Читать книгу Праведный Иоанн Кронштадтский - Наталья Горбачева - Страница 3

Отец Иоанн Кронштадтский священствовал пятьдесят три года, был митрофорным протоиереем и членом Святейшего Синода, достигнув для лица из белого духовенства самого высокого положения. Кроме того, он был обласкан Царской Фамилией, вхож к трем Императорам: Александру II, Александру III и Николаю II, пожалован многими орденами и даже такими высшими наградами, как звезды Святой Анны, Святого Владимира и Святого Александра Невского.

Но по происхождению кронштадтский батюшка не принадлежал к сильным мира сего, а родиной его было местечко, которое прославилось только благодаря его заслугам.

Он родился в далекой Архангельской губернии в бедном селе Суре, расположенном на берегу живописной реки Пи́неги в пятистах верстах от Белого моря. В этом диком, суровом и малонаселенном краю в древние времена процветало русское монашество. Здесь, на севере России, прославились своими духовными подвигами святые Трифон Печенгский, Зосима и Савватий Соловецкие, Герман Валаамский и Кирилл Белозерский. С течением времени стремление к подвижничеству стало ослабевать, охладело и усердие русского человека к святым обителям. Многие малые монастыри на севере прекратили свое существование и превратились в приходские храмы с нетленно почивающими при них мощами угодников Божиих.

У бедных супругов Феодоры и Илии Сергиевых девятнадцатого октября 1829 года родился мальчик, на вид такой болезненный, что родители поспешили в тот же день окрестить его, дав имя Иоанн в честь святого Иоанна Рыльского, подвизавшегося на Балканах. Слабенький ребенок быстро окреп и стал здоровым.

Когда мальчику было шесть лет, однажды в горнице он увидел Ангела, сиявшего небесным светом, и сильно смутился. Но Ангел успокоил его, сказав, что он его Ангел хранитель, всегда стоящий рядом с ним в соблюдение, охранение и спасение его от всякой опасности, и будет хранить его на протяжении всей жизни.

Мальчик Ваня всегда ходил с отцом в церковь. Отец служил псаломщиком в весьма бедном деревянном сельском храме, где даже богослужебные сосуды были оловянные. Ваня полюбил церковные службы и богослужебные книги и под влиянием родителя сделался послушным и благочестивым. Мать – простая, но твердой веры женщина – с детства и до самой смерти была для прославленного священника огромным авторитетом. Приведем лишь один пример.

Однажды отец Иоанн сильно заболел, это было в начале Великого поста. Врачи объявили, что больному непременно надо принимать сытную скоромную пищу, иначе он умрет. Ему настоятельно рекомендовали есть мясо.

– Хорошо. Я согласен, но только спрошу позволения у своей матери, – ответил больной.

– Где же ваша мать?

– В Архангельской губернии.

– Напишите как можно скорее.

По просьбе больного написали письмо, в котором сын просил благословения матери принимать скоромную пищу в пост. Прошла неделя, другая, больному становилось все хуже. Наконец пришло письмо: «Посылаю благословение, но скоромной пищи Великим постом вкушать не разрешаю ни в коем случае». Отец Иоанн равнодушно принял отказ и был даже, видимо, доволен им, есть мясо отказался, даже рыбы не ел. Ему объявили, что в таком случае он умрет.

– Воля Божия, – ответил батюшка. – Неужели вы думаете, что я променяю жизнь на благословение матери, нарушу заповедь: Чти отца твоего и матерь твою[4]?

Вопреки предречению врачей больной поправился.

Известно, что односельчане отца Иоанна еще в мальчике Ване увидели большого молитвенника и часто просили его помолиться в трудных обстоятельствах.

На десятом году жизни родители собрали последние деньги и определили Ваню в Архангельское приходское училище. Учение давалось ему туго: он плохо понимал и запоминал. «Содержание отец получал, конечно, самое ничтожное, жить было страшно трудно, – вспоминал отец Иоанн. – Я понимал уже тягостное положение родителей, и поэтому темнота моя в учении явилась для меня особенно тяжким бременем. О значении учения для моего будущего я мало думал и скорбел только о том, что отец напрасно платит свои последние крохи».

