Читать книгу Риторика - Наталья Горская - Страница 2

Ещё Гоголь объяснял, почему нельзя платить копейки людям, живущим в Петербурге. Да и не только в Петербурге, но и в России в целом, так как есть у всех россиян один сильный враг: «Враг этот – ни кто другой, как наш северный мороз». А для защиты от него надо тепло одеваться и хорошо кушать. Но если россиянину теперь и копеек своих, кровных не получить, то как ему быть? Власти всё это объясняют ему чарующими словами: дескать, имеются для этого «объективные причины». А что за причины такие, и почему они вдруг объективные? Может, они как раз субъективные, потому что некоему субъекту захотелось на деньгах миллионов «руки нагреть»? Не говорят. Да и что толку говорить – словами сыт не будешь.

А на дворе начало 90-х – начало подлой, беспросветной эпохи, которую через десять лет назовут «великой эпохой таких нужных народу реформ». Какому именно народу – так и не уточнят. А пока воровство и беспредел власти становятся нормой, судебная система для борьбы с ними совершенно не развита. Нельзя, например, подать в суд на заплывших жирком чиновников, которые нагло тратят своё рабочее время на что угодно, но только не на работу. ЖКХ загибается, но на него тоже некому жаловаться. И не просто жаловаться в смысле какого-то теледебатного скуления, а чтобы конкретный результат был. Чтобы суд мог своей железной рукой встряхнуть эту, не просыхающую от пережора, свору, и заставить быть людьми… Хотя через десять лет тоже негусто появится ситуаций, чтобы ограбленный люд сумел вернуть себе то, чего он был лишён «на законных основаниях»: сбережений, зарплат, нормальных условий жизни. Самой страны был лишён.

Зато появятся слова о «правовом государстве» да «гражданском обществе», об «оппозиции власти» да о какой-то «вертикали». Тоже власти, разумеется. Теперь повсюду одни слова, слова, слова. Ведь слова – главное оружие новой эпохи: больше у неё и нет ничего, если присмотреться повнимательней.

Начало девяностых – как же далеко до рассвета!.. Хотя в то время казалось, что это и есть рассвет. Отгремела Перестройка, по стране гуляет гласность, в России появились такие достижения цивилизации и свободы, как публичные дома, порнография, наркотики. Рекламу алкоголя и сигарет крутят по телику чуть ли не каждые десять минут.

И погода на улице не лучше: сволочной дождь идёт с утра. И это при поганом северо-западном ветре! Облака так быстро перемещаются по небу, словно при ускоренной съёмке. Холодно, сыро, а если ещё и голодно, то совсем абзац.

– До чего ж подлая погода нынче, – не выдерживает стука дождевых капель в окно бригадир Кондрашкин. – Убил бы её, кабы мог!

– Погода, что ж с неё взять, – зевает мастер цеха Лопахин. – Я её вообще давно не замечаю. Мне кажется, что она всегда такой была: всё дожди да дожди.

– А потом ещё морозы пойдут! – оторвал голову от стола технолог Женя и мечтательно зажмурился от какого-то ему одному ведомого удовольствия, которое он нашёл вдруг с чего-то в морозах.

– Я морозы ещё больше не люблю, чем слякоть эту, – резко вступил Илья Алексеевич Нартов, тоже технолог. – Да и какие тут у нас могут быть морозы? Так, изморозь одна. От той же сырости.

– А я люблю дожди, – мрачно заявил вдруг Паша Клещ.

– Под них и пьётся хорошо, и повод есть. А при солнечной погоде так погано пьётся! Солнце слепит до одури, только глаза болят.

– Да и для кожи лица солнце вредно! – нашла ещё один плюс в дождливой погоде Зинаида Олеговна, инженер с очистных.

– А как хорошо дрыхнуть, – пошёл дальше развивать тему Паша, – особенно на рабочем месте, когда сумерки почти весь день, и дождь по жести на карнизах звонко так: кап-кап, кап-кап…

– Но долж ны же наст у пить хоть когда-то прояснения! – хлопнул массивной ладонью по столу нервный Кондрашкин.

– Да ну тебя, Боря! – вздрогнул Клещ. – Всю поэзию смял.

И всеобщий смех, местами усталый и больше похожий на кашель, местами молодой и звонкий, хотя бы немного разрядил обстановку.

По радио кто-то хрипел про: «ай вонт ю» и «ай лав ю».

– Вот и по радио вроде как похабное что-то поют, – вслушался Кондрашкин.

– А про что же петь? – насмешливо спросил Паша. – Про строительство коммунизма?

– Зачем коммунизма? Коммунизм мы уже построили, – и бригадир указал мозолистой дланью в сторону свалки ржавых листов обшивки, из-за которой выглядывал облупившийся фасад котельной. – Такой коммунизм, что и смотреть на него страшно, а не только петь.

– Пить! – поправил Клещ.

И опять взрыв хохота.

На Заводе забастовка. Уже второй день народ сидит в Красном уголке и ждёт неизвестно чего. Некоторые, правда, бегают, силятся наладить некую смутную коммерцию, чтобы совсем ноги не протянуть, продают друг другу, у кого что есть. Бывший электрик какого-то разогнанного театра Ворохов, который недавно устроился на работу к нам, предлагает всем купить у него ножки порося для студня – тёща из деревни прислала. Он без всяких комплексов теперь вот так влезает чуть ли не в женские душевые, вытаскивает из-за пазухи полиэтиленовый, прозрачный мешок с какими-то копытами, и интересуется:

– Мосталыги тут никому не нужны? Берите-берите, у меня ещё есть! Хотите – закажите: тёща ещё пришлёт.

Ворохову даже завидуют. Оптимизму его завидуют. Потому что у многих уже и скептицизма не осталось.

Уже второй день народ упёрся рогом, и не хочет вкалывать задарма: долги по зарплате не погашены ещё за прошлый год, а уже осень этого года. Власть тоже упёрлась рогом, власть доказывает, что это не она виновата, а сам народ, который ленив и глуп, что не хочет работать. В конце концов, сам народ такую власть выбирал, поэтому он теперь вообще кругом виноват!

– Мы не воров выбирали, – негодует народ, ошалевший от наглости воров «при корочках», – а профессионалов, которые умеют работать! Так, во всяком случае, вы перед выборами себя выдвигали. А оказалось, что вы ничего не умеете, кроме как быть содержанками народа и сидеть на шее у страны!

– А вы… вы работать не умеете! – обиженно ретируется власть.

Они теперь так и обмениваются «любезностями» на каждом шагу, телевизор лучше не включать. Там если не реклама пойла, то вот эти политические теледебаты, которые хоть диспутом назови, а по сути – обычный лай и скубёж.

Забастовки по всей стране. И все понимают, что толку от них не будет. Кого-то снимут, кого-то с работы попрут, а так ничего не изменится. Выдадут зарплаты за прошлый год, зато потом будут так же год тянуть выплаты за этот. И где бы люди ни работали, всюду одна и та же картина: зарплаты не платят вообще нигде! Более того, людей даже отучили спрашивать о них у начальства, как о чём-то неприличном. Не платят учителям и врачам, рабочим и совхозникам, военным и инженерам, строителям… Строителей вообще ликвидировали, как класс: в стране давно ничего не строится, и через десять лет этих профессионалов, специалистов высшей категории, заменят полуграмотные гастарбайтеры, плюс которых будет лишь в том, что они согласны работать только за продление визы. Лишь бы не платить работникам – вот главное кредо новой власти!

– Ни гроша не уступим народу! – тупо держат оборону против страны чиновники.

Не слышно, правда, о забастовках самих чиновников и депутатов. Видимо, это – единственная категория населения, которая не знакома с такими явлениями, как задержка зарплаты и создание невыносимых условий жизни и труда.

