Читать книгу Сагертская Военная Академия - Наталья Андреевна Самсонова - Страница 2

Глава 2

Оглавление

Пройти сквозь весь дом, затем по дорожке до ворот и дальше, на улицу. Все это время я крепко держалась за надежную руку моей лисоньки. И ведь эмоций почти нет, все наглухо заморожено, но тяжело. Каждый шаг, как в плохом сне, дается с огромным трудом. Как будто пробираюсь сквозь вязкую прозрачную массу.

«Смогу ли я?» – бьется в голове паническая мысль.

– Смогу, – коротко выдохнула я и отпустила руку Нольвен. – Смогу.

– Конечно, сможешь, – охотно согласилась подруга. – Ты, главное, сама с собой поменьше разговаривай, а то в столичном доме исцеления ты будешь жить, а не работать.

Рассмеявшись, я покачала головой: некоторые вещи стабильны. Утешения от Нольвен всегда отличались от общепринятых. Наверное, поэтому мы и подружились.

– Ну что, ко мне? Или сначала к старшей квэнни Конлет? – наигранно беззаботно спросила лисонька.

– К бабушке, – неуверенно произнесла я. – Наверное.

– Ну, это правильно, – покивала Нольвен. – У вас теперь много общего. Но я, кстати, все равно не могу понять, как при живом дедушке твоя бабушка оказалась отлучена от рода. Ты так и не рассказала толком.

В последней фразе я расслышала некоторую толику осуждения пополам с обидой. Но…

– Знаешь, сегодня, если повезет, ты узнаешь эту историю из первоисточника, – хмыкнула я. – Потому что мне и самой мало что известно. Приходилось подслушивать, подглядывать и учиться незаметно вскрывать чужие письма. На чем меня поймали. И уже через неделю порадовали: помолвке быть. Иногда я думаю, что это какие-то взаимосвязанные вещи.

Переговариваясь, мы стремительно неслись по оживленным улицам Кальстора. Люди улыбались, замечая иллюзорных бабочек, а один лоточник даже подарил нам по прянику:

– Ура целителям, – рассмеялся он.

Да, иллюзорные бабочки на выпускниках были исключительно нашей традицией. И, что уж скромничать, каждый выпускник мечтал о том дне, когда пройдет по Кальстору, окруженный искристыми иллюзиями.

– Знаешь, а все не так и плохо, – сквозь пряник выдала Нольвен. – Я устроюсь на работу в дом исцеления. А там видно будет. Может, скоплю на платное образование.

– В военку не хочешь? Она дешевле.

– В военку надо сейчас поступать, – вздохнула Нольвен. – Для учащихся, пропустивших несколько лет, там слишком серьезные экзамены. У них ректор с особо садистскими наклонностями. Был же выпуск в газете, где он пояснил, что: «Если кто-то считает, что может пропустить несколько лет и потом прийти как ни в чем не бывало, он должен доказать, что он – лучше всех».

– Ничего себе. – У меня аж мороз по коже пробежал. – Я это как-то упустила.

А ведь изначально Стевен предлагал и такой вариант – взять год на обустройство дома. Пожениться, обжиться, а потом продолжить учебу. Но я сразу отказалась. Ну что за глупости – терять год?

– Ты хмуришься. – Нольвен ткнула меня локтем.

– Стевен предлагал год отдохнуть от учебы, – криво улыбнулась я.

– Ну, Мэль, согласись, – подруга доела пряник и заклятьем очистила пальцы, – мы уже поняли, что он к-к-королевский парнокопытный. Отец-Хаос, я же с ума сойду!

Поперхнувшись смешком, я согласно кивнула:

– Да, мы уже поняли, что он парнокопытный. Вот только мне стало запоздало страшно.

– А вот и домик твоей бабушки, – радостно произнесла лисонька. – Интересно, сегодня будут блинчики?

Старшая квэнни Конлет жила недалеко от нас. Уютный особнячок, окруженный немного запущенным садом: растениями квэнни занималась сама и только по настроению. Впрочем, особой прислуги у бабушки не было. Две молодые женщины приходили раз в неделю убраться, и Танира прибегала – сготовить. Но последнее – в строжайшей тайне.

«Знаю я твою бабушку, если не сготовлю, то она будет жить на одном кофе и сухофруктах», – ворчала Танира и, собрав сумку, сбегала через черный выход.

Толкнув скрипнувшую калитку, я ступила на мощеную дорожку, ведущую к широкому крыльцу-террасе.

– А я все жду и жду, – хмыкнула квэнни Конлет, сидящая на перилах. – Чего без сумки-то?

Не дожидаясь моего ответа, бабушка спрыгнула с перил и поманила нас за собой:

– Стол накрыт, девоньки.

– Вот сколько раз вижу твою бабушку, столько же раз и… – Нольвен запнулась и после паузы продолжила: – Восхищаюсь. Фигура как у юной девушки, характер как у порождения Хаоса и голос – то мелодичный, как у феи, а то зычный, как у моего дяди.

Я только руками развела: бабушка была очень особенной. И каким ветром ее занесло в жены к дедушке, даже представить сложно. Может, по большой любви?

В любом случае последние шесть лет бабушка предпочитала свободу, узкие черные брюки, вишневый табак и общество своего «близкого друга» алворига Нортренора.

Переглянувшись, мы с Нольвен последовали за бабушкой.

– Мне кажется или квэнни Конлет гордая обладательница самой модной в этом сезоне стрижки? – шепотом спросила моя лисонька. – Длинная челка и чуть более короткие пряди на затылке?

– Только это, кажется, мужская стрижка, – неуверенно произнесла я.

– Уверяю вас, девоньки, это самая что ни на есть всеобщая стрижка, – зафыркала идущая впереди бабуля. – Это среди целителей рассадник домашних цветов, остальные на мир иначе смотрят. Проходите. Гостиная, она же столовая, она же чайная комната, у меня всего одна.

«Она же нервничает», – поняла я вдруг. Ведь ни для меня, ни для Нольвен планировка бабушкиного особняка тайной не была.

Тем не менее мы спокойно вошли в гостиную, насквозь пропитанную ароматом вишневого табака, после чего заняли привычные места – влезли вдвоем в одно огромное кресло. Бабушка устроилась напротив нас, поперек такого же массивного кресла. После чего щелчком пальцев материализовала изящную черно-серебряную трубку и принялась набивать ее табаком.

– Ба? – позвала я.

– Я в ярости, – нарочито спокойным тоном произнесла квэнни Конлет. – И вообще, давно хотела попросить: зови меня по имени. Меровиг сокращается до Меры. Тебя, лисонька, это тоже касается.

