Читать книгу Птица, летящая к небу - Наталия Терентьева - Страница 5

У нашей двери стояла какая-то женщина и задумчиво перелистывала пальцем что-то в своем телефоне. Я в нерешительности остановилась между вторым и третьим этажом. Странная какая женщина… В короткой юбке, совсем не по сезону, плотных светло-серых колготках с рисунком сбоку, коротенькой искусственной шубке, синей, с яркими красными мазками, и ярко-розовом берете с черным помпоном. Рядом была огромная клетчатая сумка, в которой люди обычно приносят что-то продавать на рынок. И еще небольшой чемодан с двумя наклейками: «Стой!» и улыбающейся мордой крокодила.

Я осторожно сделала два шага назад по лестнице, нащупывая ногой ступеньку. Заметив меня, она улыбнулась:

– Приве-е-ет! Ну вот! А то ж я думаю – и что мне никто даже дверь не откроет?

– А вы к нам?

– Кристинка! Да ты что! Я ж тетя Ира! Ты что, не помнишь меня? Я сразу тебя узнала! Сашка фотки присылал с Нового года!

Я смутно помнила папину сестру, когда я видела ее в последний раз, мне было не больше семи лет. Она всегда носила шорты и майку с тонкими лямками или ярко-желтое платье, очень короткое и красивое, с большими оранжевыми и красными цветами. Всё, я больше ничего не помню. Лица не помню. Еще помню, как ее поймали с сигаретой и отругали. Из чего я делаю вывод, что ей тогда было не так много лет, и она гораздо моложе моего папы, то есть своего брата. Папины родители не курят, и, когда мы к ним ездили, он тоже прятался от них с сигаретой. А мама над ним смеялась и грозилась сдать его. Почему-то мы больше к ним не ездим. Иногда папа разговаривает с бабушкой по телефону, передает всем нам привет, а мама только вздыхает: «Им тоже!» – и отворачивается.

– Ну, вспомнила тетю?

Я неуверенно кивнула.

– Открывай! – весело продолжила тетя Ира. – У тебя же есть ключ? А то что-то Сашка не отвечает. Вы же знали, что я приеду?

Я не стала ничего говорить, открыла дверь, думая, что будет, если окажется, что эта женщина никакая не папина сестра, а воровка.

Она оставила в прихожей сумку и сразу прошла в комнату, не снимая ботинок и затащив чемодан на колесиках.

– Да… Не развернешься… А это что, кошка у вас? Или кот? Обожаю котов. Кыс-кыс, иди сюда!..

Я не знала, как ей сказать, чтобы она сняла обувь, потому что сегодня как раз моя очередь мыть пол. Когда выяснилось, что у меня одна нога выросла заметно длиннее другой, мама сначала объявила, что наш график мытья пола отменяется, и теперь всегда его будет мыть она одна, потому что папы и Вовы в этом графике нет. Но через некоторое время всё само собой вернулось. Мама как-то раз оглянулась, нахмурилась, сказала: «А ты не собираешься пол мыть, что ли?» И я подумала, что лучше ей не напоминать ее же собственные слова. Потому что она или забыла, или поменяла мнение, так у взрослых бывает. И лучше не бодаться.

– Ммм… да-а-а-а… – Тетя Ира, если это, конечно, была она, походила еще по большой комнате и заглянула в нашу с Вовой. – А здесь кто живет? Ты? И… Коля, то есть… Вова? Вовка… маленький смешной такой был… бутуз…

Я насторожилась еще больше. Она забыла, как зовут ее племянника? И Вова растолстел совсем недавно… Что мне делать? Звонить маме или папе?

– А кухня где у вас? Здесь, в закуточке? Московская кухня, ясно… Как вы тут помещаетесь? – Она прошла на кухню, налила себе воды из чайника в мою чашку. – Фу, какая у вас вода… Еще хуже, чем у нас. Вы из-под крана пьете?

– Нет, из фильтра.

– Ладно, придется привыкать. Куда вещи можно положить? Где у вас деньги лежат? Мне кое-что надо спрятать. – Тетя Ира подмигнула мне и засмеялась.

Всё, я поняла, что пропала. И я, и наша квартира, и родительские сбережения – ведь они где-то есть, спрятанные, перепрятанные… Мама часто говорит: «Пропадут все наши сбережения, давай положим на счет!» А папа отнекивается, объясняет, что и так и так пропадут, если будет кризис. А у нас в стране кризисы постоянно, раз в десять лет обязательно.

– Кристинка, что ты как неживая? Ты же меня помнишь? Я тетя Ира, со Ставрополя, ну, что ты?

Я кивнула, думая, что надо написать маме сообщение, но она сразу перезвонит и начнет ругать меня за то, что я пустила незнакомую женщину в дом. А если это окажется все-таки настоящая тетя Ира, отругает за то, что я ее подозреваю.

– Я буду теперь работать в Москве! Когда работу найду… А пока поживу у вас. – Она быстро открыла чемодан, достала из сумки стопку одежды и положила всё в шкаф, сдвинув всё на одной полке. Интересно, что скажет мама… – Ну что, рассказывай, как живешь? Ты почему не в школе? Ух, какой у тебя ботинок… Ничего себе…

Я как раз сняла ботинки, чтобы помыть их и надеть снова.

– Что у тебя с ногой?

Я промолчала. Почему каждый считает, что может спрашивать меня об этом? Я же не спрашиваю, что у нее с волосами, почему они такие жидкие, что просвечивается голова сквозь темные и светлые крашеные прядки. Или с ушами, почему они такие некрасивые, похожи на пельмени, которые лепит Вова, когда мама, слепив сотый пельмень, в сердцах кричит: «Вовка! Давай! Мать уже падает! Иди на помощь!»

– Ну что, я сейчас приму ванну… М-м-м, как я мечтала вот так приехать в Москву и сразу лечь в ванну. А потом – в зоопарк! Я хочу покормить жирафа, сфоткаешь меня? Кристинка, ну, что ты как немая… Подожди… – Тетя Ира подошла ко мне и попыталась взять меня за подбородок.