Уже давно никто не звонит в бухгалтерию – отшили раз и навсегда. А то раньше рабочие каждый день названивали: «Когда будут деньги?». И сначала им даже что-то объясняли, вежливо. Потом стали отвечать просто: «Положь трубку!». Тогда находчивый пролетариат стал представляться, на время забыв хриплые интонации и мат, заглушив сдавленные смешки: «Это из Управления (а то и из министерства!). Не подскажете, когда вы планируете выдать своим работникам деньги?». На том конце провода немеют, теряются и отвечают. На этом конце – гогот.

Но позже в бухгалтерии научились «раскусывать» даже такой изощрённый обман: «Какого… управления?! Какой дурак додумается звонить из Управления по поводу зарплаты, если ОНИ же нам её и задерживают!».

Теперь только Нартов умудряется туда дозвониться. Он любезно представляется:

– Здравствуйте. Вам звонит Константин Сергеевич.

– Какой ещё Константин Сергеевич?

– Станиславский. Не подскажете, будет ли зарплата?

На том конце смутно вспоминают, что не знают, кто такой Станиславский, но помнят только, что это явно кто-то такой, кому грубить нельзя. Поэтому растерянно отвечают:

– Да!.. То есть, нет! Ка ка я зарплата, Константин Сергеич, где она сейчас вообще есть?!

– У нас в Кремле всегда есть.

Спрашивать высокое начальство о выдаче зарплаты было делом уже настолько устаревшим, что это самое высокое начальство даже пугалось, если слышало:

– А когда же это… когда же… когда же деньги-то… деньги-то когда же будут выдавать?..

– Да вы в своём уме, что ли?! – царственно сверкали грозные очи начальства. – Дела не знаете? Всё кто-то за вас должен решать, да? Чего вы лезете с такими пустяками?!

То есть «неслабый» такой намёк, что это ваше личное дело, – раздобыть денег. Иные из сотрудников Завода этот намёк понимали так, что и в самом деле вскоре выходили, что называется, на большую дорогу. Некоторые предлагали начальству создать какие-то временные кооперативы на территории предприятия, чтобы хоть как-то пережить «эпоху великих реформ», но умные люди их справедливо отговаривали:

– Ага, ляпни вот так, при начальстве-то. Будет тебе «поощрение»… в виде отпуска зимой, например.

Именно в те годы российские мужчины стали отращивать волосы. Раньше это было непривычно, если человек не был, конечно же, битломаном, а тут даже наш комендант оброс, что называется: отпустил бороду и хвостик. Его увидел как-то начальник Завода:

– А ты чего это с косичкой?

– Так денег нет на парикмахера. Да и лезвий не на что купить.

– А ты знаешь, тебе идёт! Так и ходи.

– То есть я так понимаю, что зарплаты ещё долго не будет?

– Ха-ха-ха! А как ты догадался?

Удивительно, но почти никто не увольняется. Некуда! К нам бегут с других предприятий, но уже окончательно разваленных, и рассказывают, что на востоке страны предприятия вообще разгоняют с помощью вооружённых налётов! Многие люди уже и не возмущаются, не бастуют – понимают, что всё бессмысленно. Просто в обморок падают от голода на рабочем месте. За работу держатся от зарплаты до зарплаты и, как много позже напишет Ходорковский; «…когда «от» давно закончилось, а «до» и не думает начинаться, тихо, сознательно, по-пионерски отдают концы».

Так называемые «биржи труда» только-только появляются, и представляют собой мошеннические конторы под видом всяких липовых департаментов по трудоустройству, которые никто не контролирует. Некоторые доверчивые граждане по полгода стоят там в очереди, но им так и не находят работу, зато уж сколько денег с них выцыганили! Заставляют заполнять какие-то идиотские, и непременно платные анкеты: кто вы по гороскопу, да совпадёт ли ваш знак зодиака с будущим рабочим коллективом, да какой род деятельности соответствует вашему психотипу. Психотип, естественно, определяет некий «специалист», которому тоже надо заплатить. В результате всем предлагают работу продавца мороженого или кондуктора в троллейбусах и трамваях, – больше вакансий по городу нет, как таковых.

И всё это делается так спокойно, будто не они – мошенники, а те, кого они обманывают. Дескать, умные люди вранью не верят, а ежели вы дураки, так мы не виноваты! Они словно бы твёрдо знают, что никто их «за руку не схватит», всё-то у них «схвачено», всё со всеми согласовано.

Некуда бежать! Начальство это хорошо чувствует. У нас был такой слесарь, Гостинцев, который раньше всегда пугал руководство, что уволится, если ему не повысят категорию. И это работало! Он ещё в советское время, когда рабочий класс имел статус гегемона общества, выбил себе таким макаром пятый разряд. Разряд тогда просто так не давали, но он периодически к своему мастеру подходил и грозился: уволюсь, мол. А слесарь хороший, жалко терять такого работника, людьми тогда на производстве дорожили. Поэтому ему каждый раз повышали разряд. С экзаменом, естественно. А тут он подходит со своим «уволюсь», – шестой разряд себе захотел, – а начальник ему и отвечает: «И увольняйся. Кому ты нужен?». Такой облом, что и словами не выразишь!

Работодатели новой России не платят деньги месяцами, где-то счёт уже на года перевалил! – и даже не волнуются, что работники куда-то пропадут. Потому что некуда. И это самое тягостное.

– Да куда вы денетесь! Кому вы и где нужны?! – эту насмешку хотя и не часто осмеливаются озвучить вслух, но она так и светится в глазах высшего руководства.

У кассы на полу пыль – здесь давно не ступала нога человека. Табличку на окошке кассы «Денег нет» заклеили бумажкой с надписью: «Бедность – не порок, нищета – тоже не предел». Кассирша Катя как-то, сама того не замечая, получила прозвище «Катя-и-не-спрашивай». Она уже старается никому не попадаться на глаза, но если её всё же увидят, то у всех к ней один и тот же вопрос: когда будет зарплата? Потом этот вопрос сократился до одного слова: «когда». Катя сначала разражалась длинной руладой, что она такой же человек, как и все. Что ей вообще оклад не повышают, как самому третьестепенному персонажу предприятия. Что она ничего не может сделать, если в кассе денег нет, и не из своего же кармана она выдаст зарплаты всем сотрудникам!.. Но потом она выдохлась вот так, каждому, объяснять простые истины, потому на это «когда?» стала отвечать просто: «И не спрашивай!». И так девку выдрессировали, что даже когда её никто и не спрашивал, она уже заранее, завидев кого-то, так отвечала. Довели! До автоматизма у неё эта фраза выработалась.

– Кать, сколько этот салат стоит? – спросят её в столовой.

– И не спрашивай! – быстро отвечает она под общий хохот.

Народ продолжает ходить на работу, за что власть, чуть ли не открыто, начинает называть его тупой сволочью. Новые хозяева жизни вопят:

– Ну, чё вы ходите, если вам не платят?! Если вам чего не нравится, так иуя… вайте отселева!.. Нет, вот ходят и ходят на работу, как бараны какие, ей-богу! Рабская нация… Перестрелять их всех, что ли, а? Поставить вот так роту автоматчиков у ворот и палить по этому быдлу.

Тактика такая: сначала руководство делает смурную харю: «Убирайтесь ВСЕ вон! Да вы нас благодарить должны, что мы САМИ вас не выгнали!». Но потом, сменив гнев на милость, разрешает… ещё немного поработать. Разумеется, бесплатно. «Да какое там платно может быть, если эти рабы и так нам должны руки целовать, что МЫ их тут ещё держим?!».

Им невдомёк, что у людей просто есть совесть: надо работать, надо сделать всё, чтобы предприятие продолжало жить. Но «хозяевам» это совершенно не нужно, это им даже мешает, поэтому честный и исполнительный работник объявлен полудурком, а лодырь и хапуга – примером для подражания. Более того, они нам говорят прямо в лицо, что только «неизбывное рабское желание, хоть что-нибудь стибрить у государства, побуждает нас не пропускать ни одного рабочего дня»! Они, которые у государства «стибрили» само государство, обвиняли нас, что кто-то упёр из цеха пару лампочек! Хотя, очень может быть, что их спёрли как раз они сами.

