Читать книгу Тень доктора Кречмера - Наталья Миронова - Страница 6
Глава 4
ОглавлениеЭто был последний счастливый вечер. Уже на следующий день Лора потащила Колю на съемки. Как местная «Мисс Очарование» она должна была позировать в рекламном буклете отеля «Рэдиссон-Лазурная».
Вера ехать отказалась.
– И правильно, – поддержала ее Лора. – Съемки – это скука смертная. Но ничего не поделаешь, работа!
Они много снимали – и на фоне отеля, и на фоне моря, и в интерьерах, и у бассейна, и у фонтана. Лору снимали в бикини, в легком сарафане, в деловом костюме, в платье-коктейль, в вечернем туалете, причем с ней работала, заметил Коля, целая бригада профессионалов. Он маялся со скуки и не понимал, что здесь делает.
– Ничего-ничего, – щебетала Лора, – ты потом поможешь мне просмотреть материал и отобрать лучшее.
Коля усомнился, что право решать будет предоставлено ей.
– Ошибаешься! – гордо возразила Лора. – Я тоже имею право голоса. По контракту! Без моего окея ни один снимок не пройдет.
Съемки растянулись на весь день. Коля тоже предложил несколько ракурсов, чтобы не сидеть совсем уж без дела, и кое-что из его предложений было принято.
– А ты, парень, соображаешь, – одобрительно заметил режиссер. – Приходи на монтаж.
Настал вечер. Коле хотелось поскорее вернуться к Вере, но Лора потащила его в какой-то кабак перекусить, пообещав, что там «круче, чем у Ашота». Он попытался было отказаться, но она обиженно надула губки:
– Не могу же я идти одна! – и потянула его за руку с очаровательной улыбкой капризного ребенка, не привыкшего встречать отказ.
Это было шумное заведение, но не честная дискотека, как у Ашота, а какой-то клуб для избранных идиотов, как мысленно окрестил его Коля. Ему хотелось уйти, но его разморило, он отупел от жары и безделья за весь этот долгий бессмысленный день, да к тому же зверски проголодался.
У Лоры тут были бесчисленные знакомые, и Коля подумал, что она вполне могла бы справиться и без него, но он привез ее сюда на дяди-Витином «жигуленке» и теперь должен был везти обратно домой. В помещении было сильно накурено, еда показалась ему невкусной, напитки – слишком крепкими. Он хмуро торопил Лору, но ей непременно нужно было поговорить с кем-то, потом еще с кем-то, и они выбрались на улицу уже в двенадцатом часу ночи.
И тут дорогу ему заступили трое качков с классической просьбой дать закурить.
– Не курю, – дал классический ответ Коля, оценивая их данные и вспоминая все, чему его когда-то учили на занятиях карате.
– Что, москвичок, на наших девочек заришься? – спросил самый высокий из подошедших, тощий и жилистый.
– Ребята, я не при делах, – ответил Коля. – Я здесь отдыхаю, ваших девушек не трогаю.
Бесполезно. Они были заточены на драку. Первый удар он блокировал предплечьем, одновременно толкнул Лору к себе за спину, развернулся и сбил второго нападающего подсечкой.
Но третий все-таки достал его мощным ударом в живот. Коля согнулся, краем глаза уловил движение сбоку и сумел-таки перебросить парня через себя, используя его инерцию. Ему никак не удавалось отдышаться, но он достойно принял и парировал еще несколько ударов, как вдруг у него за спиной раздался пронзительный Лорин визг.
Чувство самосохранения подсказало Коле, что не надо оборачиваться сразу. Он не был фанатиком восточных единоборств и ходил на занятия, когда еще учился в МАИ, исключительно из практических соображений: хотел овладеть приемами самообороны. Сейчас эти уроки ему пригодились. Он вырубил двоих – длинного и коренастого.
Наконец обернувшись, он разглядел третьего. Этот тоже был довольно высокий, с накачанными мускулами. Он стоял, обхватив Лору согнутым локтем за шею и приставив нож к ее горлу. Другой рукой он тискал ее грудь и рвал на ней платье.
– Я т-те морду-то разукрашу, падла, – бормотал он, – родная мамаша не узнает.
Лора продолжала верещать не умолкая. Удивительно, но никто не вышел на ее крик из заведения, которое они только что покинули. Конечно, внутри гремела музыка, но все-таки они дрались у самого порога, кто-то же должен был услышать!
