Читать книгу Повелитель снов - Наталья Леонидовна Исупова - Страница 2

Дневник Талины:

“…Сделка заключена. Выгодная сделка. Для меня – выгодная. Пока я не вижу, в чем выигрывает другая сторона, получив мое Слово, но что-то подсказывает мне – я отдала гораздо больше, чем получила взамен. Теперь поздно жалеть. И страшно желать. Я получила все что хотела, или почти все… и – боюсь получить больше…”

Денек выдался славный. Яркое, не по-осеннему теплое солнышко заглядывается одновременно в тысяче крошечных зеркал – звеньев кольчуги, переливающейся всеми цветами радуги как чешуя блестящего жирного карпа. Глаза слепят начищенные до блеска посеребренные шлемы и тарелки-щиты. Сияют позолотой купола маленькой церквушки, и небо такое голубое, чистое, с нежной сливочной пенкой облаков. Под ногами шуршат пряные после утреннего дождика, слегка влажные, листья – пятна охры и пурпура на брусчатке. В только что наполненное родниковой водой ведро нырнул заблудившийся солнечный зайчик, заплясал на поверхности и утонул…

– Дай, помогу, Талина! Ты сума сошла, разбередишь рану, – Андрюс отбирает у меня коромысло.

Я не сопротивляюсь и мысленно ругаю себя за то, что не могу сдержать улыбки. Нельзя мне улыбаться – ему нельзя… Нехорошо улыбаться так влюбленным в тебя молодым людям… Потому что… Потому что жизни этой улыбке – всего-то дня три и осталось… Да и те еще надо суметь прожить…

Нехорошо так искренне радостно, так солнечно улыбаться человеку, которого должна убить… Впрочем, это в прошлом… Разве смогла бы я убить Андрюса? Будь он хоть сто раз выдуманным персонажем одного из многих Снов? Разве можно убивать свои фантазии? Тем более такие милые, заботливые…

Только ни какая он не фантазия! Он живой, настоящий. А мир этот будет существовать и после моего ухода, как существовал раньше, до моего появления…

Ведь нельзя же было влюбляться, но влюбилась, влюбилась… как дура последняя! А как же Бертран? Как же мой единственный ненаглядный рыцарь? Вот смотрю на Андрюса – на высокого широкоплечего воина: темные, с рыжеватым отливом волосы, густая короткая бородка, окаймляющая широкий подбородок, скуластое смуглое лицо с хитрым прищуром зеленых глаз под разлетом соболиных бровей, гладкий высокий лоб с поперечной морщинкой, трогательная детская ямочка на щеке, притаившаяся справа, рядом с темным, сплетающимся с бородой усом… – смотрю и не могу вспомнить черты Бертрана… Словно и нет, и не было его вовсе…

Я иду вровень с Андрюсом до самых конюшен – полюбоваться еще хоть раз на его белогривого красавца Динара… Не на голубое небо, не на ясное солнышко – на самого прекрасного в мире жеребца, после моего Франчо, конечно… Стыдно сказать – не от сострадания к жителям городища, стоящих в очереди к раздатчику воды отворила я подземный родник у северной стены. После двухнедельной неожиданной осады немного протухшей воды осталось лишь на самом дне нескольких бочек. Только омочить растрескавшиеся губы… Что мне было до этих людей, которых я могла бы покинуть максимум через пару дней при благополучном завершении квеста? Но мука, застывшая в огромных карих глазах Динара, заставила меня сделать невозможное – превозмогая боль в свежей ране, обойти весь город с посохом из молодого ясеня, в поисках скрытого источника. После мне это стоило еще двух потерянных дней в постели с открывшимся вновь кровотечением, в горячечном бреду. Зато армии, расположившейся неподалеку, за пределами арбалетного выстрела у стен крепости, чародейство обошлось еще в три недели ожидания. Пока – три…

Штурм будет завтра – я чувствую это, как чувствовала пульсацию воды под землей, как ощущала трепетную мысленную благодарность Динара, в ответ на плошку с чистой, как хрусталь, родниковой водой, как распознала с первого взгляда невозможную, невысказанную любовь Андрюса. Штурм будет завтра, но сегодня есть еще и голубое небо, и ясное солнышко, и блеск в глазах моего князя.

К атаке все готово. Дозорные вовремя подадут знак, и все городище выйдет на зубчатые стены. Котлы со смолой расставлены под бойницами, проверен механизм решеток на воротах, наточены мечи и отравлены зазубренные наконечники стрел. Да и у меня – тоже есть несколько сюрпризов за пазухой. Хоть и одета я как юноша воин, но меч в моих ножнах – на крайний случай. А посох, на который я опираюсь при ходьбе – не дань тяжелой ране и не просто суковатая палка… Посох – и моя защита и мое оружие. Вот даже припомнилась одна песенка:

У лесной поляны рос

Ровно триста лет,

Посох мой средь крон берез

Видел солнца свет.

Поле брани было там,

Где чернеет лес,

По бойцам, что сгнили там,

Не служили месс.

Павших воинов буйну кровь

Древа корни пили,

Землю и людскую плоть

Рвали и рыхлили.

Не спроста же посох мой

Вновь из года в год,

В день, когда он срезан был

Кровью истечет…

Конечно, мой посох поскромнее. И ясеню, который срезал Андрюс своим кладенцом, и сроку-то было не больше десятка лет. Но мертвую палку оживляет мой Дар, моя внутренняя сила…

Жаль… не увидеть мне победы, не разделить радости с Андрюсом. Не поехать с ним в его столицу, как обещала… А хорошо бы… верхом на Динаре, прижавшись к крепкой широкой спине…

– О чем задумалась, кудесница? – бархатный голос князя рассеивает грустные мысли. Он легонько обнимает меня за хрупкие плечи, и по коже пробегает легкая, волнующая дрожь.

– Так… ни о чем, – я поглаживаю морду Динара с розоватой звездочкой промеж глаз, дую прямо в его трепещущие ноздри… Конь обиженно трясет головой и фыркает, разметав мою отросшую челку. Я знаю, что улыбка у меня сейчас, самая что ни на есть загадочная – и ничего не могу с собой поделать…

Невольно вспоминается, почему я здесь, зачем я здесь и сколько мне еще осталось здесь быть… Квест я не выполнила – скоро некто, там, по другую сторону Сна скажет "game over", Талина, – пора просыпаться или признаться в проигрыше – добро пожаловать в Незримую Цитадель…

Дневник Талины:

“…Но Игра стоит свеч. Не ее результат – сама Игра. И в упоении новой ролью, увлекаясь чужой, короткой, но такой яркой жизнью, я иногда забываю о собственном страхе потерять ту единственную мелочь, что я поставила на кон…”

Почти месяц назад я очнулась в теле чародейки…

И меня сразу закружил вихрь предсмертных картин, проносящихся в последний миг жизни перед глазами умирающего. Я принимала с достоинством последний дар ведьмы, как секундой раньше приняла ее тело, в котором она не сумела вновь зажечь даже искру жизни. Ее тень растворилась в вечернем тумане, оставив меня истекать кровью… ее кровью.

Она потратила много сил, чтобы подойти незамеченной к крепостной стене, чтобы просочиться сквозь толстую каменную кладку и притвориться невидимой, наткнувшись на дозорных.

Но один дружинник ее все же увидел – увидел бесплотную, крадущуюся в темноте тень, и пронзил призрак мечом. Ведьма даже не успела увернуться от удара – настолько уверена была Вилия в непогрешимости своих чар.

Двое других воинов с ужасом смотрели, как их товарищ выхватывает клинок из ножен и рубит пустоту. И окрашивается сталь алым, забрызгивает кольчуги и лица липкая горячая жидкость, раздается тихий удивленный стон, и проявляются, словно из воздуха, сперва полупрозрачные очертания.

