуратно прикоснулся к подбородку, заставив повернуть голову. Раз уж Эсме сделала то, что сделала, пусть это пойдет на пользу хотя бы мальчику.

– Капитан рассказывал тебе, как ему пришлось однажды охотиться на самого себя?

– На самого себя? – удивленно повторил Люс. На мгновение любопытство пересилило страх. – Это как же?

– А вот так… – Пока Джа-Джинни говорил, Эсме что-то тихо объясняла капитану, и тот кивал со сосредоточенным видом. – Ты ведь знаешь, что в имперских портах у капитана Крейна другое лицо и другое имя? Как-то раз в порту Кейлис нас нанял один человек. Он сказал, что торгует шанисскими коврами и что его обманули компаньоны… дескать, мы нужны, чтобы помочь в розыске этих людей. Он хорошо заплатил, а взамен поставил условие: в каждом порту он будет называть следующий город, и только так. Все идет прекрасно, хотя и скучно, возим мы его из порта в порт, а на пятой остановке…

– На шестой, – послышался голос Крейна.

Собственно, эту историю должен был рассказывать он, потому что Джа-Джинни все время, пока на борту находился чужак, сидел в трюме и сходил с ума от безделья.

– Да, на шестой… этот человек заболел, и очень серьезно. – Крылан не стал уточнять, что причиной болезни стала некая сушеная трава, которую пассажиру подсыпали в еду с молчаливого согласия капитана. – И вот тогда-то мы проверили его бумаги. Оказалось, что этот честный торговец на самом деле имперский агент, который выслеживает – кого? – правильно, Кристобаля Крейна и его фрегат. Он искренне верил, что находится на корабле обыкновенных контрабандистов, мелких жуликов. Ему нужна была рыбка покрупнее, и поэтому он даже не заметил, что прямо перед его носом…

Щелк!

Краем глаза Джа-Джинни успел разглядеть, как Крейн едва прикоснулся к руке мальчишки. Она сломалась легко, словно сухая ветка. Тело Люса выгнулось дугой, сквозь стиснутые зубы вырвался глухой стон, но в этот миг за дело принялась Эсме. Под ладонями целительницы вспыхнуло такое яркое сияние, что крылан зажмурился. Когда он открыл глаза, то первым делом увидел, как Люс смотрит на Эсме и недоверие в его взгляде сменяется надеждой.

– Мне не больно… – прошептал мальчик. – Совсем не больно…

Отблески золотистого света ложились на лицо Эсме. Ее глаза были закрыты, она казалась спокойной и умиротворенной. Тогда, в Тейравене, она выглядела другой – напряженной, даже отчасти испуганной. Он вспомнил, как стоял рядом, сжимая в руке флакон с густым черным эликсиром, и ждал, когда что-то пойдет не так.

Эликсир…

Крылан снова зажмурился и с трудом сдержал грязное ругательство.

– Смотрите! – вдруг восхитился Люс. – Она же… она похожа на нашу новую статую Заступницы! Правда?

Скодри, а за ним и Агнес приблизились к кровати сына.

– Ты прав… – слегка растерянно проговорила Агнес. – Они действительно похожи, словно эту статую с нее ваяли. Вы были в нашей часовне?

– Пока что не были, – сказал Джа-Джинни, сообразив, что она обращается к нему и старательно избегает смотреть на Крейна. На ее лице при этом отражалась настоящая буря противоречивых чувств. – А что, там и впрямь появилась новая статуя?

«Наверное, кто-то из богатых пиратов исподволь замаливает грехи».

Его вопрос остался без ответа. Агнес вновь устремила взгляд на руку сына, окутанную золотистым сиянием. Болезненный цвет кожи сменился здоровым загаром, в отмершие мышцы на глазах возвращалась жизнь. Мальчик, сосредоточенно нахмурившись, уставился на свои пальцы, словно хотел взглядом заставить их пошевелиться.

– Все! – выдохнула Эсме и начала оседать на пол.

Крейн подхватил ее и уложил на кровать Люса. Агнес стиснула локоть мужа, но не двинулась с места, как будто неосторожное движение могло спугнуть птицу удачи, ненароком залетевшую в их окно. Люс вытянул руку, согнул пальцы. Сжал кулак.

И заплакал.

Эсме пришла в себя очень быстро и оглядела собравшихся вокруг людей. Поначалу у нее был сонный, смурной взгляд, и она явно не понимала, что делает в этой комнате, на чужой постели. Но постепенно силы и память к ней возвращались.

– Ты в порядке? – спросил магус, сидевший на корточках возле кровати.

Девушка кивнула. Джа-Джинни ясно видел по ее лицу: Эсме осознает, что из-за нее капитан выдал свою тайну, но для угрызений совести слишком устала. Кристобаль, сохранявший невозмутимый вид, помог ей встать.

Люс, которого обнимали родители, восторженно глядел на своих спасителей, но постепенно и он понял, что тишину, повисшую в комнате, иначе как напряженной назвать нельзя.

– Капитан… – начал он и осекся.

Скодри и Крейн смотрели друг на друга, почти не мигая. Магус первым отвел взгляд. Он взял со спинки кровати свою куртку и небрежно перебросил ее через плечо.

– Осмелюсь попросить, чтобы произошедшее в этой комнате осталось тайной, – сказал он ровным голосом, будто речь шла о каком-то пустячном недоразумении. – Хотя, конечно, вы вольны мне слова не давать.

– Мы никому не скажем, – быстро проговорила Агнес. – Это останется тайной. Правда, Скодри?

Старый пират прищурился:

– Из какого ты клана?

– О Заступница! – Крейн скривился. – Какое это имеет значение?

– КЛАН! – зарычал Скодри. – Назови свой клан!

Джа-Джинни машинально заслонил собой Эсме.

– Я сам себе клан, – бесстрастно ответил магус. – Можешь орать сколько душе угодно, ты меня не испугаешь. Если ты не хочешь мирно разойтись, то пошли во двор и поговорим на том языке, который нам обоим известен.

Скодри не ответил. Невыносимо долго они сверлили друг друга взглядами, а потом старый пират отступил, увлекая за собой жену и сына. Магус склонил голову, изображая благодарность, улыбнулся Люсу и вышел из комнаты. Джа-Джинни и Эсме последовали за своим капитаном.

Уже на улице, далеко от дома Зубастого, Крейн вдруг замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Джа-Джинни замер, сжал запястье Эсме и вынудил ее отступить. Магус начал светиться. От него сыпались мелкие трескучие искры, их становилось все больше и больше. Тогда в таверне крылан понадеялся, что пробуждения первопламени не будет, но ошибся. Забытая мелодия, а потом выходка Эсме сыграли свою роль.

– Мне надо уйти, – хрипло проговорил Крейн, разглядывая свою искрящуюся руку. – Я должен побыть один.

– Не вопрос, капитан, – сказал крылан, стараясь не выдать беспокойства. – Я присмотрю за всем.

И магус растворился в темноте. Он обычно исчезал на сутки или чуть больше и появлялся потом из ниоткуда, угрюмый, немногословный и пропахший гарью. Случись такое в другом городе и при других обстоятельствах, Джа-Джинни не стал бы переживать – он привык. Но в Лейстесе их положение стало достаточно уязвимым. К примеру, что им делать, если завтра утром Скодри потребует, чтобы «Невеста ветра» убиралась прочь из Благодатной бухты?

– Кажется, я все испортила, – сказала Эсме очень тихо, явно не рассчитывая, что он услышит. Крылан пожал плечами, и она слегка вздрогнула. – Я не могла по-другому. Они попросили.

– Да, знаю, – сказал Джа-Джинни и почувствовал, что вся злость на нее исчезла без следа. Она и впрямь не могла поступить иначе, таковы уж были целители: они сражались до последнего, даже если понимали, что шансы вылечить того, кто попросил о помощи, исчезающе малы. Они сражались, чего бы это ни стоило. – Я тут вспомнил кое-что о вас, детях Светлой Эльги.

Эсме вопросительно приподняла брови.

– Эликсиры, – сказал Джа-Джинни с легким упреком. – Вы ведь их пьете не ради того, чтобы утолить жажду?

Она отвернулась, пряча смущение.

– Я мог слетать на «Невесту ветра» и взять нужный флакон из твоего сундука. – Он несколько раз взмахнул крыльями. – Почему ты не попросила меня об этом?

Она пожала плечами:

– Не подумала. Какая теперь разница…

– В самом деле, никакой, – сказал Джа-Джинни и почувствовал, как что-то в его душе начинает меняться. Эта хрупкая девушка отдала ради исцеления человека, с которым раньше никогда не виделась, несколько дней своей жизни… или месяцев? Не говоря уже о том, что спасение Кузнечика стоило ей нескольких лет. С точки зрения здравого смысла оба поступка были невероятно глупыми, но крылан не мог ее осуждать – он мог только восхищаться, хоть это и противоречило всем его инстинктам. – А, я понял. Ты просто боишься меня и не хочешь лишний раз ко мне обращаться – тем более за помощью.

Эсме негромко рассмеялась в ответ на его грустную шутку, и они пошли дальше по темной безлюдной улице. Где-то впереди море ворчливо билось о каменный пирс.

– Нет, в самом деле! – продолжил Джа-Джинни, пряча улыбку. – Это ведь я принес в твой дом беду, именно я сделал так, что тебе пришлось покинуть родной город и, страшно сказать, присоединиться к пиратской шайке! То, что ты заключила сделку с Умберто, не имеет никакого значения – на самом деле я мог бы на одной из тейравенских улиц свернуть не налево, а направо, не обратив никакого внимания на его просьбу отправиться к тебе. В тот момент меня волновала только судьба Кристобаля.

– Ты не был вестником беды, – возразила Эсме. – Если уж на то пошло, ее принес Эйдел Аквила, которого я видела тем же утром в таверне. Он намекнул, что устроит мне веселую жизнь, если я не расскажу, где Велин хранил «нечто ценное»… Теперь-то я понимаю, что он рассчитывал с моей помощью выйти на след «Невесты ветра». Господин наместник не догадывался, что в это самое время Кристобаль Крейн находится от него в нескольких шагах.

«Ну, до их встречи оставалось совсем немного времени», – подумал крылан и поморщился, вспомнив о том вечере. Эсме заметила его гримасу, но истолковала ее по-своему.

– Ты, наверное, устал? – спросила она.

– С чего ты взяла?

– Ну-у… – Он не видел ее лица, но поспорил бы на что угодно: целительница сильно покраснела. – Насколько я могу судить, твое тело создано для полета, а не для ходьбы по земле. А сегодня мы уже второй раз пересекаем весь город. Даже у меня болят ноги.

– Просто тебе сандалии жмут, – проворчал Джа-Джинни, хотя на самом деле она была совершенно права.

Если бы рядом с ним находился, к примеру, Умберто, крылан бы без промедления взлетел, чтобы добраться до «Невесты ветра» куда менее утомительным способом. Но оставлять ее одну посреди ночного города? Лучше уж сразу отыскать печь достаточно большого размера и кинуться в нее, не дожидаясь возвращения Кристобаля Крейна.

Улица вильнула вправо и устремилась вниз. Воздух здесь был другим – сырым, пахнущим солью и рыбой. Послышались звуки трактирного веселья – звон гитарных струн, невнятный шум разговоров, отголоски смеха.

А потом сквозь них просочился слабый, еле слышный крик:

– Помогите!

* * *

Прошло полдня, но Джайна так и не услышала от человека-птицы ни единого слова, хотя не сомневалась, что говорить он умеет. Он не мешал ни ей, ни детям; просто сидел на крыльце и смотрел в небо или бродил неподалеку от дома, волоча за собой крылья – настоящие крылья, и правое было, похоже, повреждено или даже сломано… Она молила Белокрылую, а заодно и Светлую Эльгу, чтобы последнее не оказалось правдой, иначе что ей делать? Оставлять незнакомца в доме надолго немыслимо. У них едва хватает еды на троих, но главная причина в другом: он не доживет до голодных дней. В сущности, в его распоряжении всего три дня и три ночи.

Одна ночь уже прошла.

«Я подумаю об этом потом». Она принесла ему миску похлебки и ложку; он спокойно принял угощение и принялся есть с видимым аппетитом, но не поблагодарил даже взглядом. «Вот нахал…» Она несколько раз приближалась к нему с намерением поговорить и хотя бы узнать имя – пусть ненастоящее, какая разница, не звать же его все время «незнакомцем», «крылатым», «крыланом» или как-то еще в том же духе, – но сделать последний шаг никак не решалась. Почему-то он не попросил назад свои метательные ножи, не попытался их отыскать и даже не выглядел обеспокоенным их исчезновением. Может, помнил, куда они делись? Может, ночью он не потерял сознание, а притворился?

Еще до наступления темноты она узнала, в чем дело: он не нуждался в оружии, чтобы убивать.

За пять лет на этом острове Джайна неоднократно встречалась с опасностями, и были эти опасности довольно разнообразны. Грызохваты, серые твари с длинными гибкими телами и мощными челюстями, то и дело наведывались в ее птичник. А однажды к дому подошел старый седой грисс, которому ничего не стоило раскроить ей череп одним ударом лапы, и долго смотрел в темное окно, словно размышляя, как быть с теми, кто спрятался от его когтей и зубов за хлипкой преградой из камней и досок. Кэссу укусил пестрый ползун; Джайна побежала с ней на руках в город и, только выйдя из дома целителя, поняла, что где-то по пути потеряла башмаки и до крови стерла ноги об острые камни. Какой-то бродяга попытался запугать ее и детей, но сам испугался большого черного пса, выскочившего из-под крыльца, и с воплями убежал в сторону города. Но ни разу за все это время ей не приходилось иметь дела с грабителями, и она успела поверить, что в краю, где почти все живут в нищете, эта напасть ее семье не грозит…

Услышав за дверью чьи-то шаги, она ни на миг не усомнилась, что это крылатый, – Робин и Кэсса ушли в рыбачью деревню, да к тому же они ступали куда легче, – и не сразу обернулась на звук открывающейся двери. Спустя мгновение кто-то схватил ее за волосы и приставил к шее острое лезвие.

– Тише, тише… – прошипел прямо в ухо незнакомый голос. – Не дергайся.

Джайна замерла. Ее клан не обладал талантами, позволяющими легко справиться с угрозой, однако безобидной белой голубкой она тоже не была и вполне могла за себя постоять… Если бы обидчик явился один. Но незваных гостей оказалось трое: второго она увидела в дверном проеме, а третьего – за окном. Неужели кто-то узнал о кошельке с десятью империалами, спрятанном в тайнике под полом? Или им требовались не деньги? Она прикусила губу. Два испытания подряд меньше чем за сутки… Что ж, придется потерпеть. Белокрылая любит терпеливых.

Хорошо, что дети далеко.

– Иди сюда, – сказал второй бандит, и на его лице появилась мерзкая широкая улыбка. – Ты красотка, как нам и говорил этот рыжий шебаршила. Иди, иди… Хочу на тебя поглядеть!

– Ты второй, Баклар, – раздалось злобное шипение у нее над ухом. – Займись сначала щенками, заставь их замолчать.

– Нету их нигде, – Баклар нахмурился и взмахнул собственным длинным ножом. – И с чего вдруг ты…

Его прервал странный звук, за которым последовала еще более странная вещь: из груди бандита вырвалось нечто черное, шевелящееся, перепачканное в густой крови, а потом исчезло, оставив после себя разверстую рану. Баклар рухнул на пол, словно мешок соли. У него за спиной возвышалось чудовище, в котором Джайна не сразу признала крылатого. На побледневшем лице человека-птицы горели жуткие, невероятно огромные бирюзовые глаза. Черные волосы стояли дыбом, и точно так же взъерошились перья; крылья были черным плащом за его спиной. Он словно стал выше ростом и уже не выглядел измученной раненой птицей, ему хватило сил, чтобы… Нет-нет-нет… Какая бы опасность ни угрожала Джайне, ей не хотелось верить, что бандит по имени Баклар был убит голыми руками.

Или, точнее, одной рукой.

– Сейчас ты ее отпустишь, – сказал человек-птица тихим, очень спокойным голосом. – И я тебя убью быстро и безболезненно.

Шею Джайны пронзила острая боль.

За спиной расхохотались:

– Что? С какой стати мне слушаться тебя, птичка?

– С такой, что я уже убил твоих товарищей, обоих, – ответил крылан по-прежнему спокойно. – А если ты не станешь меня слушать – убью тебя. Медленно.

– Откуда ты вообще тут взялся? Нам говорили о женщине с двумя детьми. В этом доме не должно было быть мужчин. Кто тебя прислал?

Человек-птица поморщился и произнес чуть слышно:

– Как много слов…

Сердце Джайны стукнуло дважды: тук-тук. За время между ударами крылан быстрее молнии рванулся к бандиту, державшему нож у ее шеи, и что-то хрустнуло, а потом стало тихо. Она стояла не шевелясь и чувствовала, как кровь тонкой струйкой течет за воротник платья. Она боялась открыть глаза.

– Надо убрать эту грязь, – сказал крылатый. – Пока дети не вернулись.

* * *

Кричали где-то рядом. Он огляделся, увидел узкий проем между домами, сквозь который была видна соседняя улица, и взмахом руки указал на него Эсме.

А потом поднялся в воздух.

Перелетев через крышу ближайшего дома, он не стал сразу садиться, а сделал круг над головами людей, обступивших фигуру, скорчившуюся на мостовой. Их было четверо – рослые, широкоплечие, в черных плащах с капюшонами. «Что я делаю?» – вдруг подумал Джа-Джинни, словно проснувшись. Он безоружен, а эта компания определенно не выглядит доброжелательной. И никто с «Невесты ветра» не поможет – для этого надо, чтобы опасность угрожала ему, а не чужаку.

Он пристроился на плоской крыше и оттуда с интересом спросил:

– Вам не страшно вчетвером на одного?

Один из людей в черном поднял голову:

– Тебе какое дело? Лети своей дорогой, птичка, а не то…

– Тут моя дорога закончилась, – перебил Джа-Джинни. – Ты ведь знаешь, кто я и откуда?

– Еще бы! – незнакомец рассмеялся. – Ты друг вспыльчивого капитана Крейна.

«Знал бы ты, до какой степени вспыльчивого».

Джа-Джинни слетел с крыши и опустился в двух шагах от бандитов, обступивших жертву. Та укрывала голову руками и боялась пошевелиться, но была, насколько он мог судить, еще жива и относительно здорова.

Лишь теперь крылан понял, что вступился за женщину.

– Ну, раз так, – сказал он небрежным тоном, – то вам пора отсюда убираться.

– Думаешь, Крейн тебе поможет? – зловеще поинтересовался один из людей в черном, и Джа-Джинни улыбнулся. Все-таки хорошо, что о случившемся в доме Скодри еще не успели узнать посторонние…

– Так ведь он сейчас будет здесь, я его чуть-чуть опередил, – сказал он. – Мы как раз возвращаемся домой после ужина у капитана Скодри. Вы сможете ему объяснить, что тут произошло, а я послушаю.

Он даже не рассчитывал, что все закончится так просто, однако незнакомцы не стали ждать появления «вспыльчивого капитана Крейна» и растворились в темноте, сохраняя зловещее молчание. Случившееся чем-то напоминало сцену из дешевой уличной пьесы, поэтому Джа-Джинни не удивился, когда женщина подняла голову и оказалось, что это Лейла.

Колокольчики в ее волосах звякнули. Она огляделась и устремила на крылана пристальный немигающий взгляд. Лицо у нее было совершенно белым от страха.

– Я раньше не задавался этим вопросом, но теперь он меня мучает: неужели у всех странствующих музыкантов такой талант ввязываться в неприятности? Или ты особенная? – поинтересовался Джа-Джинни.

Из темноты возникла Эсме и едва не набросилась на него с кулаками:

– Ты глупец! Разве можно так рисковать? Их же было четверо!

– Да, всего лишь четверо, – беззаботно отозвался крылан. Приключение завершилось благополучно, и он ощутил внезапный прилив сил. – Эсме, упади хоть волос с моей головы или перо из крыла, сюда бы тотчас примчались ребята с «Невесты». Как я не так давно прилетел на помощь Кристобалю… Эй, ты куда? Постой!

Пока они с целительницей пререкались, Лейла тихонько подобрала упавшую гитару, с трудом поднялась и теперь уходила, прихрамывая. Крылану не составило труда догнать беглянку.

– Я что-то не расслышал, как ты поблагодарила меня за чудесное спасение, – сказал он прежним шутливым тоном.

– Я сочиню балладу об этой ночи, – хмуро ответила девушка, продолжая идти вперед. – И буду петь ее во всех тавернах Окраины.

– Очень мило! – воскликнул Джа-Джинни. – Вижу, ты торопишься и даже не хочешь подумать об одной очень важной вещи.

– О какой еще важной вещи? – спросила Лейла.

– О такой, что твои друзья в черном могут ждать за следующим поворотом, чтобы продолжить прерванный разговор.

Девушка резко остановилась, гитарные струны жалобно тренькнули.

– Да, – сказала она с тоскливой обреченностью. – И что же мне теперь делать? Нанять телохранителя?

– Это тебе решать. Можно поступить проще – не гулять в темноте по безлюдным улицам без спутника. А на эту ночь я готов предложить свои услуги.

Джа-Джинни осекся: он совсем забыл про Эсме, которая валилась с ног от усталости. Но целительница в очередной раз его удивила.

– Я составлю вам компанию, – заявила она весело и бодро. – Надеюсь, идти не очень далеко?

– Как сказать… – пробормотала Лейла. Минуту-другую музыкантша колебалась, глядя то на целительницу, то на крылана, но в конце концов страх победил осторожность. – Пойдемте. Я живу в доме алхимика.

«Единственный магус на острове – ворон, Безымянный алхимик…»

– Ворона-алхимика? – тупо переспросил Джа-Джинни и получил в ответ заслуженную язвительную усмешку.

– Да, о светоч мудрости. Ворон – мой… друг. Так мы идем или нет? – Лейла покачнулась, и крылан вдруг заметил темное пятно на ее рукаве.

– Ты ранена! – воскликнула Эсме. – Позволь, я…

– Это царапина, – пробурчала музыкантша и резко отдернула руку.