«Хозяева» эти теперь частенько к нам в гости таскаются из своих шикарных кабинетов. С их подачи то и дело наезжают всевозможные, и какие-то совершенно идиотские, инспекции, дебильные проверки, плановые и даже внеплановые осмотры. Мотают нервы рабочему люду проверкой знаний каких-то износов стали. При этом каждая крыса в бездонных подвалах Завода знает: даже если эта сталь износится до дыр, то её нечем менять, так как к власти пришли откровенные сволочи, решившие разорить дотла всё, что им ни подвернётся. И где-то сталь именно до дыр изнашивалась, но, как ни странно, продолжала эксплуатироваться, словно становилась русской по национальности: такой же упёртой и упрямой, дотягивающей до самого последнего вздоха.

Завод лихорадочно продолжал производить какие-то плашки, как клетки организма, находящегося в состоянии клинической смерти, переходящей уже в биологическую. Но клетки ещё живут, молекулы ещё продолжают вращать своими атомами, внутри которых тоже кипит работа. Все уже знают, что организм умер, что ему это уже ничего не нужно, но… Планеты нашей Галактики тоже продолжают вращаться вокруг Солнца, хотя кому это там нужно?

И вот Завод остановлен окончательно. Исчез ни с чем несравнимый запах Завода: пряный аромат стальной окалины, кислый вкус медных накладок. Пропали металлический шорох стружки после обточки и гул высокого напряжения. Отловили последних штрейкбрехеров, кого-то даже отметелили, образумили примкнуть к большинству. Кто-то так и не примкнул, но на работу тоже не ходит – некоторые даже дома сидят, а то бастующие коллеги ещё убьют, чего доброго: прецеденты были. Уже никто не шутит на эту тему.

Прискакал кто-то из Управы, из самого «генералитета» вчерашней советской, тяжёлой промышленности, и начал вещать: «Мы сдюжим, мы вытерпим, мы и не такое, панимашь, осиливали, когда враг стоял под воротами города!». Но противопоставление «мы – они» в схему «мы – мы» так и не переходит. Все начинают понимать, что никакие «они» не мы, и никогда они нами и с нами не будут.

– ВАША храбрость, ВАША бодрость и решительность принесут НАМ победу!

Ну, вот это уже ближе к истине.

Все они – вчерашние члены КПСС, главари каких-нибудь горкомов ВЛКСМ или ВЦСПС, – то есть, преимущественно вся та шушера, которая и в учёбе, и в работе не столько училась и работала, сколько продвигалась «по общественной линии». Балаболки, каких поискать! Не на каждой лавке у подъезда таких найдёшь: могут болтать часами, в буквальном смысле ни о чём. Иногда такое мелют, что я невольно достаю блокнотик и начинаю записывать. Некоторым ораторам это страсть как нравится, и они начинают даже для усиления сказанного грозить пальцем в сторону блокнота. Хотя иные пугаются, закрываются портфелем: «Вы меня рисуете, чё ли?!». Ага, чё ли! Нужен ты мне. Для стенгазеты.

– Из нас, как из пыльного ковра, выбили нашу Историю (каков перл!). Её отутюжили, и мы затерялись где-то там, в правильных складках (записать срочно!).

Ах, как кружевно говорит! Грех не зафиксировать. Особенно гениально у них получаются фирменные речи, которые начинаются словами «как вам не стыдно!». Речь эта универсальна на все времена, потому что в России так принято, что рядовым людям всё время должно быть стыдно за наглость других, нерядовых. «Как вам не стыдно план не выполнять!» сменило «Как вам не стыдно за копейки работать!». Они могут толкать эту речь так самозабвенно, что она растягивается на часы, вновь возвращается к поднятому вопросу, и опять уходит петлять в недостижимую даль, так что слушатели забудут, чего они изначально спрашивали у болтуна.

– Когда будет зарплата?

– Как вам не стыдно?!

– Зарплату верните!

– А я спрашиваю: как вам не стыдно? Вы меня хорошо слышите? Вы знаете, что в Сибири на таких же заводах люди в три раза меньше вас получают? Знаете? И они не ропщут, а вы… вы!..

– Куда вы дели наши, заработанные НАМИ, деньги?

– Как вам не стыдно?! Я вот после института сто двадцать рэ получал и не жаловался, а вы зажрались! Мы вам оклады сделали по две тыщи рублей, а вы всё ноете! Как вам не стыдно?.. Я не представляю даже, как же вам так не стыдно?! Да я бы со стыда сгорел на вашем месте!..

– Вы всю страну разворовали, но ни одна харя не покраснела даже.

– Я?! Мы?! Да вы!.. Да как же вам не стыдно?! Вы хоть знаете, что такое русская душа? Русская душа умеет и невозможное пережить, и неодолимое перебороть…

И так бла-бла-бла до бесконечности. Ещё примеры приводят, как где-то люди на дорогу до работы тратят в месяц две тысячи рублей, а получают только полторы: «А вы зажрались: получаете на пятьсот рублей больше, чем вам надо на дорогу и ещё чего-то требуете?! Стыда в вас нет, вот что я вам скажу!». Вся речь построена на этом «стыдно»! Гениально, до одури! Выстраивать какие-то логические ответы бесполезно: оратор на тебя не смотрит, а выдаёт это «как вам не стыдно», закатив глаза. Как гидравлический пресс ритмично штампует и куёт детали, так и этот оратор быстро выдаёт один бесполезный аргумент за другим. Они могут обесточить и обезводить ваш квартал, и тут же орать:

– Как вам не стыдно без воды жить! А без электричества обходиться – это вообще дикость! Такого даже в Африке давно нет. Это же нормы прошлого века! Нормы, а не роскошь!

– А чего нам-то должно быть за это стыдно?! – сходят с ума люди от такой «постановки вопроса». – Это нашим властям стыдно должно быть, но им-то как раз ехало-болело. Это не наш позор, это – позор власти, что они настолько всё разворовали. Мы исправно платим за воду, ни одного месяца не было, когда бы мы не заплатили. Да, есть неплательщики, но их не так и много: в нашем доме, например, всего две квартиры не платят. Две из ста восемьдесяти квартир. У нас периодически вывешивают списки неплательщиков, так что мы знаем, сколько их – их единицы. А если воду выключают, то это последствия какого-то самого позорного воровства. И пусть за него будет стыдно тем, кто в нём активно участвует. Хотя им стыдно никогда не будет, потому что они «без комплексов». Это мы все закомплексованные: живём в одной семье всю жизнь, работаем, детей растим. В то время как эти незакомплексованные по чужим кроватям развлекаются, воруют, бездельничают!..

Бесполезно так распаляться. Переживать, доказывать, спорить. В ответ эти неугомонные говоруны нагромоздят слушателям на головы кучу специальных терминов, от которых у нормальных людей возникает состояние сначала лёгкой, а потом и затяжной депрессии. Под простотой они понимают фамильярность, под раскованностью – расхлябанность. И страсть как любят употреблять «умные» словечки! Беда, что при этом не всегда понимают их значение. Вместо подлинности скажут «аутентичность». Вместо краткости – «лапидарность». Вместо неповторимый – «эксклюзив». Вместо примечания – «маргиналии» (не перепутай с маргиналом!). И вот уже намечается солидная претензия на интеллект! Уже более понятные слова в их речи самым неожиданным образом замещаются троюродными: эффектный-эффективный, невежа-невежда, абонент-абонемент. Таким людям нравится быть непонятными, это словно бы возвышает их над окружающими. Непонятность – их новая модная религия. Им кажется, что если они будут говорить понятно, то их сразу разоблачат. И всего-то надо сказать: «Шиш вам вместо зарплаты!». Ан нет, нельзя так с народом. Надо учитывать психологию и особенности контингента.

– Вы прекратите эту вашу триаду! – оборвут они любого оппонента, если что, и даже никогда не узнают, что надо было сказать «тираду».

