Читать книгу Незабудка с шипами - Наталия Рай - Страница 2
Глава 1
Оглавление– Чего я терпеть не могу, – в ярости сказала Лиза, – так того, что где-то сидит двуногое, о существовании которого я даже не подозреваю, и распоряжается моей судьбой! А всё потому, что некоторые настолько не воздержаны на язык, что до этого двуногого гнусные сплетники донесли рассказы о моей жизни. А какое кому дело до моей жизни?!! Это моя – и только моя – жизнь! И я не позволю всякому отребью кроить её под собственные вкусы!
– Да с чего ты взяла, что кто-то это делает?
– С того, что я об этом точно узнала. И о том, кто та мерзкая жаба, которая сидит и собирает сплетни о работниках нашей компании только потому, что она тут двадцать лет назад работала!
– И кто это?
– Не твоё дело! Тебе нужно, сам и узнавай.
Генка, то есть официально его звали Геннадий Тимофеевич Гаврилин, был приходящим компьютерщиком, но приходящим так часто, что вполне мог считать себя тут постоянным сотрудником. Тут главное что – так настроить комп, чтобы он время от времени сам требовал присутствия мастера. А тогда Генка и приходил. Лиза ему нравилась, мягко говоря – он понимал, что шансов у него ровный ноль и так пребудет всегда.
– Ты можешь объяснить, что случилось?
– Могу. Мне светило повышение – согласись, что я вполне тяну на заведующую отделом, но мне отказали, на основании того, что у меня слишком много проблем на личном фронте. Иными словами – характер неустойчивый, взрывной, я не собранная, не дисциплинированная и вообще не умею работать с людьми.
– Но при чём тут кто-то посторонний?
– При том, что нынешний шеф журнала когда-то давно ходил в подопечных у этой мегеры и она им до сих пор руководит. Он давно уже не просто редактор, а шеф издания, но это ей ничуть не мешает!
– Но он-то зачем её слушается?
– Ты у него спроси! Потому что безхребетный кретин!
– С ума сошла? Донесут – вылетишь!
– А я сама ухожу из этой гнилой конторы!
– Уходишь? – Генка был в шоке. – А куда?
– На кудыкину гору!
– А как же я?
Тут Лиза на него внимательно посмотрела, обо всём догадалась и пожала плечами:
– Перетопчешься как-нибудь.
Произнося эти яростные тирады, она действительно одновременно собирала немногие свои вещи в коробку, в которую всё её имущество должно было уместиться даже с запасом. А казённого ей не надо.
– А твоё заявление уже подписано?
– Подпишет, куда денется.
– А если нет?
– Подпишет. – Елизавета нисколько не сомневалась, что её отпустят даже без обязательной отработки необходимого для замещения вакансии срока в две недели. А если шеф вздумает кочевряжиться, она ему выскажет всё о его тайном руководителе, с которым лично она, Елизавета Храмцова, никаких дел иметь не желает и зависеть своей жизни от старой злобной карги не позволит. Только не она!
Елизавета вошла в предбанник шефа с заявлением об уходе и сказала секретарше, чтобы передала куда следует её заявление. А она уже уходит, некогда ей, да и вещи собраны. Лицо Лизы было таким безмятежно спокойным, что многоопытная Лариса Фёдоровна немедленно заподозрила неладное:
– Что за заявление?
– Увольняюсь. Ну, я пошла.
Лариса Фёдоровна просто дар речи потеряла: уходит? С чего вдруг? Что-то очень важное должно было случиться, не иначе.
Несмотря на то, что у шефа были люди, секретарша приоткрыла дверь и стояла там, пока шеф не кивнул: он давно знал, что если Лариса Фёдоровна (в обиходе ЛФ) вламывается во время совещания, то произошло нечто неординарное. Он объявил паузу, поднялся, кивнул присутствующим – я буквально на мгновение – и подошёл к двери. Ни звука не издав, ЛФ протянула ему заявление Лизы.
Прочитав одним взглядом единственную важную строчку, шеф поднял на секретаршу глаза: ты что-то знаешь об этом? ЛФ пожала плечами и изобразила полный шок.
Шеф взглянул: и где сейчас Храмцова? ЛФ показала двумя пальцами движение – ушла уже. Шеф вздёрнул бровь и показал: потом. Секретарша послушно исчезла, а он вернулся к столу, положив заявление текстом вниз. Но эта строчка словно прожигала бумагу и была видна всем. Поэтому он передумал и сунул заявление в папку, в папку – в ящик стола.
Шеф позвонил Лизе сам. В конце рабочего дня.