– Х-хорошо, – чуть запнувшись, кивнула я. – А почему ты в ярости?

– А считаешь, у меня нет причин? – ядовито хмыкнула ба… Мера и ловко раскурила трубку. – Притворившись престарелой студенткой, я проникаю в святая святых фабрики целителей и любуюсь на триумф твоего убогого жениха.

Пыхнув трубкой, Мера сверкнула небесно-синими глазами и раздраженно выдохнула:

– Объясняйте. Раз уж ты здесь, да еще и твои записи весьма криво превращены в браслет, я права и ты покинула отчий дом.

– Мне некуда пойти, – кивнула я.

– Не беси бабушку, – проникновенно произнесла Мера. – В этом доме есть спальня и для тебя, и для твоей лисоньки. И я, кажется, уже попросила: объясните старушке, что это был за, мгм, выверт с Тенеаном – лучшим выпускником?

Понурившись, я, сгорая от стыда, принялась объяснять:

– Он был третьим в списке выпускников. А значит, не попадал на бесплатное обучение и…

– Прости, милая, – Мера выдохнула особенно крупный клуб дыма, – а с каких пор Тенеанам понадобилось пристраивать сынка на бесплатное обучение, а?

Сидящая рядом со мной Нольвен со свистом втянула в себя воздух, но промолчала – не хотела позориться перед Мерой.

– Кажется, я идиотка, – тихо вздохнула я. – В общем, Стевен предложил отказаться от мест в Высшей Академии Целительства и идти в военку.

И вновь бабушка не дала мне договорить – она захохотала так, что раскашлялась и дематериализовала свою вычурную трубку.

– Этот-то? В военку? В мое время таких, как он… – тут она резко осеклась, кашлянула и махнула рукой: – Давай дальше.

– Я сходила к ректору и написала заявление, что прошу не учитывать мои учебные достижения при выборе лучшего ученика. Стевен тоже сходил. Он ведь получался вторым, если нет меня.

– Но на сцену его вызвали первым, – нахмурилась Мера.

А я только рукой махнула:

– Это правило такое. Если есть лучший ученик и лучшая ученица, то первым на сцену вызывают парня.

– Почему? – с интересом спросила Мера.

Я открыла рот… И закрыла. И правда, почему?

– Потому что это традиция? – неуверенно произнесла Нольвен и прикусила губу. – Я помню что-то о том, что раньше соревновались только юноши. Нет? Да! Точно-точно, раньше экзаменовали только парней, а девушки просто приходили и уходили, их никто не записывал и…

Под скептическим взглядом Меры моя лисонька стушевалась и замолкла.

– Понятней мне не стало, – подытожила бабушка. – У нас в военке как-то проще и честнее, что ли. В магическом искусстве соревнуются все со всеми, не глядя на пол и возраст. Бывало и такое, что старшекурсника в дуэли укладывал первачок. Особенно если он из какого-нибудь особенного рода, вроде Ривеленов. Вот уж кто рождается с огненным шаром в руке. И как только не обжигает?

Взмахом руки очистив воздух от аромата вишни, Меровиг кивнула на стол:

– Снимите мою иллюзию и можете поесть.

Да, точно. Бабушка и ее принципиальность. Хочешь есть – изучай магию. Хочешь пить – изучай магию. Ничего не хочешь? Изучай магию, всегда пригодится! Помню, как мне влетело за одно простенькое, но очень удобное и полезное заклинаньице. Кто мог знать, что его используют мелкие карманники? Правда, невзирая на долгую и прочувствованную беседу с отцом, я все равно продолжила использовать туманный взор. Потому что бесшумный полог слишком энергоемкий и тяжелый для меня. Да и нет у меня таких тайн, чтобы ради одного разговора такое мощное заклятье кастовать! Туманный взор самое оно. Особенно в сочетании с мышиным шагом. Никто не видит и не слышит, о чем там шепчутся две подружки.

– А может, мы так, с закрытыми глазами? – хитро улыбнулась Нольвен.

– Можете, девоньки, можете, – ласково улыбнулась бабушка. И честно добавила: – Но за последствия не ручаюсь.

Я только фыркнула и, отмахнувшись от иллюзорной бабочки, всмотрелась в «пустой» стол. Иллюзия? Хм, но запаха тоже нет и предметы не отбрасывают тень. Можно подумать про зерцало Раосса, одно из самых надежных заклинаний школы Иллюзий, но… Бабушка каждый раз доказывает, что есть менее известные и более простые заклятья, которыми можно добиться ровно того же эффекта.

– Полагаю, ключ Раосса не сработает? – уныло спросила Нольвен.

– Я вам что – магистр-иллюзор? – фыркнула Мера и, удобнее устроившись в кресле, сложила руки на животе. – Я жду представления.

Мучились мы минут пятнадцать. И все это под ехидные смешки квэнни Конлет. Не помогли ни диагностические чары, ни поисковое заклятье. Даже манящее проклятье, брошенное Нольвен, и то не помогло.

– Ну что, сдаетесь? – азартно спросила Мера.

– Сдаемся, – вздохнула Нольвен.

– И есть хочется, – добавила я.

Меровиг щелкнула пальцами, и над столом появилась какая-то кружевная кисея. Фата?

– Облако невесты, – торжественно объявила бабушка.

Я уважительно посмотрела на Меру. Значит, она выходила за дедушку по старинному обычаю, шагая сквозь костер. Что же могло пойти не так? Отчего она теперь живет отдельно?

– На самом деле подойдет любая ткань, у меня просто не было столь же тонкого шелка, – принялась объяснять бабушка. – Берем тонкую ткань и используем сочетание копирующих чар с туманным взором. Копирующие чары используем на чистой поверхности! Поняли?

– Не совсем, – нахмурилась я. – Вначале ты скопировала внешний вид столешницы, затем заклятье перенесло этот образ на ткань, потом сервировала стол, потом накинула на него облако невесты и уже по нему прошлась туманным взором. Так?

– Именно, – кивнула Мера. – Эти два заклинания поглощают друг друга и дают вот такой вот забавный эффект. Но! Длительность этого эффекта всего сорок минут. Зато и сотворить это все можно за считаные секунды. Все, хватит болтать, пора есть.

По вкусу и виду предложенных блюд я сразу поняла, что Танира успела еще утром забежать к бабушке. И что наша кухарка совсем не рассчитывала на гостей – еды было не так уж и много. А готовить бабушка не то чтобы совсем не любила… Скорее, недолюбливала.

