Читать книгу Смерть на фуршете. Полный текст романа - Наталья Кременчук - Страница 7

А на сцену из зала уже поднимался маленький человек с пышной шевелюрой, с оттопыренной нижней губой. Он решительно подошёл к девушке с подносом, взял микрофон, брошенный сюда Купряшиным…

– Добрый вечер, дамы и господа!

Внушительная пауза в полной тишине.

– Простым и гладким может быть только чистый лист бумаги. А наша премия – плоть от плоти живой жизни, и поэтому даже церемония её вручения проходит живо, а не заготовленно. Поскольку тайное уже стало явным, дам небольшие пояснения. Сегодня днём, а вы все знаете, что решающее заседание жюри происходит в день вручения премии, мы… то есть они, жюри, решили отметить специальной премией Министерства полиграфии и средств массовой коммуникации роман нашего дорогого ветерана войны и литературы Бориса Савельевича Реброва. «У книг своя судьба», – говорили древние. Своя судьба и у новой книги Бориса Савельевича, где он в неповторимой художественной форме образно осмысливает хитросплетения нашего сложного и обнадёживающего времени. Роман, конечно же, сразу попал в лонг-лист нашей знаменитой премии, так же легко вошёл и в шорт-лист… Поэтому мы в министерстве, узнав об этом триумфальном шествии романа ветерана, посчитали правильным, невзирая на решение жюри, также отметить эту книгу-событие по своей линии.

В это время Купряшин вернулся из-за кулис с дипломом в рамке и с новым белым конвертом, который возложил на поднос. Знаками велел девушке в кивере отойти в сторону.

Передал с полупоклоном диплом в рамке пышноволосому краснобаю.

– Поверьте, товарищи, я до сих пор не знаю решение жюри и не удивлюсь, если оно будет таким, как мне хотелось бы. Но жюри – сообщество коллегиальное, и, даже если мы услышим ещё одно имя, это будет лишь свидетельствовать о невероятной сложности работы этих достойнейших людей. Но также и о том, что выбор одного лучшего из шести прекрасных – дело, сопряжённое с непомерными эмоциональными и интеллектуальными затратами. – Было заметно, что Денис Димитрóв порывается встать и уйти или делает вид, что хочет уйти, в то время как Горчаковский и Данияра с видимым трудом удерживают его в кресле. – На самом деле правильнее всего было бы объявить, что у нас сегодня шесть победителей, и дружно отправиться к накрытым столам. Но обратной силы статус премии, как и закон, не имеет… Так что пока очаровательнейшая Галина Сошникова будет готовиться к объявлению решения жюри о романе-победителе, я вручу Борису Савельевичу диплом нашего министерства, которое, как известно, было одним из учредителей премии.

– Но называлось по-другому, – тихо сказал Трешнев

Купряшин пошёл к окончательно растерявшемуся Реброву, которому всё это время что-то объясняла Арина, обнял его и передал выморочный диплом, который тот едва не уронил, если бы не та же Арина.

– Неужели это всё, и денег он ему не даст?! – произнёс Трешнев в пространство.

Губошлёп вернулся к микрофону, а девушка в кивере одарила Реброва букетом цветов, также перекочевавшим на колени Старцевой, – и произнёс:

– Завершая свою миссию, должен сообщить, что денежная часть нашей специальной премии будет перечислена на личный счёт Бориса Савельевича.

Он пошёл в зал, а с противоположной стороны сцены за ним, роняя вьетнамки, устремилась внучка. Перехватив чиновника, не добравшегося до своего места, она стала ему что-то с жаром объяснять, показывая на деда, который, в свою очередь, приподнимался в кресле.

– Просит не перечислять деньги на счёт игрока-дедушки, а отдать ей, – предположил Трешнев.

Наконец чиновник прервал неслышный залу монолог внучки, сунув ей свою визитку.

На сцене Сошникова начала расклеивать вновь принесённый конверт.

Купряшин отступил на два шага, но казалось, так и хочет взлететь и нырнуть в расширявшуюся под пальцами Галины щель.

В зале стояла мёртвая тишина.

Как видно, ждали нового сюрприза.

Ксения, во всяком случае, его ждала.

Наконец Сошникова вытащила лист, протянула пустой конверт Купряшину, подняла свои стрекозьи очки на лоб и прочитала:

– Игорь Горчаковский. Роман «Радужная стерлядь».

