Читать книгу Доверяя до самого горизонта - Наталия Романова - Страница 2

Четыре дня назад, или пять, или даже шесть, надеюсь, дольше в отключке я не была, меня разбудил звонок старшей сестры. Как бы мне не хотелось прерывать сладкий утренний сон, проигнорировать родную сестру и работодателя я не могла.

– Ум-ф-п-у, – вместо приветствия выдохнула я в трубку.

– Здравствуйте, Фаина Сергеевна! – пропела сестрица. Тут же перед глазами возникло ухоженное лицо, безупречный макияж с акцентом на губы, стильная оправа и новомодный – из самых последних коллекций лучших модельных домов – наряд.

– Привет, – не поддержала я официальный тон.

– Во-первых, я хотела убедиться, что моя сестра жива и в здравии, – услышала я ответ, предвосхищающий мой вопрос. – Во-вторых, спросить – ты ещё помнишь, что числишься в отделе спортивной журналистики?

– Помню, – как не помнить.

– Штатно, – добавил елейный голос.

– Помню.

– Какое прекрасное утро. Ты жива, в здравии, в уме, и даже помнишь, где работаешь! Страшно хочется поделиться радостью с человечеством. Начну с тебя. Сегодня в два у меня перерыв на обед, присоединяйся, у редакторского отдела для тебя задание.

– Какое? – откинулась я на подушку. Может, уволиться? Какой из меня журналист, да ещё спортивный, корреспондент или репортёр?

– Придёшь – узнаешь, – после этих слов сестрица отключилась, а я, как овца на заклание, отправилась приводить себя в порядок перед встречей с Нашим Всем всего семейства Люблянских.

Обедала Агриппина в одном и том же камерном кафе, найти её не составило труда. Она сидела за дальним столиком перед чашкой капучино, устроив одну кисть на другую, любуясь на свежий маникюр и давая возможность получить эстетическое наслаждение людям.

– Моё почтение, – бросила я и села напротив.

– Здравствуй, здравствуй, – синий взгляд скользнул по мне сквозь очки, и я уверена, в эти три секунды было отмечено всё: блуза рубашечного кроя, брюки, видимо, не подходящие к блузе и бёдрам, обувь, короткий пуховик, шапка крупной вязки и хвост на бестолковой голове.

Одежда на мне была не просто новая, чистая, удобная, но и модная, только не соответствовала отпрыску благородного семейства. В общем-то, я вся, от макушки до пяток, включая немного курносый нос, чуть полноватые бёдра и всеми признанный статус неудачницы, не соответствовала Люблянским.

Существует всем известная сказка, где «старший умный был детина, средний был и так, и сяк, младший вовсе был дурак». У четы Люблянских, моих родителей, было не три сына, а три дочери. А дальше расхождений со сказкой не так и много. Кто-то должен быть признан дураком.

Люблянская Артемида, в девичестве Прохорова, ныне счастливая жена и мать трёх дочерей, некогда успешная балерина, вышла на покой в тридцать лет, на пике карьеры, выхватив счастливый билет в виде преуспевающего бизнесмена и фамилии Люблянская. Согласитесь, Артемида Люблянская звучит красочнее Прохоровой. Не мешкая, она закрепила свой успех рождением трёх дочерей, оставшись при этом в отличной форме.

Семья Люблянских – воплощение ставшей крылатой фразы: «Папа работает, а мама красивая». Артемида действительно была красива в молодости, даже сейчас грация и аристократические манеры оставались при ней. Достижения же косметической хирургии и инновационной косметологии помогали достойно выглядеть.

Сергей был не столь красив, хоть и обладал мужской харизмой, притягивающей дам от восемнадцати до восьмидесяти. Главными достоинствами Сергея были умение зарабатывать хорошие деньги и обширный кругозор. Артемида искренне любила первое и не могла по достоинству оценить второе. В самом деле, какое дело ей до космических небесных тел, находящихся за пределами нашей звёздной системы, квазаров и прочих сверхдальних объектов, если в этом сезоне в моде фалунский красный, а в Большом дают Коппелию. По задумке Артемиды, её совместные с Сергеем дети должны были родиться красивые, как мама, и умные, как папа. Так оно и получилось в двух случаях из трёх.

Агриппина была копией матери, с успехом училась балету в Лиссабоне. И не менее успешно вышла замуж на преуспевающего бизнесмена, помимо прочего владеющего издательством глянцевых и периодических журналов, где сейчас трудилась, естественно, директором. Ведь к красоте мамы и деньгам мужа прибавлялся ум папы.

