Читать книгу Малиновый запах надежды - Наталья Калинина - Страница 2

В эту бесконечную и трезвую, несмотря на выпитую бутылку вина, ночь я почти не спала, вновь и вновь переживая наслаивающийся на хаотичные воспоминания из прошлого эпизод с ДТП. А когда прозвенел будильник, машинально собралась на работу и вышла на улицу.

Асфальт леденцово блестел свежими лужами. И я, резво перепрыгивая их, убеждалась в мысли, что за эту ночь прошла целая жизнь. Даже осень состарилась, превратившись из легкомысленной солнечно-улыбчивой девушки с золотыми листьями-веснушками в хмурую седую старуху, щедро оплакавшую свое стремительное старение проливным дождем. Я, глядя на умирающие в грязных лужах желтые листья, тоже чувствовала себя кленовым листом, когда-то сочным и полным жизненных сил, а сейчас высохшим, с сохранившейся внешней оболочкой, но уже отмершей сердцевиной.

Рабочий день начался с проблем. Едва я появилась на пороге офиса, как уже находившаяся за своим столом начальница Валентина объявила, что работать нам придется вдвоем – заболела другая сотрудница, Ирина.

– Когда она выйдет? – без энтузиазма поинтересовалась я. Конечно, сейчас уже не летний сезон, но работы хватало. Впрочем, в том, что мне сегодня придется потрудиться за двоих, тоже был свой плюс: занятая делом, отвлекусь от ненужных воспоминаний.

– Пообещала быть завтра, сказала, что чем-то отравилась.

Ответив мне, Валентина принялась печатать на компьютере с таким яростным стуком, будто пыталась вбить клавиши в стол. А я сняла трубки телефонов, зазвонивших одновременно и на моем столе, и на столе заболевшей напарницы.

Сначала мне пришлось разбираться с Ириными клиентами, оставшимися недовольными путешествием. Претензии были скорей раздутыми и не тянули на уровень международного конфликта, однако клиенты попались очень скандальными, и история со сломавшимся в номере телевизором в их интерпретации выглядела вселенской катастрофой. Парочка успела поругаться и в отеле, после чего в этот же вечер получила другой номер с работающим телевизором, и для порядка – выдвинуть претензии и нашему агентству. Я с трудом сдержалась, чтобы не отправить скандалистов в бонусный «пеший эротический тур» без телевизора и кондиционера. Остановил лишь встревоженный взгляд начальницы.

Дальше работы, несмотря на межсезонье, навалилось столько, что не осталось времени даже на нормальный обед. Мы с Валентиной, воспользовавшись короткой трехминутной паузой, когда в офисе не оказалось клиентов, торопливо перекусили бутербродами и вновь завертелись в рабочем вихре телефонных звонков, поисков и оформлений туров, переговоров с авиакомпаниями и туроператорами.

В этом туристическом агентстве с многообещающим названием «Парадиз» я работала три года. Это была моя вторая столичная работа, первой же оказалась должность нянечки в детском саду в одном из окраинных районов Москвы. Нянечкой работать меня устроила Мария Федоровна, у которой я первое время по приезде в Москву снимала комнату. Я где-то с год проработала в саду, а потом, прочитав в газете объявление о свободных вакансиях в туристическом агентстве, пришла на собеседование.

Удивительно, но меня взяли, хоть у меня и не было опыта работы в этой сфере. Я быстро вникла в новое дело. Чуть позже, сняв однокомнатную квартиру, в которой и живу, я съехала от гостеприимной старушки Марии Федоровны. Но иногда – по выходным или праздникам – покупаю гостинцы и еду ее навещать.

– …Девушка-красавица, посмотрите, пожалуйста, дали ли мне визу во Францию, – раздался в телефонной трубке мужской голос – сочный, глубокий и с веселыми интонациями, будто мужчина пребывал в таком хорошем расположении духа, что даже решил позволить себе небольшой флирт по телефону.

– Без проблем! – бодро ответила я, невольно заразившись игривыми нотками в голосе позвонившего. – Ваша фамилия?.. Имя?..

– Лазарин. Тимофей.

Руки так и зависли над клавиатурой.