– Храмцова, я на твоём заявлении поставил визу – в оплачиваемый отпуск на календарный месяц. Надеюсь, этого времени тебе будет достаточно, чтобы остыть.
– Мне для этого нужно не время, а выполнение двух условий.
– Каких?
– Первое и решающее: чтобы никто, включая вас, точнее – именно вас! —никогда не разговаривал с этой мерзкой жабой Петровой обо мне. А я точно узнаю, разговаривали или нет. И если условие будет нарушено, я её просто убью.
– За что?
– Чтобы не совала свою отвратительную харю в мою жизнь.
– А второе?
– Офисный зал разгородить так, чтобы на меня по делу и без дела не пялились все сорок человек, а можно было закрыть за собой дверь и спокойно работать.
– Ты что, интроверт?
– Я – объект для сплетен. И меня это достало окончательно. Поэтому, даже при выполнении первого условия, без выполнения второго я не вернусь. Найду работу на удалёнке.
– Потеряешь в деньгах.
– Не ваша забота!
– Ладно, пока ты в отпуске. Будут новости, я позвоню.
Он даже не попрощался! Просто отключился. Ну и хам! Правда, сама Лиза манерами тоже не блистала – ни разу не назвала его по имени-отчеству, как оно и положено общаться с вышестоящими. Но и он её назвал по фамилии, а не по имени. А она его по фамилии называть не может – это просто бред получится. Плюс тема разговора не самая приятная для обеих сторон.
И вообще – он с какой радости звонит лично? Мог, как минимум, поручить ЛФ или заму. Однако!
Ну что же, отпуск, так отпуск. Это даёт ей возможность не торопиться с поисками новой работы. Действительно – было бы идеально работать из дома. У неё компьютер наворочен как положено и в него вогнаны абсолютно все издательские программы. Плюс никуда ездить не пришлось бы. Или, по крайней мере, не каждый день. А самое главное для неё, кондовой совы, не надо было бы подхватываться в шесть, чтобы успеть в офис к девяти.
Лиза пыталась отвлечься, для чего по пути домой заходила во все встречные магазины, но покупки она сделала только в продуктовом. Она не любила покупать вещи в отвратительном настроении: потом приходилось или дарить кому-то, или просто выносить к мусорке.
Дома она первым делом нырнула в душ: пусть вода смоет с неё всю эту пакость. Какая-то карга Петрова, век бы о ней не слышать! Вот сидит бабка на пенсии, делать ей совершенно нечего и от хронического безделья она себе интересное занятие нашла! Но с Лизой у неё будет полный облом! Это другим мозгов не хватало, чтобы понять: в данной конкретной ситуации существует вентилятор, о котором никто не знает и именно он задувает в самые неожиданные стороны. А в результате все твои логические умозаключения летят коту под хвост. Потому что у вентиляторов и у того, что на него набрасывают, логика отсутствует априори!
Подумать только, мужику уже за тридцать, а он никак от юбки рулевой не отлипнет! Вот и получается, что Петрова, о которой в штате давно все благополучно забыли, сидит, как кровожадная паучиха и вытягивает жизнь из тех, кто вообще не подозревает о её паутине!
Ну, Пал Саныч, ты у меня дождёшься на орехи!
Но ведь не у всех, как у самой Лизы, есть знакомцы практически во всех сферах, которые можно отнести к издательской сфере. У неё практически со всеми шефами различных изданий есть, как минимум, деловое знакомство. А как максимум – приглашение на работу с такими преференциями, что другие бы с ног сбились, несясь на этот зов.
Почему она не откликается? Ну, во-первых, она сильно рассчитывала на место завотделом редактуры. Больше трёх десятков человек в подчинении – поди как неплохо. А это и соответствующая з/п и совсем другие возможности. Впрочем, и на своём месте она возможностями никогда не пренебрегала, но так уж получилось, что она сильно привязчива и стала реальной патриоткой журнала «Деловой престиж».
Должность ей «улыбнулась». Посему на досуге надо обдумать, как блокировать Петрову настолько, чтобы её ядовитый язык оказался завязанным в Гордиев узел. А мечи нынче не в моде.
Не забыть бы ещё про вторую сторону этой коварной «медали»! Надо решить, как поступить с Пал Санычем, будь он хоть трижды начальник. Чтобы человек не знал, кому нравится – Лизе рассказывать не стоит: она точно знает, что это чувствуют все, кто дал себе труд хотя бы минуту внимательно на кого-то посмотреть. Значит – знает. И при этом сдал её карге, даже не задумавшись!!!