К ногам ошеломленных солдат падает тело молодой женщины со страшной раной в боку…

Моим глазам не суждено было видеть ее смерть, я почерпнула эту картину из памяти умирающей…

– Почему? – только и успела я услышать ее последние слова да подумать после: "Какая разница "почему"… Не только у тебя есть Дар… " Чародейка ушла в посмертную страну своей веры, а тело собиралось умирать во второй раз вместе с моей душой…

Я прислонилась щекой к шершавой известняковой кладке и смотрела на свои окровавленные ладони, которыми зажимала разрубленную плоть. Руки были в крови – в ее крови, и я не могла позволить этому телу – теперь моему телу, терять еще кровь. Все мои силы ушли на то, чтобы остановить кровотечение, но эта боль… – она отупляла, оглушала, наполняла окружающее пространство гротескными видениями. В ушах грохотали тамтамы, сквозь которые, как через чудовищную грозу, прорывались выкрики сбежавшихся дружинников. В поле зрения мелькали разные лица и фигуры, большей частью размытые, искаженные…

Дневник Талины:

“…Я заключила эту Сделку еще ребенком, приняв за настоящее лицо маску доброго волшебника. Он залюбовался моими сказочными снами, и я продала их Повелителю, пополнив армию Игроков. …И куда только делись наивные детские грезы, про добрых гномов, чародеев, единорогов, говорящий лес и прочую дребедень?…”

Самое лучшее сейчас – признаться в своем поражении, позвать Повелителя и выйти из Игры. И главное – в Его власти прекратить эту жуткую боль… У меня еще будет время взять реванш… Но, господи, я же еще ни разу не сдавалась!

Я уговаривала себя: что-то с самого начала пошло не так, вопреки сценарию, а с каждой новой волной боли крепла другая уверенность – это очередное испытание, Игра в которой мне нельзя проиграть и невозможно выиграть…

Сначала я позволю себе сдаться один раз, потом другой… И так совершенно незаметно для меня Повелитель сровняет счет… Он позволил мне набрать запас очков на простеньких, не запавших мне в душу мирах-квестах, а потом началась череда розыгрышных партий… Фарт закончился, пора выворачивать кармашки для расчета с проигрышами…

Когда взор затянуло кровавым туманом, и для слуха умерли все звуки, кроме глухих ударов собственного сердца, меня подхватили чьи-то сильные руки и понесли куда-то, вырывая из цепких лап костлявой старухи с косой, из ночного мрака и холода. В уютную и светлую, жарко натопленную горницу, в ласковые объятия пуховых перин и подушек…

А дальше начались долгие часы нескончаемого бреда… Из которого я помню только одно – разговоры с Черным и склоненное надо мной лицо воина с запавшими глазами, полными тревоги и удивления… Тревогу я не понимала, а вот удивление было вполне объяснимым – не часто возвращаются к жизни смертники…

Уже запутавшись в лабиринтах вложенных снов, я поняла, что первый путь к победе для меня невозможен.

Дневник Талины:

“…Я давно запуталась в паутине Игр… Глупая бесстрашная муха…Все мы – лишь пища для демона-паука… Хотя, нет – сложно представить себе муху, которой нравится биться в паутине…”

Он был одет на редкость экстравагантно – черный балахон с широкими рукавами, подпоясанный серебряным шнуром. Капюшон падал на самые глаза, и густая тень, отброшенная тканью на лицо надежно скрывала и без того размыто-неопределенные черты Повелителя… Смоляные пряди падали на плечи и лишь рубиновый отблеск свечей иногда вспыхивал в провалах глазниц.

– Сегодня, твой вид не вызывает к себе доверия, – отметила я, сидя в небрежной позе на подлокотнике кресла.

Черный хмыкнул и подошел к большому зеркалу, как обычно, в нем не отразившись, а затем уселся в другое кресло напротив меня:

– Ты еще помнишь условия Игры? – заботливо спросил он.

– Мда… Мне надо продержаться ровно месяц вместе с крепостью и не погибнуть по какой-нибудь глупости. Это будет трудно, но я постараюсь. Естественно, я не рассчитывала, что меня пырнут в бок на первых же секундах Игры…

Сейчас я находилась в месте, похожем на то, где сейчас спит мое родное тело. Хотя, эта комната и была чистой иллюзией. Стоит подойти к двери и приоткрыть ее – и на тебя уставится черная пустота, бездна, бесконечное ничто, отделяющее приятную обстановку переговоров от реального мира.

– Ты валяешься в постели уже четвертые сутки и, несомненно, идешь на поправку, но… У крепости нет шансов. Если удастся выдержать осаду, то штурм тебе не пережить. Всеми способностями тела не овладеть без помощи его хозяйки.

– Ничего, я прекрасно управляюсь. Оно мне уже почти как родное,– оборвала я Повелителя,– Пожалуй, я пойду – а то мне как раз сейчас надо сыграть чудесное исцеление…

– Смотри, не переиграй, – сухо рассмеялся Черный.

– Ты думаешь обо мне плохо, – добавил Он, – Однако я во многом тебе помог. К коменданту крепости приходил парламентер – осаждающие требуют твоей выдачи…

– Вот как? – я была удивлена. С одной стороны это действительно выглядело как дружеская поддержка, но с другой… Скорее Черный сделал мне очередную подножку.

– Тебя обвиняют в измене и дезертирстве…

– Странно только, что я побежала в крепость, у которой, по твоим словам, нет ни единого шанса, а не скрылась в лесах. С моим-то талантом… Да они бы рядом прошли – не заметили!

Черный как всегда темнит…

– По крайней мере, тебя больше не считают в крепости лазутчицей. То есть, так не считает князь… Пока этого достаточно.

Я молчала. Повелитель кружил по комнате как черный взлохмаченный ворон.

– Я упростил Игру до невозможности. Собственно, тебя уже ждет другой, не менее занимательный сюжет. Я не хотел бы, чтобы ты задержалась там на месяц. Мне будет жаль терять хорошего Игрока из-за глупого упрямства. Князь полностью во власти твоего очарования – тебе ведь повезло с телом. Ничего не стоит заманить его в ловушку и убить, когда он меньше всего будет ожидать: открываешь ворота, впускаешь воинство Седрика… От зрелища бойни, так и быть, я тебя избавлю… Ты уходишь домой, в свое тело, и мы встречаемся вскоре в новой Игре.

– Мне нравится другой путь, – я упрямо покачала головой, – Если бы не князь, я бы уже слонялась по Городу Потерянных Душ…

– Ну, и глупо, – Черный стукнул кулаком по иллюзорной столешнице. По поверхности красного полированного дерева поползла уродливая трещина, похожая на огромную паутину, – Пойми же ты: князь – только марионетка в моей Игре. Это даже не фигура, а так… антураж, предмет интерьера. Безмозглая декорация! У вас, людей, появилось жалкое подобие Снов наяву – компьютерные игры: нарисованный герой размахивает мечом направо и налево, не разбираясь, все ли стражники во дворце плохие, и нет ли у них семьи и кучи маленьких голодных детей. Главное – добраться за цели. Ты – ничем не лучше, всего лишь выполняешь свой квест. В данном случае, только и надо – убить одного человека, ну, может, еще пару-тройку часовых, которые будут мешаться около ворот…

– Стражники – плохие по определению, – возразила я, – А твой удар мимо цели. Зачем мне виртуальность, когда есть Сны.

– В Снах все точно такие, какими ТЫ их хочешь видеть, – проворчал Повелитель, – А сейчас ты здорово рискуешь: Игрок, сострадающий персонажам Игры – конченый Игрок.

