Читать книгу Негаданное счастье - Наталья Лукьянова - Страница 3

Новогодние каникулы тянулись долго, и, если честно, порядком поднадоели. Виктория Михайловна старалась заполнить вынужденное безделье приятными маленькими радостями. На ее счастье, выставки были открыты, театры работали. Как хорошо жить в Москве, а не в занюханной провинции. Кто бы и что бы ни говорил, но в нашей счастливой и огромной стране жить полноценной жизнью можно только в столице. Так было всегда. Во времена войн и потрясений, в мутные годы перестройки и сейчас, когда все пытаются убедить тебя, что живут в демократическом государстве. Говорите что хотите, но за годы прожитой жизни Виктория Михайловна поняла одну простую истину: на самом деле, какие бы ни происходили государственные перевороты, какой бы строй ни объявляли на дворе, для простого человека это не имело ни малейшего значения. Неудобства возникали, это точно. А по сути своей больше ничего не менялось.

Можно было наверстать упущенное, и она с удовольствием это делала. Постепенно странные события новогодней ночи потускнели и перестали вызывать страх. В душе она уже не проклинала, а жалела неудачника актеришку, который испортил праздник и себе, и людям.

На работу она вышла в приподнятом настроении. Соскучилась, что там говорить. Виктория Михайловна очень любила свою работу. Ей не скучно было возиться с каталогами. Кто-то думает, что это рутинное и никому не нужное занятие. Глупости. За каждой новой карточкой она лично видела книгу, живую, в красивой обложке, от которой веяло непонятной смесью из клея, типографской краски и еще непонятно чего. Ее работа вообще имела особенный запах. Нигде не пахло так, как в библиотеке. И хотя ее все время пытались убедить, что библиотеки скоро больше будут похожи на компьютерные классы, а не на книгохранилища, ей не очень-то в это верилось. Так рассуждать могли не очень образованные, равнодушные или недалекие люди. Зачем тогда, скажите пожалуйста, до сих пор горстка сумасшедших энтузиастов ищет библиотеку Ивана Грозного? Какой в этом смысл? Но ведь ищут. И какое счастье, что в стране, измученной чужими ценностями, есть еще море энтузиастов и настоящих патриотов!

Коллеги делились впечатлениями после подзатянувшихся и порядком надоевших каникул. Виктория Михайловна тихонечко помалкивала про себя. Не было ни малейшего желания рассказывать родному коллективу о собственных приключениях. Ну, перепутал человек дом, или улицу, или корпус. Подумаешь, невидаль, такое происходит каждый Новый год и, наверное, в любом городе. Сколько юморесок об этом написано, фильмов снято! Тем более что в ее случае произошел обыкновенный житейский казус, который не имел и не мог иметь никакого продолжения – ни романтического, как в кино, ни трагического, что гораздо чаще бывает в жизни. Рассказывать не о чем. Единственное, что вызывало некоторый душевный дискомфорт и не давало окончательно забыть о происшествии, – пять зеленых американских бумажек.

Жизнь вынырнула из праздников без особых потерь и понеслась по накатанным рельсам, только успевай поворачиваться. Вернулись из заморских и загородных вояжей дети. Довольные, отдохнувшие, с массой прекрасных впечатлений. Налетели вихрем в гости к маме на три часа, вручили сувениры, похвастались фотографиями, поели по-человечески в кои-то веки – и умчались по своим неотложным делам. Смешные и любимые. Не нужны ей ни сувениры, ни все богатства мира, ей бы видеть их почаще. Телефон, конечно, изобретение замечательное. Только, когда разговариваешь по телефону, глаз не видно, да и не будешь болтать бесконечно. Но ничего, она мудрая мама. Она все понимает. Главное, что они здоровы и счастливы.

Все потихонечку вернулось на круги своя. Только новенькая дверная цепочка напоминала о неприятном случае в новогоднюю ночь. Довольно скоро Виктория Михайловна привыкла к ней и перестала ассоциировать утилитарную вещь с досадным и довольно комичным происшествием.

Вездесущая соседка Надежда Анатольевна осталась не в курсе событий – уезжала на праздники к родственникам в деревню. Вот уж не повезло женщине! От этой малости Виктория Михайловна при общении с бдительной и беспардонной теткой получала неизъяснимое удовольствие. Она уродилась вовсе не такая злорадная или мстительная, вовсе нет. Но сама мысль о том, что человек, который не стесняется контролировать каждый чужой шаг и вздох, пропустил событие эпохальной важности, вселяла в душу тихую радость.