В ее взгляде проскользнуло что-то… странное. Джа-Джинни ощутил нарастающую тревогу: эта девушка изначально вела себя странно, однако теперь ее поведение вообще нельзя было объяснить. И все же он чувствовал, что должен пойти вместе с ней, чтобы попытаться поговорить с алхимиком. Ради возможности получить ответ на вопрос, мучивший его уже много лет, крылан даже согласен был, чтобы при беседе присутствовала Эсме, хотя это ему совсем не нравилось.

– Пойдемте, – тихо повторила Лейла и пошла вперед, не оглядываясь.

Недолгий путь они проделали в молчании, все трое еле плелись. Луна вышла из-за туч как раз в тот момент, когда они подошли к дому. Он стоял на отшибе, посреди небольшой рощицы, и с виду казался заброшенным. Такие жилища – их по традиции называли «башнями», хотя настоящих башен вороны не строили вот уже тысячу лет, – имелись во множестве городов, больших и маленьких. Их размещали в отдалении от других зданий, потому что эксперименты алхимиков нередко бывали опасны для соседей. Все «башни» принадлежали клану Корвисс, и городские власти получали от него кругленькую сумму за возможность пользоваться землей по собственному усмотрению. Но даже если бы вороны вдруг перестали платить, возразить им никто бы не осмелился – слишком уж зловещая была у этого клана репутация.

И к тому же совершенно заслуженная.

– Странное место, – пробормотала Эсме, невольно отступив на шаг назад, и Джа-Джинни вдруг подумал, что как раз в Тейравене башни алхимика он не заметил. Собственно, а был ли там вообще алхимик? Он решил попозже расспросить об этом целительницу.

Но сейчас его мысли занимал Безымянный.

– Благодарю вас за помощь, – с фальшивой улыбкой проговорила музыкантша. – Жаль, не могу пригласить в дом – хозяин этого не любит, да и поздно уже…

«…Так что вам пора убираться восвояси», – закончил про себя крылан и хмыкнул. Он не для того хромал через полгорода, чтобы просто взять и уйти.

– Хоть я и не особо рисковал, спасая тебя, – сказал он душевным тоном, – все-таки по правилам хорошего тона мне полагается какое-нибудь вознаграждение.

Лейла нахмурилась:

– И чего же ты хочешь?

– Да ничего особенного. Просто скажи ворону, что я хочу с ним поговорить. Я даже не прошу, чтобы ты падала перед ним на колени и умоляла согласиться… Впрочем, это было бы очень мило с твоей стороны… Так вот, мне нужно поговорить с твоим другом-алхимиком. Только и всего.

Музыкантша призадумалась. Она стояла, обняв свою гитару, словно закрываясь ею от Джа-Джинни, кусала губы и морщила лоб. Крылан развел руками, демонстрируя, что у него на поясе нет оружия, и, следовательно, он не сможет никому причинить вреда.

– Хорошо, я попробую, – пробормотала девушка. – Ждите здесь.

Она постучала. Это был условный стук со сложным ритмом, и за дверью почти сразу раздались шаги, словно ворон ждал возвращения своей гостьи. Или все-таки не просто гостьи? Крылан покачал головой: сплошные тайны…

Дверь скрипнула и приоткрылась, но ровно настолько, чтобы Лейла сумела змеей проскользнуть внутрь, оставив гитару на крыльце. Послышались приглушенные голоса, потом отчетливо раздался возглас музыкантши:

– Он ведь мне помог!

Спустя вечность дверь отворилась снова – и сердце Джа-Джинни забилось чаще.

На пороге стоял высокий худой мужчина в темном мешковатом одеянии. Лампа в руке хозяина дома бросала дрожащие отблески света на его лицо, позволяя увидеть безобразный шрам на правой щеке. Говорили, много лет назад Рейнен Корвисс был ранен во время неудачного эксперимента, но отказался от услуг целителя и предпочел до конца своих дней носить уродливую отметину. В его памяти хранилось слишком много секретов, которые никто не должен был узнать.

– Входите, раз пришли, – негромко проговорил ворон и отступил.

Джа-Джинни схватил Эсме за руку и увлек за собой. «Только не задавай вопросов! – безмолвно взмолился он. – Я все объясню, когда придет время, но не сейчас!» Целительница вела себя спокойно, как будто и впрямь услышала его отчаянную просьбу. В полном молчании они поднялись на второй этаж и оказались в просторной комнате. Было темно – огонь в камине освещал лишь маленький кусочек пола, – но Джа-Джинни разглядел полки с книгами вдоль стен, стол, заставленный хрупкими стеклянными сосудами и странными штуковинами непонятного назначения, узкую койку у окна. В дальнем углу стояла большая клетка, из которой доносилось шуршание.

– Тут кругом беспорядок, – сказал алхимик, – я не ждал гостей. Садись-ка сюда…

Он взмахнул рукой, указывая на два больших кресла перед камином. Лейла между тем что-то шепнула Эсме, и целительница кивнула. Обе девушки поднялись выше, на чердак, – вероятно, там и жила музыкантша.

Джа-Джинни устроился на самом краешке сиденья, сложив крылья, насколько это было возможно. В мыслях он много раз беседовал с Безымянным и думал, что сумеет вести себя достойно, если повстречается с неуловимым алхимиком. На деле вышло иначе – он растерялся и даже не знал, с чего начать. Не мог говорить. Как будто вернулся в прошлое, почти на сорок лет назад…

Только там был совсем другой ворон.

– Ты хотел со мной поговорить, – сказал алхимик, занимая второе кресло. – Я весь внимание.

Изуродованная половина его лица спряталась в тени, и Джа-Джинни вдруг осознал, что видит в двух шагах от себя не просто магуса, но, возможно, самого старого магуса из всех живущих. По самым скромным подсчетам выходило, что Рейнену Корвиссу должно быть не меньше трехсот пятидесяти лет. Он воевал с меррами и видел, как заключали Великое перемирие… Ни морщин, ни старческих пятен на коже, только волосы белее снега – небесные дети старели совсем не так, как люди. Они оставались сильными и здоровыми, а умирали, как сказал однажды Кристобаль, от тоски. Этот ворон, судя по обжигающему пытливому взгляду, должен был прожить еще немало.

– Пока ты охотишься за мыслями, позволь попросить об одной услуге, – вдруг сказал алхимик. – Можно мне поближе взглянуть на них?

Джа-Джинни пожал плечами. Почему бы и нет? Он встал, повернулся спиной к ворону и почувствовал, как сильные пальцы ощупывают крылья.

– Восхитительно! – бормотал алхимик себе под нос. – Просто чудесно! Я и не верил…

– Осторожнее! – От внезапной боли Джа-Джинни вздрогнул. – Я все-таки не чучело, набитое опилками!

– Прошу прощения… – ответил ворон с рассеянной улыбкой. – Увлекся.

Растерянность Джа-Джинни перешла в легкое беспокойство. А вдруг он зря искал этого магуса? Вдруг Безымянный на самом деле враг ему, а не друг? Вот еще, глупость какая… В присутствии древнего ворона крылану и впрямь приходилось охотиться за мыслями, потому что те разбегались в стороны, словно верткие мальки. Но больше нельзя было молчать, и он, кое-как устроившись в кресле, сказал:

– Так сложилось, что я… не помню первые десять или двенадцать лет своей жизни. Все из-за болезни, которую я перенес в этом возрасте, она едва меня не убила. Мне пришлось всему учиться заново, я даже собственное имя забыл. – Он поерзал в кресле. Ворон ободряюще кивнул, всем своим видом демонстрируя внимание. – Потом со мной произошло… Впрочем, нет, это не важно. Последние семь лет я путешествую от острова к острову. Наш фрегат нигде не задерживается надолго, и я давно утратил счет местам, где мне довелось побывать. Не все они нанесены на карты…

– Наверное, ты видел немало чудес, – заметил ворон.

Крылан кивнул:

– Да. Однако речь не о них, а о том, чего я так и не увидел.

– Не увидел, – сказал ворон, – хотя всей душой желал отыскать.

Джа-Джинни понял, что его вопрос алхимику известен. Оставалось лишь понять, может ли Безымянный дать на этот вопрос хоть какой-нибудь ответ. Ответ, способный погасить яростный пожар, разгоравшийся в его душе, когда разгадка тайны казалась такой близкой, что только руку протяни – и она твоя… Крылан замер, уставившись на Рейнена Корвисса – могущественного магуса, по каким-то загадочным причинам отказавшегося от богатства, власти, собственного имени и даже прошлого.

Какая катастрофа могла заставить его пойти на такой шаг?..

– Я знаю, о чем ты хочешь меня спросить, потому что ты не первый, кто задает этот вопрос, – медленно проговорил Ворон и вскинул руку, увидев, какое у Джа-Джинни сделалось лицо. – Нет-нет, ко мне не приходили другие крыланы с просьбой рассказать, где же посреди бескрайнего Океана следует искать их соплеменников. Меня спрашивали об этом люди и магусы, жаждущие увидеть чудо. Чудо с крыльями, способное по-настоящему летать.

– И что же вы им сказали, господин Ворон? – хрипло проговорил крылан.

– То же самое, что сейчас скажу тебе. – Алхимик на миг замолчал, подняв голову: наверху Лейла играла на гитаре что-то тихое и очень печальное. Сердце Джа-Джинни болезненно сжалось. – Я живу на этом свете много веков… Я видел такое, о чем ты даже не слышал, я беседовал с существами, чей облик привел бы тебя в трепет. Когда Золотой император повел свой флот в воды, захваченные приспешниками Меррской матери, я был на борту его корабля, «Золотой бабочки». – Джа-Джинни показалось, что он и сам стал бабочкой, которую Рейнен Корвисс пригвоздил к спинке кресла проницательным взглядом, словно стальной иглой. – Но за все это время я ни разу не встречал подобных тебе. Прости. Ты первый живой и настоящий крылан, которого я вижу.

Джа-Джинни вздохнул и на секунду пожелал, чтобы его легкие отказались вновь наполниться воздухом, чтобы его сердце, трепыхнувшись в последний раз, замерло навсегда. Потом, устыдившись собственного малодушия, он с трудом улыбнулся и сказал:

– Что ж… получается, я зря отнял у вас драгоценное время.

– Времени у меня в избытке, – возразил магус, продолжая разглядывать крылана с нескрываемым интересом. Он явно не испытывал ни сожаления, ни сострадания, и произнесенное им слово «прости» было всего лишь набором звуков, данью вежливости. – И я еще не закончил. Лет… тридцать пять назад, когда я уже следовал Дорогой печали, до меня стали доходить любопытные слухи. Как ты сам понимаешь, пользуясь иногда башнями алхимиков, я получал известия от соплеменников, сам того не желая. Я узнал о том, что некто… назовем его ценителем диковинных существ… исполнил свою мечту и заполучил настоящего человека-птицу. Помнится, я тогда подумал, что если в легендах о крыланах есть хоть десятая доля правды, то человека-птицу не удержат никакие клетки. – Алхимик хищно улыбнулся. – Я оказался прав.

Воспоминания едва не захлестнули Джа-Джинни с головой.

– Я бы с радостью забыл о том, что тогда произошло, – хрипло проговорил он, зажмурившись. – Или нет, не забыл – обменял бы эти воспоминания на десять с лишним лет моей жизни, утраченные из-за лихорадки.

– Осторожнее с такими желаниями, – посоветовал ворон. – С чего ты взял, что забытые годы помогут ответить на вопрос, который тебя мучает?

Джа-Джинни открыл глаза. Магус сидел в кресле, подперев рукой подбородок; почему-то он казался менее пугающим и более человечным, когда уродливый шрам на его щеке был виден.

– Семь лет в море… – задумчиво проговорил ворон, устремив отрешенный взгляд куда-то мимо крылана. – Семь песчинок на берегу, семь капель воды в океане. Я могу, не заглядывая в книги, назвать тебе пятьдесят видов животных и растений, которые встречаются только на каком-нибудь одном острове и больше нигде. Одни аралинские шептуны чего стоят! А прыгун-проглот с Неберры? И еще… Ох, прости, опять увлекся. Я лишь хотел сказать, что ты, возможно, слишком нетерпелив.

– Будь в моем распоряжении хоть век, я не стал бы торопиться, – возразил крылан, чувствуя, как им овладевают усталость и тоска.

Ворон выгнул бровь:

– Откуда ты знаешь, сколько тебе суждено прожить? Ты не человек. Что-то мне подсказывает, ты выглядел примерно так же и десять, и двадцать лет назад. Может, срок твоей жизни будет куда больше отпущенного человеку – может, ты переживешь иных магусов, включая меня. Ради Заступницы, прекрати себя жалеть. Твои крылья – не только тяжкий груз, но еще и знак отличия. – Он многозначительно коснулся своей правой щеки кончиком указательного пальца. – Жаль, если за все эти годы ты так и не научился нести его с гордостью.

Джа-Джинни потер лоб, пряча смятение. Он мог бы сказать алхимику, что тот сам выбрал свой знак отличия и поэтому имеет право им гордиться; он мог бы сказать, что с каждым днем крылья становятся все тяжелее. Но от магуса исходило удивительное спокойствие, и часть его передалась крылану. Это было похоже на умиротворение, которое так часто охватывало его в небесах…

Он встал и расправил крылья.

– У очарованных морем есть одна поговорка, – сказал ворон, по-прежнему сидя в кресле и глядя на своего необычного гостя снизу вверх. – Их теперь мало, и они хорошо прячутся, но когда-то ты в любой таверне мог повстречать того, кто уже был одной ногой в океане, и поговорить с ним по душам… Так вот, они много раз твердили мне, что лишь три вещи в мире способны удержать человека или магуса на суше: любовь, ненависть и любопытство. – Он выдержал недолгую паузу, давая крылану возможность обдумать услышанное. – Я знаю, что помогает мне жить, делает невидимым для Великого Шторма. А ты?

Джа-Джинни покачал головой:

– Но я ведь не очарованный морем.

– Мы очарованы Вечной ночью, – возразил Ворон, кивком указывая на окно, за которым плескалась темнота. – И она получит рано или поздно всех – и земных детей, и небесных. Подумай о том, кого ты любишь… и кого ненавидишь. А потом вспомни, что в океане есть еще множество островов, где ни ты, ни твой капитан никогда не бывали. Вдруг на каком-нибудь далеком, еще не открытом берегу ты найдешь то, что так долго искал?

Сам того не зная, ворон почти дословно повторил фразу, которую сказала Джа-Джинни женщина, рискнувшая ради него жизнью. Крылан отчетливо понял, что встреча с алхимиком все же принесла плоды, хотя и совсем не те, на которые он рассчитывал.

– Спасибо! – сказал он со всей искренностью, на какую был способен. – Вы оказали мне большую честь. Прошу простить меня за то, что побеспокоил вас так поздно.

– Мы, ученый люд, дню предпочитаем ночь, так что не извиняйся, – хмыкнул алхимик. – Для меня эта встреча тоже оказалась весьма поучительной. Если бы я еще и смог посмотреть, как ты летаешь…

Это был удачный поворот, поскольку Джа-Джинни хотел попросить, чтобы ему разрешили покинуть башню через окно чердака. Третий этаж – как раз подходящая высота, даже с Эсме на руках. Он сказал об этом ворону, и тот предложил не медлить.

Они поднялись наверх. Там горела одинокая свеча, а Лейла, сидя у окна, меланхолично наигрывала на гитаре знакомую мелодию. На тюфяке, из которого выглядывали птичьи перья, спала усталая целительница; она не проснулась, когда Джа-Джинни поднял ее на руки. Лейла и ворон в это время открыли окно – к счастью, оно оказалось достаточно большим, чтобы крылан сумел протиснуться. Он встал на подоконник и перед тем, как взлететь, оглянулся.

Ворон смотрел на него, восторженно улыбаясь.

Лицо Лейлы было бесстрастным.

* * *

Робин и Кэсса принесли из рыбачьей деревни корзину, полную мелких коралловых прыгунов с растопыренными колючими плавниками. Темное пятно на пороге не вызвало у них никаких подозрений, а шею – когда кровь перестала течь, порез оказался совсем небольшим, – она обмотала платком, сославшись на вечернюю прохладу. Крылатый вел себя точь-в-точь как до появления бандитов, чьи трупы лежали в овраге недалеко от дома. Ночью, наверное, за ними придут гриссы.

Стоя посреди кухни, Джайна с тяжелым вздохом достала одну рыбу, держа за хвост.

– Ты сильная женщина, – раздалось позади. Она оглянулась – осторожно, чтобы не потревожить шею, – и увидела крылана, который стоял на том месте, где умер бандит по имени Баклар. Стоял, сложив тонкие руки с длинными пальцами. Кто бы мог подумать, на что способны эти руки… – Не только сильная, но еще и хладнокровная, как будто тебе каждый день приходится вытаскивать из дома мертвецов.

– Я не всегда была такой, – сказала Джайна.

Он кивнул. Подошел, отобрал рыбу и нож и принялся за работу. Джайна невольно улыбнулась – царапины от ядовитых шипов заживали несколько дней, так что его помощь опять пришлась кстати, – но потом ее вдруг замутило. Он рубил плавники точными сильными ударами. Будь на месте рыбы что-то другое, он действовал бы так же.

– Я всего лишь отрабатываю свою долю ужина, – пробурчал крылан, не глядя на Джайну. – А вот что касается спасения моей шкуры… Люблю доводить дело до конца. Среди твоих знакомых есть какой-то рыжий?

«Ты красотка, как нам и говорил этот рыжий шебаршила».

– Трактирщик Сэрли, – медленно проговорила Джайна. – Он… хороший человек.

В тот же миг крылан всадил нож в столешницу и застыл будто изваяние, сжимая рукоять; потом вздрогнул всем телом, шумно вздохнул. Его пальцы шевельнулись – это было странное, нечеловечески плавное движение, – и он сказал, не глядя на Джайну:

– Да-да. Знавал я хороших людей. У всего, что они делают, обязательно есть какая-то причина, и эту причину господин Сэрли мне обязательно сообщит. Не то чтобы она меня интересовала…

Тут он повернулся, и Джайна невольно сделала шаг назад: рот ее гостя, спасенного и спасителя, растянулся в страшной улыбке от уха до уха, а в бирюзовых глазах заиграли безумные огоньки.

Джайна закрыла глаза, а когда она их открыла, крылана рядом уже не было.

* * *

Эсме не проснулась, пока они летели над городом. Она была очень легкой, и он даже не устал. Самым сложным оказалось влететь в открытое окно и остановиться, не врезавшись в противоположную стену и не устроив слишком много шума. Джа-Джинни это удалось. Он уложил Эсме на кровать и, вдруг сообразив, что идти ему некуда, уселся на подоконнике и стал дожидаться рассвета.

Хозяин гостиницы был смекалист и молчалив; эти качества высоко ценились в Лейстесе. Можно было не опасаться, что утром станут болтать о том, каким странным образом целительница попала в свою комнату. Когда небо начало светлеть, оказалось, что вид из окна открывается преотличный: гавань как на ладони. Где-то далеко, у самого горизонта, острый глаз крылана различил сторожевой фрегат. Просыпающийся Лейстес ничем не отличался от других городов – разве что здесь было гораздо больше строящихся домов, потому что люди являлись со всех сторон света, желая начать жизнь заново там, где их не могли достать цепные акулы.

За спиной крылана послышался шорох.

– Мне снилось, что я лечу, – тихо проговорила Эсме.

Он улыбнулся и спросил, не оборачиваясь:

– А что еще тебе снилось?

– О, что-то странное… – Она немного помолчала. – Я на какой-то площади, стою на деревянном помосте и не могу ни сойти с него, ни укрыться от полуденного солнца – а оно жарит будь здоров. Руки у меня то ли связаны, то ли закованы в кандалы. Не знаю, собирались ли меня казнить или продать в рабство…

При этих словах Джа-Джинни чуть не выпал из окна, а целительница сказала:

– И знаешь, что самое удивительное? Я чувствовала во сне очень сильную боль – болели спина и плечи, как будто я проработала сутки в доках, перетаскивая мешки. Непонятная какая-то боль…

«Это невозможно, – в ужасе подумал Джа-Джинни. – Как она узнала?»

– На площади было полно людей, – продолжала между тем Эсме. – Все до единого на меня пялились. И среди них я видела знакомое лицо… только вот не помню, чье именно. Отвратительный сон.

– Да уж… – буркнул совершенно сбитый с толку крылан, размышляя, как бы перевести разговор в безопасное русло. Он по-прежнему сидел на подоконнике, но прекрасно услышал, как Эсме встала с кровати и подошла ближе. Думая, что он не почувствует, девушка осторожно прикоснулась к маховым перьям его правого крыла. Человек-птица давно привык, что у всех, кто оказывается рядом, возникает непреодолимое желание потрогать крылья; единственным исключением из этого правила был Кристобаль Крейн. Джа-Джинни не испытывал в подобных случаях ничего, кроме раздражения… но не сейчас.

– Это был не сон, – сказала Эсме.

«Так, это никуда не годится». Крылан спросил, бледнея:

– А что же, если не сон?

– Чей-то заплутавший мыслеобраз, вот что. «Невеста ветра» больше пяти недель хранит меня от чужих снов и мыслей. К хорошему привыкают быстро. На суше защита действует слабее… А может, я сама виновата – слишком расслабилась. – Она вздохнула или зевнула, а потом спросила совсем другим тоном: – О чем ты говорил вчера с вороном? И почему вообще решил к нему наведаться? Я просто сгораю от любопытства, если честно.

Джа-Джинни беспокойно заерзал на подоконнике и впервые за все утро обернулся. Эсме, взъерошенная и с кругами под глазами, смотрела на него; он увидел, как безмятежное выражение ее лица сменяется понимающим. Даже сочувственным.

«Что бы такое придумать?..»

– Извини, – сказала целительница, не дожидаясь ответа. – Я задала неправильный вопрос.

– У меня все написано на лбу? – спросил он с легкой иронией.

Она вздохнула:

– Можно сказать и так. Я не читаю твоих мыслей и прямо сейчас даже мыслеобразов не чувствую, но… Да, твой взгляд весьма красноречив. Расскажешь мне потом, если захочешь. Или не расскажешь. Это ведь было что-то очень личное, так?

