Читать книгу Смерть под вуалью - Наталья Хабибулина - Страница 2

В дежурной части милиции царила тишина. Сержант, несший службу, спокойно читал газету, прихлёбывая чай. На его лице лежала печать спокойного благодушия. Вечер не предвещал неожиданностей, если только пара-тройка драчунов или домашний буян не попадут сюда на ночевку.

Время близилось к двенадцати, когда уличная дверь резко распахнулась, и двое встревоженных мужчин стремительно вошли в дежурку. Одного из них сержант хорошо знал – это был директор швейной фабрики, второго он видел однажды в часовой мастерской, но знаком с ним не был.

Едва поздоровавшись, они сбивчиво, в один голос, стали говорить. Сержант, как мог, их успокоил и попросил Ляпунова спокойно рассказать о том, что их привело сюда в такой поздний час. Когда тот закончил, дежурный на какое-то время задумался, потом обратился к Богданову:

– Вы точно можете сказать, что ваша жена не могла куда-нибудь уйти, не предупредив вас?

Тот отрицательно замотал головой:

– Такое даже допустить нельзя, поверьте!

– Я могу его в этом поддержать! – видя, что сержант смотрит с сомнением, поддержал Богданова Ляпунов. – Это лучшая моя работница!

– Ну, работница она, может быть, и лучшая, но какой человек в быту, в семье, вы ведь не можете знать до конца, – сержант намеренно тянул время, и Игорь Васильевич, почувствовав это, взорвался:

– Так, звони немедленно, кому следует! Мы можем потерять драгоценное время! – при этом он стукнул кулаком по перегородке.

– Ну, время-то, скажем, потеряли вы, когда спокойно уехали из колхоза, – сержант понял, что спокойной ночи уже не будет, и решил хоть как-то отыграться на виновных. – И не буяньте, пожалуйста! – он взял телефонную трубку, покрутил диск и, прикрыв ладонью микрофон, добавил: – Если ваша женщина найдется, я оформлю вам ложный вызов. Заплатите штраф!

– Буду очень рад! – Ляпунов кивнул в сторону Богданова: – Да и он, думаю, тоже! Звони, звони, не отвлекайся!

В этот момент на другом конце ответили. Сержант, извинившись, попытался, как можно внятнее, объяснить Калошину, – именно ему он и звонил, – о происшествии. Положив трубку, кивнул на скамью у стены:

– Посидите пока там, скоро придет товарищ майор, он с вами и разберётся, – проводив взглядом мужчин, которые устало разместились на жестких сиденьях, сержант вернулся к прерванному занятию. Но, взглянув мельком на Богданова и вдруг почувствовав неловкость, отложил в сторону газету и спросил, не желают ли они чаю. Ляпунов с радостью согласился, так как после выпитого коньяка чувствовал жажду. Богданов же отказался, лишь молча помотав головой.

Калошин приехал быстро. Он не любил, чтобы его долго ждали, всегда понимал, что людям бывает очень трудно в некоторых ситуациях провести в неведении и бездействии даже лишние пять минут. Взглянув на Богданова, майор лишний раз в этом убедился. Вид у мужчины был просто ужасающий. Обратив внимание на протез, почему-то сразу подумал, что это увечье с войны, а заметив под распахнутым плащом орденские планки, сразу же протянул ему руку для пожатия. Представившись, предложил обоим мужчинам пройти в кабинет. Там Калошин очень внимательно их выслушал. Потом, немного поразмыслив, сказал:

– Да, к сожалению, сейчас уже слишком поздно, – майор взглянул на часы, – мы не можем начать поиски прямо сейчас. Даже если я подниму опергруппу, участковых, постовых, вы же понимаете, будить людей мы не в праве. У нас нет на это никаких оснований. – Он помолчал, потом добавил: – Сделаем так: сейчас вы идете домой. Рано утром я позвоню участковому в колхоз, а вы пройдетесь по знакомым. Результат сразу же сообщите мне. Но пока не будем терять надежды, – при этом он крепко стиснул своими большими ладонями холодные руки Александра. – Постарайтесь уснуть.