Доходит даже до ситуальной скандации!

С ними можно препираться бесконечно, но так ничего и не добиться. И все эти диалоги очень похожи на стихотворение Игоря Талькова «Собрание в ЖЭКе»:

И ответной репликой тут может быть только приблизительно следующее:

И таких дерзких ответов становится всё больше и больше, что заставляет ораторов всё чаще и чаще восклицать: «Как вам не стыдно?!». Орунов этих иногда били, но даже это не могло подавить в них тягу к ораторству.

А я забастовки… люблю. Потому что я учусь в институте на вечернем, и когда на работе «стоп всем машинам», можно спокойно решать варианты задач по физике и математике, писать рефераты к сессии, просто читать – тоже без проблем. У кого нет такой лафы, как учёба без отрыва от производства, те просто сидят по кабинетам и говорят, говорят, говорят… О той же проклятой политике, о ворах «при погонах» и просто в дорогих костюмах, о маньяках и разных извращенцах, которые теперь тоже стали свободно разгуливать по улицам, как главный признак «правового государства» и «гражданского общества».

Я поступила в институт, когда система нашего высшего образования переживала своеобразные изменения: из неё стали спешно удалять всё, что было связано с марксизмом-ленинизмом. Нас тогда всех погнали в институты, а то наплыв в вузы на заводские специальности резко упал. Конкурса даже как такового не было – два-три места на абитуриента! Красота! Три экзамена при поступлении, два из которых можно было сдать на «тройку» – и брали! За взятку, конечно же, но брали! Я сдала все на «четвёрку», а сочинение вообще написала на «пять», так что и взятку давать не пришлось, а на приготовленные для взятки деньги купила себе зимние сапоги. У соседки – им на работе тогда как раз зарплату сапогами выдавали. Им все завидовали, потому что другим зарплату могли выдать чем-то вообще неудобоваримым: от полусгнивших корнеплодов до запчастей к каким-то тумблерам, которые уже лет десять нигде не используются.

Такие «зарплаты» вообще не зависели от рода деятельности человека. Учителям какой-нибудь сельской школы могли выдать по мешку турнепса. Что учителю с ним делать – никого не интересовало. Учителя бросались в ближайшую деревню и обменивали его там у тех частников, кто держал коров, на молоко. Потом и с молоком надо было что-то делать. Но руководство это интересовало ещё меньше.

Нам один раз вместо зарплаты выдали банки с чёрной и очень ядовитой эмалью для окраски каких-то остовов: «Радуйтесь, что ещё не станину какую-нибудь всупонили». Дома в быту её было некуда употребить: и так-то не особенно радостно, а тут ещё такая чернота! К тому же эмаль не держалась на штукатурке и дереве, а была предназначена исключительно для металла. Потом кто-то у нас договорился, и мы всю эмаль отдали работникам с кладбища. Они делали ограды на могилы и красили их в чёрный цвет. Но у них тоже не было достаточного количества денег, поэтому они на радостях чуть ли не предложили нам взамен гробы и венки! Наши заводские остряки даже шутили:

– Уж лучше сразу место для могилы со скидкой!

Некоторые в такой кураж входили при всех этих обменах «шила на мыло», что влипали в самые неприятные истории. Зато какая радость была, когда удавалось наконец-то получить настоящие деньги, продав или обменяв полученные в качестве зарплаты сапоги, покрышки, кастрюли, пряжу, лампы и прочий хлам, которому и названия-то не подобрать!

Но больше всех завидовали тем, кому платили алкоголем. И это был даже не алкоголь в пищевом значении этого слова, а какой-нибудь спирт-сырец для «технических целей». Но некоторые его пили со страшной силой, и я так думаю, – да нет, я точно знаю, что никто даже никакой статистики не вёл насчёт того, сколько десятков тысяч человек тогда загнулось от такой «зарплаты».

Как мы учились – сказать сложно. Нам всюду говорили прямо в лицо: «Куда вы прётесь, идиоты, вы всё равно будете никому не нужны!». Но мы были молодые и наглые, и весь мир оценивали не с плаксиво-бабьей позиции «никому-то мы, горькие, не нужны!», а больше интересовались, кто нужен нам и, вообще, нужен ли. Мы, говорящим это, заявляли прямо в их растерянную морду:

– Да мы ещё сами вас к себе не возьмём!

Лет через десять-пятнадцать эти же провокаторы начнут вопить: «А куда это подевались все инженеры? А почему нынешняя молодёжь не хочет идти в рабочие?! Все по офисам сидеть теперь хотят! Избаловались! Зажрались!». Начнут вяло восстанавливать и создавать заново заводы, поднимать промышленность. И всё это под эгидой прогресса и чего-то неслыханно нового, хотя это «новое» было у нас только что. Буквально в прошлом веке.

Говорят, что пока нормальные страны просто спокойно развиваются и живут, в России заняты танцами «шаг вперёд, два назад»: то что-то разрушают, то это же восстанавливают, потом опять разрушают и вот опять уже восстанавливают. Иногда прямо на руинах разрушенного. То сносят главный храм страны, то вот уже выделяются миллиарды на его восстановление. И никто не даст гарантии, что очередной снос не повторится, за которым последует очередное же восстановление. И каждый раз с помпой, под звуки оркестра и дурацких речей, а главное, – непременно с почётным разрезанием памятной ленточки! А над всем этим непременно колышется какой-нибудь, совершенно дурацкий, транспарант, типа «Прогрессивные технологии – в массы!» или «Мы – впереди планеты всей!» (пока только по идиотизму). И сколько бы ни кромсали эти ленточки на память, а каждый раз память не помнит, что всё это уже было много раз.

И пока мы вот так «танцуем», весь мир просто нормально живёт и постоянно развивается. А нам развиваться некогда, потому что надо выполнять какую-то нелепую и очень трудоёмкую работу, как в анекдоте, где один человек роет канаву, а второй за ним следом её закапывает. Зачем – не знает никто. Была директива, вот они и выполняют последнее «постановление партии и правительства».

Когда я училась, нам всюду предлагали заплатить: за лабораторную, за зачёт, за реферат, за экзамен, за сессию. Сразу оптом. Тогда стала исчезать та естественная неловкость, какую люди с непривычки испытывают при даче взятки. Тогда на таких стали смотреть, как на дураков: «Ну, что это вы, на самом-то деле, и «на лапу дать» грамотно не можете! Ну, нельзя же так, проворней надо быть! Ну же, смелее!». Несогласных срезали без жалости:

– Кому ты нужен со своими знаниями?! Ты дурачок, что ли, совсем? Ты решил, что нам твои знания нужны, да? А нам нужны деньги! У нас, вон, первый этаж канализация заливает, а пятый корпус не ремонтировался аж полвека! Плати и отваливай! Нам неинтересно, что ты знаешь какие-то дурацкие матрицы и умеешь план перевозки радиоактивных грузов начертить.

Мы живём в эпоху, когда новые технологии развиваются так быстро, что не успевают даже устояться, а новые дисциплины возникают так часто, что образовательная система не успевает подготовить преподавателей для них. Появилась куча разных новых дисциплин. Взамен старых научных коммунизмов и прочих политэкономий. Преподавателей к ним или не было, или это были те же профессора «марксистских наук», которые нам просто советовали читать учебник (если мы его, конечно, найдём, так как издательства тоже за образованием не поспевали). Да, появилась настоящая Экономика! Самая настоящая, не какая-нибудь! Не скрою, она мне очень понравилась. Только настоящая, а не та, какой её принято понимать у нас.