«Мне много не надо, а голодному я дам продукты. Сам сготовит и меня, в благодарность, накормит».

Так мы с Нольвен научились варить несколько простых супов и делать рагу с мясом.

– Если у вас есть Облако Невесты, – Нольвен отложила вилку и прямо посмотрела на бабушку, – значит, вы вышли замуж по старым традициям. Вас благословил сам Отец-Хаос.

– Доедайте, – велела Меровиг. – И расскажу. История на самом деле пребанальнейшая. Вы-то себе небось навыдумывали всего и всякого, а там… Подлость, предательство и неожиданность – вот три слова, наиболее полно описывающих нашу с Кенриком супружескую жизнь. Первые два слова принадлежат ему, а третье – мне.

Мы с Нольвен быстро подчистили тарелки, собрали все со стола и левитировали посуду в кухню. Там же был заварен кофе, из холодильного шкафа вылетели крошечные шоколадные пирожные, и со всем этим добром мы вернулись к бабушке. Которая вновь набила свою трубку.

Подманив к себе кружку, Мера ловко ухватила ее за фарфоровое ушко и сделала небольшой глоток.

– Всякая любовная история требует пафосного предисловия, – глубокомысленно произнесла бабушка. – Тут я не подготовилась, да. Что ж, свадьба моя была давно, и замуж я выходила по большой-пребольшой любви. Жаль только, что любила только я. Кенрик милостиво принимал мои чувства, и матушка моя, которая все это видела, изошла на крик и проклятья, но переломить мое решение не смогла. Куда ей, зельевару-теоретику, против упрямства лучшей выпускницы военки. Отец, посмотрев на все это безобразие, купил мне особняк. Собственно, мы сейчас в нем и находимся. И сразу после свадьбы отец увез мою перенервничавшую мать на воды. Через пару лет все как-то уложилось. Я забыла про все свои карьерные устремления, ведь через девять месяцев после свадьбы у меня родился твой отец. Родились бы еще дети, да только я решила подождать. И тайно сходила к подруге-целительнице. Тогда я еще была способна принимать решения самостоятельно.

Мы с Нольвен потрясенно переглянулись. Бабушка явно намекала на то, что ее подруга ради нее пошла на преступление! Ведь накладывать временную печать бездетности разрешили только год назад.

– Любовь быстро прошла, – Мера криво улыбнулась, – тяжело любить в одну сторону. Но я, из упрямства и гордыни, продолжала переламывать свой характер. Так, как унижалась я, не унижался перед мужем никто.

Тут бабушка подумала и справедливо добавила:

– А может, и все, да только вряд ли остальные воспринимали это как унижение. В любом случае решения в нашей семье принимал только Кенрик. И твой отец, Мэль, вырос его полной копией. Я устала тогда, девоньки. Очень устала и погасла. Стала практически идеальной женой – скучной, вялой и покорной. Отец-Хаос, мне требовалось разрешение мужа даже ради того, чтобы выйти в театр с подругой. И однажды моя упрямая, не растерявшая огня подруга вытащила меня в город без позволения мужа. Мы славно провели день и уже возвращались домой, когда я увидела Кенрика. Он ужинал с какой-то юной красоткой-выпускницей, вокруг которой вились эти ваши иллюзорные бабочки. Если бы не моя Лили, то я бы просто вернулась домой. Но Лили уперлась рогом и решила проследить за ними.

Бабушка глубоко затянулась и выпустила клуб дыма, который по ее воле принял форму сердца и завис над столом.

– Он изменял мне. – Сердце надулось и едва слышно лопнуло. – Тут-то меня взяла такая ярость! Да, боевые навыки мною были утеряны, ну так и противник был так себе. В той гостинице я разнесла все. Абсолютно все. И провела ночь в казематах городской стражи. Та ночь напомнила мне, кто я есть. Меровиг Конлет урожденная Аделмер. Боевой маг, а не изнеженный домашний цветочек. Из казематов меня выпустили благодаря отцу. Но с одним условием: на мои руки на пять долгих лет надели ограничители магии. Отсюда и моя любовь к слабым заклятьям. А через неделю Кенрик, думая, что я стала безопасна, привел в дом ту самую девицу. И уведомил меня, что теперь мы живем вместе. Он, я и его возлюбленная.

– Она выжила? – с ужасом спросила Нольвен.

– А она-то что? – Бабушка пожала плечами. – Девица отделалась переломом челюсти, как, впрочем, и Кенрик. И вновь я ночевала в казематах городской стражи. После чего я съехала сюда, в этот дом. Вот они и есть – подлость, предательство и неожиданность. Кенрик не ожидал, что после стольких лет покорности и безмолвия во мне еще теплится хоть какая-то сила воли. Что интересно, года через два он прибыл с цветами и в приказном тоне велел мне собирать свои вещи и возвращаться.

Мера хрипло рассмеялась и продолжила:

– А я стояла перед ним и остро жалела свою матушку, которая в голос рыдала и умоляла меня одуматься. Отец-Хаос, моя скромная, тихая матушка пыталась проклясть меня, лишь бы расстроить нашу свадьбу.

– Но развод он тебе так и не дал, – констатировала я.

– Так и не дал. Раз в год Кенрик присылает мне письмо и корзину цветов. Он отчего-то убежден, что рано или поздно я к нему вернусь. Наивный. И если бы вы знали, девоньки, какую сцену ревности он мне закатил, когда алвориг Нортренор вывел меня в театр. – Тут бабушка мечтательно прикрыла глаза. – Только тогда я почувствовала себя хоть немного отомщенной.

Открыв глаза, бабушка серьезно посмотрела на меня.

– Я думала о том, чтобы вернуться к Кенрику. Ради того, чтобы не дать им сломать тебя. Но… Я не смогла. И решила действовать иначе. Какого ребенка не заинтересует таинственная бабушка, которая печет блины, учит пакостным заклятьям и к которой нужно пробираться тайком от взрослых? Пример моей матушки показал: нельзя переломить чужое упрямство своим. Зато пример моего отца открыл иное: ребенку можно и нужно подстелить соломку.

– Твоя "соломка" спасла меня, – тихо сказала я. – Только почему ты не хочешь, чтобы я называла тебя бабушкой? Ты слишком молода для этого?

Мера криво улыбнулась:

– Я не чувствую, что имею на это право. Мне кажется… Да нет, я уверена: можно было сделать больше.

– И начни вы делать больше, – хмыкнула Нольвен, – как Мэль обзавелась бы маячком. И больше никогда не переступила порог вашего дома.