Утром, едва рассвело, Калошин позвонил в «Красную Зарю» участковому Полунину и попросил поговорить с жителями деревни. Сам же, завтракая, все время думал об исчезновении женщины: «Где же она может быть? Сбежала? Но, судя по словам обоих мужчин, не тот человек эта Римма Богданова, чтобы вот так безрассудно поступить. К тому же, у них двое детей: их совместная девочка семи лет и четырнадцатилетний парнишка, племянник самого Богданова. Он его усыновил после гибели сестры и её мужа. Говорит, что Римма приняла его, как родного. И дети любят друг друга. Похоже, что не обманывает. Сам он фронтовик, у него полная орденская планка. Мужик серьёзный». Раздумывая обо всем этом, он вдруг подумал о двух пропавших в К*** недавно женщинах – Кривец и Песковой, и что-то царапнуло внутри, неприятно заныло. Тех до сей поры не нашли, но совершенно безотчетно Калошин провел параллель между всеми этими исчезновениями: «Уже серия получается. Главное, что пропадают бесследно. Простое совпадение?»

После обеда позвонил Богданов и рассказал о результатах поиска. Они были неутешительны. Риммы нигде не было. Женщины со швейной фабрики, почувствовав свою вину, старались предложить хоть какую-нибудь помощь, соглашались даже вернуться в колхоз. Дуся Морошкина плакала и винила себя больше других. А ближе к вечеру из «Красной зари» позвонил и Полунин, сказав, что обошел все дома, а также, что с несколькими мужиками они прочесали все окрестности. Римма исчезла бесследно.

Вечером Калошин зашел к Богданову. Тот выглядел совершенно потерянным, а, увидев на пороге майора, испугался. Он смотрел на гостя горячечным взглядом и молча ждал, что тот скажет. Но Калошин успокоил Александра:

– Нет, нет, я зашел просто побеседовать, – и пошел следом за хозяином, который облегченно вздохнув, пригласил того войти.

На маленькой кухоньке большеглазая худенькая девочка мыла посуду, поставив тазик с водой на табуретку. Увидев чужого человека, она испуганно взглянула на отца. Тот ласково погладил её по кудрявым волосам и сказал:

– Не бойся, Альбиночка, это хороший дядя! Ты пойди к себе, а мы поговорим, – отец легонько подтолкнул её к двери. – Скажи Алёше, пусть он тебе почитает, – грустно улыбнулся: – Помощница! Римма её приучила. Вообще, она прекрасная мать. Вы можете даже с Алёшей поговорить, он скажет.

Калошин отметил про себя, что Богданов говорит о жене в настоящем времени, и почувствовал острую жалость к нему, потому что по опыту знал, чем могут закончиться нынешние поиски. Советом его решил воспользоваться и попозже поговорить с мальчиком.

Мучительно хотелось курить, но майор решил воздержаться, и, присев к столу, просто предложил хозяину:

– Расскажите мне о вашей жене.

Тот, почувствовав участие в голосе гостя, стал подробно рассказывать:

– Мы с Риммой познакомились в сорок втором году в Подмосковном госпитале. Я тогда попал с ранением в плечо, ногу уже в сорок пятом отрезали, – показал Александр на протез, – Римма тоже была ранена, – увидев немой вопрос в глазах Калошина, он пояснил: – она не воевала, у нее другая история. Ещё в тридцать седьмом году, будучи пятнадцатилетней девочкой, она попала в лагерь за кражу угля на железной дороге. Отец к тому времени был репрессирован, мать дома умирала от рака, а на руках самой Риммы было ещё трое малолеток. Холодная зима, голод, и как следствие, сами понимаете, кража. Так вот. – Он поставил чайник на плитку: – Попьем чайку. Волнуюсь почему-то, в горле першит, – положив руки на стол, крепко сцепил в пальцы в замок.