В расхожем понимании, что чаще всего понимают под экономикой? У нас экономику почему-то скрестили с однокоренным словом «экономия» и стали считать, что это, прежде всего, – экономия на народе, который всё чаще в последнее время зовут просто быдлом. Отличительная черта быдла – неграмотность, трусость и готовность принять любой удар от власти. Его так сотни лет дрессировали. Поэтому, даже если предприятие, фирма, контора или целый завод, на управление которым ты влияешь, прочно стоит и не собирается падать, ты будешь последним неудачником, если не пополнишь свой карман за его счет. Экономим, господа, экономим! Ты и мог бы платить людям хорошую зарплату, но вся беда в том, что, как «истинный экономист», ты людей и людьми-то не считаешь, а только быдлом. И ты же не лох какой-нибудь, чтобы так лохануться: платить то, что ты можешь просто прикарманить! Экономить на быдле очень просто. Запуганное телевизором и прессой, оно приходит на работу, где ему урезали зарплату. Процентов на десять. Кто-то рискнул и на двадцать, но мы же не фашисты какие-нибудь. Все-таки свой народ, не чужие люди. И мы его иногда очень даже любим. В позе «бутерброд», ха-ха! И пока зарплаты быдла отлично крутятся на твоих счетах, ты им вешаешь лапшу со скорбным ликом:

– Наше предприятие доживает последние дни. МЫ вынуждены удержать у вас из зарплаты… процентов… этак… сто-двести! (Тьфу! Быдло ещё и на «вы» называть, – идите работать, твари!). Будьте уверены, это всё делается в ваших же интересах…

Самое замечательное, что ничего для такой экономии… то есть, экономики, и не надо! Всё держится на честном слове. Народ продолжает верить слову – ну не идиоты ли?! А уж если им сказать, что это не просто слово, а «честное слово», то это вообще на словах не описать, что с народом выделывать можно! Книжонки америкашек «Как стать миллионером за два месяца» – не для нас. У нас каждый делец сам может книжонок «Как стать миллиардером за два дня» наклепать, о-го-го скоко! Сказал только быдлу этому: «Честное слово, денег нет!», – и всё, зарплата опять задержана. И никто не додумается что-то проверять, искать, доказывать. Плюнут, поматерятся, да пойдут по рабочим местам. Ещё можно присовокупить что-нибудь душевное: «Ну, а что ты хотел, рабочий человек? В стране бардак, экономика развалилась…» и т. д., и т. п. Через год ты уже богатый человек. Законным путём. И что тебе эти убогие американские советы: «положите в хороший банк часть своих сбережений под хорошие проценты, а другую их часть…», – да тьфу на них!

Многие советы, работающие и дающие эффект в западном обществе, откуда они все и идут, у нас не работают. Например, «в элегантном костюме от Dolce & Gabbana вы непременно встретите свою судьбу и будете любимы» ни фига у нас не действует, хоть не снимай его даже в бане. У нас для этого есть свои риторические приёмы. А если и они не работают, то всегда можно прибегнуть к старой, доброй словесной порке:

– Вы действуете в интересах тех, кто разваливает нашу страну! Вы, своими тут забастовками, только на руку врагам России и их пособникам, панимашь ли! Кем вы тут себя возомнили?! Вы – плохие работники! Мало ли, что вам нужны зарплаты! Поду-умаешь, какое-то быдло, пара-тройка тысяч завтрашних безработных! Это – ничто, капля в море! Вот так! И не платить им ни х*я! Чай, не сдохнут!

Да, был даже какой-то указ какого-то нашего президента об ответственности для тех, кто не выплачивает заработную плату своим работникам. Но хоть кого-нибудь за это посадили, вы не в курсе? По-моему, никого даже не пожурили, хотя бы чуть-чуть, чтобы немного в чувство пришёл.

Именно из-за таких деятелей рядовой наш обыватель считает экономику не столько наукой, сколько рядовой разновидностью мошенничества в особо крупных размерах. Как-то так сложилось, что у нас в стране экономика представляет собой знание тысячи и одного способа, как обобрать ближнего своего. Я со многими нашими соотечественниками говорила на эту тему, и все они несказанно удивлялись, когда узнавали, что экономика направлена на улучшение жизни каждого человека. А если она с этой задачей не справляется, то это уже никакая не экономика, а нечто другое.

Но как тут не удивляться, если экономика проста, как дважды два четыре, и согласно её стройным законам, когда дешевеет нефть, то должны становиться дешевле и все продукты из неё? Но только не в России! Как бы нефть ни падала в цене, но бензин в России… дорожает! Бензин дёшев везде, а с падением цен на нефть и подавно, но только не в загадочной и непонятной России, где всё не как у людей, и экономика какая-то особенная. Как так?! А вот так! Не вашего свиного рыла дело! Это вам не хухры-мухры, понимать надо! Тут без трёх дипломов о высшем экономическом образовании не разобраться. И эти наши «экономисты» умеют так мозги запудрить, что народу уже и увеличение цен в два раза, на пустом месте, благом покажется: слава Богу, что не в три, благодетели!

Экономика в буквальном переводе означает «искусство ведения хозяйства», и рассчитана она именно на рядовых граждан, а не на «избранных». Она не случайно возникла и получила своё развитие там, где имела место быть демократия. Демократия тоже не такая, как у нас её многие люди понимают, что при ней, прежде всего, нужно воровать, пьянствовать, не отвечать за воспитание своих детей, иметь возможность смотреть по телевизору порнографию, сцены убийств и всевозможного насилия, – то есть усиленно и ускоренно деградировать всеми имеющимися способами. Демократию в данном контексте следует понимать буквально, то есть расшифровать оба корня этого слова.

Как сам термин «демократия» возник? Очень просто, оказывается. В какой-то момент мир понял, что обычные люди всегда численно превосходят людей благородного происхождения, – на одного «князя» приходится до тысячи «холопов», – а правящему классу разумней заручиться поддержкой большинства. Каждый раз использовать армию для подавления, взбунтовавшейся против невыносимых условий бытия, черни невыгодно: гибнет много солдат и дешёвой рабочей силы. Разумнее просто поддерживать интересы большинства, выработать такую государственную политику, которая будет отвечать требованиям народа, и назвать её соответственно: власть народа, по-гречески – демократия. А кого обычно называют народом (в русском языке это слово не случайно единственного числа)? Тех, кто работает на меньшинство. Работает иногда так много, что забывает о себе.

В какой-то момент сильные мира сего нашли в себе мужество признать, что «холопы» и без «князя» проживут. Они умеют работать, они умеют растить хлеб, строить себе жильё. Они значительно живучей и сильней людей благородного происхождения, а самое главное, большая часть армии состоит из них. Армия ведь очень похожа на общество, где так же большинство, – это простые солдаты, которые «тянут лямку». И «холопы» эти без «князя» проживут, а вот князь-то без них, – вряд ли. Поэтому, если он ещё не совсем конченый идиот, ему имеет смысл задуматься об их образовании, об улучшении условий труда и жизни. Чисто экономически задуматься, без слёзных речей о «любви к народу» на фоне наплевательского к нему отношения. То есть обойтись без риторики. Знаете, бывает такая богатая на риторику любовь, когда о ней так много говорят, что на деле продемонстрировать любовь уже некогда, да и сил не остаётся, – ведь речь отнимает очень много сил. Да будет вам известно, что люди, чья деятельность связана с работой речевого аппарата, – дикторы, лекторы, актёры, певцы, ораторы, – даже теряют в весе. после проведения передач, лекций, концертов, выступлений. А есть любовь молчаливая, которая ничего не говорит о себе, какая я, мол, неземная и небывалая доселе, но всячески подтверждает это на деле, так что уже и слов никаких не требуется.

В нашей стране науку Экономику воспринимают как некое божество, и каждый раз при её упоминании испытывают благоговейный (и совершенно неоправданный) трепет. Себя же ощущают какими-то ничтожными мошками перед ней:

– Если её так трудно понять, значит, она является очень важной и весомой, не так ли?

И даже не догадываются, что экономика и была придумана для… людей. Да-да, просто для людей! Что меня потрясло, когда я прочла первые страницы первого в своей жизни учебника по Экономической Теории, так это то, что Её величество Экономика, оказывается, придумана и разработана для благосостояния КАЖДОГО человека. Она, оказывается, целиком и полностью посвящена освобождению людей от нищеты и болезней, необразованности и бесправия. Кто бы мог подумать?! Особенно глядя на выкрутасы нашей отечественной «экономики». Хотя, если смотреть на мир с позиции теории, то в нашей стране экономики как таковой вообще нет, потому что экономисты наши меньше всего заинтересованы в такой «глупости», как рост благосостояния рядовых граждан. Их задача: угодить небольшой горстке так называемых «сильных мира сего», пекущихся только о собственных интересах.

