Читать книгу Сердце Анны - Наталья Бочка - Страница 7

Чуть не на следующий день, засобирался Фёдор в дорогу. Яшку на хозяйстве оставил, а сам благополучно поехал, как рассуждал он, разгадывать загадку своей жизни. А что если поездка эта не увенчается успехом? Такого исхода – старался не представлять.

В поезде Фёдор сидел у окна и смотрел вдаль, на поля, леса да степи бескрайние. Вспомнился отчего-то, тот долгий путь до монастыря. Смутные очертания человека, что за руку держал неотрывно. Показалось Фёдору, будто опять едет он куда-то, где не увидит больше свободы. Где душа его станет снова подневольной. И даже решил вернуться. А ну его всё – подумал.

Что там, в конце этого пути, радость или разочарование? Надежда или новая пропасть? Кто такой, этот Бердяев? Прояснит ли мысли, ответит ли на вопросы? Не прогонит ли?

Метания эти, напрочь лишили аппетита и сна. В иные минуты забывался между сном и явью. Нехорошо охватывала тревога. Как не старался Фёдор храбриться и не допускать плохих мыслей, страх, тугим кольцом, стягивал сердце и порой вздохнуть не давал. Страх неизвестности, невозможности предугадать.

В какой-то момент Фёдору вдруг встало всё равно. Он отпустил волнение и постарался оградить себя от жестоких терзаний. И если бы путь был немного короче, кто знает, в каком состоянии душевном пребывал бы Фёдор, но в пути, он, что называется, перегорел. Остыл. Когда, на станции, он брал коляску, чтобы ехать в имение Бердяева, был уже почти спокоен.

Когда дрожки, проехали сквозь сад, и в глубине его остановилась у крыльца раскидистого, с высоким цоколем дома, на небе уже зажигались первые звёзды и месяц, не повернувшийся до половины, мирно освещал верхушки деревьев. У дома, несколько фонарей, равномерно расставленных по периметру, будто приглашали зайти в их желтоватый свет и полюбоваться подступающими к дому деревьями.

Фёдор спрыгнул с подножки и осмотрелся. Вздохнул и запах куриного бульона защекотал ноздри. Где-то в доме готовили, а Фёдор именно сейчас почувствовал себя невероятно голодным.

Входная дверь открылась, показался человек похожий на лакея. В столь поздний час видимо гостей не ожидавший, от того и не успел надеть ливрею. Он спешил навстречу приезжему и на ходу приглаживал волосы. Фёдор бросил поводья парнишке, что будто вырос из темноты, и направился к крыльцу.

– Вечер добрый, – поклонился лакей, – как прикажете доложить?

На мгновение Фёдор задержался, но потом ответил:

– Пашин Фёдор Михайлович.

Лакей удалился. Дверь закрылась. Кто знает, откроется ли она ещё раз?

Несколько минут тишины и ожидания, сравнимы с вечностью. Всего несколько минут, две или три, Фёдор будто погрузился в пространство, где нет ничего, ни прошлого, ни будущего, ни настоящего. Он стоял с широко открытыми глазами и ждал, того, что сейчас произойдёт.

Шаги. Дверь открылась, на пороге остановился человек. Крупная его фигура заполонила весь проём, как будто преграждала путь. Строгое лицо, несколько мгновений не выражало ничего хорошего, но потом словно размягчилось, мужчина улыбнулся доброй и где-то даже обаятельной улыбкой:

– Что ж, проходите, раз приехали.

Слова эти показались Фёдору медовой патокой, что полилась на сердце. Он вздрогнул и поспешил подняться по лестнице. Подошел к человеку у двери. Тот жадно разглядывал Фёдора, он не скрывал своего любопытства, не отстранился. Он просто стоял и смотрел, а когда Фёдор приблизился, даже дотронулся до него. Потом встрепенулся:

– Что же я стою? Проходите.

В гостиной хозяин обернулся:

– Можете не представляться, я знаю – кто вы. Я так понимаю, вы так же, знаете кто я? Прошу, – он указал на кресло, сам сел напротив.

– Вы Сергей Фомич Бердяев? – Фёдору было неловко и непривычно произносить вслух то, что он сотню раз уже произносил в уме.

Гостиная в бежевом тоне, удивила сдержанной элегантностью. Уж в обстановках гостиных, Фёдор кой чего понимал. В комнате этой было во много раз больше вкуса, чем в иной гостиной Петербурга. Там, в стремлении превосходить друг друга, хозяева часто забывают об элементарном изяществе. В желании угнаться за модой, пытаются поразить гостей дороговизной и роскошью. Тут же, каждый предмет казался полезным и на своём месте. Фёдор почувствовал себя даже смелым в этой обстановке элегантного уюта.

