Читать книгу Бронзовый воробей. Или приключения красавца-корнета - Наталья Александровна Доброхотова-Майкова, Наталья Александровна Аникина - Страница 6

И все-таки корнет не упал в обморок. Но через несколько минут его стойкость и рассудок подверглись новому испытанию. Выбравшись снова наверх, туда, где сохранился еще кусок чердака со стропилами, он заметил полуразрушенный балкон, украшенный самыми чудесными цветами. На балконе седобородый карлик в ярком тюрбане кормил желто—зеленого попугая. Оба они смотрели на корнета.

Это был предел. Удивляться было бессмысленно.

– Послушайте, любезный, – крикнул корнет, пользуясь почему-то языком врага, – что вы тут делаете? И как вы сюда попали?

– А? – спросил карлик, приставляя ладонь к уху.

– Как вы сюда попали? – крикнул корнет громче.

Карлик потряс головой.

– Как вы сюда попали! – заорал корнет на родном языке.

Карлик прижал ладони к ушам, а потом развел руки в стороны. Корнет видел, что перебраться на тот балкон сам он никак не может: балкон принадлежал не тому зданию, на которое он взобрался, а соседней постройке. Однако как-то же карлик попал туда, раз он только что подглядывал сверху? Корнет стал спускаться, ища какой-нибудь галереи, ведущей в соседнее здание, но так и не нашел. Ему пришлось совсем спуститься и пройти понизу. Он запыхался, измазался и исцарапался. Другое здание, кажется, лучше сохранилось. Правда, у балкона, когда он его нашел, совсем не оказалось пола, но это был тот самый балкон. Ни карлика, ни попугая там не было, но попугай, собственно, был и не нужен – а карлик стоял на подоконнике второго этажа того здания, из которого корнет только что перебрался сюда.

– Погодите, сударь! Не уходите! – крикнул корнет. – Я сейчас к вам спущусь! То-есть поднимусь!

Он побежал вниз, забыв, что в таком месте выражение «сломя голову» в два счета может стать буквальным. Он обошел, насколько мог, все здание снизу доверху, но карлика нигде не нашел. Если тот хотел спрятаться, это было легче легкого. Наконец, выпрыгнув из какого-то окна, корнет очутился еще в одном внутреннем дворике, которого раньше не видел. Очутился измученный, разъяренный, вспотевший, со спазмами в пустом желудке. Над ним что-то зашуршало, и посыпались обломки. Он вскинул голову: над полуразрушенным карнизом в цветущей зелени виднелось умненькое сморщенное личико с длинной седой бородой.

«Я с ума сошел», подумал корнет. «Накой мне сдался этот недомерок? Он, наверно, сумасшедший. Что я тут вообще делаю? Мне давно пора пробираться к своим. Тут наверняка разбойничий притон. У их главаря экстравагантный вкус, он держит зверинец. Попугаев, ручных оленей и карликов. Нескольких, наверно. Я не знал, что сейчас такое бывает. Это больше похоже на тридцатилетнюю войну: тогда любой бандит, если ему позволяли средства, мог собрать армию наемников и стать полководцем, а потом и герцогом. Как тот же Бобер. А герцог в изгнании мог стать разбойником. Что ему еще оставалось? А мне нет дела до разбойников, тем более до чужих. Конечно, бояться мне их нечего, но и дожидаться незачем. Пойду оседлаю рыжего».