Если честно, она сама не знала, зачем ей Пал Саныч. Нравился, конечно, но ведь не настолько, чтобы терять голову. Её уязвило, что он никак не реагировал на неё в этом плане. Ценил, уважался, считался, консультировался, но только как с сотрудником. А она ведь ещё и женщина! Так почему другим он может отпускать комплименты и походя дарить сувениры и цветочки, а ей хоть бы когда завалящий календарик!
Вот поглядишь на него: вроде умный. А дурак непроходимый! Он что, не в курсе, что нет хуже врага, чем оскорблённая женщина? Или он занёс её, Храмцову Елизавету Георгиевну, в список, который наверняка открывается именем его замшелой секретарши?
Лиза ни на миг не задумалась, откуда у шефа номер её телефона. Ибо, естественно, сочла, что Павел Александрович просто попросил Ларису Фёдоровну узнать его, этот номер. Вот бы Лиза удивилась, узнав, что номер её не просто давно Пал Санычу известен, но занесен в список контактов под именем ЕЛ. И это вовсе не были две первые буквы её имени, эти слова расшифровывались как единственная и любимая.
Но у Лизы был язык как бритва и она вообще была из тех, кто ради красного словца не пожалует и отца. Пал Саныч это осознал как раз в тот день, когда он, одаривая по какому-то поводу (или вовсе без повода?) всю женскую половину редакции розами, подошёл к Лизе, протягивая одну и ей. Это только он знал, что эту розу он тщательно отобрал, ибо счёл самой красивой. Но у Лизы было своё мнение:
– Что Пал Саныч, оптом цветочки дешевле достались?
Испоганила такую минуту! А он чуть было ей руку не поцеловал. Это из серии – где умный прячет лист? В лесу. Он дарил ещё пятнадцати дамам по розе, чтобы шестнадцатую вручить ей. А если бы только ей одной, то чем бы это закончилось?
С тех пор цветов больше никто не получал. А Лиза не получала вообще ничего и очень на это сердилась. А с чего бы ей сердиться на совершенно постороннего мужчину?
Она сердилась теперь на него, как на негодяя, который обсуждал её, как самый похабный сплетник, с какой-то неизвестной поганой бабищей. А всё почему? А потому, что самостоятельно он не может решить ничего, кроме обычных текущих дел. И то неизвестно!
А Пал Саныч, добравшись вечером домой, впал в некоторую прострацию от невозможности разобраться в том, откуда Лизе стал известен не просто факт существования Петровой, а факт его, Павла, с Петровой общения. Просто не было у него другого человека, с кем бы можно посоветоваться и с кем можно поделиться абсолютно всем. И теперь остаётся выяснить, откуда Храмцова о Петровой узнала.
А всё было просто, как лом: Пал Саныча, естественно, знали практически все, кто имеет отношение к издательскому ремеслу, Лизу знали несколько меньше людей, но в их числе оказалась дама, которой случилось получить помощь Лизы в ситуации, когда девять из десяти захохочут или будут снимать дурацкое событие для соцсетей. Неприятная ситуация, век бы в неё не попадать, но Лиза так естественно даму из этой западни извлекла, что всем, в том числе и самой даме, немедленно показалось, что это был просто весёлый розыгрыш. А они этого не поняли…
И вот теперь, узрев Лизиного шефа, входящего в соседний дом – а жил он в совершенно другом районе! – дама пошла за ним следом: к кому это он пожаловал-то? Естественно, она это выяснила в течение следующей пары минут и даже установила, кто есть Петрова и чего это Пал Саныч к ней пожаловал. Нет, с соседями, даже из других домов, непременно надо дружить! Любую информацию радостно сольют и даже кофе в ответ не попросят!
Осталось порадовать Лизу. Что дама сделала прямо сразу, ещё даже не спустившись с чужого крыльца. Лиза поначалу отнеслась к сообщению с некоторым пренебрежением, но оно её всё-таки царапнуло. А это всегда приводило к необходимости обдумать дела свои скорбные.
Не то, чтобы она сильно рвалась в начальники (это если не учитывать существенную прибавку в зарплате). Просто ей тогда полагалась бы комнатушка, в которой можно было бы спокойно работать. А когда ты сидишь в зале, где курсируют четыре десятка человек (и дополнительно – все прочие, кому что-то понадобилось в отделе, включая разного рода визитёров), трудно вдохновиться до шедевра. А вечный шум-гам на любые, включая совершенно посторонние темы, этому тем более не способствует.
Но она всё-таки не ожидала, что её кандидатуру отвергнут. Причём с такими нелепыми отговорками.
Она в отделе уже пять лет, сделала просто огромное количество неплохих работ, не конфликтная, если нет срочных дел – весьма контактна и дружелюбна, в скандалах и сплетнях не замечена. И вообще – морально устойчива, поскольку тщательно соблюдала закон: никаких служебных романов. И даже флиртов.
