Читать книгу Потемкин - Наталья Болотина - Страница 7

Для императрицы Екатерины Алексеевны захватить власть – мало, надо было ее удержать, добиться всеобщей любви и послушания, достичь своей цели – создания государства, где будет реализована идея ее наставников-просветителей, идея «всеобщего блага». Вспоминая о том, в каком состоянии ей досталась страна, Екатерина не без основания указывала на довольно затруднительные обстоятельства, при которых она начала царствовать: «Финансы были истощены. Армия не получала жалованья за три месяца. Торговля находилась в упадке, ибо многие отрасли ее были отданы в монополию. Не было правильной системы в государственном хозяйстве. Военное ведомство было погружено в долги; морское едва держалось, находясь в крайнем пренебрежении. Духовенство было недовольно отнятием у него земель. Правосудие продавалось с торгу, и законами руководились только в тех случаях, когда они благоприятствовали лицу сильному…»

Первые шаги Екатерины II после дворцового переворота были направлены на сохранение и упрочение власти. Возведенная на российский престол дворянской гвардией, она хорошо понимала, что шляхетство не хочет довольствоваться законом о «вольности дворянской», дарованным еще свергнутым правителем, оно хотело большего расширения и укрепления своих прав. Императрица подтвердила манифест Петра III и попыталась расположить дворян другими мерами. К этому Екатерину II подталкивало и обострение политической ситуации, связанное с мятежом в Шлиссельбургской крепости. В ночь с 4 на 5 июля 1762 г. поручик Смоленского полка В.Я. Мирович вывел отряд из 38 ничего не подозревавших солдат и попытался захватить крепость, проникнуть в секретную казарму, где содержался экс-император Иоанн Антонович – российская «железная маска»; караульные закололи узника шпагами, и мятеж окончился арестом зачинщиков. Убийство Иоанна Антоновича, последовавшее за странной кончиной Петра III, нанесло Екатерине II колоссальный ущерб в глазах общества, но одновременно положение ее на троне теперь стало гораздо надежнее, чем раньше. Представители политической элиты, ее сторонники и сановники, желавшие регентства Екатерины при малолетнем Павле, превратились в стойких приверженцев нового режима, понимая необходимость политической стабильности.

Рядом с Екатериной находился ее верный друг, вдохновитель и организатор дворцового переворота, фаворит и отец сына Алексея, Григорий Григорьевич Орлов. Он был произведен в генерал-майоры и получил орден Святого Александра Невского. Все братья Орловы были возведены в графское достоинство. В первые годы правления Екатерины II отношения между ней и Орловым можно назвать самыми близкими: он посвящен во все государственные дела и является первым советником Екатерины II. В фаворе состояли и его четыре брата, активнейшие участники дворцового переворота – Алексей, Федор, Иван и Владимир, занявшие высокие посты в государственном аппарате.

Григорий Григорьевич Орлов не был заурядным гвардейским офицером. Этот красавец-мужчина, выделявшийся высоким ростом, привлекательными чертами лица, общительным характером, не мог не вызывать любви и восхищения. Даже главный критик Екатерины II князь М.М. Щербатов, осуждая некоторые пороки этого фаворита, не без признательности говорит о разных добрых качествах его. О достоинствах Григория Орлова Екатерина с восторгом писала своей постоянной корреспондентке госпоже Бьельке, расхваливая красоту, ум, познания, доблесть своего любимца: «Природа избаловала его; ему всего труднее заставить себя учиться, и до тридцати лет ничто не могло принудить его к тому. При этом нельзя не удивляться, как много он знает; его природная проницательность так велика, что, слыша в первый раз о каком-нибудь предмете, он в минуту схватывает всю его суть и далеко оставляет за собой того, кто с ним говорит». Когда Екатерина говорит о нежелании Григория Орлова учиться, то скорее имеет в виду отсутствие у него стремления овладеть опытом государственного управления, поскольку нам известно, что в 1739 г., в пятнадцатилетнем возрасте, он был определен в элитное учебное заведение России – Петербургский сухопутный кадетский корпус, по окончании которого стал офицером. Он участвовал в Семилетней войне и уже тогда покорял окружающих ласковым и приятным обращением, красотой и щегольством. Автор знаменитых записок о временах Екатерины II А.Т. Болотов писал о нем: «Он и тогда имел во всем характере своем столь много хорошего и привлекательного, что нельзя было его никому не любить».

Григория Орлова отличали небывалая энергия и здравый смысл, он следовал во всем увлечениям своей императрицы, выполняя те задания, которым Екатерина придавала особое значение. Орлов был знаком и состоял в переписке с французским просветителем Ж.Ж. Руссо и в 1765 г. даже предлагал ему поселиться в России. В декабре 1762 г. состоялся знаменитый манифест о переселении в Россию иностранных поселенцев, чтобы решить проблему малолюдства страны и привлечения опытных специалистов. Именно Орлову Екатерина II поручила это новое и важное для страны дело – создание в России иностранных колоний, за его исполнение он взялся с особым энтузиазмом. Фаворит императрицы стал одним из основателей и президентом знаменитого «Вольного экономического общества». Члены этого общества пытались решать насущные вопросы экономического развития России, в том числе и столь сложную для страны проблему отмены крепостного права. В 1767 г. дворяне Копорского уезда Петербургской губернии избрали его депутатом в Уложенную комиссию.

В страшный для страны 1771 г., когда в древней столице, сердце страны – Москве вспыхнула эпидемия чумы и кровавый бунт, жертвой которого пал архиепископ Амвросий (Зертис-Каменский), Екатерина II, полностью доверяя своему милому другу и надеясь только на него, манифестом 21 сентября объявила о посылке в город «персоны от нас поверенной» – графа Г.Г. Орлова, избранного «по довольно известной его ревности, усердию и верности к нам и отечеству»; фавориту должны были повиноваться все учреждения. Прибыв в Москву, Орлов прежде всего объявил, что в городе действительно свирепствует «моровая язва» и призвал жителей к спокойствию и мужеству.

Были учреждены специальные комиссии, доктора, получавшие по приказу Орлова двойное жалованье, стали объявлять народу, «как всякий предохранить сам себя и пользовать может»; увеличилось число карантинов и больниц.

По свидетельству современников, Орлов, проявляя мужество своей натуры, «лично посещал госпитали, оказывал пособие зараженным, являлся среди народа, участвовал в крестных ходах». Екатерина II считала убыль чумы в Москве и устранение бунта заслугой Орлова. Графа торжественно встретил Петербург, а в память его деятельности была выбита медаль с надписью «За избавление Москвы от язвы» и воздвигнуты триумфальные мраморные ворота в Царскосельском саду.

Память о добрых делах Григория Орлова нашла выражение и в трогательных строках неизвестного автора-современника:

22 сентября 1762 г. в Успенском соборе Московского Кремля состоялась величественная церемония коронации императрицы Всероссийской Екатерины II, она символизировала законность власти новой государыни, взошедшей на российский престол в результате дворцового переворота. Примечательно, что знакомство юной немецкой принцессы с неведомой страной, с новыми людьми, их обычаями и традициями началось именно с древней столицы России. Почти весь свой первый год в России прожила она в Москве, здесь тяжело заболела, чуть не умерла, а затем, едва оправившись, впервые отпраздновала свой день рождения на новой родине.