Это оказалось не так просто. Из того дворика, где он оказался, выход был только наружу, прочь из развалин. Или нужно было снова карабкаться на третий этаж. Корнет вышел в лес и пошел вокруг здания, разыскивая арку, в которую въехал вчера. Здание казалось огромным, но теперь он в нем немного разобрался. Оно, видимо состояло из центральной части и двух крыльев. Странно все же, что он ни разу не обнаружил никаких следов людей, хоть тех же разбойников: ни утоптанной тропы, ни кострища, ни помещения, хоть как-то приспособленного под жилье. Впрочем, это его совершенно не касалось. Канальство! Сколько времени он потерял, гоняясь за этими карликами! Было уже далеко за полдень. Живот подводило, голова кружилась от голода. Пить хотелось страшно. Ладно, вода-то там внутри есть. Но вода обнаружилась и снаружи. Из-под стены здания вытекал ручеек, разливаясь в небольшое озерце посреди рощи, выросшей у развалин. Надо было его как-то перейти. Но сначала корнет напился из горсти, преклонив колено у края воды. И ему ужасно захотелось искупаться. Ну просто до невозможности. И он не устоял. Не отрывая глаз от воды, он быстро сбросил мундир. Тут ему показалось, что в воде у того берега что-то белеет. Он поднял глаза и увидел на берегу девушку в белом платье.

Девушка в белом

Она застыла, как статуя, под его взглядом она начала медленно заливаться пунцовым румянцем. Корнет окаменел тоже. Девушка была совсем юная и очень хорошенькая. Она была босиком; одна ее крошечная беленькая ножка была в воде. Прелестные белые башмачки стояли на траве, тут же лежали прозрачные розовые чулочки. Рядом стояла еще изящная корзиночка. Девушка очнулась, подхватила свое имущество и отскочила от воды. Корнет хотел перебежать к ней прямо через озеро, но понял, что так напугает ее до смерти.

– Сударыня, не бойтесь, – торопливо произнес он, стараясь не кричать, – я дворянин, и я…

Девушка взвизгнула и бросилась бежать. Он понял, что обратился к ней на своем языке. Куда она побежала? В развалины? Надо немедленно найти ее и увести отсюда – вдруг вернутся разбойники? Как она сама-то сюда попала? Заблудилась, конечно. Значит, совсем недалеко отсюда деревня или усадьба. Как объяснить ей, что он, хотя и враг, но ей совсем не враг? Придется проводить ее домой. Может быть, ее родители оценят благородный поступок, накормят и укажут дорогу… Впрочем, это неважно. Надо найти и спасти девушку.

Он надел мундир, перепрыгнул через ручей и пошел вдоль стены. Как будто впереди за кустами мелькало белое платьице. Ему даже показалось, что он заметил, как оно скрылось в проломе стены. Он свернул туда же и оказался в прекрасно сохранившейся галерее с колонами. Раньше он ее не видел; а ведь, казалось, облазил все здание. Галерея плавно изгибалась вправо, и другой конец ее исчезал за поворотом. Там девушка или нет? Он пошел, а не побежал, чтобы девушка не испугалась, и неожиданно вышел в тот самый дворик, в котором провел ночь. Девушка стояла посреди двора, солдат все так же спал, сидя у колонны. Коня не было.

– Сударыня, вы главное не бойтесь, – сказал он на языке врагов.

– Я нисколько не боюсь, что вы, – заговорила девушка со странной горячностью. – Я просто… вы так неожиданно… – она снова покраснела. Голос у нее дрожал, но большие голубые глаза сверкали отчаянной решимостью.

– Вы заблудились, должно быть, – сказал корнет, торопясь поддержать разговор. – Вы, наверно, живете недалеко. Я провожу вас, если позволите. Хотя я, как вы видите…

– Я… да… нет, – сказала девушка. Теперь она казалась растерянной. – Я, правда, недалеко… вы не думайте…

– Сударыня, – сказал корнет, – поверьте, я не стал бы, злоупотребляя случайностью, навязывать свое общество даме… Но здесь может быть небезопасно… Я не хочу вас пугать…

– Нет—нет, я не боюсь, – быстро сказала девушка.

– Я, например, – продолжал корнет, – или вот этот солдат, он славный малый, но его товарищи…

В этот момент солдат громко зевнул, поднял голову и открыл глаза. Его розовое от сна, простое и красивое лицо дышало детской безмятежностью.