– Да.

– Ты не обиделся?

– Нет, что ты… – торопливо проговорил Джа-Джинни. – Просто я много лет разыскиваю ответ на одну загадку, и почему-то мне казалось, что алхимик может помочь. Как выяснилось – зря надеялся.

– Понятно. – Она снова вздохнула. – Обещаю больше не спрашивать… чувствую, тебе это неприятно. Э-э… а что мы будем делать? Капитан вчера так быстро исчез. Он вернется сегодня?

– Не знаю. – Крылан пожал плечами и подумал, что все идет неплохо: карту пока искать не обязательно, а когда Кристобаль вернется, он вполне может и передумать. Перегорев, он всегда становился чуть-чуть другим и временами даже забывал то, что предшествовало вспышке первопламени. – Имеешь полное право бездельничать, бродить по городу… – словом, заниматься чем угодно. Ничего не бойся.

– Серьезно? – Эсме скептически выгнула бровь. – Кристобаль как-то раз сказал мне кое-что похожее, и не прошло и часа, как мы столкнулись со Звездочетом.

Крылан хохотнул:

– Я не Кристобаль, я отвечаю за свои слова. К тому же… а ты все еще не поняла?

Пришлось объяснять, что связь с «Невестой ветра» действует не только на корабле, но и на суше. Он напомнил о произошедшем в Тейравене – в тот раз он прилетел на помощь Кристобалю именно благодаря «Невесте», а до этого тихо сидел на палубе, как обычно поступал в имперских портах. Случись прошлой ночью что-то серьезное, «Невеста» тотчас проснулась бы и прислала кого-нибудь на помощь.

– …А иначе какой смысл в команде? – закончил крылан. – «Невеста» связывает нас воедино, делает чем-то большим, чем просто шайка бандитов.

Девушка задумчиво проговорила:

– Теперь я понимаю, отчего присутствие фрегата в моем сознании не ослабевает из-за расстояния, не считая защиты от мыслеобразов. Да, это обнадеживает… но и пугает тоже. Если ты в команде, то не останешься в одиночестве даже на суше?

Джа-Джинни кивнул:

– Тебе еще ко многому предстоит привыкнуть.

– Воистину так! – Отчего-то ее улыбка показалась ему невеселой. – Послушай, а ты не мог бы показать мне дорогу в доки? Хочу забрать Сокровище. Раз уж мы застряли здесь надолго, негоже моему зверю оставаться без присмотра.

На том и порешили. Крылан вылетел из окна, чтобы немного покружить над городом, пока Эсме приведет себя в порядок и позавтракает. Сам он не хотел ни есть, ни спать. Полет вернул ему силы и хорошее настроение. До возвращения капитана и впрямь можно было как следует отдохнуть, не тратя времени на вопросы без ответов.

Он сделал несколько кругов, наслаждаясь свежим воздухом и мягким рассветным солнцем, а потом вспомнил про Эсме. Целительница уже стояла возле входа в гостиницу и наблюдала за его полетом. Поодаль зрелищем любовались несколько зевак. Пролетев вдоль улицы – от его крыльев поднялся ветер, – Джа-Джинни опустился на мостовую прямо рядом с девушкой. Она рассмеялась, оценив эффектное приземление, и они направились к докам.

По дороге Эсме вдруг спросила:

– Джа-Джинни, как давно ты попал на фрегат?

– Хм… где-то семь лет назад. А что?

– Да так… – Она вздохнула. – Значит, ты не был знаком с Велином?

– Нет, мы с Кристобалем встретились уже после того, как Велин оставил «Невесту». Если ты кого-то хочешь о нем расспросить, то только Эрдана или самого Кристобаля. Но вообще-то с трудом верится, что учитель и опекун не рассказывал тебе ничего о прошлом.

– Он и впрямь не рассказывал… – Эсме растерянно пожала плечами. – Он меня учил целительству и остальным наукам – по книгам, по памяти… большей частью, по памяти. О жизни до Тейравена мы не говорили вообще.

– Тогда спрашивай Эрдана или Кристобаля, других вариантов нет. Однако Эрдан не скажет того, что Кристобаль захочет скрыть. Лучше наберись терпения, и, быть может, капитан сам заговорит с тобой о своей дружбе с Велином.

– А куда мне торопиться? – сказала Эсме и улыбнулась.

Они шли по узкой улочке, разглядывая вывески лавок и мастерских, которых в Лейстесе было предостаточно.

– Ой, смотри!

Восклицание Эсме относилось к толпе на пристани: возле одного из лодочных загонов человек тридцать шумно спорили и размахивали руками.

– Мне не нравятся эти люди, – пробормотала девушка, но крылан уже и сам разглядел их хмурые лица.

Что-то случилось? Скорее всего, «Невеста ветра» не имела к этому никакого отношения, иначе они бы уже почувствовали ее зов, который невозможно было ни с чем перепутать. Тем не менее слишком уж часто собравшиеся посматривали в ту сторону, где в осушенном до половины доке слегка покачивались мачты со сложенными зелеными парусами. Крылан ощутил, как дурные предчувствия гонят прочь его хорошее настроение, и не удивился, увидев в толпе Умберто вместе с несколькими матросами. Он сжал руку Эсме, и они вступили в море недоверия и подозрительности.

– Привет, Умберто! – сказал Джа-Джинни весело и беззаботно. – Что-то случилось?

Тотчас поблизости обнаружился невысокий полноватый человек; его рыжие волосы свисали неопрятными сосульками, а невыразительные водянистые глаза напомнили Джа-Джинни медуз.

– Случилось?! – завопил незнакомец. Крылан только сейчас заметил у него на лбу и виске потеки запекшейся крови. – Меня обокрали!

Дальше хлынул поток невнятных угроз: толстячок то подпрыгивал и сокрушенно хлопал себя по щекам, то принимался грозить кому-то грязным кулаком. Крылан принюхался: от странного человека пахло рыбой и фрегатами… но больше рыбой. Причем тухлой.

Он посмотрел на Умберто, ожидая объяснений.

– Это Свен, лодочный смотритель, – хмуро начал помощник капитана. – Ночью кто-то сломал загон, и пятнадцать лодок исчезли.

Крылан присвистнул. Пятнадцать лодок! Неудивительно, что смотритель не в себе: если пропажу не удастся обнаружить, он будет разорен… Да что там, бедолагу просто разорвут на части те, кто поручил ему присматривать за своими слишком юными питомцами.

– А мы-то при чем? – спросил Джа-Джинни, и смотритель схватил его за плечо.

– При чем? – Свен вращал глазами – наверное, ему казалось, что это выглядит угрожающе. – Да при том, что ночью вышел я глянуть, что за шум на пристани, – а там какие-то ребята, и куртки у них… – Смотритель обвел людей взглядом и последнее слово произнес с трепетом, будто актер на подмостках: – …Зеленые!

Зеленые куртки появились у матросов «Невесты ветра» лет десять назад и поначалу не представляли собой ничего особенного – многие команды придумывали знаки отличия, позволявшие неморякам определять, с кем они имеют дело. Но когда о Кристобале Крейне заговорили все и за его голову назначили награду, «форменная» одежда превратилась в улику, и ее стали надевать лишь в свободных портах. Таких, как Лейстес. Горячие головы вроде Умберто носили свои куртки постоянно, однако их, к счастью, было слишком мало, чтобы посторонние могли что-то заподозрить.

Так или иначе, смотритель предъявил команде «Невесты ветра» обвинение. Все замерли, не сводя глаз с крылана, а он резким движением сбросил руку Свена с плеча и повернулся к Умберто. Второй помощник капитана напустил на себя суровый вид, но Джа-Джинни прекрасно понимал, что тот, как и сам он, в полной растерянности.

Как же не вовремя исчез капитан…

– Когда, говоришь, ты вышел погулять? Ночью? – хмуро спросил крылан.

– Да! – выкрикнул смотритель, опасливо поглядывая на когти своего собеседника. На лице его читалось разочарование: Умберто был куда более удобной жертвой, чем Джа-Джинни. – Ночь… темно… гляжу – а там они! Шастают…

– Ты их увидел – и что, закричал? – продолжал выспрашивать человек-птица.

– Ага… а они меня – по башке!

– Да ну? – Крылан усмехнулся. – Все разом? Прыг – и на плоту, и по башке?

– Не-а… – Свен, поморщившись, притронулся к ране, скрытой под волосами. – Камнем…

– То есть ты стоял вон там… – Джа-Джинни махнул рукой в ту сторону, где располагалась плавучая хижина смотрителя. – А они – вот здесь, где мы сейчас стоим? И ночь была темная?

Смотритель кивнул, озадаченный такими странными вопросами. «Затоптали все следы, если они вообще были», – досадливо подумал Джа-Джинни, а вслух сказал, уже не скрывая иронии:

– Ну и зрение у тебя! Рассмотреть в темноте, что куртки зеленые, – ну, я бы не смог, честное слово. Ты, видать, ночью и черную кошку от серой отличишь? Завидую…

Свен оторопело кивнул и подался назад, явно желая смешаться с толпой. Джа-Джинни, молчаливо наблюдая за собравшимися, усмехнулся: постепенно его мысль стала понятна всем. Смотритель и впрямь мог заметить какие-то тени, копошащиеся на пристани, но не более того.

– Спасибо! – шепнул Умберто. – Я бы не сумел выпутаться из этой истории.

– Мы и не выпутались! – таким же шепотом ответил крылан. – Я просто их отвлек… но ненадолго. Сколько наших было на берегу этой ночью?

– Двадцать пять, считая нас с тобой, Эсме и капитана. – Умберто нахмурился. – Не нравится мне это. В Лейстесе мы всегда могли отдохнуть спокойно, а теперь… Где капитан? Боюсь, понадобится его помощь.

Прежде чем ответить, Джа-Джинни огляделся: толпа постепенно расходилась, люди посмеивались и больше не обращали внимания на Свена, который бегал от одного человека к другому – хватал за руки, что-то бормотал.

– Скоро капитан не появится. Нам придется справиться с неприятностями самим.

– Я не понимаю, – впервые подала голос Эсме, – отчего ты считаешь, что у этой истории будет продолжение? Они ведь тебе поверили.

Крылан вздохнул:

– Очень скоро до них дойдет, что это вовсе не чья-то дурацкая шутка и лодки в самом деле пропали. Пираты способны на всякое, но до недавнего времени в Лейстесе никто и никогда не отважился бы на столь наглое ограбление с целью выкупа. Те, кто проводит бо́льшую часть жизни в сражениях, ценят покой превыше золота и драгоценных камней… и чужих лодок.

– Но почему он попытался все свалить на нас? – Целительница недоверчиво покачала головой. – Как-то все слишком странно выглядит.

– Вот и я о том же, – ответил Джа-Джинни с невеселой усмешкой. – Умберто, глянь-ка на загоны. Что ты видишь?

Помощник капитана медленно подошел к краю пирса, постоял там недолго, потом вернулся.

– Похоже, ограждение пробито в нескольких местах… хм… – Он внезапно просветлел. – Послушай, а доски-то наружу торчат! Как будто изнутри ломали!

– Это уже кое-что, – пробурчал крылан. – Ладно. Пожалуй, мы все-таки дождемся капитана.

Обеспокоенная Эсме вздохнула с облегчением. Умберто тотчас принялся рассказывать ей какую-то забавную историю, а крылан стоял рядом, продолжая разглядывать сломанные загородки. Умберто был прав: обломки досок торчали наружу, а это могло означать лишь одно: кто-то бился в стены изнутри. Но лодки подняли бы страшный шум – проникни в загон чужак. С другой стороны, смотритель ведь почему-то вышел из хижины, значит…

Джа-Джинни поискал взглядом Свена, но безуспешно – не иначе, тот уже отправился заливать горе в какой-нибудь из портовых таверн, сопровождаемый сердобольными приятелями.

– Проводи Эсме на борт, – сказал крылан. – Она хочет забрать своего зверя.

Умберто не надо было просить дважды. Наблюдая за удаляющейся парочкой – моряк галантно держал Эсме под руку, она смеялась его шуткам, – Джа-Джинни вдруг почувствовал беспричинную досаду.

А потом он ощутил на себе чей-то пристальный – и очень знакомый – взгляд.

– Ты сегодня без гитары?

– Сегодня я отдыхаю. – Лейла взмахнула рукой: под тонкой тканью блузы виднелась плотная повязка от запястья до локтя. – Да и завтра, наверное, тоже.

Крылан мягко пожурил ее:

– По мне, так это глупо – не воспользоваться помощью целителя, когда тот сам ее предлагает, да еще бесплатно.

– Ой ли? – девушка лукаво улыбнулась.

«Три тысячи кракенов!»

Джа-Джинни отвернулся, досадливо морщась. Во второй раз за одно утро его мысли прочитали по лицу с поразительной легкостью. Неужели он все-таки стареет?..

– У всех есть тайны, – негромко проговорила Лейла. – Но некоторым особенно не повезло – они не хотят… или просто не могут… да, именно не могут позволить, чтобы кто-то другой увидел то, что прячется у них внутри. Мы трое – я, ворон и ты – как раз такие. Мы по разным причинам отгородились от всего мира высоким забором без ворот, и даже целителю за этот забор нет хода. Я ведь права, ты предпочтешь страдать, но не пустишь чужака в свою душу?

Крылан, чуть помедлив, ответил:

– Да.

Она добродушно рассмеялась. Казалось, и говорить-то им не о чем, но почему-то не хотелось расставаться. Джа-Джинни делал вид, что смотрит вдаль, а на самом деле искоса разглядывал стоявшую рядом девушку.

Он никак не мог избавиться от ощущения, что им уже доводилось встречаться…

– Я вообще-то подошла к тебе не случайно, – вдруг проговорила Лейла и слегка нахмурилась. – Я хотела кое-чем поделиться. Так уж вышло, что у меня на чердаке отлично слышно, о чем разговаривает Ворон со своими гостями.

Джа-Джинни насторожился.

– А его навещают гости? – спросил он, стараясь не выдать своего волнения. – Мне показалось, он не из общительных натур.

Лейла улыбнулась краем рта.

– Навещают. Вот дней десять назад приходил один рыбак, из новых переселенцев. Рассказал, как был счастлив прошлой зимой, когда посватался к самой красивой девушке побережья и получил ее согласие. Мило, правда?

– Весьма.

– Вот. Но потом на свадьбе появился лорд Рейго Лар – слышал о таком? Он из клана Чайки… Появился и увел молодую жену, хотя она сопротивлялась. Рыбаки, конечно, схватились за ножи, однако в замке господина Рейго как раз гостил сам лорд Скопа вместе с большим отрядом охранников. Неудивительно, что друзья и родичи бедолаги-мужа не отважились на что-то посерьезнее угроз.

– Я не стал бы их винить в трусости, – сказал крылан. – Я знаю, на что похожи скопы в бою.

– Женщину вернули через неделю. Он, как мог, пытался ее утешить и не напоминал о случившемся. Ему даже показалось в какой-то момент, что им удастся все забыть… А потом обнаружилось, что она беременна. И началось самое страшное. С каждым днем муж все меньше узнавал свою жену – она менялась, стала говорить чужими голосами и на непонятном языке, то и дело звала кого-то. Постепенно она забыла имена всех родных, не узнавала их и в конце концов погрузилась в безумие полностью. Как ты думаешь, что сделал рыбак?

Джа-Джинни пожал плечами. Он уже слыхал истории о том, как магусы воровали молодых и красивых женщин. У рыбака было два пути: терпеть и страдать молча – или…

– Как-то вечером он и трое его братьев подстерегли лорда Рейго, когда тот возвращался домой с охоты. Двух охранников рыбаки сбросили с обрыва, а лорд… подробности я опущу, но они его не убили, а так отделали, что целителю пришлось изрядно постараться, возвращая господину Чайке прежний вид. Понятное дело, после этого им всем пришлось бежать. Ты, верно, удивляешься, зачем я это рассказываю?

Крылан только усмехнулся.

– Он привез жену в Лейстес и здесь, узнав об алхимике, решил попросить о помощи, потому что целители безумцев не лечат. Она уже скоро должна рожать. – Лейла ненадолго замолчала, словно собираясь с мыслями. – В бреду она часто повторяет: черные крылья, они сказали, что у моего ребенка будут черные крылья.

У Джа-Джинни на миг перехватило дыхание. Он посмотрел на Лейлу и понял по выражению ее лица, что девушка и впрямь хранит много секретов – хватило бы и одного, чтобы лишиться покоя на всю жизнь… а возможно, и самой жизни.

«Ты первый живой и настоящий крылан, которого я вижу».

Быть может, Рейнен Корвисс слишком давно покинул своих соплеменников и знал о них меньше, чем ему казалось?..

– Благодарю, – хриплым голосом сказал Джа-Джинни, уже не скрывая истинных чувств. – Это и в самом деле интересная история, она… вынуждает о многом задуматься. Но зачем же ты мне помогаешь?

– Мне вдруг показалось, что из твоей истории может получиться неплохая песня, которую будут петь в тавернах даже после того, как… мое место займет кто-то другой. Но пока что ей не хватает завершения. Вот я и решила помочь.

Крылан растерянно покачал головой.

– Знаешь, я почему-то не могу отделаться от мысли, что приближается время, о котором сложат немало песен, – продолжила музыкантша. – Я немного волнуюсь, но если Заступнице угодно, то пусть будет так.

– Пусть будет так… – повторил Джа-Джинни. – Где живет этот рыбак?

Лейла нахмурилась:

– Тебе не стоит там появляться. Он может решить…

– …что я замешан в этой истории самым мерзким образом, – перебил Джа-Джинни. – Не переживай, я не пойду к нему один. Я спрошу Эсме – вдруг она умеет исцелять душевнобольных. И, кроме того, Лейстес не так уж велик. Даже если ты сейчас промолчишь, я сам его разыщу. Просто мне понадобится больше времени.

– Ты сумасшедший, – с тяжелым вздохом проговорила Лейла. – А я просто дура, что рассказала обо всем этом. Рыбака зовут Шак, его жену – Вейде. Они живут в западной части города, в старом доме с дырявой крышей, у самых скал… Обещай, что будешь осторожен!

– Боишься, что не о ком станет сочинить песню? – с усмешкой поинтересовался крылан.

– Обещай! – повторила девушка, не обращая внимания на его ироничный тон. – Пожалуйста!

– Хорошо, – смилостивился Джа-Джинни. – Обещаю быть смирным, как ручной белый голубь.

Она вздрогнула, словно он сказал что-то обидное, пробормотала слова прощания и пошла прочь, не дожидаясь ответа. Крылан остался стоять, разрываясь между желанием тотчас же полететь на поиски рыбака и необходимостью разобраться в том, что случилось ночью. От мук выбора его избавил Умберто, который в одиночестве шел со стороны доков.

– Я тут поспрашивал кое-кого и кое-что интересное узнал, – начал он, едва приблизившись. – Ночью с борта «Утренней звезды» сгрузили какие-то сундуки и потащили в город, к дому Звездочета. Как думаешь, капитан прав? В одном из этих сундуков вполне может быть карта.

– Может, – охотно согласился крылан. – Только не надо об этом кричать на весь Лейстес.

– Это еще не все, – продолжил Умберто, понизив голос. – Один матрос слышал шум и треск со стороны загонов как раз в то время, когда сундуки несли мимо.

– Да? – Джа-Джинни не сумел сдержать удивления. Это и впрямь было любопытно. – А больше твой матрос ничего не слышал?

– Увы, нет. Он решил, что матросы со «Звезды» уронили сундук и тот сломался…

Крылан призадумался. Ему вдруг показалось, что ответ на все вопросы где-то рядом, только руку протяни. Но пока что он не мог понять, как связаны друг с другом части этой странной головоломки. Кристобаль бы понял, он не чурался самых безумных предположений и идей, а вот ему, Джа-Джинни, мешал здравый смысл.

«Не все твои дары пошли во благо, Джайна».

– Умберто, если бы ты захотел украсть лодки, что бы ты сделал?

– А зачем они мне все сразу? – тотчас же ответил молодой моряк. – Это же бессмысленно. Одну еще куда ни шло… спрятать ее, допустим, а потом просить у навигатора большущий выкуп. Такое дело может выгореть, хотя оно и опасно.

– То есть, по-твоему, никто не мог такое замыслить?

– Если они и впрямь кому-то понадобились все сразу, то ломать загоны – уж точно распоследняя глупость. Я бы, по крайней мере, этого делать не стал. Лодки через дыру рванут в океан – и ищи их потом…

– Нет, тут ты ошибаешься. Они не дикие и не станут уплывать далеко оттуда, где их сытно кормят. Хм… может, кому-то и правда понадобилась только одна лодка, а остальные просто удрали?

– А может, они вообще сами сломали загородку.

– Эй… – Джа-Джинни встрепенулся. – А это интересная идея.

Он огляделся, прикинул расстояние до дока, в котором стояла «Утренняя звезда», потом вспомнил, где именно находится дом Звездочета. В самом деле, чтобы попасть туда кратчайшим путем, матросы со «Звезды» должны были пройти мимо лодочных загонов. И если допустить, что тут они действительно уронили свою ношу – или не уронили, задержались по какой-то другой причине, – то выходило, что маленькие лодки могли обратить на них внимание.

Точнее, не на них, а на то, что, вероятно, находилось в сундуке.

Кристобаль бы оценил мысль, которая сейчас пришла в голову Джа-Джинни…

– Так! – решительно заявил крылан. – Ступай-ка опять на «Невесту», бери лодку. У меня возникло желание пройтись вдоль побережья и осмотреть пещеры – ты ведь знаешь, что здесь полным-полно пещер? В них так удобно прятаться! Я прямо вижу, как лодочки сидят в одной из них, где потемнее и поглубже, и ждут.

– Чего ждут? – непонимающе спросил Умберто.

Джа-Джинни ухмыльнулся:

– Ждут, пока «Утренняя звезда» увезет куда-нибудь подальше безумер, который подручные Звездочета притащили в Лейстес.

