Читать книгу Ущипни меня. Сказка на ночь - Наталья Евгеньевна Винокурова, Наталья Винокурова - Страница 13

* * *

С тех пор я стал ещё более молчалив, можно даже сказать, замкнут. На работе я старался говорить мало и исключительно по существу, чтобы не проболтаться о своём новом умении. Я довольно часто мог предугадать, с чем обратится ко мне тот или иной коллега, заранее знал, когда прозвучит телефонный звонок от клиента, а приближение красной ауры вечно злого Анатолия чувствовал по меньшей мере за версту.

Неозвученные вопросы, которые хотела, но не решалась, задать мне Танечка, атаковали меня ощутимым плотным потоком каждый раз, когда мы случайно пересекались в офисе. С той самой ночи у нас больше не было секса, я не приглашал её домой и вообще старался потихоньку дистанцировать от себя, делая вид, что по макушку погружён в дела. Мне казалось, что я притворяюсь довольно правдоподобно, пока однажды днём не раздался крайне неофициальный телефонный звонок от Коршунова. Весело треща, товарищ сходу чуть было не отправил меня в нокаут словами:

– Блин, Макс, а почему я как всегда последний узнаю о том, что у тебя появилась новая пассия?! Колись, кто она! Неужели и правда Катька из отдела маркетинга?

И тут я к своему ужасу понял: за охлаждением наших отношений следит огромная зрительская аудитория – весь штат сотрудников или, как минимум, женская его половина – и не просто следит, а пускает сплетни такой длины, что они доползают до высшего руководства.

– Нет, ты не последний, – отозвался я, едва только восстановилась моя способность к речи. – Последним об этом узнал я. Какая ещё Катька, ты что?!

– Вот и я говорю, какая Катька, у неё же сиськи висят и жопа плоская! А кто тогда?

– Нет у меня никого! Алекс, что вообще происходит?

– Я сам хотел бы это знать. А ещё мне интересно, за чей счёт я буду делать ремонт в бухгалтерии после потопа, который там сегодня приключился.

– Потопа?!

– Бухгалтерша твоя заливает горючими слезами всё вокруг. Я чуть не утонул, когда решил туда заглянуть. Навёл справки у своих девочек, и они сказали, что ходят слухи, будто ты ей изменяешь.

– Я сейчас к ней поднимусь и всё объясню, успокою её.

– Да уж, потрудись, пожалуйста.

В тот же день, путём долгих переговоров с Танечкой, было решено попытаться как-то освежить наши отношения. Она сказала, что к вечеру придумает что-нибудь интересное и в девять приедет ко мне в гости с ночёвкой. Я же в свою очередь пообещал ей быть дома вовремя, и острый конфликт был в итоге нивелирован. Конечно, мне по-прежнему не хотелось с ней спать, но я решил перешагнуть через себя, чтобы хотя бы ненадолго прервать эти дурацкие слухи. Возможно, они так меня раздражали, потому что в них была немалая доля правды – я действительно влюбился в другую женщину и не мог думать ни о ком, кроме неё, а она, как назло, ко мне больше не приходила. Каждое утро, когда я просыпался, мою грудь щемило от тоски по Марине. Мне не хотелось вылезать из-под одеяла и, будь моя воля, я спал бы целыми днями напролёт, пытаясь снова осознать себя во сне, чтобы затем самому найти её. Но в одиночку у меня ничего не получалось – мои сны были смазанными и неконтролируемыми, такими, как до знакомства с волшебницей. Только её появление в них позволяло мне очнуться от забытья и ожить. Без неё же я видел обычную бессвязную чепуху, которую забывал сразу после просыпания или помнил жалкими урывками. Мне было очень паршиво внутри, а внешний мир, с его постоянным давлением, вовсе не возвращал меня к реальности, напротив, загонял ещё глубже в себя, в мрачные, безнадёжные переживания. Я уже даже не боялся тех самых таинственных «7:02», а ждал их с нетерпением, подговаривая себя, что бы я ни делал в это время, ни в коем случае не останавливаться.

Вечером Танечка в который раз подлила масла в огонь, нагрянув ко мне с набором для БДСМ-игр. Смотря на наручники, розги и цепи, разложенные на моём одеяле, я чесал в затылке, придумывая, как можно было бы ненавязчиво её отшить.