Это был довольно болезненный удар: она не привыкла, чтобы её планы так нагло рушились прямо у неё на глазах. И следовало разобраться, в чём причина этого краха.
Дама со своим сообщением подоспела вовремя: если шеф шляется, как на работу, к этой Петровой, то чем он там может заниматься, кроме как обсуждать с ней все служебные дела? И результатом стал отказ Лизе в повышении. А мужчина, который настолько труслив, что не может самостоятельно принять важное решение, должен получить по заслугам. И он получит! Нет, она не станет увольняться, пока не накажет этого гада! Чтобы вздрагивал при одном воспоминании всю оставшуюся жизнь!
Лиза была человеком прямым и терпеть не могла, когда за её спиной делались какие-то поганые вещи. Например, она, прежде чем признать кого-то своим другом, запускала проверку на вшивость. Претенденту на дружбу сообщалась некая информация о другом (обычно не существующем) человеке, причём рассказ сопровождался просьбой, на грани мольбы, строго хранить чужую тайну в секрете. Ибо, не дай Бог, дойдёт это до «виновника торжества» и человек будет страдать. А этого лучше не допускать.
После этого только оставалось подождать, чтобы удостовериться: человек слил доверенную ему тайну так уверенно, что было очевидно: продаст любого ни за понюшку табаку. В том числе и саму Лизу.
Так что претендента постепенно, мягко, почти незаметно отодвигали на вторую, а потом третью и более дальние линии. И через какое-то время потенциальный иуда обнаруживал, что Лиза осталась в недостижимых далях, хотя сохраняет вежливое отношение.
Когда-то она так проверила и Пал Саныча – ещё не так давно он был всего лишь завотделом редактуры, то есть вполне достижимым для общения. А поскольку не существует человека, который не замечал бы интереса к себе, то и Лиза заметила, что господин Аргунов как-то слишком уж пристально на неё посматривает. Она была бы не прочь закрутить роман, но поскольку они были коллегами, то тема была закрыта изначально. Но отчего бы мужичка-то не проверить? Никогда ведь не повредит!
Мудрая бабушка Лизы когда-то поведала ей, что габариты мужчины не всегда соответствуют внутреннему состоянию. Он может вырасти до двух метров, иметь плечи в косую сажень, ужасно благородный и даже вполне мужественный вид, но внутри оставаться малолетним подростком. Состояние тела и души не всегда соответствуют. А посему, Лизонька, никогда не реагируй только на внешность!
Она и не реагировала. А потому предприняла несколько проверок. Нет, она не стала забывать на столе у Аргунова свой телефон или кошелёк – он, естественно, вернёт. И не стала просить сохранить чужую тайну. Зато в кафе, усевшись с подругой (работавшей в другом месте) прямо за спиной у шефа, она с трагическим надрывом, которому позавидовали бы многие актрисы, поведала о некоем постыдном для себя событии. И теперь будет очевидно, трепло он или нет. Поскольку подруга хода в издательский комплекс не имела (а если бы и имела, то язык у неё был завязан в морской узел – проверено!), то растрезвонить о позоре Лизы мог только Пал Саныч. Но и через три месяца Лиза не заметила никаких признаков того, что он всё разболтал.
Она довольно пристально наблюдала за ним: чванится или нет, держит ли слово, помогает или только оплеухи раздаёт, старается подчинить тех, кто явно слабее или нет… Но активных действий по сближению не предпринимала. Тем более, что любые попытки остальных дам флиртовать с холостым начальником разбивались о его холодность, как волны о скалу. Это Лизе понравилось: если ты при власти, то эту власть никак нельзя применять для удовлетворения своих мужских амбиций.
Потом она и вовсе успокоилась, определив для себя Аргунова, как человека априори порядочного. Значит, козней и подлостей можно не ждать, а спокойно работать. Чем она и занималась, причём работу свою любила и работала с полной отдачей, радуясь, когда удавалось из текста автора сделать конфетку.
Потом, когда сменился владелец журнала, Аргунов оказался на месте главного редактора и Лиза потеряла его из вида. Его должность завотдела занял достойный человек и у Лизы не было совершенно никаких порывов самой оказаться в этом кресле. Но потом, года через три, этот человек открыл собственное издание и место освободилось. И Лиза решила, что было бы неплохо стать кандидатом на это кресло. Но её отвергли.
Увольняться она собралась не из-за самого факта, а из-за того, что судьбу её решили не объективно, а по ценным указаниям мегеры, о которой Лиза до того даже не подозревала. И она решила, что если нет иного способа избегнуть такого влияния на свою жизнь, то надо с командой расставаться. Присмотреть себе место получше – с точной гарантией, что Петрова на её жизнь повлиять не сможет никак.