Бабушка пыхнула трубкой и пожала плечами:

– Может, я смогла бы достучаться до квэнни Конлет. Она, конечно, не выпускница военки, но стихийницей была неплохой. Как сейчас модно говорить – подающая надежды выпускница.

– Вообще-то, это мама велела мне не брать вещей, – с горечью произнесла я. – Так что достучаться ты бы ни до чего не смогла.

Нольвен поспешно кинула на меня заклятье истинного спокойствия и шепнула, что ей пока не требуется.

– Абдец, – развела руками Мера. – Что вы собираетесь делать, девочки?

– Я, наверное, пойду в военку, – умиротворенно отозвалась я.

– А я найду работу.

– Нет, об этом мы будем думать завтра вечером, – фыркнула Мера. – Я говорю о сегодняшнем вечере. У вас, кажется, праздник в ресторации. Идете? Или струсите?

Когда бабушка ставила вопрос так, ответ мог быть только один, и мы с лисонькой выдохнули одновременно:

– Идем.

– Правильное решение, бабушка одобряет, – покивала Мера. – У меня скопилось некоторое количество лишних драгоценностей. Да и платья у вас так себе, надо сменить.

– Что заработали, то и потратили, – возмутилась я.

– И это бабушка тоже одобряет, – согласилась квэнни Конлет. – Но! Вы не просто идете в ресторацию праздновать выпуск. Вы идете в ресторацию праздновать выпуск после смачного скандала.

– Это был семейный скандал, – возразила я. – Кто о нем узнает?

– О, девонька моя, поверь, – хрипло рассмеялась Мера, – именно такие скандалы становятся общеизвестны за считаные часы. Твой отец сейчас бесится в своем кабинете, ведь в его удобном мире случилась возмутительная поломка. Твоя мать рыдает в гостиной своей соседки, к которой наверняка уже пришли любопытные гостьи. Твой бывший жених уже вернулся домой и поделился новостями с отцом и матерью. Которые, в свою очередь, поделятся этим с кем-то еще. Ты понимаешь, к чему я веду?

– Понимаю, – кивнула я.

– И, Мэль, если уж портить настроение, то сразу и полностью. – Мера серьезно посмотрела на меня. – Ты ведь понимаешь, что если ваши со Стевеном родители не расторгнут договор, то ты останешься невестой?

– Как?! – выдохнула я.

– Ты подпись ставила? – прищурилась бабушка.

– Ставила.

– Ну вот и все. – Мера развела руками. – Не бойся, никто не помешает тебе сказать "нет" у алтаря. Бабушка проследит за этим.

– Стевен сказал, если я поступлю в военку – могу считать себя свободной, – уверенно произнесла я.

– Он от тебя не откажется. – Бабушка покачала головой. – Сильные одаренные дети рождаются от сильных одаренных родителей. Стевен твой не дотягивал до лучшего выпускника, но был ли он совсем бездарью?

Скрепя сердце мне пришлось признать, что совсем балбесом он не был. Я бы скорее сказала, что ему не подходит целительство.

– Во-от, – удовлетворенно произнесла Мера. – Бывает, что гении от магии рождаются в семье простых людей. Или у двух слабых магов. Но это редкая удача. Зато брак двух сильных магов гарантированно дает не менее сильное потомство. Особенно если девушка не просто сидела дома, а активно занималась магией и развивала свой колдовской очаг. Это, кстати, уже не просто подмеченная обывателями закономерность, а доказанный целителями факт. Ладно, поговорили и хватит.

Мера ловко выскользнула из кресла и поманила нас за собой.

– Вы – будущие студентки военки…

– У меня нет… – Нольвен осмелилась перебить квэнни Конлет и тут же за это поплатилась.

– Не перебивай бабушку, – строго произнесла Мера и усмехнулась, глядя, как Нольвен в ужасе щупает гладкую кожу, оставшуюся на месте губ. – Я – урожденная Аделмер. А кто у нас ректор военки?

– Риордан Аделмер, – тут же ответила я. – Ой.

– Вот вам и "ой", – усмехнулась Мера. – Поблажек в учебе не будет, но взять – возьмет. Ты, лисонька, на работу не торопись. Если сейчас перестанешь развивать свой очаг, то так и останешься недомагом. Очаг можно раскачивать, только изучая новые заклятья. А на работе тебя ждет рутина. Идрис Лавант, к сожалению, уже ничем не помочь. А значит, нужды в деньгах вот-прям-сейчас у тебя нет.

В глазах Нольвен сверкнули слезы, но в некоторых вопросах бабушка была безжалостна.

– Да, – припечатала Мера. – Мои слова жестоки, но правдивы. Никакое золота мира не исцелит твою мать. Ты хочешь снять с семьи бремя по своему содержанию? Так пожалуйста, военка от и до обеспечивает своих студентов. Казенная одежда, кормежка три раза в день. И даже канцелярия казенная. Качество, правда, кхм, тоже казенное. Но что поделать, зато у всех все одинаковое.

Нольвен коротко кивнула и жестом попросила прощения. Да-да, жестом. Увы, нам давно пришлось придумать подобные условные знаки: бабушка была скора на мелкие проклятья.

– Я все поняла, Мера, – тихо сказала моя лисонька и потрогала губы. – Спасибо.

– Не нужно благодарности. Просто покажите там все, на что вы способны.

– Там – это в военке? – уточнила я.

– Да, но и в ресторации тоже, – бабушка усмехнулась. – Если что, я точно знаю, кому надо заплатить, чтобы выкупить человека из казематов городской стражи.

Сказав это, Мера поманила нас за собой, в святая святых дома – комнату, где хранятся все ее наряды!

Там нас ждал сюрприз. Да еще какой! Нольвен задушенно ахнула, а я не удержала ошеломленно-возмущенного вскрика:

– Мера!

– Что? – удивленно воззрилась на меня бабушка. – Сшито по вашим меркам.

Моя лисонька, взяв себя в руки, попыталась объяснить:

– Это так…

– Красиво? – с интересом спросила Мера.

– Нет, это…

– Элегантно? – чуть суше осведомилась квэнни Конлет.

– Нет, – помотала головой Нольвен. – Это – скандально!

– То есть идеально, – кивнула сама себе бабушка и с гордостью добавила: – Я старалась. Если честно, то я надеялась, что эти наряды вам не пригодятся, но… Всегда стоит иметь запасной вариант!

А с другой стороны, после всех сказанных слов странно было бы ожидать другого фасона. И я, оставив Нольвен позади, подошла ближе к двум манекенам, стоящим впереди всех вешалок.