Коле вся эта бодяга надоела, и он решил рискнуть: применил прием, который раньше видел только в кино.
– Брось нож! – крикнул он, чтобы отвлечь внимание, одновременно подпрыгнул и ударом ноги вмазал парню по скуле. Лора вырвалась и проворно осела на землю.
Удар прошел по касательной, но парень, не ожидавший нападения со стороны вооруженной руки, выронил нож, повернулся вправо и раскрылся. Коля достал его джебом – боксерским ударом в корпус – и швырнул об стену, по которой парень медленно сполз.
Лора безудержно рыдала.
– Пошли, – позвал ее Коля. – Я отвезу тебя домой.
– Как я поеду домой в таком виде? – выдавила она из себя между икотой и всхлипываниями. – Мама с ума сойдет.
Платье на ней было разорвано до самого пупа, волосы, сколотые на голове замысловатым узлом с торчащими во все стороны прядками, растрепались, косметика размазалась, но никаких других повреждений Коля не заметил. Тем не менее Лора настояла, чтобы он отвез ее обратно к вагончику возле «Рэдиссон-Лазурной», где она переодевалась во время съемок.
Умываться пришлось в фонтане, и Коля тоже воспользовался этой возможностью. Потом они забрались в вагончик. Коля хотел подождать Лору снаружи, но она цеплялась за него и не отпускала. И там, в вагончике, случилось то, что, как он понял гораздо позже, неизбежно должно было случиться. Не переставая плакать, Лора жалась к нему, он принялся ее успокаивать и сам не заметил, как чисто братские объятия и ласки переросли в нечто большее.
С ней было неизмеримо проще, чем с робкой, зажатой, неопытной Верой. Лора была искушенной, умелой и ничего не боялась. А главное, она знала, на какие кнопки нажимать. Она щекотала его своими длинными локонами, гладила и ерошила ему волосы, жарко дышала в ухо, прижималась к нему обнажившейся в разорванном платье грудью и животом. Он потерял голову и очнулся, когда было уже слишком поздно. Все случилось как будто само собой.
Придя в себя, Коля уставился на нее в ужасе.
– Как мы посмотрим в глаза Вере?
– А что, собственно, такого произошло? Ты что, девственность потерял?
Заметив настороженность в его глазах, Лора тут же сменила тактику. Она снова прижалась к нему, принялась гладить волосы, уши, шею, жарко шепча:
– Мы пережили такой ужас, у нас был стресс, нам же надо было разрядиться. Не говори ей, она и не узнает. Все нормально. Ты такой молодчина! Как ты их раскидал! Я так испугалась! Я думала, он меня изуродует. У нас в прошлом году одной девушке кислотой в лицо плеснули, – представляешь, какой кошмар?!
Коля поверить себе не мог, но это случилось еще раз. Он овладел ею грубо, жадно и примитивно, словно изголодавшись по сексу. Уже ближе к рассвету, подавленный и мрачный, он повез Лору домой. Вера и Лидия Алексеевна не ложились, ждали их. Коля хотел отделаться двумя словами, но Лора расписала все в красках: как на них напали трое с ножами и кастетами, как Коля мужественно ее защищал, как ей пришлось заехать в «Рэдиссон», чтобы сменить разорванное платье.
– Ты их знаешь? – внезапно спросила Вера.
Лора замешкалась.
– Ты о чем? О ком? Откуда? – Ее голос стал визгливым.
– А откуда они знали, что я москвич? – вдруг вспомнил Коля.
– Ой, ты не представляешь, какая в Сочи мафия! Они все про всех знают.
И Лора воровато огляделась по сторонам, словно мафия пряталась у них за шкафом.
– Хватит, – вмешалась Лидия Алексеевна, – всем пора спать. Идем, Лорочка, я тебе горячую ванну налью.
– Ты в порядке? – спросила Вера у Коли.
Надо было сказать ей правду. Если бы он тогда решился… Покаялся бы, рассказал бы про пережитый стресс… Может, все и обошлось бы. Может быть, она и простила бы. Но он не решился. Не решился главным образом из-за того второго раза, который уже никаким стрессом оправдать было невозможно.
– Все нормально, – солгал Коля.
