Читать книгу Двойные игры адвоката - Наталья Борохова - Страница 5

Опознание проводилось в третьем корпусе городской больницы, куда сразу после покушения была доставлена Екатерина Серебровская. К назначенному времени, к десяти часам утра, у следователя все было готово. Подозреваемого доставили в больницу под конвоем. Два статиста и парочка понятых из числа медперсонала дожидались своего часа в красном уголке. Таковым в отделении по старинке называли небольшой холл с телевизором и фикусом в кадке. Здесь по вечерам собирались больные, коротая время за просмотром сериалов и развлекательных программ. Кате Серебровой не было нужды ходить в холл. Она занимала отдельную палату повышенной комфортности, и в ее распоряжении был телевизор, холодильник и даже отдельный туалет с душевой кабинкой. Все это указывало на то, что у домохозяйки Кати есть заботливый любящий муж. Впрочем, Дубровская это поняла сразу, хотя ей никто не представлял этого высокого импозантного мужчину в наброшенном на плечи белом халате. Он дефилировал по коридору, от палаты жены до холла, где уже собрались отдельные зеваки, и делал одновременно несколько дел. Говорил по телефону, раздавая кому-то приказы и распоряжения, по пути следования останавливал медсестру и выговаривал ей, что сегодня в палате жены никто не убирался и деньги за такой комфорт он платить не будет. Потом кивал головой главному врачу, кидал пару реплик следователю. Он сразу же заметил в холле новое лицо – Елизавету. Привлекательная женщина в костюме и с портфелем явно не была врачом.

– Это адвокат подозреваемого, – пояснил следователь. Он как-то сразу признал первенство мужа и даже не помышлял выдворить его в палату к жене, что было бы в данном случае разумно.

– А-а, адвокат! – кивнул головой супруг и подал Лизе руку. Той не оставалось ничего иного, как просто пожать протянутую ладонь. – Очень приятно. Аркадий Серебровский, – представился он. – Трудная работа у вас, адвокат, – защищать всякое отребье.

Елизавета не нашлась что ответить. Во-первых, у нее не было аргументов, чтобы опровергнуть это безапелляционное высказывание и доказать, что Ушаков на самом деле порядочный и воспитанный человек. Во-вторых, от Серебровского не исходило агрессии. В его тоне Елизавета скорее ощутила понимание и сочувствие. Это было приятнее, чем выслушивать претензии ее бесплатного клиента и видеть его недовольное лицо. Впрочем, через пару минут его ввели в сопровождении трех ребят в форменной одежде.

Зевак из числа больных попросили разойтись по палатам, что они сделали весьма поспешно. Похоже, пациенты, увидев мужчину в наручниках, побоялись, что тот начнет крушить все подряд и, чего доброго, доберется и до них. Но Ушаков вел себя смирно, разве что позволил себе сплюнуть на пол, отделанный плитами из мраморной крошки, за что немедленно получил замечание.

– А вы не устраивайте зоопарк, начальник, – ответил он, мрачно глядя на следователя. – По улице слона водили, так, что ли?

Дубровская удивилась, что закоренелый уголовник знает строчку из басни Крылова. В ее понимании ему было некогда учиться читать.

– Успокойся, Ушаков, – сказал следователь. – Публику убрали, как ты видишь. Оставили лишь понятых и статистов. Ты человек в наших делах грамотный, поэтому знаешь, зачем они нам нужны.

– Знаю, не первый раз, – буркнул Ушаков. – Это, что ли, статисты?

Он указал на двух мужчин, подпирающих подоконник. Следователь утвердительно кивнул. Скорее всего, это были медработники, хотя и без белых халатов. Комплекцией, ростом и возрастом они не особо отличались от Ушакова, а это было основное требование, на котором настаивал закон.

– Одно лицо, а? – хмыкнул подозреваемый. Он, без сомнения, знал этот пункт кодекса. Дубровская уже не раз убеждалась, что ее клиенты с криминальным стажем по части знания процессуального закона могут дать фору любому адвокату.

– Для чистоты эксперимента я попросила бы загримировать моего клиента, – произнесла вдруг Лиза. – Кровоподтек на скуле бросается в глаза.

Это было разумное требование, за что она впервые получила признательный взгляд Ушакова. Следователь же растерялся.