Дневник Талины:

“…Сны превратились в бесконечные гладиаторские бои по Его изменчивым правилам. Руки моих героев привыкли к любому оружию, разум – к необходимости убивать, а сердце ожесточилось…”

Полы одеяния Повелителя затрепетали в несуществующем порыве сквозняка. Он вновь подошел к зеркалу, всем своим видом показывая, будто разговор окончен, но медлил, словно ожидая, что его остановят. Я равнодушно наблюдала за его позерством, сосредоточившись на отшлифовке ноготков маленькой пилочкой, невесть откуда взявшейся на туалетном столике. Это было верхом его терпения. Он резко развернулся и попрощался ровно так же, как говорил "здравствуй":

– Полагаю, наша следующая встреча состоится в Городе Потерянных Душ…

– Давайте, на чистоту сэр, – я завершила маникюр, – Какая вам выгода от взятия этой крепости?

Капюшон Повелителя свалился еще ниже на лицо. Если бы я не знала, что передо мной фантом, то ни в жизнь бы не догадалась, как ему удается не расшибать лоб об окружающие предметы.

– Мне? – Черный пожал костлявыми плечами, – Мне – ни к чему… Собственно, мне до этой крепости вовсе никакого дела! Но… я обещал одному Игроку… Это желание, которое я обязан исполнить!

– Седрику… – внезапно меня посетило озарение.

Черный молчал. А раз Он не отрицает, значит, догадка верна. Демоны не могут лгать.

– Хоть бы и Седрику… С чего ты взяла? – Черный нахохлился, и уселся на подоконник, сердитой промокшей птицей.

– Я хочу с ним поговорить, – заявила я, – Никогда не разговаривала с живым Игроком. Мне интересно, чем хорош варвар, что ты так носишься с его желаниями… Может, ты видишь его Слугой?

– Он хороший Игрок, в отличие от некоторых, – огрызнулся Повелитель, – Его не мучает совесть. И у него долгий стаж… Вот только его истинное тело стареет…

Черный вдруг оживился и с надеждой спросил:

– Если я устрою вам встречу, твоя тактика игры изменится?

– Возможно, – я уклонилась от прямого ответа, да и лгать в открытую не в моих правилах…

– Я бы не хотел потерять в этом мире сразу двух Игроков… – Он кивнул головой – или что у него там было под тканью капюшона, и взмахнул широкими рукавами платья. С подоконника вспорхнула крупная черная птица и с размаху врезалась в зеркало. Ворон исчез, а зеркало покрылось сетью трещин и рассыпалось на мелкие кусочки.

Я выведала из Черного все, что хотела знать: мир был настоящим. Мир, в котором исполняются желания Игрока, не может быть иным. А значит, и Андрюс – тоже настоящий. И вовсе не какая-то там фантазия.

Мгновение спустя я ощутила себя лежащей в прежней светелке. На лавке заснула, умаявшись, старуха-сиделка. Я поднялась с постели, ощущая неимоверную легкость во всем теле. Подошла к медному зеркальцу в узорной оправе и не увидела в нем своего отражения. Тело чародейки продолжало лежать в кровати, неестественно прямое, словно окаменевшее, со смеженными веками. Пожалуй, следует поторопиться, а то, не ровен час, кто-нибудь заглянет сюда, да сочтет меня мертвой.

Дневник Талины:

“…Я льщу себе, гордо называясь “Игроком”, “Гладиатором”… Я не воин, лишь пешка в Его игре – храбрая в своем безумии. Марионетка, смешной паяц…Герой развлекающей Его комедии, которая почему-то мне самой чаще напоминает драму…”

Седрик спал в своей палатке беспокойным поверхностным сном. Это было знаком того, что выдирать его из очередной Игры не придется. Он ушел недалеко.

Неровное прерывистое дыхание. Дергающиеся веки. Стоит только взглянуть пристальнее, как он проснется, вскочит со своего жесткого ложа…

– Кто здесь?!– ну, вот – все как я и предполагала. Проснулся. Дико оглядывается по сторонам. Сейчас будет верных слуг кликать.

– Тише ты, князь,– хихикнула я,– Они меня все равно не увидят. Только репутацию испортишь. Солдаты решат, совсем князь от безделья свихнулся…

– А… – Седрик поежился, кутаясь в клетчатый плед. И вперился в меня колючим взглядом темных, глубоко посаженых глаз из-под падающих на лоб взлохмаченных черных волос,– Ты, ведьма… Что такая прозрачная, сдохла что ли?

Я мелодично рассмеялась:

– И не надейся! Еще бы я к тебе как есть пришла! Боже, и этот трусливый варвар – лучший Его Игрок!

Седрик захрипел и сорвал со стены распятие. Я смотрела на него с откровенной издевкой.

– Ежели ты меня так похоронить спешишь, зачем у коменданта моей выдачи требовал?

– Живой или мертвой… – оправдался князь,– Ах, ты стерва! Перебежчица! Значит, и вправду на их сторону переметнулась! Только тут ты просчиталась – не выстоять им. В крепости воды, самое большее, на пару дней осталось.

– Это тебе Черный сказал,– равнодушно уточнила я,– Верь ему больше! По мне, так твоей армии со штурмом не справится…

– Ты тоже Игрок?– на лице Седрика воцарилось неописуемое удивление.

– Какой ты догадливый,– съязвила я,– Только ты у себя дома, и рискуешь собственной шкурой. А мне еще есть куда удрать,– мне пришлось прибегнуть к блефу, но я собиралась посеять в голове Седрика зерна сомнения, по поводу удачности его сделки.

– Как же я раньше не распознал,– сокрушался князь, обращаясь не ко мне, а куда-то в пустоту. Распятие он все же отбросил.

– Ведьма мертва. Думаю, она была верна тебе, князь до последнего вздоха,– тихо сказала я…

Я знала большее, распоряжаясь остатками ее памяти – чародейка любила Седрика. Вот только занявший ее место Игрок не унаследовал чувств хозяина… Этот стареющий, но еще крепкий кряжистый воин был мне глубоко безразличен.

– Вилия…

– Меня зовут Талина, – отрезала я.

Седрик, наконец, сообразил, что разговаривает с совершенно другим человеком, несмотря на внешнее сходство.

– Зачем ты пришла? – глухо спросил он.

– Посмотреть. Посмотреть на одного из лучших его Игроков. По его словам… Думаю, это твоя последняя Игра, чтобы Он не обещал…

– Думаешь, я слишком стар? – лицо князя пылало гневом,– Юные ошибаются чаще. Твоя молодость и сноровка ничто по сравнению с моим опытом. Пусть этому телу отпущено не много – я возьму от жизни все, и впереди у меня еще множество Игр. А в Снах я могу выбрать любой понравившийся мне образ.

– Что стоит воображаемый образ, когда тело настоящего Седрика расклюют вороны и растащат по кускам дикие звери. Ты будешь гнить в придорожном овраге, как последний бродяга, а твоя душа бродить в окрестностях Незримой Цитадели и тщетно взывать о пощаде – это прескверное место, смею тебя заверить! Где твоя осторожность, что ты затеял Игру в истинном теле? Или ты хочешь быть Слугой?

– Нет! – глазки князя забегали, и на лицо легла тень страха, – Я хочу еще пожить…

– Тогда брось эту затею и возвращайся в свою страну. Он исполнит твое желание, но тебе будет мало от этого проку!

– Он обещал! – упрямо сказал воин, – Он обещал мне победу. Придет подкрепление…

– Боже мой, откуда? – я говорила так, но в моей душе уже зарождались сомнения. Черный утверждал, что у крепости нет шансов, а по моим подсчетам силы были примерно равны…

Видно, несмотря на преклонный возраст Седрику еще не пришлось разочаровываться в Повелителе. Я заглянула в его темные глаза и увидела в них пустоту и смерть. Теперь я знала, как выглядит конченый Игрок.