* * *
Все полетело под откос. Каждое утро Коля давал себе слово объясниться с Верой и порвать с Лорой, но до объяснения так и не доходило, зато каждый вечер они с Лорой оказывались в постели. Она втянула его в бесконечный водоворот каких-то знакомств, просмотров, деловых встреч, на которых решалась прямо-таки ее судьба. На деле все выливалось в обыкновенную тусовку, но Лора всякий раз требовала его присутствия и одобрения.
– Просто не понимаю, как ты раньше без меня обходилась, – пошутил Коля однажды за завтраком.
– Ты не представляешь, как для меня это важно! – ответила Лора звенящим голоском, в котором уже слышались слезы.
Вера молчала. Не протестовала, ни о чем не спрашивала, категорически отказывалась ходить на тусовочные мероприятия, отговариваясь тем, что у нее болит голова от цветомузыки и дыма. Только дважды за следующие три с лишним недели Коле удалось вытащить ее из дому вечером.
Они еще раз побывали у Ашота, где Коля довел до логического завершения свои идеи по переделке ресторана. Он даже набросал эскиз вывески с одноглазым юнгой и придумал экзотические костюмы для официанток: белая крестьянская блуза, обнажающая шею и плечи, и длинная кумачовая юбка клеш, с одного боку задранная и заправленная за пояс, чтобы в разрезе мелькала голая загорелая нога. Ашот вручил ему солидную сумму в конверте, уверяя, что всякий труд должен быть оплачен.
Второй раз, уже в самом конце месяца, Лора потащила его на какой-то «сейшен», оказавшийся просто ночным молодежным сборищем на берегу с пением под гитару. Коля настоял, чтобы Вера пошла с ним. Усадил ее рядом с собой, обнял тоненькие плечики…
Но она сидела поникшая, безучастная, хотя он изо всех сил старался именно ради нее. Коля прекрасно играл на гитаре и пел, знал множество песен, не исполняемых с эстрады, – сказывался кавээновский опыт. Его окружили, просили спеть еще и еще. Даже Вера наконец улыбнулась одной пародийной песенке…
Если друг оказался вдруг
И не кум, и не сват, а гад,
Если сразу не разберешь,
Трезв он или хорош,
Парня в горы с собой тащи,
Он попался, как кур во щи,
Пусть он в пропасть летит с тобой,
Там поймешь, кто живой…
«А сам-то ты кто? – вдруг спросил себя Коля. – Разве не гад?» И он в который раз поклялся разорвать тяготившую его связь. Но когда они под утро вернулись домой, Лора проскользнула к нему в спальню и объявила, что «залетела».
– Этого не может быть! – в ужасе уставился на нее Коля. – Мы же предохранялись! Ты же говорила, пилюли принимаешь…
– Ну, и на старуху бывает проруха. Что-то не сработало.
– Слишком мало времени прошло. Откуда ты знаешь? Может, это случайная задержка?
– У меня случайных задержек не бывает. У меня все работает как часы. И потом, я сделала тест. Все подтвердилось. Ты что, не веришь? Могу сходить в консультацию, принесу тебе справку. Что ты на меня так смотришь? Я же не виновата! Думаешь, мне сейчас нужна беременность? Мне о карьере думать надо!
– Тогда пойди и сделай аборт.
– Хочешь, чтоб меня располосовали? Чтоб я здоровья лишилась? Чтоб у меня никогда больше не было детей? Ты этого хочешь? Нет, милый, сделал мне ребенка, теперь женись.
– А как же Вера? – машинально, почти не обращаясь к ней, спросил Коля.
– Ну, ты же не с ней спал, а со мной!
Он вдруг ощутил страшное удушье. Ему с детства родители внушали, что за свои поступки надо отвечать.
– Ты нарочно все это подстроила!
– Ничего я не подстраивала!
Лора решила, что пора удариться в слезы. У нее это вышло очень натурально, и Коля, конечно, размяк, испугался за нее, начал утешать…
Порешили на том, что она сходит в консультацию, а он поговорит с Верой.
Лора обняла его и спрятала голову у него на плече. У нее все получилось! Справку в консультации она достанет, у нее там все схвачено. Главное, держать его подальше от Верки, а то еще наговорит бог знает чего! Лора знала, что в такие минуты, когда она что-то замышляет, лицо у нее делается хитрое, расчетливое и некрасивое. Она научилась скрывать эти редкие моменты от посторонних глаз.