Невесело жилось в чужом городе при крайней бедности. Он рос и учился одиноко – без друзей, без родных, погруженный в себя. Кормили скудно, но ребенок давно привык к этому; плохо, что не было ни книг, ни бумаги. В это время более всего грезил мальчик о том, что, когда вырастет, выведет из нужды и отца, и мать и поможет всем-всем…

«Ночью я любил вставать на молитву, – вспоминал батюшка, – Все спят, тихо. Не страшно молиться, и молился я чаще о том, чтобы дал Бог мне свет разума на утешение родителям. И вот, как сейчас помню, однажды был уже вечер, все улеглись спать. Не спалось только мне, я по-прежнему ничего не мог уразуметь из пройденного, по-прежнему плохо читал, не понимал и не запоминал ничего из сказанного. Такая тоска на меня напала; я упал на колени и принялся горячо молиться. Не знаю, долго ли я пробыл в таком положении, но вдруг точно потрясло меня всего. У меня точно завеса спала с глаз, как будто раскрылся ум в голове, и мне ясно представился учитель того дня, его урок; я вспомнил даже, о чем и что он говорил. И легко, радостно так стало на душе. Никогда не спал я так спокойно, как в ту ночь. Чуть рассвело, я вскочил с постели, схватил книги и – о счастье! – читаю гораздо легче, понимаю все, а все, что прочитал, не только понял, но хоть сейчас и рассказать могу. В классе мне сиделось уже не так, как раньше: все понимал, все оставалось в памяти. Дал учитель задачку по арифметике – решил, и учитель похвалил меня даже. Словом, в короткое время я продвинулся настолько, что перестал быть уже последним учеником. Чем дальше, тем лучше и лучше успевал я в науках и в конце курса одним из первых был переведен в семинарию».

Суровая жизнь не убила в ребенке любви к людям, к природе. Природа по-прежнему говорила с Иваном Сергиевым «как друг и как учитель – о Боге, вечности и правде». На летние каникулы он возвращался домой. «Идешь сотни верст пешком, сапоги в руках тащишь: потому вещь дорогая. Приходилось идти горами, лесами; суровые сосны высоко поднимают стройные вершины. Жутко. Бог чувствуется в природе. Сосны кажутся длинной колоннадой огромного храма. Небо чуть синеет, как огромный купол. Теряется сознание действительности. Хочется молиться, и чужды все земные впечатления – и так светло в глубине души…».

В семинарии Иван Сергиев был старшим над архиерейскими певчими – самой некультурной, распущенной частью бурсы[5]. Выдержки требовалось много… И следовало запастись знаниями, хотя было еще неизвестно, к чему придется применить их. Кончил он семинарию первым учеником. За блестящие успехи Иван Ильич Сергиев был принят на казенный счет в Санкт-Петербургскую Духовную Академию. Произошло это в 1851 году, и в том же году умер его еще не старый отец. Мать и сестры остались на попечении молодого студента.

Управление Академии предложило Ивану Ильичу занять должность писаря в канцелярии за девять рублей в месяц. Весь свой скудный заработок он отсылал домой. Письмоводительское место дало, кроме жалованья, еще и уединение. У студента появилась «своя» комната – благо, которого были лишены остальные. Эта комната стала местом первых молитвенных и подвижнических трудов праведника.

Студент Иван Сергиев очень любил гулять в академическом саду и там размышлять и молиться. Привычка совершать свое молитвенное правило под открытым небом сохранилась у него на всю жизнь. Беседовал он и с товарищами на высокие темы, в частности – о привлекавшей его на старших курсах мечте стать миссионером в далеких странах, например в Китае.

Особых, настоящих друзей у Ивана Сергиева не было. Театров и вечеринок он не посещал, все свободное время посвящал чтению. С благодарностью вспоминал отец Иоанн годы, проведенные в Академии: «При слабых физических силах я прошел три школы: низшую, среднюю и высшую, постепенно образуя и развивая три душевные силы – разум, сердце и волю. Высшая духовная школа имела на меня особенно благотворное влияние. Богословские, философские, исторические и разные другие науки, широко и глубоко преподаваемые, уясняли и расширяли мое миросозерцание, и я, Божией благодатью, стал входить в глубину богословского созерцания…».