Зал всё ещё пребывал в тягостном молчании.

Но потом всё же отдал должное новому лауреату.

Купряшин пригласил Горчаковского на середину сцены.

Тот пожал протянутую ему руку Абарбарова, хотел пожать руку Димитрóву, но Денис сидел, засунув ладони за помочи своих шортов. Две кандидатки в лауреаты размеренно хлопали, а Ребров смотрел то на свой диплом, вновь оказавшийся в его руках, то на Купряшина, Сошникову и подходящего к ним Горчаковского.

Маленькая Сошникова вручила Горчаковскому рамку с дипломом и конверт, а Купряшин взял с другого подноса, своевременно доставленного ещё одной красавицей в кивере, лавровый венок и водрузил его на голову Горчаковского.

– Впору! – выкрикнул тот в микрофон.

И, придерживая венок, стал кланяться во все стороны зала.

Девушки одаривали финалистов дипломами и букетами, так что у Реброва их оказалось два. Впрочем, внучка окончательно переместилась к деду, и они с Ариной Старцевой образовали на двух креслах довольно живописную и подвижную троицу…

Зал сопровождал торжественный момент полуленивой овацией.

Надо думать, Василий Николаевич Купряшин обладал абсолютным административно-организационным слухом: начинал говорить не раньше и не позже, чем аплодисменты переплёскивались в угасающие хлопки.

И на этот раз он не промедлил:

– Как знают все, кто следит за нашими присуждениями и уже собрал достойную библиотеку книг, отмеченных национальной литературной премией «Новый русский роман», финалистам также вручаются соответствующие дипломы высокого жюри…

– А кто в жюри? почему они не показываются? – спросила Ксения.

– Все сидят на первом ряду, увидишь их на фуршете…

– А с председателем познакомишь?

– Тебе надо? Но учти: они не комментируют своё решение. Таково жёсткое правило, так что ты к ним с этим не лезь!

– Трешнев, ты у меня всё же получишь в лоб!

И Ксения вновь вперилась взглядом в происходящее на сцене.

После того, как Купряшин сообщил, что и финалисты получат денежное вознаграждение, а их романы будут выпущены Издательским домом «Бестер», он вновь обратился к залу:

– Мы вплотную подошли к самой высшей точке, к кульминации торжественной церемонии награждения Национальной литературной премией «Новый русский роман». Как вы знаете, каждая наша церемония завершается сюрпризом. Особым сюрпризом победителю! Скажите, дорогая Галина, помните ли вы, каким сюрпризом приветствовал вас оргкомитет премии при вручении венка победительницы?

– Разумеется, хорошо помню. Можно сказать, навсегда запомнила. – Трудно было понять, всерьёз ли говорила это Сошникова. – Для меня как автора романа «Собачий марш» на эту сцену вывели невообразимых мастеров из театра городских животных под управлением народного артиста Гурия Калачёва, и они, перед тем как станцевать для всех присутствующих собачий вальс, столь же бесподобно промаршировали передо мною. Вы сами всё прекрасно помните!

На этот раз аплодисменты зала были добродушно-искренними.

– Помним, помним! – воскликнул Купряшин. – И надеемся, что сюрприз этого года также всем, и прежде всего нашему лауреату, запомнится надолго, а может, и навсегда. Дорогой Игорь, напомните нам, что помещено на триста сорок седьмой странице вашего, увенчанного лаврами романа?

Горчаковский подошёл ближе к микрофону, который держал Купряшин, снял с головы лавровый венок, повертел его в руках, но молчания не нарушил.

– Ну! – с вожделением произнёс Купряшин. – Что же там помещено?!

– Я полагаю, что там помещены буквы, соединённые в слова, – почти растерянно произнёс Горчаковский.

– Замечательно! Дамы и господа, извольте видеть: сейчас перед вами происходит совершенно непредумышленное действо. Автор настолько разволновался, что не смог сразу вспомнить одну из примечательнейших страниц своей книги.

– Возможно, дело ещё в том, что мой роман уже вышел вторым изданием, а вы, досточтимый Василий Николаевич, не уточнили, какое имеется в виду, – Горчаковский потихоньку брал себя в руки.

– Срезал, срезал! – обрадованно воскликнул Купряшин. – Облегчу вам жизнь. Я имею в виду первое издание.