* * *

…После первой встречи с Тимом в институтском сквере прошло больше месяца, прежде чем мы увиделись вновь. Признаться, я и думать забыла о случайном знакомом, который оказал мне неоценимую услугу. Завертелась в суете учебных будней, из-за новизны казавшихся праздниками. Утром уходила в университет и возвращалась в общежитие почти к вечеру: учебная программа первокурсников оказалась довольно насыщенной.

В общежитии меня поселили на четвертом этаже – одном из двух этажей, отданных студентам естественно-экологического факультета. Моей соседкой по комнате оказалась старшекурсница с географического отделения. Мне с ней повезло: Марина была девушкой серьезной, ее тоже, как и меня, больше интересовала учеба, чем студенческие угарные вечеринки, молодых людей она к себе не приглашала, так как уже была замужем. Ко мне относилась без снисхождения старшекурсницы к первокурснице, потому что разница в возрасте у нас была всего полтора года: Марина поступила в университет в семнадцать лет, я же, как упоминала раньше, в двадцать. Подругами мы с ней не стали, но отношения между нами на протяжении того года, в течение которого мы делили комнату, складывались легкие и довольно теплые.

В тот день мы с Мариной обедали вместе в шумной студенческой столовой, где воздух пропитался тошнотворными запахами пригорелой еды, квашеной капусты и жареной рыбы. Обычно во время большого перерыва мы обе возвращались на обед в общежитие. Но, помнится, в тот день был проливной дождь, выходить из здания совершенно не хотелось, и мы с Мариной независимо друг от друга приняли решение перекусить в столовой. Встретившись возле прилавка со снедью, купили по стакану компота, жареных пирожков и успели занять один из немногочисленных столиков.

Разговаривать нам особо было не о чем, все темы оказывались связаны с нашим незамысловатым бытом: что приготовить на ужин, чья очередь убирать комнату и кто первым пойдет в душ. Личным мы не делились, я лишь знала, что с мужем Марина видится лишь по выходным, когда уезжает в свой поселок. А мне рассказывать было нечего, потому что бойфренда у меня не было. Об учебе мы тоже не могли говорить, поскольку учились на разных отделениях, программа у нас была разная, преподаватели – тоже. Так что мы почти в полном молчании жевали свои пироги, скучали, посматривая на часы и изредка перебрасываясь ленивыми репликами.

Наше уединение было нарушено весьма неожиданным образом. От буфетной стойки отошел высокий молодой человек и, оглянувшись по сторонам в поисках свободного стола, направился к нашему.

– Привет! – жизнерадостно поприветствовал он меня, и я в нем не сразу, но узнала того, кто помог найти мою фамилию в списках поступивших.

Нет, оказанную мне помощь я не забыла. Просто лицо парня за время, прошедшее с первой встречи, выветрилось из памяти. К тому же он коротко остриг волосы и на этот раз был гладко выбрит.

– Привет! – поздоровалась я с ним под удивленным взглядом Марины.

– Ты меня помнишь? – поинтересовался молодой человек с лукавой улыбкой. Надо отдать должное – улыбка у него была красивая, делающая его не совсем привлекательное, на мой взгляд, лицо симпатичным.

– Тимур? – уверенно спросила я.

– Нет, Тимофей, – усмехнулся он. – Лучше – просто Тим. Можно, я к вам присяду?

В руках у него, как и в тот, первый раз, была булка, на что я довольно живо отреагировала:

– Опять будешь угощать?

– Если хочешь…

– Нет, спасибо, я уже поела.

Он пробыл в нашем обществе недолго, ровно столько, сколько необходимо, чтобы съесть небольшую булку и запить ее остывшим чаем. Скорей из вежливости, чем из интереса спросил об учебе и общежитии. И когда узнал, что меня поселили на четвертом этаже, обрадованно воскликнул:

– О! Так мы еще и соседи! Странно, что до сих пор не встретились. Впрочем, я только позавчера заселился в свою комнату.

Марина в разговоре участия не принимала, хоть я и представила ее Тиму. И лишь когда тот, вежливо с нами попрощавшись, ушел, с непонятным мне восхищением протянула:

– Ну, ты шустра-а! Скромница наша. Когда успела с Лазариным познакомиться?

– С кем?

– С Тимом.