На последнем курсе Академии Иван Сергиев отказался от своей мечты стать православным миссионером среди язычников. Он понял, что в христианском просвещении сильно нуждается и его родной народ. Несколько раз студент Сергиев видел пророческий сон: отчетливо являлся незнакомый собор, в алтарь которого он, священник, входит северными и выходит южными вратами. Посетив в первый раз Кронштадтский Андреевский собор, Иван Сергиев сразу узнал в нем храм, виденный во сне. Он понял, что Промысл Божий зовет его к пастырской деятельности.

И так случилось, что после окончания Академии в 1855 году Ивану Ильичу Сергиеву предложили место священника в Кронштадтском соборе в честь святого апостола Андрея Первозванного.

Ключарь собора протоиерей Константин Несвицкий по старости должен был уйти на покой, и, по обычаю того времени, наиболее желанным его заместителем мог бы стать человек, согласившийся жениться на его дочери. Иван Сергиев познакомился с Елизаветой Константиновной, сделал ей предложение и после окончания Академии обвенчался с ней.

Брак этот был из ряда вон выходящим. Супруг, твердо решившись всем своим существом служить Богу и страждущему человечеству, уговорил супругу остаться девственниками. Молодая женщина не сразу согласилась всем сердцем принять на себя этот великий подвиг тайного девства. Она даже обращалась с жалобой к митрополиту Исидору[6], который вызвал отца Иоанна и с угрозами уговаривал его иметь общение с супругой. Но отец Иоанн не соглашался и в конце концов сказал: «В этом есть воля Божия, и вы ее узнаете». И как только он вышел от митрополита, владыка сразу же ослеп. Тогда он вернул отца Иоанна и стал просить прощения и исцеления и немедленно получил то и другое.

После этого случая митрополит вызвал Елизавету Константиновну и уговорил ее продолжать жить девственно. Молодая супруга превратилась как бы по обету в сестру милосердия и в помощницу своему мужу.

Двенадцатого ноября 1855 года в Санкт-Петербурге епископ Ревельский Христофор рукоположил Ивана Сергиева во священника. В течение трехсот пятидесяти лет большинство мужчин из рода Сергиевых были священниками.

В первой же своей проповеди, произнесенной отцом Иоанном в Кронштадтском Андреевском соборе при вступлении в должность, двадцатишестилетний иерей сказал: «Сознаю высоту сана и высоту соединенных с ним обязанностей, чувствую свою немощь и недостоинство к прохождению высочайшего на земле служения священнического… но знаю, что может сделать меня более или менее достойным сана священника, – это любовь ко Христу и ко всем. Любовь – великая сила: она и немощного делает сильным, и малого великим. Таково свойство любви чистой, евангельской. Да даст и мне любвеобильный во всем Господь искру этой любви, да воспламенит ее во мне Духом Своим Святым».

«С первых же дней своего высокого служения Церкви, – вспоминал отец Иоанн, – я поставил себе за правило: сколько возможно искренне относиться к своему делу, к пастырству и священнослужению, строго следить за собой, за своею внутреннею жизнью. С этой целью я прежде всего принялся за чтение Священного Писания Ветхого и Нового Завета, извлекая из него назидательное для себя как человека, священника и члена общества. Потом я стал вести дневник, в котором я записывал свою борьбу с помыслами и страстями, свои покаянные чувства, свои тайные молитвы ко Господу, свои благодарные чувства о избавлении от искушений, скорбей и напастей».

Этот необыкновенный дневник при жизни отца Иоанна был издан под заглавием «Моя жизнь во Христе»[7] и для ищущих веры и спасения стал истинной школой духовной жизни. Эта книга часто переиздавалась и поддерживала дух людей, в том числе Семейства последнего русского Императора Николая II в Екатеринбурге перед мученической кончиной.

Вскоре «к прежним средствам моего духовного укрепления прибавилось еще одно – самое могущественное». Отец Иоанн поставил себе в неукоснительную обязанность ежедневно совершать Божественную литургию. Впрочем, эта возможность появилась не сразу. «Первые годы я не каждый день совершал литургию, – писал батюшка, – и потому часто расслабевал духовно… потом стал ежедневно причащаться».