Ксении показалось, что Купряшин облегчил Горчаковскому жизнь ещё и неслышной для зала подсказкой, ибо автор, несколько картинно походив вдоль рампы, наконец шагнул к купряшинскому микрофону и выдохнул в него:

– Рецепт? Неужели вы имеете в виду рецепт?!

– Ну, конечно же, рецепт! Не стану перебивать, так сказать, аппетит тем, кто пока не читал ваш замечательный текст и не буду углубляться в хитросплетения сюжета. Скажу только, что главный персонаж романа, оказавшись в безвыходной ситуации, ухитрился, имея под рукой лишь ледяную рыбу, приготовить её так, что те, кому она была предназначена, – о нет, я не выдам других захватывающих коллизий! – приняли её за то блюдо, какое и заказали, – фаршированную стерлядь по-царски…

– Стерлядь, фаршированную по-царски… – поправил Горчаковский.

– Ну вот, он всё вспомнил! – воскликнул Купряшин тоном профессора, добившегося от экзаменующегося студента слов, свидетельствующих о том, что он всё же подержал в руках учебник. Да, собственно, Купряшин и был профессором.

Горчаковский удовлетворённо развёл руками.

– Один из членов нашего жюри, сохраним его инкогнито, прочитав описание того, как готовилась эта стерлядь из ледяной рыбы, признался: он испытал почти физиологическое ощущение того, что это блюдо съел и съел именно стерлядь. И так, постепенно, когда ваш роман был избран лауреатом… – В этот момент Денис Димитрóв всё же встал с кресла и, положив свой букет и диплом на место, где сидел, прыгающей походкой школьника ушёл за кулисы, а Купряшин продолжил: – …родилась идея сюрприза для вас. Прошу подать на сцену!

Из-за кулис вышли барабанщицы и сыграли нарастающую дробь.

Но из глубин сцены ничего не явилось.

Барабанщицы вновь сыграли дробь.

Но и после этого ничего не произошло.

Пауза продлилась довольно долго, затем дробь прозвучала в третий раз, Купряшин с облегчением провёл ладонью по лбу, но…

Ничего.

– Как можно догадаться, наш сюрприз связан с кулинарией, с поварским искусством. И, очевидно, наши друзья, которым мы этот сюрприз заказали, хотели, чтобы рыбка была посвежее – всё-таки середина мая, а ведь, по старому русскому поверью, рыбу есть можно только в месяцы, названия которых содержат букву «р»…

Как настоящий филолог, Купряшин был краснобаем и, вместе с залом понимая, что вновь произошла какая-то нелепейшая накладка, несколько минут довольно живописно рассказывал о рыбах в русском фольклоре и в классической литературе.

Наконец боковым зрением он увидел, что официант выкатывает из-за кулис сервировочный столик с блюдом, прикрытым мельхиоровой сферой, и совершил резкий словесный вираж от «Мёртвых душ» Гоголя к творению Горчаковского.

– На основании рецепта, описанного в романе-лауреате «Радужная стерлядь», шеф-повар фирмы «Boil and Carrot», обеспечившей наш праздничный фуршет, приготовил специально для автора, Игоря Горчаковского, стерлядь, фаршированную по-царски. Причём… – Купряшин хитро и одновременно облегчённо заулыбался, – одна рыбка там, на тарелочке, будет стерлядкой, а вторая – рыбкой ледяной… бывшей ледяной. И нашему дорогому Игорю предстоит определить, как говорится, ху из ху. Поверить, можно сказать, литературу жизнью.

В этот момент официант подкатил столик к Горчаковскому.

Кроме блюда под сферой, на нём стояли бутылка вина и одинокий бокал.

– Прошу прощения, – обратился Купряшин к присутствующим на сцене. – У нас хотя и торжественная церемония, но она предельно демократична. Уважаемый Игорь Феликсович, вне сомнений, разделил бы с вами дегустацию описанного им блюда, но мы не можем устраивать застолье на сцене под взорами уважаемых гостей, которых внизу ждёт обильное угощение. И тоже с приятным сюрпризом! Поэтому Игорь Горчаковский дегустирует стерлядь, фаршированную по-царски, сообщает нам о своих впечатлениях, и мы все устремляемся к накрытым столам! Прошу, мастер!

Официант снял сферу, и Горчаковский уставился на блюдо. Даже Сошникова, стоявшая чуть поодаль, немного вытянула шею в сторону столика. Впрочем, она вновь пребывала в своих чёрных очках.

