Читать книгу Суховеи - Наталья Анатольевна Бокшай - Страница 2

Качу на велике вдоль берега заросшей камышами реки. Солнце едва-едва коснулось зеленеющих очертаний меловых гор. Тепло. Мошки то и дело врезаются в лицо. Но, тем не менее, улыбка никак не хочет сползать с лица. Так и еду, ненормально и самодовольно улыбаюсь, пьянея от густоты тягучих запахов весны.

Для меня весна – как глоток свежего воздуха, мое самое благодатное время. Особенно этот момент, как сегодня.

Вербы, подобно кудрявым шапкам горных аксакалов, разбросаны по всему берегу. Листочки на них еще не больше ноготка. Но это вот тот самый, едва уловимый момент, когда душа начинает петь.

Терновник в белоснежном цвету опьяняет и дарит такое наслаждение, какое не дает ни одно вино. А позади него – черемуха и дикая яблоня только-только начали распускаться. И запахи смешиваются, пляшут по всему пригорку, перетекают к реки, напитывая речной воздух непередаваемым ароматом, который хочется закупорить в бутылку и испить ненастной осенью, чтобы вновь опьянеть и глупо улыбаться от распирающего счастья, от того, что это все есть вот именно сейчас, в этот момент.

Желтый куст смородины раскинулся по обе стороны дороги, словно призывая путника окунуться в него. И я с радостью поддаюсь его призыву. Голова кружится и смех рвется наружу. Это такое счастье, которое не возможно ни с чем сравнить. Ну, казалось бы, что здесь такого – кусты как кусты. Но смородина не кончается, и ты будто попадаешь в сладкий мед, из которого так сложно выбраться. И этот запах тянется и тянется за тобой, обвиваясь золотыми нитями и поднимая тебя в невесомость.

Наконец, дорога упирается в железнодорожную насыпь, где блестящие в последних лучах солнца рельсы, выводят дорогу на огромный чугунный мост. Это мое самое любимое место.

Припрятав велик в кустах, тороплюсь на мост. Отсчитав четыре пролета, добираюсь до самой середины, где по лестнице взбираюсь на самый верх.

И вот оно. Настоящее чудо! Тот самый момент… Солнце только перевалилось через горы и последний мягкий розовый свет проливается над миром, очарованным красотой весны и опьяненным ею, как и я. Вечерние звуки сливаются в мирный плеск волн и ты уже не понимаешь, есть ли звук или нет, кажется что звенит в ушах или это только кажется. И ты очарован этим.

На одном берегу вечерний город опутан не только паутиной огней, но и сладостными нитями цветущего мира. Это тот самый момент, ради которого можно бросить все и раствориться в этом мгновенье, перестав чувствовать себя и плыть, плыть, плыть…

А на другом берегу поднимающийся по склону весенний лес, изумрудно зеленый, свежий, сочный…

И все-таки весна действительно благодатное, ни с чем несравнимое, время. Душа оживает, перерождается и готова жить заново. Впитывая в себя запахи терновника, смородины, диких яблонь и черемухи, насыщаешься той самой радостью и окрыленностью, которая заполняет все раны хрупкой души. И разве этот самый момент не рай? Для меня весна – самое благодатное время, мой рай.

Нет больше ни страха, ни боли, ни обид. Душа вновь летит окрыленной в гармонии с засыпающим миром.

Наползающий в низины туман, легкой слоеной дымкой зависает над деревьями. Это тот самый момент. И именно в этот момент пролетает сипуха. Беззвучной тенью скользит над берегом и растворяется в наползающих сумерках.

Со станции прохладный женский голос говорит об отбытии товарного поезда, и раздавшийся гудок совпадает с красной вспышкой семафора в сотне метров от моста. Сейчас выйдет сторож, который живет в плавучем доме, и проверит – нет ли кого на путях на мосту. Свет фонарика скользнет и остановится на мне. Но меня он уже сто лет как знает. А когда проедет поезд, он придет ко мне с термосом чая и оббитой кружкой. В нужный, в тот самый момент.

– Сегодня без заморозка ночь будет, – скажет он мне.

Я кивну, и он протянет мне кружку с дымящимся чаем.

– Ко мне тут внук на выходные приедет, – продолжит он. – Придет сюда ночевать. Он половину детства провел со мной в сторожке. Помню, бабка его не отпускала, когда я заступал на ночное дежурство. Боялась, что нырнет спросонья в реку. Да ничего… Ему тут нравилось. А мне и веселей будет. Ты как, придешь?

– Не знаю, – уклончиво пожимаю плечами. – Я же всегда прихожу.

– Да, – протянет он и на мгновенье задумается, прихлебывая из крышки термоса. – Весной тут особенно.

– Поэтому я и прихожу.

Мы помолчим. Потом он расскажет о своей молодости, повспоминает былые дни на своем посту в плавучем доме. Я не против. Мне нравится с ним говорить, вернее – слушать его.

Распиравшее меня до этого счастье и рвущийся хохот постепенно будут сходить на нет, превращаясь в ностальгию и тихую светлую надежду на очарование. Спокойствие навалится сладостной тяжестью, и что-то робкое будет копошиться на краю сознания.

Надежда на что-то, чувство того, что вот-вот что-то особенное произойдет…

Мы допьем чай как раз к отправлению очередного товарняка. Он уйдет, еще раз спросив, приду ли я снова, пожелает спокойно добраться до дома. А я еще останусь.

Тихая светлая радость укроет душу и все перестанет существовать. С новыми силами, с новым перерождением, покачу обратно домой, упиваясь ароматами уже не так жадно, а сдержанно, с распробыванием каждого оттенка запаха. Это тот самый момент моего состояния, когда я никуда не тороплюсь.

А на завтра вновь брошу велик в кустах, и буду упиваться красотой и гармонией весеннего вечера, где запахи вновь меня опьянят. Вновь скользнет свет фонарика и громыхнет товарняк. Вновь растворюсь над бескрайним пространством. Вновь плеснется чай. Но на одну кружку больше.

Ты представишься, и голова пойдет кругом, и все будет в нужный, в тот самый момент…