Тем временем Вера у себя в комнате тоже пришла к решению поговорить с Колей. Она попала в ложное положение. Коля явно потерял к ней интерес. И что теперь делать? Выгнать его? Это неприлично, она же сама пригласила его в гости! И что же? Указать ему на дверь только из-за того, что он ухаживает за ее сестрой? Ужасно. Он свободен, он ей ничего не обещал. Да, они занимались любовью, и у Веры не укладывалось в голове, как можно заниматься любовью, не любя. Но она не была наивной. Она про такое и в книжках читала, и в кино видела, а главное, замечала, что творится кругом.
* * *
Город Сочи, как и все курортные города, славится внебрачными связями. Люди приезжают сюда как будто не для поправки здоровья – это только предлог, – а чтобы завести краткосрочный курортный роман. Оттянуться. Вероятно, виной всему скученность и монотонность жизни в больших городах, да и в малых городах тоже, если на то пошло. Людям хочется разнообразия, новых впечатлений. Получить путевку в санаторий на двоих при советской власти было просто невозможно. И детей оставить не с кем. Вот и «отдыхают» супруги друг от друга по очереди. А уж оказавшись на курорте, предоставленные сами себе, оттягиваются, кто как может. Не имеют значения ни внешность, ни возраст. Главное – доступность. Готовность.
Вера все видела своими глазами в санатории, которым заведовала ее мать. При каждом новом заезде, а заезды происходили раз в десять дней, среди «старожилов» начиналось невероятное оживление. Возле административного корпуса кучками собирался народ. Вновь прибывших разглядывали с жадным любопытством. Потенциальные пары намечались прямо тут же, на месте, еще до оформления по корпусам.
Вере вспомнилась одна история – чуть ли не единственный в ее жизни случай, когда она взбунтовалась против матери. Нет, это был уже второй случай, первым был тот, когда она занялась репетиторством и отказалась отдавать Лидии Алексеевне заработанные деньги.
Началось все с музыки. Любовь к музыке и к футболу Вера унаследовала от отца. Василий Петрович разъяснил ей футбольные правила и научил смотреть матчи квалифицированно. Вера привыкла и продолжала смотреть футбол после его смерти. Так и с музыкой. Папа любил благозвучную музыку Чайковского, и Вера слушала вместе с ним. Правда, приторно-сладкий Чайковский ей вскоре наскучил, она предпочитала композиторов посложнее. В Сочи летом охотно приезжали на гастроли крупнейшие солисты и оркестры со всей страны. Всем хотелось совместить приятное с полезным: заработать и в то же время отдохнуть, позагорать. В военный санаторий приходила женщина, распространявшая билеты среди курортников. Она знала о Верином пристрастии и всегда оставляла для нее билетик.
Лидия Алексеевна на увлечение младшей дочери серьезной музыкой смотрела косо. Она всегда оставалась недовольной, что бы Вера ни сделала, а тут ей почему-то показалось, что Вера, слушая такую заумь, хочет возвыситься над матерью и старшей сестрой: сами они любили только эстраду. Но запретить младшей дочери бегать на концерты она не могла, хотя пренебрежительно фыркала всякий раз, как Вера приходила в санаторий за билетами.
Лоре было просто все равно. Как-то раз она заглянула в отцовский кабинет, чтобы Вера отгладила ей льняное платье. Сама она не могла, боялась смазать свежий лак на ногтях. Маленький черно-белый телевизор был включен, по второй программе передавали концерт Рихтера. Вера попросила Лору подождать двадцать минут: концерт закончится, и она платье погладит. Но Лора настаивала, что ей нужно срочно, она опаздывает.
– Тогда гладь сама, – ответила Вера.
Только после этого Лора перевела взгляд на экран. Она привыкла, что большой телевизор в столовой включен постоянно и работает в режиме торшера, потому и среагировала не сразу. Постояла в дверях, прослушала пару тактов… Под волшебными пальцами мастера скатным жемчугом рассыпалась соната Гайдна.
– Фуфло гоняют, – бросила наконец Лора, дернув плечиком, и ушла.
Но конца концерта дождалась и все-таки заставила Веру погладить платье, хотя лак на ногтях к тому времени давно уже высох.