Екатерина II прекрасно понимала значение этого города в жизни России. Торжеству коронации предшествовала большая подготовительная работа, в ходе которой шла кропотливая проработка мельчайших деталей предстоящего знаменательного события. Так, например, 23 июля 1762 г. руководитель Камер-цалмейстерской конторы Дмитрий Симонов докладывал в Кабинет Ея императорского величества о подготовке к коронации: «манту, которую подложить и опушить горностаевыми мехами, а на подкладку и на опушку оной манты потребно восемь мехов горностаевых…» В тот же день главный распорядитель торжеств князь Н.Ю. Трубецкой прислал Екатерине II чертежи четырех триумфальных ворот, возводившихся в Москве в честь ее коронации. Предполагалось построить заново двое ворот – в Земляном и Белом городе по Тверской, а в Китай-городе ворота, называемые «по просторечию куретные» и в Кремле Никольские – только украсить. Для пребывания императрицы и организации коронации, согласно сообщению Трубецкого, «от вновь построенных в кремлевском дворце Вашего величества покоев к Грановитой полате сделать надобно покрытую каммуникацию… покрытый проход к апартаментам Вашего величества и зделать же извнутри дворца к покоем Вашего величества лестницу, ибо тепере кроме одного большего приезду, то есть Красного крыльца, иного нет…».

Грановитая палата в честь торжества была убрана бархатом, на Ивановской площади от Успенского до Архангельского и от Архангельского до Благовещенского соборов и вокруг Ивановской колокольни были построены специальные мосты и «вкружие Ивановской колокольни» галереи, отремонтировали к коронации Казанский собор, Кремлевский и Потешный дворцы; Кремль был богато иллюминирован. В представленных на высочайшее рассмотрение ведомостях подробно перечислялись мельчайшие детали подготовки и организации торжества, начиная от убранства императорского места в Успенском соборе золотой парчой, заканчивая покупкой «чернил арешковых» и гусиных перьев.

Екатерина II придавала большое значение церемонии священного венчания, для нее было важно это величественное действие, проникнутое сакральным смыслом. Получение царских регалий и мистическое обретение Божественной благодати через миропомазание и литургическое таинство делали ее законной самодержицей Всероссийской в глазах подданных и всего мира. Москвичи смогли стать свидетелями великолепных коронационных торжеств, продлившихся неделю: театральные представления сменялись балами и маскарадами у частных лиц, вечером жителей ждали изумительные по красочности фейерверки.

В составе трех эскадронов Конной гвардии Григорий Потемкин, исполненный гордостью, что и его заслуга есть в триумфе императрицы, сопровождал Екатерину в Москву осенью 1762 г. и присутствовал на торжественной коронации. Во время этой церемонии конногвардейцы по обыкновению были в пешем строю; в Кремлевском дворце офицеры торжественно приносили поздравления императрице, а она раздавала награды, и в первую очередь тем, кто «отличную услугу и верность» оказал ей при восшествии на престол.

Бытует мнение, основанное на записке Екатерины II «Размышления о Петербурге и Москве», что она негативно относилась к древнему городу, считая его «столицей безделья». Однако всей своей деятельностью императрица доказала желание изменить облик Москвы, благоустроить ее; она со вниманием отнеслась к совету французского просветителя XVIII в. Дени Дидро, посетившего Россию в 1773–1774 гг., который предлагал снова перенести столицу в Москву. Положение Москвы укрепилось, когда Екатерина II уравняла ее в правах с Петербургом и перевела туда некоторые правительственные учреждения (Главную межевую канцелярию, Сенатскую и Синодскую конторы, Монетную экспедицию). Многие законодательные акты Екатерины II были посвящены сохранению и укреплению статуса Москвы, ее благосостоянию.

Собирая вокруг себя талантливых, а главное для нее в тот момент – преданных людей, Екатерина не могла не обратить внимания на бывшего питомца Московского университета, выделявшегося своей ученостью и способностями. 30 ноября Потемкин назначен ко двору камер-юнкером с оставлением в полку, так же как и прочие конногвардейцы камер-юнкеры.

Первоначально придворный чин камер-юнкера относился к IX классу «Табели о рангах», но в 1742 г. он был установлен в V классе и входил в разряд вторых чинов двора. В «Табели» камер-юнкер соответствовал подполковнику в гвардии, бригадиру в армии, полковнику от артиллерии или статскому советнику в гражданской службе. Право производства в придворный чин в данном случае зависело целиком от усмотрения императрицы. Стать придворным можно было путем гражданской или военной службы. Но был и иной путь получения этого чина, как в случае с Потемкиным и другими участниками переворота, – экстраординарное пожалование его императрицей. Она сразу по восшествии на престол в 1762 г. утвердила инструкцию для придворных кавалеров-камергеров и камер-юнкеров, составленную обер-камергером графом П.Б. Шереметевым. Обязанности обладателей этих чинов сводились главным образом к «дежурству при Ее императорском величестве», но и от этого многие были фактически освобождены. Камергерские и камерюнкерские обязанности оказывалось возможным совмещать с другой службой, в частности с военной (из 123 камер-юнкеров, получивших этот чин в царствование Екатерины II, военными были 111).

Казалось, судьба благоволит Потемкину, он замечен императрицей и допущен в узкий кружок личных друзей государыни, сопровождает ее в поездках в село Тайнинское 18 апреля 1763 г. и Воскресенский монастырь – Новый Иерусалим 2 мая. Новый Иерусалим, построенный знаменитым патриархом Никоном, – одно из традиционных и любимых мест паломничества российских монархов. Путешествие всегда было неспешным, Екатерина II любила по дороге посещать примечательные места и имения своих вельмож;. В этот день, покинув Москву в начале двенадцатого часа, свита императрицы, в которой находился Григорий Потемкин, во втором часу пополудни прибыла в село Знаменское, принадлежавшее князю Василию Михайловичу Долгорукову и располагавшееся в 20 верстах от города. Здесь при колокольном звоне и пушечной пальбе со святым крестом императрицу встретили духовные чины. Обедать Екатерина II с кавалерами, дамами и фрейлинами изволила в доме своего вельможи. Григорий Потемкин, еще не входивший в ближайшее окружение императрицы, расположился вместе с остальной свитой за особливыми столами. Когда подняли тост за здравие Ее императорского величества и Его императорского высочества, грянула пушечная пальба. Радушный хозяин организовал необычное развлечение: Екатерина II и ее свита с берега пруда наблюдали за ловлей рыбы.

Затем весь двор пешком следовал до села Чернева, где у церкви при колокольном звоне их встречал священник. Ее величество, приложась к кресту, проследовала в приготовленный для нее дом, который по обычаю именовался дворцом с того момента, как его порог переступила царственная особа. При уступах на крыльцо Екатерине II монахи Нового Иерусалимского монастыря поднесли хлеб и соль и были жалованы к руке. Сердце глубоко религиозного Григория Потемкина наполнялось радостью при виде того, как торжественно приветствуют монахи прославленного монастыря новую самодержицу Всероссийскую и с каким она почтением относится к обрядам и традициям православной церкви. На следующий день он смог стать свидетелем любимой забавы русских государей – егерной охоты в поле. Далее императрица в сопровождении свиты прибыла в Новый Иерусалим. Здесь ее встречали преосвященнейший архиепископ Амвросий с архимандритами и монахами в священном облачении, с хоругвями и святыми иконами. По окончании поздравительной речи началось шествие, монахи пели стих «Святися, святися Новый Иерусалим», торжественно звонили колокола, а преосвященный Амвросий кропил путь монаршей гостьи святой водой. Церковные торжества продолжались несколько дней, немецкая принцесса, ставшая православной самодержицей, следовала всем канонам церковной службы, прикладывалась к гробу Христа Спасителя и к святым иконам, внимала божественной литургии.

