Читать книгу Клюква со вкусом смерти - Наталья Хабибулина - Страница 6

Серёжа Веретенников спешил домой.

Дорога была неблизкой. От Потеряево до Глуховки по размозженной весенней слякотью дороге идти было трудно, но мальчик терпеливо преодолевал все препятствия, шагая по чавкающим колеям.

Надеяться на попутную машину или, в крайнем случае, лошадь с телегой, в воскресный день не приходилось. Да и то сказать: по такой дороге колхозники старались лишний раз никуда не ездить. Но у Серёжи была очень серьёзная причина: заболела мама, пришлось ехать в Энск за лекарством, которого не оказалось ни у глуховской медсестры, ни в Потеряево у местного фельдшера Акима Петровича.

Уехать из Потеряево было проще, там курсировал автобус, который в Глуховку приезжал лишь зимой по наезженному снежному тракту, да летом по сухой дороге. Даже автолавка лишь изредка появлялась в их деревне, и колхозникам приходилось либо довольствоваться сельповским магазинчиком, не блещущим ассортиментом ни продуктов, ни промтоваров, либо бегать в Потеряево, где благодаря неплохой дороге и автолавка появлялась часто, и магазин мог иногда похвастать заполненными полками и вешалками.

В школе были каникулы, и Серёжа от души радовался, когда учительница распустила их по домам. В самой Глуховке школы не было: до пятого класса дети учились в Потеряевской четырёхлетке, потом их увозили в интернат в Энск.

К самостоятельной жизни за два года шестиклассник Серёжа Веретенников привык, но на каникулы ездил домой с большим удовольствием. Он очень любил своих младших братьев и сестрёнку, с упоением возился с ними; как самый старший, помогал матери по дому. Отец приезжал домой редко: из-за большой семьи пришлось ему оставить должность конюха в колхозе и примкнуть к бригаде плотников, выискивающих работу на стороне.

Сейчас дома Серёжу ждала заболевшая мать и домашняя работа, которая теперь полностью ложилась на плечи двенадцатилетнего подростка.

Так, сноровисто шагая и перепрыгивая через лужи, мальчик думал о предстоящем вечере, когда вдруг услышал неясный шум в стороне от дороги.

Повернувшись туда, Серёжа увидел человека в брезентовом плаще. Сердце неприятно стукнуло в грудину всеохватывающим страхом: о блуждающем страшном незнакомце были наслышаны все.

Но лицо приближающегося к мальчику человека оказалось не только не страшным, но и знакомым. Этого человека Серёжа не раз встречал в Потеряево, однажды даже вместе с председателем колхоза Баташовым, которого мальчик хорошо знал: его дочь Ляля была Серёжиной одноклассницей.

Но вдруг память преподнесла ещё одно воспоминание, связанное с человеком в плаще.

Прошлой осенью, когда Серёжа вместе с мамой ходил в лес за голубикой, он видел этого мужчину, только в плаще был кто-то другой, с кем этот человек, тогда одетый в старую телогрейку, шел по ближнему болоту, осторожно ступая на кочки. Лица незнакомца, прикрытого капюшоном, Серёжа не видел. Стараясь не привлекать к себе внимания, он быстро пошел в сторону, где за деревьями мелькала фигура мамы. Но мужчина нагнал мальчика и, шутя, стал с ним разговаривать о каких-то пустяках, расспрашивая между делом, с кем и зачем Серёжа пришел на самые болота, говорил о том, смеясь; сказал, что тут бродит леший, даже состроил рожки, какими взрослые пугают детей, и зачем-то промычал. Только тогда Серёже почему-то показалось, что этот дядя говорил и вел себя очень странно, но он быстро отстал от мальчика, и скоро вся эта незамысловатая история просто забылась.

Вспомнив это и глядя на приближающегося мужчину, Серёжа почувствовал, что страх не отпускает, а, напротив, вползает холодной змеёй в худенькую грудь.

– Тебя, кажется, зовут Серёжа? – мужчина заулыбался, но и теперь мальчик видел лишь оскал твердого рта, и не верил в искренность этой улыбки. Внутренне он весь сжался, а холодная рука страха всё сжимала и сжимала маленькое сердечко такого уже взрослого не по годам подростка.

– Домой спешишь? А почему ты не в калошах? Такая грязь!.. Кстати, могу составить тебе компанию, – мужчина перепрыгнул через большую лужу и постарался пристроить свой шаг под шаги мальчика. – К куму иду, в гости. – Человек в плаще опять заулыбался.