На работе все шло по-прежнему. Библиотечные дамы сплетничали потихонечку, что, впрочем, совершенно не мешало им добросовестно исполнять служебные обязанности. Виктория Михайловна по характеру вовсе не являлась сторонником резких суждений, тем более строгих оценок чужих действий или поведения. Она впитывала в себя информацию, куда от этого денешься. Коллектив женский, надо понимать. А в дамском коллективе нейтральная позиция – лучшее лекарство от непрошеных бед. По крайней мере, не будет нужды выяснять отношения и участвовать в мелочных бабских разборках. И потом, какой из нее судья, когда собственная судьба давно пошла наперекосяк и неизвестно, чем вся эта веселая история под названием «жизнь» закончится. Теперь-то она твердо знает, что нельзя никого осуждать, тем более – учить, что правильно, а что нет. Ни один человек не застрахован от зигзагов судьбы. Ее личная история это подтверждает.

Виктория Михайловна в самом страшном сне не могла себе представить, что ее семейная жизнь, все, чем она жила, дышала, дорожила, разлетится стремительно вдребезги. Боль от этого не проходила уже почти семь лет. Ничто не предвещало беды, а та взяла и пришла в дом уверенной хозяйской поступью, не предупредив, не постучав. Виктория Михайловна могла теоретически допустить, что когда-нибудь наступит старость, начнут преследовать немощи и болезни, но что она потерпит крах в семейной жизни, не приходило в голову никогда и ни при каких обстоятельствах.

Семья у них была прекрасная, строилась по кирпичикам не один год. Кладка была неторопливой, надежной, как Великая Китайская стена.

Познакомились они с будущим мужем на первом курсе института. С первого дня знакомства потянулись друг к другу и стали неразлучны. Их так и прозвали в группе – Шерочка с Машерочкой. Нельзя сказать, что между ней и Аркадием случился бурный, страстный роман. Ни о какой обжигающей страсти, описанной в литературе, не было и речи. Отношения между ними с первого дня сложились ровные, скорее дружеские, чем любовные. Им это не мешало, скорее наоборот. Их объединила не любовная горячка, – общие интересы и одинаковые взгляды на многие вещи. Спокойные, доброжелательные отношения помогли избежать многих ошибок, которые свойственны влюбленным парам. Между ними не возникало беспричинных и глупых изматывающих ссор, их не терзали приступы бессмысленной ревности. Доверие и взаимопонимание были основой их взаимоотношений. Они шли по жизни вместе, смотрели в одном направлении и были вполне довольны друг другом.

Окружающие настолько привыкли видеть их вместе, что по отдельности и не воспринимали. Вокруг них кипели нешуточные студенческие страсти. Вика с Аркадием искренне недоумевали, как можно тратить время и силы на подобные глупости, когда жить само по себе интересно, здорово и нужно многое успеть. К чему портить жизнь слезами, дикими сценами с выяснениями отношений и взаимными упреками? Все это утомляет и не имеет никакого смысла.

Подружки плакались Вике в жилетку с завидной регулярностью. Она добросовестно выслушивала чужие откровения, утешала, жалела, но до конца не понимала. Да разве подвластно логике подобное поведение? Сегодня, например, несчастная девушка бьется в истерике и пытается демонстративно наложить на себя руки, потому как любимый оказался гадом, перестал замечать и откровенно ухлестывает за другой. Учеба побоку, жизнь не мила. Человек искренне и бурно страдает, за него становится по-настоящему страшно. Проходит неделя, другая, и куда все девалось! Появляется новый сердечный друг, девочка снова мчится навстречу новому счастью с широко раскрытыми глазами. Мысли о самоубийстве забыты, страдания задвинуты в пыльный угол. Человек счастлив в который раз, и при этом купается в своих эмоциях с таким энтузиазмом, что брызги разлетаются далеко вокруг. И такая дребедень без конца и начала происходит постоянно. Как будто в этом бесконечном хаосе и заключается смысл жизни.

Нечего скрывать, иногда спокойная и уравновешенная Вика задумывалась над тем, что эмоциональная сторона ее жизни отличается от непредсказуемого и рваного темпа страстей и переживаний ровесниц. В такие моменты она добросовестно старалась проанализировать ситуацию и понять, почему она умудряется сохранять олимпийское спокойствие? Наверное, это не совсем правильно. Не может один солдат идти в ногу, а вся рота не в ногу. Может быть, с ней что-то не так? Но такие мысли посещали девушку крайне редко.

После первой сессии они с Аркадием решили пожениться. Особым сюрпризом для окружающих это не стало. И родители, и друзья, и преподаватели давным-давно воспринимали их как единое целое. Наверняка сообщение о том, что они расстаются, произвело бы больший фурор. А к такому развитию событий были готовы абсолютно все. Это был вполне разумный шаг, логичное подведение итогов сложившихся и проверенных отношений. Денег у обоих не было, да и откуда им было взяться? Аркадий жил в общежитии, потому как приехал учиться в столицу из далекого сибирского села. Родители ему не помогали, кроме Аркадия в семье было еще трое детей. Подрабатывал, конечно, потому что на одну стипендию, даже повышенную, прожить было невозможно.