Но экономика-то придумана для того, чтобы всем было весело, вкусно и сытно! Она утверждает, что «ЛЮБОМУ государству выгодно, чтобы ВСЕ его граждане и организации зарабатывали как можно больше денег, – только тогда они смогут платить государству хорошие налоги». Никогда так не подумаешь, наблюдая за тем, что у нас выделывают со страной отечественные «экономисты», которых словно бы коробит от экономики как явления: дескать, Россия вам не какое-нибудь «любое государство»! А как же, «у ней особенная стать»? Здесь вам не тут! Зачем нашим чиновникам так мучиться, выбивая деньги из граждан, из страны? Не проще ли развалить все предприятия, любую трудовую деятельность объявить «убыточной для государства», гражданам вовсе не платить, а внушить, что они – бездельники и неудачники, которые «работать не умеют», а их зарплаты сразу прикарманить себе. Это ли не выгода для «государства»? Того самого, каким они его себе, своими недалёкими мозгами, представляют.

В студенческой среде Сопромат считается одной из наиболее сложных общепрофессиональных дисциплин, в основном из-за тяжелой, сухой подачи теории, отсутствия хороших наглядных учебных пособий, что дало богатую пищу студенческому фольклору, и породило целый ряд шуток и анекдотов. Сейчас появились учебные фильмы, компьютерное моделирование такого качества, что и дурак разберётся. Но у нас словно никто не заинтересован в том, чтобы люди в чём-то разбирались. Поэтому наука Экономика запутана так, что Сопромат легче выучить!

У нас всё извращено, искажено, переврано настолько, что если отцы Экономики это увидят, то возопят, что не имеют к этому бреду никакого отношения! У нас не действуют даже самые простые её законы. Взять хотя бы известный всем ещё со школьной скамьи закон Спроса и Предложения. Где он у нас? Закон этот в России превратился в какую-то извращённую форму: что нужно – того нет. Люди хотят порядка на улицах, – его нет и близко. Многие уже давно забыли, что где-то вообще можно без опаски по улице пройтись. Нужны рабочие места в родном городе, чтобы не ездить на работу за тридевять земель, не перегружать транспорт и дороги (которые тоже ОЧЕНЬ нужны, но их тоже нет), – их нет. Нужны новые дома – и их нет! Подавляющее большинство населения живёт в аварийных и тесных хрущёбах-трущёбах, жильё самого отвратительного качества стоит миллионы даже в каких-то забытых богом деревнях. Продавайте за миллионы хоромы барские, я не спорю, но халупы, в каких мы все живём, давно пора бесплатно людям раздавать, да ещё и приплачивать за такой фанатичный патриотизм.

Где у нас сама рыночная экономика, как «совокупность экономических отношений, базирующихся на регулярных обменных операциях между производителями товаров (услуг) и потребителями»? О ней так много говорят, но никто её не видел, потому что у нас вместо рыночной экономики, – чиновничий разбой и бандитский беспредел. Спроси любого современного россиянина, какого он мнения о рыночной экономике, и он скажет, что хуже зверя нет. А он её видел вообще?

Или вот взять хотя бы налоги. Всё, что мы видим вокруг себя, создано на налоги. Мало какой богач обладает такими деньгами, чтобы выстроить целую улицу, застроить её красивыми особняками и магазинами, кафе и театрами, замостить проезжую часть, проложить тротуары, провести электричество, водоснабжение и канализацию к каждому дому. Налоги позволяют государству создавать свой собственный фонд денежных средств, за счёт которого финансируются многочисленные государственные расходы, а не только сам управленческий аппарат. В развитых капиталистических странах понимают, что высокие налоги ведут к снижению трудовой и деловой активности населения (зачем хорошо работать, если чем лучше работаешь, тем больше налогов платишь), бегство капитала в страны с более выгодным налоговым режимом, уход бизнеса в теневую экономику, где можно полностью избавиться от непосильного налогового бремени. Там налоговая политика используется для выхода из кризиса, для борьбы с инфляцией и безработицей, создания производственной и социальной инфраструктуры, укрепления обороноспособности, сокращения разрыва в доходах населения.

Очень полезное изобретение эти налоги, если с умом подойти. Они обеспечивают существование самого государства, его финансовую стабильность и независимость. Миллион человек отдаст в налоги по сто рублей. Никто не обеднеет, зато в казне – сто миллионов. А если десять миллионов налогоплательщиков заплатят по сто рублей, то уже миллиард! На эти деньги для этих же людей такую прекрасную жизнь можно обустроить… Но что происходит в России на деле? А на деле у людей нет самой примитивной инфраструктуры, хотя бы на уровне века этак девятнадцатого, в виде дорог и водопровода. Налоги должны выступать подобием страховки или кредита – кто платит, тот и получает. Каждый, кто исправно платит налоги, ДОЛЖЕН жить в ухоженном городе, ездить по чистым и освещённым улицам, и чувствовать себя, если не почётным гражданином государства, то хотя бы человеком. Уплаченные налоги должны возвращаться к налогоплательщикам в виде бесплатного образования, медицины, обеспечения обороноспособности и правопорядка в стране. Дескать, нате вам, люди, за вашу исправную уплату налогов, хорошие условия жизни и труда, благоустроенные города и сёла, дороги, и водопровод с электричеством… И что? А ничего этого нет и близко. «Бесплатное» образование устраивает поборы с родителей уже в детских садах, «бесплатная» медицина в родной районной поликлинике влетает в копеечку, на половину месячного оклада только за один запломбированный зуб! Человеку не только не дают по чистой улице пройтись, а не дают вообще никуда пройти: «Куды прёшь, быдло, плати за вход или пшёл вон отседа!». Кругом – покосившиеся хибары, телеграфные столбы прошлого века, с провисающими до земли проводами, и колдобины вместо дорог. Вода только с колодца, газ только в баллонах, – уровень жизни наших прадедов. Хотя и они налоги исправно платили, и все их потомки, но отдачи-то нет никакой. Вот что людям не нравится, а не сама идея налогообложения!

Почему у нас в двадцать первом веке появились родители, которым с двадцатью тысячами зарплаты надо где-то найти два-три миллиона на лечение ребёнка? Почему не сделать лечение детей бесплатным, точнее оплачивать его из налогов, которые их же отцы и матери платят? Или пахарь растит зерно, которым государство торгует за деньги, даёт реальный, полезный и ВСЕМ нужный продукт. Тогда почему же он беден, как мышь церковная? Сделайте для него хотя бы интересную жизнь на селе с кинотеатром и аквапарком, а не заменяйте это всё дешёвой водкой под лживую пропаганду, что «пьянство – нашо исконноё нациёняльное традицыё». Дайте ему хотя бы интересное телевидение на досуге, а то ему крутят передачки, где показывают какое-то существо, которое сначала сделало себе силиконовую грудь за двести тысяч евро, а теперь хочет её уменьшить: в новом сезоне, дескать, грудь носить не модно. Грудь ей урезали, но один сосок уполз куда-то в подмышку. То есть требуются новые солидные финансовые вливания для выправления очередной дури нашего высшего общества. Вся страна через телеящик загружена такой вот насущной проблемой – война в Сирии ерундой покажется. Ура, деньги найдены! Откуда? Да всё оттуда же, из налогов. Существо это работает на телевидении, а зарплаты там – не чета пахарю. Существо это так себя и перекраивает-то единственно зрителей ради, чтобы нас с вами, стало быть, своей красотой радовать (или пугать). Теперь оно, существо это, хочет верхнюю губу «домиком», всего-то за какие-то полмиллиона баксов. Что оно делает, чем занято это глянцевое существо, да и существует ли оно вообще в реальности, – даже опытные детективы не дознаются. Что это позорище создаёт, что ей в карман идёт львиная доля всех налогов? Пусть не материальные, но хотя бы интеллектуальные или духовные ценности. Почему наши СМИ заполонили такие вот существа, которые оглупляют зрителя, опуская его до своего низкого уровня развития рассказами о перешитых сиськах-письках, и перештопанной, никчёмной жизни в блуде и пьянстве? Существа эти верещат, что это как раз они опускаются до уровня глупого народа-налогоплательщика (естественно, умный народ не стал бы содержать на свои налоги целую армию такого дерьма вместо элиты), но им до уровня народа даже не дотянуться. Поэтому такая публика предпочитает опускать зрителя ниже плинтуса и доказывать, что это – норма.