А я, в свою очередь, удивилась:

– Так ты его знаешь? А почему молчала?

– Ну, кто его не знает, «звезду» нашу, – засмеялась моя соседка. И не было понятно, произнесла ли она слово «звезда» с отрицательным оттенком или, наоборот, с положительным. – Первый парень на деревне, то есть в нашем универе. Половина девчонок по нему с ума сходит.

– И что же в нем пол-института девчонок находят? Он совсем не красавец! – скептически сморщила я нос.

Внешне Тим был абсолютно не в моем вкусе. Мое внимание привлек бы парень с по-мальчишески мягкими чертами лица, копной светло-русых волос и небесно-голубыми глазами, чем-то похожий на Леонардо Ди Каприо. Ничего общего с подобным типажом мой новый знакомый не имел. Разве что глаза у него были чистого синего цвета, как утреннее море.

– Ну, кто-то находит его очень даже привлекательным, – ухмыльнулась Марина. Ее забавлял наш разговор. Возможно, потому, что она привыкла слышать о Тиме лишь восхищенные отзывы. – Думаю, что увлекаются им «за компанию» и в дань «моде». Хотя, если быть справедливой, харизмы и таланта Лазарину не занимать. Впрочем, как-нибудь сама поймешь.

Что имела в виду Марина, я узнала немного позже.

В нашем университете в начале октября был устроен концерт по случаю Дня учителя. Я не любила вечера студенческой самодеятельности. В педагогическом училище, помнится, тоже проходили подобные представления, на которые я поначалу ходила, а потом перестала – наскучило. Я бы не пошла и на тот концерт, но в последний момент меня уговорила сокурсница.

Представление было так себе: занудная торжественная речь, частушки, несмешные сценки. Я скучала, но моей приятельнице нравилось. Я высидела больше половины и, не выдержав, шепнула сокурснице, что собираюсь уйти.

– Как? Сашка… – огорчилась та столь искренне, что мне стало неудобно.

– Ну ладно, не уйду. Только выйду в туалет, хорошо?

В вестибюле было прохладно. Я присела на подоконник, чтобы с наслаждением подышать свежим воздухом, который после душной атмосферы битком набитого актового зала показался по-особенному вкусным. Таким вкусным бывает воздух накануне Нового года, только с примесью мандаринового аромата.

– Привет! – вдруг окликнули меня.

Я недовольно оглянулась на того, кто помешал моему уединению, и без особого энтузиазма поздоровалась:

– Салют.

– Что-то ты не в настроении, – заметил Тим, присаживаясь рядом со мной на подоконник.

– Да нет, почему же… В настроении. А вот концерт скучный. Мне не нравится.

– И чем же он тебе не нравится? – продолжал с улыбкой допытываться Тим.

«И что в нем харизматичного?» – подумалось мне. Напротив, он казался прилипчивым: ну разве не видит, что не настроена я разговаривать?

– Частушками! – выпалила я. – Терпеть не могу частушки, все эти «ой-люли-люли…». Неужели ничего новей придумать нельзя?

– А вот возьми и придумай! – засмеялся он, но мне показалось, будто я его чем-то задела. – В следующий раз позовем тебя в сценаристы. Придумаешь что-нибудь оригинальное.

– Хотя бы! – с вызовом дернула я плечом.

– Обиделась, что ли?

– На что обижаться?

– Какая ты колючая. Не надо быть такой, – сказал он уже серьезно, без улыбки, глядя мне прямо в глаза.

И от этого интимного взгляда я неожиданно смутилась и покраснела. И еще подумала, что, пожалуй, поняла бы тех девчонок, которые попались, как на крючок, на морскую синеву его глаз.

– Какая уж есть, – пробурчала я еле слышно и отвела взгляд.

Тим хотел мне сказать что-то еще, но в этот момент его окликнул незнакомый мне парень довольно живописной внешности – с бородой и длинными нечесаными волосами, выкрашенными в черный цвет:

– Тим, харэ девчонку клеить, идешь?

– Иду.

И прежде чем уйти, Тим спросил меня:

– Ты вернешься на концерт?

– Что я там забыла, частушки?

– Хотя бы, – поддел он меня с лукавой усмешкой. И ушел.