* * *

Единственный на всю округу трактир назывался «Муха», и его хозяин, Сэрли Саммар, не только поил и кормил всех, кто переступал порог, но и передавал почту, брал вещи на хранение, ссужал деньги под залог тех немногих ценностей, коими обладали островитяне, и оказывал прочие услуги. Он стал первым, с кем Джайна познакомилась, когда попала сюда; он помог ей отыскать подходящий домик и столковаться с прежним владельцем. Он не был благочестивым эльгинитом, конечно, и все же с полным правом мог назвать себя хорошим человеком.

Джайна долго стояла на противоположной стороне улицы, наблюдая, как дверь «Мухи» открывалась и закрывалась, как посетители выходили, веселые и хмельные, как трактирный мальчишка умчался прочь с каким-то пакетом, а потом вернулся, усталый и довольный. Дочери Сэрли, прислуживавшие в заведении, заметили ее и приветствовали улыбками и кивками. А она, не в силах сделать шаг, думала: все по-прежнему. Ничего не изменилось.

Может, крылатый и не прилетал сюда вчера вечером?..

За миг до того, как она успела развернуться и уйти, дверь опять открылась, и вышел сам Сэрли Саммар, живой и здоровый. Увидев ее, он притворился, что удивлен, и с добродушной улыбкой спросил:

– Как дела, Джайна?

Она наконец-то шагнула вперед и тоже улыбнулась.

– Все хорошо, друг Сэрли. Вот… шла мимо, хотела поздороваться с тобой и пожелать удачного дня.

– О, как мило с твоей стороны! – трактирщик рассмеялся с несколько преувеличенной веселостью, и Джайна, сосредоточившись, заметила крупные капли пота у него на лбу. А ведь было довольно прохладно… – Завтра мне привезут пять ящиков сушеных альфийских яблок – скажи детям, пусть придут, хочу их угостить. Можешь и сама заглянуть.

– Спасибо, – сказала Джайна и закрыла глаза.

А потом открыла.

В крыльях Сэрли местами проглядывала чернота, местами сверкали белоснежные перья, но в основном они были серыми как сталь. Большинство людей обладают именно такими крыльями. Ничего особенного. И впрямь ничего не изменилось по сравнению с прошлой их встречей, трактирщик остался таким же, каким был. Джайна знала: если подвергнуть Сэрли очищению, через пару недель или через месяц белый цвет опять уступит место серому.

Обычный человек. Не убийца, не вор – у них-то крылья как раз черные или почти черные. Не святой. Просто человек, которому хватает времени и сил думать о совершенно разных вещах: о Светлой Эльге и о деньгах, об альфийских яблоках и острых ножах, о своей и чужой семьях, о своем и чужом благе…

– Знаешь, Сэрли, мы скоро отсюда уедем, – сказала она и удивилась собственным словам. Да, все правильно. Они уедут, потому что такая у них судьба – скитаться, нигде не задерживаясь надолго, прятаться от прошлого и тех, кто там остался. Прятаться от Великого Шторма. – Я буду по тебе скучать. И дети тоже.

Новость застала трактирщика врасплох, и он отбросил притворство. Сейчас по его лицу нетрудно было прочитать истинные чувства: настороженность, страх… облегчение. Что ему сказал крылан? Какими карами пригрозил? «У всего, что хорошие люди делают, обязательно есть какая-то причина». Ну да, угадать легко: дом, жена, дети. Особенно дети. Из-за детей в крыльях появляются не только белые перья, но и черные.

Сэрли Саммар медленно кивнул и сказал так тихо, что она едва расслышала:

– Прости.

Крылатый ужинал с ними за одним столом. Ел он медленно, задумчиво, смотрел только в свою тарелку, но все равно Джайне и детям было неуютно, и еда словно утратила вкус. Прожевав последний кусочек, Джайна отодвинула тарелку и сказала:

– Завтра ты должен уйти.

Человек-птица вопросительно вскинул бровь.

– Ты должен уйти, – повторила Джайна, – ради собственного блага.

– Очень… громкое заявление, – сказал крылан без улыбки, но она увидела в его глазах знакомые огоньки веселого безумия. – Я сам решаю, кому и что должен, – и не важно, идет ли речь о деньгах, поступках или о чем-то еще.

Джайна почувствовала легкий озноб.

– Ты неправильно меня понял. Тебе угрожает опасность. Не от ножа, стреломета или даже яда. Все… намного сложней.

– Да? – Теперь он улыбнулся – легко и почти незаметно, как тогда, в первый день. – И в чем же сложность? В том, что вы – магусы и скрываетесь от капитана-императора?

– Я знала, что ты это понял, – сказала Джайна. – Но мы не просто магусы, мы – Алье.

Если крылан и удивился, по лицу этого заметить было нельзя.

– Разве это что-то меняет? – спросил он.

И в самом деле, что это меняло? Она вспомнила свое первое очищение: того серокрылого звали Виртин Кальф, он был клерком в торговой компании и присвоил немалую сумму, исправив в бухгалтерских книгах несколько цифр. Он успел почти все потратить до того, как его схватили. Кальфу предстояло отправиться на рудники, но глава торгового дома милостиво позволил заменить каторгу на трехдневную очистительную церемонию под руководством одного из Алье. Отец юной Джайны воспользовался этим, чтобы наконец-то проверить ее способности на практике. Все прошло гладко, без сюрпризов; день или два она словно летала и жаждала вновь применить свою силу на ком-то еще, а потом…

Его лицо. Она каждую ночь видела во сне это лицо, точнее – два лица. То, которое было у Виртина Кальфа до очищения, и то, каким оно стало после. Ее сны превратились в кошмары: едва сомкнув глаза, она принималась искать различия между этими двумя лицами и не могла найти, хотя совершенно точно знала, что они есть. Она изучила его черты, она запомнила расположение морщин, она подсчитала ресницы. Что в нем изменилось? Что сотворил ее дар с этим человеком, чьи крылья из серо-стальных на время сделались почти белыми?

Много позже она узнала, что Виртин Кальф снова стал воровать уже через год после очищения и опять попался, после чего был отправлен на каторжные работы, где и умер от легочной болезни. Заключенных не лечили целители. К тому моменту она успела провести больше ста церемоний очищения и восприняла новость с легкой грустью – и только. Его лицо приснилось Джайне еще один раз. Но теперь оно вновь появилось перед ее внутренним взором, как будто ей снова было шестнадцать.

– Церемония очищения длится три дня и три ночи, – сказала Джайна. – Принято считать, что она состоит из молитв, но дело не в них, а в моем присутствии – в том, как я… изменяю тебя, сама того не желая. До завтрашнего вечера эти изменения еще можно остановить, но потом они сделаются необратимыми.

Крылан встал из-за стола и посмотрел на нее сверху вниз. Его правое крыло чуть обвисло – Джайна теперь знала, что оно не сломано. И все-таки он вряд ли сумеет улететь далеко, не отдохнув еще несколько дней. Если его поймают, в ее собственных крыльях появится черное перо. Новое черное перо.

Он сказал:

– Да, я кое-что слышал о вас, птицах добра и справедливости. Я даже встречал кое-кого из твоих родственников, включая и самого Белокрылого лорда. Кем он тебе приходился?

В сердце Джайны шевельнулась игла, засевшая там много лет назад.

– А-а, понятно. Ну что же… – Он тряхнул головой, шевельнул правым крылом и поморщился от боли. – Давай-ка мы с тобой не будем ждать завтрашнего вечера, а приступим к самой интересной части прямо сейчас. Ты ведь можешь изменить меня быстрее? Можешь, я знаю.

Смысл сказанного дошел до Джайны не сразу.

– Ты сошел с ума? – растерянно спросила она.

– Я хочу пройти очищение, – терпеливо проговорил крылан. – Хочу проверить, чего я стою. А ты… как будто боишься.

– Она за тебя боится, – вдруг вмешался Робин, до сих пор вместе с сестрой хранивший молчание. – Только дурак бы этого не понял.

Крылан посмотрел на него, по-птичьи наклонив голову, а потом перевел взгляд на Джайну. «Да, – подумала она и ощутила, как на левом плече начинает зудеть клановый знак. – Да, я и в самом деле боюсь». Крылан прочел ее мысли по глазам. Улыбнулся жуткой своей улыбкой от уха до уха, кивнул.

– Помоги мне, Белокрылая… – прошептала Джайна и зажмурилась.

Очищение началось.

* * *

Скалы в окрестностях Лейстеса и впрямь были источены пещерами, но лишь немногие из них имели входы, доступные во время прилива, а кое-какие и в отлив оставались полностью затопленными. Когда Умберто понял, какая роль уготована ему в поисках пещеры, где могли скрыться сбежавшие лодки, то его воодушевление сошло на нет. Но отступить помощник капитана не захотел.

– А как ты думал? – спросил Джа-Джинни, скорчив удивленную гримасу. – Не мне же туда лезть. Чем меньше людей будут знать о том, что мы делаем, тем лучше. Можно, конечно, пустить все на самотек, но я что-то сомневаюсь, что Кристобалю это понравится.

Умберто буркнул что-то невразумительное – крылан притворился, что не слышит, – сбросил рубашку и сапоги, а потом прыгнул в воду. Дожидаясь, пока он вернется, крылан сидел в лодке, которая покачивалась на волнах, и гадал, отчего возможность устроить Умберто незапланированное купание вызвала у него душевный подъем. Это было какое-то чужое чувство – Джа-Джинни достаточно хорошо владел собой, чтобы отличать отголоски чужих эмоций от собственных. Но как же называлось то, что он испытывал?..

Парень появился очень быстро – забрался в лодку, дрожа от холода, и сказал:

– Здесь пусто.

Крылан равнодушно пожал плечами:

– Тогда поехали дальше…

В бесплодных поисках прошел целый день.

Они вернулись на берег, когда уже стемнело. Умберто, одарив Джа-Джинни сердитым взглядом, отправился согреваться в ближайшую таверну, а крылан вспомнил о рыбаке и его безумной жене, но почувствовал себя слишком усталым, чтобы куда-то лететь и что-то выяснять. Лучше заняться этим на свежую голову.

К тому же его по-настоящему захватила идея разыскать лодки – ведь обследовать удалось совсем небольшой участок бухты, – причем сделать это хотелось до того, как вернется капитан. Крылан и сам не знал, отчего так спешит, но всерьез подозревал, что Крейн заразил его одержимостью.

– Ты всерьез считаешь, что Звездочет мог притащить в Лейстес безумер и об этом никто не подозревает? Зачем ему безумер?

Солнце в зените светило ярко; в ветвях деревьев пели птицы. Умберто и Джа-Джинни причалили у западного берега Благодатной бухты и устроили привал: провизию к обеду крылан предусмотрительно захватил с собой.

Полдня прошло впустую, но пока они оба не утратили запала и стремились разыскать пропажу любой ценой. А вопроса, прозвучавшего из уст Умберто, Джа-Джинни ждал еще вчера, поэтому успел обдумать ответ.

– А что еще могло там быть? Звездный огонь, как ты сам знаешь, перевозят в бочках. Что касается безумеров, то я расспросил Эрдана, и его слова подтвердили мою догадку: эти штуки держат в сундучках, изготовленных особым образом. Дощечки, металлическая сетка… не важно. Эрдан сказал, что такой сундук не отличается крепостью и действительно может сломаться, если его уронит какой-нибудь неуклюжий краб. – Крылан ненадолго замолчал. – В общем, Звездочет и впрямь мог возить с собой безумер. Но зачем он это делал – другой вопрос, и ответа я не знаю. Собирался превратить в трупоход какой-нибудь из захваченных кораблей?..

– Интересно, какой? – многозначительно спросил Умберто и, невесело рассмеявшись, продолжил: – А все-таки он хорошо владеет своей «Утренней звездой», раз позволяет себе держать на борту такие опасные грузы.

– Я всегда говорил Кристобалю, что не стоит его недооценивать, – со вздохом сказал Джа-Джинни. – Ходят слухи, что «Утреннюю звезду» он отобрал у другого капитана, когда тот был еще жив.

– Это невозможно, – лениво возразил Умберто. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и блаженствовал в лучах солнца. – Связь между фрегатом и навигатором разрушает только смерть.

– Я тоже так считаю… – сказал крылан, хмуря брови. – Однако лет семь-восемь назад – мне так говорили – у Звездочета был другой корабль, он назывался «Развратница». А потом откуда-то появилась «Утренняя звезда», большая и красивая. Людям, конечно, только дай повод сочинить какую-нибудь несусветную чушь, но вот почему-то истории о том, что Звездочет получил эту красавицу не самым обычным способом, продолжают рассказывать по сей день. Может, в них есть зерно правды?

Умберто резко сел и заявил, что отдохнул и готов продолжить поиски. Не дожидаясь ответа Джа-Джинни, он направился к лодке, на ходу вытряхивая из волос сухую траву и бормоча что-то обидное о любителях собирать дурацкие слухи.

Снова и снова пещеры, попадавшиеся на их пути, оказывались пустыми. Если удавалось проникнуть туда сквозь узкие щели, крылан видел сырые своды, заросшие светящейся плесенью, а один раз они обнаружили скелет с обрывками одежды на пожелтевших костях. Джа-Джинни становился все мрачнее, а Умберто, наоборот, успокоился и даже заметил добродушно, что благодаря крылану сберег немало денег, которые неизбежно оставил бы в увеселительных заведениях Лейстеса.

– Еще одна… – Умберто остановил лодку и указал рукой туда, где под водой смутно виднелись очертания входа в пещеру. – Ну, я пошел. Не скучай тут без меня.

– Будь осторожен! – крикнул Джа-Джинни, но его напарник уже нырнул.

Крылан, нахохлившись, сидел на корме лодки, размышляя, что предпримет Кристобаль после своего возвращения. Карта, проклятая карта! Если она и впрямь была вместе с прочим барахлом в одном из сундуков, которые матросы «Звезды» перетаскивали в дом Звездочета под покровом ночи, то неизвестно, упрощало или усложняло это их задачу. Сам Джа-Джинни считал, что пробраться как на борт фрегата Звездочета, так и в его дом одинаково невозможно, но Крейн явно не согласился бы с ним. Известие о сундуках должно было обрадовать феникса и породить в его голове какой-нибудь безумный план проникновения в логово старого пирата.

Джа-Джинни с внезапной тоской вспомнил то время, которое провел на «Невесте ветра» до встречи с Джайной Алье. Тогда было легче: капитан говорил, а он делал и не задумывался, насколько та или иная затея Крейна оправдана или просчитана. Его занимали совсем другие вещи.

Но потом была Джайна. Была та ночь…

«Ты изменился, – с некоторым удивлением заметил Кристобаль уже через несколько дней после того, как Джа-Джинни вернулся на борт корабля. – Я бы даже сказал, поумнел». Крылан предложил ему самому тоже поговорить с Джайной, на что магус, посмеиваясь, ответил: «А мне и так неплохо. Будем считать, что ты теперь состоишь при мне в качестве ходячего здравого смысла и угрызений совести в одном лице». Капитану-то и впрямь было неплохо, но жизнь Джа-Джинни сделалась куда тяжелей, чем раньше.

От долгого сидения в одной позе у крылана затекла спина, и он осторожно стал потягиваться, опасаясь перевернуть лодку. Умберто не возвращался уже достаточно долго, и Джа-Джинни впервые за целый день подумал, что если там, в пещере, что-то произошло, то он не сумеет помочь другу. Умберто был вооружен длинным кинжалом, но в темноте, под мрачными сводами пещер, могли таиться существа, которым этот кинжал – что фрегату укус Сокровища, любимца Эсме. Крылан с тревогой всматривался в темный провал пещеры, скрытый под мерцающей водной гладью, и вдруг краем глаза заметил нечто странное.

Кто-то стоял на высокой скале, расположенной западнее того места, где покачивалась на волнах его лодка. Фигура в темном платье, с длинными волосами, развевающимися по ветру. За спиной у незнакомки было что-то светлое, похожее на…

Два больших белых крыла.

Джа-Джинни вскочил и попытался взлететь, позабыв об осторожности. Лодка тотчас же перевернулась, и темная вода накрыла его с головой, обжигающим потоком хлынула в горло, закупорила уши. Крылан не мог плыть. Крылья губили его, тянули на дно, словно каменные.

«Это конец…» – сверкнула холодная искра-мысль.

Почему-то напоследок он подумал об Эсме.

– …Ненормальный! – орал Умберто с перекошенным от страха лицом. – Чтоб меня кракены съели! Чем ты думал, когда взлетал из лодки?!

Крылан молча принимал заслуженные упреки. Он догадывался, что выглядит сейчас весьма жалко – этакий клубок изломанных мокрых перьев, дрожащий от холода и все еще испуганный до полусмерти. До сих пор Джа-Джинни ни разу не испытывал такого страха.

Они сидели на небольшом выступе скалы чуть поодаль от того места, где виднелся вход в злополучную пещеру. С обоих ручьями стекала вода, оба еле дышали. Неподалеку плавала туда-сюда их лодочка, успевшая вновь принять нормальное положение. Джа-Джинни недоумевал, каким образом Умберто сумел его вытащить: прежде крылан был уверен, что только магусу по силам его поднять, и никак не ожидал подобного подвига от худощавого молодого моряка.

– Прости, – сказал он, когда Умберто ненадолго замолчал, чтобы перевести дух. – Сам не знаю, что на меня нашло. Извини.

Белые крылья ему померещились, конечно.

Хоть и выглядели совсем как…

– Он извиняется! – воскликнул Умберто, возмутившись пуще прежнего. – Как бы я объяснил Крейну, что произошло?! Да он бы сразу превратил меня в уголь!

Такое вполне могло случиться. Крылан досадливо помянул кракена и все его восемьдесят щупальцев: еще один день впустую – они не просто не сумели отыскать лодки, но вдобавок едва не погибли, потому что Умберто тоже рисковал.

– Уже поутешествие чти вечер, – сказал он, бросив взгляд на заходящее солнце. – Пора домой. Дурацкая это была затея.

– Дурацкая, говоришь? – хмыкнул помощник капитана. – Ну-ну.

Разочарованный и сбитый с толку, крылан не сразу заметил хитрое выражение лица Умберто, а когда заметил…

– Погоди-ка. Только не говори, что ты их нашел!

Умберто расхохотался и по-дружески стукнул крылана по плечу.

– Мы нашли, мы! Все пятнадцать штук! Сидят там, сбившись в кучу, – то ли спят, то ли боятся выходить. Ну что, теперь надо бы привезти сюда смотрителя – этого, как его? Свена? Пусть притащит побольше рыбы и выманит своих деточек.

Крылан ошеломленно кивнул, все еще не веря в удачу. Выходит, он был прав… выходит, в одном из сундуков, которые матросы Звездочета тащили по пирсу, и впрямь лежал безумер.

Зачем пирату безумер? Или трупоход?

Что затеял старый Звездочет?!

– Да, конечно… – пробормотал Джа-Джинни. – Сделаем так. Ты бери лодку и давай на пристань, за смотрителем. Я подожду здесь, мне все равно надо как следует обсохнуть.

Уговаривать Умберто не пришлось, он горел желанием похвастаться перед кем-нибудь своим успехом. Предупредив Джа-Джинни напоследок, чтобы тот не пытался больше плавать, моряк прыгнул в лодку – и был таков.

«Мы их нашли, ну надо же…»

Крылан подставил мокрую спину под лучи заходящего солнца и легкий ветерок, который тут же взъерошил перья. Он лениво перебирал в голове варианты использования безумера, но ни один не выглядел толковым. Если хитроумный Звездочет замыслил ограбить какой-нибудь город, проникнув туда на фрегате, переделанном в трупоход, крылану интересно было бы поглядеть на результат. Но червячок сомнений копошился у него в душе. Чей корабль Звездочет замыслил превратить?

И не собирается ли он каким-то образом изменить расклад сил в Лейстесе, а то и на Окраине?..

– Ночь~ упала на Благодатную бухту внезапно, как всегда происходило в этих широтах, – кажется, только что над горизонтом виднелась еще добрая половина солнечного диска, и вот уже наступила ~~~тьма~. Далекая пристань осветилась огнями; изредка ветер доносил отзвуки голосов и веселого смеха.

– Что-то случилось, – проговорил крылан. Он стоял на выступе скалы, переминаясь с ноги на ногу. – Какая-то большая ~неприятность~, искусай меня медуза.

За это время ~Умберто~ мог бы раз пять добраться до пристани и обратно. Может быть, он не сумел отыскать Свена? Джа-Джинни хотелось, чтобы все оказалось именно так, но в глубине души он понимал, сколь ~хрупка~ эта надежда.

«Что же мне делать?»

Даже если не произошло ничего серьезного, ночью Умберто вряд ли отыщет это место – все приметные деревья и скалы надежно скроет тьма. Пока он ждет, все может стать еще хуже~~~~~. Конечно, этот уступ не самая удачная площадка для взлета. Если он коснется воды, то утонет.

Значит, не коснется.

Джа-Джинни расправил крылья, тихонько выругался – Умберто обломал ему немало перьев, пока вытаскивал, – и взлетел.

~

Приближаясь к пристани, Джа-Джинни сделал круг над доками и лишь потом опустился на палубу, где его уже ждали.

– У нас неприятности, – с ходу заявил Эрдан, чье суровое лицо не оставляло сомнений в том, что дела и впрямь плохи. Рядом с мастером-корабелом стояла бледная Эсме, тщетно пытаясь скрыть растерянность и страх.

– Что стряслось?

– Возле лодочных загонов была драка, – коротко объяснил Эрдан. – Несколько матросов Звездочета сцепились с Умберто, и он одного уделал насмерть. Потом подоспели стражи порядка и забрали его в тюрьму.

Крылан в сердцах помянул кракена.

– Он тяжело ранен, – продолжил мастер-корабел. – Но ты и сам должен это чувствовать. Мы с Эсме собирались пойти к нему.

– Лучше я с ней… пойду, – сказал Джа-Джинни. – Так будет гораздо быстрее.

Они с корабелом обменялись многозначительными взглядами. Эсме нахмурилась и открыла рот, чтобы задать вопрос, но не успела издать ни звука. Крылан подхватил ее на руки и взмыл в воздух, прежде чем целительница успела опомниться.

Конечно, нести ее сейчас, когда она не была без сознания и не спала, оказалось довольно сложно. Она словно сделалась тяжелее, да к тому же Джа-Джинни устал после незапланированного купания.