Она не подозревала, что давно стала для Аргунова гораздо большим, чем просто коллега, а теперь – подчинённая. А если бы узнала, то, тем более, уволилась бы немедленно. Не то, чтобы он ей не нравился – нравился, но только как нормальный человек и достаточно терпимый шеф. Но ни о чём большем Лиза в отношении коллег никогда не думала и пресекала все попытки с ней пофлиртовать: на работе следует работать. А мужей надо искать в других местах. Но пока она их искать не собиралась. Рано ей.
Лиза решила познакомиться с Петровой и оценить, можно ли избавиться от её внимания и влияния. Связавшись с означенной дамой, она выяснила адрес Петровой и ринулась туда. Поначалу, конечно, она встретилась с дамой и узнала у неё всё, что только она сама знала о Петровой. А чего не знала, то они выяснили у знакомцев дамы, живущих в этом доме.
Петрова давным-давно, лет пятнадцать, жила совершенно одна, хотя имелся взрослый женатый сын и куча внуков. Но они Петрову своим вниманием осчастливливали крайне редко. Видимо, на её день рождения. В остальном ограничивались телефонным общением. И то, вероятно, потому, что квартира была желанным наследством. Или что-то ещё – Петрова в своё время неплохо зарабатывала и пенсия, соответственно, должна была быть солидной. А человеку за семьдесят модные новинки вроде бы и ни к чему, тем более, что ходить особо некуда.
Что она была за человек? Соседи на это только плечами пожимали: да нормальная, не скандалит, жалоб не строчит, соседей ничем не достаёт. Попросят – выручает, в том числе и деньгами, хотя суммы никогда не превышают пятёрки. То ли у самой Петровой нет, то ли опасается невозврата и даёт сумму, потерю которой можно пережить.
Лиза решительно позвонила в дверь Петровой. Та открыла не скоро – а скоростей от пожилых как-то и не ожидаешь. Дверь приоткрылась на длину цепочки (удивительно, глазка в двери не было), но тут же прикрылась и распахнулась:
– Заходите, Лиза…
Как интересно! Оказывается, нас тут знают даже в лицо!
– Чаю?
Лиза отказалась.
– Тогда слушаю вас внимательно.
Но Лиза пока внимательно Петрову рассматривала. Особой интеллигентности не просматривалось, глаза были не столько умными, сколько хитрыми, а общее впечатление было не особенно положительным. Похоже, она правильно возмутилась!
Петрова спокойно ждала, пока Лиза соизволит заговорить.
– Я хотела бы узнать, по какому праву вы вмешиваетесь в мою жизнь. Надеюсь, вы не станете этого отрицать, ибо глупо.
– Я просто даю совету своему бывшему подопечному.
– Но только не на мой счёт.
– Ни вы, ни кто-либо ещё – ни при чём. У него возникают затруднения, а я помогаю ему их разрешить.
Лиза презрительно смерила Петрову взглядом:
– У него нет и не было со мной никаких затруднений! Но из-за вашего вмешательства возникли. И я бы попросила вас больше моё имя не упоминать и в мою жизнь не вмешиваться.
– А то что?
– Я просто сменю работу.
– Напрасно.
– Это вас совершенно не касается. Я предупредила.
– Сделаете большую ошибку.
– За собой присматривайте!
Лиза повернулась и, не попрощавшись, вышла. Аргунов зависит от решений этой глупой и злобной карги! Глупец и трус! Но она, Лиза, в свою жизнь ей больше вмешиваться не позволит. Нет, уволиться будет самым правильным решением! И прежде чем устраиваться куда-либо, надо будет проверить, с кем советуется тамошний шеф. А то петровых может быть сколько угодно, да и несостоятельных мальчиков и девочек во взрослом теле и при высокой должности – тоже сколько угодно!
Попив напоследок с дамой кофе в ближайшем кафе и изображая полное удовлетворение от результатов рейда, Лиза вскорости отбыла в свои палестины. Решения она менять не собиралась. А потому прямо сегодня она тщательно обдумает, которое из самых недавних предложений принять. Она оценит всё: размер оплаты, близость к дому, качество коллектива, количество работы, перспективы роста и прочие характеристики. Но оставаться здесь – себя не уважать. Подумать только – какой-то Аргунов!
