Читать книгу Обостренное чувство независимости - Наталья Любина - Страница 2

Глава 1
Глазастая

Конец марта 1950 года в Гурьевской области Казахстана выдался холодным и сырым. С Каспия дул промозглый ветер, но в квартирке Гудковых на нефтепромысле Макат было тепло и уютно. В семье царило нервное напряжение-Шурка, или как ее называли в школе Александра Федоровна, рожала. Несмотря на поздний час, никто не спал, кроме мужа роженицы, капитана Пищика Петра Ильича. Тот со своими товарищами уже «обмыл» предстоящее событие, пожелав супруге успешных родов.

Мария Петровна, мать Александры, тоже волновалась:

– Валька, сбегай-ка в больницу, узнай, как там дела?

Худенькая первоклассница Валентина сунула босые ноги в калоши и выбежала на улицу.

– Ох, ох, хо! – завздыхал дед Петр Платонович, поднимаясь с кровати.

– Никитична, долго что ль нам ждать? Есть хочется, – обратился он к своей жене, белобрысой старушке с гладко зачесанными волосами и серыми умными глазами.

– Я сказала, – проворчала женщина в ответ, – родит вечером 27, не раньше. Потерпи, скоро уж…

На пороге появилась Валя и отрицательно покачала головой.

– Ну все, – проскрипел старик, – уже и ночь на дворе…

Пойду помогать бабе разродиться.

– Старый пень! Чем ты можешь помочь? – засмеялась Ольга Никитична.

– Да хоть палкой по углам побью, девчонка испугается да и выскочит на свет божий.

– Да почем ты знаешь девчонка это будет или хлопец?

– Уж я-то знаю, – усмехнулся старик и стал надевать резиновые сапоги – самую дефицитную обувь в непогоду.

– А может сегодня число не то? – произнесла Мария Петровна, глядя на отрывной календарь.

Шустрая девчушка встала на стул, оторвала листок:

– 27 марта, – произнесла Валентина, – День театра.

– Точно, артистка родится, – засмеялась Никитична.

Дед вышел, а в комнате воцарилась тишина. Под мерное тиканье ходиков засопел на сундуке Колька, самый младший член семьи, родившийся после гибели отца на фронте. Валюшка тоже раззевалась, положив голову бабушке на колени. Ольга Никитична привычно перебирала спицами шерстяную нить – вязала теплые носки мужу, который после Первой мировой стал страдать артрозом. Мария вышла во двор закрыть хлев, в котором жевала душистое сено кормилица семьи – холмогорская корова Марта.

За окном мелькнула тень: «Эй, сони, просыпайтесь! У нас приплод! Девка у нас родилась. Три шестьсот вес. Медсестра сказала.

Еще сказала:

– Глазастая такая! Глазищами так и сверкает. Петька, давай бутылку, ты сегодня уже не шаляй-валяй, а отец семейства!»

Мужчина вытащил из-под кровати пол-литровку «Московской».

– Да погоди шуметь-то, – замахала руками Мария, – а Шурка-то как?

– А что ей сделается? Как все бабы, спит давно.

– Разливай, зятек!

– За кого пить-то будем? – Ольга Никитична поглядела на офицера, – глазастая-то кто по имени будет?

– Как кто, ясно, – ответил молодой отец, – Наташка она.

Так мир пополнился еще одним человечком – глазастой Наташкой, чья история жизни станет сюжетом нашего произведения.

Глава 2
Родословная

Как попала русская семья в этот забытый Богом нефтепромысел средь белых соленых озер в полупустыне – это отдельная история. Главой многочисленного семейства был хромоногий Петр Платоныч Королев. Какого роду-племени он и сам не знал. Отец его, скотник Платон, всю жизнь пробатрачил на новочеркасского помещика по кличке «Король», а мать мальчишка не помнит и дальше Кривянки света божьего не видел. Не ел малец ни ананасов, ни рябчиков, а вырос сильным и здоровым парнем на Донском берегу под завывание степного ветра.

Сам Король юношу любил, привечал, ценил его как хорошего работника и часто говаривал:

– Петька, нет у меня детей. Помирать буду-все тебе отпишу. За преданность своему хозяину так и прозвали работника Королев, а вскоре и женился батрак на сероокой красавице Ольге.