Свой костюм я опознала сразу – синее с золотом. Узкие брюки насыщенно-небесного цвета, золотая рубашка с пышным бантом у горла и узкий удлиненный жакет, облегающий фигуру. Радовало одно: хоть у жакета и был неровный нижний край, он доходил до середины бедра. А значит, хоть какие-то приличия сохранялись.

У Нольвен был точно такой же костюм, только цвета – насыщенная зелень и серебро.

– А вообще, – сказала Нольвен, когда мы переоделись, – это великолепно!

– И ткань надежно зачарована, – покивала довольная Мера. – Не мнется, не пачкается, не рвется! Ну, порвать-то ее можно, и запачкать тоже, но это надо сильно постараться. Давайте-ка, девоньки, начаруйте себе по табуретке, и мои гребни заплетут вам косы. Сама-то я ни разу не плетунья.

Тут я с содроганием припомнила единственную её попытку сотворить на моей голове подобие косы. Сколько волос тогда пало в неравной битве! Страшно вспомнить. И сколько еще бойцов погибло, когда матушка разбирала на локоны то, что наплела Мера… Зато мне не пришлось врать – мама сразу вздохнула: "Сама плела?"

Вспомнив это, я немного загрустила. Мама ведь любила меня, наверное. Хоть немножко?

– Не вешай нос, все образуется. – Бабушка подпихнула меня в бок, и я плюхнулась на трансформированный лисонькой табурет.

В тот же момент из шкатулки выпорхнули сразу два гребня и ворох лент. За пару минут мы с Нольвен обзавелись идеальными прическами. Больше всего Мера уважала "походную женскую косу" – множество тугих косиц, сливающихся в одну. Как говорила бабушка, когда-то давно такая коса плелась дома и расплеталась только по возвращении из похода. А от грязи и насекомых спасала магия. Сейчас, с развитием платов и порталов, необходимость в таких прическах отпала. Но многие студентки военки предпочитают именно косы. Их, в конце концов, удобно прятать под капюшон, чтобы во время дуэли не мешались.

– Пятьдесят на пятьдесят, – сказала бабушка, как будто в ответ на мои мысли. – Половина военки ходит с короткой стрижкой, половина – с такой косой. Если хотите, запишу вас к своему парикмахеру. Острижем все.

Мы с Нольвен испуганно переглянулись и тут же принялись уверять бабушку, что коса – это лучшая прическа на свете.

– Хотя потом и будет болеть голова, – добавила я, – очень уж тугое плетение.

– Надеюсь, – хмыкнула бабушка, – что головы у вас будут болеть от молодого вина, а не от прически.

Время до назначенного часа пролетело незаметно. Ближе к вечеру бабочки налились цветом и принялись едва заметно светиться. А бабушка, вытащив свою аптечку, начала пичкать нас зельями. Как она пояснила, молодое вино – это прекрасно, но приличные девочки пьют не пьянея, а потому надо помочь организму справиться с предстоящими трудностями.

– Хотя, если вас принесут, – задумчиво добавила Мера, – я ругаться не буду. Но обязательно поглумлюсь наутро.

– Возникает желание пить морс, – шепнула Нольвен. – Чувство юмора у Меры – исключительное.

– Я вся – исключительная, – безапелляционно заявила бабушка и хлопнула в ладоши. – Ну красавицы же! Только не забудьте сменить домашние туфли на подходящую обувь.

Подходящей обувью оказались дуэльные ботинки – плотная подошва и высокое шнурованное голенище.

– Они, – Нольвен неуверенно кашлянула, – они немного по цвету не подходят.

– Я не экономлю, – фыркнула Мера, – надевайте. Магия цвет сама подгонит. Так, косметика вам, юным и красивым, не нужна. Но! Чудесное заклятье сделает ваши брови и ресницы темнее. Остальное излишки. Ох, чуть не забыла.

И к бабушке подлетела увесистая шкатулка.

– Серьги, – возвестила Мера. – Тебе, Нольвен, изумруды в лунном серебре, а для тебя, Мэль, черные бриллианты в золоте. И довольно: переизбыток украшений никого не красит.

– Это слишком, – выдохнули мы с Нольвен в унисон. – Нам тогда еще пара боевых магов потребуется – защищать твои серьги.

– Боевых магов сами подцепите, – подмигнула Мера. – А серьги эти я ни разу не надевала. Это все Кенрик дары засылает, в бесплодных надеждах вернуть меня в семейное лоно.

Взяв серьги из рук бабушки, я тяжело вздохнула. Они были великолепны: от ажурной окантовки камня вниз спускался крохотный листочек, украшенный… Украшенный какими-то крохотными камушками. Чтобы сберечь свои нервы, я не стала спрашивать, какие еще камни использовались для создания этой красоты.

"Буду думать, что это хрусталь. Или стекло", – мрачно подумала и примерила серьги. Они не должны были подойти к сине-золотому наряду, но… Секундная вспышка магии, и дуэльные ботинки меняют цвет – синий, золотой и черный.

– Ажуре-еть, – выдохнула Нольвен, когда вдела выданные ей серьги.

– Именно, – Мера воздела палец, – если порадуете бабушку и хорошо окончите – будут вашими. Вместе с остальным барахлом.

– Барахлом? – переспросила я.

– К твоим, лисонька, сережкам еще есть браслет и кулон. А к твоим, Мэль, два кольца и кулон. Так что бейте лапками, девоньки.

Мы переглянулись и решили, что "лапки" жалеть не стоит. Не столько ради украшений, сколько для себя, но… Такая красота пойдет бонусом.

Перед выходом из дома мы с лисонькой посмотрелись в огромное зеркало, созданное Мерой. Там отражались две выпускницы военки, вокруг которых по какой-то неизвестной причине летали иллюзорные бабочки целителей.

– Обновим заклятье, – синхронно выдохнули мы.

– И вперед, – азартно кивнула Мера. – Жду. Защита дома уже настроена на вас. Если до утра не явитесь, приду за вами в казематы.

– Явимся, – уверенно произнесла я. – В казематах нам делать нечего. Там темно, сыро и холодно.

Бабушка с интересом на меня посмотрела:

– Это верно. Вопрос в том, когда ты успела это узнать.

– Запомнила по твоим рассказам.

– Ну, знаешь, лучше всего познавать жизнь на личном опыте, – подмигнула мне Мера и задумчиво добавила: – Хотя, возможно, это не тот случай.

Попрощавшись с бабушкой и получив на дорожку несколько незаконных советов из разряда "Как быстро и весело поджечь кабак", мы вышли на улицу.