Однажды ранним летним вечером Вера взяла у женщины-распространителя билет на очередной концерт, а Лидия Алексеевна, увидев ее, потребовала, чтобы она после концерта вернулась в санаторий и захватила домой какие-то бумаги. Эти бумаги должны были доставить из Адлера, но до конца рабочего дня никак не успевали. Вера покорно согласилась. Она видела, что мама просто вредничает, но ей не хотелось спорить, хотя бумаги спокойно могли бы подождать до утра.
На ходу Вера поздоровалась с одним из отдыхающих – пожилым симпатичным подполковником, с которым накануне разговорилась за игрой в волейбол на пляже. У первого корпуса собирался народ: начинались танцы. Веру поразила одна дама, пришедшая на танцы в черном с золотом вечернем туалете до полу. На спине красовался треугольный вырез до самой талии. Вера улыбнулась: ей такой «парад» показался забавным.
Санаторий раскинулся по обе стороны Курортного проспекта. Выше проспекта стояли солидные старые корпуса, возведенные еще при Сталине, а по другую сторону, ближе к морю, высились новые корпуса – безликие бетонные коробки, построенные в 70-х. Там же, ниже проспекта, была и общая столовая.
После концерта верная слову Вера вернулась в санаторий, хотя ей пришлось сделать изрядный крюк по дороге домой. У первого корпуса курил на скамейке знакомый подполковник.
– Одно лечим, другое калечим? – улыбнулась ему Вера. – А что вы в корпус не идете? Скоро закроют.
Было уже около одиннадцати.
– Вы представляете, – начал в ответ подполковник, округлив глаза, – мой сосед после танцев привел в палату даму, и она до сих пор еще у него.
Вера посочувствовала ему, забрала у дежурного нужные матери документы и отправилась домой. На следующий день она опять пошла купаться на благоустроенном санаторском пляже. И возле столовой снова встретилась со знакомым подполковником.
– Долго еще вам вчера пришлось ждать? – спросила Вера.
– Да нет… не очень. – Что-то странное послышалось Вере в голосе подполковника. Она пытливо заглянула ему в лицо. – Только вы вчера ушли, – продолжал он, – выходит мой сосед и спрашивает: «А чего ж вы в палату не идете?» Я ему: «Так у вас же дама!» А он мне: «А она останется до утра, вы не ждите, ложитесь спать».
Вера промолчала, у нее слов не нашлось. Подполковник покосился на нее.
На пляж Вера скалывала косы на затылке, чтоб не мешали загорать. Она была высокой и выглядела старше своих лет. Как говорила одна из ее школьных подружек, «У тебя на морде интеллект отпечатался». И все же подполковник счел необходимым извиниться:
– Вы меня простите, ради бога, что я вам все это рассказываю. Наверно, не стоило… Вы еще так молоды…
– Ничего, у меня тут мать работает, – Вера не стала уточнять – кем, – меня уже ничем не удивишь. Что вы еще хотели сказать?
– Там был один забавный момент. Эта дама… она отсюда, из нижних корпусов. Она пришла на танцы в бальном платье до полу, в красивом таком, черном с золотом…
– Я ее видела, – кивнула Вера. – И что ж тут забавного?
– Утром, – улыбнулся подполковник, – ей стыдно было идти на завтрак в бальном платье. Мой сосед сбегал к ней в корпус, и ее соседки по комнате выдали ему халатик для нее. Представляете?
– Представляю, – мрачно подтвердила Вера. – Заниматься этим при свидетеле ей было не стыдно, а выйти утром в вечернем платье стыдно. – Она помолчала. – Я вам ничего не обещаю, но попробую что-нибудь сделать. Какой у вас номер палаты?
Подполковник страшно смутился и принялся ее отговаривать, но Вера, ничего не слушая, вернулась в административный корпус, прошла в кабинет к матери и потребовала, чтобы ему дали отдельную палату или перевели в другую, где сосед нормальный.
– У него нормальный сосед, – пожала плечами Лидия Алексеевна. – Ты что так раскипятилась? Все так делают. Подумаешь, большое дело! Люди на волю вырываются. Они, может, целый год этого отпуска ждут, чтобы вдоволь погулять. Надо же им когда-то урвать свое! Пусть твой подполковник сам себе кралю заведет, вот и не будет ему обидно.