Еще только будучи новичком в придворных торжествах, наблюдая за своей императрицей, старавшейся расположить к себе своих подданных, Григорий Потемкин упивался мечтами. Юноша был счастлив: он в свите императрицы, будущее представляется ему в блеске церемониальных торжеств, балов, маскарадов, непременным участником которых он станет. Юноша жаждет заслужить доверие Екатерины II, приблизиться к ней, возможно, сделать блестящую карьеру и послужить Отечеству и монархине.

Многие его современники, уже когда он совершил все задуманное и даже более, достиг вершин власти, вспоминали любопытные истории о первых шагах Потемкина при дворе и пытались увидеть в них первые попытки сближения Григория и императрицы. Рассказывали, что он, желая понравиться Екатерине, ловил ее взгляды, вздыхал, имел дерзновение дожидаться в коридоре, а когда она проходила, падал на колени и, целуя ей руку, делал некоторого рода изъяснения, на что императрица взирала благосклонно. Племянник Потемкина Александр Самойлов описал очень характерный случай, свидетельствующий о том, что дядя его предпочитал больше русский язык для письма и общения, нежели французский, который он, по обычаю того времени, также прекрасно знал. Однажды за столом императрица обратилась к Григорию Потемкину с вопросом на французском языке, а он отвечал ей по-русски. Кто-то из сановников заметил ему, что следует отвечать на том языке, на каком предложен вопрос. Нимало не смущаясь и, наверно, даже бравируя своей смелостью (на нее, несомненно, обратила внимание Екатерина), Потемкин возразил: «Я, напротив того, думаю, что подданный должен ответствовать своему государю на том языке, на котором может вернее мысли свои объяснять; русский же язык учу я с лишком 22 года». Знаменитый проповедник времен Екатерины II и друг Потемкина митрополит Платон рассказывал, что Потемкин был обязан своим возвышением умению подделаться под чужой голос, чем иногда забавлял Григория Орлова. Фаворит императрицы сообщил об этой способности своего тезки государыне, и она пожелала видеть забавника. Потемкин о чем-то был спрошен Екатериной, отвечал ей ее же голосом и выговором, чем насмешил императрицу до слез.

В том же 1763 г. Григория Потемкина, едва вкусившего прелесть придворной жизни, постигает большое несчастье, способное привести к отставке от службы и окончанию какой-либо карьеры: он повредил роговицу и ослеп на один глаз. Кого угодно подобное происшествие может повергнуть в отчаяние, а уж тем более человека, мечтающего о блестящем будущем и стремящегося к достижению своей цели. В исторической литературе встречаются различные версии потери глаза Потемкиным – от ревности Орловых до невежества знахаря, многие рассказы носят поистине анекдотический и даже легендарный характер. Правдоподобнее всех представляется рассказ Александра Самойлова о том, что дядя его однажды, заболев сильною горячкою и не доверяя медикам, велел отыскать мужика-знахаря, а тот обвязал ему голову и один глаз какой-то припаркой, лишившей Григория Алексеевича способности видеть этим глазом. Действительно, уровень медицины в это время оставлял желать лучшего, врачей было мало и только иностранцы, поэтому многие предпочитали дедовские методы лечения и обращались к малограмотным знахарям.

Все рассказчики сходны только в передаче довольно важного обстоятельства: сама Екатерина II позаботилась о привлечении вновь ко двору Потемкина, отсутствовавшего около 3 месяцев.

Тогдашние остроумы сравнивали ослепшего на один глаз Потемкина с афинейским Альцибиадом, «прославившемся душевными качествами и отличною наружностью».

Многовековая традиция службы государю и Отечеству, сохранявшаяся в роду Потемкиных, оказала влияние на молодого Григория. Московский университет, в стенах которого Потемкин достиг определенных успехов, стал для него важной ступенью в освоении азов государственной деятельности, а военная служба сформировала у него представления о долге, чести и ответственности за порученные дела. Начало служебной деятельности Потемкина совпало с важнейшими политическими преобразованиями в России. Приняв участие в дворцовом перевороте на стороне Екатерины, он сделал решительный шаг на пути к вершинам государственной власти.

19 августа 1763 г. Екатерина II подписала указ, где повелевала «в Синоде беспрерывно при текущих делах, особливо при собраниях, быть Нашему камер-юнкеру Григорию Потемкину и место свое иметь за обер-прокурорским столом, дабы он слушанием, читанием и собственным сочинением текущих резолюций и всего того, что он к пользе своей за потребно найдет, навыкая быть искуссным и способным к сему месту для отправления дел, ежели впредь, смотря на его успехи, за благо усмотрим его определить к действительному по сему месту упражнению. Чего ради, по доверенности в допущении к делам привести его повелеваем к присяге».

Синод являлся высшим государственным органом по делам русской православной церкви и был создан Петром I в 1721 г. из Духовной коллегии. Правительственное его значение в делах и учреждениях церкви равнялось значению Сената в делах государственного управления. Синод имел право учинять конференции с Сенатом и сноситься с ним ведениями, а коллегиям и провинциальным учреждениям посылать указы. В ведении Синода находились самые разнообразные дела: чисто церковного характера (например, истолкование церковных догм), церковно-административные и хозяйственные дела, борьба с еретиками и раскольниками, церковная цензура. На заседаниях рассматривались документы, поступавшие из Военной, Адмиралтейской, Иностранной коллегий, Коллегии экономии, Сената, Московского университета, губерний и других государственных учреждений.

Екатерина, видимо, уже успела к этому времени заметить особенную склонность Потемкина к религиозным вопросам и чтению духовных книг, она знала о его тесном общении с митрополитом Платоном (Левшиным), архиепископом Амвросием (Зертис-Каменским) и другими представителями высшего духовенства, а обер-прокурор Синода И.И. Мелиссино был директором Московского университета в годы учения там Потемкина и привозил лучших учеников в 1757 г. ко двору в Санкт-Петербург. Для Потемкина открылась прекрасная возможность: сквозь призму церковного управления познакомиться с системой всего государственного устройства.

Екатерина II прекрасно осознавала, что для действительного, фактического влияния государства на Синод, а через него и на всю церковную жизнь недостаточно одного назначения обер-прокурора из числа лиц, вполне разделявших взгляды и намерения императрицы, а необходимо и предварительное основательное практическое знакомство предполагаемого преемника И.И. Мелиссино – Потемкина. Некоторые историки церкви рассматривали должность Потемкина как первый шаг к его назначению обер-прокурором. Учитывала императрица при назначении Потемкина и необходимость облегчить тяжелый труд нового обер-прокурора, особенно принимая во внимание происходившую в то время в высшей степени сложную разработку вопроса о предстоявшей секуляризации церковных имений.

С учетом требований, предъявлявшихся Потемкину, Екатериной была составлена специальная инструкция для него. Это подтверждает, что способности его были оценены значительно раньше, чем многие личные качества. Екатерине, только начинающей претворять в жизнь свой образ «просвещенного» государства, нужны были верные и преданные люди на различных постах. Пост, предложенный Григорию Потемкину, видимо, был важен для нее, если императрица сама занялась составлением инструкции. Она гласила:

«Из указа, даннаго об вас святейшему Синоду, хотя вам уже известно, с каким намерением определены вы в сие место, однако ж, для точнейшего вам в поступках ваших наставления, особенно предписываем мы вам еще нижеследующие:

1. Для лучшаго понятия дел, по сему месту производящихся, и дабы вы разсуждения ваши об оных, с хорошим основанием располагать могли, надлежит вам знать всемерно к духовному сему правительству принадлежащия узаконения, и для того приобресть себе достаточное сведение о поставленных Вселенскими и поместными соборами правилах святых отец, о Духовном регламенте, о касающихся до разных по духовным делам учреждений именных указов, о штате духовном и о всем прочем, что к сему принадлежит.