– На нас смотрят, – тяжело вздохнула Нольвен и расправила плечи. – Пусть смотрят.

И на нас действительно таращились. Это смущало. Страшно представить, что бы мы чувствовали, если бы не заклятье!

"И страшно представить откат". Я поежилась.

– Давай через парк? – предложила Нольвен. – И путь сократим, и на цветы посмотрим. Говорят, что парку подарили какое-то редкое растение – ложный лилейник. Оно выглядит как лилейник, но не лилейник.

– Если оно редкое, то капризное, – логично предположила я. – А значит, не переживет нашу зиму. И вот не жалко им? Уже конец лета, впереди осень и трескучие морозы.

– Может, стихийники чего-нибудь придумают? – пожала плечами лисонька.

– Стихийники, – проворчала я. – Делают не пойми что, исчезают не пойми куда, но все на них надеются.

До парка было рукой подать. Пройдя под кованой аркой, увитой плетистой розой, мы прошлись по аллеям и, внимательно читая указатели, нашли ложный лилейник.

– Может, это чья-то шутка? – спросила я. – Оно выглядит как лилейник. Ни единого различия.

– Но написано: "Близко не подходить". – Нольвен кивнула на табличку. – Может, оно чем-нибудь стреляет?

– Пыльцой только если. – Я провела ладонью по жакету и хитро улыбнулась.

– Ты куда?! – ахнула лисонька.

А я, обернувшись к ней, напомнила:

– Наши наряды надежно зачарованы. Не пачкаются, не мнутся и не… Ай!

Из-под узких длинных листочков лилейника выстрелил тонкий зеленый жгут, и растение в мгновение ока подтянулось к моей ноге!

– Сказано же – близко не подходить, – едва дыша от смеха, выдавила Нольвен. – Зови на помощь!

Я подергала ногой, но лилейник держался крепко, а хохочущая подруга меня спасать не спешила. Отец-Хаос, ну до чего же идиотская ситуация!

– Хэй, росточек. – Я присела на корточки перед обхватившим мою ногу цветком. – Давай ты меня отпустишь? А я тебе завтра принесу удобрений. Самых лучших!

Цветок как будто прислушался ко мне и странно заизвивался. Вот только вместо того, чтобы внять моим словам и отползти, он, наоборот, все крепче опутывал мою ногу тоненькими жгутиками. А я боялась даже пошевелиться, потому что видела, что часть этих жгутиков у него оборвана. Пусть он поставил меня в неловкое положение, но он же живой.

– Ну росточек, ну хороший мой. – Я погладила его по узким листочкам. – Отпусти. У меня дела сегодня, я не могу тут с тобой оставаться. Хочешь, я тебе сейчас палку сломаю огроменную, обовьешься вокруг нее. И она никуда-никуда не уйдет.

Цветок задрожал и приник к моей ноге вплотную.

– Не знал, что этот выпуск военки настолько плох, – насмешливо произнес кто-то, вставший у меня за спиной. – Ты противника так же уговаривать будешь? Или сразу сдашься на милость врага?

– Сдайся нам, – тут же хохотнули два одинаковых мужских голоса.

Резко выпрямившись, я развернулась к насмешнику. Вокруг меня взметнулись иллюзорные бабочки, и я тут же услышала:

– А, целительница. Мое почтение, квэнти.

Насмешник круто развернулся и пошел вперед. А следом за ним два его спутника. Или друга?

– Какие симпатичные, хоть и одинаковые, – с придыханием выдала Нольвен. – А этот говорливый – странный. Волосы, как по мне, слишком светлые, почти седые. Странно это как-то.

– Он меня осмеял, а я даже лица не рассмотрела, – проворчала я. – Явный боевик.

– Так да, – кивнула лисонька. – Они ж в парадной форме. Ой, он ползет!

Пока я отвлеклась, лилейник полностью оплел мои ботинки и уверенно подбирался к бедру.

– Ну написано же – близко не подходить, – раздался чей-то горестный вопль.

Повернувшись на звук, мы увидели высоченного сутулого парня, который подходил к нам и на ходу надевал грубые перчатки.

– Уже в пятый раз его отрываю, – поделился он. – Никто ведь не читает.

Цветок затрясся так, что его дрожь передалась и мне.

– Скорей бы уж завял, – бурчал парень. – Его из дома Латвилей сюда отдали. Он там не прижился, вот парку и всучили. Оформили как подарок. А я мучься.

Он ухватил цветок за узкие листочки, и я тут же отмерла:

– Погодите! Ему же больно.

– А он по-хорошему не понимает, – пожал плечами парень. – Хотите – уходите с ним, оформлю его как безвинно погибшего от случайного огненного шара.

– Откуда он такой взялся? – осторожно спросила Нольвен.

– Маги пытались привить ему разум, да не вышло. – Парень махнул рукой. – Девица Латвилей его забрала сюда из Империи. Да только девица замуж вышла, а муж сказал: никаких экспериментов в доме. В итоге он тут, поганец. Все портит, абсолютно все.

Цветок в ожидании боли закрыл все свои соцветия. И сердце моей лисоньки не выдержало:

– Оформляй как безвинно погибшего. Мэль, пожалуйста, давай его заберём?

Меня немного пугали слова, что цветок все портит, но… У него осталось меньше половины целых жгутиков, да и вообще – не знаю, что там с разумом, но боль он явно чувствует. Иначе бы так не трясся. Не искал бы защиты от чужой жестокости.

Накрыв ладонью схлопнувшиеся соцветия, я кивнула:

– Будем считать, что его сожгли.

Затем, когда парень, радостно потирая руки, умчался куда-то за бумагами, я погладила цветок и проворчала:

– Ты уж ползи мне на плечо, а то на ноге как-то неудобно.

И ложный лилейник, шустро шевеля жгутиками, забрался мне на плечо и радостно расцвел.

– Только, Мэль, его ж тут многие видели, – опасливо произнесла Нольвен. – Может… Ого?!

– Что – ого? – напряглась я.

– Он сменил форму соцветий, – восхищенно произнесла моя лисонька. – Как назовем? Лилия?

Хоть мне и было плохо видно, но даже я заметила, как сердито он распушился.

– Лилей? – предположила моя неугомонная подруга. – Лилей, он согласен. А сокращенно – Лиль. Здорово! Идем праздновать!

– Как бы нам всем втроем в казематах не оказаться, – проворчала я.

И, когда к нам вернулся работник парка, решительно подписала бумагу, где указала себя как свидетеля случайного цветоубийства.

