Читать книгу Портрет Post Mortem - Наталия Владимировна Уайльд, Наталия Уайльд - Страница 2

12 марта 1898 года.

Молодой человек сидел за столом, склонившись над какими-то важными бумагами. Цифры, счета, графики – все для подготовки квартального отчета. Доран ненавидел свою работу, и старался как можно меньше времени уделять ей, большей частью предпочитая заниматься своим хобби. Из-за этого то и дело образовывались страшные бумажные завалы, которые он разгребал порой сутки напролет, иногда приглашая домой мать, чтоб та готовила ему еду, и приносила прямо в кабинет.

Доран отвлекся от работы и посмотрел в окно – старый двор был усыпан снегом. На улице было сыро и неприветливо. Завтра нужно будет идти на службу, и, скорее всего по такой же мерзкой погоде.

Он помрачнел пуще прежнего, встал и начал ходить по небольшой комнате, уставленной книжными шкафами. Старый паркет поскрипывал то и дело под каждым его нетяжелым шагом.

Доран был джентльменом среднего роста, около 170 см, светловолосый, с красивым точеным лицом, белоснежной кожей, которая досталась ему по наследству от славной ирландской фамилии. Он всю жизнь ненавидел свой нос с горбинкой и, как ему казалось слишком большие серые глаза. Доран был очень худой, опять же, как ему казалось, даже излишне.

Он был все еще одет в пижаму и домашний халат, хотя на часах было уже 10 утра. Коротко стриженые волосы торчали в разные стороны, а очки съехали с носа и готовы были вот-вот упасть, но этого не происходило. Помимо книжных шкафов, комната, а точнее будет сказать, рабочий кабинет Дорана, был уставлен «башнями» из газет и бумаг, и картинными полотнами, прикрытыми белой тканью. Внезапно в дверь к нему постучали и прервали его «хождение по мукам»:

– Кто там?

– Это я, Эрнест.

Доран недовольно поморщился, но все же подошел, открыл замок массивной дубовой двери и впустил стучавшего. Эрнест был представительным молодым человеком, и, в отличие от брата, подававшим надежды на светлое будущее. Чем-то похож на него внешне, но выше ростом, с темно-каштановыми волосами, одет слегка неряшливо. Имел пагубную, как казалось Дорану привычку, забывать чистить обувь. Вообще говоря, Доран ненавидел человеческие недостатки всей душой, но деликатно умалчивал об этом. Вот и сейчас он просто выразительно посмотрел на пыльные ботинки брата и сказал:

– Не ожидал увидеть тебя так рано. Насколько мне известно, в такое время ты вставать не имеешь обыкновения.

– Ошибаешься, – сказал Эрнест, снимая пальто и вешая его на спинку стула, заваленного бумажными папками, – эту пагубную привычку я отсек от своего бренного существования, еще будучи в Оксфорде. – Он присел на диван и внимательно посмотрел на закурившего трубку брата. – А ты все так же творишь эти бессмысленные вещи?

– Искусство не может быть бессмысленным.

– Ну, бесполезные вещи.

– Искусство не может быть бесполезным.

– Ну хорошо, кому нужны твои картины?

– Вот увидишь, настанет миг, и они прославят меня на весь мир!

– Хорошо. – Эрнест одобрительно улыбнулся. – Я обязательно приду на презентацию твоей коллекции, которую ты даже родному брату не соизволил показать.

– Настоящее искусство не нуждается в предварительной огласке. Ты обещал молчать.

– Ты так серьезен, Доран, что ты меня пугаешь своей серьезностью, откровенно говоря.

– Перестань, – он добродушно улыбнулся, – все творческие люди эмоциональны! Тем более, кто как не ты знает, насколько я добродушен!

Они поговорили еще немного, но Эрнеста ждали дела, потому он быстро попрощался с братом, оделся и вышел в прихожую.

– Доран!… Я чуть не покалечился, нельзя же так разбрасывать обувь!… Женскую… Ты не сказал, что не один!

– Ну, должны же у меня быть хоть какие-то тайны. – Сказал Доран, стоя в дверном проеме прихожей. Он широко и коротко улыбнулся брату.

– Ну, конечно же, должны. Надеюсь, в скором времени ты нас познакомишь. – Он подмигнул Дорану.

– Всенепременнейше, мой дорогой братец! – Сказал он, открывая Эрнесту дверь в парадное. Затем они с братом обменялись дружескими рукопожатиями, Доран закрыл на три замка и засов входную дверь. Потом его взгляд упал на милые черные ботиночки на каблуке с пряжками. Он наклонился, поднял их, затем отнес к себе в комнату и бросил на дно большого старинного резного сундука. После чего прошел к своему письменному столу и снова принялся за скучную, рутинную, далекую от высокого искусства работу в мире цифр и подсчетов.