2. Сверх обыкновеннаго времени собрания и присутствия членов синодальных, не безполезно вам поставлять себе за должность, для лучшаго приобучения вашего, приезжать в Синод и без собрания в такие часы, в какие вам разсудится.

3. Заблаговременно справясь, какие дела на утро готовятся к докладу, причитывайте оныя со вниманием и делайте для себя ясныя примечания, дабы при случае могли вы – или разсуждения судейския точнее понимать, или, ежели что пропускается при докладах и разсуждениях, с благопристойностью припамятовать.

4. С крайним прилежанием внимать вы должны, какия приказываются резолюции, и по выходе членов или после полудня заставливать перед собою читать протоколы, так ли тот, кто протокол держал, оныя резолюции понял и то ли написал.

5. Когда определенно о деле важном поднесть нам доклад, тогда стараться, для лучшей своей приобычке, сочинять иногда оные вам самим, равно как и всякия иныя сочинения, а наипаче, которыя в народ за нашим подписанием издаются или синодским.

6. Во время отсутствия или болезни обер-прокурора долг вы имеете нам докладывать по всяким делам и наши по всяким делам и наши по оным повеления в Синоде записывать. Словом всему тому, что содействием вашим к облегчению порядочнаго дел течения, а притом и к лучшему оных познанию вашему служить может, должны вы со всяким радением приобучаться, ожидая нашей за то апробации и милости».

Сохранились журналы заседаний Синода, на основе которых можно получить представление о круге вопросов, решаемых с участием Потемкина. Его работа продолжалась и в 1766 г. 25 октября он прибыл в Синод в 11 утра и был до 13 часов, в это время слушались дела, связанные с решением типографских вопросов, затем следственное дело о священнослужителях, имеющих «волшебные тетрадки», т. е. рукописи с описанием магических обрядов. 27 октября Потемкин находился на заседании всего один час, с 12 до 13 часов, именно в это время обсуждалось строительство нового семинарского здания в Казани вместо сгоревшего и доношение Берг-коллегии о краже серы. 8 декабря он прибыл в Синод в 12 часов и участвовал в слушании дел: о посылке ведомостей в Академию наук для составления адрес-календарей, исправлении чина об отправлении в неделю православной церемонии, о грузинском архиепископе Зеноне.

Столь скудные сведения о службе Потемкина в Синоде свидетельствуют, что первый опыт практической подготовки правительственных чиновников для замещения обер-прокурорской должности оказался не столь удачным, как на это рассчитывала Екатерина II. Хотя скорее она увидела в Потемкине более глубокий потенциал, чем должность обер-прокурора, и не очень настаивала на тщательном исполнении инструкции, а сам Григорий окончательно решил, что карьера на духовном поприще не для него.

Одновременно со службой в Синоде Потемкин продолжал исправлять свои полковые обязанности. 31 декабря 1765 г. он был произведен в поручики, правил казначейскую должность и был назначен в полку для смотрения у шитья вновь «строившихся» вседневных мундиров, в 1766 г. за увольнением в отпуск ротмистра Мельгунова командовал 9-й ротой.

Весной 1767 г., накануне созыва своей знаменитой Уложенной комиссии, участники которой, а среди них окажется и наш герой – Григорий Потемкин, были призваны составить новое законодательство для обширнейшей и многонациональной страны, императрица Екатерина II с царственной парадностью отправилась в путешествие по Волге и посетила Казань. Эта поездка во многом повлияла на государственную деятельность монархини, на ее мнение о том, что нужно подданным и как организовывать внутриполитическую жизнь такой страны, как Россия.

Это путешествие императрица обдумывала несколько месяцев. Государыня хотела явить себя своим подданным и посмотреть, как живется народу по берегам могучей реки. Екатерина, возможно, следуя примеру Петра I, решила, что лучше всего сделать это, снарядив пышную флотилию, украсив корабли ее знаками отличия и отрядив на них моряков из российского императорского флота. Парадная церемония путешествия должна была продемонстрировать подданным величие и небывалое значение российской императрицы – Екатерины Великой.

Екатерину II в поездке сопровождала целая флотилия лодок, в них разместился многочисленный императорский двор: сановники, государственные чиновники, придворные служители; всего около 2000 человек. Для «шествия» императрицы и придворных вельмож в Тверь было приготовлено 300 «дорожных колясок» и большое количество лошадей. Вместе с Екатериной II в путь отправились ее фаворит граф Г.Г. Орлов, его брат Алексей, граф Л.А. Нарышкин, графиня П.А. Брюс, С.М. Козьмин, И.П. Елагин и многие другие высокопоставленные лица из окружения монархини. Процессию сопровождали лекарь и аптекарь, повара, лакеи, егеря с ружьями; специально оборудованные кареты везли гардероб, ширмы, приборы, аптеку. 2 марта 1767 г. состоялся указ Сената, предписывающий Ямской конторе иметь на каждой станции, где предполагаются остановки императрицы, 75 лошадей для смены.

Для организации смены лошадей до Казани и обратно на все станции были отправлены обер-офицеры, в их обязанности входило обеспечение императорского шествия подводами и лошадьми.

Проехав Клин, Завидово и Городню, экипажи прибыли в Тверь, откуда императрица и ее свита 2 мая 1767 г. отправились водным путем в Казань на специально подготовленных галерах; сама Екатерина разместилась на галере «Тверь», которая была затем оставлена в Адмиралтействе Казани. В крупных городах и монастырях по пути своего следования монархиня останавливалась на несколько дней, принимая делегации чиновников, дворянства, духовенства, купечества, участвовала в церковных службах. Накануне прибытия императрицы в Казань губернатор А.Н. Квашнин-Самарин представил ей описание Казанской губернии, оно должно было дать Екатерине II предварительные сведения о том крае, куда она направляется, его экономическом и торговом значении и подготовить ее впечатления.

Согласно официальному «Камер-фурьерскому журналу», 26 мая, в субботу, в четвертом часу пополудни галерная эскадра двинулась к Казани и прошла по реке Казанке почти к самой крепости. При приближении монаршей флотилии из городских пушек началась приветственная салютация – «пушечная пальба и у всех святых церквей колокольный звон». Когда галера Екатерины II встала на якорь, а она со свитой на шлюпках направилась к пристани, «от всей галерной эскадры и с города производима была пушечная пальба и отдаваема от эскадры честь игранием на трубах с литавры, а от матросов и от состоящего на берегах многочисленного народа восклицаемо было „ура“». На пристани императрицу встречали первые лица города и губернии: губернатор А.Н. Квашнин-Самарин и комендант города, губернатор Оренбурга князь Путятин, а «на верхней площадке по правой стороне стояли дамские персоны, а по левой – штаб- и обер-офицеры, тамошнее дворянство и купечество». С пристани Екатерина II в карете отправилась в город, куда въехала через Тайнинские ворота, и проследовала сквозь построенный по обеим сторонам улицы казанский гарнизон к соборной церкви Благовещения Пресвятые Богородицы, где ее приветствовали иерархи церкви.