– Обними меня за шею и постарайся не дергаться! – крикнул он, когда они поднялись над мачтами «Невесты ветра». – Не думай о полете! Думай о чем угодно, кроме полета!

А мысленно прибавил: «Кристобаль, где же тебя носит?!»

~

У здания тюрьмы стояли несколько стражей с факелами, а чуть подальше Джа-Джинни увидел человека, с которым ему меньше всего хотелось встречаться, – Сатто, правую руку Звездочета. Рядом с ним обнаружились пятеро здоровенных матросов, и вся эта милая компания, задрав головы, наблюдала за полетом крылана и целительницы.

Джа-Джинни приземлился и с некоторым опозданием понял, что Эсме за время полета не издала ни звука. Ему это показалось странным, однако еще более странным был взгляд, который целительница вперила в него, несколькими аккуратными движениями поправив одежду и пригладив растрепавшиеся волосы.

В ее глазах светилась холодная ярость.

Он уже знал, что она не робкого десятка, хоть и предпочитает помалкивать и держаться отстраненно, однако не подозревал, что эти глаза способны метать молнии. Неужели мысленная связь с «Невестой ветра» и Кристобалем так быстро и так сильно ее изменила? Нет-нет. Чутье подсказывало Джа-Джинни, что здесь кроется нечто совсем иное…

– Ты не сможешь испепелить меня взглядом, – сказал он то ли в шутку, то ли всерьез. – Даже если очень постараешься.

Целительница прищурилась, и ощущение неправильности происходящего усилилось. Ее лицо как будто сделалось старше, жестче. Она и впрямь сейчас походила на Кристобаля – такого, каким он становился в те мгновения, когда еще не горел, но уже переставал быть самим собой.