Я уловила запах сладких духов, сигарет и какой-то еды.

– А у тебя всё хорошо? Ты в школе учишься?

– Учусь. – Я отступила от нее подальше.

– Ладно! – Тетя Ира быстро скинула свитер, брюки, осталась в черном белье. – Я в ванную! Поставь пока чайник! Я там варенье привезла, впихнули в последний момент. Доставай из сумки! Не разбей! Да, там же всем подарки! Тебе – деревянная ложка, настоящая, папка сам делал, стругал! Для внучки для своей… Говорит, забыли совсем стариков… И еще там закрутки… кабачки… для всех… Кота как зовут?

– Моня…

Я немного успокоилась, потому что вряд ли бы воровка стала так себя вести. Подарки всем… А может, это для отвода глаз? Чтобы отвлечь меня? Воры часто отвлекают… А что у нас особенно воровать? Но она спрашивала, где у нас лежат деньги… Я, конечно, не скажу, а она никогда не догадается. Да и что у нас воровать?

Место для тайника мы выбирали всей семьей, спорили целую неделю. Не знаю точно, сколько там лежит денег, но знаю, что не хватает на новую машину. Папа хочет купить подержанный внедорожник, не очень старый и самой лучшей марки, поэтому денег надо накопить довольно много.

Каких только мест мы не придумывали! Оказывается, ни в бельевом шкафу, ни в банке из-под крупы, ни в бачке туалета хранить деньги нельзя. Все воры как раз сразу туда и лезут, потому что люди прячут там всё ценное.

Вова предложил своего старого робота, игрушку, которую я больше всего боялась в детстве. Робот ходил по нашей комнате, почему-то всегда в мою сторону, и был тогда ростом с меня.

Мама хотела положить деньги в небольшой целлофановый пакет и закопать его в землю в цветочном горшке.

Мне же казалось, что самое безопасное место – в кладовке, потому что там столько вещей, что невозможно найти свои сапоги, когда наступает зима. В прошлом году мороз пришел неожиданно, ударил однажды ночью, и мама утром полезла в кладовку и нашла два своих разных сапога, сначала смеялась, потом сердилась, потом даже плакала, потому что уже смеялись мы. Пары сапогам нашлись, правда только вечером.

Но папа отмёл все предложения и повесил наши сбережения на балкон, на веревку, внутрь своих старых темно-синих треников. Ни одному вору не придет в голову, что всё свое самое дорогое человек вывесит на улицу, так считает папа. Мне-то кажется, что ни одному вору просто не придет в голову лезть в нашу квартиру со старыми окнами, облезлой дверью, на которой маленький Вова когда-то написал ручкой «Вова». Но мама говорит, что и не в такие квартиры лазают и находят там несметные сокровища, которые люди копят всю жизнь, чтобы однажды купить хорошую машину и где-то далеко большой дом и уехать из пыльной и грязной Москвы, где никто никому не нужен.

– Ой… – Тетя Ира, совершенно голая, вышла из ванной. – А что, у вас нет ванны? Ничего себе москвичи… А я-то думала…

Папа выбросил ванну несколько лет назад, чтобы влезла стиральная машинка, и поставил душевую кабину. Я хотела сказать об этом тете Ире, но загляделась на ее цветную татуировку на бедре. Она заметила мой взгляд.

– Красивучая, скажи? – Тетя Ира расставила руки в стороны и покрутилась, пританцовывая, сильно качая бедрами, как негритянка. – Я сделала временную, а она почему-то не смывается. Уже год хожу. Краски такие, японские. Хочешь, тебе сделаем? У меня есть с собой. Я думала, может, в салон устроюсь. Будет у меня такая эксклюзивная услуга… с сюрпризом! Думаешь, что татушка временная, а она не смывается! Я тебе ногти шикарные сделаю, сейчас помоюсь, чаю попьем и приступим. А потом сразу в зоопарк. Можешь пока мой лифчик примерить! У тебя такого нет! – Она опять засмеялась и, послав себе воздушный поцелуй в зеркало, вернулась в ванную.

А я в этот момент услышала незнакомый звонок и не сразу поняла, что это звонит чужой телефон, который я подобрала у подъезда.

– Привет. – Голос был мужской, явно очень молодой.

– Привет, – невольно ответила я.

– У тебя мой телефон? Отдашь его?

Я вздохнула.

– Отдам.

– Где нашла?

– У подъезда.

– Какой?

– Номер три…

– Где?

– Напротив стройки…

– Пятиэтажка?

– Да.

– Я понял. Хорошо. Через пятнадцать минут. – Парень, который со мной разговаривал, явно нервничал. Наверное, боялся, что я не отдам телефон. И еще… Мне показалось, что он не очень хорошо говорит по-русски.

Я молчала, потому что тетя Ира неожиданно громко запела в ванной.

– Алло! Ты слышишь? Я заплачу сто рублей… Триста рублей!

– Я отдам телефон.

Когда я вышла из подъезда, никакого мальчика у двери не было. Но поодаль стоял велосипед, и на лавочке курил парень, он был в черной маске, и я не поняла, сколько ему лет. Но точно больше, чем мне. Рядом с ним стояла большая желтая коробка «Яндекс. еды». На нем была яркая куртка, которую носят разносчики еды, чтобы все видели, что к кому-то едет еда. Коробка желтая, значит, и куртка черно-желтая.

Я в нерешительности остановилась. Юноша посмотрел на меня и стянул черную маску пониже, чтобы было удобно разговаривать.

– Это ты?

Я кивнула, голос был тот же – ломкий и высокий, но довольно приятный. Волосы у парня были темные, глаза очень красивые, с длинными ресницами и неуловимого цвета – мне показалось серо-зеленые, и в целом, если меня спроси, бывают ли такие разносчики еды, я бы поспорила, что нет. Потому что он был такой необычный и красивый, что я на секунду даже замерла.

– Ну, давай.

