Читать книгу Buddy - НАТАЛЬЯ БЕРДСКАЯ - Страница 2

Алла припарковала машину и направилась к пропускному пункту медицинского центра «Иллиада», где она работала уже более года. Въезд непосредственно на территорию разрешался только кругу избранных, а Алла жила и работала за пределами этого круга.

Для нее «Иллиада» каждый день начиналась с красивых и величественных черных ворот.

В течение года она переступала порог этих властных ворот, входя в царственную силу достатка и превосходства по пропуску бордового цвета с золотыми тисненными буквами.

Алла Леонидовна Конышева. Врач-диагност. Кандидат медицинских наук.

Это клише с золоченым оттиском она изо дня в день предъявляла охране при входе и при выходе.

Получить работу в медицинском центре «Иллиада» было не просто. Это был известный центр с высокооплачиваемыми сотрудниками. Алла отправила заявление онлайн и была приглашена на интервью. Три дня ее мучили, проверяя все – от ноготочка до маковки. Проверяющих смущали принципиальные позиции Аллы, о которые они спотыкались, задавая вопросы под разными ракурсами. Но как только она поведала, что у ее отца стоит малахитовый настольный набор с именной подписью от собственника «Иллиады», Аллу сразу приняли.

Прошел год. Высокое денежное вознаграждение перестало радовать и приносить удовлетворение от работы, которую она выполняла.

Алла – врач высшей категории и прекрасный специалист, ее самооценка укреплялась и повышалась от результатов правильной диагностики и правильного лечения. В ЭТОМ было ее счастье.

А в стенах блеска и лоска, в атмосфере престижа и величия были совсем другие цели. Цели – лжи и циничного обмана.

Компания имела доступ к информации по счетам клиентов. В кабинеты врачей поступали указания, на какую сумму надо раскрутить клиента, желающего проверить состояние своего здоровья.

Раскрутить! Значит обмануть. Вынудить на оплату подтасованных диагнозов.

Этот замес правды, лжи и лицемерия вынуждал Аллу впадать в состояние между добром и злом, между «что такое хорошо» и «что такое плохо». Деньги, которые она получала, приносили ей ощутимые дивиденды: это было хорошо, но то, за ЧТО она их получала – было плохо. Перевесы добра и зла, где поступки против денег, а деньги против поступков, не приносили ей счастья. Хотя для восприятия были оформлены очень даже красочно.

Счастье – это состояние, а деньги – это теория, теория относительности. Не по Эйнштейну, а по жизни.

В один из дней в ее кабинет зашел мужчина лет сорока. Высокий, спортивного телосложения, со здоровым цветом лица и далеко не болезненным видом. Алла уже получила разнарядку по его финансовым возможностям. По анализам клиента было понятно, что этого больного можно хоть в космос. А она ему должна навешать не на тысячу, а на десятки тысяч: гемо-онко-гормоно клинических исследований. В общем, всего, только, пожалуй, исключая тест на беременность.

Просматривая результаты первичных анализов и глядя на здорового, цветущего молодого человека, Алла спросила:

– А с какой целью Вы решили пройти обследование? Вас что-то беспокоит?

– Да нет! Просто хотел провериться, – с улыбкой ответил клиент.

– Понятно. За Ваши деньги – любой диагноз! – неожиданно для себя вслух произнесла Алла.

И ЭТИМ подписала себе приговор.

На следующий день в ее кабинет вошел САМ владелец центра – Богдан Гатлер – и приволок с собой «ужас», который Алла запомнит на всю оставшуюся жизнь. Гатлер появлялся один единственный раз – в день увольнения. Он зашел с тремя охранниками, в руках которых были черные пакеты.

В течение десяти минут они сгрузили всё, что принадлежало Алле в эти черные пакеты. Она смотрела, как когда-то вежливые охранники с остервенением дербанят ее личные вещи.

Гатлер подошел к Алле и начал медленно говорить низким, хриплым голосом: «Когда я был совсем подростком, я забил маленького котенка, чувствуя себя большим и сильным. Мной двигала жестокая стезя власти. А этот слабеныш все мяукал и мяукал и раздражал меня своей жалобностью».

Черные свирепые глаза Гатлера царапали Аллу и бегали по ней, высматривая страх. И без разрешения овладевали ее мыслями.