«Да что же в тебя вселилось?!»

~~~~~

Эсме вдруг покачнулась, подняла руку ко лбу, и выражение мрачной сосредоточенности наконец-то исчезло, сменившись сперва легкой растерянностью, а потом – решительностью, хорошо знакомой крылану. Он так и не понял, что случилось с целительницей, но теперь, по крайней мере, мог предсказать, как она поступит дальше.

– Идем быстрее… – тихонько проговорила Эсме, нахмурившись. – «Невеста» сердится, что мы еще не помогли Умберто. Его рана очень тяжела.

Джа-Джинни кивнул, и они направились к входу в тюрьму.

Там, однако, их ждал очередной неприятный сюрприз.

– Не велено пускать, – равнодушно отозвался страж в ответ на просьбу Джа-Джинни. – Не имею права.

– Что?! – изумился крылан. – Как это – не велено? Там наш товарищ, он ранен. Я целительницу привел, не кого-нибудь!

– А мне какая разница? – Страж пожал плечами. – Ранен – и что с того? Я, что ли, его на нож толкнул?

Джа-Джинни оторопел. Он не мог сейчас просто отодвинуть стражей в сторону и войти в тюрьму, невзирая на их возражения и сопротивление, не мог и угрожать оружием, поскольку тогда сам оказался бы в камере. Раньше его никогда не заботили лейстесские стражи порядка, потому что с ними не было проблем…

«Неужели это Скодри?!»

– Кто запретил нас пускать? – спросил Джа-Джинни ровным голосом. Он вспомнил все, что произошло накануне в доме Зубастого, и ужаснулся: к каким страшным последствиям привела доброта Эсме!

Но ответ стража оказался неожиданным.

– Вот они и запретили… – пробурчал тот, махнув рукой в сторону Сатто и матросов с «Утренней звезды».

Джа-Джинни обернулся. Помощник Звездочета поприветствовал его издевательской ухмылкой. «Дело дрянь», – подумал крылан, а вслух сказал насмешливо и громко:

– С каких это пор Звездочет стал в Лейстесе главным?

Как он и ожидал, Сатто в два прыжка оказался у дверей и взглянул на крылана с высоты своего немаленького роста.

– Придержи-ка язык, птичка! – рявкнул здоровяк. – Твой капитан совсем распустил команду! Давно пора научить ваших придурков уму-разуму!

– Да? – ответил крылан с кривой ухмылкой, пропустив «птичку» мимо ушей. – По-моему, ты что-то перепутал. Это ваши люди напали первыми и получили по заслугам. А теперь пропусти! Мы пришли, чтобы оказать помощь раненому.

– Да пусть меня кракен съест! – Сатто присвистнул, и матросы в мгновение ока встали за его спиной. – Видел я, как этот пройдоха ранен, – от таких царапин еще никто не умирал! А Дорс ушел на Крабьи луга по милости твоего дружка – так что теперь я никого туда не впущу до завтрашнего суда!

– Суда? – ошеломленно повторил крылан. – Ты перегрелся или перепил? Если Скодри из-за каждой поножовщины будет устраивать суд…

– Вот именно, – послышалось откуда-то сзади. – Здесь и без суда все ясно.

Джа-Джинни обернулся. Шагах в десяти от них стояли Скодри и двое слуг с факелами. На лицо Зубастого падала тень, но крылан вполне мог представить себе его выражение.

– Пропустить их, – скомандовал старый пират. – Немедленно.

И вот тут-то Джа-Джинни понял, что дела пошли и вовсе хуже некуда, потому что Сатто ни капли не испугался, а даже наоборот – повеселел. Вдобавок на площади появились и другие матросы с «Утренней звезды», чьи лица не оставляли сомнений в их намерениях.

– И не подумаю! – с усмешкой заявил помощник Звездочета. – С места не сдвинусь!

– Вот как? – спросил Скодри. – А что скажет твой капитан, когда вернется?

Сатто скорчил жалостную гримасу, а потом расхохотался:

– Что скажет? Мой капитан?! Я соблюдаю правило, которое ты сам установил, когда был моложе, – до суда никто не должен видеться с убийцей! А суд будет, потому что команда этого хочет, и ты не сможешь нам запретить! – Он огляделся и добавил: – Всем известно, что вы с Крейном друзья, но справедливость еще никто не отменял. И вообще, час поздний – тебе пора на отдых, старик!

В толпе матросов послышались смешки. Джа-Джинни на мгновение прикрыл глаза, содрогнувшись от ужаса. Он знал, он чувствовал, что скоро власти Зубастого придет конец, но не так быстро и не таким жестоким способом! Люс, Агнес, девочки – что их ждет, если Скодри не вернется с этой площади?..

– Вот как? – Зубастый негромко рассмеялся. – Любопытно. Сдается мне, твой капитан все заранее рассчитал и предвидел, даже исчезновение пятнадцати лодок и эту глупую ссору на пристани. Ох, как он проницателен. Или дело в другом?

Сатто прищурился и ничего не сказал.

– По правде говоря, мне известен всего один способ предвидеть такие вещи, – продолжал между тем Скодри. – Организовать их самому. Что ж, в данный момент преимущество на твоей стороне – я стар и слаб, со мной всего-то два человека. Легкая добыча, не спорю. Но что ты будешь делать завтра, когда вернутся из дозора фрегаты? Что ты будешь делать, когда здесь появится Лайра Отчаянный?

На мгновение во взгляде Сатто промелькнуло что-то похожее на страх. Джа-Джинни с трудом верилось, что Звездочет спланировал переворот в Лейстесе. Выходит, его помощник все устроил сам?..

– Мне плевать… – начал Сатто, но договорить ему не дали.

Крылан охнуть не успел, как Эсме метнулась вперед и бесстрашно встала прямо перед моряком, который был выше ее на две головы и в три раза шире в плечах.

– Хватит пререкаться! – крикнула целительница со слезами на глазах. – Там умирает человек, я это чувствую! Будет суд или нет, кракен его знает, но, если я сейчас не войду, Умберто не доживет до завтрашнего утра!

Джа-Джинни вдруг ~почувствовал, ~~~как~его~затягивает~~~в~~~ водоворот. Вторжение в его разум было весьма бесцеремонным: ~некто~ очень быстро и грубо переворошил воспоминания последних двух дней, задержавшись на истории с лодками и недовольно цыкнув зубом при виде крылана, барахтающегося в воде.

– Прости – так быстрее и проще.~

– Ты слышишь меня?! – Эсме шагнула вперед, сжав кулаки. – Пропусти немедленно!

И – вот так номер! – Сатто отступил.

Эсме рванулась ко входу, не оглядываясь. Следом за ней заторопились стражи, показывая дорогу и надеясь поскорее убраться с площади от греха подальше. Крылан подумал, что они вряд ли высунут нос наружу, пока все не закончится, – в гневе Зубастый страшен. Сам он не двинулся с места, потому что не совсем пришел в себя после того, как Кристобаль переворошил его воспоминания, и потому что хотел увидеть, что произойдет дальше между двумя пиратами, молодым и старым.

– Ну что, продолжим нашу милую беседу? – ироничным тоном поинтересовался Скодри. Он стоял на прежнем месте и, казалось, не придавал происходящему особой важности. – Итак, скажи: Звездочет, по-твоему, тоже считает, что я слишком стар и слаб для того, чтобы управлять Лейстесом?

– У него спроси! – крикнул Сатто. – Я командую людьми, пока его нет, но я не…

Зубастый усмехнулся:

– Раз командуешь – значит, отвечаешь за все, что связано с ними и с «Утренней звездой». Капитан передал тебе свою власть – ту ее часть, которую мог передать, – а вместе с властью – и ответственность! Ну так что? Я не услышал ответа на свой вопрос.

Помощник Звездочета сжал кулаки и медленно проговорил:

– Я командую людьми, пока Звездочета нет…

– Понятно! – коротко бросил Зубастый и свистнул. Но это был не короткий свист, который издал чуть раньше Сатто, а виртуозная разбойничья трель. Тотчас же из подворотен, стенных ниш, узких улочек, сбегавшихся к площади, выступили вооруженные люди, и Джа-Джинни с веселым удивлением заметил в свете факелов лица своих товарищей. Матросы Звездочета в растерянности оглядывались по сторонам и не видели путей к отступлению.

– Как видишь, не все согласны с тем, что мне пора на покой, – негромко проговорил Скодри. – Я бы даже сказал, ты в меньшинстве.

– Ты… – заговорил Сатто после долгой паузы и закашлялся. Зубастый спокойно ждал, пока к его собеседнику вернется голос. – Ты меня неправильно понял. Я… всего лишь проявил заботу о твоем здоровье. Мы… очень ценим тебя и никогда бы не стали…

– Достаточно! – прервал эти словоизлияния Скодри. – Истинная правда, уже глубокая ночь, а завтра трудный день. Суд, говоришь? Хорошо, будет суд. А теперь искренне советую отправиться… на отдых.

Сатто развернулся и пошел прочь. Матросы последовали за ним.

Еще через какое-то время площадь почти опустела – остались только Скодри и Джа-Джинни. Крылан стоял неподвижно, не в силах побороть изумления: случившееся казалось ему слишком странным. То, что Скодри пришел не один, было приятным и эффектным сюрпризом, но поведение Сатто не могло не насторожить крылана.

«Что вообще здесь произошло?!»

Старый пират похромал к порогу тюрьмы и опустился прямо на ступеньки, выставив ногу с негнущимся коленом. Только теперь он оказался полностью на свету, и сердце Джа-Джинни сжалось: был ли тому виной неверный свет факелов или что-то иное, но Скодри действительно выглядел очень уставшим и очень старым.

– Вот теперь можешь выходить, Кристобаль, – негромко сказал пират.

От ствола большого дерева, что росло неподалеку, отделилась высокая тень, и крылан кивком головы приветствовал своего капитана. Когда магус оказался в круге света, Джа-Джинни увидел, что он с ног до головы перемазан сажей, словно вылез из дымохода.

Скодри не удивился этому – или просто не подал вида.

– Спасибо, что позвал своих людей, – сказал он неприветливо, глядя куда-то в сторону. – Спасибо, что предупредил о заговоре.

– Не стоит благодарностей, – весело отозвался Крейн. – Этот заговор большей частью направлен против меня.

– Знаю, – последовал короткий ответ. – Но, покончив с тобой, Звездочет не остановится.

– Да, безусловно. Аппетит у него отменный. Так что, завтра будет суд?

Скодри криво улыбнулся:

– Уж извини.

Магус кивнул и сказал серьезным тоном:

– Тогда я тоже намерен кое-кому предъявить обвинение.

– Твое право… – Скодри пожал плечами. – Препятствовать не буду.

Он медленно поднялся, опираясь на трость, и с каким-то странным выражением лица оглядел площадь – как будто видел ее впервые. Потом взглянул на Крейна и проговорил:

– Я трижды за два прошедших дня слышал истории о том, что неподалеку от города видели нечто… необъяснимое.

– В самом деле? – отозвался Крейн, с любопытством уставившись на свой испачканный сажей рукав – он как будто только что заметил, в каком состоянии его одежда. – И что же там видели?

– Человека, – хмуро ответил Скодри. – Он шел по дороге и горел.

– Надо же… – магус покачал головой. – Наверное, это был призрак.

– Возможно. Он был объят пламенем от макушки до пяток, но, казалось, не испытывал боли. Там, где он прошел, следов не осталось, но везде, где он хоть ненадолго задержался, кипела вода и плавились камни. Любопытное явление, правда?

Не дожидаясь ответа, Скодри развернулся и ушел, хромая. Крейн проследил за ним взглядом, потом покачал головой и хотел что-то сказать, но вдруг зашатался. Джа-Джинни шагнул вперед, готовый помочь, – и с руганью отскочил, почувствовав сильный жар, исходящий от магуса. Запахло жженым пером.

– Не подходи! – запоздало предупредил Крейн-Фейра. – Я все еще горю.

Джа-Джинни нахмурился:

– Зачем ты примчался? Мы бы справились и сами.

– Да? – Магус вымученно улыбнулся. – Стоило мне исчезнуть всего-то на два дня, как по Лейстесу пошли слухи, будто матросы с «Невесты ветра» напились в стельку и разгромили лодочные загоны… а потом угнали пятнадцать, нет – двадцать пять лодок! Их количество, думаю, будет увеличиваться. Потом один мой помощник едва не утонул, а другого почти зарезали… – Он возвел глаза к небу, словно обращаясь к звездам: – Не дадут отдохнуть как следует!

– Лодки-то мы нашли…

– Знаю. – Кристобаль махнул рукой. – Сейчас ты дождешься Эсме и отведешь ее на борт ~Невесты~, а саму ~Невесту~ надо быстренько убрать из дока. Понятно? Завтра трудный день, и мне может понадобиться помощь, поэтому пусть наша целительница хорошенько отдохнет… но говорить об этом напрямую не нужно, хорошо? – Крылан кивнул. – Дальше. Пошли к лодкам нескольких людей – не стоит доверять смотрителю, не нравится он мне.

– Это все?

– Кажется… – Крейн болезненно поморщился и вытер пот, проступивший на лбу, грязным рукавом. – Завтра никто не сможет сойти на берег без моего разрешения, так что, если у тебя есть какие-то дела, займись ими сейчас.

«На что ты намекаешь, капитан?» – подумал крылан, но вслух сказал:

– Понятно. А где ты сам будешь?

– Я вас не оставлю, – усмехнулся магус. – И появлюсь в нужный момент. Все, до завтра.

– Кристобаль! – торопливо позвал Джа-Джинни, пока капитан еще не скрылся в темноте. Тот обернулся с явной неохотой. – Не лезь больше в мою голову, хорошо?

– Что есть в твоей голове такого, о чем я не знаю? – поинтересовался Крейн. – Потерпишь.

И он ушел.

Джа-Джинни недолго пришлось ждать: совсем скоро послышался шум, топот – и на пороге появились два стража, а следом за ними Эсме. Блюстители порядка выглядели пристыженными и даже слегка напуганными. «Любопытно, что еще она успела им наговорить?» Целительница, против всех его ожиданий, вовсе не казалась уставшей.

– Вижу, ты переживал, – с улыбкой сказала она, будто прочитав его мысли, и показала небольшой флакон, наполовину пустой. Цвет снадобья в сумерках было не разглядеть. – Зря. На этот раз я знала, куда и зачем иду.

Глядя на ее спокойное лицо, Джа-Джинни почувствовал, как его отпускает напряжение последних часов.

– Здесь был Крейн, – заметила Эсме слегка удивленно. – Почему он ушел?

Крылан развел руками.

– Ладно… – вздохнула девушка. – Веди меня в гостиницу… или куда приказано.

Он кивнул, и она торопливо добавила:

– Только никаких полетов больше!

– Еще чего! – Джа-Джинни фыркнул. – Я сегодня чуть не утонул и так устал, что едва ли сам сумею долететь, а тебя тащить – уволь! Пройдемся пешком, а пока что расскажи, как там Умберто.

– Умберто… – сказала целительница и нахмурилась. – С ним… все в порядке. Он потерял много крови, но к утру, думаю, придет в себя окончательно.

Джа-Джинни заметил ее неуверенность и спросил:

– Тебя что-то беспокоит?

– Нет… – пробормотала она, но тотчас же сокрушенно вздохнула. – Видишь ли, я ощутила… мне показалось… что кто-то был в его сознании. Кто-то, кроме меня и «Невесты ветра».

– Возможно, капитан? Он так делает… иногда.

– Я не знаю… У меня было такое чувство, что я вошла в темную комнату, в которой кто-то уже успел спрятаться.

– Знакомое чувство. – Джа-Джинни улыбнулся. – Как правило, этим кем-то оказывается мышь. Или, в крайнем случае, кошка.

– Не смешно! – обиженно ответила целительница. Лицо у нее теперь стало растерянным и смущенным. – А вдруг там был щупач? Чайка? Вдруг кто-то читал его мысли, проникнув вместе со мной туда, где хранится все самое сокровенное?

– Эсме… – сказал крылан устало. – Ты не должна об этом даже думать. Все до единого члены команды недосягаемы для щупачей, потому что в нашем сознании всегда незримо присутствует «Невеста ветра». Она ревностно охраняет все, что считает своим. Поэтому капитан может не опасаться, что щупач выведает его секреты, захватив кого-нибудь. А если найдется дурень, который попытается это сделать… – Джа-Джинни пожал плечами. – Я ему не завидую. Да ты, собственно, уже успела испытать на себе характер «Невесты». Представь себе, на что она способна, когда не шалит, а наказывает.

Он невольно вздрогнул, вспомнив, как это выглядит со стороны.

– Ну ладно, – сказала целительница. – Наверное, мне показалось.

До самой пристани они шли молча, а потом Джа-Джинни резко остановился. Эсме удивленно взглянула на своего спутника, и он спросил:

– Ты очень устала?

– Ну… – Она неуверенно пожала плечами. – А что?

– Мне бы хотелось тебе кое-что показать. Кое-что интересное.

– А это не может подождать до завтра? – осторожно поинтересовалась девушка.

Крылан вздохнул:

– У меня предчувствие, что тебе надо увидеть это сегодня. Сейчас.

– Тогда пошли. – Эсме улыбнулась. – Ты меня заинтриговал.

– Тут недалеко…

Им и впрямь пришлось пройти совсем немного – шагов пятьдесят в сторону, противоположную той, где располагались доки. Когда Эсме увидела, куда ее привел Джа-Джинни, она удивленно подняла брови, но крылан приложил палец к губам.

Они вошли в портовую часовню – совершенно пустую, если не считать двух летучих мышей, залетевших сквозь открытое окно. Пахло благовониями, а в мягком свете десятка свечей местные святые на фресках казались живыми: они то хмурились, то улыбались, глядя на столь поздних посетителей. Джа-Джинни и Эсме миновали ряды скамеек, отполированных до блеска, и приблизились к той, кто защищала людей и магусов от Великого Шторма.

Днем на лицо богини должен был падать луч солнечного света, пробивающийся сквозь оконце в потолке. Сейчас ее окутывали сумерки, но это не мешало рассмотреть необычайно красивую работу неизвестного скульптора. Эльга не стояла, как принято, а сидела, опершись на левую руку. Из-под подола длинной юбки шаловливо выглядывала босая ножка, да и улыбалась богиня весьма лукаво. В правой руке покровительница живых, мертвых и тех, кто в море, держала фрегат размером чуть побольше ее ладони: казалось, она выловила кораблик из бурных вод и теперь не отпустит его до тех пор, пока шторм не угомонится.

Крылан всмотрелся в лицо статуи.

– Как… – стоило Эсме заговорить, от волнения у нее сел голос. Она закашлялась. – Что это такое? Я…

Джа-Джинни сжал руку целительницы, пристально вгляделся в ее лицо, а потом снова перевел взгляд на изваяние. Сходство, как и говорил Люс, поражало: маленький рот, большие глаза, изящно очерченные скулы и аккуратный нос… те же черты. Даже волосы Эльги были той же длины, что у Эсме, а окажись они еще и подвязаны таким же шарфом, Джа-Джинни попросту решил бы, что сошел с ума.

«Это невероятно…»

Немного придя в себя, он всмотрелся получше и понял: между ними все-таки были различия, хотя и еле уловимые. Эльга казалась старше и умудренной опытом, что, собственно, и полагалось ей по статусу, и улыбалась все же скорее иронично, чем лукаво. Она заранее знала, что вызов, брошенный Великому Шторму, может стоить ей жизни. Знала, но отступать не собиралась.

Она была готова обменять свою жизнь на маленький кораблик, беззащитный и хрупкий…

– Немыслимо, – проговорила Эсме чуть слышно.

– Признаться, я хотел не столько показать ее тебе, сколько взглянуть на вас обеих… вместе. – Он отступил на шаг назад. – Это бесспорное чудо. Но я не хотел бы увидеть когда-нибудь на твоем лице такое выражение.

– Я простая смертная. – Эсме взглянула на статую так, словно перед ней была настоящая, живая Эльга. Большие глаза целительницы смотрели жалобно, будто она вот-вот расплачется. – Я боюсь таких совпадений.

– Эсме, – тихо сказал Джа-Джинни. Он дрожал сильнее, чем после купания у пещеры с лодками. – Помнишь сон, в котором ты оказалась на площади среди закованных в кандалы рабов?

Она кивнула.

– Это был мой сон.

Кто глядит на тебя – Джайна или Эсме?

Не имеет значения. Ты второй раз в жизни пускаешь в свою душу другого человека – Кристобаль не в счет: он приходит и уходит, не спрашивая разрешения.

Ты второй раз в жизни смотришь на себя чужими глазами.

…Н

а мокрых от пота простынях мечется нечто – существо, одновременно похожее на человека и на птицу. Безумные глаза, разинутый в беззвучном крике рот – мало кто задерживается у постели больного надолго, слишком уж жутко на него смотреть.

Существо, судя по всему, прожило на свете десять лет или чуть больше, но все эти годы сгорят в безжалостном пламени смертельной лихорадки. Дым жертвоприношения вознесется к небесам, и боги с их странной жалостью, так легко переходящей в жестокость, решат: живи. Лишенный памяти, позабывший даже собственное имя – живи. Учись ходить, говорить, летать.

Живи!

И существо подчиняется воле небожителей…

Когда становится понятно, что болезнь отступила, жизнь постепенно налаживается; точнее, так считают люди. Они перестают говорить шепотом, боязливо ходить на цыпочках: теперь можно не опасаться, что завтра придется готовить погребальный костер, а память – она вернется! Обязательно вернется, надо только подождать.

Их слова птицами летают в небе – непойманные, непонятые.

Что такое имя? Пустое сотрясание воздуха. Существо лежит на жесткой кровати, уставившись в стену невидящим взглядом; поросшее черными перьями тело бросает то в жар, то в холод, крылья свисают бесполезными тряпками.

Жалкое зрелище…

…По дорожке запущенного садика ковыляет на кривых лапах человек-птица.

Он уже запомнил собственное имя и понимает человеческую речь… почти всегда. Взгляд его больших бирюзовых глаз больше не безумен, но люди по-прежнему отворачиваются, если он смотрит на них слишком пристально. Ему помогают, с ним обращаются ласково и по-доброму, но со своей болью он всякий раз остается один на один. Все еще очень слабый после болезни, он быстро устает и тогда забивается в какой-нибудь угол потемнее; сидит там, затаив дыхание, ждет – может быть, не сегодня? Пустые надежды. Боль подкрадывается сзади и набрасывается, вгрызаясь в хребет, повисая на плечах непосильным грузом. Всему виной бестолковые придатки чуть ниже плеч – даже самое легкое прикосновение к ним причиняет такие муки, что он не может сдержать слез. Зачем они, для чего? Лучше бы их не было.

По дорожке запущенного садика ковыляет на кривых лапах человек-птица.

Он уже запомнил собственное имя и понимает человеческую речь.

Он иногда смотрит на небо и надолго застывает, наблюдая за теми, кто парит в облаках…

…Кажется, в день, когда это случилось, он еще не знал, как звучит слово «предательство».

Да разве это важно? Если ты не успел дать название чему-то, еще не означает, что этого «чего-то» не существует. Привыкший доверять окружающим во всем, ничего не ведающий о мире за пределами сумрачного замка и заросшего садика, он вдруг столкнулся с жестокой правдой и далеко не сразу понял, что произошло.

Он был предан… нет, он был продан.

По прошествии многих лет он рассказывал об этом с ироничной ухмылкой, но тогда – стоял, удивленно моргая, и следил за тем, как из рук в руки передают сундук, доверху заполненный золотыми монетами. К тому времени он уже понимал, что это «деньги», а чуть позже даже сумел подсчитать: за него заплатили как за небольшой остров. Такое мог позволить себе лишь один человек, точнее – магус.

Его хозяин был высоким, широкоплечим, с властными повадками и привычкой наклонять голову, прислушиваясь к чему-нибудь. Лицо, съеденное болезнью, ему заменяла серебряная маска; о, это была необычайно интересная вещь! Она словно жила собственной жизнью и порою становилась весьма выразительной. Так, голос этого человека мог быть ровным и спокойным, а на блестящей поверхности маски играли отблески пламени, предвещая грядущий пожар.

Место, где теперь предстояло жить человеку-птице, оказалось очень странным. Это был огромный сад, где росли самые разные деревья и цветы: едва с одних опадала листва, как на других распускались почки. Сад, зеленеющий и цветущий без перерыва. Времена года не знали об этом райском уголке, или, вернее, он был отдан в безраздельное пользование весне и лету. Ни одна снежинка не упала с неба за долгие годы, что провел там человек-птица, ни разу северный ветер не потревожил нежную листву. Ему понадобилось три года, чтобы узнать: в самой середине сада таится хрустальное сердце, которое создает невидимый купол и не пускает внутрь зиму; но, хотя купол и невидим, пролететь сквозь него нельзя. Обитатели сада тоже были весьма необычными существами. Никто из них не умел говорить, и все-таки сообразительностью они не уступали людям. Некоторые были опасны, но не желали причинять зло – и поэтому их не боялись. С ними можно было вести странные беседы, в которых один только говорил, другой – только слушал.

«Ты особенный, – сказал хозяин сада. – Тебе позволено делать все, что захочешь. Главное, чтобы ты был счастлив».

Счастье оказалось странным. Человек-птица на несколько лет застрял в безвременье между весной и летом: прохлаждался у воды, подолгу разговаривал с бессловесными тварями, полюбившими его, читал книги, которые приносили слуги хозяина или даже он сам. Нередко в саду появлялась необычайно красивая женщина с лучистыми голубыми глазами и таким голосом, что при одном лишь его звуке можно было взлететь без крыльев. Приходили и другие люди. Кто-то – чтобы говорить с обитателями сада, кто-то – чтобы их убивать. Когда он впервые увидел смерть, то испугался, что станет следующим, но хозяин сказал, смеясь: «Ты обошелся мне слишком дорого!»

Еще была девочка с белыми волосами. Характером она отличалась как от хладнокровного отца, так и от витающей в облаках матери; она казалась человеку-птице живой и… настоящей. А еще не по возрасту умной – он не сразу осознал, что так происходит со всеми детьми, которые хоть чем-то отличаются от своих сверстников, а цвет ее волос был очень важным отличием. Они быстро подружились и много времени проводили вместе.

Однажды она пришла в сад и долго бродила среди деревьев, а потом попросила отвести ее к отцу. Человек в маске в это время развлекался – вместе с гостями они затравили огромного пардуса, – и девочка увидела его как раз в тот момент, когда он пробил рукой ребра еще живого зверя и вытащил трепыхающееся сердце.

Она застыла. Замер и хозяин; его маска была покрыта алыми брызгами.

Потом кто-то увел девочку, а ее отец подошел к человеку-птице и окровавленной ладонью ударил того по лицу.

«Кажется, я забыл сказать, – проговорил он ровным и спокойным голосом, – что ты мой раб. Ты ничем не отличаешься от этого пардуса и, возможно, когда-нибудь окажешься на его месте».

Он плохо помнил, что случилось потом – чем именно он разбил хрустальное сердце сада. Но миг, когда день внезапно сменился ночью и с темного неба посыпались белые хлопья снега, позабыть было невозможно. Снаружи царила зима, и теперь она наступила и в раю. Кажется, он смеялся.

Потом его били – долго и со знанием дела, чтобы не убить, но причинить как можно больше боли. Они не знали, что он свыкся с болью давным-давно и научился ее не замечать.

Потом его продали.

Его продавали опять и опять, и каждый новый хозяин стремился объяснить тупоголовому созданию очень простую истину.

Ты не человек, говорили ему. Ты вещь, игрушка, забавная шутка природы. А раз ты не человек, с тобой можно делать все что угодно.

Джайна сказала: «Вот тогда-то у тебя и выросли еще две пары черных крыльев – невидимых крыльев».

Но внешне это никак не выражалось, он бывал спокоен и молчалив, а порою становился язвительным и едким, и его чаще продавали не за дела, а за слова. Он потерял счет времени и лишь потом сумел подсчитать, что провел в рабстве восемнадцать лет – до того дня, как оказался на рынке, где торговали рабами, гроганами и редкими животными, завезенными со всех концов мира. Было лето, солнце светило жарко; ему сковали руки, и раны от кандалов уже начинали гноиться.

Именно тогда он встретил Крейна…

Слепые глаза мраморной богини смотрели на него и сквозь него. Джа-Джинни и не заметил, что отвернулся от Эсме и оказался лицом к лицу со статуей. Теперь он боялся взглянуть на целительницу, но продолжил свой рассказ, хотя это было намного сложнее, чем в прошлый раз, с Джайной. Ведь Джайне он вообще ни о чем не говорил, она просто вошла в его мысли и заставила измениться. Если бы он тогда ушел, не остался на ночь, сейчас перед Эсме сидел бы совсем другой Джа-Джинни – и вряд ли он захотел бы излить душу.

– Возможно, ты ждешь повествования об очередном подвиге Кристобаля… – Он опустил голову. – Вынужден тебя разочаровать, потому что капитан меня не спасал из лап торговцев. Он весьма героически меня купил, расставшись с приличной суммой. Думаю, молодой неприрученный фрегат на эти деньги вполне можно было приобрести, но Кристобаль предпочел меня. Если следовать букве закона… – Джа-Джинни горько рассмеялся. – Я его собственность.

– Сомневаюсь, что капитан так думает, – проговорила Эсме. – Вероятно, он считает эти деньги дружеским займом.

– Который я никогда не верну, – вздохнул крылан. – Разве что отыщу своих родных и окажется, что где-нибудь на далеком Юге меня ждет престол затерянного королевства крылатых людей…

Он сжал ладонями голову, которая, казалось, вот-вот взорвется. Оставалась последняя часть истории – самая короткая и самая сложная.

– Помнишь, я рассказал тебе о Скодри? Ты была в ужасе. Эсме, за восемнадцать лет я поменял двадцать хозяев. Трое умерли к моменту… моего освобождения, еще пятерых не удалось разыскать. Остальные… – Он сжал кулаки, стиснул зубы и не смог договорить.

Эсме побелела – она все поняла без слов.

– Да, я отомстил. С молчаливого разрешения Кристобаля.

Рядом с ним теперь была еще одна мраморная статуя. Он продолжил.

– Однажды я летел с поручением Крейна в глубь одного большого острова и попал в грозу. Меня долго мотало из стороны в сторону, пока не бросило на дерево, в ветвях которого я и запутался. Оттуда меня сняла женщина… Эсме, ты знаешь что-нибудь о клане Голубя? Он сейчас в изгнании. Этот клан обладает очень странным даром: если достаточно долго пробыть рядом с Голубем – просто быть рядом, ничего больше! – то ты безвозвратно утратишь те стороны своей натуры, которые принято называть черными. – Он коротко рассмеялся. – То есть, попросту говоря, станешь лучше и добрее, как бы банально это ни звучало. В этом есть определенный риск: если, кроме ненависти и желания отомстить, в твоей душе больше ничего нет – тебя ждет смерть. Если ты совершил слишком много злодеяний – тебя ждет смерть. Если тебе не хватит стойкости, чтобы прожить всю свою жизнь еще раз, всего лишь за ночь – тебя ждет смерть. Я выжил… и до сих пор не понимаю почему.

– Ты открыл мне все свои секреты, – медленно проговорила Эсме. – Зачем?

Он боялся этого вопроса, потому что сам не мог объяснить, откуда взялось нестерпимое желание поведать ей свою историю. Не всю, разумеется, – он не лгал, но умолчал о многом. Он принял ее за Эльгу? Вот еще, глупости. Он вспомнил о Джайне – или Джайна каким-то образом продолжала на него влиять? Нет-нет, невозможно. Так в чем же причина? Почему он позволил воспоминаниям взять над собой верх?..

– Не отвечай, не надо, – вдруг сказала Эсме. – Я… надеюсь, тебе стало легче.

«О Заступница…»

Он опустился перед целительницей на колено – и поцеловал ей руку.

* * *

Если верить легенде, было так.

Давным-давно, в том мире, который небесные дети называли Прародиной, жил могущественный волшебник, посвятивший всю жизнь поискам границы между добром и злом. Почему он ее искал, никто не мог сказать: возможно, еще в юности он пострадал от великого зла, или потерял кого-то, или оказался свидетелем чьей-то утраты, и это поразило его до глубины души. Так или иначе, совершенствуя свой магический дар год за годом, он все усерднее трудился, стремясь к цели, но ни на волос к ней не приблизился.

Разочаровавшись во всем, он построил высокую башню в отдалении от всех городов и поселков и стал жить, сторонясь людей, потому что именно в людях, как он успел убедиться, дремали зерна несправедливости, способные прорасти в нужный момент.

Как-то раз он услышал странный шум за окном своей башни и, выглянув наружу, увидел, как белая голубка сражается со змеей, забравшейся по лозе, которая оплетала башню до самой вершины. Голубка защищала свое гнездо и нерожденных птенцов отчаянно, однако силы были неравны – змея раздраженно шипела и продвигалась к цели.

Волшебник перебрал в памяти несколько заклинаний, способных отпугнуть змею, но ни одно не подошло: гнездо располагалось слишком близко и тоже могло пострадать. Он огляделся в поисках какой-нибудь длинной палки, но его кабинет был заполнен книгами и хрупкими чародейскими приспособлениями, опять-таки бесполезными в деле спасения гнезда от змеи. И волшебник, не придумав ничего лучше, выбрался из окна на узкий каменный выступ, опоясывающий башню. Прильнув к стене и крепко держась за толстые стебли лозы, он приблизился к тому месту, где сражались голубка и змея. Каждый шаг был труден, неосторожное движение могло стоить ему жизни, и ненадолго волшебник отвлекся от битвы, а когда вновь обратил на нее взгляд, то увидел странное.

Голубка деловито выклевывала змее глаз, и с каждым ударом дыра в черепе ползучей твари становилась все глубже.

Ошеломленный увиденным, волшебник поскользнулся. Шум привлек внимание белокрылой птицы, и она, оставив полуослепшую и полумертвую змею в покое, бросилась на того, кто показался ей новым – и куда более опасным – врагом. Мельтешащие перед самым лицом крылья, острые когти и еще более острые перья лишили волшебника равновесия, и он сорвался.

Он вполне мог остановить свое падение при помощи одного из заклинаний, не боясь причинить вред какому-нибудь живому существу, но вместо этого освободил всю силу, что хранил внутри, отдал ее просто так. И закрыл глаза. В ту же секунду перед ним пронеслась вся жизнь. Жизнь, потраченная на поиски, которые не могли увенчаться успехом, потому что стоило ему приблизиться к цели, как она тотчас же оборачивалась собственной противоположностью. Он увидел тех, кого не заметил или забыл в этой безумной погоне, и понял, что упустил, чего лишился. Да, он не творил зла, но и добра не делал; не отыскав грани между ними, он так и не разобрался, чем одно отличается от другого. Еще он осознал, что вся магия мира не в силах повернуть время вспять…

Потом говорили – волшебник исчез. Ведь трупа у подножия башни не нашли.

А сосчитать голубей никому и в голову не пришло.

– Капитан сказал, мне следует держаться поблизости от тебя. – Кузнечик виновато развел руками. – Уж извини, если мешаю.

– Ничего страшного. – Джа-Джинни заставил себя улыбнуться. – Сказал, говоришь? Ну-ну.

Кузнечик махнул рукой, словно пытаясь поймать ветер. Крылан хмыкнул: с самого утра «Невестой» командовал невидимый капитан, то и дело вторгавшийся в их мысли. Капитаны других фрегатов лишь изредка могли воспринимать самые сильные эмоции тех, кто был связан с их кораблями, и отдавать короткие, очень внятные и несложные в исполнении приказы. С Крейном все обстояло куда интереснее: он не знал преград и вполне мог общаться беззвучно, хоть это и вызывало у матросов неприятные ощущения. Они мрачнели на глазах. Приказ не сходить на берег без разрешения особенно сильно всех раздражал. Нарушить его было невозможно, и Джа-Джинни испытал это на себе: попытавшись улететь, он едва не упал в воду из-за внезапного приступа жуткой головной боли.

– Уже вечер, – хрипло проговорил юнга.

Парнишка тщетно пытался скрыть волнение – ведь ему предстояло выполнить очень важное поручение, от которого зависел успех всего предприятия. Джа-Джинни возражал против того, чтобы Кузнечик участвовал в их авантюре, но капитан не стал его слушать:

– Он уже показал себя храбрецом. К тому же никто другой в этом деле не сможет быть твоим помощником.~

– Да, вечер, – пробормотал крылан. – Скоро закончатся эти мысленные нотации, и я сумею сказать капитану все, что о нем думаю.

Кузнечик улыбнулся.

– Он самый легкий и худой в команде – за исключением разве что Эсме. Хочешь, чтобы я послал ее? Не хочешь? Тогда молчи. Так вот, кабинет Звездочета находится на втором этаже. Вы приземлитесь на крыше, а оттуда ты спустишь Кузнечика на веревке, чтобы он открыл окно без лишнего шума. И прекрати волноваться – наш маленький воришка это уже делал. Так вот, когда он откроет окно, ты сможешь влететь внутрь – а там уже действуйте по обстановке. Запоминай расположение комнат…~

Назначенное время приближалось. Крылан подумал о своем друге: Умберто уже приходилось представать перед судом, но не пиратским… Здесь действовали иные правила… это и судом-то назвать можно было с большой натяжкой. Джа-Джинни понятия не имел, что придумал капитан для спасения своего помощника, но верил – все обойдется. Гораздо больше его беспокоила оброненная Крейном фраза, которую тот успел и повторить:

– Я тоже намерен кое-кому предъявить обвинение.~

Кому?..

И, самое главное, как он рассчитывает отвлечь людей Звездочета? Крылан за целый день невеселых размышлений вконец измучился и теперь переживал гораздо больше, чем утром. Он ненадолго воодушевился, лишь увидев сбежавшие лодки – их загнали в наспех отремонтированный загон – и едва протрезвевшего смотрителя, который на радостях лез обниматься ко всем, кто оказывался рядом.

Уже совсем стемнело, когда в голове Джа-Джинни внезапно прогремел голос капитана:

– Пора!~

Он направился к фальшборту, чтобы взлететь, и неожиданно споткнулся обо что-то лежащее на палубе. Это была перевязь с метательными ножами – та самая, которую он отдал капитану после встречи с Джайной. Отдал, как он тогда выразился, на бессрочное хранение. Теперь же Крейн и «Невеста» возвращали его имущество в целости и сохранности.

«Вот тебе и безопасное приключение, – растерянно подумал крылан. – Я не хочу ее брать!»

Но он понимал, что должен. Из-за Кузнечика. Без сомнения, мальчишка поможет ему в предстоящем деле, но, если все пойдет не так гладко, как предполагает капитан, придется пустить в ход ножи и вспомнить былые навыки.

Он уже и позабыть успел, как тяжела его перевязь…

Крылан слетел на берег; теперь ему ничто не помешало, даже наоборот – как будто невидимый ветер подталкивал в спину, приговаривая: «Скорей!» Джа-Джинни чувствовал это, но понимал, что Крейн ни при чем: всему виной его собственное нетерпение. Он подождал остальных, и они все вместе отправились на площадь Согласия, где и должен был состояться суд. Кузнечик, пробившись сквозь толпу, оказался рядом с Джа-Джинни, но не заговорил с ним – просто шел в нескольких шагах позади крылана.

Эсме тоже была здесь. После вчерашней ночи крылан избегал встречаться с ней взглядом, но порою чувствовал легкое прикосновение к своему сознанию – не такое, как прикосновение «Невесты ветра» или Крейна.

Самого капитана пока что видно не было.

На площади собрался, казалось, весь город.

Здесь было множество матросов – включая команды двух сторожевых фрегатов, что подошли к пристани утром, – но и прочие не стали отсиживаться по домам в преддверии столь интересного и необычного события. Ведь Лейстес, как и многие города средней величины, страдал вялотекущей болезнью, которая временами попросту изматывала его, и имя этой болезни было скука. Как же упустить такое развлечение?