– Вы правы. Только я не умею гримировать, да и не захватил с собой ничего подходящего.

В сумочке у Дубровской нашелся тюбик тонального крема и пудреница с зеркалом. Она немедленно предоставила все это Ушакову. Подозреваемого усадили на стул перед окном и дали ему возможность заретушировать синяк самому. Правда, это давалось ему тяжело. Он долго размазывал тон по скуле, ловя свое отражение в зеркале.

– Прямо как баба, – недовольно бурчал он.

Медицинские сестрички, прятавшиеся за колонной, едва сдерживали смех. Зрелище было достойно того, чтобы запечатлеть его на пленку. Коренастый мужик с трехдневной щетиной сутулился перед крохотным зеркальцем в перламутровой оправе. Наконец он повернулся, чтобы продемонстрировать результат своей работы. Тут уже прыснули все присутствующие.

Вид у него и вправду был забавный. Крем забился в щетину неровными островками, образуя странные наросты, которые вблизи можно было принять за лишай. Ко всему прочему, тон кожи у Ушакова был намного темнее, чем у Елизаветы. Поэтому теперь на месте синяка красовалось белое пятно. Вид Ушакова был настолько комичным, что хохотали все: тоненько хихикали медсестрички, заливисто вторил им главный врач, смахивал слезы с глаз сам сыщик. Двери палат тихонько открывались. Пациенты хотели знать причину безудержного веселья.

– Ну извини, Ушаков, – с трудом проговорил следователь. – Не держим мы в штате гримера.

Лицо подозреваемого исказилось злобой. Он с удовольствием бы разбил об пол дурацкое зеркальце, хотя умом понимал, что оно тут ни при чем.

– А кроме как ржать, словно кони, начальник, тут хоть кто-нибудь может мне помочь?!

Следователь отчаянно затряс головой. Перспектива гримировать зэка его категорически не устраивала.

– Извини, Ушаков, ничего в этом не понимаю.

Конечно, кроме хозяйки пудреницы, помочь подозреваемому не мог никто. Никто и не хотел. Положа руку на сердце, Елизавету такая возможность тоже пугала. Но, как ни верти, она была адвокатом Ушакова, поэтому чувствовала за него определенную ответственность.

– Давайте-ка я попробую, – сказала она.

Ушаков покорно подставил ей лицо и даже прикрыл глаза, пока она влажной салфеткой убирала излишки крема. Она работала быстро, самыми кончиками пальцев, и ее сильно смущало то, что вся публика затаив дыхание следила за ней и за Ушаковым. Так зрители в цирке смотрят на дрессировщика, запускающего голову в пасть льва – откусит или же в очередной раз помилует? Должно быть, в глазах обывателя зэк представлялся хищником без капли здравого смысла. Когда она закончила, пройдясь для порядка по его щетине пуховкой, присутствующие еле слышно выдохнули.

– Чертовы идиоты, – пробурчал себе под нос Ушаков.

В этот раз результат работы оказался вполне удовлетворительным.

– Красавец! – подытожил сыщик. – Теперь только в кино или на рекламу: «Их ищет милиция».

– Не томи, начальник, – проговорил Ушаков. – Готовь свой спектакль.

По знаку следователя понятые заняли место у окна. Статисты подошли к Ушакову, и тот, еще раз для порядка оглядев их, встал крайним справа, спиной к стене. Дубровской, наблюдающей происходящее со стороны, показалось, что подозреваемый волнуется, хотя по привычке делает вид, что ему все равно. Кулаки его то сжимались, то разжимались. Хотя вполне возможно, что он просто разминал руки, затекшие от наручников.

По команде следователя мужчины надели на головы вязаные черные шапочки. Видимо, потерпевшая, описывая грабителя, указывала на наличие головного убора. Лизе всегда казалось, что черная шапочка на голове, да еще надвинутая на глаза, признак неблагонадежности. Вот и сейчас мужчины стали похожи на трех уличных налетчиков.

Медсестра сбегала в палату за потерпевшей. Серебровская появилась в сопровождении мужа, который заботливо придерживал ее за локоть.