– Обратно не примем, – сощурился парень. – Принесете – и я его сразу лопатой перерублю! Чтоб, значица, наверняка.

– Смотри, как бы тебя не перерубили, – возмутилась Нольвен и погладила Лилея по листочку. – Вряд ли этот красивый малыш пакостил специально. Ему, может, тепла не хватало. Или витаминов. У нас земля-то ни разу не плодородная!

– Да я тут с удобрениями с утра и до позднего вечера ношусь! – не выдержал парень. – Эх вы, колдуньи, а доверчивые, как дети.

С этими словами он развернулся и ушел.

– Ох, опоздаем же в ресторацию, – выпалила Нольвен, и мы ускорили шаг.

И пока мы шли, моя лисонька пересказывала Лилею все-все наши беды и горести. Как она пояснила, маги-научники доказали, что цветы любят, когда с ними говорят.

– А у нас какой цветок, – восхищалась она, – всем цветам цветок! Да, Лилей?

Лилей шелестел узкими листочками и крепко держался за мое плечо.

– Мне только одно интересно: ему горшок нужен? Этим надо будет озаботиться до поступления в военку.

– В крайнем случае тиснем вазон из парка, – пожала плечами Нольвен. – Что? Потом вернем, как на выходные отпустят.

– Тогда не "тиснем", а возьмем на время, – поправила я ее и добавила: – А вообще, если все будут так делать, то у нас город станет страшный и некрасивый. Лучше у Меры ту фарфоровую супницу возьмем.

Нольвен с ужасом посмотрела на меня и страшным шепотом ответила:

– Я не готова умирать, тем более такой смертью. Она же застебет нас насмерть. Как за те голубые блюдца, помнишь? Когда мы их левитировали в стену!

Так, посмеиваясь и поглаживая Лилея, мы пришли к ресторации. Внутрь мы вошли исключительно вовремя: наши однокурсники уже расселись по местам и нам с лисонькой было уделено максимальное внимание! Звонкий колокольчик на двери заставил всех повернуться в нашу сторону.

– Девочки, вы прекрасно выг… Маэлин? Нольвен? – наш записной сердцеед Ролан на мгновение оторопел, а после рассыпался ворохом комплиментов.

Мой бывший жених, сидевший во главе длинного прямоугольного стола, только досадливо поморщился, но ничего не сказал. Вот только когда мы в сопровождении болтуна Ролана подошли к столу… О, надо было видеть эти глаза, полные гнева! Мой костюм его явно впечатлил.

– Маэлин, тебя бы как-то посадить поближе к Стевену, – призадумался Ролан. – Ты у нас первая в списке, да и вообще, вы же уже сколько лет помолвлены.

– Не стоит беспокоиться, Ролан. – Я положила руку ему на плечо. – Вон два свободных места, как раз для нас с Нольвен. А помолвка расторгнута.

– Не стоит бросаться столь громкими словами, Маэлин. – Стевен встал со своего места и властно произнес: – Ты сядешь рядом со мной, на углу. Никому не придется двигаться.

Все двадцать человек замерли, превратившись в одно большое ухо.

– Ну оттащи меня, – хмыкнула я и плюхнулась на свободное место.

Рядом со мной грациозно опустилась моя лисонька, и взгляды собравшихся скрестились на Стевене.

– Мы поговорим об этом позже. Как и о твоем отвратительном внешнем виде.

– Да? – делано простодушно удивилась Нольвен. – А тем парням понравилось. Помнишь ту троицу выпускников военки? Мы их в парке встретили.

И моя лисонька принялась делиться восторгами по поводу того, какие эти парни были "Ух" и "Ах". И высокие, и широкоплечие, и такие "по-военному суровые". Лисонькина соседка, жадно блестя глазами, впитывала слова Нольвен как губка и даже глаза закатывала.

– Надо признать, что они немного грубоваты, – вскользь заметила я. – Но это скорее от прямоты характера, а не от внутренней подлости и желания оскорбить. Или предать.

В сторону Стевена я не смотрела, но искренне надеялась, что мои слова до него долетят. Хочу ли я за него замуж? Да ни за что. Хочу ли я как-нибудь отомстить поганцу? О да. Но я не бабушка, во мне нет столько внутреннего безумия, чтобы сломать негодяю нос и спалить его дом. Не тот, который принадлежит его родителям, а тот, который он "уже присмотрел".

"А было бы неплохо станцевать на пепелище", – мелькнула в голове предательская мыслишка.

Рассеянно погладив Лилея, я наконец осмотрелась. Зал наша староста, она же квэнти Тревёр, выбрала замечательный. Хотя для двадцати человек здесь слишком просторно. Так-то нас почти тридцать, но… Но не всем позволено было прийти. Три замечательные целительницы сейчас сидят дома и, горестно вздыхая, ждут своих мужей с праздника. Мы с Нольвен были в шоке, когда узнали, что наши сокурсники запретили своим женам-сокурсницам приходить на общий праздник.

Стевен тогда сказал: "Я бы никогда так не поступил. Это ведь наш общий триумф".

От воспоминаний стало горько, и я пропустила момент, когда на столе материализовались еда и вино. Зато не пропустила то, что Лилей запустил в мой бокал свой тонкий полупрозрачный корешок и стремительно втянул в себя все содержимое оного бокала. И в тот же момент выяснилось, что на столе и посуде заклятье самопополнения: бокал вновь наполнился, а корешок-то был еще там!

Пытаясь воевать с цветком-алкоголиком, я краем уха услышала, как моя лисонька живописует наши сегодняшние приключения. Миала – я наконец-то вспомнила имя однокурсницы, с которой никогда толком не общалась, – только вздыхала и вздыхала.

– А кто не такой? – спросила она в итоге. – Это стихийницы или боевички могут себя в семье правильно поставить. А мы что? Слабые целительницы.

Кое-как вытащив верткий корешок из бокала, я чуть перегнулась через Нольвен и серьезно спросила Миалу:

– А что, ты не можешь устроить слишком наглому жениху несварение? Очищение кишечника, Миа, очень благотворно влияет на характер мужчины. Другое дело – ненадолго.

– Что-то ты своим же советом и не пользовалась, – прищурилась Миала.

– Чегой-то? – фыркнула Нольвен. – Они со Стевеном воевали два курса подряд. Это уже к третьему он притворился нормальным человеком, а в конце пятого гнилая сущность выползла наружу. Ой, Мэль, смотри! Какая прелесть!

А прелестью оказался Лилей, который запустил корешок в бокал моей лисоньки.