Я вернулась в актовый зал уже под конец концерта, выполняя обещание, данное сокурснице.

Открывая тяжелую дверь, ожидала, что на меня выплеснутся очередные куплеты или претендующие на острую иронию диалоги, но то, что услышала, ввергло меня в шок. Я остановилась на пороге, в первое мгновение решив, что ошиблась дверью и попала не в университетский актовый зал, а в другое место. В другой мир. В тот мир, в котором был лишь этот сильный, гибкий голос с сексуальной хрипотцой, вызывающей мурашки по коже.

Моя скука, моя насмешливость разбились о него, и лишь короткой вспышкой мелькнула мысль – как же я жила раньше, без этого голоса? Он будто наполнил волшебными красками мой мир, до этого существовавший лишь в виде простого карандашного наброска. Я так и осталась стоять в проходе, боясь неловким движением развеять чудесное наваждение.

Я даже не вслушивалась в слова песни. Они были не нужны – простые слова, казавшиеся бесцветными и плоскими по сравнению с многогранным объемным голосом, с филигранным мастерством выводящим сложную незнакомую мелодию. Я подсела сразу и бесповоротно на этот голос, как на сильный наркотик, понимая, что теперь без него жизнь станет жестокой ломкой.

Но мне уже не нужна была другая жизнь. Я впитывала эту отравляющую мое сердце магию, не сопротивляясь, требуя еще и еще. Не слыша слов, не разбирая нот, знала, что поется сейчас мне и обо мне. О моих чувствах, переживаниях, надеждах и мечтах. О моем прошлом, настоящем и будущем. О моих потерях и приобретениях. О моей любви. Иначе и быть не может.

С такими личными, слишком интимными интонациями, которые с легкостью открыли потайные замки моей души, запечатанные до этого семью секретами, не могло петься о ком-то другом. Этот голос вынул наружу мои сокровенные тайны, о существовании которых я ранее не подозревала. И взамен поделился своими. На секунду у меня мелькнула здравая мысль, что каждый сидящий в зале тоже, наверное, испытывает подобные ощущения. На секунду – и пропала.

Когда смолкли финальные аккорды и оборвалась последняя нота, я еще какое-то время стояла в полном оцепенении, с жадной надеждой ожидая продолжения. Но моего слуха коснулись другие шумы – аплодисменты и выкрики, – разрушившие магию. И я наконец-то смогла взглянуть на сцену и увидеть пятерых ребят, которые играли эту музыку. До этого я была слепа, меня будто на время лишили зрения, чтобы обострить слух.

Первым я узнала длинноволосого бородача, которого встретила в холле. Парень восседал за барабанной установкой и имел полное право гордиться своей игрой. И хоть он не мог меня видеть, я поблагодарила его улыбкой. Клавишника и двоих гитаристов я видела впервые. А человек, стоявший возле микрофона, был Тим.

«Что он тут делает, в провинциальном педагогическом, с таким голосом?..» – подумала я с недоумением, которое сменилось смесью теплой радости и сладкой грусти.

– Спасибо, – чуть хрипловато поблагодарил зрителей Тим, снимая ремень гитары, и улыбнулся.

И под еще не полностью развеявшимся наваждением мне показалось, будто улыбнулся он мне лично. Хотя, конечно, видеть он меня не мог.

* * *

– …Девушка, девушка? Вы еще там? – встревоженный моим долгим молчанием, вопрошал в телефонную трубку мужчина, которого по какому-то роковому совпадению звали Тимофеем Лазариным.

– Да, – выдавила я. – Да, я здесь.

– Что-то случилось? Визу не дали? – беспокоился клиент.

– Ищу ваши документы, минуточку, – отговорилась я, метнулась к столу заболевшей напарницы и лихорадочно принялась рыться в папке с документами. Я могла бы посмотреть в компьютере, пришли ли паспорта из посольства, но мне хотелось увидеть документы лично – чтобы убедиться. В чем убедиться? В том, что этот Тимофей – не мой Тим?