С какой стати, интересно, он показывает её фото где попало? Она, вообще-то, может подать против него иск в суд за это! Он ей никто и никем не имеет шансов стать. И при этом мало того, что базланит о ней с какой-то злобной старухой, так, небось, и всю биографию Лизы рассказал в мельчайших подробностях! Он обо всех так подробно докладывает или только о ней? А если только о ней, то какой у него для этого повод? Тот, что она хотела на место завотделом? Или какой-то другой? Мстит ей за острый язык? Небось и та, рассказанная в кафе, история была внимательно Петровой выслушана? Возможно, именно поэтому он не замечен в пересудах? Потому что имеет благодарную слушательницу в лице этой мерзкой перечницы?
Дама напрасно Лизу упрекала в отсутствии терпения: надо было, дескать, послушать, что ей скажет, точнее, расскажет Петрова. А смысл? Всё равно ничего для себя полезного Лиза не узнала бы. Она бы слушала, если бы Аргунов был ей интересен хотя бы с какой-нибудь точки зрения. Но всё нужное о нём она знала и так.
Петрова внимательно смотрела на своего гостя. Он уже знал, что Лиза побывала здесь и ждал, что скажет его – нет, не руководитель, а друг, да, именно друг, которому можно было рассказать всё.
– Придётся нам на время прекратить общение. Лиза не оставила нам выбора. Я сначала думала, что говорить по телефону мы всё-таки сможем, но, думаю, лучше этого не делать: она без труда установит этот прискорбный для ваших отношений факт.
Ничего, Паш, ты уже большой мальчик и ты справишься.
– С чем?
– С проблемой Лизы. Если ты её действительно любишь, то поймёшь её: я бы тоже взвилась под небеса в такой ситуации. Ну, не хочет она, чтобы ты с кем-то (и дело вовсе не в том, что это я) обсуждал её – даже с самыми благородными побуждениями. Ты должен с ней разобраться внутри себя самого: действительно это любовь или ущемлённое самолюбие. Или что-то ещё. Быть может, необходимость самому это всё разрешить выведет тебя на верное решение.
– И какое оно, по-вашему?
– Если ты поймёшь, что это настоящая любовь – женись! Лиза в любовницы или, тем более, в содержанки не пойдёт. Не из того она теста сделана, не того воспитания.
– Да она за меня не пойдёт!
– Сейчас, конечно, нет. Она должна увидеть, каков ты на самом деле. И не спрашивай меня, как это ей показать – ты ведь ходил на свидания и с девушками общаться умеешь.
– Оно, конечно. Только у неё закон: никаких служебных романов! Она все попытки завязать с ней отношения отметает сразу!
– Твои попытки?
– Любые, от кого не исходили бы!
– Ты поэтому молчишь в тряпочку?
– А какой у меня выбор? Только увольнение – её или моё. А потом я её просто не найду. Или она откажется со мной общаться.
– Не смеши меня! Нет женщины, которая бы не среагировала на настоящее чувство. Даже княгиня Шеина среагировала на любовь телеграфиста: а казалось, что это совершенно невозможно!
– Замкнутый круг: если один из нас уволится, мы можем потеряться – просто времени не будет на встречи, – тут Петрова слегка улыбнулась наивности Павла, – а если оно бы и нашлось, то не факт, что Храмцова захочет меня видеть. И я потеряю не только хорошее место, но и возможность видеть её хотя бы на работе.
– А если захочет?
– Полагаете?
Аргунов настолько привык к «должности» молчаливого воздыхателя, что просто не представлял, что ситуация может измениться.
– Тогда реши, кто тебе больше нужен: место или любимая женщина.
– Оба.
Петрова засмеялась:
– Думаешь, что в обоих стульях по горсти бриллиантов? И боишься упустить хотя бы один?
Павел взглянул на неё, не сразу поняв, о чём это она. Пока не дошло, что о «12 стульях».
– В общем, надо мне новое место искать.
– Может быть, лучше Лизе его найти? Точнее – для Лизы?
Аргунов только плечами пожал: годились оба варианта.
– А что потом?
Он только рукой махнул.
– А вот это зря! Поскольку мы теперь неизвестно когда сможем поговорить, лучше бы продумать тактику сближения. Изначально она уходить не собиралась, если поставила требование о перегородках, верно? И если ты дашь ей твёрдое слово, что мы больше не общаемся и разгородишь зал, ей увольняться не придётся.
– Тогда мне придётся.
– Не сразу. Сначала установи с ней нормальные дружеские отношения. Просто подружись – иначе с какого перепугу она потом к тебе на встречи будет приходить? А если ты ещё ей скажешь, что вынужден перейти на новое место, поскольку она против служебных романов (и это правильно – семейственность дело нехорошее)…
– Не понял?!!
– Непонятливый, ты кольцо-то обручальное купил?
– А пора?
– Тут никогда не поздно и никогда не рано! Просто носи его с собой и в нужный момент действуй.