Но грянула Первая мировая и забрили молодца в армию, осталась молодая женщина одна. Поголодала месяц, другой, а потом подалась в Новочеркасск и устроилась в дворянской семье горничной. И все бы хорошо, да одно плохо- приглянулась она сынку хозяина Алексею Плотницкому, что приехал в родные пенаты на побывку.

Вскоре красавица казачка стала любовницей фронтового офицера. Влюбленные все ночи проводили вместе, клялись в верных чувствах и приняли решение в следующий приезд дворянского сыночка обязательно пожениться. Укорять в измене жалмерку никто не мог, от мужа с фронта уже год как не было вестей.

От страстной любви к поручику женщина понесла, пришлось вернуться домой.

Поздней ночью в жарко натопленной баньке станичная повитуха приняла роды-родилась девочка.

А куда с ней? Умные люди подсказали: «Сдай, говорят, девчушку в приют, авось от голода не пропадет». Послушала людей молодая мать да и снесла ребенка в богоугодное заведение. А тут и с фронта донские казачки стали возвращаться, и Королев Петр вернулся в родную Кривянку. Зажили с Ольгой семейно, как прежде, только Бог не давал им детей.

Не выдержала укоров мужа молодая жена да и покаялась в содеянном.

Мужчина рассудил правильно: «Пойдем в приют и заберем девчушку. Она же твоя дочь – это лучше, чем брать на воспитание чужого ребенка.»

Глава 3
Семейная

Разговор с начальницей приюта огорчил супругов. Ольге честно признались, что им не удалось выходить новворожденную, девочка скончалась на следующий день после поступления в детдом. Но Петр без ребенка домой возвращаться не хотел.

– Идите и выбирайте любого, – услышали они ответ от заведующей – мы будем только рады. Детей в приюте оказалось много, и все они хотели к папе с мамой, дергали за одежду, просили хлеба, денег. Только одна из них ничего не просила. Черноглазая девчушка с копной кудрявых волос – то ли армянка, то ли цыганка… На ней и остановили свой выбор станичники.

Девочку звали Машей. Вшивая, голодная, худая, она требовала материнского ухода.

Отсутствием аппетита девчушка не страдала и ела все подряд. Но однажды, наевшись селедки, Маша стала странно себя вести. Когда с ребенка стянули трусики, то увидели извивающегося полуметрового солитера.

Девочка росла упрямым и непослушным ребенком, а главное- всегда умела за себя постоять, и Ольге приходилось извиняться перед родителями за синяки и царапины, которые щедро раздавала обидчикам строптивая цыганка.

В восемнадцать лет гордая красавица вышла замуж за большевика партийца Гудкова Федора Фомича. Через год у них родилась девочка, которую назвали Екатериной, потом появилась Александра. А Федор все мечтал о сыне, но перед войной в 1941 году родилась третья девочка, и спустя несколько месяцев Мария почувствовала, что вновь беременна. Гудкова забрали на фронт и четвертый ребенок в семне – это уже большая обуза. Что только не предпринимала женщина, чтобы избавиться от плода, но все равно пришлось рожать. На этот раз родился мальчик, но ему не суждено было увидеть отца. Федор Фомич Гудков погиб, защищая Москву, в неравном бою советской конницы с немецкими танками. Прямое попадание танкового снаряда разнесло на мелкие куски тело донского казака.

Несмотря на то, что дети остались без кормильца, девочки тянулись к знаниям, и Екатерина, и Александра вскоре стали студентками Новочеркасского учительского института.

От одного корня сестры, а между собой не ладили. Екатерина бала жадновата и, пользуясь старшинством, часто помыкала Шурой.

Однажды в запальчивости старшая сестра произнесла:

– Ты еще приползешь ко мне за милостыней!

– Этого никогда не будет! – рыдая, крикнула Шура и выбежала на мороз. Эту обиду женщина пронесла через всю жизнь. Сестры помирились лишь перед самой смертью.

Глава 4
Советская

Федор Фомич Гудков был личностью одиозной, но грамотной. Кроме того, сбежав с фронта, поспешил вступить в партию. Поэтому, когда стал вопрос о председателе колхоза, все станичники, как один, подняли руки за молодого напористого большевика. Колхоз организовали, но селяне жаловались правительству и лично Сталину на голод в семьях, и в 1929 году в газете «Правда» появилась статья Иосифа Виссарионовича «Головокружение от больших успехов», в которой глава государства указал на «перегибы» в организации колхозов, отметив, что коллективизация – дело добровольное.