Вот, вот его анкета. Взглянув на заполненные неровными буквами строчки, я вздохнула и с облегчением, и со странным разочарованием: этот мужчина, конечно же, никак не мог быть моим Тимом. Фамилия его была не «Лазарин», как мне послышалось, а «Азарин». Созвучные фамилии, отличающиеся лишь одной буквой. Немудрено, что я ослышалась, да еще в свете вчерашней аварии, которая разворошила уснувшие было воспоминания о Тиме. И все же, поддавшись любопытству, я пробежалась взглядом по заполненным строчкам анкеты, мысленно отмечая: почерк незнакомый, возраст клиента – сорок восемь лет, тогда как Тиму сейчас был бы тридцать один год, женат, сотрудник агентства недвижимости…

– Да, визу вам дали, – объявила я заждавшемуся клиенту. – Вечером можете забрать паспорт, путевку и билеты.

– Спасибо, красавица! – обрадовался мужчина.

– Скажите, а вы… поете? – неожиданно спросила я, немало смутив его странным вопросом.

– Нет. Разве что иногда, как все, в душе. Или в душе, – засмеялся мужчина, справившись с изумлением. – А что, на паспортном контроле придется пограничникам гимн державы петь?

– Нет, гимн петь не придется, – успокоила я его. – Извините, просто вырвалось. Вас зовут как… одного певца. Ну, почти так. Вот и сорвалось с языка.

– Н-да, не слышал о таком певце. Он как Кобзон, Киркоров?

– Нет, он… рок-певец. Извините.

Дура, ну надо же, выдала… Поет ли он!

Я повесила трубку и прижала ладони к пылающим щекам.

– Эй, с тобой все в порядке? – окликнула меня начальница, выглядывая из-за своего монитора.

Глаза Валентины от беспокойства стали почти идеально круглыми, что сделало ее похожей на испуганную сову.

– В порядке.

– Саш, какие-то проблемы?

– Да нет никаких проблем! – досадливо отмахнулась я от настойчивых расспросов и с некоторым облегчением сняла трубку зазвонившего телефона.

К вечеру наступило затишье, и я, нагло соврав, что неважно себя чувствую, отпросилась у Валентины почти на час раньше. Мне просто хотелось навестить в больнице незнакомца.

Я не сразу решилась толкнуть грязно-белую дверь нужной мне палаты. Характерный больничный запах освежил потускневшие со временем воспоминания и воскресил размытые ассоциации. Мое сердце билось так громко, что, казалось, его стук услышал бы любой, находящийся от меня в радиусе метра. Зачем я пришла? Войду и что, вернее, кого там увижу? Что скажу незнакомцу? Нет, не пойду.

– Девушка, а вы стучите громче, вот так!

Невесть откуда взявшаяся бабка-санитарка поднырнула под мою руку и громко три раза стукнула в дверь, после чего, не дожидаясь ответа, бесцеремонно распахнула ее.

– Ну, иди!

Она даже подтолкнула меня ладонью с растопыренными пальцами в спину. И я, сделав глубокий вдох, как перед прыжком в холодную воду, шагнула в полутемное помещение со спертым воздухом.

Палата была на два человека, но одна кровать оказалась застеленной. А на той, что стояла возле окна, лежал накрытый до подбородка одеялом молодой мужчина. Погруженный в нездоровую дрему, он не услышал шума открывающейся двери и не отреагировал на мое появление. Я нерешительно сделала несколько шагов и остановилась в метре от койки. Это был он – Тим. Его профиль. Его плотно сжатые губы, которые я когда-то целовала и которые казались мне слаще малины. Его ресницы – длинные и прямые, как стрелы.

– Тим… Тим? – поддаваясь наваждению, позвала я.

Голос от волнения почти пропал, но парень услышал мой едва различимый шепот и повернул голову.

Наваждение с оглушающим звоном разбилось на осколки, стоило лишь молодому человеку взглянуть на меня. Одурманенная распоясавшимся воображением, я ожидала увидеть морскую синеву, но глаза незнакомца оказались темно-карими. И этот цвет показался мне в свете жестокого разочарования обыденным и скучным.

Мы еще с полминуты молча рассматривали друг друга, после чего парень тихо произнес:

– Добрый вечер.

– Добрый, – смущенно улыбнулась я и пододвинула ближе к кровати дерматиновый стул.

– Меня зовут Александра. Я… Я решила навестить вас, потому что… Потому что беспокоилась. Я была в одной из машин, попавших в то ДТП. Приходила вчера, но мне не разрешили визит.