– Я тут в одном фильме видела, – ничего не подозревая, весело щебетала девушка. – Так прикольно! Ты можешь связать меня, чтобы я не сопротивлялась, и сделать всё, что только захочешь! Вот представь, я не могу пошевелить ни руками, ни ногами – что бы ты со мной сделал? Чего тебе хочется больше всего?

– Хм, даже не знаю…

На самом деле я, конечно же, знал. Больше всего на свете мне хотелось опять запихнуть её в такси вместе со всеми этими игрушками и поскорее отправить домой. Именно так мне следовало поступить в первый день нашего знакомства, в этом случае я бы сейчас не разрывался между чувством любви к одной женщине и чувством долга по отношению к другой.

– В общем, я хочу, чтобы ты был моим «верхним»! – так и не дождавшись от меня вразумительного ответа, Танечка зачирикала дальше. – А я буду твоей саб… саб… ну, по-нашему рабыней!

Я слабо улыбнулся:

– По правде сказать, я никогда ничем таким не занимался и понятия не имею, как всё это происходит. Может, покажешь мне этот свой фильм?

– Легко! Открывай ноут!

Следующие три часа мы с ней смотрели кино. Сначала то художественное, о котором она говорила (я чуть было не уснул), потом перешли на короткометражное порнографическое искусство, и вот тут я, неожиданно для самого себя, вдохновился. Знаете, наверное в глубине души я всегда был немного зол на Таню за то, что она буквально насильно заставила меня войти с ней в отношения и оказалась недостаточно смышлёной, чтобы без сопротивлений отпустить. Эта агрессия, ранее мной не осознаваемая, активировалась и стала настойчиво проситься на выход. Мне всерьёз захотелось в отместку наказать надоедливую девушку, и когда, выключив компьютер, я взял в руки плётку, её гладкая кожа приятно согрела мне ладонь.

«Ну держись, сейчас ты у меня получишь, – многообещающе проносится в моей голове, пока я стягиваю неожиданно ставшие тесными брюки. – Сама же попросила».

Мои руки непривычно грубы, а в груди разливается прохладное равнодушие. Я довольно безразлично снимаю с неё всю одежду, щёлкаю замками наручников и, положив Танечку на живот, пристёгиваю её запястья к изголовью кровати. Ноги я тоже фиксирую – всего за полминуты она оказывается полностью обездвижена, буквально распята. Наверное, она не ждала от меня такой прыти, и ей тут же делается не по себе:

– Макс, а может ошейник не будешь надевать, а? Что-то он меня душит.

– Я не понял, кто тут приказывает? – сухо спрашиваю я, однако застёжку всё же немного ослабляю. Моя рука берёт её за волосы, я оттягиваю назад белокурую голову и шепчу ей на ухо. – Ты же хотела, чтобы я тебя унизил? Я обычно слишком тихий, да?.. Так вот, сучка, тебе пора узнать, как я тебя презираю. Я ненавижу эти твои волосы…

Мои пальцы сцепляются на её кудрях сильнее, и она непроизвольно пищит от боли. Дальше я обращаюсь к ней уже вслух, с растущим напряжением в голосе:

– Я ненавижу твои большие щенячьи глаза, – говорю я, закрывая её лицо непроницаемой кожаной повязкой. – Особенно когда они так жалостливо смотрят на меня. Но больше всего… больше всего на свете меня раздражает твой говорливый ротик. Если бы только я мог заткнуть его навсегда, чтобы прервать все эти сплетни…

Ремешок кляпа плотно обтягивает побледневшие скулы. Танечка мычит в ответ что-то нечленораздельное – кажется, она пытается ещё раз назвать меня по имени, но плотный шарик между челюстей явно мешает ей говорить разборчиво. Понимая, что у неё вряд ли получится меня остановить, она затихает и вся сжимается от страха, подрагивающие девичьи плечи испуганно поднимаются вверх.

Её липкий ужас действует на меня как инъекция озверина.

– Вот тебе за твоё упрямство, – флоггер, взметнувшись в воздух, с громким хлопком оставляет на нежной попе девять свежих следов от своих хвостов. – Вот за курение!.. И за то, что постоянно врёшь мне, что бросила!.. А это… это за твою тупую ревность! Да кто ты вообще такая, чтобы решать, с кем мне общаться во сне?