Пока Фёдор разглядывал гостиную, Бердяев разглядывал Фёдора. Пауза эта не была

неловкой, она была скорее предсказуемой и оправданной. Казалось, каждый обдумывает с чего начать. И вот, наконец, когда взгляд Фёдора переместился с мраморной стойки камина на ручку кресла Бердяева тот начал:

– Позвольте спросить вас Фёдор Михайлович, как так случилось, что вы приехали именно ко мне?

Вопрос при некоторой своей странности не смутил Федора, он ответил без обиняков:

– Мой слуга проследил за посыльным. А на почте снял промокашку с пресс-папье.

Бердяев усмехнулся:

– Значит, имели цель выяснить?

– Имел, – просто ответил Фёдор.

– И что же? Чего вы хотите? Ведь не для того вы проделали столь долгий путь, чтобы разглядывать мою гостиную, не так ли?

– Не для того – это верно.

– Так что вы хотите?

– Я думал, вы мне скажете.

– Что скажу?

Фёдор смутился. Странное поведение Бердяева начинало раздражать, но ведь и сам Фёдор, не задал ещё ни одного вопроса. Так в чём тогда дело, пора спрашивать иначе можно зайти в тупик.

И Фёдор начал:

– Вы, Сергей Фомич простите меня право, я не стану ходить вокруг, и спрошу напрямик, отчего вы посылаете мне деньги? Что это значит? Может вы, какой родственник мне и не хотите признаваться? Поймите, меня эти вопросы мучают уже много лет. Я просто хочу понять, кто я. Кто мои родители? Только и всего. Может вам не понятно, но для меня это важнее чем – что либо. Я хочу узнать, есть у меня на это право или нет?

Он говорил, а Бердяев грустно смотрел на Фёдора, казалось, что он ничего, совсем ничего не знает. Что приехал Фёдор напрасно, тут он не получит ответа. И чем яснее он это понимал, тем отчаяннее взывал к Бердяеву.

– Понимаете, я всю жизнь один. Всегда, сколько помню себя. И я всё думал, почему так? Почему я один? Где мои родители, отчего они не приходят ко мне? Я ждал. Всю жизнь ждал. В школе, у монахов, когда к другим приезжали родственники, издалека, я ни как не мог понять, почему ко мне ни кто не приходит, – Фёдор дернул головой, пытаясь скрыть от Бердяева накатившую слезу. Немного помолчал и продолжил, – отчего, скажите мне – я один? Я предполагаю, что вы знаете. Вы, должны ответить на этот вопрос. Я просто не сдвинусь с места, пока вы не скажите правду.

Молчание было в ответ. В эти мгновения Фёдор чувствовал, что в голове его смешалось всё, отчаяние, страх, ожидание. Казалось, если сейчас Бердяев не заговорит, то он – Фёдор провалится сквозь землю и больше никогда оттуда не выберется. Тишина, разочаровывающая тишина. И вот, Фёдор начал уже впадать в отчаянную борьбу с самим собой. Ему вдруг захотелось встать и бежать отсюда, чтобы никогда больше не видеть этого места. Он собрался с духом, хотел уже что-то сказать, когда Бердяев заговорил.

Сбивчиво и не уверенно, казалось, вот сейчас, в эту самую минуту, он впервые выдумывал то, что решился сказать.

– Ты прав. Я стараюсь понять тебя, но это нелегко. Может быть, я что-то упустил и не смог предугадать этого, но мне всегда казалось, что я поступаю правильно. Я думал – то, что ты не нуждаешься, уже хорошо.

– Прошу скажите, кто мои родители?

– Их нет давно на этой земле. Они умерли, – сказал Бердяев и поджал губу. Он старался не смотреть Фёдору в глаза.

Известие это огорчило.

– Но кто они? В детстве я помню только мать, но никогда не видел отца.

– Твой отец, мой кузен. А твоя мать, – он смешался, – твоя мать – крепостная крестьянка. После того как она забеременела, твой отец увёз её, построил дом, дал слуг. Она жила хорошо. Ни в чём не нуждалась.

– Но она, не была за ним замужем, – будто договорил за Бердяева Фёдор.

– Да. За мужем она не была. Твой отец был женат на другой женщине. На дворянке. Сам понимаешь, он не мог жениться на крестьянке. Но он, любил твою мать, и его жена это знала. Она чувствовала это, – Сергей Фомич говорил медленно и, как будто, задумывался над каждым следующим словом, – Она была хорошая женщина, его жена. Но она не могла переносить того, что он любит другую. Любит крестьянку.

– И она отравила мою мать?

Взгляд который Бердяев поднял на Фёдора, был страшным.

– Да. Она отравила её.