Я не сразу поняла, что он имеет в виду. Парень протянул руку.

– Вот деньги.

Я достала из кармана телефон.

– Это твой?

Он усмехнулся и стал еще красивее.

– Возьми. – Он протянул мне сто рублей.

Я не стала говорить, что он обещал триста, потому что могла бы отдать ему телефон и просто так. Но я коплю деньги на телефон, поэтому взяла купюру.

– Где нашла?

Я молча показала на дверь.

– Как тебя зовут?

– Тина. – Я отчего-то так растерялась, что мой голос прозвучал хрипло.

– Ты красивая, Тина. – Он смотрел на меня с улыбкой, в которой было что-то такое, что у меня застучало сердце. – Пока!

– Пока. – Я повернулась и быстро ушла в подъезд, стараясь не прихрамывать, хотя больше всего на свете мне хотелось стоять рядом с ним и смотреть на него. В его лице было что-то такое необычное и притягивающее. Когда я поднималась по лестнице, я поняла, что даже не спросила, как его зовут. Я решила, что буду звать его про себя Лелуш.

Есть в Китае такой русский парень, он жил там несколько лет и случайно стал популярной фотомоделью. Нам рассказала о нем Таисья (она вообще часто рассказывает нам о Китае и советует начинать учить китайский язык), а вечером я нашла его в Сети. Вова потом смотрел мою историю поиска, которую я не успела удалить, и смеялся, что я верю такой ерунде. Таисья тоже верит. Он попал в реалити-шоу, вместе с другими молодыми людьми его отправили на остров, где ему очень не понравилось, у него, как и у всех, забрали телефон и ноутбук. И он стал прикладывать все усилия, чтобы вырваться оттуда. Для этого ему надо было стать хуже всех. Поэтому он специально плохо пел, не шутил, не улыбался, отвечал на все вопросы неохотно, вообще всё делал плохо, надеясь, что его выгонят. И чем хуже он себя вел, чем мрачнее становился, тем большую популярность он набирал, пока не выиграл шоу. Пишут, что в Китае среди молодежи это сейчас модно, даже есть специальное название – «мрачное ничегонеделание».

Учиться – очень дорого, хорошую работу найти трудно, и молодые люди не хотят тратить свою жизнь на бессмысленную борьбу с системой, потому что ее побороть невозможно. Она всё равно сломает и подчинит тебя – неважно, будешь ли ты бороться или согласишься с ней. Единственный способ не превратиться в фарш – это отказаться от ценностей, которые считаются обязательными в той системе, и просто жить. Мы с Таисьей говорили об этом целый урок и даже остались на перемену. Я не принимала участие в дискуссии, только слушала. А кто-то спорил, потому что, как говорит Таисья, уже стал фаршем.

Мне показалось, что мой новый знакомый очень похож на Лелуша, пока тот не решил покрасить свои черные от рождения волосы и не стал блондином. Глаза – серо-зеленые, внимательные, похожи. Брови похожи, нос. И, главное, – улыбка. У Лелуша фанатов столько же, сколько бывает у молодых артистов, снимающихся в сериалах. А на него все хотят смотреть, больше ничего. Мне он тоже нравится.

Когда я поднялась, тетя Ира уже вышла из ванной.

– Фу! – сказала она. – Наконец-то помылась! В плацкарте такой вонизм был! Когда у меня будет свой салон красоты в Москве, я буду ездить в люксе – одноместное купе, с креслом и туалетом, представляешь? Там, знаешь, сколько билет стоит? – Тетя Ира засмеялась. – Пять моих зарплат! Нет, ну теперь всё! Я уже к этой нищете не вернусь! Знаешь, у нас какая нищета в городе? Только одна улица асфальтированная. Нет, две! Карла Маркса и Ленина. А съезжаешь в сторону – всё! Крындец, одни ямы! Не, это не для меня. Разруха и убожество. Родители на дачу совсем переехали, фермерами стали. Копают, растят, перерабатывают, запасают, потом едят свои запасы и сажают рассаду. И так весь год. А мне приходится ползать в городе по грязи, а в земле копаться не люблю. Я что, крестьянка? Москва – другое дело. Тут всё можно. Ммммм… – Тетя Ира потянулась. – Мечта!.. Ну, давай поедим. Доставай, я там курицу в поезде не доела. Неси сумку.

Я с некоторым сомнением приволокла сумку из прихожей. Тетя Ира стала доставать свои вещи прямо на кухонный стол.

– Так, это я зря взяла… Хочешь – возьми! – Она протянула мне ярко-зеленую кофточку, на которой улыбался черно-белый тигр. – Классная вещь. Только мне маловата стала. Я стала поправляться, представляешь? Всё время ем на работе, ничего поделать с собой не могу. Как тогда Витьку выгнала, ой… короче, я тебе расскажу потом… Так на меня просто жор напал! И сейчас то же самое – жру и жру… – Тетя Ира весело засмеялась. – Это гормоны! Женские гормоны требуют или еды, или… Ну ты сама понимаешь! У тебя уже месячные есть? А? Курицу отрезай, вот эту часть кошке отдай, она на пол падала в поезде, там, где гузка.

Я кивнула, проклиная себя за безвольность и трусость. Зачем я разговариваю с этой странной тетей Ирой? Может, это вообще не папина сестра, а хитрая мошенница, которая войдет ко мне в доверие, нальет мне сейчас в чай снотворное, и проснусь я уже где-нибудь в Киргизии или Турции в рабстве? Я читала, что такое часто бывает с глупыми дурами вроде меня.