Виктория жила с мамой, папа умер, когда она училась в восьмом классе. Произошло все так скоропостижно, что до сих пор папина смерть не давала покоя. Обычным утром молодой и здоровый мужчина вышел из дома на работу, побежал, чтобы успеть на троллейбус. Ничего особенного, обыкновенная ситуация, от этого не умирают полные сил молодые мужчины. А папа умер. Обширный инфаркт. «Скорая», которую вызвали незнакомые люди, констатировала смерть. Папа никогда не жаловался на здоровье. Чем нелепее смерть, тем больше она порождает вопросов, на которые не находится ответов. Мама больше замуж не вышла. Вкалывала изо всех сил участковым врачом на полторы ставки, а по выходным дежурила в больнице. Все ради нее, единственной дочери. Чтобы Викуся не чувствовала себя в чем-то обделенной. У Виктории не хватило мужества ослушаться и поступить на вечерний или заочный факультет. Мама о такой учебе и слышать не желала. Так что семейные доходы были невелики. Мамина зарплата да ее стипендия. Особо не разгуляешься.

Свадьбы, в привычном понимании этого слова, у них не было. Гуляли по улицам, случайно проходили мимо ЗАГСа, увидели вывеску и решили зайти ради интереса. Зашли и подали заявление, не придав этому факту особого значения. Это было больше похоже на игру во взрослых, чем на обдуманное решение. За три дня до регистрации Аркадий будничным и ровным голосом, как бы между прочим, напомнил Виктории, что им надо найти свидетелей, и поинтересовался, не раздумала ли Вика выходить за него замуж. Девушка вдруг сообразила, что через три дня действительно истекает трехмесячный срок, который им дали в ЗАГСе на обдумывание своего решения. А она-то, растяпа, совсем забыла об этом. Может быть, потому, что после того, как они подали заявление, никогда не возникало разговоров о свадьбе, гостях, совместной жизни? Скорее, тот поступок напоминал шутку. И все же Виктория спросила себя: «А почему бы и нет?» И ответила согласием. Судьбоносный разговор происходил в студенческой столовой, ели сосиски с тушеной капустой. Они с Аркадием всегда брали одинаковые блюда. В кулинарных пристрастиях, как и в жизни, у них не было разногласий.

Свидетелей долго искать не пришлось, желающих было больше чем достаточно. Вчетвером, в повседневной одежде, балагуря и веселясь от души, зашли по тому же адресу, поставили подписи на бумагах, прослушали высокопарно-возвышенное минутное поздравление от работницы ЗАГСа и получили свидетельство о браке. Было очень смешно присутствовать на церемонии. Как будто они попали на ретроспективный показ старой советской киноленты двадцатилетней давности. Напыщенная тетка с вытравленными до цвета желтой соломы волосами, пышными формами и с широкой красной лентой через плечо выглядела ужасно и произносила громким напыщенным голосом всякие глупости. Виктория помнит, как она завороженно следила за лентой, которая топорщилась на мощной груди и ходила ходуном, словно живая.

Молодые, счастливые, беззаботные и веселые, они еле сдерживались от распирающих приступов смеха. Нахохотавшись вволю, распрощались со свидетелями, в ближайшем универсаме купили бутылку шампанского – и отправились домой. Мама, помнится, тогда переполошилась не на шутку, даже всплакнула от волнения. Но ничего, молодец, быстро взяла себя в руки, накрыла стол, достала из серванта хрустальные парадные фужеры. Так началась семья. Им не нужны были свадьба, фата, платье, золотые кольца.

Между ними с первого дня были ровные, честные, простые и понятные отношения. Сюсюканье, присущее многим влюбленным парам «солнышки», «зайки», «котики», «лапочки» и тому подобные глупости не засоряли их лексикон. Если порой и возникало недопонимание, они решали все вопросы мирно и цивилизованно. Садились вечерком на кухне, закрывали плотно дверь, чтобы не волновать маму по пустякам, спокойно разговаривали, выясняли причину, которая привела к ссоре, и больше не повторяли подобных ошибок. Их союз был идеален со всех сторон. Так она думала тогда, сейчас она понимает, что Аркадий использовал ее самым прозаическим способом. Он не любил ее никогда. Ему не нужна была любимая женщина, он не собирался строить семью. Она стала для него удобным инструментом для решения пресловутого квартирного вопроса. Благодаря женитьбе он осуществил заветную мечту – быстро и практически безболезненно стал стопроцентным столичным жителем.

Поначалу было ох как не просто. Быт, всякие ложки-вилки, диваны – это, конечно, все из области не очень высоких материй, но куда денешься? На полу спать не будешь, и руками есть не очень-то удобно.