Младшая, Аврора, сделала блестящую карьеру в художественной гимнастике, сейчас сияла красотой на раутах и вечеринках, тщательно следя за собственной репутацией. Чтобы к моменту, когда познакомится с кем-нибудь успешным и перспективным, быть вне подозрений и скандальных сплетен. Одновременно с этим она закончила факультет журналистики и вела светскую хронику в одном из журналов Агриппины.

А я… Иногда я думаю, что когда мама впервые взглянула на меня в родильном доме, она воскликнула: «А это что за… Фая». Меня и назвали максимально не пафосно, не в духе блистательной Артемиды Люблянской – Фаина. Ещё в дошкольном возрасте стало понятно, что я сломала мамину систему, родившись красивая, как папа, и умная, как мама. Скорее всего, Аврора появилась с единственной целью – закрыть неудачу со мной.

Нет-нет. Мной занимались, пытались вырастить из того, что уродилось, человека. Честное слово, я не росла нелюбимым и заброшенным ребёнком! Меня водили в спортивные секции, где тренеры один за другим разводили руками, намекая маме, что из славной белобрысой девочки не получится олимпийской чемпионки по фигурному катанию, художественной гимнастике, большому теннису, горным лыжам, дзюдо. С шахматами и ранним развитием я тоже не подружилась. В пять лет читала лишь по слогам, считала только в пределах двадцати, а английский и французский языки учила по детским песенкам, никак не желая поддерживать беседу с родительницей. У меня не обнаружили абсолютного слуха, тяги к рисованию, и даже кружок оригами не вызвал в моей душе отклика.

В итоге меня «приткнули» в спортивные бальные танцы, к знаменитому тренеру, который терпел меня из уважения к заслугам мамы и деньгам папы. У меня даже партнёр был – мои родители честно оплачивали занятия талантливого мальчика за честь таскать меня по паркету. Кое-как мы добрались до международных конкурсов, болтаясь где-то в середине турнирной таблицы, но и тут Артемиду ждало разочарование. Мой подрастающий организм отреагировал на гормональный взрыв раздавшимися бёдрами и неатопической астмой[1], встречающейся не чаще трёх процентов от общего количества больных, а у детей и того меньше. И если в бёдрах заслуженный тренер большого греха не видел, то астма подбила на корню хрупкие ростки надежды на моё очеловечивание. Врачи запретили сильные физические нагрузки. К чести Люблянских, мой партнёр остался на их финансовом попечении и в дальнейшем достиг приличных высот.

Несколько лет меня усердно лечили. Показывали светилам медицины, отправляли в санатории и в благоприятные климатические условия с доверенными лицами. У мамы оставались ещё две дочери, требующие времени и сил, так что я не в обиде. Да и на что обижаться? На четыре года в Италии? Или летние каникулы в Швейцарии? И всё это без родительской ежесекундной опеки и наставлений! Любой подросток, не раздумывая, вытянет подобный счастливый билет. Постепенно приступов становилось меньше, а потом они и вовсе сошли на нет. Врачи предупреждали, что диагноз со мной навсегда, но в последнее время я даже не вспоминала о заболевании, скрасившем мне юность.

После окончания российской школы экстернатом, попутно получив школьное образование в Италии в естественно-научном направлении, я поступила учиться на журналиста. Выучилась с горем пополам, не имея ни малейшего желания ни быть этим самым журналистом, ни слыть им.

К двадцати шести годам я не сделала значимой карьеры в мире спорта, музыки или балета. Не достигла высот в бизнесе, не вела успешный тревел-блог, не стала востребованным журналистом, политиком, кинодивой.

Я не выглядела как модель, обходилась без виниров и удаления комков Биша. Ко всеобщему ужасу дам Люблянских, не боролась с лишним весом, которого, по всем нормам, у меня не было. Мой рост остановился в шестнадцать лет, достигнув стандартных ста шестьдесяти двух сантиметров, а вес держался на уровне пятидесяти двух килограмм. При этом у меня была в наличии грудь полного второго размера и те самые, треклятые бёдра. Чтобы достигнуть вожделенных сорока восьми кило мне нужно попросту отрезать грудь и большую часть мягкого места или перестать есть совсем. Откуда, скажите на милость, у столь бесталанной и бестолковой меня возьмётся сознательность для подобного подвига?