Я осторожно пододвинула к себе чашку, в которую тетя Ира только что энергично налила чай, бросив туда три кусочка сахара. Вот возьму и вылью в раковину, и совсем не буду ничего бояться…

– Пей, пей! Шикарный чай! Я специально купила, чтобы в Москву ехать. Это из Китая. Одна девчонка, клиентка моя, сначала была учительницей, а потом ей надоело, что дети матом на нее орут, а родители жалуются, что она плохо учит, и она стала бизнесом заниматься. Мотается всё время на Дальний Восток. И привозит очень хорошие вещи. На продажу – всякое дерьмо, тапки, платья из переработанных пластиковых пакетов – да, да, правда! Они всё из пакетов делают, даже лапшу! А себе – всё очень-очень хорошее. Мне в подарочек принесла чай, мне понравилось, я для московских родственников заказала. Для вас! Они там, представляешь, всё, что для себя делают, – отличные товары! А для остальных – жуть. Знаешь, как китайцы называют европейцев? «Волосатики»! И еще «кривые орешки». Я тоже, кстати, начала учить китайский. Уже семь иероглифов знаю. Трудно… Мозги прямо скрипят! Потом нарисую тебе на плече один… Пей! Это чай из китайского гриба, я забыла название… Ну в общем, кто его пьет, доживет до ста двадцати лет. И зубы новые вырастут в девяносто. Правда-правда! У него запах не очень, кошками пахнет… Но потом привыкнешь! Что ты?

– Мне… нельзя пить сегодня, – наконец выдавила я из себя. Чай на самом деле пах то ли прелой соломой, то ли нашим дачным крыльцом, где летом спят уличные кошки и метят его, то ли еще чем-то, ни на что не похожим. Даже если она моя настоящая тетя, я такой чай пить не буду.

– Да? А почему?

– Я… анализы сдаю.

– Зачем? – Тетя Ира широко раскрыла глаза.

– Я… беременная.

Не знаю, почему я это сказала. Ну не говорить же, что у меня одна нога выросла короче другой. Или вторая длиннее первой – кто знает, как они должны были вырасти. А никакой другой диагноз мне в голову не пришел. Тем более беременным нельзя есть и пить всякую ерунду, это уж я точно знаю.

– Да ты что? – как-то не очень удивилась тетя Ира. – А родители знают?

Я промолчала, чтобы не говорить ни да, ни нет. На всякий случай неопределенно качнула головой.

– Да… А кто он?

Я пожала плечами.

– Что? Ну, красивый хотя бы?

– Ага.

– А глаза какие?

– Зеленые.

– Ух ты… А он знает?

– Нет.

– Ну вообще… А что, ты рожать будешь?

Я вздохнула.

Тетя Ира быстро достала сигареты из сумки.

– Ты куришь?

Я помотала головой.

– Я тоже бросила. Это я просто так, на нервной почве. Москва все-таки!.. Имей в виду – на самом деле это совсем не вредно. Не вреднее, чем делать два раза в год аборты. И жрать всухомятку дерьмо всякое. Как мы на работе. У нас клиенты без перерыва записываются, вообще нет времени на пожрать. И хозяйка стерва такая – следит, чтобы не отвлекались. Это же подружка моя, то есть раньше была, мы вместе еще со школы, а потом у нее такой мужик появился… – Тетя Ира скривилась и показала язык, я с ужасом увидела у нее на языке черный блестящий шарик, ненавижу шарики на языке, у нас некоторые себе так делают, я не могу на них смотреть. – Короче! Купил ей салон красоты, потом его продал и купил другой, а в том салоне такие допуслуги, что она резко разбогатела, и это, знаешь, стала такая прям жадная… Так вот, в туалет побежишь, на улицу надо выйти и снова войти в другую дверь, туда бежишь – бутерброд заглотишь, обратно – покуришь, вот и весь перерыв. Не, я, конечно, допуслуги – ни-ни… Я девушка честная… Я там по маникюру-педикюру… А сколько у тебя месяцев? Три уже есть? Один раз можно делать аборт. Ну или два. Просто часто нельзя делать. Да-а-а… Слу-у-шай… Я тебе расскажу сейчас, что со мной было, когда мне было тринадцать… Тебе сколько?

– Шестнадцать скоро будет… – прибавила я себе почти два года. Какая разница? Мама говорит, что после четырнадцати лет все уже взрослые. Правда, она это не мне говорит, а папе, когда он меня защищает, но я всё слышу, потому что мама не умеет говорить тихо. Иногда я сама себя спрашиваю – я люблю свою маму? А она? Она любит меня? И точного ответа не нахожу.

– О, шестнадцать? – обрадовалась тетя Ира. – Значит, тебе можно всё рассказывать. И рожать, кстати, можно! Есть страна, где очень хорошо относятся к тому, если женщина рожает без мужа. Этих детей потом забирают в армию, и из них получаются отличные солдаты, потому что им с пеленок говорят, что они солдаты. А, кстати, и пеленок у них нет. Они так лежат, без всего, орут голодные. Зато вырастают очень сильными. Слабые помирают, конечно… Но зато остальные – богатыри, и эти… которые по стенкам бегают вверх-вниз… Только, черт, я забыла, какая это страна. Я фильм такой видела. Вот, можно поехать туда родить. Или ты замуж за него хочешь?

Всё происходящее казалось мне такой нереальностью, что я просто кивнула. Что с ней спорить? Она всё время говорит такие странные вещи, они никак не вяжутся с тем, что я знаю о жизни.

– Я тебя всему научу. Я всегда мечтала, чтобы у меня была такая подружка. Всё, будем с тобой дружить. Идет?

Я кивнула. Интересно, что скажет мама, когда увидит тетю Иру. И услышит.

– Кстати, – тетя Ира вдруг нахмурилась, как будто поняла мои мысли, – твоя мама меня терпеть не может. Я написала, что приеду, а она сказала – у нас места нет. Я это в прошлом году написала. А в этом даже и писать не стала. Ну там… Сашке написала… а он даже не ответил ничего… А места-то у вас полно! Еще и подружка моя может приехать. – Тетя Ира засмеялась. – Шучу! Подружке ее мужик квартиру в Москве купил. Мммм… – Она мечтательно закатила глаза. Жилищный комплекс «Сердце столицы». Представляешь! С видом на реку!

– И на СИЗО… Это здесь, рядом. Мы иногда мимо ездим.