Увидев в холле большое скопление народа и три фигуры, стоящие перед стеной как изваяния, Екатерина замедлила шаг. Вернее сказать, просто вросла в пол, и если бы не Аркадий, который мягко подтолкнул ее вперед и шепнул на ухо что-то ободряющее, не сдвинулась бы с места.

– Потерпи, Катюша, – услышала Дубровская. – Скоро все закончится. Ты только должна показать того, кто напал на тебя в парке.

Следователь наконец вспомнил о своих обязанностях.

– Совершенно верно, Екатерина Андреевна. – Он отделился от толпы, удерживая в руках папку, на которой лежал лист протокола. – Посмотрите внимательно на трех человек, которые стоят перед вами, и скажите, кого из них вы видели раньше. Конечно, имеется в виду, кто напал на вас.

Екатерина смотрела на троицу у стены. Все смотрели на Екатерину.

Дубровская видела Серебровскую впервые и не могла не отметить про себя, как странно смотрится эта грустная немолодая женщина в паре с высоким красавцем мужем. Должно быть, супруги были ровесниками (год-два в ту или иную сторону). Но если Аркадий определенно переживал расцвет своей мужской формы, то Екатерина уже прошла его и вступила в пору увядания. У нее не было ярко выраженных морщин, да и волосы совсем не серебрились сединой. Но в походке, унылой, утомленной позе, а особенно в глазах не было даже искорки живости. Со стороны казалось, что она уже прожила жизнь, все видела на своем веку и от всего устала. Одета она была соответствующе заведению: фланелевый халат, тапочки и теплые шерстяные носки. В больнице было прохладно. Ее муж на этом фоне казался настоящим щеголем. Штиблеты, начищенные до блеска, без капли весенней грязи, белоснежная рубашка в тонкую розовую полоску с запонками в виде бутонов. На нем были серые брюки превосходного качества и джемпер, который хотелось потрогать. Всего этого, на взгляд Лизы, было слишком, чтобы считать Аркадия Серебровского человеком деловым. По виду он мог принадлежать только тусовке. Но так могло показаться лишь тому, кто не знал, что Аркадий Александрович – опытный финансист, кандидат наук. Он возглавлял в банке кредитный отдел, а в свободное от работы время читал лекции. Студентки находили его весьма привлекательным, сотрудницы банка его обожали. Не в пример некоторым представителям своей профессии, он не был нудным педантом, живущим только миром цифр и процентов, он был обходителен с женщинами, учтив с начальством, остроумен с друзьями…

Серебровский приобнял жену за плечи.

– Катюша, ты кого-нибудь узнаешь? – Голос у него был приглушенным и мягким, хотя ноздри, как заметила Лиза, трепетали от гнева. Сам он, без сомнения, узнал человека, которого задержал в парке.

Екатерина, отчаянно цепляясь за мужа, переводила взгляд с одного лица на другое. Мужчины старались не смотреть ей в глаза. Подозреваемый вел себя невозмутимо. Он даже слегка покачивался на месте, стараясь показать, что ему все равно.

– Ну же, Катюша! – нетерпеливо подбодрил Аркадий. – В чем проблема?

У Серебровской сделалось страдальческим лицо.

– Я просто боюсь ошибиться. Не хочу, чтобы у кого-нибудь были из-за меня неприятности.

– Ты не можешь ошибиться, дорогая. Ты ведь рассмотрела его лицо?

– Да, но я наблюдала грабителя в темное время суток. Ты же знаешь, в парке не очень хорошее освещение. Кроме того, я была в шоковом состоянии… Ты можешь меня понять? Это было ужасно.

– Я все понимаю, – заверил ее супруг. – В любом случае ты можешь сказать, что никого не узнала.

– Я не сказала, что никого не узнала. Я просто боюсь ошибиться.

В каком-нибудь другом случае Елизавета Дубровская обязательно указала бы следователю на недопустимость участия мужа в следственном действии. Аркадий вел себя слишком активно, а ведь по делу он являлся свидетелем. Но, наблюдая эту супружескую пару, трогательное участие мужа в проблемах жены, она не хотела вмешиваться. В конце концов, не указывает же Серебровский пальцем на ее подзащитного! А за то, что он поддерживает жену, ободряет ее во время опознания, честь ему и хвала. Елизавета не ручалась за то, что Мерцалов повел бы себя так же, случись беда с ней. Наверняка он принес бы ей мешок конфет, оплатил отдельную палату и растворился в лабиринте больничных коридоров, напоследок сказав, что всегда предупреждал о том, что вечерами нужно сидеть дома.