Через год совместной жизни родился Никита, спустя два с небольшим года – Аллочка. Помогать молодой маме по-прежнему было некому. Бабушка продолжала работать. Очень трудное было время. Но учебу Виктория не бросила, правда, пришлось перевестись на заочное отделение. Так и разрывалась между детьми, мужем, домом и учебой. Одной рукой качала коляску, другой писала курсовые.

Сейчас, спустя много лет, она сама не понимает, как сумела выстоять. Крутилась как белка в колесе. Времени на сон не оставалось. Какой там сон, она дышать научилась через раз. Это с тех самых пор организм выработал привычку не тратить свободное время попусту. Спустя много лет она с необыкновенной легкостью засыпает в транспорте, в кресле перед телевизором, при каждом удобном случае. Ненадолго, минут на пятнадцать, но глубоко. Тот давнишний недосып научил ее мозг и тело отдыхать, как только появляется маломальская возможность. И все равно, несмотря на все трудности, бессонные ночи, детские болезни, вечную нехватку денег, она ощущала себя вполне счастливой женщиной. В детях она растворилась так же, как и в муже. Ей не нужны были золото, бриллианты, дубленки. У нее было высшее счастье – ее семья. Ради этого стоило жить и не жалеть себя.

После окончания института Аркадию предложили остаться работать на кафедре родного института. Глупо было отказываться от такого лестного предложения, он с радостью согласился и поступил в аспирантуру. Он, надо отдать ему должное, всегда очень много трудился. Ночами писал диссертацию и занимался параллельно переводами. Все домашние заботы Виктория взвалила на свои плечи добровольно и безропотно. Она была абсолютно уверена, что поступает правильно. Сейчас главное, чтобы Аркадий защитил кандидатскую. Это важнее, чем похвастаться перед подружками, что муж убрал посуду после ужина. Подумаешь, какая невидаль. Посуду каждый может помыть, а вот защитить диссертацию и сказать новое слово в науке не каждому дано. Она была безоговорочно уверена в таланте мужа и помогала ему всем, чем могла. У него были железный характер, воля к победе, а уж усердию и трудолюбию Аркадия мог позавидовать любой. Если он ставит перед собой цель, добьется результата непременно, каких бы усилий это ни потребовало. Пусть не сразу, но сделает это обязательно. А для достижения высокой цели можно пожертвовать какими-то мелочами, тем более что ей приятно это делать. Аркадий принимал ее жертвы как нечто само собой разумеющееся.

Помощи ждать было неоткуда. Родители Аркадия не принимали в судьбе сына ни малейшего участия. Они, видимо, считали родительский долг исполненным до конца. Сына родили, вырастили, в столицу отправили. И на том спасибо. Очень редко, обычно к праздникам, приходили коротенькие, безграмотные и маловразумительные письма от родителей Аркадия. На половинке неровно оторванного листка из школьной тетрадки в клеточку мелким, корявым почерком передавались приветы от многочисленной родни, описывалась погода и виды на урожай.

В этих странных записках издалека не было ни любви, ни страдания от разлуки, ни боли за ребенка, они были пусты, скупы и равнодушны. Аркадий начинал страшно нервничать при виде очередного конверта, Вика успокаивала мужа и добросовестно, по собственной инициативе, отвечала на каждое послание. Она не страдала оттого, что незнакома с родственниками мужа, не испытывала ни раздражения, ни дискомфорта. Наслушавшись житейских историй-страшилок, она понимала, что ей в этом отношении очень повезло. Ее ситуация гораздо выигрышнее, чем у многих сверстниц. Она не знает, что это такое, когда сварливая и вечно недовольная свекровь живет под боком или, не приведи господи, на одной территории. Сколько семей распалось просто из-за того, что свекровь бесцеремонно совала любопытный нос не в свои дела и без устали раздавала бесценные советы налево и направо.

Аркадий совершенно не скучал по своим далеким родственникам, словно их не существовало. Иногда ей казалось, что он отсек эту часть своей жизни без жалости и сожаления. Причины были неизвестны, муж не любил вспоминать свое детство. Был у него неистребимый пунктик – Аркадий стремился выглядеть стопроцентным москвичом. Он очень нервничал и злился, если ему вдруг ненароком напоминали о его происхождении. Вика мужа прекрасно понимала и не осуждала. Она твердо знала: если Аркадий так поступает, значит, это правильно. И потом, кому приятно кричать на весь свет, что он родился в деревне с названием Черные Грязи?

Через несколько лет, приложив неимоверные усилия, Аркадию удалось вступить в кооператив. Деньги собирали по рублику, да что там по рублику, по копеечке. Маме огромное спасибо, сама, не дожидаясь просьб, предложила довольно приличную сумму.