– Да ладно? СИЗО?.. – Тетя Ира стала смеяться.

И я увидела, что она точно младше моих папы и мамы. Лет на десять или хотя бы семь. Мама с папой так заливисто, как дети, никогда не смеются. И еще я увидела, что у нее есть вырванные зубы.

– Вот я ей скажу! А то «сердце столицы, сердце столицы…». Я тоже себе квартиру куплю, разбогатею и куплю. Я всё время присматриваю, мне реклама приходит. Я посчитала – за два года можно купить шикарные апартаменты на одного. Подкоплю, я умею себе отказывать, вообще могу одну гречу есть… Главное – работу найти и кредит взять! Там всё – и туалет, и кухня, и балкон, и метро рядом, станция какая-то, не помню… Лес там еще вокруг, птицы, грибы… Будешь ко мне приезжать! Ну что, в зоопарк?

Я неопределенно мотнула головой. Наверное, надо позвонить маме или папе. Но они будут меня ругать за то, что я пустила незнакомого мне человека в дом.

– Маме позвони, – неожиданно сказала тетя Ира. Увидев, как я вытаращила глаза, она засмеялась: – Что? Думала об этом? Я часто угадываю мысли. Я как раз такой салон хочу открыть. Только я по заказу не могу угадывать. Вдруг что-то слышу. А если хочу специально, то не получается.

– А как же вы будете в салоне угадывать? – все-таки спросила я.

– Тренироваться буду! Я же еще маникюр буду делать. Параллельно. – Тетя Ира покрутила пальцами, и я обратила внимание, что руки у нее довольно крепкие, рабочие, не изнеженные, пальцы толстоватые и некрасивые. – Вообще это всё очень сложно. Лучше бы, конечно, сразу кого-то нормального встретить и всё. Чтобы кредит не брать. Купил бы мне салон и квартиру, а я бы уж развернулась. И еще я хочу детей ему потом родить, можно троих. Ну, или одного хотя бы… А то мне уже… Как ты думаешь, сколько мне лет?

Я внимательно посмотрела на нее. Я совсем не понимаю возраст.

– Тридцать восемь, – на всякий случай сказала я побольше.

– Сколько?! – Тетя Ира захохотала и стала бить себя по щекам. – Вот это потому, что я ехала в автобусе почти сутки! То есть… я хотела сначала в плацкарте, но потом решила, что в автобусе-то комфортнее и как-то приличнее! Все европейцы так ездят. Села – вжик! – и в Москве. С братиком повидаюсь, я его, знаешь, сколько не видела! Уже вообще не узнаю.

– А он вас узнает? – осторожно спросила я, думая, напоминать ли тете Ире, что она недавно рассказывала, что жареная курица в поезде упала на свою гузку и что в плацкарте очень воняло, или не надо?

Тетя Ира подмигнула мне:

– Вот и посмотрим! А мне – двадцать девять! – Она посмотрела на меня. – Ну, то есть тридцать два. Да. Тридцать два и не копейкой больше. Всё. Надо высыпаться и отлично питаться. Сейчас пойдем купим яиц и будем есть белок. Чтобы всегда хорошо выглядеть, надо съедать по восемь яиц в день. И по два помидора. Я, может, еще буду свой блог вести – о том, как надо жить. Мне всё время хочется начать. Но я ждала, пока приеду в Москву. Потому что надо, чтобы мне верили. А кто мне поверит, если я из своего Щелкана всех учить буду? А здесь… Вот пойду на мост, там, где эти ваши башни… Как их…

– Москва-Сити?

– Да! И там первый раз запишу. Давай, звони матери… Или лучше не надо! А то вдруг она скажет, чтобы ты меня выгнала! – Тетя Ира засмеялась, но как-то не очень весело. – А меня и так уже выгнали. Там, дома. Мне поэтому возвращаться некуда.

– А кто вас выгнал?

– Кто-кто… – Она вздохнула. – Жильцы! Я же квартиру сдала, сама пошла жить к Лёхе, это мой… ну, в общем, бывший.

Тетя Ира только что упоминала какого-то Витьку… Может быть, у нее не один «бывший»?

– Лёха как раз мне говорил: «Сдавай квартиру, сдавай, деньги вперед за год бери…» А он драться стал, и я от него ушла, к себе вернулась. А жильцы сказали, что по закону еще четыре месяца будут жить, и привели участкового. И мне жить негде. А потом там – бац! – и Лёха оказался, потому что я сдуру-то его прописала… Ну в общем… Вот, короче, к вам приехала.

– На четыре месяца? – уточнила я.

– Да я в Москве вообще останусь! Ты что! Я ж двое суток ехала в автобусе!

Только что было «сутки», но я не стала ее поправлять.

– Ну, давай, бери деньги и пошли.

Я насторожилась.

– Что? У меня денег-то не осталось. Лёха все деньги забрал. Он хороший человек, понимаешь? Поэтому я ему поверила. Он хотел свой бизнес открывать. У других же получается! Вон его одноклассники – у кого-то магазин свой или трейлер… А Лёха сначала машины продавал, а потом хотел школу бокса открыть. Помещение взял в аренду. И там чтобы еще магазинчики были, и чтобы я там тоже работала – директором по этому… как его… маркетингу! Но потом как-то не пошло. Я даже не знаю, что там у него случилось. Люди какие-то попались мутные… обманули… В общем, все мои деньги пропали, мы же вместе хотели бизнес-то открывать…

Тетя Ира, приговаривая, ходила по комнате, рассматривая вещи, фотографии, висевшие на стене, иконы.

– Хорошо у вас, уютно. Танька божий человек, икон сколько… Да-а-а… А как вы тут все помещаетесь? Еще же есть Вова… Он не ушел никуда? С вами живет?

У тети Иры мысли скакали быстро-быстро и в разные стороны, я пока не могла к этому привыкнуть, так же, как и к ее особому выговору. Она говорила быстро-быстро, гораздо быстрее, чем мы, и некоторые слова произносила по-своему.