– Ну-с, Екатерина Андреевна, каков ваш ответ? – выступил вперед сыщик. – Что мы запишем в протоколе?

– Я готова, – сказала женщина, собираясь с духом. – Мне кажется, я видела вот этого человека, – она указала на Ушакова. – Он напал на меня в парке.

– Ты не можешь говорить, что я напал на тебя, дура! – заорал вдруг Ушаков, делая шаг к потерпевшей. – Я спас тебя!

Женщина испуганно отпрянула, и в мгновение ока между ней и подозреваемым выросла представительная фигура Аркадия Серебровского.

– А ну-ка, встань обратно, шваль! – произнес он свистящим шепотом. – Не ровен час, я тебе за жену еще и вторую щеку распишу.

– Все по местам! – рявкнул следователь. Решительное противостояние двух мужчин застало его врасплох. – Конвой, наденьте на Ушакова наручники!

Конвоиры споро закольцевали подозреваемого. Оказавшись в привычной для него позе, Ушаков опять плюнул на пол. Теперь уже с яростью.

– Хвать пачкать пол! – сделал замечание следователь. – А вы, потерпевшая, поясните, по каким приметам вы опознали мужчину под номером три.

Екатерина с мольбой посмотрела на мужа, словно предлагая ему самому ответить на этот вопрос. Общение с Ушаковым вызывало у нее ужас.

– Нет. – Он тихонько мотнул головой. – Ты должна это сделать сама.

Женщина собралась с силами и, стараясь не встречаться взглядом с зэком, тихо произнесла:

– Я узнаю его по лицу и комплекции.

– А что такого примечательного в его лице и комплекции? – не выдержала Дубровская. – Вы можете назвать какие-то особые приметы, по которым вы запомнили грабителя?

Екатерина опять посмотрела на мужа. Тот кивнул головой.

– Все нормально, отвечай. Это его адвокат.

Она пожала плечами.

– Боюсь, я не вспомню ничего особенного. Никаких шрамов и бородавок. Обычное лицо.

– У всех троих обычные лица. Ни у одного из них нет ни шрамов, ни бородавок. Почему вы указали именно на этого человека?

Дубровская спросила себя, искусно ли она замаскировала кровоподтек на скуле. Может, именно он стал подсказкой для потерпевшей?

– Я не знаю, – растерялась Екатерина. – Просто я вижу, что это он.

После того как Ушаков позволил в ее отношении выпад, женщина стала решительнее. Во всяком случае, она уже не твердила, что боится ошибиться, а говорила определенно: «Я вижу, что это он».

– Но ведь в самом начале вы колебались с выбором? Значит, у вас были сомнения? – задавала вопросы адвокат. Она не стремилась уличить женщину в неискренности, тем более что Екатерина была ей симпатична. Дубровская просто делала свою работу. Ей нужно было знать наверняка, виновен ли ее клиент.

– Для меня все это впервые, – пояснила Серебровская. – Первые минуты я даже не видела лиц. Так, белые пятна. Если бы не Аркадий, – она застенчиво взглянула на мужа, тот тихонько сжал ей руку и улыбнулся, – вряд ли от меня было бы много толку. Но я взяла себя в руки. Мой ответ вы слышали.

– Значится, так и запишем. – Следователь положил папку с протоколом на столик дежурной сестры. – «Потерпевшая уверенно опознала мужчину под номером три, записанного в протоколе следственного действия как Ушаков Константин Игоревич 1975 года рождения. Опознала его по лицу, комплекции…»

– Темным глазам, – подсказала Екатерина.

– О! «Темным глазам», – следователь дописал фразу и поставил в конце жирную точку. – Понятые, подойдите, подпишите протокол. Защитник, потерпевшая, никуда не уходим, ставим свои подписи.

После того как протокол был удостоверен подписями, толпа людей в холле стала потихоньку рассасываться. Понятые и статисты ушли первыми. Любопытные медсестрички убежали на процедуры, по пути громко обсуждая необычное зрелище. У столика дежурной остались лишь сыщик, адвокат да супружеская чета Серебровских. Конвоиры и подозреваемый расположились в стороне, у окна. Ушаков был мрачен и бормотал себе под нос проклятия.