К приезду Екатерины II, следуя традициям организации императорских путешествий, в Казани губернатором А.Н. Квашниным-Самариным были предприняты пышные приготовления, сооружены триумфальные ворота, их украсили «великолепно портретами и прочим живописным художеством». Одни из них, устроенные купечеством, состояли из трех арок, одной главной и двух боковых; от них шла галерея из колонн и пилястр, между которыми стояли фигуры и статуи во весь рост человека, а венчал галерею позолоченный купол. Вторые триумфальные ворота были сооружены директором Казанской гимназии фон Каницем: над главной аркой возвышался громадный щит с гербом Российской империи, а по сторонам были расставлены прозрачные картины.

Во время высочайшего шествия по городу «все улицы, и по домам в окнах и на крышках, тако ж по валу Земляного города и по городским каменным стенам», были заполнены жителями города, «российскими и татарскими», и окрестных селений. Екатерина II в Казани разместилась в доме «заводчика Осокина». У крыльца ее встретил сам владелец дома, и при поднесении им хлеба и соли на серебряном позолоченном блюде «с фигурною немалою золотою солоницею» Екатерина II, «пожаловав к руке хозяина, изволила проходить в покои и слушать всенощного бдения». «Я живу здесь в купеческом каменном доме, – писала императрица из Казани воспитателю цесаревича Павла Петровича Н.И. Панину 27 мая 1767 г., – девять покоев анфиладою, все шелком обитые; креслы и канапеи вызолоченные; везде трюмо и мраморные столы под ними».

Казань и торжественный прием, оказанный ее жителями, поразили воображение Екатерины II, о чем она также сообщала Н.И. Панину: «Мы вчера, в вечеру, сюда приехали и нашли город, который всячески может слыть столицею большого царства; прием мне отменной… Естли бы дозволили, они бы себя вместо ковра постлали.» В письме к А.В. Олсуфьеву императрица восхищенно писала: «Сей город, безспорно, первый в России после Москвы». На следующий день после прибытия в Казань, 27 мая, в день праздника Живоначальные Троицы Екатерина II в сопровождении генералитета и дворянства предприняла шествие в соборную церковь, где ее встретил преосвященный Венеамин, здесь императрица слушала Божественную литургию и «большую вечернюю». По всему пути Екатерины II в собор и обратно, как зафиксировал «Камер-фурьерский журнал», «подле триумфальных ворот, по обеим сторонам, стояли татары и черемисы с женами и дочерьми, во всем их богатом платье». В этот же день императрица принимала у себя представителей казанского и свияжского дворянства, казанского губернатора и генералитет, офицеров Адмиралтейства, а затем в таратайках отправилась на Арское поле, где проходило народное гулянье, «проезжала мимо состоящих на том поле качель». При посещении девичьего Богородского монастыря в понедельник 28 мая Екатерина II отстояла обедню и пожертвовала две небольших бриллиантовых короны для чудотворной иконы Богоматери и образа Спасителя. В этот же день она принимала в своих покоях чиновников Казанской губернской канцелярии, купечество, «при поднесении ими хлеба и соли», купеческих жен и дочерей. По вечерам за столом императрицы собирались по 30–40 человек, «изволили кушать», «забавлялись в шахматы», играли валторны и кларнеты, и, возможно, Екатерина II обсуждала со своими приближенными и высшими чинами Казанской губернии увиденное в городе и услышанное от его жителей.

Просвещенная императрица, одной из главных забот которой было распространение образования на всей территории Российской империи, особое внимание обратила на Казанскую гимназию, впоследствии послужившую основой для создания в городе университета. Символично, что именно в эту гимназию в 1798 г. император Павел I передал богатое книжное собрание и кабинет минералов Григория Александровича Потемкина. 29 мая 1767 г. «пред полуднем в начале 12-го часа» Екатерина II принимала учителей Казанской гимназии, те, вероятно, просили ее увеличить ассигнования, о чем последовал указ уже 3 сентября того же года. В следующие дни императрица побывала на суконной фабрике Дряблова, в Казанской семинарии; особо ей были представлены живущие в Казани старой и новой слободы «абызы татары и их жены». Екатерине II преподнесли подарки, в том числе «богатый женский убор и два ковра».

Из Казани она писала и к своему постоянному корреспонденту, выдающемуся французскому мыслителю Вольтеру, размышляя над трудностями создания законов, учитывающих интересы всех народов, населявших Российскую империю: «Вот я и в Азии. Мне хотелось видеть ее своими глазами. В здешнем городе есть до двадцати различных народов, которые не похожи друг на друга, а между тем им надобно сделать платье, которое годилось бы для них всех». При всей приятности путешествия Екатерина II не прекращала своей работы по составлению знаменитого «Наказа», и посещение Казанского края способствовало пониманию стоящих перед ней задач управления страной и создания единой законодательной системы. «Эта империя, – писала она к Н.И. Панину из Казани 31 мая 1767 г., – совсем особенная, и только здесь можно видеть, что значит огромное предприятие относительно наших законов, и как нынешнее законодательство мало сообразно с состоянием империи вообще».

Императрица не спешила покидать город, где ей было «весьма хорошо, и истинно как дома». Вечером 29 мая она посетила загородный дом преосвященного Венеамина в пяти верстах от Казани, где ее встретило все знатное духовенство, а «по обеим сторонам внутри двора стояли учащиеся в школах малолетние татары, мордва, чуваши, черемисы и вотяки, которые пели „Царю небесный“ и держали в руках зеленые ветви». Несколько малолетних школьников говорили «вновь сочиненныя в виршах речи» на родных языках. Столы для Екатерины II и сопровождавших ее персон были накрыты «десертом», кофе, виноградными винами и фруктами. В последний день пребывания в Казани императрица посетила загородный дом губернатора, куда для прощального торжества были приглашены знатные особы «обоего пола». У крыльца ее встречал радушный хозяин со своей семьей и всеми гостями. Для увеселения «собраны были татары, чуваши, мордва, черемисы и вотяки с женами, которыя плясали, каждая порознь, при том играла их татарская музыка с припевами». Затем начался маскарад, но императрица не надела маскарадного платья и весь вечер «забавлялась» игрой в карты. После ужина был устроен великолепный фейерверк, и всем присутствующим, по традиции, раздавали специально подготовленные книжки с его описанием. Причем, как свидетельствует «Камер-фурьерский журнал», во все дни пребывания императрицы в Казани, с 26 мая по 1 июня, перед домом, где она остановилась, «вечером за полночь… построен был щит и украшен живописными картинами и зажжены внутри плошки», а в городе дома были иллюминированы.

1 июня 1767 г. Екатерина II отправилась из Казани в дальнейшее путешествие, отъезд монаршей особы из города проходил не менее торжественно, чем встреча: карета императрицы «окружаема была бегущим гражданством так, что с нуждою и карете идти было возможно, и все восклицали „ура“, и в городе производилась пушечная пальба и колокольный звон, а на пристани по обеим сторонам стояли дворяне и купечество». На следующий день эскадра стала на якорь у города Болгары, где сохранились руины древнего Болгарского городища – домонгольского поселения волжских булгар X – начала XI столетия, и Екатерина II на шлюпках переправилась на специально построенную к ее приезду пристань. После молебна в Вознесенском монастыре Екатерина II осмотрела «каменного строения, которое еще в давнейших годах строено было». О своих впечатлениях она сразу же сообщила в письме к Н.И. Панину: «Вчерашний день мы ездили на берег смотреть развалины старинного, Тамерланом построенного, города Болгары и нашли действительно остатки больших, но не весьма хороших строений, два турецких минарета весьма высокие, и все, что тут ни осталось, построено из плиты очень хорошей; татары же великое почтение имеют к сему месту и ездят Богу молиться в сии развалины». С возмущением она писала своему корреспонденту, что по указанию казанского архиерея Луки в годы правления императрицы Елизаветы Петровны многие древние сооружения были сломаны или перестроены, «хотя Петра I указ есть, чтобы не вредить и не ломать сию древность».