Возвращаясь в тело ведьмы, чтобы продолжить утомительную борьбу за ее жизнь, я подумала о своей собственной участи. Мне может не хватить сил, чтобы вырваться из этого Сна… Но что, если удастся продержаться заветный месяц, я вернусь домой, а крепость падет, и Андрюс погибнет…

Надо успеть раньше…

Дневник Талины:

“…Игры рассеивают смертную скуку демона: Ему интересно наблюдать за теми, кому в новинку попирать кажущиеся незыблемыми законы природы…”

– Штурм будет завтра, – говорю я Андрюсу, глухим бесцветным голосом.

– Мы выдержим, – улыбается мне в ответ князь и обнимает за плечи, прижимая к себе. Я стараюсь вызвать образ Бертрана. Но лицо моего рыцаря не желает выплывать из глубин наполовину чужой памяти. Какое же все-таки голубое небо!

На один из зубцов крепостной стены сел черный лоснящийся ворон. Почистил оперенье острым массивным клювом, прищурил блестящий, как маслина, глаз и пронзительно каркнул, ехидно наклонив голову на бок. Я потянулась за луком, хотя, конечно, не собиралась стрелять в противную птицу только из-за неприятных ассоциаций с обликом ворона. Но птице хватило и этого ленивого движения, чтобы мгновенно насторожиться и вспорхнуть, перехватив мой ненавидящий взгляд.

Мы поднялись по винтовой лестнице на дозорную башню. Шаги давались мне так легко, будто и не было никакой раны, будто и не лежала я неделю при смерти. Даже шрама не осталось – да только зачем все это… Мне скоро возвращаться, и это тело останется пустым, поддастся тлению и скоро превратится в прах.

Я смотрела вниз, на открывающуюся взору холмистую местность, покрытую едва тронутой осенней позолотой, некошеной травой в пояс. Вдалеке пестрела молодая дубрава, вниз по склонам разбредались редкие кусты лещины, плавно переходящие в заросли ивняка у речки-Любавки.

Речка обмывала подножие холма с расположенным на нем городищем с севера и северо-востока. Западные главные ворота выходили на более пологий склон холма – и атаки следовало ожидать именно с этой стороны, так как стенобитные машины невозможно было поднять на высоту крутого восточного и южного склонов или перевести через речку, хоть и не широкую, но с бурным течением. Стрельцы на северной стене свое дело знали, не давая вражеским лазутчикам разведать в речке брод. Я повернулась к воротам, осматривая лагерь противника.

На горизонте клубилось странное облако пыли. Словно надвигался невиданный смерч, несмотря на невинную ясность неба…

– Андрюс, смотри… – я невольно вцепилась в рукав княжьего кафтана. Мои ногти впились в его кожу, сквозь плотную ткань, я почувствовала это по напряжению его мышц, и усилием воли подавила свой панический страх, ослабив хватку.

Князь прикрыл глаза ладонью, чтобы не мешало заходящее, но все еще яркое солнце, пристально всматриваясь в глубину смерча за западными холмами… Минуту спустя уж и он смог разглядеть, что в облаке пыли неумолимо приближалось к городищу несметное конное войско… В лагере Седрика наметилось оживление.

Вот и подкрепление…

– Все на стены! – раздался зычный голос дозорного.

Дневник Талины:

“…Ему нравится поддаваться, затягивать Игру, а в финале покрасоваться во всем великолепии дьявольской силы. И я жду этой последней, решающей встречи, ибо визит старого врага милее, чем свидание с любимым после давней разлуки…”

Странное воинство пришло на помощь Седрику… Настолько странное, что уж и сам он был не рад такой подмоге. Странен не столько варварский наряд всадников на коренастых лохматых лошадках, странен их строй, при котором войско больше всего напоминает бесчисленную стаю саранчи. И ужасен облик самих конников.

Всадники были подстать своим скакунам, на таких же непропорционально коротких ногах, с заросшими рыжей шерстью лицами, с глубоко посаженными поросячьими глазками, горящими хищным звериным огнем. Широкоплечие и широкогрудые – это впечатление еще больше усиливал массивный панцирь, одетый поверх кольчуги.

– Господи, этих всадников будто вывели из самой преисподней, – прошептал кто-то из стрельцов у меня за спиной…

– О, нет… – возразила я, – Пожалуй, их насобирали в другом месте. Хотя и в не менее отдаленном… – сейчас я пыталась рассмотреть их предводителя, перед которым униженно отчитывался князь Седрик. Насколько можно было судить с такого расстояния, полководец был в ужасе от прибывшего подкрепления. На его взгляд конница больше всего напоминало стадо дикарей.

Подзорная труба была слишком слабой, чтобы в подробностях разглядеть накопившего силы противника. Все происходящее в стане врага отражалось в огромном медном зеркале, установленном главном зале башни. Я ждала, когда вождь варваров повернется лицом к зрителям – до сих пор перед нами мелькало лишь потная, багровая рожа Седрика. Любого, самого беглого взгляда, хоть бы и со спины, на предводителя было достаточно, чтобы понять – он не одного поля ягода со своим войском. Даже конь под ним был статный, мускулистый, вороной. Я терялась в догадках, как этому человеку, да и человеку ли, удается справляться с ордой вооруженных неандертальцев. Как добился он их покорности и беспрекословного повиновения. Не сами варвары пугали князя Седрика, он боялся их повелителя…

Дневник Талины:

“…Гладиаторам Сделка кажется даже выгодной: Он помогает своим подопечным наяву, выполняя наши скромные желания. Но рано или поздно приходит прозрение, и Сделка начинает тяготить Игрока…”

Наконец, он повернулся, и смертный холод заполз в мою душу, разбежался по коже липкими мурашами и упал тяжелым клубком где-то в животе на уровне недавней раны. На меня смотрели Его глаза. Жестокие, колючие. Две черных впадины в желтом обтянутом пергаментной кожей черепе…

Он поднял руки над головой в приветственном жесте, широкие черные рукава затрепетали, как два крыла. Мой Демон явился в этот мир собственной персоной, чтобы насладится моим поражением.

– Ты еще не решила сдаться, Талина?– крикнул Он мне, и его голос отразился многократным эхом в полупустом сводчатом холе, заставил печально задребезжать витражи,– Помни, всего три дня! Ах, нет… ЦЕЛЫХ ТРИ!

Медное зеркало рассыпалось на миллион осколков. Словно тонкая хрустальная ваза…

Сотники суеверно перекрестились и покинули зал совета. Пожалуй, они сейчас нужнее были на стенах, чтобы поднять боевой дух защитников крепости. Я в изнеможении опустилась на мозаичный пол, безразлично перебирая кусочки зеркала… Под взглядом Черного я почувствовала себя духом, запертым в мертвой оболочке, чудом избегнувшей тлена.

– О чем это он, Талина? – Андрюс поднял меня с пола и испытывающе заглянул в глаза.

Я вырвалась и закрыла лицо своими узкими, побелевшими ладонями.

Рыцарь, ты не найдешь с монограммой платок,

Да и локон тебе я не срежу на счастье,

Помнить я не хочу, кто любить меня мог,

Спеленав долг и честь вожделения властью…

Не кричи, не ищи, не безумствуй потом,

Я свободна – и нет у меня другой цели,

Я оставлю тебя в заблужденье святом,

Что меня покорил ты не только в постели…

– Неправда, – прошептал князь…

Я гордо подняла голову и посмотрела на него равнодушным взглядом. Этот взгляд мне дался с большим трудом…

– Нет, – мой голос звенел, как бокал со льдом в дрожащей руке,– ты понял правильно. Я должна уйти. И это нельзя изменить. Но за эти три дня я должна сделать многое… Хотя бы вернуть долг…

Андрюс стиснул мои замерзшие ладошки в своих руках, по-прежнему стараясь поймать ускользающий взгляд ведьмы, наполняющийся против воли болью и страхом.