– Ступай, дорогая, к себе. Отдохни. Тебе незачем здесь находиться, – сказал Аркадий, поймав на себе злобный взгляд арестанта. Он поцеловал жену в висок, и та, как послушный ребенок, направилась в палату.

Когда Екатерина ушла, Серебровский обратился к Елизавете:

– Прошу прощения за несдержанность. Обычно я куда спокойнее. Но я не мог позволить этому типу после того, что он сделал с моей женой, вести себя подобным образом.

Дубровская не могла сказать ему, что она понимает и полностью разделяет его негодование. Как ни верти, она все еще была адвокатом Ушакова, да и тот сам находился неподалеку.

– Вы не знаете, что моя жена едва не умерла до приезда «Скорой». Врачи едва спасли ее, – продолжил Аркадий, словно ища сочувствия в глазах адвоката.

Он видел, что молодая женщина на всем протяжении следственного действия держалась особняком от подозреваемого, никак не проявляя своего сочувствия к нему. И если она задавала вопросы, то делала это скорее по причине добросовестности, чем из-за симпатии к своему клиенту.

– Вы извините, если мой вопрос покажется вам некорректным, – произнесла Елизавета, пользуясь предоставленным случаем. – Я не совсем уловила, в чем заключалась опасность для жизни вашей жены? Насколько я знаю, на ее теле врачи не обнаружили ран, иных серьезных повреждений. Конечно, за исключением ссадин и синяков. Но от этого не умирают.

– Совершенно верно, – кивнул головой Серебровский. – Но Екатерина с детства страдает астмой. Приступы у нее бывают очень тяжелыми. Обычно она не может обходиться без аэрозоля. Всякий раз, когда она уходит из дома, она непременно берет с собой баллончик с лекарством. Так было и в этот раз, пока негодяй не отнял у нее сумку. – Он бросил выразительный взгляд на Ушакова. Тот и не подумал отвести глаза в сторону. Он вел себя вызывающе. Воистину, у этого человека не было сердца.

– Стрессовые ситуации у нее неизбежно влекут за собой проблемы с дыханием. Она начинает задыхаться и, не окажись под рукой лекарства, все может окончиться плачевно. Теперь вы понимаете, что бы произошло, если бы я вовремя не пришел к ней на выручку. Ведь это случайность, что я вышел ее встречать! Сердце что-то почувствовало. А ведь Катюша была готова отдать этой сволочи сумку со всем содержимым, она просила оставить ей только лекарство!

– Ничего она не просила! – огрызнулся Ушаков. – Я увидел ее, когда она уже была без сознания.

Серебровский сделал над собой усилие, чтобы не отвечать подозреваемому грубостью.

– Теперь вы понимаете, почему я не сдержался и дал этому негодяю по физиономии?

Дубровская была в затруднении. С одной стороны, она сочувствовала мужу потерпевшей, с другой стороны, выражать свои сочувствия при Ушакове было неэтично. Не могла же она понимающе кивнуть головой и сказать что-то вроде: «Понимаю вас. Я удивляюсь, что вы вообще его не изувечили».

Она адресовала Серебровскому понимающий взгляд.

– Начальник, меня долго еще будут тут держать? – нетерпеливо проговорил Ушаков. Ему, должно быть, наскучило наблюдать, как муж потерпевшей любезничает с его адвокатом. – Домой хочу. Баланда стынет.

– Твой дом – тюрьма, – немедленно отозвался Серебровский.

Следователь разрешил конвоирам забрать Ушакова, опасаясь, что перебранка между мужчинами может закончиться дракой. Тот на прощание адресовал всем присутствующим взгляд исподлобья и ушел, не сказав ни слова даже своему адвокату. Но Дубровская и не думала на него обижаться. Без Ушакова она чувствовала себя свободнее. Даже воздух вокруг стал чище.

Следователь согласовал с ней дату очередной встречи и, пожав руку Серебровскому, удалился. У Елизаветы не было причин задерживаться. Она улыбнулась Аркадию, довольная уже тем, что ей не надо оглядываться по сторонам.

– Мне пора. Всего доброго.