Позже Алла вспоминала: «В этот момент я представила это маленькое, совсем беззащитное существо… И страх, захвативший меня, скрыть было невозможно. Мое тело стало деревенеть, язык обрел неподвижность, будто рот набили ватой. И я задыхаюсь, проваливаясь в темноту…в духоту…

Гатлер узрел мое бессилие, но продолжал давить: «Да, это маленькое существо мяукало, вызывая во мне бешенство. Ненавижу жалость, это рабское чувство».

Тогда и в последующие моменты, когда Алла вспоминала эти откровения Гатлера, Алла закрывала лицо руками, как бы спасая себя от этого проникающего внутрь ужаса.

И как только Гатлер убедился, что замуровал страх в ее сознании, он вышел.

Аллу выставили за эти черные ворота. И возврат на территорию центра ей был категорически запрещен. Вернуться уже ни под каким предлогом возможности не было.

Два дня назад Алла отмечала свой день рождения, ей исполнилось тридцать три года! В тридцать три года она столкнулась с такой неприкрытой мерзостью.

Алла стояла у черных ворот – оскорбленная и надломленная. А рядом с ней, у этих черных ворот, лежали эти жуткие черные пакеты.

Душевно израненная, в постыдном позоре, виновато пряча себя от людских взоров, она взяла пакеты и отошла в дальний угол парковки. Алла оставила пакеты и направилась к дороге, чтобы поймать такси: ее машина была в автосервисе. Долго ждать не пришлось. Сияющий автомобиль белого цвета отозвался на голосующую Аллу.

«Хорошо, что не черный. Белый! Белый цвет автомобиля. Хоть в этом повезло», – подумала Алла и села в машину.

– Мне на Кастанаевскую.

– Прошу, – ответил водитель, минуя заезженное «садитесь».

Алла попросила сделать небольшой крюк и заехать за пакетами, оставленными на парковке. Водитель любезно согласился.

«Белая машина, чистый салон, вежливый водитель…Вместо обыденного „садитесь“ – „прошу“. Возможно, белая полоса пробивается?!» – спросила себя Алла, пытаясь разбавить черную дозу негатива.

И сама ответила: «Вот выброшу эти проклятые черные пакеты, а вместе с ними и всю нечисть». И опять сгусток человеческого отчаяния стал давить на нее.

– Мы приехали, – голос водителя вытянул ее из болотной трясины мыслей.

Вежливость, доброжелательная улыбка, деликатное обращение подействовали на Аллу успокоительно. И панцирь, давивший на нее, слегка ослаб.

Алла рассчиталась за проезд и вышла из машины. Подошла к подъезду, загрузила пакеты в лифт и поднялась на свой этаж.

На пороге ее квартиры лежала серая замызганная кошка, как жалкий комочек горя.

Алла приблизилась к коврику, на котором приютила себя кошка, и остановилась. Ослабленность кошки не стерла в ней бойцовский дух. Кошка подняла голову, и Алла увидела сверкающий блеск ее синих глаз. Она была немытая, ослабленная, но всем своим видом заявляла: «Я не та, что ты видишь сейчас. Я другая».

А точнее – ДРУГОЙ. Это был КОТ.

«О боже! Что это?» – Алла наклонилась и погладила пришельца. Он не сопротивлялся. А в его синих глазах отражались грусть и боль.

– Тебе плохо? – спросила Алла.

– Ты же – прямо я, изнутри. Мне тоже плохо.

Жалость и сострадание заполнили до краев некогда равнодушное отношение Аллы к домашним питомцам. У нее не было ни собак, ни кошек.

Когда есть красивая квартира, машина, высокооплачиваемая работа, – отношение ко всему поверхностное. Пребываешь в своем эгоистическом счастье без сострадания. И управляешь эмоциями сдержанно и достойно.

А есть и другая жизнь, которую до поры до времени не замечаешь. А она настигает каждого…Только когда? Никто не знает. Несет молочная река с кисельными берегами нас счастливых, и неведомо нам страдание других. А выплюнет река в болото боли и печали – и наступает прозрение.

Вот и получается, что в счастье гнездится эгоизм, а истинное прозрение – в страдании.

И Алла вспомнила цитату из жизни Наполеона:

«Я обладал всем, что может дать судьба. Но для окончательного величия мне не хватало только несчастья!»

Алла открыла квартиру и пригласила своего гостя войти. Показала место и строго сказала:

– Сиди и жди. Сейчас я буду приводить тебя в порядок.