– То есть как?
– Когда найдёшь новое место, объяснишь ей, что вынужден сменить место работы, потому что просишь её стать твоей женой.
– Она откажется!
– Сегодня – конечно. А если убедится, что ты нормальный мужчина и друг, то зачем ей отказываться?
– Она меня не любит!
– А кого-то другого любит? Нет. А если её сердце свободно, тебе остаётся его завоевать. Так что вперёд!
– Легко сказать!
– А тех, кто сам в руки идёт, нам не надо, верно?
Павел только плечами пожал: не в том дело, идёт или нет, просто ему никого другого не надо. Вот в чём проблема!
Аргунов позвонил Лизе:
– Первое условие выполнено: мы с Петровой попрощались до того дня, пока ты не снимешь запрета.
– Я его не сниму.
– Значит, так и останется. Второе условие выполняется. Пока закончится твой отпуск, в офисе будут разгорожены все рабочие места. Поэтому, я надеюсь, что, когда ты увидишь, что в результате переустройства получилось, ты передумаешь увольняться.
– Возможно.
На этом они попрощались, договорившись, что как только работы будут приближаться к завершению, Лиза приедет посмотреть и оценить. Если останется недовольна, будет возможность устроить всё так, чтобы ей было удобно. Она не удержалась съязвить:
– А как же остальные?
– Остальные на месте видят все переделки и их мнение учитывается по ходу работ. А ты, единственная, в отпуске.
Ей показалось, или Пал Саныч действительно произнёс слово «единственная» с каким-то странным нажимом? Но Лиза не стала на этом сосредотачиваться – даже если и произнёс, ей не привыкать к его упрёкам. Подумаешь, единственная в отпуске, пусть отправит отдыхать ещё кого-то. Она не сомневалась, что желающих хватит – позднее лето на дворе, начало осени, так что время для отпуска самое подходящее.
Шеф позвонил Елизавете за неделю до окончания её отпуска и позвал оценить, что получилось. Лиза, которая колебалась: искать ей новое место или всё-таки остаться в штате журнала, приехала быстро: такси нынче вызвать – проще простого.
Зал она не узнала: мало того, что перегородки были установлены с таким расчётом, чтобы работник чувствовал себя полностью изолированным, но и, при желании, мог одну из стенок отодвинуть и пообщаться с соседом, не вставая с места. При этом, в каждом отсеке был поставлен высокий шкафчик для одежды, органично дополнявший стеллаж для папок и иного офисного имущества. Лизе понравилось!
– Ну и отлично, – деловито сказал Аргунов, – тогда мы тут всё заканчиваем. А ты пока сходи в отсеки для еды и для отдыха. Но курилка как была, так и останется возле туалетов.
– А я ведь не курю, мне это не интересно.
– Тоже правильно.
Походив по обновлённому офису и признав, что тот, кто это всё продумывал, находится где-то на уровне гения, она поинтересовалась, кто разработал проект.
– Я, – ответил шеф, не подозревая подоплеки вопроса.
Лиза получила лёгкий шок: получается, что у него таланты и в дизайне плюс в архитектуре? Что, и образование специальное имеется?
– Нет, у меня есть друг архитектор, я с ним советовался, он в целом одобрил, но кое-что подсказал.
Ну, надо же, какие у него друзья! Оказывается, он не только под юбками мегер привык прятаться, а и дружить способен!
– Ладно, тогда я возвращаюсь к работе, как только отпуск закончится. То есть через неделю.
Аргунов, вернувшись к себе, вдруг осознал, что весь покрыт липким потом и ни о чём больше не мечтает, кроме как о душе. Хорошо, что здесь была предусмотрена такая возможность – мало ли, заработается человек, решит ночь проработать, а без душа никак!
Успокоившись, Аргунов перед обеденным перерывом сделал общее объявление:
– Как только закончится переустройство нашего офиса – а на это понадобится ещё примерно неделя – мы устроим маленький семейный праздник по этому случаю. Так что ничего не планируйте, ладно?
Народ ушёл обедать, радостно гомоня по поводу сообщения. Шеф у них и так был довольно приличным, а тут вдруг решил праздник устроить. Ну, на выпивку рассчитывать не приходится, но поесть-то дадут? А главное, с каких шишей это будет оплачено? Насколько было известно, в бюджете таких трат вроде как не предусмотрено?
Аргунов тем временем договорился с бригадиром, чтобы они растянули оставшиеся работы минимум на четыре дня. И объяснил, насчёт планов отпраздновать перемены:
– Некоторые сотрудники у нас в отпуске, вернутся только через неделю. И не хотелось бы их обижать: подобные мероприятия сильно сближают коллектив, даже если штат не меняется годами.