Летом 1767 года в Москве началась работа Комиссии по составлению нового Уложения, участие в которой стало одним из важнейших этапов на пути становления Потемкина как государственного деятеля. В древнюю столицу он был командирован с двумя ротами своего полка. Открытие комиссии состоялось 30 июля. В тот день в 10 часов утра Екатерина II, сопровождаемая двором, прибыла в Успенский собор, где после торжественного молебна пятьсот депутатов подписали присягу, обещая добросовестно выполнять свои обязанности. Затем все прошли в аудиенц-залу, где вице-канцлер князь А.М. Голицын от имени императрицы вручил членам комиссии знаменитый «Наказ», составленный самой Екатериной II. Этот документ стал не только крупнейшим актом государственной политики и законодательной доктрины своего времени, но и своеобразным выражением теории и политики «просвещенного абсолютизма». «Наказ» был адресован не только собственно окружению императрицы: для реализации его идей необходима была опора в разных социальных слоях. Надо заметить, что в составе библиотеки Потемкина было несколько десятков экземпляров «Наказа» на разных языках, это дает возможность утверждать, что он подробнейшим образом изучал и использовал столь значимый для того времени документ.

В работе Комиссии о сочинении нового Уложения принимало участие 572 депутата, избранных по манифесту 14 декабря 1766 г. о созыве Уложенной комиссии. Все депутаты при выборах снабжались письменными наказами своих избирателей, причем каждый такой наказ должен был не только служить руководством самому депутату, но и быть внимательно изучен всеми остальными. Наказы излагали не только «пользы и нужды» избирателей, но и предлагали меры к удовлетворению «нужд» и достижению «пользы». В правительственных наказах от центральных учреждений в основном затрагивались вопросы совершенствования законодательства по делам ведомств. В наказах дворянства и от городов шла речь о конкретных проблемах расширения сословных и имущественных прав и об их закреплении законом, упрочении законной охраны от посягательств или от «повреждения» таковых низшими сословиями. В наказах крестьянского населения, включая однодворцев, содержались в основном частные (но практически общие для сословия в целом) просьбы о снятии тех или иных повинностей или об иных «облегчениях».

Екатерина II, несомненно, знакомая с парламентскими порядками Англии, понимала, что Комиссия, состоявшая из нескольких сот человек и призванная ею не только для выслушивания о «нуждах и недостатках каждого места», но и для непосредственного участия в процессе законотворчества, не сможет выполнить свою задачу, заседая в полном составе. По примеру английского парламента Екатерина возложила задачу составления и разработки отдельных законопроектов на особые так называемые «частные комиссии», специально избираемые для этого из состава большой комиссии. Частные комиссии должны были создаваться по рекомендации Дирекционной комиссии в составе не более пяти депутатов. Первоначально этим комиссиям предписывалось иметь сношения с местными органами управления, участвовать в доработке законопроектов по мнениям и указаниям депутатов, а с апреля 1768 г. система частных комиссий обрела новый смысл: именно в них переносилась основная работа по разработке Уложения, причем каждой комиссии предстояло подготовить определенный и законченный его раздел.

Григорий Потемкин не являлся избранным депутатом Уложенной комиссии. Его статус основывался на 13-м пункте «положения» о выборах, в котором говорилось: «дабы дела депутатов, подданных нам народов, с лучшим успехом производились, дозволяется им в сей Комиссии с позволения оныя выбрать по приезде их в столицу нашу, кого хотят опекуном, какого б тот человек чина и звания не был, лишь бы не имел уже полномочия другого места; сей опекун должен быть вместо их ходатаем за их делами в Комиссии». Содержание этого пункта не дает оснований думать, что заранее намечалось избрание опекунами лиц выдающегося общественного положения, которые могли бы быть не столько «ходатаями» по делам, сколько действительными «опекунами» или покровителями. На деле, видимо, мысль о покровительстве сыграла известную роль при реализации данного разрешения – в числе опекунов, кроме Потемкина, состоявшего в то время и в Синоде, мы видим тайного советника и сенатора А. Олсуфьева и прокурора Канцелярии строения домов и садов князя С. Вяземского.

О причинах обращения «иноверцов», как тогда называли всех нехристиан, проживающих на территории Российской империи, и их надеждах, возлагаемых на избранных вельмож, можно судить, анализируя письма депутатов к будущим опекунам. Так, в письме к князю С. Вяземскому от 23 апреля 1768 г. эта точка зрения высказана прямо. «Обстоятельства наши, – писали три татарских депутата, – по данным нам от собратии наказам требуют недремлющаго попечения, изъяснения недостатков и представительства по оным», почему они и просят принять их в «милостивою опеку и покровительство». В обращении же к Потемкину 21 депутата из разных губерний от татар и «иноверцов», написанному ранее, 28 ноября 1767 г., еще нет столь конкретных объяснений, а приведены лишь слова «положения» с просьбой:

«Милостивой государь, Григорий Александрович!

В положении, изданном при Манифесте Ея императорского величества 14 декабря 1766 года, между протчим дозволено депутатам подданных Ея императорскому величеству нородов, кои довольно российского языка не знают, по приезде в столицу выбрать с позволения комиссии кого хотят опекуном, какого б тот человек чина и звания не был, лишь бы не имел уже полномочия другова места. А как нам известно, что Ваше высокородие ниоткуда полномочия не имеете, то и просим покорнейше зделать милость, принять нас в свое опекунство и по делам нашим вместо нас быть ходатаем в Комиссии о сочинении проекта новаго Уложения на основании помянутого положения…»

Работа опекунов, и в данном случае Потемкина, была тесно связана с его деятельностью в Синоде. Там на заседаниях постоянно поднимались вопросы о взаимоотношениях церкви и «иноверцов» в составе одного государства. В течение XVIII в. положение мусульман (их в данном случае и именуют иноверцами) в России постепенно менялось. Государство от политики наступательной христианизации перешло к смягчению межконфессиональной атмосферы. В апреле 1764 г. Екатерина прекратила деятельность Новокрещенской конторы, и для Потемкина участие в рассмотрении наказов «иноверцов» послужило прекрасной базой для формирования своего взгляда на национальную политику, успешно реализовать который он смог в Крыму. 3 декабря 1767 г. состоялось 70-е заседание Комиссии, где было объявлено о выборе депутатами-«иноверцами» разных губерний своим опекуном двора Его императорского величества камер-юнкера Потемкина, и собрание дало свое согласие. Будучи опекуном депутатов от «иноверцов», Потемкин, в качестве так называемых помощников, участвовал в заседаниях Большой и Дирекционной комиссий и, по предложению маршала Уложенной комиссии, был включен в состав частной Духовногражданской комиссии, причем вакансия, которую он занимал, не предусматривала жалованья.