Он смотрел на меня, часто моргая и пытаясь сконцентрироваться на моих скомканных объяснениях. И от его молчания моя неловкость разбухала, будто замоченный в воде горох. Мне хотелось уйти, но просто взять и попрощаться всего лишь через пару минут «разговора» казалось невежливым. Мелькнула запоздалая мысль, что надо было принести гостинец.

– Как вы себя чувствуете?

– Сносно.

Уголки его губ дрогнули в слабой улыбке, которая тоже, как и глаза, у него была своя, не имеющая ничего общего с улыбкой Тима. Сейчас, рассматривая лицо незнакомца, чуть оживленное и измененное мимикой, я видела, что оно не так похоже на лицо Тима, как казалось мне раньше.

Нервно теребя пальцами кожаную ручку сумочки, я судорожно искала, что бы еще сказать ему – незнакомому человеку, который с молчаливым вопросом во взгляде смотрел на меня. И на ум не приходило ни одной свежей мысли.

– Может, вам что-то надо? Книги, фрукты, музыку?.. – задала я банальный вопрос, не найдя других.

И почему-то почувствовала себя виноватой, так, будто это я была за рулем автомобиля, совершившего наезд.

– Нет, спасибо. Я еще не могу читать. Фрукты есть – тоже. Может быть, музыку…

– Я принесу плеер! – обрадованно пообещала я зачем-то, хотя не собиралась вновь навещать этого молодого человека.

– Спасибо, – со слабой улыбкой поблагодарил он.

А я, оглянувшись на шум открывающейся двери и увидев входящую медсестру, воспользовалась ситуацией, чтобы попрощаться:

– Не буду мешать. Мне уже пора.

Я вышла из госпиталя и зашла в первое попавшееся кафе. И когда усаживалась за столик, услышала писк мобильника в сумочке.

– Сашенька, это Мария Федоровна, – раздался в трубке знакомый чуть скрипучий голос, которому я несказанно обрадовалась.

– Мария Федоровна! – воскликнула я, но тут же тревожно спросила, потому что звонила она мне очень редко: – Что-то случилось? Как вы?

– А что со мной, старой перечницей, может случиться? – засмеялась старушка мелким дребезжащим смехом. – Все у меня в порядке. Звоню вот, чтобы сказать, что мой телефонный номер поменяется. Запиши, пожалуйста.

– Сейчас, сейчас, – засуетилась я, доставая из сумочки ручку и беря салфетку.

Старушка продиктовала мне новый номер телефона, посетовала на телефонную станцию, зачем-то решившую поменять номера в их районе, рассказала немного о своих стариковских делах, поинтересовалась моей жизнью и, довольная нашим коротким разговором, попрощалась.

Я внесла ее номер в память мобильника, скомкала ненужную салфетку и бросила в пустую пепельницу на столе. Возле моего столика уже нарисовалась официантка, но не успела я сделать заказ, как мой мобильный вновь зазвонил. На этот раз – Лелик.

– Мартышка, что случилось? Как ты себя чувствуешь? Я приехал за тобой на работу, но твоя начальница сказала, что отпустила тебя домой, потому что ты плохо себя чувствовала.

Проницательный мой! Золотой! Ну почему, почему я не влюблена в тебя?

– Э-э… Со мной все в порядке, – постаралась успокоить я Леонида.

– Где ты? Я сейчас топчусь перед твоей дверью, но ты мне не открываешь.

– Я не дома, а в… кафе, – с некоторой запинкой призналась я.

Говорить о том, что навещала в больнице сбитого вчера пешехода, не хотелось.

– Где это кафе находится? Сейчас приеду!

Я вздохнула, набрала в легкие воздуха, чтобы отказать Лелику, но в последний момент передумала – хватит упиваться грустью. И назвала ориентиры кафе.

– Скоро буду, – лаконично ответил Леонид и отключил вызов.

А я наконец-то сделала заказ:

– Кофе, пожалуйста, и пирожное какое-нибудь.

– У нас большой выбор пирожных, – с гордостью отрапортовала молоденькая, лет восемнадцати, девчушка с крупными веснушками на белокожем лице. Две смешные рыжие косички торчали из-под ее «фирменного», с логотипом кафе, берета.