– Слушай, раз ты не очень хочешь в зоопарк… Давай я немного посплю, я ж не выспалась! – Тетя Ира решительно прошла в нашу с Вовой комнату и, быстро оглядевшись, выбрала мою кровать, может быть, потому, что на Вовином разложенном кресле валялись его джинсы, свитер и четыре разных носка, Вова с утра никак не мог найти пару к серому носку. – Я в машине-то отлично спала, но сто раз просыпалась. С человеком же надо разговаривать, а то он заснет за рулем! Бла-бла-бла кар, поэтому так это и называется. Это в пять раз дешевле! Я вообще за сто рублей сначала с одним договорилась, но он… – Тетя Ира хмыкнула и продолжать не стала. – Слишком хорошо о себе подумали и слишком плохо обо мне! Я за билет только деньгами плачу, вот так! – Сказала она не мне, а кому-то, кто слушал ее в окне. – Ясно? А то ишь… А доехала с нормальным человеком, он товары на своем старом «опеле» возит туда-обратно. Туда – овощи, оттуда – всякое там, тоже китайское и турецкое, что-то очень неприличное… Ой, ну плохо, что ты малявка, ничего тебе не расскажешь… Или можно?

Я вздохнула. На чем все-таки тетя Ира приехала в Москву? На всем сразу?

– Ладно! Меньше знаешь, крепче спишь. А то как насмотришься на ночь кровищи и порнухи, сна никакого. Перед глазами то чужие задницы, то головы и руки оторванные… Не смотри на ночь! Ой, а меня как-то, знаешь, в сон клонит… – Она двумя сильными движениями взбила мою подушку, так что звякнули браслетики на ее обоих запястьях, и прилегла. – Разбуди меня через час, хорошо? А то я могу проспать до вечера. А у меня еще дела есть!

Все-таки, наверное, это настоящая тетя Ира, а не воровка, раз она легла у нас спать. Недавно я смотрела фильм вместе с Вовой, где биоробот, очень красивая девушка с прозрачными руками и животом, ловко и умно обманула человека. Но тетя Ира точно не биоробот. Хотя откуда я это знаю?

Когда тетя Ира закрыла глаза, я незаметно взяла с полки коробочку, в которой лежали мои сережки и триста рублей. Сережки крохотные, но золотые, мне их подарила Нора Иванян на день рожденья, хотя я и не приглашала ее праздновать. Мне редко празднуют день рожденья, потому что он в самом начале сентября, третьего числа, когда все пытаются отойти от лета и привыкнуть к урокам, покупают обложки для тетрадей и контурных карт. У меня уши не проколоты, но всё равно было очень приятно. Нора Иванян потом один раз спросила меня, буду ли я прокалывать уши, я сказала, что когда-нибудь буду. И теперь она просто грустно смотрит на мои уши, когда разговаривает со мной.

– Да ты не бойся! – пробормотала тетя Ира с закрытыми глазами. – Я ничего не возьму! Ты что! Я лучше с голода умру, чем чужое возьму! Мне уже одного срока хватило!

Я замерла. Тетя Ира открыла глаза.

– Что? Испугалась? Да я подралась с одной там… с соседкой, короче. Мне не настоящий срок впаяли. Так! Ерунда! По сто шестнадцатой, два месяца работ… Я поработала неделю, а потом договорилась, бутылку хорошую купила, да и всё. Я сама такой коньяк никогда не пробовала! Я иногда в месяц столько зарабатываю, сколько он стоит. Так что не боись. Иришка Конькова в лоб дать может, а чужое – ни-ни!

Я постаралась кивнуть как можно спокойнее и задом вышла из комнаты, прихватив под мышку Вовин ноутбук. Почему она Конькова, если папа – Кулебин, так же, как я? Была замужем? Лёха – это ее муж? Вообще странно, что я так мало знаю про свою собственную тетю.

Будить через час я тетю Иру не стала, потому что сидела-сидела в Интернете, читала и смотрела всё подряд и тоже незаметно уснула. А когда проснулась, услышала, как кто-то весело напевает на кухне и гремит посудой. И одновременно раздался звук открываемой двери. Я очень понадеялась, что это Вова, как обычно, сбежал с последней пары и пораньше пришел домой. Но из прихожей выглянула мама:

– Что тут происходит? Ты уже дома? У тебя не семь уроков сегодня?

Мама как будто не видела и не слышала, что я сижу на диване, а на кухне гремит и поет еще кто-то.

– Ты заболела? – Мама осеклась и медленно посмотрела в сторону кухни. – Я не поняла…

– Здрасьти! – В дверях кухни появилась тетя Ира.

Она переоделась, повязала мамин фартук и высоко убрала волосы, так что на макушке образовался разноцветный пук, со светлыми, рыжими и голубыми прядками. Как-то я не обратила внимания, что у нее еще и волосы голубые, частично… Мне кажется, когда она приехала, этого не было. Тетя Ира вытирала муку с рук большим черным махровым полотенцем, с которым папа иногда ходит в бассейн. – Тань, это я! – весело объявила тетя Ира.

– Добрый день, Ирина, – крайне недоброжелательно проговорила моя мама и посмотрела в мою сторону. – Это что? – спросила она меня, как будто тетю Иру привела в гости лично я.

Тетя Ира отложила полотенце, шумно вздохнула и неожиданно засмеялась:

– Я так и думала! Вот ехала и думала – а Танька-то меня выпрет!

Мама поморщилась.

– Ты зачем приехала?

– Да пожалуйста! – Тетя Ира сняла фартук и прошла в нашу с Вовой комнату, куда она успела перенести сумку и чемоданчик. – Я, кстати, тебе подарок привезла. – Она пошуршала пакетами и вынесла большую кедровую шишку, завернутую в пластик и завязанную ленточкой. – Сила Сибири!

– Где ты, а где Сибирь, Ир! – устало сказала мама и села на бортик дивана. – Ну, а ты, моя прелесть, почему с уроков ушла?