На налоги оплачивается труд тех, кто не производит реальный продукт, который можно продать, чиновников в том числе. Ещё Бэкон в начале своего семнадцатого века писал, что нельзя содержать на налоги только знать, потому что знать от этого слишком расплодится, а народ сделается тупым и забитым, потому что ему приходится работать только на господ, совершенно не развивая себя. И он сравнивает эту ситуацию с лесными посадками: если саженцы слишком густы, то чистого и хорошего леса не получится, всё забьёт один лишь бесполезный кустарник. И вот «элита» наша нынче и похожа на этот кустарник: крепких и мощных деревьев мало, а вот от сора этого, который всё собой заполонил, спасу нет. Светских львиц больше, чем доярок! Нет, пусть они будут, но – львицы. А не кошки драные. Что это за «львицы» такие, если любая доярка на их фоне – царица? Лишнее доказательство того, что наука Экономика – одна из самых точных и правильных.

Но для большинства наших финансистов и акционеров, даже самых образованных из них, экономика понятна так же, как китайская грамота. Они потому и говорят о ней, как о неком шифре с тайным смыслом, который открывается лишь посвящённой касте, после долгого поста и умерщвления плоти. Напускаемые на бухгалтерию разные терминологические ухищрения могут даже самые хилые предприятия выставить выгодными, а самым успешным доказать их убыточность и незаконность, вот что такое экономика в их представлении. Так извилины заплетут совмещением динамического баланса со статическим, что невольно позавидуешь пещерным людям, у которых всего этого ужаса не было.

Поэтому не слушайте наших говорунов-врунов, а изучайте всё сами. По той же экономике можно пару книг самостоятельно прочитать, – не так уж и сложно. Парочку серий своего любимого, тупого сериала пропустите ради этого, – не такие уж глобальные жертвы и убытки понесёте, прямо скажем, ровным счётом ничего не потеряете. Зато вы узнаете столько интересного, о чём никогда и не догадывались! Я, например, потрясена была, когда узнала, что настоящая экономика призывает государственный аппарат быть крайне заинтересованным в повышении деловой активности своего населения, поскольку это укрепляет, прежде всего, само государство. Если же государство держит народ в невежестве и шантажирует безработицей, мешает своим гражданам не просто работать на государственных предприятиях, но и частному бизнесу то и дело ставит палки в колёса, то такое государство занимается просто… суицидом, – медленным и планомерным уничтожением самого себя.

Ещё я узнала, что единственный виновник инфляции – плохая государственная политика, которая не умеет, а то и сознательно не желает разрабатывать способы преодоления экономического спада. Инфляция, вообще, есть показатель эффективности работы правительства. Посему, последнее часто пускается во всевозможные, методологические тяжкие, чтобы продемонстрировать более низкий её уровень. Оттого на деле цены на некоторые товары могут вырасти на семьдесят и даже больше процентов, а правительство при этом бодро рапортует: инфляция в норме! Обычно называют цифру не выше 10–15 процентов. То есть правительство просто набирает себе лишние (несуществующие) баллы, повышает себе рейтинг этим враньём, как звёзды эстрады своими песнями.

А ещё оказалось, что не только товары и деньги имеют ценность – определённую ценность представляет и сам человек. В советские времена, например, экономическая оценка стоимости одного человека составляла около ста тысяч советских рублей. Тех самых, на три тысячи из которых можно было купить автомобиль. И вот советский человек оценивался государством в тридцать три раза дороже автомобиля, а польза от изобретений талантливых инженеров и учёных могла быть оценена во многие миллионы тех же добротных советских рубликов. А теперь наш человек, называя своих предшественников «совками», – а что ему ещё остаётся? – не оценивается никак и вообще никому не нужен. Он чувствует это и сам. Так явно, что почти перестал размножаться, зато начал усиленно спиваться и вымирать. Ему говорят, что он «разучился работать», но труд его тоже никому не нужен. Предприятия разгоняются и ликвидируются так тупо и бездарно, словно это детишки двух-трёх годков от роду рушат куличики из песка. А эти «детишки» управляют крупнейшим государством мира! Но всё так, шутя, делается, словно это безобидная детская игра какая-то! А десятки тысяч людей, за один такой удар глупого детского кулачка по «куличику», остаются не у дел, без работы, без надежды. Да и до них ли этим резвящимся наивным детям? Они наверняка, смотрят на людей, как на мусор: «Ну их вообще к чёрту, что им сделается-то! Вон их сколько!».

Понятно, что экономическая отдача от разных людей не может быть одинаковой, так как один человек «умеет» только создавать проблемы и приносить убытки, а другой совершает свои трудовые подвиги, чтобы эти убытки покрыть. Вот как сейчас: новые хозяева жизни умеют только создавать проблемы другим, но ценность свою завысили настолько, что деньги гребут миллиардами. Все свои очередные разрушения и ликвидации предприятий они начинают словами: «Все мы знаем, какой низкий КПД у нашей промышленности!», но у всех у них КПД вообще никакой, однако это никак не сказывается ни на их количестве, ни на оплате их «ударного труда» по развалу страны!

О, вы не представляете себе, как меня тогда захватила Экономика! Она открыла мне столько тайн, сколько не найдёшь под обложкой какого-нибудь фантастического бестселлера с названием вроде «Тайна гибели «Титаника» и её связь с падением Тунгусского метеорита». Единственное, чего я там так и не смогла найти, так это ответа на вопрос: как быть людям, которые обладают и профессией, и работой, но получают за свой труд гроши? Экономика учит помогать бедным, но это относится только к бедным иждивенцам, неспособным выполнять какую-либо работу. И нигде на её страницах нет ни слова о таком феномене, как работающий малоимущий. Ни иждивенец, ни паразит, а ра-бо-та-ю-щий! И при этом он – малоимущий. То есть феномен этот совершенно не экономический, и имеется он только у нас в России. В мире настоящего капитала такого быть никак не может, потому что тот, кто не способен оплачивать труд своих рабочих, – жалкий и забитый тузик, а никакой не капиталист.

До появления Экономики и оформления её в стройную науку продолжительность жизни человека составляла не более тридцати лет, третья часть детей не доживали до пяти лет, каждая десятая женщина умирала во время родов. Люди были неглупы: многие значительные изобретения человечества были созданы ещё древними греками. Но именно Экономика сумела поставить их на службу человеку и помогла получать прибыль изобретателям. Именно экономическая теория позволила человеку контролировать процесс преобразования ограниченных ресурсов планеты в необходимые товары. В результате человек смог удовлетворить свои потребности, уровень его жизни значительно повысился.