«Какие гости вечером в воскресенье?» – подумал Серёжа. – «Завтра всем на работу… А почему я его раньше не видел у нас в деревне? Если там живет его кум, отчего же он никогда до этого не приходил к нему? Зачем спросил про калоши? У меня их никогда не было… Сам-то тоже, вон, в сапогах…»

Мальчик не смог сдержать своих чувств и подозрительно посмотрел на мужчину. Тот перехватил его взгляд, но улыбку не погасил, а, напротив, заулыбался ещё шире.

– В ссоре мы с ним были, вот, иду мириться!

– А как зовут вашего кума? Может быть, я его знаю? – Серёжа старался успокоиться: ведь вполне может быть и так, как сказал этот человек.

– Кума-то? – мужчина вдруг остановился и, ругнувшись, наклонился к земле.

Мальчик, не обратив внимания на это движение, прошел дальше, но вдруг сильный удар по голове отозвался страшной болью в мозгу, в котором истошным криком вспыхнуло последнее слово: «Ма-ма!..»

– Вот так!.. – мужчина спокойно откинул в лужу тяжёлую суковатую палку и, пробормотав: «Как кума зовут? А никак не зовут…», не оглядываясь, пошел в темнеющую чащу пробуждающегося от зимней спячки леса.

Серёжу лишь на следующее утро нашел сосед Веретенниковых Иван Кузьмич, отправившийся на поиски мальчика по просьбе его больной матери.

Через несколько часов на месте убийства работала оперативная группа Энска во главе с майором Калошиным.

За сутки до этого страшного убийства трое мужчин совещались в кабинете участкового, пытаясь понять суть прошлых событий.

– Я абсолютно убежден в том, что преступление совершил кто-то из местных жителей. Но преступник пытался обставить всё так, чтобы подумали на человека с болот. Он просто воспользовался его специфическим внешним видом. У меня есть по этому поводу одна мысль, но её поможет мне доработать наш эксперт Герасюк. Я жду его уже завтра.

– Товарищ подполковник, а на чем строится ваша уверенность в том, что это кто-то из здешних? – немного неуверенно задал вопрос Воронцов, пытаясь понять смысл утверждения Дубовика.

– Костя, я бы очень хотел, чтобы на этот вопрос ты постарался ответить сам. Но, принимая во внимание то, что ты не владеешь полной информацией по делу, попробуем разобраться вместе. Сначала для удобства наречем человека с болот не лешаком, как его называют местные жители, а, скажем, Лесником. Итак… Я просил тебя задавать всем вопрос, где именно люди встречали Лесника. Что тебе отвечали?

– Да все указывали на район болот, – пожал плечами Воронцов. – И баба Дуся рассказывала так же.

– Поленниковы живут в лесу, но в стороне от болот, и никогда его не встречали . Из всего этого, какой делаем вывод? – на этот вопрос хотел ответить Кобяков, но Дубовик жестом остановил его, призывая отвечать Воронцова.

– Получается, что он по лесу не ходит, только возле болот крутится? – Костя вопросительно посмотрел на подполковника.

– Ну, видишь, ты уже и ответил на один вопрос. Оставим пока убийство Анфисы, поразмышляем о смерти Михея. Представь себе, что человек, никогда не выходивший не только из леса, но и не отходивший далеко от болот, вдруг приходит ночью к Правлению колхоза для того, чтобы… ну, предположим, разобраться с Михеем, который видел его на месте преступления. Знает, где окно камеры, знает, что парень там!.. Ну, это же бред!

– А я следователю пытался об этом сказать, – вступил в разговор молчавший Кобяков. – Только он твердил одно: «Смерть Ботыжникова наступила от естественных причин».

– Ну, это я могу себе представить!.. Другого он ничего и не принял бы, – досадливо махнул рукой Дубовик. – Да, так вот… Есть ещё, Костя, одно «но» – это деревенские собаки, совершенно особая каста животных. Я сегодня, когда возвращался от Ботыжниковой, обратил внимание на поведение домашних охранников. Стоило залаять той, что во дворе, откуда я выходил, следом поднялась соседская, потом следующая, и так по цепочке, пока я не дошел до Правления. И это днем, когда по улице ходит масса народа, но эти шельмы знают своих! Ведь так, Степан Спиридонович?