Но Вера настояла на своем. Она пригрозила, что пожалуется в санаторное управление, если подполковника не устроят по-человечески. Припомнила, как в прошлом году одного сердечника сняли прямо с дамы и увезли в больницу с инфарктом. Лидия Алексеевна даже слегка испугалась: ее младшая дочь была вне себя от ярости!
– Ладно, я что-нибудь придумаю, – нехотя проворчала она.
Оказалось, что при желании проблема решается легко. Перебрав документы проживающих, Лидия Алексеевна нашла еще одного приличного и тихого старичка, приехавшего лечиться, а не бегать за юбками, и поселила к нему подполковника. А любвеобильному соседу достался такой же кобель, как он сам, и они начали давать концерты в четыре руки.
* * *
Вспомнив этот неприятный случай, в котором она до сих пор не находила ничего забавного, Вера задумалась. Выходит, и Коля такой? Вырвался на волю и решил погулять? «Урвать свое», как говорила мама.
И в любви он ей не признавался, заветных слов не говорил, с этим не поспоришь. Разве она имеет право ревновать? Да еще к кому – к Лоре! Одна лишь мысль о соперничестве с Лорой в чем бы то ни было казалась Вере оскорбительной. Но как теперь сказать Коле, что в последние дни она стала замечать в себе перемены? Вера старалась внушить себе, что просто устала, подавлена, расстроена, но самообман был ей не свойствен. Ее тело больше ей не подчинялось.
Конечно, надо проверить, может, у страха глаза велики. Но если все подтвердится, перед ней встанет все тот же ужасный вопрос: как сказать Коле? Нет, надо поговорить с ним прямо сейчас, конечно, не упоминая о своих подозрениях, но… Ей казалось… Нет, она надеялась, что, если они останутся наедине, если она посмотрит ему в глаза, как раньше, когда между ними еще не было никакой лжи и недомолвок, может быть, все встанет на свои места, и они поймут друг друга.
Вера встала, умылась, оделась… Они вернулись домой чуть ли не на рассвете, наверняка он еще у себя, в бывшей папиной спальне. А вдруг он еще спит? Ну, ничего, она заглянет к нему тихонечко, и, если он спит, она так же тихо уйдет.
Бесшумно пройдя по всему дому, Вера отворила дверь в отцовскую спальню. И увидела Колю. В постели. С Лорой! На миг она просто оцепенела. Мозг кричал ей, что надо бежать, но ноги, как в кошмарном сне, отказывались повиноваться.
Коля, увидев ее, попытался вскочить, но ему пришлось до дна испить всю меру унижения, заключенную в словах «быть застигнутым со спущенными штанами». А тут еще Лора вцепилась в него мертвой хваткой:
– Нет, не уходи! Не ходи за ней!
Пока он отбивался, пока нащупывал и натягивал джинсы, Вера исчезла.
Лора повисла у него на шее, осыпая его лицо горячечными поцелуями.
– Не надо! Не ходи! Ну, ты пойми, ведь она бы все и так узнала. Лучше уж сразу, чем хвост собачке по кусочкам резать.
Коля стряхнул ее с себя и бросился в комнату Веры, но ее там уже не было. Он стал искать ее по всему дому. На шум вышла Лидия Алексеевна, и Лора тут же, сбивчиво, но доходчиво, выложила ей все.
– Присядьте, молодой человек, – властно приказала Лидия Алексеевна, и Коле пришлось сесть.
– Где Вера? – спросил он.
– Речь сейчас не о ней. Моя дочь, моя старшая дочь, – поправилась Лидия Алексеевна, – ждет от вас ребенка. Не знаю, как там у вас в Москве, но в нашей семье это означает, что вы должны жениться.
– Мам, мы уже обо всем договорились, – заторопилась Лора, опасаясь, как бы мать все не испортила своим нажимом. – Только расписаться надо поскорее, пока ничего еще не заметно. Не могу же я венчаться с пузом! Договорись в загсе, у тебя же там есть знакомые. Мы быстренько распишемся и уедем в Москву, никто ничего не узнает.
Коля смотрел на них в безнадежной тоске. Они понимали друг друга с полуслова! Они уже все за него решили, эти две волчицы, глядевшие на него сейчас совершенно одинаковыми безжалостными глазами.