– Нет никакого долга, Талина…

– Я обязана тебе жизнью, князь, – прошептала я,– Никто другой на твоем месте не стал бы нянчится с проникшим тайком лазутчиком…

– Ты мне ничего не должна, – Андрюс заглушил мои слова поцелуем.

– Если бы ты знал все… – как бы не хотела я, чтобы моя ложь осталась тайной для князя – пусть лучше он думает обо мне плохо, чем страдает после моей гибели.

– Что же я не знаю? – рассмеялся комендант, – Что тебя послали убить меня?… Так ведь не тебя, а ту ведьму, Вилию… Ее я бы не помиловал…

– Откуда ты знаешь? – я смотрела на любимого широко открытыми глазами, полными удивления. Андрюс пожал плечами и ласково улыбнулся:

– Так это с Ним ты вела бесконечные разговоры в бреду? – он смутил меня своими словами окончательно. Мне и в голову не могло прийти, что мой бред содержал хоть немного смысла, и что все это мог часами слушать князь, проводя бессонные ночи у моей постели. Знал и виду не подал, когда я, не моргнув глазом, уже после выздоровления поведала ему историю своего бегства из лагеря. Я говорила, что ищу в крепости защиты, и, оказывается, не так уж далеко ушла от истины…

– Я никому не позволю тебя забрать… Пока стоит крепость, Повелитель до тебя не доберется! – твердо сказал мой верный рыцарь.

"Пока стоит крепость"– звучит обнадеживающе, ничего не скажешь. Только сколько эта крепость простоит…

– Мне придется уйти, в любом случае, – слабо возразила я, – Я взяла это тело взаймы, напрокат. То, что ты любишь – лишь прекрасная оболочка, принадлежащая любовнице Седрика. Мой истинный облик гораздо менее эффектен…

– Я люблю тебя, Талина, – возразил мне князь, – Я люблю тебя. Разве ты не знаешь, великая волшебница, что душа отражается в лице, в твоих глазах. Лицо, которое я люблю, больше не принадлежит Вилии, оно только твое… И мы уйдем вместе!

Я слушала князя, и старалась не вслушиваться в его слова, не верить. Андрюс сам не знает, что говорит. Я не вправе распоряжаться его единственной жизнью… Боже, как же это страшно звучит – "единственная жизнь". Страшно и непонятно – для Игрока…

Я поклялась самой себе, что перед уходом подарю ему забвение… Потрачу на это часть силы – чего бы мне это не стоило. Если не удается смягчить боль утраты, хоть заберу у него эти воспоминания… Воспоминания о моей смерти и о нашей любви… О самом существовании Талины.

Но как забыть самой?.. Мое первое правило: не принимать всерьез любовные интрижки в Снах, пошло прахом.

Только ветер трубил в мой охотничий рог,

И объятья казались мне тягостней плена -

Не исправит меня и ни черт, и ни бог,

Коли плоть не спасти от возмездия тлена…

И в ночи, словно вор, покидая постель,

Разогретую чьим-то истомленным телом -

Страсть могу разделить, но не тягость дорог -

Вдаль опять ускачу на коне своем белом…

Я привела последний аргумент, даже мне самой показавшийся слабым:

– Я не уверена, что, вернувшись, все еще буду любить тебя, Андрюс. В моем сердце царил другой…

– Но я ведь могу попытаться? – спросил князь.

Что ж, попытаться можно…

Дневник Талины:

“…Сны врезаются в память, оставляя в душе болезненный след. Все сложнее отличить выдуманный мир от реального, где любая ошибка может стать роковой, а смерть настоящей…”

Всю ночь не смыкала я глаз, следуя за комендантом тенью. Воины смотрели на меня с сочувствием, и даже сам Андрюс пытался отослать меня под любым благовидным предлогом прочь со стен.

– Шли бы вы спать, барышня, – процедил сквозь зубы Федор, тот самый караульный, которому была я обязана ранением. Как же я благодарна ему теперь за этот удар мечом. Ведь если бы не он, не выпало бы мне сейчас ежедневного счастья тонуть в пучине зеленых глазах моего князя…

Я коснулась плеча солдата и шепнула так, чтобы слышно было только ему:

– Ты, даже во мраке различающий тени… Только один ты и не веришь мне до сих пор…

Воин стряхнул мою руку и также тихо ответил:

– Как можно верить ведьме? Ты хотела убить князя, а теперь и всех нас привела к гибели… За тобой пришла эта адская рать… Надо было выдать тебя им, чародейка, и дело с концом!

Я оценила откровенность:

– Пообещай мне, солдат, – проговорила я, – Что, когда настанет время, твоя рука не дрогнет… И ты завершишь начатое…

– Ты не боишься умереть, ведьма? – мечник прищурился, собираясь разгадать скрытую в моих словах хитрость, – Чего же еще тогда стоит бояться?

– Я не боюсь смерти, солдат. Я боюсь умереть плохо или не умереть совсем…

Воин ровно ничего не понял. Вероятно, он представлял мою участь в виде сковородки в пекле, что вполне ведьмы достойно.

– Князь не простит, – глухо ответил Федор.

Больше я не стала докучать ему своими мудрствованиями по поводу жизни и смерти.

Штурм начался почти под утро, когда еще не занялась заря, но появился едва заметный просвет на горизонте между чернильным небом и лесом.

Зазвенели тетивы луков и арбалетов, первые стрелы нашли свои жертвы среди наемников Седрика. Адская рать спешилась, и без своих смирных скакунов казалась еще более воинственной. Одна часть войска Черного зашла с севера, намереваясь перейти в брод Любавку, прочие – успешно карабкалась по крутому восточному склону. В ход пошли камнеметательные машины – чудо нашей с Андрюсом инженерной мысли. Несколько дюжих парней с разбегу запрыгивают на площадку с одной стороны гигантских качелей, с другой – ковш, полный увесистых валунов, взмывает кверху и с огромной силой выбрасывает содержимое на головы штурмующих.

Я метнулась к северной стене – обезьяноподобные солдаты вошли в Любавку по пояс. Что ж, появилось дело и для моего посоха…

Дневник Талины:

“…Каждую ночь, Он посылает в мои Сны своих слуг, чтобы я не застаивалась, как породистый жеребец в конюшне, постоянно подбрасывает мелкие, но каверзные, задачки перед настоящей Игрой, натаскивая, как борца для выхода на ринг. Иногда, я ложусь спать в каком-то возбуждении: "Вот опять все начнется! Вдруг я выиграю сейчас не один раунд, а всю Игру?!"”

Забурлила, поднялась вода на мирной маленькой речке… Почему-то сразу вспомнилось, сколько в той воде всякой рыбы… Дрогнуло сердце… Жалко рыбу, а кто нас пожалеет? Вода уже не бурлила, кипела… Звериный многоголосый рев наполнил уши. Враг падал, заживо сваренный в своих доспехах. Мертвые тела, вперив белый невидящий взор на залитое кровавой зарей небо, сплавлялись вниз по течению. Остальные воины замерли у берега смертоносной речки. Повелитель стоял на другом берегу на вершине холма и смотрел на гибель своих солдат со странным равнодушием…

Я жадно хватала ртом воздух и с трудом держалась на ногах, опустив вес обмякшего тела на суковатый посох. Кто-то похлопал меня по плечу:

– А неплохой вышел супчик! – я слабо улыбнулась в ответ сотнику, с трудом сдерживая тошноту.