– Как точно вы подметили! – уважительно произнес Кобяков.

– Ну, вот и ответ: мог ли чужой человек пройти ночью, никем незамеченным, по деревне? А ведь вы, товарищ капитан, сами сказали мне, что в ночь смерти Михея было тихо. Только всё это, к сожалению, лишь усложняет наше расследование.

– Так что, теперь на болота нет причин идти? – с надеждой в голосе спросил Воронцов.

– Напротив. Необходимо в самые кратчайшие сроки, Степан Спиридонович, – повернулся Дубовик к участковому, – найти всё-таки того, кто сможет отыскать заветную гать. Пусть она даже и сгнившая, но Лесник-то по ней ходит. Пройдитесь по домам, поговорите с людьми. Возможно, что они просто бояться туда идти. Объясните, что мы пойдём, и не с голыми руками. Ну, ведь надо же как-то пройти туда! Пора поставить точку в этой странной истории с блуждающим по болотам человеком. Может случиться так, что ему просто необходима помощь, в конце-концов! – подполковник горячился, доказывая правоту своих убеждений. – Подойдите к этому вопросу со всей серьёзностью! Завтра воскресенье, люди будут дома, возьмите Константина, ищите! Ищите людей! Съездите в Глуховку, наконец! Сидит в какой-нибудь избе этакий старый пенёк, который, простите, ни ухом, ни рылом не знает о наших поисках! И потом… Знаете, Степан Спиридонович, может быть, я, как человек сугубо городской, чего-то недопонимаю, но ведь у болот, где начинается тропа, должно быть натоптанное место в лесу?

– Понимаете-то вы правильно, да вот нет такого места, и всё тут! Сами по такому принципу искали! Хитрость в этом есть какая-то! Видно, очень уж не хотел открывать свое «лежбище» старик, и «приемник» его так же себя ведет…

– Ладно! Давайте, завтра с утра – по домам колхозников! Это ваше задание!

Баба Дуся засуетилась, увидев входившего во двор Костю.

– Наконец-то! Совсем парень заработался! – она достала из буфета тарелку с нарезанным хлебом, из печи вынула из загнётка большой горшок с горячими щами, приподняла крышку на чугунной сковороде, в которой уже с обеда томилась жареная на топлёном масле картошка. – Заждалась тебя! – Костя лишь улыбнулся на это приветствие своей хозяйки и с удовольствием поспешил устроиться за накрытым к ужину столом.

– Вчера уснул, как убитый! Сегодня, поди, тоже сразу уляжешься в постель? – бабе Дусе не терпелось поговорить со своим постояльцем, которому, как она считала, надо было ещё много узнать. Об убийстве Анфисы они ещё не поговорили. Непорядок!

Женщина устроилась рядом с уплетающим за обе щеки Костей и вкрадчиво спросила:

– Узнали что новенькое про Анфиску?

– М-м-м… – с набитым ртом промычал Костя, не в силах оторваться от вкусного ужина.

Баба Дуся поняла это, как «нет» и продолжила:

– Ну, тогда я тебя побалую интересными новостями. Слушать-то будешь?

– Буду, – наконец смог ответить проголодавшийся постоялец. – Вы, баба Дуся, говорите, говорите! На меня не обращайте внимания! У меня только рот занят, а уши свободны! Вкусно так всё, как у мамы моей! – не удержался от похвалы Костя.

Хозяйка расцвела от таких слов и с улыбкой потрепала парня за чуб:

– Ишь ты! Знаешь, чем угодить старой! Что про маму сказал – молодец! И про уши – смешно! Тогда, значит, слушай! – она налила себе чаю и, прихлёбывая, начала свой рассказ: – Ещё недели за две-три до убийства Анфиски был такой случай. Я возвращалась из сельпо, а тут меня остановила Глафира, Анфисина свекровь. Они с невесткой как раз в огороде возились, грядки к зиме готовили. Ну, значит, стоим мы с Глашей, болтаем о том, о сём, о Гришке, сыне её говорим, а Анфиса-то в сторонке от нас возится. Тут смотрю я: она, значит, от грядки-то оторвалась, выпрямилась и так внимательно куда-то через забор глядит. Ну, глядит и глядит! Только взгляд её был какой-то тяжелый, нехороший, вот, будто змею какую увидела! Я даже, сказать честно, испугалась. Повернулась поглядеть, кого это она таким взглядом провожает, да только успела двоих мужиков краем глаза уловить: они уже в проулочек свернули. Ну, я не выдержала, да и спросила Анфису-то: «Это кого ж ты так, девка, обласкала-то таким взглядом?», ну, вроде, как пошутила. Так она на меня та-ак зыркнула, не хуже тех пронзила глазами, и зло так прошептала: «Петля по нему плачет!», в сердцах бросила работу и ушла в избу. Я у Глаши спросила, она только плечами пожимает, первый раз, говорит, невестку такой вижу. Она, Анфиска-то, и в самом деле, будто добрая была, никто не обижался на неё, правда, жила не так давно, но всё равно… Людей не обманешь!