В центре площади соорудили помост, на котором установили некое подобие трона. Там сидел Скодри. Старый пират выглядел суровым и сосредоточенным.

А потом появился Крейн.

– Чуть не опоздал! – Магус хлопнул Джа-Джинни по плечу; удар был тяжелым, но жара крылан не почувствовал. Оставалось лишь гадать, чем занимался Крейн всю прошедшую ночь, но он определенно не спал – это выдавали глаза. – Будь наготове, дружище. Ты поймешь, когда надо приниматься за дело.

Крылан вздохнул:

– Ты хочешь сказать, суд нам поможет?

– Не суд, – хитро улыбнулся Крейн, – а то, что за ним последует.

– Я прошу тишины! – Скодри встал. – Мы начинаем! Приведите обвиняемого.

Вывели Умберто. Он выглядел уставшим и слегка испуганным, но, едва оказавшись перед собравшейся толпой, приободрился и даже задрал нос. Джа-Джинни покосился на капитана: тот стоял спокойно, как будто ничего особенного не происходило.

– Сатто с «Утренней звезды» обвиняет Умберто с «Невесты ветра» в убийстве матроса по имени Дорс. Что ты хочешь нам сказать, Сатто?

Помощник Звездочета поднялся на помост и встал рядом с креслом Скодри.

– Этот человек, – он указал на Умберто, – вероломно напал на моего друга и убил его! Разве это честный поступок? Разве об этом мы мечтали, когда шли сюда, в Лейстес, город спокойствия и порядка, где можно отдохнуть и набраться сил?..

Толпа, где было немало людей Звездочета, загудела. Скодри хмуро выслушал речь Сатто, потом спросил:

– Есть ли свидетели случившегося?

Свидетелями оказались двое матросов, в тот злополучный вечер встретившие Умберто на пристани. Они рассказали, что шли в таверну, когда из-за угла появился помощник Крейна и стал осыпать их оскорблениями.

Когда настала очередь Умберто, он сказал, что шел по своим делам, когда наткнулся на компанию матросов «Звезды». Хотя до заката оставалось еще достаточно много времени, они были в изрядном подпитии. Эти матросы заявили ему, что команда «Невесты ветра» – воры и бездельники, а сама «Невеста» уже ни на что не годится, потому-то ее экипаж и украл пятнадцать лодок, принадлежащих жителям Лейстеса. Он не мог такое вытерпеть и взялся за оружие.

– …Я не виноват в том, что оказался быстрее и сильнее, – закончил он, виновато разведя руками. – Но молчать, когда клевещут на мой фрегат и моих друзей, я не умею. Если суд признает, что я должен понести наказание, – так тому и быть, но о содеянном я не жалею.

– У тебя есть свидетели? – хмуро спросил Скодри.

Умберто покачал головой, и среди матросов «Утренней звезды» послышались торжествующие крики. Зубастый поднял руку, призывая собравшихся к порядку, и сказал:

– По известной вам всем традиции за каждого члена команды может заступиться капитан. Звездочета здесь нет, а Сатто мы уже выслушали. Что скажет Кристобаль Крейн?

И он впервые за весь вечер посмотрел на капитана «Невесты ветра».

Крейн кивнул, благодаря за предоставленное слово, и поднялся на помост – так, чтобы его все видели.

– Если я сейчас скажу, что Умберто невиновен, – начал он, – то вы все решите, что я попросту выгораживаю помощника и друга.

Раздались смешки. Крейн выждал, пока матросы успокоятся.

– Но дело в том, что мы забыли о двух очень важных свидетелях, которые не могут сюда прийти, потому что не умеют ходить.

Ответом ему были недоуменные возгласы и взгляды – удивленные, возмущенные.

– О ком это ты? – поинтересовался Скодри. Выражение лица не выдавало мыслей старого пирата. – О каких свидетелях?

– Да это просто очередная уловка… – попытался возразить Сатто, но осекся.

Крейн ухмыльнулся:

– Если ты и впрямь говоришь правду, то чего тебе бояться? А свидетели, которые никогда не смогут попасть сюда, но все-таки видят и слышат происходящее, – это корабли. Так, ~Невеста~?

Со стороны пристани раздался трубный возглас фрегата, хорошо знакомый всем присутствовавшим. Матросы онемели от неожиданности – как те, кто хотел добиться казни Умберто, так и его сторонники из команды «Невесты ветра». То, о чем сказал Кристобаль, было очевидно, но отчего-то…

– Отчего-то никто и никогда не привлекал фрегат в качестве свидетеля, – проговорил капитан Крейн. – Вся причина в том, что он не может войти в зал суда и не может говорить. Но ведь немой в состоянии свидетельствовать? Конечно. Безногий? Еще как. Просто надо отыскать способ, который позволит услышать и понять.

– И как ты собираешься это сделать? – с кривой ухмылкой спросил Сатто. Помощник Звездочета по-прежнему держался уверенно и нагло, но что-то в его взгляде подсказало Джа-Джинни, что этот суд не затянется надолго. – Как ты узнаешь, что они видели и чувствовали в тот вечер?

– О, все просто! – Крейн развел руками. – Фрегат не может ничего рассказать или показать тем, кто не из команды, но ответить на простой вопрос «да» или «нет» ему совсем нетрудно! Что я и продемонстрировал. Теперь, думаю, Скодри вполне может задавать вопросы… – Крейн поклонился Зубастому. – Надеюсь, никто не сомневается, что фрегаты не умеют лгать?

Молчание собравшихся сменилось страшным шумом: заговорили все и сразу, каждый хотел быть услышанным. Крейн наблюдал за этим с добродушной усмешкой, Сатто – язвительно скривившись, лицо Скодри по-прежнему оставалось непроницаемым.

Джа-Джинни перевел взгляд на Умберто и увидел, что тот не отрываясь следит за каждым движением капитана.

– Да, это необычно, – сказал Зубастый, чуть заметно улыбнувшись. – Но ты прав, Кристобаль, не стоит пренебрегать такими свидетелями. Сатто! Я хочу узнать, что видела «Утренняя звезда» в тот вечер.

– Делайте что хотите, – помощник Звездочета пожал плечами. – Препятствовать не буду.

На самом деле он бы и не смог.

– Тогда я хочу услышать «Звезду»! – Скодри откинулся на спинку кресла и с интересом всмотрелся в ту сторону, где располагалась пристань. Тотчас раздался голос фрегата, и он достаточно сильно отличался от голоса «Невесты ветра» – был выше и тоньше. «Неудивительно, – подумал Джа-Джинни. – „Звезда“ намного моложе».

– Ты слышишь и понимаешь меня? – спросил пиратский король. – Пусть один крик означает «да», а два – «нет»!

«Да».

– Твой капитан сейчас в Лейстесе? – Фрегат крикнул два раза. Скодри удовлетворенно кивнул и задал следующий вопрос: – Ты почувствовала, как погиб матрос по имени Дорс?

Ответ был утвердительным, и Джа-Джинни ощутил, как напряглись все собравшиеся. В наступившей тишине вечернее пение цикад казалось слишком громким.

– Он умер от удара кинжалом?

«Да».

Скодри выдержал паузу.

– То, что рассказали твои матросы, – правда?

«Утренняя звезда» молчала так долго, что Джа-Джинни показалось – кто-то из стоящих на судейском помосте не выдержит и взорвется. А потом звенящую тишину прорезали два крика: – «Нет». Скодри быстро задал последний вопрос:

– Умберто говорит правду?

И «Утренняя звезда» крикнула один раз…

– Я считаю, решение очевидно, – проговорил Зубастый, когда утихли радостные крики в одном лагере и возмущенные – в другом. – Мы не допустим в Лейстесе убийств, но это было справедливое воздаяние за нанесенное оскорбление. Умберто невиновен и…

– Это неправильно! – вскричал Сатто. – Фрегат не может быть свидетелем! Ты обманываешь нас, Крейн!

Капитан «Невесты ветра» с отсутствующим видом смотрел в сторону, а Скодри повернулся к возмутителю спокойствия.

– Не стоит так волноваться, – сказал он примирительно. – Все видели и слышали, никакого обмана нет. Я бы на твоем месте радовался, что капитан Крейн не требует более существенной расплаты за оскорбления…

– Почему же, – внезапно произнес Кристобаль и быстро повернулся к Сатто. – Еще как требую. Твои люди, Сатто, клевещут на моих людей и на меня лично. Дело не только в глупой ссоре, из-за которой мы здесь собрались. Как уже упоминалось, у смотрителя на пристани пропали лодки. И почему-то во всех тавернах заговорили, что это сделали мы… – Он обвел собравшихся пристальным взглядом. Многие отворачивались. – Так вот, если мое слово как капитана что-то для вас значит, то слушайте: я утверждаю, что к пропаже лодок никто с ~Невесты ветра~ отношения не имеет, и даже наоборот – мои матросы рисковали жизнью, отыскивая их. И нашли! – Он повысил голос: – Нашли! А теперь я вот что хочу сказать…

Крейн подошел вплотную к Сатто, который невольно отшатнулся.

– Никто не посмеет болтать чепуху о моих людях, моем фрегате и обо мне, – четко и громко сказал капитан «Невесты ветра», словно разъяснял непослушному ребенку, как следует себя вести в приличном обществе. – А раз уж команда «Утренней звезды» последние дни только тем и занималась, что распространяла слухи, – у меня полгорода свидетелей! – то именно вас надо проучить. Чем я и намерен заняться!

Матросы зашумели и закричали. Джа-Джинни глянул на Эсме, которая стояла неподалеку. Девушка только сейчас забеспокоилась, предчувствуя, что намечается драка. Конечно, ей неоткуда было знать о старом обычае, по которому в случае крупной ссоры между командами устраивают сражение: каждая сторона выставляет лучшего бойца, и считается, что победитель отстоял доброе имя своего корабля. Этот обычай уже давно не использовался, но именно о нем вспомнил Крейн.

Скодри наблюдал за происходящим, не делая попыток вмешаться.

– Принимаю вызов! – Сатто сумел взять себя в руки и устоял под тяжелым взглядом Крейна. – И, ты знаешь… – Он ухмыльнулся. – Я даже приму его лично, буду драться сам. Кого ты выставляешь со своей стороны?

Кристобаль взмахнул рукой, и сквозь толпу стал продираться Бэр – огромный и страшный. Но, против всех ожиданий крылана, Сатто нисколько не испугался.

– Э! Нет, так не пойдет! – Он лукаво погрозил Крейну пальцем. – Обычай говорит, что условия поединка должны быть равными, а я не гроган! Выставляй человека, и не надо хитрить!

Крейн поднял брови с изумлением, которое выглядело вполне искренним, а потом сокрушенно вздохнул.

– Надо же, ты прав. А я забыл… – Он задумчиво почесал шрам на щеке. – Выставить против тебя помощника я не могу – Умберто слишком устал, а Джа-Джинни опять-таки не человек, – поэтому… М-да. Ладно, так и быть – с тобой стану драться я!

Сатто отшатнулся, словно его ударили. На мгновение он растерялся, но потом сказал ровным голосом:

– Но, Крейн… я, кажется, достаточно ясно выразился? По обычаю, дерутся только равные против равных, а я человек…

Капитан «Невесты ветра» смотрел на него не мигая и молчал. Сатто взял себя в руки, и на его лице появилась обычная ухмылка. Он провозгласил, обращаясь к публике:

– Я уже понял, что капитан Крейн не любит, когда о нем распространяют слухи! Но все дело в том, что ни я, ни кто-то другой из команды «Утренней звезды» не имеем отношения к любопытному слушку, который появился не так давно… – Он выдержал театральную паузу. – Говорят, капитан Крейн – магус!

Джа-Джинни увидел: на краткий миг лицо Кристобаля превратилось в маску пепельного цвета, а в глазах мелькнули красные искры. Но Крейн очень быстро пришел в себя, хотя было понятно – такого подвоха он не ожидал.

– Слухи – дело темное! – продолжал Сатто все смелее. – Я знаю Крейна всего-то лет пять и не берусь утверждать, состарился он за это время или нет. Я соглашусь биться с ним – но пусть сначала кто-то, знающий его достаточно давно, подтвердит, что Кристобаль Крейн принадлежит к человеческому роду!

Джа-Джинни опустил голову. Он понимал, что хитроумный план капитана вот-вот рухнет из-за досадной мелочи… Но невозможно предусмотреть все. Хуже всего, что Сатто подлил яду: как теперь доказать, что Крейн и в самом деле человек? А если ничего не доказывать, распространения слухов не остановишь. Крылан мысленно перебирал имена самых сильных матросов, которых команда могла бы выставить против здоровенного Сатто, когда раздался знакомый голос.

Голос человека, который должен был молчать.

– Ты рехнулся, Сатто? – насмешливо поинтересовался Скодри. – Неужто ты решил, что я допустил бы в свой дом магуса? – Последнее слово он произнес с безграничным презрением. – А ведь сам упрекнул меня недавно в дружбе с Кристобалем… Выходит, ты считаешь, я смог бы назвать другом того, чьи сородичи погубили всю мою родню?

На лице Сатто отразилось замешательство. Чтобы скрыть его, он низко поклонился Зубастому и не сказал ни слова, как бы понимая, что любое оправдание только усугубит вину. Скодри принял извинения с достоинством и ободряюще кивнул Крейну.

Джа-Джинни смотрел на своего капитана и думал, что всем прочим он должен казаться воплощением холодной ярости. На самом деле неподвижное лицо и застывший взгляд объяснялись просто: магус растерялся.

Но ненадолго.

– Готовьтесь! – коротко бросил Скодри, всем своим видом показывая, что его очень интересует предстоящая битва. Джа-Джинни огляделся: все вокруг не сводили глаз с двоих мужчин в центре площади, готовых убить друг друга. Не поддались этой жутковатой магии только двое – Эсме и Кузнечик.

– Опять… – с досадой пробормотала целительница.

Джа-Джинни, не сдержавшись, протянул руку и сжал ее тонкое запястье.

– Пора, друг. Не подведи меня!~

«Слушаюсь, капитан».

Крылан взглядом указал Кузнечику в сторону ближайшего переулка. Мальчишка кивнул. Вдвоем они выбрались из толпы, и никто не обратил на это ни малейшего внимания. Оказавшись там, где их уже не могли увидеть, оба зашагали быстрее.

– Времени мало. Ты помнишь, что говорил капитан? – спросил крылан.

– Он пообещал, что поможет узнать карту. – Кузнечик поморщился. – Но я что-то сомневаюсь, что у него будет возможность отвлечься от дуэли.

– Правильно. Значит, рассчитываем только на себя… – Джа-Джинни посмотрел по сторонам. – Ну-ка, дай мне место…

Он с легкостью взлетел. Командовать, что делать дальше, крылану не пришлось: парнишка стоял неподвижно, и, пролетев второй раз над улицей – так низко, что крылья почти касались мостовой, – Джа-Джинни подхватил его на руки.

– Я думал, ты легче, – с удивлением заметил он, когда они поднялись высоко над городом. – Эсме выше тебя, а весит столько же.

– Просто девушек носить на руках приятнее, – пробурчал Кузнечик.

Очень скоро дом Звездочета оказался прямо под ними – темная громада особняка посреди большого сада. Старый пират не отказывал себе в роскоши: даже ночью было видно, что по сравнению с его домом жилище Скодри выглядит более чем скромно. Вспомнив образы, которые передал ему Крейн, Джа-Джинни с легкостью определил, где находится кабинет Звездочета, и с удивлением обнаружил, что нужное ему окно распахнуто настежь. Знай он об этом заранее, отправился бы один, без юнги.

– Можешь расслабиться! – крикнул он. – Окно открыто, и тебе ничего не придется делать! Нас как будто ждали!

«А ведь и правда…»

– Время, время! – пискнул Кузнечик, когда они в третий раз пролетели над особняком. – Ты слишком долго прицеливаешься!

– А тебе так хочется промахнуться и быть размазанным по стенке? – прошипел Джа-Джинни. – Ну тогда держись!

Оказавшись на нужной высоте, он сложил крылья и ринулся в открытое окно. Где-то совсем близко Кристобаль и Сатто скрестили оружие, но Джа-Джинни ощущал незримое присутствие капитана – тот как будто стоял за его спиной. Все-таки магусов нужно бояться, и не зря Сатто требовал, чтобы против него вышел человек. Да, Крейн обманул всех, и это рано или поздно откроется – и ему придется заплатить.

Как и Скодри.

– Здесь так темно… – хрипло прошептал Кузнечик. – Ничего не видно…

Джа-Джинни сжал его руку, призывая к молчанию. Он видел в темноте ничуть не хуже совы: в коридоре было пусто, но в любой момент могли появиться охранники – поэтому следовало соблюдать осторожность. Он шепнул: «Идем!» – и потащил мальчишку за собой.

Комната, которая была им нужна, оказалась незапертой.

– Проклятье… – Джа-Джинни остановился на пороге. – Мне это не нравится.

Кузнечик посмотрел на него удивленно и растерянно:

– Ты думаешь, это ловушка?

– Не знаю. Посуди сам. Кристобаль правильно рассчитал, что большинство людей Звездочета не устоят перед искушением полюбоваться на драку, в доме должен был остаться хоть кто-нибудь. А здесь ни души. И мне все время кажется, что на меня кто-то смотрит… кто-то очень злобный…

Мальчишка вздохнул:

– Мы теряем время. Ловушка это или нет, надо взять то, за чем мы пришли.

– Ты прав… – Джа-Джинни отодвинул Кузнечика в сторону и первым вошел в кабинет Звездочета.

Там оказалось темнее, чем в коридоре, потому что на окнах, выходящих во внутренний двор, висели плотные шторы. В полумраке Джа-Джинни разглядел книжные шкафы, заполненные сверху донизу, большую карту на одной из стен и стол, заваленный бумагами. Комната была заставлена большими и маленькими сундуками: они словно ждали, что придет хозяин и разберет их, разложит по местам книги и редкие вещицы, добытые на море и на суше. Осторожно пробираясь между ними, Джа-Джинни подошел к столу и внезапно почувствовал волнение Крейна.

Карта лежала на виду, ее даже не попытались спрятать.

Очень ветхая и выцветшая, она дышала стариной, и крылан вполне мог бы и сам, без подсказки капитана, догадаться, что они ищут именно эту вещь. Он осторожно подцепил край карты когтями, развернул ее…

– Сзади! – крикнул юнга, но, когда его глаза уже округлились от страха, Джа-Джинни выхватил нож и бросил его за спину – туда, где должно было находиться нечто, испугавшее Кузнечика. Он сделал это бездумно, без промедления – как в прежние времена, до Джайны.

– Какая мерзость… – скривился Кузнечик.

Джа-Джинни обернулся: на стене, примерно вровень с его головой, трепыхался огромный паук. Крылану случалось видеть разных пауков – даже таких, которые расставляли сети на мелких пташек, – но твари подобного размера не попадались ему на глаза вот уже… двадцать пять лет. До сих пор он считал, что они водятся только на одном острове.

Джа-Джинни осторожно приблизился и, вытащив второй нож, довершил начатое. Тело паука неприятно хрустнуло – весь он состоял из металла и стекла.

– Мех из Облачной цитадели, – тихонько проговорил крылан. – Интересно, где Звездочет его раздобыл? Не нравится мне все это, совсем не нравится… Давай-ка заберем карту и отправимся восвояси, пока не объявился кто-нибудь покрупнее.

– Да, да! – нетерпеливо зашептал Кузнечик. – Так это она? Та самая карта?

– Да… – пробормотал крылан. – Это острова далекого юга, но не совсем те, где мы побывали. А это и вовсе незнакомое место. Посмотри-ка сюда… Ничего не замечаешь?

– Я не вижу! – обиженно отозвался парнишка. – Темно!

Джа-Джинни досадливо покачал головой.

– Это не вся карта. – Он провел пальцем вдоль одной из сторон. – Ее разделили. Надо отыскать вторую часть…

– Ее с-с-сдесь нет.

– Откуда ты зна… – Джа-Джинни осекся.

Кузнечик опять смотрел на него круглыми глазами и заметно дрожал. Голос, прозвучавший только что, ему не принадлежал, хотя был таким же тихим и хриплым.

Крылан огляделся. Поначалу казалось, что в комнате негде прятаться – разве что потайной ход, скрытый за каким-нибудь шкафом? Но потом он заметил, что складки шторы на одном из двух окон лежат не так, как должны были бы. Он прыгнул вперед и сдернул штору.

– Ой, – сказал Змееныш. Он сидел на подоконнике, обхватив руками колени, и не двинулся с места, даже когда крылан приставил к его шее нож. – Ты меня нашел.

Он был в обычном черном наряде и неизменном шарфе, скрывавшем бо́льшую часть лица. Джа-Джинни раньше никогда не оказывался так близко к Змеенышу и не замечал, какие странные у него глаза – огромные, желтого цвета. На мгновение ему показалось, что зрачки этих глаз сжимаются в щелочки, а не точки.

– Шевельнешься – прирежу, – предупредил крылан на всякий случай.

– Боюсь, боюсь… – Змееныш хрипло рассмеялся. – Берите то, за чем пришли, и уматывайте пос-с-скорей.

– Кто-то из нас сошел с ума, – пробормотал Джа-Джинни. – Или за стеной прячется отряд сторожей?

– В доме нет никого, кроме меня, – устало ответил Змееныш. – Можете даже выйти через дверь, никто вас не остановит. Передавай мое почтение своему капитану, только пус-с-сть он не вс-с-сдумает поблагодарить меня лично.

– Послушай… – Лезвие сдвинулось чуть выше, и Змееныш задрал подбородок. – Это какая-то ловушка, да? Иначе не может быть. Зачем ты отдаешь нам карту?

– Убери желес-с-сяку! – выпалил Змееныш на выдохе. Крылану пришлось подчиниться. – Звездочет рас-с-сделил карту на две час-с-сти. На ней обозначены три месс-с-ста… Он считает, что там хранятся кус-с-ски механизма, который позволит отыскать главное сокровище – «Утреннюю звезду»… нас-с-стоящую «Утреннюю звезду». Звездочет все очень тщательно просчитал.

– О нашем приходе знали? – тихо спросил крылан.

Змееныш кивнул.

– Откуда?

– Не с-с-скажу, – последовал спокойный ответ. – Потому что после этого мне останется лишь вырвать у себя сердце и с-с-самому его съесть. Но кое-что я могу объяс-с-снить. Звездочет понимает: твой капитан безумно заинтересован в том, чтобы отыс-с-скать сокровище, чем бы оно ни было. Вот он и решил: зачем мотаться по морям с-с-самому, когда это может за тебя сделать кто-то другой? Крейн получит час-с-сть карты, на которой отмечены два месс-с-ста, и отправится на поиски, а Звездочет в это время отыщет третью часть. Потом они встретятся… Звездочет известным ему одному с-с-способом отнимет у Крейна два артефакта, которые тот разыщет, и – вот тебе раз! – у него окажется готовая штуковина… готовый небесный компас-с-с. Он-то и укажет путь к «Утренней звезде»… Затраты и потери уменьшены на две трети… в общем, думаю, ты понял…

Длинная речь отняла у Змееныша много сил – он запыхался и теперь дышал тяжело, со свистом, всячески стараясь это скрыть. Джа-Джинни смотрел на него со смесью жалости и презрения.

– Он понимал, что Кр-р… Крис-с-стобаль пришлет кого-нибудь… по всей вероятности, тебя.

Крылан вздохнул.

– Врешь ты все. Крейн сам об этом не знал до сегодняшнего вечера.

– Больше не могу! – Внезапно Змееныш вздрогнул всем телом, его глаза широко распахнулись, и в них отразился ужас. – Уходите! Уходите сейчас же… Пожалуйста, с-с-скорее…

– Мне это не нравится, – шепнул Кузнечик, прячась за спину крылана. – Он странно себя ведет…

– А когда он вел себя не странно? – отозвался Джа-Джинни. Ему больше не было страшно: Змееныш сам сказал, что в доме никого нет, а раз так – бояться нечего. – Я хочу понять, что происходит.

Змееныш перестал их замечать; его руки и ноги задергались, голова запрокинулась, и он медленно сполз с подоконника. Под шарфом видно было, как шевелятся губы, и Джа-Джинни наклонился, чтобы его снять, – но почему-то ощутил смутное беспокойство, едва протянув руку.

– Может, он болен?

Джа-Джинни не заметил, что говорит вслух. Змееныш его не услышал, зато услышал юнга:

– Нет, это что-то другое. Я… мне доводилось видеть припадок… это не то…

«Он очарованный морем?» – обеспокоенно подумал крылан и хотел было выпрямиться, как вдруг рука Змееныша взметнулась и схватила его за плечо.

– П-передай Крис-с-стобалю… – с трудом проговорил Змееныш, – пусть он ее бережет…

– Ее? – насторожился крылан. – Кого? «Невесту»?

Змееныш его не слышал.

– Я н-не могу ее увидеть… – шептал он. Его взгляд перебегал с лица Джа-Джинни на сундук, стоявший рядом с окном. – Меня предупреждали, но все равно… это так… с-с-странно. Передай Крис-с-стобалю… он должен беречь ее и опасаться того, что в этом сундуке…

И это были последние слова, на которые у Змееныша хватило сил. Его глаза закатились, и он забился в конвульсиях. Джа-Джинни принялся осторожно разжимать пальцы, впившиеся в его плечо, будто клещи, и с содроганием понял, что в каждом на один сустав больше положенного.

«Да кто же ты такой? Или… что такое?»

– Сундук… – хрипло шепнул Кузнечик. – Посмотрим?

Крылан и юнга переглянулись.

* * *

– Странно… – сказал человек-птица.

Джайна вздрогнула и открыла глаза. Она не спала всю ночь, внимательно наблюдая за крыланом: он лежал, завернувшись в крылья, не шевелясь и почти не дыша, словно мертвый. От напряжения и усталости у нее кружилась голова. Робин и Кэсса вознамерились бодрствовать вместе с ней, но быстро задремали, и Джайна осталась наедине с ночью и со своей совестью. Она смотрела на чернокрылого безымянного гостя, но видела Виртина Кальфа, неуемного воришку. Рыжеволосую Миртину, что из ревности – как потом оказалось, беспочвенной – подослала к своему жениху убийц. Лопоухого аптекаря Диллирана, чья забывчивость повлекла смерть троих клиентов. И еще многих, многих.

Иногда они не просыпались – уходили во сне, и Джайну лишь поначалу утешали их умиротворенные лица. Иногда проходила неделя – реже месяц или два, – прежде чем они сводили счеты с жизнью. Те, чьи грехи не были связаны с убийствами, могли продержаться намного дольше, прежде чем сломаться окончательно.

А если их, сломанных, было на самом деле намного больше, чем очищенных и исцеленных?..

– Странно, – повторил крылан. Лицо у него было серое, изможденное, как у человека, которого несколько дней мучила сильная лихорадка, но глаза горели прежним огнем. – Так и должно быть?

– Как? – хрипло спросила Джайна.

Крылан несколько раз моргнул, медля с ответом.

– Ничего не изменилось, – наконец сказал он. – Я остался таким же, как раньше. Я… многое видел там, многое перенес. Но это ничего не изменило. К моей боли добавилась новая боль. Чему она должна была меня научить? Кажется, я не усвоил урока, Джайна.

Она медленно покачала головой. Она не знала, как объяснить ему, что все совсем наоборот.

Впрочем, на самом деле он и не ждал от нее ответа.

– Кто очистит тебя, Джайна? За то, что ты совершила – и еще совершишь? Ради собственных детей и ради справедливости?

– Это дети моей сестры, – тихо проговорила она, закрывая глаза. – Цепные акулы убили ее… убили их отца… В доме оставались верные слуги, они прятали Робина и Кэссу два месяца, дожидаясь меня. Рисковали собой, своими семьями. Что касается моих детей…

«Когда они ушли, их крылья были белее снега».

– Понятно, – сказал человек-птица. – Прости.

И в этот миг Джайна впервые в жизни ощутила ту самую Грань, о которой знала с раннего детства, которую искала и никак не могла найти. Тончайшую невидимую линию между светом и тьмой, добром и злом, бытием и небытием. Предел, за которым все превращается в собственную противоположность. Его нельзя было описать словами; слова заканчивались там, где начинался он. Его можно было только почувствовать.

– Какого же цвета теперь мои крылья? Мои… настоящие крылья?

Джайна открыла глаза и улыбнулась.

– Ты знаешь сам, – сказала она. – Ты все знаешь сам.

* * *

– Мы, конечно, открыли сундук, – проговорил Джа-Джинни и замолчал.

Он не мог подобрать слов, чтобы описать вещь, которая там лежала.

– Там был безумер? – подсказал Кристобаль.

После сражения с его измученного лица не сходила довольная улыбка: победу он одержал красиво, не выдав своей истинной силы и отстояв доброе имя. Сатто унесли с поля боя, а сам магус отделался несколькими порезами, которые Эсме излечила очень быстро.

Теперь он и целительница, сидя в каюте капитана на борту «Невесты ветра», слушали рассказ Джа-Джинни о случившемся в доме Звездочета. Кузнечик тоже был рядом – он устроился на полу, у самой двери, и молчал.

– Да, безумер… – растерянно ответил крылан. – Но довольно-таки странный. Толще, чем обычный… я бы сказал, раза в два. Длиннее. И самое главное – черного цвета.

– Жаль, я не могу на него посмотреть, – посетовал Крейн. – По описанию трудно понять, что это такое и почему его надо опасаться.

– Меня все-таки больше удивил Змееныш, – сказал Джа-Джинни. – Он вел себя совсем не так, как обычно. И этот припадок… эти руки…

– Да-да, – пробормотал магус, всецело погрузившись в разглядывание карты, которую он бережно разложил на столе.

Крылан вздохнул, сообразив, что капитан его уже не слушает.

– Эсме! – позвал он, и целительница вздрогнула, очнувшись от каких-то невеселых дум. – Ты говорила, что Змееныш в тот раз стоял очень близко от тебя. Не заметила в его лице ничего необычного?

– Ну, там и лица-то не было видно… Одни глаза…

– Я об этом и говорю. Какие они были, помнишь?

– Карие, – растерянно ответила она. – Очень злые… но обыкновенные.

Джа-Джинни снова умолк. Глаза у помощника Звездочета были желтые. С вертикальными зрачками. Неужели… неужели ему показалось? Переволновался, ожидая нападения? Тревожился за юнгу? Эльга Пресветлая, даруй спокойствие и мудрость…

– А хитер старик! – раздался возглас Крейна. – Уж не знаю, где там спрятана третья часть небесного компаса, но эти две находятся в таких местах, что… – Он покачал головой. – В общем, будет весело.

– И ты собираешься туда отправиться? – поинтересовался крылан.

– Есть другие предложения? – хмыкнул магус. – Неужто тебе не хочется отыскать «Утреннюю звезду?»

– Нигде на карте не написано, что целью, на которую укажет компас, будет в самом деле она, – парировал Джа-Джинни. – К тому же, когда мы отыщем две части, останется сущий пустяк – отобрать у Звездочета третью.

– Вот именно! – Крейн восторженно кивнул. – Сущий пустяк, да.

– Я же пошутил… – сокрушенно вздохнул крылан, понимая, что сопротивление бесполезно: в разноцветных глазах Кристобаля уже отражались далекие южные моря.

Итак, им суждено вновь отправиться на юг и побывать там, куда не удалось попасть в прошлый раз.

– Выходим утром! – объявил магус. – Я бы пустился в путь прямо сейчас, но Эрдан рассердится. У тебя всё?

– Нет, не всё, – хмуро ответил Джа-Джинни. – Кузнечик, а ты ничего не хочешь рассказать капитану?

Мальчишка старательно изобразил удивление. Крылан добавил:

– Или, возможно, показать?

Крейн вскинул бровь. Юнга покраснел до ушей и вытащил из-за пазухи тонкую тетрадь в кожаном переплете.

– Как ты узнал?.. – прошептал он хрипло. – Я…

– Оконное стекло! – Джа-Джинни усмехнулся. – Превосходного качества, гладкое и блестящее. Пока я разговаривал со Змеенышем, в стекле за его спиной прекрасно отражалось то, как ты… э-э… заимствуешь у Звездочета эту вещь. Зачем она тебе, а?

Кузнечик с хмурым видом молчал, кусая губы. Джа-Джинни покосился на капитана: тот листал тетрадь, все больше мрачнея. На «Невесте ветра» за воровство карали сурово, но крылан понимал: после того как магус сам послал их на такое задание, порка юнге не грозит. Хотя, конечно, безнаказанным этот поступок не останется.

И внезапно его осенило…

– Кракен меня побери! Но ведь Змееныш видел, что ты делаешь… должен был видеть! И промолчал… но почему?

– Возможно, он хотел, чтобы вы это забрали, – сказал Крейн, и Джа-Джинни поразился тому, как холодно прозвучал его голос. – Ты точно не хочешь мне ничего объяснить?

– Я прочитал несколько строчек… – пробормотал мальчик. – Мне стало интересно. Такой легенды об Основателях я еще не слышал…

– Правдоподобно, – хмыкнул капитан. – Но самую малость не дотягивает до правды. – Юнга от страха сделался меньше ростом. – В следующий раз не открывай рот, если собираешься врать. Твой поступок может привести к непредсказуемым последствиям. Иди. Это останется у меня… пока что.

Он перевел взгляд на крылана:

– Эсме, Джа-Джинни… вы тоже уходите. Завтра мы выходим в море, и вам надо отдохнуть как следует. Путь предстоит долгий и тяжелый.

– Последнее! – Джа-Джинни выждал, когда за Эсме закроется дверь. – Кого надо беречь, по словам Змееныша? Ты понял?

– Да, – ответил магус неохотно. – По крайней мере, мне так кажется. Иди, мне нужно побыть одному.

Выйдя из капитанской каюты, крылан чувствовал себя обескураженным еще сильнее, чем раньше. Было очевидно, что Крейн в самом деле понял из его рассказа гораздо больше, чем казалось поначалу. Завтра утром они отправляются в путь, из которого вполне могут не вернуться, но Крейн по-прежнему держит всю команду на коротком поводке, и вряд ли кто-то станет ему перечить.

«Отчего мне кажется, что я позабыл о самом важном?»

Утро!..

Хотя Джа-Джинни и чувствовал себя очень уставшим, он разбежался и взлетел.

«Отосплюсь завтра!»

Путь его лежал на запад, к скалам – к дому рыбака, чья жена говорила о черных крыльях. Уже настала глубокая ночь, а Джа-Джинни не подготовил план действий. Что он будет делать, когда окажется на месте? Что-нибудь придумает. Но даже если в конце концов рассказ Лейлы обернется бредом помешанной, нельзя упускать шанс.

Дом он отыскал без труда и опустился на соседней улице, чтобы не привлекать лишнего внимания. Но каждый шаг на пути, возможно, к разгадке самой главной тайны его жизни давался крылану все труднее. Если Лейла не ошиблась… если на острове, откуда бежали эти несчастные, действительно хранился ключ к тайне, терзавшей его разум… он с большим рвением отправился бы туда, хотя это и означало бы…

«Может, это предупреждение, Кристобаль?»

Слова Эрдана всплыли в его памяти, и Джа-Джинни остановился, ошеломленный и растерянный. Нет, такого быть не может – он никогда не предаст Кристобаля! Он обязан магусу жизнью и свободой, они друзья! Что с того, что Крейн вынуждает его отправиться в далекое и, не исключено, бесполезное путешествие…

Джа-Джинни чуть не застонал от досады и растерянности, а потом вспомнил Кузнечика и украденную тетрадь. Это тоже вызывало подозрения, и, хочешь не хочешь, опять вспоминался проклятый «Плач по Фениксу». Конечно, Кузнечик не был так уж близок к капитану и многого не знал, но почему они решили, что предать может только самый близкий друг? Он покачал головой и заставил себя сосредоточиться на том, что было впереди.

На окне, за которым горел свет и двигались чьи-то тени.

«Не спят… Почему?»

Обуреваемый недобрыми предчувствиями, крылан подобрался поближе и осторожно заглянул внутрь.

На убогой постели лежала женщина. Рядом с ней притулилась сгорбленная старуха – она то и дело вытирала слезы. Поодаль, в углу, стоял мужчина – такой высокий, что его голова почти касалась потолка.

– Прости меня, Шак, если сумеешь… – сказала старуха. – Не могу, ничего больше сделать не могу… На фрегате капитана Крейна есть очень хорошая целительница – говорят, она творит чудеса…

– Я не пойду к Крейну! – рявкнул Шак, и его жена беспокойно заметалась.

Пожилая женщина склонилась над ней, что-то шепча, вытерла пот со лба.

– Не пойду! – повторил он тише, но все с тем же упрямством. – Он магус! И если я увижу там этого… с крыльями… то не сдержусь…

– Как хочешь, – со вздохом ответила знахарка. – Наверное, уже поздно. Тс-с, тише, родная…

– Крылья… – проговорила больная, и на этот раз Джа-Джинни услышал ее. – Бел-лые… здесь была женщина-птица… такая… красивая…

– Опять она про крылья бредит, – скрипуче пробормотала знахарка. – Заступница, за что такое наказание?

– Н-не брежу я… она была… рыжая…

Шак рухнул на колени перед умирающей женой и зарыдал, а Джа-Джинни отвернулся и медленно сполз по стене. Он чувствовал себя опустошенным и не способным на какие-то действия. Опоздал, безнадежно опоздал. Женщина умирает, с ней уже не поговорить, а воскресить мертвую даже Эсме не сумеет – это работа для Эльги-Заступницы.

Он сидел на земле подле бедной рыбацкой хижины еще очень долго, но в окно больше не заглядывал. Уже светало, когда Шак вывел старую женщину во двор и попрощался с ней, а потом Джа-Джинни спохватился.

Догнать ее было нетрудно, но, увидев перед собой крылатую тень, она так перепугалась, что потеряла дар речи. Джа-Джинни даже испугался, что она упадет замертво, но знахарка оказалась крепкой.

– Чего тебе надо? – сварливо спросила она, придя в себя. – Зачем ты здесь?

– Ты была в том доме. – Крылан дернул подбородком.

– О да. – Она нахмурилась. – Ты, что ли, во всем виноват?

Джа-Джинни решил ее не переубеждать, хотя понимал, что за слухи пойдут по Лейстесу уже завтра.

– Скажи мне, что с ее ребенком?

– Она родила мертвое дитя прошлым вечером, – проговорила женщина. – Меня позвали, но было поздно. Ты…

Джа-Джинни зажмурился и выпалил:

– Ребенок… он был человеческим?

Знахарка очень долго молчала.

– Мне много лет, – наконец проговорила она. – Я многое повидала. Но это… нет, ребенок не был человеком. И… крыланом он тоже не был. Это было жуткое… создание, и хорошо, что не жить ему ни на одном из Десяти тысяч островов. Уж не знаю, кто прибрал его душу, но вскоре Заступница примет к себе эту несчастную мать. Пусть хоть в Садах она успокоится, пусть там ей не будет больно…

Джа-Джинни опустил голову, ощущая, как накатывает усталость, скопившаяся за весь день. Лейла все-таки ошиблась. Он повернулся и расправил крылья, чтобы взлететь, а потом неожиданно для себя самого крикнул знахарке:

– Передай ему, я отыщу того, кто это сделал, – и отомщу за нее! Передай!

– Хорошо, – проговорила старуха и вдруг прибавила: – Да поможет тебе Эльга.

Очень тихо.

Но он услышал.

Утро выдалось светлым и ясным. Настроение у команды и у самого фрегата было под стать – воодушевленные и веселые, они собирались в путь. Джа-Джинни наблюдал со стороны за суетой перед отплытием и чувствовал себя до крайности несчастным.

– Ты хмурый как туча, – раздался голос за его спиной.

Крылан, не оборачиваясь, сказал:

– Я совсем запутался и жалею, что не могу прочитать твои мысли.

– Ха! – Крейн был в очень дружелюбном расположении духа. – Незачем! Все мои мысли написаны у меня на лбу – так ты сказал давеча, а? Вот и читай.

– Шторм, как я устал… – проговорил Джа-Джинни бесцветным голосом, и магус тотчас посерьезнел:

– Что произошло?

Крылан вздохнул – и поведал капитану о ночном происшествии и беседе с вороном, о неожиданном визите Лейлы и о словах знахарки.

– Да, теперь я понимаю… – начал Крейн, но Джа-Джинни перебил его:

– Ничего ты не понимаешь. Я поначалу не поверил Лейле, не принял ее рассказ всерьез. А потом вдруг подумал: если когда-нибудь появится настоящий след? Если мне придется выбирать? Боюсь, Кристобаль, «Плач по Фениксу» и впрямь предупредил тебя о грядущем предательстве лучшего друга. И он… был сыгран в мою честь.

Он замолчал и уставился на Крейна.

Магус недоумевающе моргнул, а потом добродушно рассмеялся:

– Зря, зря боишься, друг. Ты совершенно ни при чем.

– Уверен? Если не я, то кто тогда? Может, Кузнечик? Такая странная выходка…

– Ты сам в это не веришь. – Крейн покачал головой. – Кузнечик не способен на предательство, а поступок его может объясняться чем угодно, вплоть до простого любопытства. Он почти ребенок.