Собственная квартира. Это ли не настоящее счастье! Виктория была готова днем и ночью тереть, мыть, благоустраивать жилище. Это ни с чем не сравнимое ощущение. Она помнит, как доставала мебель по великому блату, как тащила через весь город торшер, купленный на улице Горького. Про каждую вещь в своей квартире она могла рассказать отдельную историю. Любая безделушка доставалась с огромным трудом, но приобретение нового предмета для дома приносило огромную радость. Когда детвора подросла, Виктория устроила детей в ясли-сад и пошла работать туда же – воспитательницей. Зарплата была смехотворной, но она находилась рядом со своими детками.

Потом, когда дети начали учиться, она перешла на работу в школу. В их, а вернее, в ее ситуации это был самый оптимальный вариант. У нее было минимальное количество часов без классного руководства. Завуч прекрасно понимала ее проблемы и всегда шла навстречу, дай ей Бог здоровья. Поэтому дети не страдали от недостатка внимания и заботы. Зарплата, конечно, была не ахти, но в тот момент эти рубли ох как пригодились. Время шло, дети подрастали и радовали своими успехами. Жизнь была не очень легкой, но понятной, ясной и счастливой.

И сын, и дочка учились хорошо, в меру шалили. Естественно, Аркадий дороги в школу не знал. Он подчас забывал, в какой класс переходят сын или дочка. Школа, родительские собрания, общение с учителями и друзьями детей, сборы и отправка в летние лагеря отдыха, разнообразные секции – все это было ее единоличной заботой. Муж тем временем защитился, начал преподавать и серьезно задумываться уже о докторской диссертации. Именно тогда Аркадий настоял, чтобы она уволилась с работы. Она, как всегда, не стала возражать, подчинилась его желанию.

Вспоминая о своей жизни, Виктория Михайловна ни о чем не жалела. Она не считала себя жертвой. Она и по сей день была твердо уверена, что главное предназначение женщины – создание семьи, рождение и воспитание детей. Это самое важное, и никто ее не переубедит в обратном. Семья – святое и вечное понятие. Жить интересами любимых людей, доставлять им радость, сохранять взаимопонимание, согревать их заботой и любовью стало смыслом ее жизни. Она бы и сегодня делала это с не меньшим энтузиазмом, только самые близкие, родные и любимые люди перестали в этом нуждаться.

Гром грянул, как всегда, неожиданно. Виктория Михайловна стала замечать, что Аркадий стал нервным и необыкновенно раздражительным. Возвращался домой поздно, не интересовался успехами детей, семейными новостями и проблемами. Поужинает, перекинется нехотя парой дежурных фраз, полистает газеты – и отправляется на боковую. Она оправдывала поведение мужа, сочувствовала ему. Как же, он так загружен, в институте обстановка нездоровая, постоянно плетутся интриги. Честному и бескомпромиссному человеку без связей и блата очень трудно выдержать. Дожалелась, что называется, допонималась.

Аркадий выбрал замечательный момент, чтобы нанести сокрушительный удар, наверное, долго готовился. В тот черный вечер детей не было дома. Муж дожевал ужин с недовольным видом и вместо того, чтобы залечь на диван с газетой, обронил: «Нам надо поговорить». Как она обрадовалась тогда. Думала, что снова, как в старые добрые времена, они допоздна просидят вдвоем на кухне, будут говорить о всяких важных и не очень делах. То, что она услышала, поставило крест на всей жизни, надеждах и мечтах.

– Видишь ли, – почему-то пряча глаза, произнес Аркадий, – нам с тобой необходимо развестись.

Виктория Михайловна ожидала услышать что угодно, только не эти слова. Она сначала решила, что ослышалась. Если честно, она не поняла, что вообще происходит. Развестись? Почему? Зачем? У них такая замечательная, практически идеальная семья. Они прожили восемнадцать лет в мире и согласии. А это, между прочим, не фунт изюма. Между ними не было ссор, недопонимания, истерик. У них уютный дом, прекрасные дети, идеальные взаимоотношения. О каком разводе может идти речь?

– Да, – твердо и решительно произнес Аркадий, не давая ей опомниться, – нам надо развестись.

Виктория Михайловна все равно не понимала, что происходит. Она даже заплакать не смогла от боли и леденящего ужаса, который сковал ее от этих страшных и непонятных слов. Что случилось с Аркадием? Что он такое говорит?

– Я знаю, я виноват. Но ты меня понимаешь, как никто другой. Тебе будет тяжело, но ты, как человек здравый и адекватный, должна понять одну простую вещь. – Аркадий продолжал говорить с преподавательскими нотками в голосе, но она уже потеряла нить разговора. Потрясение было настолько сильным, что Виктория Михайловна вдруг осознала, что испытывают люди после контузии. Она видела, как у мужа шевелятся губы, понимала, что он пытается ей что-то объяснить, но слов не слышала. Звуки, родные запахи, уютная кухня – все потеряло смысл и стало каким-то вторичным, почти нереальным. У нее неожиданно начался страшный приступ головной боли, и она окончательно перестала соображать.