– Вы совсем не увидели тех, двоих? – заинтересованно спросил Костя, отодвигая, наконец, от себя пустые тарелки и принимая из рук хозяйки большую кружку с чаем.

– В том-то и беда, что не увидела. Хотела уж даже следом побежать, любопытство разобрало, да тут вышла на крыльцо Анфиса, в жакете. Собралась, значит, куда-то. Глафира спросила, куда это она направилась, а та лишь рукой махнула и вышла, значит, на улицу. А тут председатель наш на трещалке своей проезжал, Анфиса-то ему махнула, тот остановился. Она его и спрашивает, дескать, дома ли Кобяков, участковый наш? Баташов ответил, что тот в Глуховку уехал по делам. Анфиска постояла, подумала и вернулась обратно в дом и уж больше не вышла. Ну, Глафира-то распрощалась со мной, я так поняла, что поспешила узнать, чего это невестка к участковому-то направилась вдруг. Потом я спрашивала Глашу, только она или скрыть хотела от меня, или, в самом деле, Анфиска всё скрыла. Только, когда убили её, грешную, я поняла, что она никому ничего не сказала. Кобяков так просто не отпустил бы её, знай, что скрывает что-то… Может, и мне следовало бы встрять в это дело? Как думаешь?

– Тут, баба Дуся, однозначно не ответить… – задумчиво произнес Костя.

– А я, милок, думаю, что знала Анфиска чего-то такое, за что её и убили. Может, про болота чего? Тут, если поковырять кое-кого, так можно кое-что на свет белый вытащить!.. – прищурив один глаз и погрозив указательным пальцем, с придыханием сказала баба Дуся.

– Ну, что вы загадками какими-то говорите: кое-что, кое-кто?.. – досадливо вздохнул Костя. – Говорили бы уж прямо, как есть! Я ведь всё-таки не просто человек с улицы, а участвую в расследовании убийства!

– А ты не серчай на меня! Понимаю я, понимаю! Да только разве ж всех назовёшь? Тут в каждой избе свои тараканы живут, выметать начнёшь – попрячутся, не достанешь! Это уж если случайно, кто-то о чем-то проговорится! Вы с людьми беседуйте, беседуйте! Поласковей, с подходом!

– А вы не знаете, случайно, кто может показать тропу к скиту отшельника? – вдруг встрепенулся Костя, вспомнив задание подполковника.

– Пойдёте, что ли, искать туда?! На болота?! – всплеснула руками баба Дуся.

– Да нет, так, на всякий случай, – сделав равнодушное лицо, шевельнул рукой Костя.

– Ну, на всякий, так на всякий, – баба Дуся поднялась, дипломатично отведя пытливый взгляд. – Дед Мирон Гаврилов искал ту тропу, нашел ли, нет – не знаю, но клюкву каждую осень таскал, торговал на рынке в городе, сама видела. Такую ягоду только с болот можно принести, по краю болотины она мелкая, а у него едва не с наперсток. Спросишь его, где брал – начинает юлить, сразу видно, скрыва-ает!

– Ладно, возьмём, на всякий случай, на заметку. А что вы хотели рассказать про убийство Анфисы? В первый раз?

– Так, вроде, уже всё пересказала… Я тебе про что толкую? Убили Анфиску-то почти у деревни, на виду, а тот, ну, который на болотах-то, он ведь дальше своей трясины и не ходит! Его ж только там и видели! Чего бы это он к пасеке попёрся бы? По той дороге людей можно встретить, а он от всех прячется! Вот что я тебе говорю! Понял? Хотя… Ведь разве в душу-то чужую заглянешь? Может, и он это сделал?..