Частная Духовно-гражданская комиссия работала с 27 мая 1768 г. по 18 октября 1771 г., проведя за это время 299 заседаний. Согласно «Начертанию о приведении к окончанию Комиссии проекта нового Уложения» (СПб., 1768), задача комиссии состояла в том, чтобы систематизировать «все то, в чем гражданские законы в сохранении доброго порядка имеют сношение и сопряжение с духовными, или в чем сии последние от светских занимают помощь», а также разработать общее новое положение «духовенства вообще, установив, в том числе, и начало свободы вероисповедания для благоденствия общества». В «Большом наставлении» Дирекционной комиссией обращалось внимание на то, чтобы при установлении прав других вероисповеданий никоим образом не умалялась бы «непорочность и целость» православной веры, а также на необходимость пересмотреть правовые характеристики уголовных посягательств и проступков в отношении вероучения, церковных порядков и, частично, благочиния. По сути, ей предстояло разработать целостный свод законов о положении церкви, о правах духовенства во всем объеме мыслимых общественных связей, а также определить новые рамки отношения государства и церкви.

Сохранившиеся «Дневные записки» частной Духовногражданской комиссии дают нам прекрасную возможность проследить, причем по каждому заседанию, работу Потемкина непосредственно в этой комиссии. За время участия в ней Григория Алексеевича состоялось 64 заседания, из которых он присутствовал на 15. Обращая внимание на столь редкое его посещение заседаний, надо не забывать, что одновременно с работой в комиссии он исполнял полковую должность и все еще состоял в Синоде. Так, например, в дни, когда проходили 5-е, 10-е, 15-е, 18-е, 20-е, 21-е заседания (июнь – июль 1768 г.) отмечено, что Потемкин отсутствовал «за отправлением полковой должности»;

6, 7 и 9 октября (38-40-е заседания) он не был «за отправлением должности при дворе Ея императорского величества»; при этом 17 заседаний Потемкин пропустил «за болезнью».

Особенно активно Потемкин посещал Духовно-гражданскую комиссию в мае – июне 1768 г., присутствуя почти на каждом заседании. Пропустив 1-е собрание, будучи «на карауле», Потемкин прибыл 28 мая на 2-е заседание в 9 часов 15 минут. В этот день члены комиссии занялись разработкой регламента заседаний, согласившись собираться по вторникам и четвергам, «потом разсуждали, каким образом наилутче приступить Духовно-гражданской комиссии ко исправлению наложенной на нее должности и поставить наиудобнейшей порядок общим своим упражнением и особыми трудами каждого члена, чего ради согласно положено, чтоб прочесть прежде обряд,…наставление, а после того общее для всех комиссий начертание и, наконец, Большой наказ, замечая при том все те пункты и статьи, которые прямо принадлежат до сведения Духовно-гражданской комиссии, дабы выписав единожды все до ея упражнения касающияся правила, иметь всегда пред глазами своими, как для сбережения времени в приискании приличных статей, кое туне потерено быть может, а наипаче ради избежания могущих от забвения последовать погрешностей и ошибок». В ходе заседания был прочитан обряд до 9-го пункта и наставление до 5-го пункта.

Утвердив план работы, комиссия приступила к его осуществлению. Уже на 3-м заседании, 29 мая, члены комиссии при обсуждении наставления оказались в затруднительном положении: входит ли в их компетенцию вопрос о бракосочетании «иноверцов» с русскими? Являясь опекуном «иноверцов», Потемкин и вместе с ним депутат от Судиславского дворянства Василий Баскаков отправились в Дирекционную комиссию, чтобы испросить ее мнение. Вернувшись, они объявили, что решение о том, «каких вер представители могут вступать в союз с русскими», принадлежит к ведению Комиссии о разных установлениях, а все остальное касается до Духовно-гражданской комиссии. 3 июня состоялось 6-е заседание, на нем рассуждали о том, что ни в начертании, ни в наставлении нет точного упоминания о предполагаемых наказаниях за преступления для духовных лиц. Как и в предыдущем случае, Потемкин и Баскаков были отправлены в Дирекционную комиссию, чтобы затребовать от нее словесного наставления, принадлежит ли этот вопрос к их ведению, а также о том, «каким образом с Синодом сношения и советования держать». Надо полагать, что в данном случае должность Потемкина в Синоде позволила ему проявить свою компетентность в этих вопросах. Постепенно работа в комиссии усложнялась, и для рассмотрения некоторых вопросов 10 июня 1768 г. из Дирекционной комиссии были получены затребованные ранее книги: «Кормчая, Духовный регламент и выписка о расколах».

После продолжительного отсутствия на заседаниях комиссии Потемкин появился 19 августа 1768 г. и участвовал в обсуждении вопросов, требовавших применения классического церковного законодательства (Кормчей книги), а 26 августа, на 33-м заседании, присутствовал депутатский маршал и беседовал о «разных сумнительствах, о коих Духовно-гражданская комиссия, выписав, представить намерена Дирекционной комиссии для испрошения себе на оныя поставления». К сожалению, «Дневные записки» не фиксировали участие тех или иных членов в обсуждении и рассмотрении вопросов, но позволим себе предположить, что Потемкин мог высказываться со знанием дела, используя полученные сведения и опыт заседаний в Синоде.

Осенью 1768 г., уже после своего пожалования в действительные камергеры по случаю годовщины коронации Екатерины II (22 сентября) и после объявления Турцией войны (25 сентября), Потемкин принял участие еще в трех заседаниях Духовногражданской комиссии (30-й, 37-й и 49-й). На них продолжалось чтение Большого наказа, правил из Кормчей, в частности решений «Карфагенского собора», экстрактов старых законов и выписок «по материям» из наказов городских жителей, обсуждались вопросы о браках христиан с «иноверцами», о причинах, побуждавших «простолюдинов» к разным суевериям и расколам, и о средствах, удобных к удержанию их от этого. Располагавший высоким статусом государственного чиновника – второго человека в Синоде, Потемкин не мог не быть ключевой фигурой во всех этих дискуссиях. Суть обсуждаемых вопросов сводилась к взаимоотношениям церкви и государства, в развитии которых можно выделить три периода:

1. От начала христианства на Руси до утверждения московского единодержавия в XVI в. Это период наибольшей церковной самостоятельности.

2. От начала московского единодержавия до Петра I. В это время отношения между духовной и светской властью характеризуются решительным стремлением правительства подчинить церковь своему влиянию.

3. От Петра I и учреждения Синода. Именно в это время церковное управление принимает формы государственного управления и даже делается частью последнего. Постепенно государство занимает главенствующее положение по отношению к церкви. Часть предметов, относящихся к классическому церковному праву, перешла к ведению светского государства. Так, например, внутренняя организация церкви определялась «Духовным регламентом» (1721 г.) и контролировалась Синодом.

Вынося на обсуждение Частной Духовно-гражданской комиссии вопросы о браках христиан с «иноверцами», государство переводит их также из области церковного права в светское. Проводником государственной политики, вероятно, и являлся Потемкин. Он должен был стать связующим звеном между церковью и государством.

В поле деятельности Потемкина в Синоде и Уложенной комиссии, несомненно, находился и вопрос об имущественном положении церкви. В 1762 г. состоялся указ Петра III о секуляризации всех церковных и монастырских имуществ. Несмотря на то что Екатерина II отменила это распоряжение после восшествия на престол, в феврале 1764 г. правительство опубликовало Манифест о передаче духовных владений в ведомство Коллегии экономии. Монастыри, число которых значительно уменьшилось, поступали на содержание государства. В этой связи представляет большой интерес автограф записки Потемкина или, лучше сказать, нескольких заметок под заголовком «О монастырях». Его рассуждения относятся к 1786 г., но они неразрывно связаны с ранним этапом деятельности Потемкина.