Она решила не говорить «до встречи», поскольку предполагала, что эта встреча может быть нежелательна для Серебровских, ведь она действовала в одной связке с Ушаковым. А еще одна встреча с ним стала бы для Екатерины нелегким испытанием.

Однако Серебровский мялся, словно желая, но не решаясь сказать адвокату что-то важное.

– Елизавета… м-м…

– Германовна, – подсказала Дубровская, вспомнив, что следователь познакомил их походя, и ее отчество могло Аркадию не запомниться.

– Да, Елизавета Германовна, – с облегчением проговорил Серебровский, увлекая ее за собой в коридор, подальше от любопытных взглядов больных и медперсонала. – У меня к вам есть маленькое дельце…

Лиза подчинилась ему, стараясь не показывать своего удивления. Между ними по определению не могло быть никаких дел.

– Милая Елизавета Германовна, у меня к вам просьба… Не знаю, как выразить ее, чтобы вы поняли, но попробую. Видите ли, для нас с Катюшей это происшествие стало потрясением. Вы видели мою жену. Она очень впечатлительна и не перенесет, если вдруг Ушаков окажется на свободе. Вы меня понимаете?

– Боюсь, что нет, – ответила Лиза, совершенно не представляя, куда клонит Серебровский. – Я не вижу ни малейших шансов, чтобы мой клиент оказался на свободе. Опознание только закрепило позиции обвинения.

– Ну и слава богу! – вздохнул мужчина с явным облегчением. – Знаете, из прессы нам известна масса случаев, когда человека вдруг выпускают, и он начинает мстить всем вокруг. Нам бы этого не хотелось.

Дубровская пожала плечами.

– Да, а в чем просьба? – вспомнила вдруг она.

Серебровский опять почувствовал себя неловко. Елизавете было забавно наблюдать, как этот взрослый солидный мужчина тушуется, как подросток.

– Вы хотите предложить мне что-то неприличное? – улыбнулась она, подначивая его.

– В каком-то роде, – признался Аркадий. – Видите ли, я понимаю, что значит бесплатный адвокат. Вы трудитесь, защищая негодяя и не получая при этом ни материальной отдачи, ни даже элементарной признательности. Я мог бы оплатить вам работу. Причем достойно.

– Вы собираетесь оплачивать мне работу? – изумилась Дубровская. Она еще не слышала, чтобы потерпевшие оплачивали труд адвоката обвиняемого. Это было лишено всякого смысла.

– Пусть это не покажется вам бесстыдством. Конечно, я хочу получить кое-что сторицей, милая Лиза!

Дубровская смешалась. Это внезапное сокращение дистанции между ними – с официальной манеры общения на что-то интимное, близкое, – взволновало ее. Пять минут назад Серебровский уточнял ее отчество, сейчас он называл ее по имени, причем так, как это делали друзья или близкие.

– Я всего лишь хочу, чтобы этот негодяй остался за решеткой, – сказал он тихо, словно приглашая ее на свидание.

Дубровская почувствовала легкую досаду. Ей стало неловко за свои глупые мысли. Интересно, увидел ли он в полумраке коридора, как вдруг вспыхнуло ее лицо? Ужасно, если он вдруг решит, что он взволновал ее как женщину!

– Останется Ушаков за решеткой или нет, зависит не от меня, – ответила она немного резко, желая реабилитироваться в его и своих собственных глазах.

– Немного это зависит и от вас, – мягко возразил Серебровский. – Ведь вы его адвокат. Я заметил, что вы не привыкли относиться к защите формально.

– И вы предлагаете мне деньги за то, чтобы я не защищала Ушакова? – уточнила Елизавета.

– Именно так. Такой человек недостоин защиты.

– Не вам и не мне решать, кто достоин защиты, а кто нет, – твердо сказала Дубровская.

Серебровский посмотрел на нее с сожалением.

– Вижу, мое предложение не пришлось вам по вкусу.

– Да, и если вы понимаете, я сейчас не набиваю себе цену. Ваша просьба не только аморальна, она еще и противозаконна.

– Господи, чего же аморального в том, чтобы защитить свою жену?! – воскликнул Серебровский. – Я хочу, чтобы ее обидчик получил реальный срок. Без всяких снисхождений и условных осуждений.