Бригадир понимающе кивнул.
– Но вы уж тут сделайте всё по высшему разряду, а то мне шею намылят за неразумные траты корпоративных денег!
Неделя пролетела быстро, работы были закончены, офис приобрёл жилой и гораздо более уютный вид. Вот же чудеса – казалось бы, перегородки должны были бы «съесть» площадь, но получилось наоборот: высвободилось место даже для зоны отдыха. А тамбур, где раньше была раздевалка, был превращён в блок для приёма пищи, который можно было даже называть мини-кафе. Там удалось поставить автоматы кофе и напитков, плюс кулер с питьевой водой.
Лиза обошла всё это, удивлённо хмыкая – прежде походивший на вокзал, офис превратился в место, откуда не хочется уходить. Ну, шеф, ну, удивил! Самое интересное, как ему удалось выбить средства на всё это! Ведь ни один бухгалтер с деньгами без пыток не расстаётся!
Выслушав все новости, она вернулась в свой блок и занялась делами. Соскучилась по работе – слишком длинный отпуск тоже плохо!
И несколько раз ловила себя на мысли, что думает о шефе – надо же, какой проворный и толковый! Не то, чтобы она прежде думала о нём, как о непроходимым тупице, просто раньше она видела в нём исключительно начальство, от которого всякий разумный человек держится подальше. А если приближается, то либо по суровой необходимости, либо из карьерных соображений. Лиза к шефу обращалась только в первом случае. При попытке получить повышение она обращалась не к Аргунову, а к предыдущему шефу, который уходил на повышение.
Лиза не подозревала, что на последней встрече с Петровой был выработан дальнобойный стратегический план по превращению её, Елизаветы, в законную супругу. И тем более, не догадывалась, что Аргунов сложными путями выяснил размер её руки и уже носит во внутреннем кармане обручальное кольцо. А если бы ей сказали об этом, она бы только посмеялась над этой новостью.
Лиза о предстоящем празднике не знала, а потому радостно удивилась вопросу, идёт ли она в пищеблок, где уже был накрыт стол. Надо отдать должное Аргунову, он не самостоятельно всё организовал, а привлёк двух дам из отдела: одну – самую заводную, Светлану, и одну тихоню, Клаву, которая была уверена, что такой некрасивой девушки, как она, ещё никогда на белом свете не было.
Эти двое не только продумали меню, исходя из выделенной (из кармана шефа) суммы, но и организовали добровольный сбор – кто финансами, кто продуктами, кто готовыми блюдами, включая пироги и торты. Сорок человек, из которых больше двух десятков – мужчины, чем-то надо ведь накормить и напоить. Один из редакторов, Родион Макарыч, даже самовар из дома приволок со всем полагающимся, включая заварной чайник и ватную «бабу», которой этот чайник следовало накрывать.
Так что праздник получился на славу. Лиза, конечно, бросила в копилку свой взнос, поскольку в подготовке стола участия не принимала, и опять удивлялась, насколько изменился Аргунов. Это на него так негативно Петрова раньше влияла, или в чём причина?
Она не знала аксиомы, что любовь очень часто начинается с удивления. Человек, положительно удививший другого, может стать возлюбленным. Не всегда, конечно, но в большинстве случаев. Потому что удивление заставляет о человеке думать, разбираться, почему он таков и что в нём понравилось. А эти раздумья – предвестники любви точно так же, как первая ласточка – предвестница весны.
Лиза влюбляться не собиралась вообще ни в кого, хотя родители время от времени стучали ей по темечку, что уже ведь двадцать пять и пора бы задуматься о поиске жениха. Она в ответ только плечами пожимала (если была в хорошем настроении) или огрызалась, что ей плевать на принятые нормы и отзывы людей, мнение которых её никогда не интересовало. Что они не считали бы, она свою жизнь под их стандарты перекраивать не собирается. И потом – всё должно быть естественным. А эти насильственные браки, в которых потом люди друг друга терзают, вплоть до настоящих убийств – родители что, её ненавидят?
Последней нотой праздника стала раздача женской половине прекрасных роз. Аргунов время от времени косился на Храмцову – не забыл, видимо, того язвительного подкола – но Лиза молчала и спокойно приняла свою розу. А потом каким-то непонятным образом получилось, что они оба оказались внизу одновременно и шеф предложил её подвезти. Не только её, конечно, но прихватил ещё трёх сотрудниц и развёз всех по домам.
«Ну, надо же, какой заботливый. Заболел он, что ли, за время моего отпуска? Или действительно так на него действует освобождение от цепей, в которых его держала мнимая «наставница»?