Проблема монастырей была одной из центральных для русской церкви. Первые попытки ограничить церковное землевладение относятся еще к Ивану III. При Василии III эта проблема поднимается на теоретический уровень в споре иосифлян и нестяжателей, в частности, обсуждается вопрос о том, нужны ли монастыри вообще.

Потемкин как человек, выросший в русской культуре и хорошо разбиравшийся в этих проблемах, пытается вернуться на теоретические основания спора иосифлян и нестяжателей и дать то церковно-догматическое объяснение монастырей, которое существовало в русской церкви. В этом смысле рассуждения Потемкина опережают время.

Говоря о монашествующих, он замечает, что они «объявляют право свое из слов Спа[си]телевых в Евангелии, аще как изречение сие отнюдь не принадлежит к ним, но касалось тех, которые для отцов своих не присоединялись ученикам Христовым. Первые монахи завелись в Египте от сект жидовских… живущих обществами, кои, перейдя в христианство, подали образ общежительства и сие было началом».

Анализируя историю монастырей, Потемкин приходит к выводу, что монашество появилось в России «ни в честь закону, ни в пользу людям, ибо народ наш, присоединя к тогдашней грубости ханжество и лицемерие, был источником ложных чудес и вредных оснований, слава Богу, не допустил Россию к участи греков». По мнению Потемкина, монастыри в том виде, как они существуют, наносят вред. Он считал, что «презрение мира не зависит от обетов; кто убежден в совести о должности, тот сердцем монах, а не помянутые. Собрание монахов по образу нашему – есть собрание тунеятцов. Пример соблазна и общество путаницы». Столь категоричные заявления Потемкина являются революционными не только для того времени, но и сейчас. Высказываясь отрицательно по отношению к существующим монастырям, он, в свою очередь, предлагает «все в городах, а паче в Москве, уничтожить, как несообразные уединению, обратя их в училищи или гофшпитали для бедных и престарелых офицеров и рядовых, облегча устав церковной, но с наблюдением чистоты и благопристойности».

Вероятнее всего, Потемкин сам прекрасно понимал всю революционность своих высказываний и не делал официальных представлений по этому вопросу. Тем не менее в записке он говорит, что охотно бы взялся установить такой монастырь «для примеру». За образец он считает необходимым взять «новые ерусалимския ордены кавалерския» и всех существующих в России орденов кавалеры давали бы «малое подаяние» к содержанию инвалидов в предлагаемых Потемкиным монастырях. Жительствующие в них инвалиды «сверх часа молитвы должны были трудится размножением огородных и садовых, и ботанических растений…». Екатерина II все же ознакомилась с «Запиской» Потемкина. Ее статс-секретарь А.А. Безбородко писал Потемкину 22 октября 1786 г.: «Бумаги о епархиях и монастырях, от вашей светлости мне врученные, на другой день были представлены. Ея величество весьма была ими довольна, особливо удивилась записке о монахах, быв прежде в мнении, что вы исключительно к их пользе представляете».

В силу вышеизложенных причин проект Потемкина не был реализован, но среди его многочисленных предложений Екатерине мы с удивлением встречаем в 1789 г. прошение о строительстве монастыря на Витовке. «Я тут учрежу общество послушническое, – обращается Потемкин к императрице, – из инвалидов офицеров и салдат…» Несмотря на поддержку Екатерины, монастырь так и не был основан.

Неизвестные ранее заметки Потемкина о монастырях в корне изменяют историографическую картину. Они являются свидетельством глубоких размышлений Потемкина, причем очень любопытных, об усилении роли государства в отношениях с церковью и одновременно о решении некоторых социальных проблем.

Возвращаясь к заседаниям частной Духовно-гражданской комиссии, следует указать на присутствие среди рассматриваемых проблем вопросов, касающихся раскола. Скорее всего Григорий Потемкин был знаком с запиской директора Московского университета в годы его учебы И. Мелиссино 1763 г. «Мысли о раскольниках и о средствах к обращению их», и ее содержание могло оказать на него определенное влияние. Мелиссино замечает, что изменения в обрядах не коснулись догматов и основ религии. Далее он говорит, что существует возможность объединения старообрядчества с синодальной церковью и многие раскольники стремятся к этому. Автор допускает разрешить им строить церкви и иметь священников. Высказанные Мелиссино положения нашли свое развитие и реально осуществились при самом непосредственном участии Потемкина.

Особое внимание заслуживает пункт 9 экстракта из «наказов и голосов господ депутатов» – «О праве разных вер людей, живущих в России», непосредственно относящийся к сфере деятельности Потемкина в Уложенной комиссии как опекуна «иноверцов». Можно предположить, что изложенные в нем пожелания депутатов, сформулированные на основе наказов жителей, оказали определенное влияние на политику Потемкина в дальнейшей государственной деятельности. Депутаты просили, чтобы «в разсуждении закона магометанцы отличаемы были от идолопоклонников», «учинить законоположение, чтоб никто не дерзал ругать мусульманскую веру», а если «кто чужой закон дерзнет поносить, то за сие наказывать на публичном месте», о разрешении строить в каждом селении мечети, не крестить насильно «иноверцов» и т. д.

Ожесточенная борьба развернулась в Уложенной комиссии по главным вопросам жизни страны и народа – положении крестьян, крепостном праве, проявлений и порождений крепостничества. При обсуждении «Проекта прав благородным» в июле – декабре 1768 г. возник вопрос о предоставлении воли крепостным, который сторонники крепостного права встретили в штыки. Представители просветительской мысли доказывали, что крепостное право – главная причина разорения, нищеты и невежества крестьян и, стараясь улучшить и облегчить их положение, предлагали ограничить и регламентировать крестьянские повинности.

Последовавший за тем роспуск Уложенной комиссии не прекратил обсуждения крестьянского вопроса, как на это рассчитывала Екатерина II и большинство дворянства. Провал затеи претворить в жизнь теоретические построения европейских философов на русской почве становился все очевиднее для императрицы. С началом войны с Турцией у нее появился прекрасный повод для роспуска депутатов. 18 декабря маршал собрания А.И. Бибиков зачитал депутатам указ Екатерины о прекращении пленарных заседаний «Большого собрания». Частные комиссии продолжали работать, но Потемкин, отчисленный 11 ноября от полка как состоящий при дворе, в силу своего понятия о воинском долге не мог оставаться в стороне, когда Россия вступила в войну. Возможно, что на его решение отправиться в армию волонтером повлияла и степень осведомленности о судьбе Уложенной комиссии.

2 января 1769 г. на 201-м заседании комиссии Бибиков объявил депутатам, что «господин опекун от иноверцов и член комиссии Духовно-гражданской Григорий Потемкин по высочайшему Ея императорского величества соизволению отправляется к армии волонтиром».

За короткое время Потемкин получил важные уроки государственного устройства, деятельности Синода и принял участие в парламентских заседаниях екатерининского времени. Становление его как государственного деятеля проходило именно в эти годы. Можно долго спорить, что именно привлекало в Потемкине Екатерину – умение подражать чужим голосам или проявление несомненных талантов государственного ума, но дальнейшие события в жизни нашего героя однозначно свидетельствуют: никакие гримасы и ужимки придворного не могут сравниться с теми масштабными проектами, которые он смог осуществить. Учеба в Московском университете, служба в Конной гвардии и одновременно участие в заседаниях Синода, деятельность в Уложенной комиссии – все это способствовало формированию у Потемкина определенного мировоззрения и представлений о методах и формах государственной деятельности. Свои взгляды и убеждения он развивал и совершенствовал в дальнейшей службе на благо Отечества.