– Чего ты жадничаешь? – хихикнула Нольвен. – Ему явно вкусно.

– Он принял на грудь уже как минимум три бокала. – Я укоризненно посмотрела на веселящуюся подругу. – А если отравится? Мы несем за него ответственность!

Лилей как будто понял меня, погладил меня по щеке узким листочком и метким броском жгутика подтащил ко мне блюдо с пирожными.

– Ты ж наша прелесть, – умилилась Нольвен. – Растение добытчик!

Я только головой покачала, но пирожное с подноса взяла.

– Кстати, – Нольвен, ничуть не брезгуя, пригубила свое вино и прищурилась, – матушкина наука не пошла тебе впрок?

– В смысле? – нахмурилась я.

– Стевен. – Лисонька кивнула на моего бывшего жениха. – Где фурункулы? Неужели он смог разгадать нашу модификацию?

Повернувшись к Тенеану, я чуть прищурилась и, ухмыльнувшись, покачала головой:

– Неа, присмотрись.

Нольвен перегнулась через меня и пристально всмотрелась в Стевена.

– Ха, иллюзия. Да какая ущербная, – воскликнула она.

Увы, возглас Нольвен совпал с желанием нашей старосты произнести тост. Иными словами, именно в тот момент возникла пауза и слова лисоньки расслышали абсолютно все. После чего Стевен вновь привлёк к себе внимание наших сокурсников. Метнув на меня гневный взгляд, он криво усмехнулся и произнес:

– Давайте послушаем квэнти Валику Тревёр, лучшую выпускницу нашего курса! И, чисто между нами, первую красавицу нашей группы.

– Хороший удар, – оценила Нольвен. – В цель. Обновить на тебе заклятье?

Но я покачала головой:

– Знаешь, вино неплохо справляется. И Лилей на него больше не посягает… Стоп, а где цветок?!

Лилея нигде не было видно. Ох, чувствую, это плохо кончится.

– Ой-ой, – тихо-тихо выдохнула Нольвен. – Кажется, сейчас что-то будет.

Я проследила за ее взглядом и сдавленно ругнулась: у руки Стевена завис узкий зеленый листочек.


Дрегарт Катуаллон

– Ты чего так от целительниц рванул? – спросил меня Фил, на что я только досадливо отмахнулся:

– Не твое дело.

– Э, нет, так дело не пойдет, – нахмурился он. – Ты исчез после пятого курса, где-то шатался три года, а сейчас вернулся и претендуешь на место капитана турнирной команды. И при этом бегаешь от целителей, как от огня. Между прочим, те девчонки были очень даже ничего. Особенно светленькая, в синем. Мы бы их спасли от приставучего растения, а они…

Я резко повернулся к нему и жестко спросил:

– Ты думаешь о чем-то, кроме девок и выпивки? И я не претендую на место капитана турнирной команды, я им являюсь. А вот ты рискуешь не попасть в группу. Исключительно из-за собственного разгильдяйства. И ты, и твой близнец Фраган – первые в боевке, но ты при этом последний по всем остальным предметам.

Филиберт окинул меня задумчивым взглядом и хмыкнул:

– Так бы и сказал, что присмотрел синеглазку себе. Целители, кстати, гуляют в ресторации на соседней улице.

– Мне больше интересно, – флегматично заметил Фраган, – с чего это две девицы целительницы вырядились как наши сокурсницы? Уж не в военку ли они собираются?

В словах обычно молчаливого Фрагана был резон, но… Целительницы в нашей академии? У нас, конечно, есть отделение для военных лекарей, но выпускницы Сагертской Академии Исцеления эту программу не потянут. Слишком разный подход.

– Тебе не кажется, что ты слишком часто посещаешь мемориал? – раздался мелодичный голос моей главной головной боли.

– У меня хотя бы есть причина, – ответил я резче, чем хотел.

Но когда это смущало Ильяну?

– Илька, – радостно ощерился Фил, – не ожидал тебя тут встретить.

Мне оставалось только сжать зубы и отвернуться.

– Становится хуже? – в отличие от Фила, его близнец Фраган был моим другом. И он был в курсе моей маленькой особенности, из-за которой пришлось "пропасть" на три года. Пропасть и пропустить битву у Серых Скал.

"Если бы я был рядом, они бы выжили", – мелькнула в голове привычная мысль. И взгляд против воли выцепил родные имена на высокой мраморной стеле.

Фил продолжал трепаться, а мне в висок раскаленным гвоздем ввинчивалась его ложь. И так каждый гребаный раз, когда какому-нибудь придурку приходит в голову солгать.

– У меня не было особой цели, – мило улыбнулась Ильяна.

И от этих слов гвоздь лжи в моем виске будто взорвался, разбивая сознание на осколки.

– Хэй, знал, что найду вас здесь!

– Никогда еще мемориал не был столь популярен, – процедила Ильяна. – Здравствуй, несчастье рода Ривелен. Все еще лелеешь надежду стать частью турнирной команды и снискать благосклонность своего отца? Не выйдет, так что не стоит преследовать нашего славного Дрегарта, он этого не любит.

– Не стоит решать за капитана, что он любит, а что нет, – запальчиво отозвался Волькан, а после ссутулился еще сильней, – Гарт, тебя капитан стражи искал. Там кабак полыхает до небес, а ты вроде как спец по тушению огня.

– А где дежурные маги? – неприятно удивился я.

– Что за кабак? – тут же влез Фил. – Целители отжигают?

Филиберт заржал, вот только Ривелен серьезно ответил:

– Они самые. И дежурным потушить огонь не удалось: какая-то необычная модификация. Стража не хочет привлекать магистров, вот, попросили тебя найти. Ты же вроде работал с ними полгода?

– Мы имеем шанс спасти синеглазку и ее подружку, – причмокнул Фил и первым отошел от мемориала.

– Что там вообще произошло? – Я прихватил Ривелена за локоть, и мы пропустили близнецов и Ильяну вперед.

– Не знаю. – Парнишка пожал плечами. – Стражники увели двух девчонок и парня с обезображенным лицом. Там та-акие гнойные фурункулы – издали видать.

– Ясно, что ничего не ясно, – кивнул я.

– А, девчонки на наших похожи, – припомнил Волькан, когда мы уже подходили к пожарищу. – В брюках. И на фоне истерящих целительниц смотрелись довольно здравомысляще.

Все-таки та синеглазка… Тьфу, прилепилось же. Надеюсь, это просто совпадение и девицы не собираются в военку. Ну бред же, что им там делать-то?

Сагертская Военная Академия

Подняться наверх