Черный отдал какой-то незримый приказ, и его рать отступила от берега. Не сразу удалось мне понять цель маневра. Но когда поняла, прикусила до крови губы в отчаянии – наемники гнали в кипящую реку своих лохматых лошадок…

Из конюшни раздалось тоскливое ржание Динара, и вторя ему, захлебывались в предсмертном крике вражеские кони… Это было выше моих сил – я взмахнула посохом, выкладываясь на это действо вся без остатка, и … остудила реку… С поверхности воды поднимался густой молочный туман…

– В чем дело, ведьма? – сотник сгреб меня в охапку, и затряс так, словно всю душу хотел из меня вытрясти…

– Не могу, – я отчаянно мотнула головой, – Не могу! Это же твари неразумные. За что их?

– Это ИХ кони, – закричал сотник, – Вражеские! На войне все способы хороши!

– НЕ МОГУ! – вырываться сил не было.

Вовремя подоспел Андрюс, отбив меня у разгневанного сотника. Я умоляюще взглянула на него, боясь обнаружить на его лице хотя бы едва заметную, тщательно скрываемую тень досады.

– Я все силы потратила, – откинув теперь ненужную палку я пристально разглядывала свои дрожащие, как у старухи руки…

– Ничего, – успокаивающе произнес Андрюс – так только к детям малым и обращаются.

– Ничего… Они бы потом по телам прошли. Только отсрочка небольшая – Любавка мелкая. А животинке только зря погибать.

– Дура, – всхлипнула я, испугавшись собственной слабости. Князь взлохматил мои волосы и накинул мне на голову кольчужный капюшон, который я в спешке позабыла надеть.

– Поберегись сама. Пока без ворожбы справляемся…

Я кивнула и нырнула в водоворот подсобных работ.

В конце концов, головорезы Седрика прорвались через ворота. Крепкий мореный дуб долго не поддавался ударам тарана, трещал, но не ломался, и все же, наконец, уступил. Хотя, солдаты рано радовались…

Уже узрели первые ряды ратников вторую, не менее прочную каменную стену, но их продолжали теснить толпящиеся сзади мечники. Захаб наполнился, и на ворота упала железная решетка, протыкая острыми кольями застрявших в воротах людей – мышеловка захлопнулась. Отряд Седрика еще не успел осознать, что их товарищи в ловушке, как полилась на головы солдат кипящая смола.

Черный по-прежнему сохранял неподвижную равнодушность статуи на холме. А тем временем дикари уже лезли на стены…

Дневник Талины:

“…Смерть в Игре не страшна – это всего лишь выход. Точнее, один из выходов – не самый приятный и не самый легкий, но все же выход. Главное – выбрать один правильный туннель из множества путей там, за чертой очередной жизни…А цена ошибки – одна на тысячу ипостасей бессмертная душа…”

Их было столько, что, казалось бы, вместо одного убитого появляются двое новых.

Не только облик у них был звериный, но и сила скрывалась нечеловеческая в их, на первый взгляд, нескладных и неуклюжих телах. Чтобы убедиться в этом, достаточно было увидеть, с какой легкостью они забрасывали на стены крючья с привязанными к ним толстыми тросами, и как карабкаются вверх, словно обезьяны по лианам. Не успеешь перерубить один канат, как рядом падает другой крюк и над зубцами скалится волосатая рожа другого вражины. Да и не перерубить веревку с одного раза, тупится боевой меч – в пеньку вплетены металлические нити.

Сейчас бы мне другую силу применить… Но нет, израсходовала всю, до последней капельки, выложилась вся без остатка. Когда еще новая накопится после такой не просто бессонной ночи. И со стен не уйти – сейчас каждая рука, способная держать меч на счету. Главное – не дать им прорваться… Но как? На каждого защитника несколько десятков упорных обезьян. Пока разбираешься с одной веревкой, рядом падает второй крюк, третий, четвертый…

Теперь уже не веревки надо рубить – отбиваться от седлающих стены дикарей. Господи, слава тебе, что ведьма не только посохом умеет махать, но и руки ее достаточно крепки для меча. Да и сама я кое-чему за столько Игр научилась.

Рядом спрыгивает рыжая образина и бросается на моего соседа. Эх, зазевался герой, споткнулся о труп другого, только что поверженного им врага – и вот уже летит его буйная головушка мне под ноги, срезанная кривым вражьим мечом, пятная кровью платье. Горячие брызги падают на лицо, оставляя соленый вкус на губах. Второй удар предназначен уже мне…

Я двигаюсь словно во сне, а, впрочем, что за каламбур – я и есть во сне… Тело будто живет своей собственной жизнью, действуя по памяти мышц и мускулов, на уровне рефлекторных, годами отрабатываемых движений, независимо от запоздалых вспышек сознания. Поворот – наклон – удар. Ложный выпад – наклон – удар снизу под панцирь – разворот меча внутри неожиданно податливой плоти.

Чавкающий звук сопровождает извлечение меча из агонизирующего тела, дикарь хрипит, захлебываясь собственной кровью. Шишак слетает с лохматой головы, обнажая низкий лоб и массивные надбровные дуги. Дьявольский огонек в глазах вспыхивает в последний раз и гаснет…

Боже! Опять лезут… Ногой спихиваю вниз конвульсивно подрагивающее тело. Опять работа для меча. По сверкающему клинку стекает кровь напополам с зарей…

Уже рассвет – а мне уж казалось, эта ночь никогда не кончится! Скидываю еще один труп – странное затишье… Оглядываюсь по сторонам – вроде бы бой утих, мечники нервно переминаются с ноги на ногу. Кто-то выкрикивает мое имя – ах, да… – это же Андрюс, – машет мне уже снизу. Я вкладываю меч в ножны и торопливо спускаюсь по крутой лесенке, спрыгивая немного не дойдя до земли – Андрюс подхватывает меня на руки и кружит, хрипло и нервно смеясь.

– Мы, отбились! Отбились, Талина! Дикари все мертвы, а Седрик с остатками своего отряда отступает! Победа!

Я не решаюсь разделить его радость. Что-то здесь не так… Я еще не знаю, что именно, но что-то не так… Ни в одной Игре не бывает все гладко. И не одна моя победа еще не походила на победу больше, чем на поражение…

Но я слишком устала, чтобы протестовать… Он гладит мои слипшиеся от крови волосы, целует, сжимает в объятиях, тормошит – словно поверить не может, что я действительно осталась жива. Хорошо, что он есть в этом Сне. Милый, милый мой князь…

Дневник Талины:

“…Помня цену поражения, я играю так, будто именно эта жизнь единственная, последняя. Но, как бы ни дергалась муха в паутине, Повелитель знает итог: когда-нибудь я умру в мною же выдуманном мире – навсегда…

Если только не приму Его последнюю подачку…”

Мне удалось немного вздремнуть. Но лучше бы я этого не делала, очнулась еще более уставшей от бьющего в глаза солнца, сквозь неплотно занавешенные шторы. Голова гудела, как с похмелья, мышцы ныли, но Сила полностью восстановилась. Однако все прежние сомнения нахлынули вновь.

Я не могла вспомнить, в какой момент Черный исчез с холма над Любавкой. Интересно, куда он направил своего горячего скакуна?

Князь спал рядом… Я залюбовалась его немного осунувшимся лицом. Длинные загнутые ресницы подрагивали, роняя синеватые тени на скулы. Будить его было жалко. Я выскользнула из-под одеяла и поспешила одеться – в горнице было прохладно. Но первое же прикосновение к моему боевому облачению вызвало тошноту. Одежда пропиталась потом, и от нее исходил еще какой-то чужой сладковатый запах… Запах подсыхающей крови.

Наконец, в сундуке я откопала подходящее мне по размеру чистое платье. Длинное, до пят, прямого покроя, с простой вышивкой по вороту и тонким веревочным пояском.