Я инстинктивно вытянулась в струну. Когда мама называет меня «моя прелесть», в следующую минуту она может и страшно закричать, так, что у нее потом будет дергаться висок и стучать сердце, или даже кинуть чем-то. Так было в прошлом году, когда я получила сразу две двойки.

Двойки новая англичанка поставила почти всем, потому что она не ожидала, что мы не только говорить, но и читать по-английски толком не умеем, некоторые путают английские и русские буквы и читают «a pen» как нашу «репу», но без буквы «а». Мне поставила две, потому что я попыталась ответить на какой-то ее вопрос и ответила что-то совсем не то, лучше было молчать.

Но мама тогда разбираться не стала, спросила: «Что ж ты, моя прелесть, думаешь, у меня в доме будут двоечницы суп бесплатный есть?» – и стала кричать, а потом лежала полдня бледная, и папа укладывал ей на лоб мокрое холодное полотенце и курил на балконе, время от времени предлагая вызвать «скорую» и осуждающе глядя на меня.

– Да что ты ее ругаешь! – попыталась встрять тетя Ира. – Я, знаешь, когда в девятом классе училась…

– Ты в девятом классе не училась, ты с парнями… – Мама осеклась и посмотрела на меня. – Так что? Что случилось?

Я опустила голову. С какого момента начинать рассказывать? Соврать что-то? Например, что меня стало тошнить, и я ушла домой.

– Девочка в таком сейчас положении, Тань! Как ты можешь!

– Тебя не спрашивали! – отрезала мама. – Ты вообще собирайся и мотай туда, откуда приехала.

– Вот и нетушки! – весело сказала тетя Ира, вытащила стул из кухни, села на него верхом. – Некуда мне мотать! У меня тут брат родной живет, я к нему приехала. Танюха, ну ты чё, совсем уже… Ты ж христианка, должна людям помогать!

– Ага, – прищурилась мама, – я христианка, а ты кто?

– Я? – широко улыбнулась тетя Ира, и я увидела, что у нее очень много зубов, так много, что казалось, некоторые зубы даже лишние, а некоторых рядом не хватает. Если сдвинуть – получится в самый раз. – Я просто человек. И тоже иногда Богу молюсь.

– Какому?

– А какому придется! – легко ответила тетя Ира. – Бог-то один! Много богов не может быть! Так что как его ни назови, он тебя услышит, если захочет, конечно.

– Заткнись и больше в моем доме такие разговоры не начинай! – резко сказала мама и так как-то махнула рукой, что мне показалось – она хочет ударить тетю Иру.

Тетя Ира маму не испугалась, стала шутливо отмахиваться от нее обеими руками, быстро-быстро перебирая ладонями, как маленький ребенок, и приговаривать: «Ой-ёй-ёй, боюсь-боюсь-боюсь!..» – и смеяться.

Мама сжала губы, перевела взгляд на меня.

– Я задала вопрос: почему ты не в школе?

– Я…

Пока я думала, что сказать, тетя Ира вскочила со стула, подошла ко мне, обняла меня за плечи, погладила по голове и сказала:

– Тань, ты ведь сама женщина. Разве ты забыла, как это бывает? Девочке нужен отдых, особый уход.

Мама внимательно присмотрелась ко мне.

– Уже нажаловалась? Считаешь, что тебе теперь особый подход нужен?

– А ты сама как думаешь? – ответила за меня тетя Ира. – Тань! Ну ты сколько раз была беременная?

– При чем тут это? Это при чем? Что ты несешь? Ее нога и чья-то беременность – какая связь?

Я видела, что мама начала заводиться. Лучше бы кто-то ее остановил сейчас, я не умею, иногда получается у папы. Потому что если она заведется, потом очень долго останавливается. Она сама это называется «сорвалась с катушек», «потеряла тормоза». В детстве я про тормоза еще понимала, а про катушки – нет. И представляла себе какие-то огромные катушки ниток, вращающиеся с бешеной скоростью, с которых вдруг сорвалась мама и полетела в нашу сторону с широко открытыми глазами и ртом, запутавшись в этих нитках.

Тетя Ира покачала головой.

– Жестокая ты. Я вот сразу прониклась. В таком возрасте это нелегко.

– Это в любом возрасте нелегко! Но ей надо как-то жить с этим! И, кстати, это лечится.

– Ты что! – Тетя Ира изо всех сил замахала на маму руками и даже закрыла меня от нее. – Не вздумай! Не имеешь никакого права! Жизнь человеку портить! Я вот делала аборты – и что теперь? Теперь – что? – Тетя Ира посмотрела куда-то наверх, где, возможно, могли дать ей ответ.

Мама, только что налившая себе воды в стакан и начавшая пить, застыла, с трудом проглотила воду.

– Какие аборты, Ира? Язык как помело! О чем ты?

– А ты о чем? Пусть рожает! Лучше в пятнадцать лет родить, чем вообще никогда!

Мама медленно перевела на меня глаза. Ее лицо стало краснеть от шеи, неровными багровыми пятнами.

– Кристина!..

Поскольку мама больше ничего пока не говорила, я потихоньку стала двигаться назад. Мама ведь просто так не успокоится. Она захочет всё выяснить, она подключит папу, она будет ругать за всё – за то, что я наврала тете Ире, за то, что я убежала из школы, за то, что я наврала именно так, ну и заодно за всё остальное.

Я очень удачно оступилась, задела старый бабушкин торшер, он упал на стол, со стола упала недопитая чашка, которую Вова утром на бегу там оставил, разлилась на папину книгу, которую тот оставил раскрытой на полу, и на мамину ночную рубашку, которую мама утром не донесла до шкафа.

Тетя Ира всплеснула руками и бросилась поднимать меня, поскольку я тоже упала, не удержавшись на одной ноге, второй я пыталась не попасть в лужу чая с молоком. Вова всегда пьет очень сладкий чай с молоком, считая, что от этого у него будет плохой анализ крови и его не возьмут в армию. В отличие от папы Вова не считает, что должен помаяться в казарме и стать там «мужиком».