~~~

– Ты сейчас солгал, – сказал крылан. – «Невесту» раздражает ложь. Спрошу еще раз: ты уверен, что знаешь, чего следует ожидать? И от кого?

Крейн задумчиво посмотрел на Джа-Джинни:

– Хотел бы тебя утешить и сказать – да, я точно знаю, что произойдет, когда и из-за кого. На самом деле это не так. Я… догадываюсь, кто может меня предать таким образом, чтобы последствия были катастрофическими. Но понятия не имею, когда это случится… и случится ли вообще. Это ведь просто песня – точнее, мелодия, которую сыграла нам странная музыкантша. Только и всего.

– Но если ты и впрямь догадываешься, кто может тебя предать… – начал крылан и умолк.

– По-твоему, я должен его изгнать, так? Или убить? – спросил магус с иронией. – Видишь ли, я не верю, что будущее предопределено раз и навсегда. А если я сейчас займусь выяснением отношений – и как раз это приведет к печальному финалу, как в «Плаче по Фениксу»? Нет-нет, друг. Я ничего не буду делать и на вопросы твои не отвечу. А со своим главным вопросом ты разберешься сам, когда время придет… – Он улыбнулся. – Знай одно: если захочешь отправиться за своей мечтой, я все пойму и удерживать не стану. По рукам?

– По рукам, – ответил Джа-Джинни, чувствуя невыразимое облегчение.

Крейн ушел, а крылан остался на своем наблюдательном посту. На душе у него было спокойно, и даже предстоящее путешествие не казалось больше таким тягостным. Он жалел лишь о том, что не попрощался с Лейлой.

«Невеста ветра» начала медленно отходить от пристани. Джа-Джинни смотрел на удаляющийся Лейстес – и потому сразу заметил мальчишку, который размахивал руками в надежде, что его заметят. Крылан слетел на пристань.

– Ой, как хорошо, что я успел! – Это был совершенно незнакомый ему мальчик – из тех, кто за гроши разносит по тавернам письма. – Это вам, сударь!

Он протянул Джа-Джинни маленький конверт.

– Что это? – подозрительно спросил крылан. – От кого?

– От музыкантши из таверны, – ответил посыльный. – Ну, которая с гитарой, рыжая…

Когда крылан развернул письмо, из него что-то выскользнуло. Он ошеломленно смотрел, как на мостовую плавно опускается длинное белое перо. Еще миг – и порывом ветра его сдуло бы в море, но мальчик оказался проворнее.

– Поймал! – сказал он и с улыбкой протянул перо Джа-Джинни.

На дешевой измятой бумаге торопливым незнакомым почерком было написано:

«Мне нужно было сразу сказать, что я знаю о тебе уже давным-давно, от нашей общей знакомой по имени Д. А. Если тебе интересно, у нее все в порядке, как и у детей. Они по-прежнему ждут, что кто-то все изменит к лучшему. Может, это будешь ты?»

– Где она? – севшим голосом проговорил крылан.

– О, далеко! – мальчишка взмахнул рукой, указывая за горизонт. – Еще затемно ушли три фрегата, так она на одном из них. Не знаю, правда, на котором.

Джа-Джинни до крови прикусил губу. Возможно ли, что… нет, это безумие. Странное поведение Лейлы можно было объяснить другими причинами, чем угодно, но только не тем, что пришло ему в голову. Они с Джайной просто знакомы, только и всего. Барды – они такие, непредсказуемые и вездесущие.

– Как ты думаешь, – сказал он негромко, – легко ли отыскать среди Десяти тысяч островов рыжеволосую певицу с гитарой? Сумасбродку с колокольчиками в волосах? Такую, что любит необычные песни?

– Сложно. – На лице мальчишки появилась всезнающая улыбка. – И просто. Ведь она такая всего одна!

«Знал бы ты, насколько прав…»

– Спасибо! – Джа-Джинни потрепал посыльного по волосам и полетел вслед за «Невестой ветра».

«Не сейчас. Еще слишком рано. Я не могу их бросить сейчас».

Опустившись на палубу, он первым делом подумал, что белое перо нужно спрятать, но у него никогда не было на «Невесте ветра» собственного угла. Попросить капитана? Или, может быть, Эсме?

Эсме…

Даже не оглядевшись по сторонам, крылан сделал то, о чем раньше не мог и помыслить, – положил ладони на планшир и, закрыв глаза, прислушался к биению огромного невидимого сердца. Этот звук был неотъемлемой частью жизни на борту, и моряки, привыкая, переставали его слышать… Но сейчас Джа-Джинни захотелось остаться с «Невестой ветра» наедине.

«Я совсем запутался. Помоги мне…»

И на краткий миг он увидел «Невесту», какой она представала для капитана и больше ни для кого, – он объял ее целиком, от глубин трюма до вершины средней мачты, и почувствовал, чем занимается каждый человек на борту. Он увидел Эсме – целительница, погруженная в раздумья, почесывала за ухом ларима, который от удовольствия громко урчал и щурил большие глаза. Он увидел юнгу – мальчишка застыл над горой немытой посуды, лицо у него было невеселое. Он увидел Крейна. Капитан на мгновение оторвался от чтения тетради, украденной из кабинета Звездочета, и с напускной суровостью проговорил:

– Ну-ка, прекратить!~

Этого мига ему хватило.

– Я дурак, да? – Крылан отдернул руку, словно обжегшись. – Упустил все ответы, хотя они были прямо перед носом. Вряд ли я и в самом деле смогу хоть что-то изменить…

Чуть помедлив, он добавил:

– Но попытаться ведь стоит, правда?

Ответом ему был только ветер, поющий в парусах фрегата.