– С ума сошла, девка! – на меня налетел все тот же бешеный сотник, от праведного гнева которого меня спас Андрюс. Впрочем, он вскоре разглядел, кого чуть не сбил с ног. Он был порядком смущен и, раскланиваясь, пробормотал какое-то подобие извинения:

– Простите, не признал… Госпожа ведьма, князя бы разбудить… что-то неладно…

Я пошла посмотреть на то, чем был так обеспокоен сотник. Пожалуй, тут стоило поволноваться…

Дневник Талины:

“…Когда-нибудь я запутаюсь в собственных фантазиях, заблудившись в лабиринте воображаемых миров… Что случится, если я сделаю неправильный ход? Я ведь знаю, что Игра больше, чем просто сон…, больше, чем просто кошмарный Сон…”

Трупы вражеских солдат были собраны в одну кучу… Шевелящуюся кучу…

Вначале, мне даже показалось, что среди них есть раненые, но нет… Они были мертвы. Абсолютно мертвы. Однако конечности покойников слегка подрагивали. Тела не закостенели, и хотя пульса нащупать не удалось, в них теплилась какая-то странная жизнь.

Солнце постепенно катилось за лес…

– Жечь! Сейчас же сжечь дотла, пока солнце не село… – тут и думать особо нечего. Выйдет полная луна – что потом с этой нечистью делать?

Сотник только руками развел:

– Где столько хвороста набрать?

– Солому тащите. Самогон лейте, масло – гореть будет лучше. Не жалейте. Крепость все равно оставлять…

– Еще чего! – возмутился какой-то мечник, – Еще чего не хватало. Крепость сдавать! Отбились мы!

– Ни чего мы не отбились! Там, за стенами то же самое творится. То не битва была… так, разминка! Сейчас пострашнее войско на нас пойдет…

Солдат пожал плечами и тупо уставился на бьющегося в конвульсиях мертвеца с отрубленной головой…

Работа вокруг закипела. Тела быстро заложили соломой, закидали остатками дров и ветошью, облили маслом и подожгли… Славный получился костерок. Я подбавила в него немного колдовского жару, а то трупы заметно оживились. Один из них, со вспоротым вздувшимся животом, лежавший ближе всего к краю, вдруг широко распахнул глаза и уставился на меня совершенно пустым взглядом. Мне почему-то показалось, что это именно я его убила. Дурной знак…

Пришлось расставить вокруг костра солдат, чтобы они вилами заталкивали особо расшалившихся мертвяков. Князь, которого, наконец, удалось разбудить, отчаянно взглянул на костер и поднялся на дозорную башню… Я побежала следом. Господи, как же их убедить покинуть крепость…

Я не поднялась – взлетела вверх по крутым ступенькам на башенку. Андрюс стоял, скрестив на груди руки и смотрел вдаль, в ту сторону, где собирались вокруг небольшого отряда Седрика восстающие из мертвых солдаты… Совсем близко от стен… Что им теперь стрелы?

Полководец был без шлема, и я невольно отметила, что голова его совершенно побелела.

Дневник Талины:

“…Что случится, если однажды я не смогу вернуться в собственное тело, коченеющее в постели… Может, я просто не проснусь – не так уж и страшно, не правда ли? Провалюсь в Никуда, в бесконечное Ничто, а паук высосет мою душу, и будет расти, вобрав в себя свежие силы, наливаясь дурной кровью, чтобы заманить в паутину новых и новых отчаянных смертников…”

Они поднимались и падали, шатаясь на нетвердо стоящих ногах, вырывали древки стрел и обломки клинков из холодной плоти, не чувствуя боли и не испытывая больше страха, обескровленные, с навсегда замолчавшим сердцем, и, тем не менее, не умершие… И чем ниже было солнце, тем уверенней чувствовали себя мертвяки. Захаб наполнился ожившими трупами, копошащимися в застывшей смоле… Выглядели они страшно: почерневшая кожа слезала с лица лоскутами, прилипший к металлу скальп слетал с головы вместе с шишаком, обнажая гладкую кость черепа, куски обваренной плоти высыплись из-под кольчуг… Но они поднимались, восставали из мертвых и ползли на стены…

– Надо уходить, княже! – я коснулась локтя Андрюса, но тот даже не почувствовал, не заметил моего присутствия, – Надо поджечь крепость, а самим уходить…

– Вот черт… – промолвил Андрюс и взялся за лук, казалось, он вовсе меня не слышал, – Хоть одного сниму.

Я не успела остановить руку стрелка, уже предугадывая, предчувствуя его намерение – князь выстрелил быстро, почти не целясь… Но тот, кто знал о его меткости, понял бы, что у жертвы нет ни единого шанса…

Стрела попала точно в грудь Седрика. Рядом с сердцем. Пробила кольчугу и вышла зазубренным концом со спины… Я не могла этого видеть с башни. Но я видела это! Я видела эта другим, внутренним зрением.

Седрик упал не сразу. Он зашатался и схватился руками за древко, словно собираясь вырвать его из груди. Он упал, продолжая также судорожно сжимать стрелу. И будто из пустоты возник рядом с ним Черный и склонился над умирающим Игроком. Его слова звучали внутри моей головы, независимо от моей воли… Повелитель хотел, чтобы я видела и слышала – поэтому я видела и слышала. Он собирался проявить милосердие, и без зрителей Ему было не обойтись.

– Ты согласен? – Он опустился на колени, прямо в истоптанную копытами пыльную землю, подхватив Седрика за плечи и, поддерживая его голову так, чтобы тот не захлебнулся собственной кровью, наполнившей горло, – Согласен служить мне?

Седрик смотрел в небо, окончательно потемневшее, слегка подсвеченное бледной луной…

– Вечная жизнь и мое покровительство…

Широко распахнутые глаза, обращенные к небу, тускнеют. Кажется, я отчетливо слышу, как скрипят зубы Повелителя.

Игрок уходит с честью…

– Крепость будет взята. А ты… хочешь увидеть это?

В глазах Седрика мелькнул едва заметный, слабый проблеск сознания. Короткий, но уверенный кивок головы. На губах запузырилась кровавая пена, и уста слегка дрогнули. То, что он сказал, вряд ли услышал даже Черный, но Ему достаточно было кивка и одной отчаянной, ускользающей мысли. Даже самый храбрый Игрок в своем теле может стать трусом… И Седрику не хотелось умирать.

Демон припал к бледным губам человека, словно в долгом страстном поцелуе, принимая его душу. В этот момент Черный был похож на жирного паука, высосавшего все жизненные соки из беспомощной жертвы. Мне показалось, что Повелитель будто вырос, когда поднимаясь с земли, брезгливо отбросил опустевшую оболочку Игрока, как грязный куль с отбросами.

Тыльной стороной ладони демон отер уста и зашагал по направлению к своему дикому войску… И как наяву передо мной встал призрак Темной Цитадели – центр паутины прожорливого паука.

Что ж… В наших рядах убыло. Надеюсь, Он получил не лучшего Слугу. Что хорошего в сотрудничестве с трусом…

Дневник Талины:

“…Нет, так – слишком просто… Не будет покойной пустоты, долгожданного забвения – меня ждет другая Сделка или Город Потерянных Душ. Выбор невелик, но он есть…”

– Князь, надо уходить…

Андрюс, очнулся словно ото сна и посмотрел на меня с удивлением.

– Куда, Талина? Я должен защищать крепость!

– Ты должен спасать своих людей, а не каменные стены. Опомнись, княже! Как ты собираешься воевать с теми, кто уже успел умереть?

– Другого выхода нет… – князь выглядел усталым и постаревшим. В каштановом с рыжиной волосе пробилась первая седина. А в уголках глаз гусиные лапки морщинок. В этот день он словно лет десять жизни потерял…

– Есть выход князь. Выход всегда есть. Только его не всегда видно! – я продолжала тормошить коменданта, – Так тем лучше – враг не догадается. У родника надо стену разобрать немного – она с севера не зря толще. Ход откроется подземный из крепости до самого леса.