– Он получит этот срок и без ваших стараний.

– Значит, вы отказываетесь от денег?

– Да, отказываюсь.

Серебровский сокрушенно покачал головой. Огорчение его было таким искренним, что Лиза почувствовала себя виноватой. В самом деле, разве стоило ей быть такой занудой и читать ему нотации, распекая за аморальность и противозаконность? Свекровь не зря говорила, что ее слова похожи на цитаты из учебника, а муж упрекал в излишней правильности. Конечно, при любом раскладе она не взяла бы у него деньги, но отказать ему можно было мягко и не столь категорично.

– Я восхищен вашими строгими моральными принципами, Елизавета Германовна, – грустно улыбнулся Серебровский. Должно быть, он посчитал, что несколько поторопился называть адвоката по имени. Особа «с такими принципами» запросто могла написать на него какую-нибудь кляузу.

– Если вы хотите, я могла бы заверить вашу жену, что в этом деле для нее не будет никаких неприятных сюрпризов, – предложила вдруг Дубровская, сама не понимая зачем. – Я просто успокою ее.

В самом деле, почему она не может сделать для них такую малость? Кто будет упрекать ее в несоблюдении адвокатской этики? Самому Ушакову, видимо, без разницы, есть у него адвокат или нет. Он не утруждает себя даже тем, чтобы просто поздороваться с ней.

– Это было бы очень мило с вашей стороны, – рассеянно ответил Аркадий, сверяя время. Часы на его руке, как заметила Дубровская, были дорогими, из розового золота, в прозрачном корпусе, который позволял насквозь видеть, как крутятся все колесики и шестеренки. – Я покажу вам, где ее палата.

Они прошли по коридору почти до самого конца. Палата Серебровской находилась прямо напротив ординаторской. Мужчина осторожно постучал и, сделав паузу вежливости, отворил дверь.

Екатерина лежала на кровати, глядя в потолок.

– Ты бы поспала, дружок, – сказал Аркадий, подходя к ней и целуя в висок.

Но она поднялась на локте, с некоторым опасением глядя на Дубровскую.

– Не бойся, это адвокат. Она пришла сказать тебе несколько слов, – пояснил Серебровский, беря жену за руку. – Ты немножко поговоришь с ней, а потом заснешь. Ты обещаешь мне это?

– Обещаю, – проговорила Екатерина. Их общение напоминало отношения заботливого отца и дочери. Хотя внешне Серебровская больше походила на его старшую сестру, чем на супругу.

– Вы ее сильно не утомляйте, Елизавета Германовна, – попросил Аркадий. – Катя еще слишком слаба. А мне нужно бежать. Если так пойдет дальше, я запросто могу лишиться работы. В банке не приветствуют долгие отлучки.

Он улыбнулся женщинам. Конечно, он слегка кокетничал. В банке Аркадий был на хорошем счету, и увольнять ценного сотрудника только за то, что он навестил жену в больнице, никто бы не стал.

Когда его шаги затихли в глубине коридора, Дубровская улыбнулась.

– У вас заботливый муж. Честно говоря, я вам завидую.

– Так все говорят, – бесцветно согласилась Екатерина, словно у нее на этот счет было свое мнение.

Лиза мысленно отругала себя. Кто ее дернул за язык обещать что-то Серебровскому? О чем она будет говорить с его женой?

– Вы присаживайтесь, – предложила ей Катя, указывая на стул.

Елизавета села, поставив портфель рядом с собой. Теперь она походила на доктора, приглашенного на вызов к больному. Ее удивило, что рядом с Катей на прикроватной тумбочке не было ни одной книги, ни единого журнала. Когда Лиза сама лежала в больнице, она только и делала, что читала. Чем еще можно убить скуку и однообразие больничной жизни? Но в большой светлой палате с жалюзи на окнах было чисто и пусто. Телевизор молчал, не докучал своим тарахтением холодильник. В углу на полу стояла ваза с огромным роскошным букетом. Из-за своей неимоверной величины он мог стоять лишь там, прислоненный к стене. В противном случае ваза бы опрокинулась на пол.

– Я не люблю огромные букеты. Но Аркадий их всегда покупает, – сказала Катя, заметив взгляд посетительницы.