Официант наполнил бокал белым вином, а Горчаковский всё не приступал к апробации, лишь поигрывал ножом и вилкой.

Из-за кулис с большим бокалом красного вина вышел Димитрóв и, поскольку его кресло было занято собственным букетом и дипломом, сел в кресло Горчаковского. После чего сделал щедрый глоток из своего бокала.

Горчаковский, показывая на блюдо, стал что-то спрашивать у официанта, а тот что-то отвечал, разводя руками.

– Игорь Феликсович не требует, чтобы ему подсказали, он просто выражает восхищение искусством приготовления одного блюда из двух различных рыб, – пояснил Купряшин, но без уверенности в голосе.

Между тем Горчаковский наконец начал резать нечто на блюде – им в зале было не видно что, – а потом опять обратился к официанту. Тот пожал плечами.

– Игорь Феликсович полагает, что в этих обстоятельствах дегустации ему надо было подать не прекрасное французское вино, поставленное нашими спонсорами, а кувшин родниковой воды, чтобы всё же попытаться распознать стерлядь и ледяную рыбу, которую… вот наш друг подсказывает, – он кивнул на официанта, – правильнее называть белокровной щукой.

В это время Горчаковский, которому, очевидно, надоело играть в дегустацию, один за другим отправил в рот два куска придуманного им яства, осушил бокал вина и, всё ещё жуя, схватил у Купряшина микрофон.

Хотел что-то сказать, но закашлялся.

Продолжая кашлять, он показал пальцем на блюдо и что-то попытался произнести, но не удалось. Схватил бутылку, налил в бокал и кое-как стал пить.

Купряшин (вероятно, он виртуозно отключал микрофон в нужные мгновения) вновь попытался выяснить, что Горчаковский считает стерлядью, и тот наконец кое-как подавив кашель, проговорил – микрофон был включён:

– Стерлядь – это! – ткнул вилкой не видно зрителям куда.

Зал, окончательно изнемогший от ожидания, взорвался овацией.

Но Купряшин поднял над головой сложенные косым крестом руки и всё смолкло.

Спросил что-то у официанта. Тот пожал плечами.

Горчаковский, окончательно откашлявшийся, взял микрофон и чётко произнёс:

– Первый кусок, который я взял, был стерлядью. Второй – белокровной щукой.

И поклонился.

Взрывная овация – и вновь руки Купряшина, воздетые над головой в форме косого креста.

Тишина.

– Дамы и господа! Неожиданно выяснилось, что даже наш друг, доставивший на сцену стерлядь по-горчаковски, позвольте выразиться так, затрудняется с ответом, где что на блюде лежит. И это, полагаю, лучшая оценка как искусства нашего лауреата, так и его читателей – наших поваров! Через несколько мгновений в этом сможет убедиться каждый: в центре фуршетных столов стоит блюдо с тем же самым двойным кушаньем. Первые пять гостей, угадавших рыб – думаю, разницы они не почувствуют, именно угадавших (главным экспертом, естественно, выступит шеф-повар), получат роман «Радужная стерлядь» в подарочном оформлении и с автографом Игоря Горчаковского. А в завершение нашего праздника всем уходящим вручат замечательный сувенир – звуковую книгу. Главы из романа «Радужная стерлядь» читает народный артист Анатолий Пелепенченко. Он, надеюсь, как и обещал, после спектакля сразу приедет на наш фуршет.

Купряшин дождался аплодисментов и вновь поднёс микрофон к устам:

– Торжественная часть нашей церемонии завершена, а праздник литературы продолжается! Приглашаю всех пройти к столам и поднять бокалы.

Оваций и даже аплодисментов уже не было. Под прощальные звуки фанфар и барабанный бой вновь появившихся красавиц в киверах зрители устремились в пространство фуршета.

Однако Трешнев не торопился.

– Всем хватит, – почти лениво произнёс он. – Ну что, Владимир Фёдорович, не пойти ли помыть руки, как нас учили в детском садике?

– Меня ещё до детского садика этому научили, – степенно ответил Караванов.

– Где встретимся? – спросил Трешнев у Ксении.

«Неужели опять идёт звонить Инессе?!» – мелькнуло в голове, но, понимая, что будет как будет, Ксения приняла решение:

– Я руки уже мыла, так что встретимся внизу. Пока то да сё, попробую угадать рыбу и получить книжку.

– Да, Воля, это будет настоящая фуршетчица! – с восхищением воскликнул Трешнев.