И понесли кур-гусей единоличники домой, за уздцы повели в родной хлев коней, погнали коров к забытому корыту.

Был колхоз – и через три дня его не стало. А Гудкова сняли с должности председателя колхоза, арестовали и по приговору уважаемый партиец стал строить Беломоро-Балтийский канал. Правда, рук он не опускал и строчил просьбы во все инстанции, в том числе и к самому Сталину.

Справедливость, в конце концов, восторжествовала, арестанта помиловали, но дали от партии наказ: поручили бывшему организатору новое дело – ехать в далекий Казахстан и облагораживать города и поселки нефтяников, озеленять степь, разводить сады и парки на солончаке. Так ростовский казак оказался в областном городишке Гурьеве, который расположился на реке Урал, и одной частью населенный пункт находился в Европе, а другая половина города относилась к Азии.

Ну что ж, работка не пыльная, стал Федор Фомич разбивать клумбы на территории санатория, рассаживать сирень да шиповник, и даже женщину себе нашел, позабыв о красавице жене, двух дочурках и малолетнем сыночке Ванечке.

А семье было нелегко. Сложенный из камня просторный дом колол людям глаза. И конь был Хопро, и коровка – все, как у всех, но посчитали, что семья прежнего председателя колхоза богатая и на собрании постановили – раскулачить. Степан Есаулов – новый председатель колхоза был страстно влюблен в Марию, но женщина отвергла ухаживания мужчины-дома трое детей, не до любви, и тогда новый хозяин станицы решил отомстить гордячке. Однажды Степан подстерег женщину с ведром зерна, когда та возвращалась с колхозного поля.

Не она одна ходила разгребать мышиные норы, чтобы наварить каши голодным детям. Но женщину арестовали и сослали в Сибирь на лесоповал.

А потом председатель решил извести ненавистное семейство под корень. До сих пор семейство Гудковых благодарно комсомольцу Акулову, который под покровом ночи прибежал предупредить стариков о грозящей им беде. Старики мигом собрались, одели потеплей трех детей и пешком подались в соседнее село Бессергеновку, что расположилось на берегу Дона.

Там в старой хатке дальних родственников они и решили перезимовать.

Глава 5
Голодная

Зима 1932 года выдалась и холодной, и голодной.

Печь подтапливали валежником, сухим камышом. Пока Дон не стал, таскали рыбку на мелководье. Когда дед в силок поймает перепелку или голубя – радость всему семейству. А вот с хлебом было туго, чтобы купить хлебушка, нужны деньги, а их негде было заработать. Ездили на базар в Новочеркасск, торговали пемзой, сухой рыбой, степными травами. Голодные Катька и Шурка тянут по рынку возик со всяким барахлом, а вокруг бойко идет торговля. Среди орущих молодой армянин держит в руках кожаные сандалии и кричит: «Сандал! Сандал!»

Голодная Шура бормочет: «Я бы и сандалов поела. Кушать очень хочется.»

К весне особенно стала донимать нищета. Дети начали пухнуть с голода. Ванечка уже не слезал с печи, встать на ноги у мальчонки не было сил. А Шурка в поисках пищи отправлялась на знакомый рынок, нет-нет кто-нибудь и подаст кусок хлеба. Но везло не всегда, однажды с девчонкой случился голодный обморок. Среди зевак оказалась добрая женщина – жена офицера. Она привела нищенку к себе домой. И с тех пор стала подкармливать «Шапочку», так называли Шуру за кудрявые цыганские волосы. Но мальчика спасти так и не удалось. Ребенок погиб от водянки. Дед, не утирая бегущих по морщинам слез, снял трупик с печи. Нашли кусок старой клеёнки, замотали, как мумию, отнесли на берег Дона и похоронили под высокой раскидистой сосной.

Но, когда Шура не стала на ноги, то Ольга не постеснялась и обратилась к сердобольной офицерской жене. Та помогла определить девочку в больницу, где врачи выпустили воду из организма, сделав надрезы над щиколотками ног.