– Уйди! – Мама отпихнула тетю Иру и наклонилась ко мне.

Ее покрасневшее лицо с огромными от ужаса глазами надвигалось на меня с угрожающей скоростью. Мама открыла рот, чтобы закричать – я была совершенно уверена в этом и поэтому закрыла глаза.

– Кристина!!! – Мама приподняла меня за плечи и так встряхнула, что сама потеряла равновесие, отпустила меня, и я треснулась затылком об пол.

Тетя Ира громко ойкнула, услышав страшный звук, и завыла на одной тоненькой ноте. Мне было больно, но не очень. Я поняла, что проломила головой тонкую деревяшку, закрывающую наш «тайник». После того как мама потеряла деньги в сапогах, завалявшихся в кладовке (она все-таки, тайком от папы, спрятала там что-то из своих запасов), папа сделал ей специальный тайник, вскрыв пол, проковыряв там дырку и положив обратно паркетину. Это был промежуточный тайник, еще до синих треников на балконе. Мама тайник забраковала, потому что Вова постоянно о него спотыкался, а паркетина вылетала, и папе пришлось приклеить ее намертво. Но дырка внутри осталась.

– Больно? Тебе больно? – Тетя Ира тоже склонилась надо мной.

– Мам, всё хорошо, – сказала я, глядя, как у мамы дергается веко над одним глазом.

– Хорошо? Что у тебя хорошо? Что только что сказала Ира? Что с тобой? Это же чушь? Да?! Говори!.. Чушь ведь?

Почему-то мне очень захотелось сказать маме, что это не чушь. Не знаю почему. Мне хотелось, чтобы мама еще громче закричала, пришла в ужас. Но это длилось секунду и прошло. И я сказала:

– Да.

– Ой! – засмеялась тетя Ира. – А я поверила! Думаю, ну дают москвичи…

– Это ты ей сказала? Кристина!!! Говори!

Я кивнула.

– Зачем?!! Зачем ты напраслину на себя возвела?!! Да еще такое!!!

Я пожала плечами.

– Кристина! Ты что, говорить разучилась?

– Мам… Я просто так сказала.

– Зачем?!

– Низачем. Просто.

Мама шумно перевела дух. Села рядом со мной. Погладила по голове, приговаривая:

– Ну вот, всё, ладно, раскричались все, ерунда какая-то… хрень… Ирка, вечно от тебя проблемы… Сама с проблемами и на всех всё вешаешь… – А потом решительно встала, потянула меня за плечо. – Давай, вставай, пошли.

– Куда?

По маминому внезапно переменившемуся тону я поняла, что ничего хорошего мне не светит.

– Туда! Где проверяют, правду ли дети говорят своим матерям.

– На детектор лжи? – уточнила я. Я хотела пошутить, но маме было не до шуток.

– К гинекологу!

Тетя Ира, наблюдавшая всё со стороны, всплеснула руками:

– Тебе не стыдно? Тебе же сказали – ничего нет. Кристинка, я так рада! А то думала – ну что ты, как я, аборты, что ли, начнешь делать с малых лет!

– Заткнись! – бросила ей мама.

Как бы мне хотелось спросить маму, почему она так не любит тетю Иру, но я не стала. Мама всё равно не скажет, только еще больше слетит со своих неуправляемых, быстро вращающихся в разные стороны катушек.

– Мам, я правду говорю…

– Правду говорят один раз! А если у тебя всё время какая-то полуправда, то тебе уже никто не верит!

Я могла бы сказать маме, что она мне не верит никогда, с самого раннего детства перепроверяя всё, что я говорю. Почему – не знаю. Может быть, я соврала что-то, когда была очень маленькая, и не помню этого. А мама перестала мне с тех пор верить.

На мое счастье, позвонил папа, и по маминым встревоженным вопросам я поняла, что у папы что-то не в порядке со здоровьем.

– Ты уверен? Тошнит? Это вирус… Точно вирус… А еще что у тебя? Да, черт возьми… Ужас… Так. Это инфекция. Надо Вову спросить, как он себя чувствует. Да я-то нормально! Кристинка тоже вроде… Кристин, тебя не тошнит?

Тетя Ира фыркнула, мама даже ухом не повела.

– Нет, всё хорошо, – поспешила ответить я.

– Так, я в аптеку… Нет, я сейчас тебе напишу, что купить, у тебя же аптека там рядом. Ты за рулем или сидишь ждешь товар? Неважно! Отпрашивайся! Как? Скажи, тебе плохо, и ты в аварию попадешь! Скажи, что температура! Давай-давай, дуй домой, хотя бы полежишь… Меня тоже уже как-то тошнит от всего этого… – Мама глянула на меня. – Тут твои подзащитные такой спектакль устроили!..

Я закрыла глаза. Иногда мне хочется стать маленькой-маленькой, чтобы меня никто не видел, а я видела всех. Чтобы никто не мог посмотреть на меня с усмешкой, никто не мог задать вопрос, от которого мне становится не по себе, никто не смог ругать меня за то, что я не делала. Когда-то у меня была другая жизнь, когда я приходила в театр и там становилась смелой, красивой, ловкой. Не знаю, почему это происходило. Может быть, я всё это придумала и этого не было никогда? Потому что это закончилось, и я сама не верю, что когда-то всё было по-другому.

– Тань, давай я в магазин схожу. – Тетя Ира скинула тапки, и я увидела, как необыкновенно у нее накрашены ногти на ногах – красным с золотыми узорами и еще приклеены стразы. И колечко на одном пальце.

– Зачем, за водкой? – Мама усмехнулась.

– Не, я водку не люблю, – искренне ответила тетя Ира, как будто совсем не замечая маминого отношения. – А ты любишь?

Мама только скривилась.

– Я сладкое вино люблю! – продолжила тетя Ира, грызя подсохший кусочек сыра, который она нашла в холодильнике, пока мама ужасалась и трясла меня за плечи. – Купим что-нибудь, отметим мой приезд.