Заявления некоторых наших политиков и чиновников «Ваши прадеды голыми руками землю обрабатывали, и сами землю жрали вместо еды! А вы зажрались, скоты, мать вашу, – не хотите так жить, как прадеды-то!» являются не чем иным, как признаком их колоссального невежества. Наука Экономика ясно диктует, что уровень жизни людей каждые двадцать-тридцать лет должен вырастать в два раза, чтобы страна могла считаться развитой. То есть каждое новое поколение должно жить лучше в полтора-два раза, чем поколение их отцов. Я когда об этом прочла, так чуть головой об потолок не стукнулась, так подпрыгнула! Мы же все – и деды наши, и отцы – выросли на лозунгах и призывах равняться на этих самых «прадедов», которые ещё при Царе-Горохе босыми ходили и солому жевали! И все эти глупые призывы, которые до сих пор так любят орать наши ораторы, с позиции Экономики, оказывается, не просто нелепы и глупы, а даже противоестественны: если жизнь одного поколения почти не отличается от уровня жизни предыдущего, – это признак того, что данное общество живёт в корне неправильно. Точнее, оно живёт в «доэкономическую» эпоху, в Средневековье, когда люди на протяжении веков жили без надежды на хоть какие-то изменения и улучшения, страдали от мракобесия и невежества, от болезней и голода, которые и возникали большей частью от безграмотности. При этом данное общество может называть себя и демократическим, и даже постиндустриальным, и вообще бог-весть каким, но беспристрастный приговор точной науки Экономики один: Средневековье – оно и в двадцать первом веке Средневековье.

Я бы не хотела стать экономистом. Не из неуважения к Экономике, которую я на самом деле очень люблю, так как не знаю более гуманной науки. Просто общее число студентов экономических специальностей составляет около трети от всех учащихся во всех ВУЗах России, а это в полтора раза больше, чем во всей Европе! Этот бум начался как раз в те годы, когда студентам технических вузов стали говорить, что их специальности стране теперь не нужны, так как страна вступает в эпоху информационного общества, где будут цениться только шоумены какие-нибудь, а ещё юристы да экономисты. Усилиями шоуменов деньги попрут к ним рекой, так что понадобятся экономисты и финансисты, чтобы успевать их считать. А юристы будут нужны, чтобы решать многочисленные споры и тяжбы из-за денег между банками, фирмами и даже супругами.

На экономических факультетах тогда возник нешуточный конкурс. И странно, что у нас столько людей изучали и изучают Экономику, но на практике дела обстоят так, словно она вообще нигде не применяется. Словно о ней вообще никто не слышал!

Современная жизнь требует профессионалов высочайшего класса для работы с новыми технологиями, а у нас… не сыскать никого. Одни экономисты кругом! Экономисты, которые не способны применить экономическую теорию на практике. Они только и могут, что спорить друг с другом, пересыпая речь латынью. А всего за несколько километров от их роскошного офиса, старуха в деревне до сих пор таскает воду. В вёдрах, на коромысле, чапая разношенными калошами, по грязной жиже вместо дороги. Они не верят, что об экономике можно говорить просто, ведь тогда вся их значительность пропадёт! Им кажется, что непонятность – признак ума. А чем умнее (точнее сказать, непонятнее) их слова, тем большее уважение слушателей их ждёт. То есть вся их деятельность направлена не на экономическое развитие страны, а на… слушателей. Они, по сути, не экономисты, а ораторы, лекторы, докладчики. Они смеются над дилетантами, но в итоге получается, что они сами над собой смеются:

– Да что вы можете понимать в эмбарго и росте ВэВэПэ?!

– Так откройте глаза нам, неразумным! Уж снизойдите к нашему скудоумию. А пока мы от вас ничего по существу не услышали. Только вопли о всеобщей некомпетентности, включая вашу собственную. Решение назовите, а не распространяйтесь о своем алюминиево-экономическом образовании! Сейчас образования и так у всех полные карманы, у иных вон по три диплома прикуплено, словно это, – мыло в годы дефицита.

Но экономисты не разглашают своих тайн! Потому что это означает для них (и всех их корпораций) разорение, утрату административной дани. А самое главное, означают гибель этой… как её… ну, в общем, – гибель России, само собой! Как же иначе! А гибели они не допустят. Не корысти ради, а токмо из чистого патриотизма!

И тут становится понятно, что они, – такие же чиновники, которые остервенело соперничают за портфели и кресла. Не до экономик им и прочих глупостев! Отсюда все их страшилки об «угрозе национальной безопасности» и «самообороне от западной финансовой агрессии», на которые они то и дело просят денег. А на деле каждый чиновник самообороняется от нахрапистости и агрессии другого такого же чиновника – дело нехитрое.

Каждый чиновник боится пропустить сигнал или не уловить намёк об угрозе, ведь от этого зависит его будущее. Именно от ловкости отскочить вовремя, а не от какого-то дурацкого профессионализма! И им повсюду эти намеки начинают мерещиться, а такое тревожное состояние передается тем, кому они периодически «причёсывают» извилины мудрёными экономическими терминами. Они придумывают какие-то планы, как за пятьсот дней вывести Россию из мрака, а то и за пятьдесят. За пятьдесят будет быстрее, но и дороже – всё по законам рынка. Ну, до Экономики ли им?

Адам Смит считал, что если общество устроено правильно, то люди, стремящиеся получать личное благополучие, предоставят быть счастливыми и другим гражданам этого общества. Не про нас будь сказано, конечно. У нас всегда только один богат за счёт всех прочих.

Оказывается, что, согласно Экономике, нет ни эгоистов, ни альтруистов, а есть просто люди. И вот эти «просто люди», точнее, каждый человек в отдельности, основывают свой выбор и свои поступки на том, что именно принесёт им наибольшее удовлетворение. И тут всё зависит от человека: хороший человек никогда не будет рад, если его действия принесут разорение и беды другим, а гадкий человек никогда не будет удовлетворён, если его действия и устремления никому не «наступят на горло». Деление людей на эгоистов и альтруистов, – это миф. Иной «альтруист» ограбит завод, продержит людей год без зарплаты, потом, этак почти царственно, повелит выдать рабам своим какие-то копейки и молвит:

– Я ж всё для людей, всё для людей! Я ж – альтруист.

Сколько мы таких «благодетелей» перевидали!..

А другой «эгоист» захочет возглавить какое-то предприятие, потому что это и престижно, и прибыльно, но в процессе руководства не разграбит там всё, а сохранит и приумножит. Ведь быть руководителем процветающего предприятия значительно престижней и приятней, чем возглавлять какой-то сарай, где рабочие голодны и оборваны, где всё растащено и расхищено, где за версту так и разит распадом и смертью.

Все разные, все стремятся к совершенно разным вещам. Нельзя утверждать, что тот или иной «продукт», – это непременно радость и удовольствие для каждого человека. Кому-то дружба доставляет радость, а кто-то рассматривает её только как бесполезную трату времени, выслушивание чужих проблем, желание «загрузить» своими неприятностями тех, кого ты считаешь друзьями. Но экономисты утверждают, что вы можете сравнить все возможные вещи, которые можно использовать, с простой мерой счастья или удовлетворения, которые они называют полезностью. Вещи, которые вам очень нравятся, имеют высокую полезность, тогда как вещи, которые нравятся лишь отчасти, а так же не нравятся совсем, обладают низкой или даже отрицательной полезностью.

Принцип полезности очень объёмен! Для гедониста или сибарита полезность может заключаться только в физическом удовольствии, получаемом от использования определенных вещей. Но для нравственно развитой личности полезность может быть подобна ощущению морального удовлетворения от правильного поступка в данной ситуации. С точки зрения Экономики вы можете рассматривать желание помочь другим, как стремление получить личную выгоду. Например, мать, у которой в доме недостаточно еды, не ест, потому что хочет накормить своего ребёнка, – разве она не преследует целью помощь ребёнку, чтобы достичь своего личного материнского счастья? Она могла бы сама всё съесть, но получит ли она от этого удовлетворение, наблюдая голод самого дорогого для себя существа? Нет. То же самое можно сказать о благотворительности: большинство людей считают такую щедрость «бескорыстной», но она также согласуется с тезисом, что люди склонны совершать вещи, которые делают их счастливее. Люди отдают что-то потому, что это приносит им удовлетворение, их бескорыстные действия вызваны желанием достичь собственных целей. Помочь слепому перейти улицу, уступить в транспорте место старушке, – разве это не повышает нашу самооценку, не улучшает настроение?