– Там же река… – отмахнулся князь, но его глаза уже загорелись надеждой.

– Сам говорил – неглубока Любавка. Ход как раз под рекой. Разве что затопило немного… А потом, враг захватит пустую крепость и вскоре уйдет – что им там делать? Зима скоро. А войско это мертвое недолговечно, само распадется на растущей луне. Седрик погиб. Черному только и дел, что потешиться… Они уйдут, а мы вернемся и обживемся заново…

– И откуда ты только знаешь… – Андрюс сиял, – Спасительница ты наша…

"Оттуда и знаю", – хотела сказать я: "Потому что это мой Сон. И знаю о нем все. Такова Игра… "

Дневник Талины:

“… Думаете я колеблюсь в выборе между Жизнью и Смертью?

Нет! Я выбираю между плохой жизнью и бесконечным ожиданием смерти…

И даже не выбираю – я откладываю выбор в надежде поймать Черного в Его собственные ловушки!”

Комендант суетился, отдавал приказы… Его словно подменили… А я… опять его обманула. То есть не обманула, конечно, а так, открыла не все. Просто не сказала самого главного – что я вместе с ним не пойду…

Единственными, с кем я попрощалась, были конь Динар, да мечник Федор… Динар все понял, может потому, его глаза были такими влажными и грустными. Его тихое мелодичное ржание наполнило конюшню, и когда я уходила, жеребец тряс головой и нервно подрагивал. Меня утешало лишь то, что открывшийся ход был достаточно широк, чтобы по нему можно было провести лошадей.

Прощание с Федором было менее теплым. Да я и не рассчитывала на его сожаление.

– Ну, что, солдат… Обещание выполнишь?

Федор упрямо молчал, делая вид, что никак не уразумеет, о чем это я толкую…

– Кто-то должен их отвлечь, пока люди уходят… Иначе, они откроют хитрость и догонят нас по свежим следам…

– Что ты задумала, ведьма? – мечнику было странно, как два человека смогут задержать целое войско…

– Помнишь, они ведь моей выдачи требовали…

– Дак, погиб же твой любезный. Я видел, как его княжья стрела сняла…

Я поморщилась от такого грубого напоминания о Седрике и о его связи с прежней хозяйкой моего тела.

– А… Что тебе объяснять, лапотник! – я махнула на солдата рукой. Обойдусь и без него.

– Я помогу тебе, ведьма… – неожиданно твердо сказал Федор, – Если только это можно назвать помощью… Но так погибнем только мы, а иначе – не уйти никому…

Я поколебалась, но все же открыла ему часть плана.

– Штурм приостановят, как только я выйду, – закончить мысль не удалось, Федор перебил меня:

– Значит, ты была нужна другому, – что-то соображая, медленно произнес солдат, – Тому мрачному господину… прибывшему с подкреплением… Кто он? Дьявол?

– Почти, – я пожала плечами, – Какая разница! Главное – что моя капитуляция важна Ему больше падения крепости. Возможно, Он поверит, что пришла моя пора проиграть.

– Хорошо, – кивнул Федор, – Я буду ждать на западной стене.

– Когда услышишь приказ – не медли, – я протянула солдату ладонь, и тот впервые пожал ее, а не спрятал свои руки за спиной, вопреки моим ожиданиям. Теперь я знала, что он не подведет.

Дневник Талины:

“… И все чаще меня посещает шальная мысль – иной выход… Даже сам дьявол не всесилен, так почему не могу я диктовать Повелителю свои правила игры? … ”

Андрюсу я глаза отвела легко. Еще мгновение назад Талина крутилась подле него, мило щебеча на отвлеченные темы, и вот – я уже с другой стороны двора. А князь продолжал обмениваться фразами с моим фантомом, замыкая колонну горожан, потихоньку продвигающихся по подземному ходу, и даже слышал несуществующие ответы.

Я прошла сквозь стену – а сила будто и не убавилась… Прогресс на лицо… Но еще один день – мне не простоять… Жаль…

Оглядываться не стала – не мой мир, можно и не запоминать… Возможно, это моя последняя Игра. Последняя жизнь… Много ли я прожила или мало? Двадцать лет или тысячу? Одну жизнь или сотни? Жаль заканчивать вот так… Но, всегда есть надежда… и один шанс на миллион.

Как жаль, что сейчас ночь и нельзя полюбоваться голубым небом… Я опять попыталась воскресить в памяти образ Бертрана, но перед глазами стоял лишь суровый лик Андрюса. Пускай. Еще чуть-чуть и я навсегда забуду тебя князь… Как забыла многих, тебе подобных…

Итак, что же дальше? "Мне заменит щит и меч ясеневый посох", – крутится в голове простенький мотив дурацкой песенки.

– Эй! Черный, я пришла! – Он заметил меня и бросился навстречу, словно отец к блудной дочери или, скорее, жених к сбежавшей и нежданно вернувшейся невесте…

Я шла через расступающийся строй мертвецов прямо к нему…

– Пришла? – не сказал, прошептал Он – словно сухие листья зашуршали на ветру, – Ты не выполнила задание. И крепость не простояла бы еще день. Значит, ты согласна?

Я медлила, а Он не торопил с ответом. Столько ждал, почему бы и не подождать еще несколько минут? Не демон – дух святой, сущее милосердие и всепрощение. Дай мне то, что я хочу – и я все прощу, спасу и сохраню. Он предоставил мне это ничтожное время, чтобы усмирить гордыню и признать поражение.

Мои мысли сейчас занимало, вышли ли горожане в лес – сохранять дольше жизнь своему фантому было невозможно. Мне нужна была Сила для другого дела…

– Ты согласна? – повторил Он и вдруг взвыл нечеловеческим, страшным голосом, прочитав, наконец, меня, как открытую книгу.

Но поздно. Он слишком хорошо это понимал… Я взмахнула посохом, и загорелась сухая трава под ногами мертвого войска. Синее колдовское пламя, пожирало Его солдат, облизывая как изысканное лакомство, съедая с костей остатки мяса и превращая в труху сами кости. Они горели славно, как славно горят соломенные, облитые смолой чучелки на масленицу. Черный бесновался, выл, проклинал и грозил. Пламя охватило и Его, но он боролся с огнем, не собираясь покидать сцену раньше времени. Рано или поздно мои силы ослабеют, и мертвяки выберутся из огня. Не все, не многие – да и много ли мне надо?

Он был уверен – я еще запрошу пощады…

"Стреляй"– мысленно прокричала я Федору. И была почти уверена, что он не услышит… Или не захочет услышать…

– Талина! – доносится отчаянный, такой родной голос, рвется, глохнет на ветру, и звучит вновь…

Все-таки догадался… Эх, чуть-чуть не додержала фантом…

Я оборачиваюсь, верный Динар мчит ко мне князя… Какой белый конь, и как быстро он скачет. Будто у него крылья выросли… Как у ангела… Что это со мной? Мысли путаются, ускользают, как песок сквозь пальцы… Во рту какой-то мерзкий привкус… Из моей груди торчит древко стрелы…

Стрелок не подвел. Это хорошо, что в грудь – не в спину… Тогда… я бы не увидела Андрюса…

– Сделку, Талина! – другой отчаянный голос, хриплый, зловещий…

– Нет! – я сказала это вслух. Не будет никаких предсмертных кивков и трусливого шепота. Просто "нет". Сейчас и навсегда…

Наконец-то я вспомнила его, вспомнила! Вспомнила своего рыцаря. Он же ждет меня! Ждал? НЕТ! Игра не закончена!

NEХТ LEVEL…