Алла поставила вещи и сразу принялась за своего прибившегося гостя, тощего и грязного. Но чувство собственного достоинства миновало обтрепанность внешнего вида и выползло на передний план. Кот встал на лапы и, стреляя своими сапфирами, поднял хвост. Как бы спрашивая: «Ты что со мной собираешься делать?».

Алла уловила настороженность и успокоила его:

– Вижу, вижу, ты совсем не простой кот. Но чтобы добраться до твоей истинной сути, надо тебя отмыть и накормить. Хотя, наверное, маленький кусочек бифштекса поможет тебе адаптироваться в неизвестном и новом пространстве.

Мягкая интонация Аллы успокоила гостя. А после бифштекса он полностью отдался хозяйке – вместе с ушами, лапами, хвостом и всеми своими достоинствами.

Она его помыла, предварительно добавив в жидкое хозяйственное мыло керосин на предмет избавления от блох, почистила ушки, подсушила феном и обалдела от изумления. Перед ней стоял кот – серый, красивый, с промытыми сапфирами.

– Да, ты такой славный! Я назову тебя Бадди, – сказала Алла и достала из холодильника молоко.

Усы Бадди зашевелились, уши навострились, и он повернул свою мордочку к Алле и вопросительно посмотрел на нее.

«Как он живо отреагировал на „Бадди“. Видно, ему понравились звуки, собранные в его имени», – довольная кличкой своего питомца, Алла взяла блюдце и налила молоко.

Но Бадди отреагировал не на имя: он считал, что кличку хозяева придумывают для себя, а он – кот – всегда останется самим собой и на кличку не побежит, как собака. Бадди встрепенулся и оживился, учуяв запах молока. Он вспомнил этот вкусный запах. Когда он жил со своей любимой Лили – так звали прежнюю хозяйку, – она его кормила сметанкой, рыбкой и по утрам – молочком. В доме, где он жил, было тепло, красиво и пахло его любимой Лили. Бадди смотрел телевизор и слушал игру на фортепиано, когда Лили музицировала. Тихая, спокойная жизнь Бадди перетекала из состояния «поспать» в состояние «поесть», из состояния «поесть» – в состояние «полежать и полениться». Иногда он делал массаж головы Лили, и она его баловала всякими вкусняшками и чесала за ушком. И это делало его таким счастливым.

НО однажды его прекрасная жизнь, которой могли только позавидовать бездомные и бродячие его собратья, была разрушена.

В тот день к их дому подъехала большая машина, и рабочие стали выгружать мебель, которую Лили заказала для летней террасы.

Во время разгрузки Бадди учуял запах феромонов, выделяемый особью его вида. Кошачий запах самки тянулся из грузовика. Гормоны запрыгали и начали сносить крышу Бадди. Он рванул по этой манящей трубе запахов и не заметил, как оказался в грузовике. А там… из затемненного угла на него призывно смотрела белая кошечка.

Дрожь побежала по позвоночнику Бадди. Он забыл об уюте, тепле, сметанке и рыбке и… о Лили. Белая самочка находилась в состоянии размножаться и не сопротивлялась, а, напротив, передавала синеглазому красавцу флюиды желания и страсти. Он обнюхал прелестное создание и стал сексуально дразнить «белоснежку», нежно прикусывая ей шейку. Почувствовав вибрацию жаркого трепета, он прижал ее к стенке и со страстным нетерпением стал уверенно и умело проявлять силу молодого самца. Самочка трепетала, извиваясь, и покрикивала от возбуждения. Волнение нарастающей природной тяги к соитию застелило Бадди ВСЕ, и он не заметил, как створки грузовика давно закрылись, а машина гудела и набирала скорость. С каждой минутой Бадди все дальше и дальше удалялся от своего дома, от своего места, от своей Лили.

В жизнь Бадди въехал этот злосчастный грузовик и безжалостно раскромсал его благополучие на омерзительные кусочки. Гормоны – феромоны забрали покой и выбросили Бадди в бродяжью грязь, холод и недоедание.

Так и в жизни: мы ради сиюминутных наслаждений теряем невосполнимое, и эта клеточка, завершающая форму, всегда остается пустой.

Сколько он всего повидал и сколько перетерпел, пока не оказался на коврике у квартиры новой хозяйки.

Бадди пил молоко, довольно мурлыкая: он не думал о том, что было, – он наслаждался тем, что есть.