– Должно быть, очень сильно вас любит.

– Ему очень важно, что о нем подумают. Вдруг молоденькая продавщица в цветочном магазине решит, что у него нет денег на самые лучшие цветы?

Дубровская еще раз удивилась, хотя внешне никак свои чувства не выдала. Ей показалось, что Екатерина слишком холодно принимала заботу мужа. Она относилась к этому как к чему-то само собой разумеющемуся. «Я не люблю огромные букеты». Да многие тысячи женщин, получающих раз в году чахлую веточку мимозы на Восьмое марта, назвали бы ее неблагодарной дурой!

– Аркадий сказал, что вы мне хотите что-то сообщить, – напомнила адвокату Екатерина.

– Ах да, – спохватилась Лиза, не имея никакого представления, о чем ей нужно говорить с впечатлительной женой Серебровского. – Ваш муж сказал мне о ваших опасениях. Вы беспокоитесь, что подозреваемый выйдет на свободу. Мне хотелось бы вас успокоить: следствие не собирается менять Ушакову меру пресечения. Для этого сейчас нет никаких оснований.

– А если они появятся, эти основания? – спросила Екатерина. Она глядела на адвоката полными ужаса глазами, и Дубровская мысленно согласилась с ее мужем. Серебровская тяжело переживала случившееся. Она была буквально парализована страхом.

– Мне трудно сейчас представить, что такие основания могут появиться. Вы опознали Ушакова. В деле есть показания вашего мужа, свидетеля. Они взяли его на месте преступления. Похоже, что вина моего клиента здесь очевидна.

– Вы не будете требовать его освобождения?

Дубровская усмехнулась. Бедная взрослая женщина (несмотря на внешность, ее почему-то хотелось назвать девочкой) верит во всесилье адвокатов.

– Я могу требовать что угодно, – честно сказала она, – в том числе и его освобождения. Суд сочтет требования необоснованными и оставит моего клиента под стражей. Вы можете спать спокойно. И, в конце концов, почему вы решили, что Ушаков будет вам мстить?

– Потому что я знаю, что должна умереть.

Сначала Дубровской показалось, что она ослышалась, потом она спросила себя, а не является ли жена Серебровского психически нездоровой. Может, этим и объяснялась его трогательное отношение к ней, как к ребенку?

– Вы не поверите, смерть идет за мной по пятам, – проговорила Екатерина. – То, что произошло, – это только отсрочка. Она настигнет меня опять.

– Не думайте так, – сказала сбитая с толку Дубровская. – Это всего лишь случай. Охотно верю, что он стал для вас шоком. Но вам нет нужды прощаться с жизнью. Шанс, что подобное повторится, у вас не больше, чем у любого другого человека. К сожалению, в мире существует преступность. Но люди продолжают жить и радоваться жизни. Я просто уверена, что у вас все будет хорошо. То, что вы сейчас переживаете, врачи называют посттравматическим шоком. Но он пройдет, и вы снова почувствуете себя в безопасности.

– Вы не понимаете меня, – вздохнула Катя, отворачиваясь к стене. – Вы, так же как мой психотерапевт, твердите мне о том, что все будет хорошо. Но она ошиблась. В тот же вечер на меня напали и пытались убить. Вот увидите, ошибетесь и вы.

– Вы знаете, мне кажется, вам нужно отдохнуть, – сказала Лиза, вставая со стула. – Я слишком утомила вас своим присутствием и ничуть не утешила.

Возможно, она была лишена дара убеждения, а может, Екатерине нужен был специалист. Как она сказала? Психотерапевт? Интересная деталь: женщина обращалась к врачу еще до нападения. Неужели у нее настолько развит дар предвидения?

Но Дубровская не собиралась разгадывать ребусы. Она защищала интересы Ушакова, и на помощь потерпевшей у нее не было полномочий. Ко всему прочему, Катя была не одинока. Рядом ней находился супруг, готовый порвать на части любого, кто посмеет причинить вред его избраннице. В этом сегодня смогли убедиться все участники опознания.

– До свидания, – сказала Лиза негромко. – Выздоравливайте.

Катя лежала спиной к Дубровской и никак не прореагировала на слова адвоката. Елизавета решила, что женщина просто уснула, и на цыпочках тихонько вышла из палаты…