– Сестренка, – сказал он, – выпить не найдется?

Девушка тревожно обернулась к корнету.

– Ничего, это так, – сказал корнет. – Он спрашивает, нет ли у вас вина. У меня он вчера просил поесть, а у меня никакой еды не было, только вот фляжка с вином. Странно, что он больше не хочет есть. Он не ел, наверно, больше суток… и я тоже.

– Я, наверно… вина у меня нет, – сказала девушка. Она как будто колебалась. – Я могу… вот, если хотите…

Она сняла платочек, прикрывавший корзинку, и корнет увидел… у него даже в глазах потемнело. Он увидел круглый, золотистый, с глянцевой корочкой пирог.

– Нет, что… – начал корнет и даже не смог договорить «вы»: ему пришлось проглотить слюну.

– Вот славно! – воскликнул солдат. – Давай-ка сюда!

Он отложил мушкет и подвинулся, освобождая место на ступеньке. Девушка робко оглянулась, как бы спрашивая корнета, что ей делать? Потом приблизилась к солдату, расстелила рядом с ним платочек, и выложила из корзинки пирог, маленький синий горшочек с маслом и три толстеньких, корявых деревенских колбаски. Солдат, глядя на это все, тряс в восхищенье головой и прицокивал языком.

– Иди сюда, друг, – махнул он корнету, а когда девушка собралась встать и отойти: – Куда? Садись, садись, хозяйка! Нам без тебя невкусно будет!

Неизвестно, понимала ли девушка его диалект, но его она понимала. Она осторожно присела на край ступеньки и подняла на корнета чудные голубые глаза.

– Сударь, вы тоже… прошу вас.

Корнет присоединился к ним. Солдат вынул широкий складной нож, отхватил этак с треть пирога, зацепил ножом мягкого желтого масла из горшочка, намазал на пирог и сразу откусил половину. Нож он положил на салфетку.

– Я вам отрежу кусочек? – спросил корнет.

– Чуть-чуть, – шепнула она. – Я недавно завтракала.

Корнет отрезал небольшой кусочек пирога с мясом.

– Нет-нет, – сказала она, когда он потянулся за маслом. Свой кусок он тоже мазать не стал. Он откусил от него, чувствуя, что сочнее, душистее, мягче он никогда ничего не откусывал, и… других воспоминаний у него не осталось. Он проглотил пирог, не успев насладиться им как следует. Солдат между тем отломил половину колбаски, с хрустом откусил от нее белыми зубами и отрезал половину оставшегося пирога. Корнет из деликатности не решился взять все, что осталось, хотя их милая сотрапезница, чуть прикасаясь к своему кусочку алыми губками, явно собиралась растянуть его на весь ужин. Корнет отрезал кусок – меньше, чем ему хотелось бы, – и, чтобы продлить удовольствие, медленно намазал его маслом. Все же кусок исчез слишком быстро. Правда, еще оставались колбаски.

трапеза

– Тебя как звать-то? – спросил солдат, отправляя в рот еще кусок пирога.

– Вероника, – ответила девушка, снова вспыхнув. Она легко краснела, и эта застенчивость в сочетании со смелостью была очаровательна.

– Самогон (или что-то вроде того), – невнятно произнес солдат с набитым ртом, стукнув себя в грудь рукояткой ножа.

Корнет потянулся за своей фляжкой, отвинтил крышечку и налил в нее, как в стаканчик, немного золотистого вина.

– Не откажитесь, мадмуазель, – сказал он. – Нет-нет, умоляю вас, не отказывайтесь: это очень легкое вино, самое дамское, это же Бутон, вы наверняка пробовали… Нам очень стыдно, что мы не можем предложить вам чаю в благодарность за ваше щедрое угощение. Здесь есть только вода – вон в той луже. Мы с конем ее уже пили.