Когда Виктория Михайловна очнулась, Аркадий, не обращая внимания на ее состояние, продолжал говорить. Она прежде не замечала за ним такой горячности. Отупевшим взором она смотрела на мужа и понимала одно – это конец всему. Все, что создавалось годами, за что она боролась, не щадя сил, чему она посвятила свою жизнь, ему не нужно. Она, по его понятиям, пошлая мещанка, утонувшая в бытовых проблемах. Она редко ходит в парикмахерскую, не следит за модой, превратилась типичную и недалекую домохозяйку. Какой халат? Она дома ходит в велюровом брючном костюме, вполне современном, летом в шортах и майке. А, это мы изъясняемся фигурально. Почему-то халат обидел тогда больше всего. На некоторое время чувство обиды помогло собраться с силами, но ненадолго. Из всего, что она услышала, она поняла одно – Аркадий встретил настоящую любовь и не собирается тратить остаток жизни на нее, безмозглую клушу, обабившуюся, стареющую тетку, утонувшую в борщах.

Все оказалось проще простого. Ее муж влюбился в молоденькую студентку. Это настолько перевернуло его взгляды и принципы, что он твердо решил одним махом изменить жизнь, вернуть молодость, а заодно отравить дальнейшее существование ей, безропотной и жертвенной. Утомила она его своей покорностью и готовностью к ежедневным подвигам. Захотелось мужику на старости лет неземных страстей. Не избежал искушения. Лучше бы это случилось в самом начале их совместной жизни. Но сейчас, на пороге сорокалетия, когда не было уже ни сил, ни желания выстраивать новые отношения, это оказалось катастрофой. Он бросил ее таким подлым образом, что подлее не бывает. Хорош, нечего сказать. Семнадцать лет сладко ел, мягко спал, занимался исключительно собой любимым, а теперь, выходит, надоело. Предательство в высшем его проявлении. А что будет с ней, он подумал? Как дети воспримут и переживут его поступок? Он говорил и говорил, и все его слова были только о собственных чувствах и желаниях. Ощущения и страдания остальных не имели ни малейшего значения.

Ни слова не говоря, Виктория Михайловна встала со стула, добрела до спальни и рухнула на свою половину кровати. Ей страстно хотелось одного – забыться, а потом, когда она откроет глаза, рядом будет лежать муж, ее понятный и любимый Аркашечка, которого она знает и чувствует до беспредельности, которому посвятила всю себя. Так не бывает. Нельзя разом предать все, что они пережили вместе. Ладно, он ее разлюбил. Так иногда бывает. Сердцу, как говорится, не прикажешь. Но ведь есть еще очень много других обстоятельств. Как можно отречься одним махом от воспоминаний молодости, стремлений, общих желаний, детей? Ей этого не понять никогда. «Ничего-ничего, – уговаривала себя Виктория Михайловна, – Аркадий просто устал. Так бывает. Наверняка у него был не самый удачный день, вот и попытался сорвать злость на самом близком человеке. Какая может быть необыкновенная любовь в их возрасте, когда безумные страсти давно отполыхали? Весь кошмар растает, останется там, во вчера, и окажется неудачной выходкой или дурной шуткой».

Чуда не произошло. Аркадий лег спать в гостиной, а утром, чуть свет, не позавтракав, не сказав ни слова, ушел из дома.

Потом началось страшное и невообразимое. У нее не было сил сопротивляться, доказывать собственную правоту и тем более бороться за то, чтобы Аркадий изменил свое решение. Когда расходятся двое, прожившие вместе целую и довольно благополучную жизнь, у окружающих возникает настоящий шок. Как так? Почему? Прекрасная пара, они так подходят друг другу, ничто не предвещало беды. Взрослые, замечательные дети, дом – полная чаша, дача, машина.

Но как бы ни объясняли свое решение бывшие супруги, какие бы аргументы и доводы ни приводили, все будет неправдой. Истинную причину знают только двое. Никакие словесные кружева не помогут посторонним людям разобраться в крахе семьи. Когда страсти поулеглись и к Виктории Михайловне вернулась способность соображать и анализировать, она многое поняла и сделала правильные выводы. Нельзя сказать, чтобы эти умозаключения сделали ее счастливой, но они помогли ей остаться на плаву, не сойти с ума, заставили ее по-новому взглянуть на многие вещи.