– На ваш вкус, – устало ответила я.

– Шоколадное, коньячное, клубничное, яблочное, с мороженым, – принялась бодро перечислять официантка, не вняв моей просьбе «на ваш вкус».

– Давайте клубничное, – сдалась я.

И, когда девушка упорхнула выполнять заказ, достала из сумки детектив в мягкой обложке и попробовала сосредоточиться на чтении.

– Ваши кофе и пирожное, – уже через пару минут раздался голосок девушки, обслуживающей мой столик.

– Спасибо.

Я оторвалась от книги и, мельком скользнув взглядом по кафе, заметила, что одна из официанток за стойкой, женщина без возраста, рассматривает меня. На секунду мы встретились с ней взглядом, и она поспешно отвернулась, сделав вид, что занята кассой.

Я старалась смаковать сюжет книги, как клубничное пирожное, но книжные слова вязли в моих мыслях, как в сиропе, их смысл так и оставался для меня нераскрытым. Прочитав трижды один и тот же абзац и так и не вникнув в написанное, я закрыла книгу и отложила ее на край стола. Неторопливо доела пирожное и заказала еще кофе. И в тот момент, когда проворная официантка ставила на мой столик чашку, в кафе вошел Леонид.

– Привет, Мартышка! Это тебе.

Он вручил мне обязательный букет темно-бордовых роз и присел за столик. Девушка в фирменном берете тут же поинтересовалась, что принести ему.

– Тоже кофе. Только черный и без сахара.

– Изменяешь привычкам, – усмехнулась я, зная, что Леонид обычно предпочитает чай.

– Бывает, – рассеянно ответил он и с тревогой посмотрел на меня: – Как ты? И что тут делаешь?

– Я – нормально. А что делаю… Как видишь, кофе пью.

– Твоя начальница сказала, что ты заболела.

– Предлог. На самом деле мне надо было навестить приятельницу, которая лежит в больнице.

Отговорка придумалась как-то сама собой, быстро и почти достоверно. Лелик, похоже, поверил, потому что кивнул. Вновь, как мне показалось, рассеянно. Он вообще сегодня был не похож на себя, не сосредоточен, не внимателен, даже забыл, как обычно, поцеловать меня при встрече в щечку, заметно нервничал, ерзал на стуле и за пять минут нашей встречи успел трижды глянуть на наручные часы.

– Торопишься? – прямо спросила я его.

– Тороплюсь? Куда? – в изумлении вытаращился на меня Лелик.

– Ну, не знаю.

– Никуда я не тороплюсь! Я это… Хотел сказать… Тебе нравятся розы, Мартышка?

– Нравятся, но куда интересней были бы кактусы.

В этот раз моя обычная шутка вызвала у Леонида странную реакцию. Он занервничал еще больше, заерзал на стуле, а его щеки покрылись неровными пятнами яркого румянца.

– Хотел купить тебе кактусы, но в магазине из всех цветов в горшках была только герань. Ты же ведь не любишь герань?

– Не люблю.

– И я купил розы…

– Лелик, что случилось? – прервала я его нелепые оправдания.

Похоже, у Леонида проблемы в бизнесе.

– Нет, ничего. Или нет, да, случилось, но ты не волнуйся, ничего страшного. Это я просто… Нет, не так. Болван, не так! – воскликнул он неожиданно громко, так, что обе официантки повернулись в нашу сторону.

– Тише, Лелик, – шикнула я. – Скажи спокойно, что с тобой?

– Обещай, что не будешь перебивать! – потребовал он.

Затем одним глотком допил остывший кофе, поморщился от его горечи и, отставив пустую чашку, внимательно посмотрел мне в глаза.

– Я знаю, как ты относишься ко мне, – начал он с торжественной серьезностью, заставившей меня невольно улыбнуться. – Не смейся, пожалуйста.

– Извини. Я не смеюсь.

– Саша… Александра, я повторяю, что знаю, как ты ко мне относишься. Говорю это тебе для того, чтобы ты не подумала, что я заблуждаюсь насчет твоих чувств ко мне. Ты мне уже как-то говорила, и я запомнил. Но сейчас мне неважно то, что ты меня не любишь так, как мне бы этого хотелось. Правда, неважно. Саш, я хочу, чтобы ты была счастливой, и постараюсь сделать все возможное для этого.