– Ммм…

– Молчать!

Мой голос садится и звучит с хрипотцой, я практически рычу. В каждый новый шлепок я вкладываю всё больше силы и всё меньше жалости. Из моего рта продолжает литься нескончаемый поток обвинений – безусловно, незаслуженных, но от этого не менее оскорбительных. Я снова не узнаю себя. Почему я так жесток с ней? Я без зазрений совести называю её шлюхой, а потом обвешиваю другими нелестными эпитетами, хотя объёктивно за ней нет таких тяжких грехов. Неужели это просыпается в глубинах памяти моё прошлое? Да нет, ерунда, – тут же отвечаю я сам себе, – этого не может быть, столько времени прошло…

Очередным ударом плети я отмахиваюсь от неприятных воспоминаний.

В какой-то момент девушка расслабляется, её покрасневшее, налившееся кровоподтёками тело заметно обмякает, перестаёт вздрагивать или ещё как-то реагировать на боль. Наверное, ей скучно – думаю я и незамедлительно отдаю новый приказ:

– Раздвигай ноги шире!

Она повинуется не сразу. Моя ладонь касается её живота, я приподнимаю её красную попу, притягивая чуть ближе к себе. Другая рука скользит сверху вниз между аппетитных разгорячённых бёдер. Некоторое время я смотрю на её выглядывающие сзади половые губы, на хорошо изученную мною щёлочку между ними. И хотя я довольно сильно возбуждён, они почему-то не притягивают меня так, как раньше. Это было бы слишком просто.

Бесстыдно и грубо я растягиваю пальцами её девственно сжатую верхнюю дырочку и, плотно придерживая член, резко ввожу его туда. Девушка дёргается, сдавленно стонет, но закричать не успевает. Её и без того ослабевшее тело безвольно растекается по кровати. Танечка теряет сознание.

Я застываю в недоумении, с трудом понимая, насколько варварский поступок только что совершил. Сначала я попросту бездействую, а потом ко мне начинает постепенно возвращаться рассудок. Анальный секс заканчивается, не успев толком начаться. Я отстёгиваю её, моментально снимаю все пыточные атрибуты и, переворачивая на спину, беру на руки.

Под маской она, оказывается, вся зарёвана. Макияж чёрными кругами размазался вокруг глаз, волосы прилипли к влажному от пота и слёз лицу, щёки перепачканы помадой. Зрелище, честно вам скажу, ужасное, особенно если ты сам только что вышел из необычайно глубокого транса и толком не помнишь, что тут в твоё отсутствие происходило.

Через несколько минут Танечка очнулась, но при этом всё равно осталась очень вялой и на мои вопросы не отвечала, просто смотрела на меня затравленными, испуганными глазами. Как я ни старался, я не смог добиться вразумительного объяснения о том, болит ли у неё что-то. И только когда я сообщил ей, что собираюсь вызвать «скорую», она жестом меня остановила.

Следующие два часа я держал её у себя в объятьях и отпаивал чаем, помогая поскорее прийти в себя. Я пытался её накормить, но она отказалась, съев только маленький кусочек шоколада. И лишь глубокой ночью она набралась смелости, чтобы заговорить хотя бы полушёпотом:

– Мне так одиноко, Макс. Ты меня не любишь. Никто меня не любит. Зачем я вообще живу…

– Солнышко, ну ты чего? Это же просто игра. Не нужно было принимать мои слова близко к сердцу. Я нёс всякую ерунду, пытаясь войти в роль.

– Я не могу вспомнить, что ты говорил, но мне было так жутко, тело как будто окаменело и перестало меня слушаться…

– Не надо вспоминать, милая. Давай забудем об этом поскорее. Может быть, ляжем спать?

– Мне почему-то страшно с тобой оставаться. Извини, я вряд ли смогу здесь уснуть. Можно я лучше поеду домой?

– Конечно, – я изо всех сил старался не демонстрировать своего ликования. – Сейчас я закажу тебе машину.

Мне в одночасье полегчало. Не считая усилившегося в сотню раз комплекса вины, я чувствовал себя очень даже комфортно.

– А давай… – великодушно предложил я, провожая её, – давай в следующий раз ты будешь верхней? Ну, для компенсации.