Итог был крайне неутешительный. Гордиться было нечем. Она осталась ни с чем. Дети выросли и в ее тотальной заботе больше не нуждались. Муж предал, ушел к другой женщине. Подруг, не считая Костроминой, она растеряла, поскольку была предана семье, и только ей одной. Кроме членов родительского комитета, она за последние лет пять ни с кем не общалась. Умирать было еще рано, а жить не хотелось. Страшное время. Сначала помогали держаться на плаву дети и забота о них. Но очень скоро дети стали по-настоящему взрослыми и отправились друг за другом в самостоятельное плавание. Сколько бессонных ночей она пережила, сколько пролила горючих слез! Дети на удивление легко восприняли папино решение. Никакой личностной трагедии. Они не встали в позу, не отреклись от отца. За это им огромное спасибо. А с другой стороны, такое отношение ранило очень больно, особенно поначалу.

Когда Аркадий решил радикальным способом изменить свою жизнь, поневоле пришлось задуматься о работе. В школу она возвращаться не хотела. В то время у нее не хватило бы сил для такой работы. Там надо гореть каждый день, отдавать себя полностью, без остатка, а отдавать было нечего. Она была опустошена, уничтожена, раздавлена, она не соображала, что делать и как жить дальше. Да и забыла многое за эти годы. В голову приходили мысли крамольного характера. То ли в няньки податься к нуворишам, то ли полы пойти мыть. Она не знала, что делать, каким образом найти достойную работу. Газеты пестрели заманчивыми объявлениями, которые в основном преследовали цель надуть и околпачить неискушенных граждан. Помог случай. Совсем рядом, через два дома от них, открыли новую библиотеку. Виктория Михайловна заглянула туда ради интереса – и осталась на долгие годы. С филологическим образованием ее с удовольствием приняли на должность библиотекаря-библиографа. Зарплата, конечно, не ахти. Зато рядом, можно прибежать домой в обеденный перерыв, детей накормить и проконтролировать.

Рухнули в одночасье все понятия и жизненные устои, ее загнали в угол с потрясающим цинизмом и подлостью. Спасибо, что у мужа хватило благородства, если это слово можно употребить по отношению к нему, не претендовать на жилье. Ушел красиво, по-джентльменски, с одним чемоданчиком. А чего ему было не джентльменить? Девочку он подобрал себе не из простых, и, как подозревала Виктория Михайловна, его поступок был замешан не на любовной, а исключительно на меркантильной основе. Уж больно честолюбив был ее Аркадий, ему всегда хотелось достичь всего и сразу. Он и повышенную стипендию в студенческие годы зарабатывал не из-за того, что жрать было нечего, а чтобы доказать всем, на что способен мальчик из далекой провинции. Он всегда стремился доказать москвичам, что он лучше, умнее, работоспособнее их.

Кроме молодости, у новой жены Аркадия много чего было. Папа – целый заместитель министра, мама – дочь знаменитого писателя. Когда-то, в далекой молодости, Аркадий сделал ставку на науку, чтобы добиться успеха и жить красиво. Но капризная судьба сыграла с ним довольно злую шутку. Наука отняла много сил и времени, требовала постоянной любви и внимания, а результат по нынешним временам оказался аховым. Нынче ученые не в цене и не в фаворе. Зарплата небольшая, госдачи не выделяются, персональные автомобили, как и Госпремии, налево и направо не раздаются. Гранты получают только очень талантливые или удачливые. А с талантом у Аркадия все оказалось не так просто. Никакого нового слова в науке он не сказал. Не заметили корифеи от науки стараний добросовестного провинциала. Женившись, он сделал очень грамотный ход. Убил всех зайцев разом. Его жажда жить красиво и широко осуществилась. А то, что за бортом остались первая жена и дети, никого не интересовало. Аркадия – в первую очередь.

Из ночи в ночь Виктория Михайловна терзалась разными мыслями, которые не давали заснуть. Она многое поняла за это время. Чем больше думала, как такое могло случиться, тем яснее виделись многие вещи, на которые она раньше не обращала внимания. Постепенно, не сразу, обида начала отступать, пелена спадала с глаз. В один прекрасный день, а вернее, ночь, она вдруг отчетливо поняла, что винить, кроме себя, в сложившейся ситуации некого. В этом выводе была беспощадная правда жизни, но умозаключение, рожденное бессонными ночами, помогло ей выжить семь лет назад.