– Лелик…

– Не перебивай! Я же просил.

Он сделал паузу и, морща лоб и глядя мне прямо в глаза, четко и громко произнес:

– Саш, я хочу, чтобы ты стала моей женой. Пожалуйста, не говори сейчас ничего. Просто подумай, реши и потом уже скажи. Но не сейчас, не сегодня.

Он суетливо полез в карман пиджака и достал маленькую коробочку.

– Это кольцо. Пусть оно будет твоим, независимо от того, какой ответ ты мне дашь. Мартышка, я очень хочу, чтобы ты стала счастливой! Я могу это сделать. Ты же знаешь, что у меня много возможностей. Со мной ты будешь как за каменной стеной. Я буду любить и холить тебя, как принцессу…

Я слушала Лелика и не слышала, его слова падали, будто в вату. Еще только вчера Лейла предсказала мне предложение от мужчины и настоятельно советовала принять его. Признаться, я не отнеслась серьезно к словам подруги, но вот уже сегодня Леонид неожиданно предлагает мне выйти за него замуж.

Мы познакомились три месяца назад, когда он зашел в наше агентство купить путевку в Испанию своей бывшей жене. Экс-супруга без всяких проблем отбыла на солнечное побережье, а Лелик взял привычку заезжать к нам ежедневно и привозить мне мелкие подарки – от шоколадок до флаконов с духами. Однажды я приняла его приглашение поужинать вместе, с этого и начались наши странные отношения, в которых не было места даже интимному поцелую.

Да, я догадывалась о его чувствах ко мне. Да, со стороны, видимо, казалось, что у нас роман. Леонид за мной ухаживал, и я принимала его ухаживания. Но, однако, еще в начале нашего знакомства расставила все точки, сказав, что между нами возможны лишь дружеские отношения. Лелик тогда ответил, что ему просто хочется быть со мной. Мне тоже было хорошо с ним, он мне нравился, был забавен и трогателен. По-своему я даже его любила. И если бы он пожелал уйти из моей жизни, переживала бы довольно остро. Но я вовсе не собиралась за него замуж.

– …Мартышка, я понимаю, что прошу о почти невозможном, но вдруг…

Я смотрела прямо на Лелика и не видела его, отключившись от его обещаний и просьб. За барной стойкой маячила официантка, которая усиленно делала вид, что занята работой, но жадно внимала каждому слову Леонида и, когда думала, что я на нее не смотрю, бросала на меня любопытные взгляды. Бесплатный спектакль, сериал «Просто Мария» и «Богатые тоже плачут», небольшое развлечение в ее однообразной работе.

– Мартышка, ты меня слышишь?..

– Слышу, – эхом отозвалась я.

И вновь случайно перехватила взгляд официантки, чье лицо мне неожиданно показалось смутно знакомым. Но, впрочем, лицо у нее было самое обычное, не запоминающееся именно тем, что обладательниц таких простых и неинтересных лиц можно встретить где угодно: в метро, в магазине, на улице.

– Подумаешь? – продолжал расспрашивать-уговаривать меня Леонид.

– Подумаю, – на автомате пообещала я ему.

Лелик воодушевился, подозвал молоденькую официантку с веснушками и к счету за наши заказы приложил щедрые чаевые, перекрывающие стоимость трех чашек кофе и клубничного пирожного.

– Приходите еще! – обрадованно воскликнула девчушка.

– Придем, – усмехнулась я, понимая и разделяя ее радость.

А когда мы с Леонидом выходили из кафе, я спиной почувствовала взгляд. Оглянувшись, увидела, что за нами через стекло следит вторая официантка. Для того чтобы лучше рассмотреть нас, она даже подошла к окну. Но, заметив, что я оглянулась, ушла в глубь кафе.

– Что-то не так, Мартышка? – обеспокоился Леонид.

– Нет-нет, просто показалось… Мне кажется, будто я уже видела эту официантку.

– Может, она была твоей клиенткой?

– Может быть, – согласилась я и нырнула в салон джипа, пропахшего туалетной водой Лелика.