– В сорок первом лагерь захватили немцы. Многих, в том числе евреек, сразу же расстреляли. Оставшимся женщинам нацисты предложили сотрудничать с ними, и таких, по словам жены, оказалось не мало, а тех, кто отказался, отправили в Германию. Среди них была и Римма. Но по пути их поезд встретили партизаны, завязалась перестрелка. Все побежали в лес, – там было много молодежи и детей, собранных для отправки в Германию, – кого-то убили, кто-то был ранен, многих спасли. Вот тогда Римма и получила свою порцию свинца, – почувствовав, что получилось грубовато, произнес: – извините. Партизаны всех тяжелораненых отправили на Большую землю. Так мы познакомились с моей будущей женой. Подлечившись, я опять ушёл на фронт. Она ждала меня с войны. А я, потеряв полноги, решил к ней не возвращаться, чтобы не портить жизнь молодой девушке, но она сама разыскала меня, и в конце сорок пятого года мы с ней расписались. Жили все это время в Москве, трудновато было, признаюсь. Я сам инвалид, у нас маленький ребёнок, потом смерть сестры и её мужа. Мы стали думать о переезде в деревню, но в начале этого года у меня умерла тётка, и нам достался вот этот дом. Он хоть и небольшой, но уютный. Здесь и огородик есть, и яблоньки.

– Она ничем не была обеспокоена в последнее время? Может быть, что-то изменилось в её поведении?

– Нет-нет, что вы! Даже вчера утром мы строили планы на сегодня. Хотели в кино сходить. Римма сама это предложила. Вообще, мы с ней жили, что называется, душа в душу. Вы можете спросить у Алёши, – опять повторил он, махнув рукой в сторону комнаты.

– Хорошо, хорошо! Я обязательно побеседую с мальчиком. Пока не будем детей беспокоить. Мы ведь с вами ничего ещё не выяснили, – Калошин пытался хоть как-то поддержать Александра. – Скажите, а какое ранение было у вашей жены? Не могло оно спровоцировать, скажем, внезапный приступ?

– У нее от ранения остался только шрам. Стреляли немцы в спину, пуля прошла через грудь. Но все уже давно зажило. Она никогда не вспоминала об этом, хотя первые годы её мучили боли. А после рождения Альбины она перестала даже думать об этом ранении.

Богданов поставил на стол простые стаканы в подстаканниках, пряники и сахар. Разлил чай.

– А вы пригласите детей почаевничать вместе с нами, – предложил Калошин, – так и разговор будет проще и естественней. Вы, кстати, что им сказали про маму?

– Врать не могу, но сказал, что осталась ещё на один день поработать в колхозе, чтобы взять картошки для себя. Стыдно, а что делать?.. – развёл руками Александр.

– Ну и правильно! Не корите вы так себя! Не каждый сразу сообразит, как лучше поступить. Такое ведь не каждый день случается, – Калошин прихлебнул хорошо заваренный чай.

В кухню робко вошёл худенький подросток с такими грустными глазами, что майор подумал про себя: «Этому даже и врать не надо, всё понимает», и сердце его сжалось. В неведении была лишь девочка: она мило щебетала и кокетливо, по-детски, посматривала на чужого дядю. Брат старался незаметно её утихомиривать. Вообще, во всем поведении этих людей сквозила доброта и любовь друг к другу. Когда в очередной раз Альбина захихикала, при этом плеснув чай себе на подол, Алёша наклонился к ней и тихо сказал:

– Мама придёт, я обязательно скажу ей, что ты себя плохо ведешь, – при этом он полотенцем стряхнул воду с платьица девочки.

– Не скажешь, ты добрый!

– А что, мама строгая? – как бы между прочим спросил Калошин, поддерживая детский разговор.

– Строгая, но не злая. Она умеет приструнить Альбинку-баловницу. А мы с мамой друзья, – грустно произнес подросток, глядя в одну точку. Потом перевел взгляд на Александра: – Правда, папа? Мы все дружим, и в кино вместе ходим, и на озеро, – это он сказал даже не для Калошина, а для себя, поддерживая веру в возвращение матери.

«Они все говорят о ней в настоящем времени, они ждут её и свято верят в то, что она вернётся, потому что они, действительно, любящая семья», – с тоской подумал Калошин. И ещё больше кольнула пришедшая вдруг мысль, что для мальчика это будет вторая, даже третья, если считать погибшего отца, потеря близкого человека. Не в силах больше чувствовать, начинающее просачиваться в интонациях и взглядах, горе этих людей, он постарался поскорее распрощаться, ссылаясь на неотложные дела.