Она растворилась в жизни любимых людей, подчинила себя полностью семье, отдалась процессу самозабвенно, без остатка. Это очень хорошо и правильно. Только она забыла одну простую вещь. Ее жизнь, лично ее, неповторима. Ее не научили любить себя, единственную. Ей внушали с рождения, что она должна. Должна хорошо учиться. Должна принести фантик от конфетки домой, если по пути на улице не попадется мусорная урна. Должна получить высшее образование. Должна создать семью, родить и воспитать детей. Должна ухаживать за мужем и детьми, должна оберегать свой дом. Мама, конечно, заблуждалась. Но ее-то голова садовая где была? Она – личность, неповторимая в своем роде. Да, она не написала симфонию и не стала звездой вселенского масштаба. У нее другое предназначение. Только вот какое? Она утратила память об этом в жизненной гонке. Ей казалось, что она все делает правильно. А это непростительно. Она прочитала огромное количество книг, общается с людьми, смотрит телевизор, в конце концов. Почему, ради чего она разрешила загнать себя в угол? Виктория Михайловна вдруг поняла, что и любви на самом-то деле в ее жизни не было никогда. Аркадий – первый и единственный мужчина. И что? Она никогда не парила в эмпиреях, не получала подарков, не купалась в неге и ласке. Супружеский долг ее муж исполнял исключительно ради собственного удовольствия. Она, прожив столько лет в браке, осталась неразбуженной и наивной, как до замужества.

Ей, конечно, попадались в руки всякие женские журналы, от коллег приходилось выслушивать необыкновенные по эмоциональному накалу страстей истории. Раньше, до того, как ее предали, она только снисходительно усмехалась в ответ. Виктория считала, что многие придают слишком большое значение такой довольно неувлекательной стороне отношений, как постель. Все, что касалось интимных отношений, для нее, матери двоих взрослых детей, осталось тайной за семью печатями. А теперь она все чаще стала задумываться о том, что женского счастья так и не познала.

Она воспринимала постель как необходимый атрибут семейной жизни. Ей, прожившей столько лет в счастливом, как она считала, браке, до сих пор было непонятно, почему люди ради такой глупости готовы свернуть горы. Она что-то пропустила в этой жизни. Поезд под названием «любовь» ушел давным-давно в неизвестном направлении без нее. Время прошло, и ни к чему на старости лет смешить людей. А сердце не подчинялось логике и ныло с завидным постоянством. Помнится, она даже к врачу сходила как-то раз по поводу болей в сердце. Кардиограмма оказалась прекрасной, и Виктория Михайловна перестала об этом думать.

Ему, бедному сердечку, не кардиолог был нужен в этот момент, ему просто-напросто не хватало любви. Обыкновенной любви, простой или сложной, не важно. Но сердце томилось, страдало и умирало без этой проклятой любви. Корвалол не помогал. А сверхпорядочная Виктория Михайловна не понимала, отчего так бьется сердце, когда она смотрит хороший фильм про любовь или читает книгу, в которой герои любят, страдают, ревнуют, совершают головокружительные глупости ради того, чтобы быть вместе, рядом и навсегда. Это было захватывающе, но словно в другой, сказочной жизни. Голливуд правильно назвали «фабрикой грез». У них там, за океаном, совсем другие проблемы. Ее история не вписывается в блистательный сценарий с хорошим концом. У нее все получилось как-то неправильно. Начало было отличным, а итог оказался неутешительным. Только выжженная пустыня вокруг. Песок забивает глаза, уши, не дает дышать, убивает безжалостно.

Книги и кино – это, конечно, здорово, можно и слезу пролить на досуге, но на самом деле существует жестокая действительность, в которой на зарплату библиотекарши надо ох как покрутиться, чтобы умудриться заплатить за квартиру и еще прикупить кое-чего на ужин. Жизнь превратилась в жесткий кроссворд под названием: «Изворачивайся, как сможешь». И Виктория Михайловна крутилась изо всех сил, не кляня жизнь и не жалуясь на судьбу.

Душа болела за детей. Она понимала, что не в состоянии помочь своим ласточкам материально, и эта мысль сводила ее с ума. К сожалению, настали на дворе такие времена, когда мудрые советы стали не очень надежным подспорьем. Формула проста: хочешь помочь – давай бабки. А с бабками как раз было не очень.

Она давно простила Аркадия. Понять не смогла, если честно, но простила. На сегодняшний день его предательство не являлось для нее самой большой бедой. Все уже давно отболело. Больше тревожила в ту пору мысль, что она оказалась несостоятельной материально как раз тогда, когда дети нуждались в конкретной помощи. Особенно тяжело было в первые одинокие годы. Когда она начинала об этом вспоминать, у нее портилось настроение. Она не меркантильна от рождения, но в такие минуты Виктории Михайловне хотелось быть богатой. Не для себя, для своих детей. Счастье великое, что ребята довольно быстро стали самостоятельными. Но пока это произошло, пришлось похлебать лиха. Аркадий не отказывал в помощи. Но каждый раз при встрече ей приходилось выслушивать длиннющие нотации и нравоучения, что она ни к чему не пригодна, не умеет жить, не способна правильно распоряжаться деньгами. Поэтому к бывшему мужу она обращалась только в крайнем случае. Всего-то два раза. И вспоминать об этом у нее не было ни малейшего желания.