Девушка рассмеялась, осторожно приняла у него крышечку и отпила глоточек. Кто она была? Дочь помещика или священника? Скорее всего, деревенская жительница: румянец, свежесть… С другой стороны, отсутствие жеманства, хорошие манеры – это светское воспитание. Корнет собрался познакомиться поближе, пользуясь тем, что ему удалось ее рассмешить, но тут заговорил солдат.

– У нас в полку был случай, – начал он, отпив из фляжки и протягивая ее корнету. – Стояли мы…

Корнету пришлось переводить. Он сначала даже обрадовался, что девушка понимает не все. Но рассказ солдата был безупречен – жив, занимателен и благопристоен. Скоро они уже смеялись все трое.

Солдат и корнет по очереди прихлебывали из фляжки, резали пирог и колбасу. Даже мадмуазель Вероника согласилась выпить еще глоточек и съесть кусочек своего пирожка. Корнет старался не обращать внимания на исторических деятелей, то и дело возникавших в рассказе, который он переводил; на неиссякающее вино во фляжке. Теперь его удивляло другое: на салфетке между ними все еще оставалось полпирога, почти полный горшочек масла и несколько кусков колбасы. Он почувствовал, что есть больше не хочет. Как раз в это время солдат, не прерывая повествования, вытер нож о штаны, а съестное аккуратно сложил в корзинку, накрыл салфеткой и поставил рядом с хозяйкой.

– Спасибо, барышня, – сказал он, – накормили; а это держите; пригодится. Так вот, лейтенант…

Фляжку он, однако, отнюдь не закрыл. Корнет уже давно перестал пить. Доброй и храброй барышне нужен был, конечно, трезвый защитник; особенно на ночь глядя – ночь-то, она была вот она. Корнет беспокоился все сильней. Мало того, что за веселым застольем он забыл о воинском долге; он забыл даже, что обязан заботиться о девушке. Она, кажется, неплохо провела время; но что будет, если ее родители узнают, что она проводила время в развалинах с двумя военными, да еще из двух враждующих армий! Конечно, в своей невинности она не видела в этом ничего предосудительного; но так не могло продолжаться. «Буду ей спаситель», – мыслил он. Солдат тем временем совсем переключился на фляжку и беседовал уже только с ней.

– Мадмуазель, – сказал корнет, – я хотел бы проводить вас, пока не поздно. Скоро стемнеет, и мы не сможем найти дорогу. Я отвезу вас, куда вы скажете, и даже не приближусь к вашему дому. Мой конь… он где-то здесь, я сейчас…

И вдруг, уже вскакивая, чтобы бежать искать рыжего, он встретил такой серьезный, такой тревожный взгляд, что сам вспыхнул не хуже Вероники. Что если он со своей навязчивостью он… Просто-напросто помешал свиданию? Да еще съел пирог, предназначенный возлюбленному! Как она его наверно, проклинает!

– Ма… мадмуазель, – пробормотал он запинаясь. – Я, может быть… вы только скажите…

Девушка встала, расправила беленькие складочки.

– Я наверно… – произнесла она, тоже запинаясь, – мне правда лучше… я не заблудилась, я знаю, куда…

Она как будто снова растерялась.

– Я вам помешал? – тихо сказал корнет. – Вы хотели кого-то увидеть, а я… а мы…

– Я не знаю, – ответила она еще тише. – Я пришла, чтобы… я думала… Может, вы мне скажете?

– Что? – спросил он почти шепотом. Они незаметно отходили все дальше от уголка, где пировали. Он сам не заметил, как протянул ей руку. Она оперлась на нее. Надо было что-то срочно делать. Не могла же эта девушка оставаться на ночь в развалинах, куда того и гляди вернутся эти, Хайло и Сухой, да еще, наверно, не одни. Где конь, чтоб его? Сквозь арки корнет видел два соседних двора, но коня не было и там. О, поистине это животное – сущее наказание! Но прежде всего надо было объясниться с девушкой.