– Ты, кажется, собиралась провериться в консультации, – напомнил он. И вдруг его пронзила последняя, отчаянная, но совершенно закономерная мысль. – Да, а откуда мне знать, что это мой ребенок?
Лора в ответ разрыдалась. Это вышло у нее так артистично, что Коля поверил. Как большинство мужчин, он терялся при виде женских слез. Ему стало стыдно. Он решил, что вопрос вышел и вправду чересчур хамский.
Лидия Алексеевна чуть не кремировала его взглядом.
– Что вы себе позволяете? Моя дочь – порядочная девушка! В отличие от вас! – Она села рядом с Лорой, обняла ее, принялась гладить по волосам, призывая успокоиться и напоминая, что ей нельзя волноваться. – Что вы стоите столбом? – бросила она Коле. – Принесите воды.
Он принес воды. На душе у него было так горько, так тошно, что сил на борьбу не осталось. Напоследок он сказал только одно:
– Учтите, я никуда не пойду, пока не поговорю с Верой.
Он искал ее по всему городу, но найти не мог. Побывал у Ашота, у дяди Вити на автостанции, разыскал на пристани Серегу…
– Я не в курсах, – покачал головой Серега. – Она с сеструхой с моей дружит, но я дома давно не был, вроде бы они всем семейством в отпуск подались… В Турцию. Не понимаю, – он пожал плечами, – на кой она им сдалась, эта Турция, когда тут и море, и все свое под боком?
Для очистки совести Коля все-таки спросил у Сереги адрес, разыскал дом, позвонил в квартиру… Никто не ответил. Тогда он заглянул в музей, даже съездил в горы к «верному человеку» Алихану, который стерег их машину, пока они…
Никто не знал, где Вера.
Пришлось обратиться к Лидии Алексеевне.
– Вы не знаете, где ваша дочь?
– У кого-нибудь из подружек, – ответила она, равнодушно пожав плечами.
– Но вы же должны знать ее подруг!
– У нее их много. Да не волнуйтесь, поплачет и придет, никуда не денется. Вам не о ней беспокоиться надо, а о Лоре.
– А вам? – спросил он с ненавистью. – Вам все равно, что она сидит где-то и плачет?
– Если вы намекаете, что она что-нибудь с собой сделает, можете не беспокоиться. Она же в Москву собирается, в эту вашу Академию Плеханова!
Лидия Алексеевна угадала верно: Вера сидела дома у своей школьной подруги Зины, Серегиной сестры, не поехавшей в Турцию с родителями. Колю подружки заметили из распахнутого по жаре окна и дверь не открыли. Но Вера не плакала, а вот Академия имени Плеханова оказалась под большим вопросом.
Они с Зиной учились вместе и дружили с первого до последнего класса, хотя ни в чем, даже внешне, не походили друг на друга. В отличие от серьезной, сосредоточенной, целеустремленной Веры, учившейся на «отлично» по всем предметам, пухленькая, рыженькая, вся в веснушках Зина была беспечной хохотушкой, училась кое-как, в институт не стремилась, пределом ее мечтаний были курсы парикмахеров.
Но она была верной и преданной подругой, не знала, что такое зависть, а если между ними и вспыхивали ссоры, то лишь из-за разных подходов к школьным занятиям: Вера вечно норовила объяснить Зине урок: нет чтобы просто дать списать! Заканчивались эти ссоры так же быстро, как и возникали. Зато Зина гордилась тем, что всегда умела рассмешить вечно серьезную Веру.
Впрочем, сейчас обеим было не до смеха.
– Как он мог? – возмущалась Зина. – Как он мог променять тебя на Лорку? Нет, я, конечно, понимаю, они – с Марса, мы – с Венеры, а вселенная одна, но все-таки… Каким же надо быть идиотом…
– Наверно, фамилия у меня такая – Нелюбина. Никто меня не любит, – печально отшутилась Вера.
– Чушь! Лорка тоже Нелюбина, а ее вон, поди, все любят.
– Ее тоже не любят, – возразила Вера, – просто она этого еще не знает.
– Верунь! Ну, ты хоть поплачь. – Зина глядела на подругу испуганными голубыми глазами. – Мне на тебя смотреть страшно.
Но Вера не могла плакать. Внутри у нее все словно оледенело.
– Ты еще не все знаешь, – глухо проговорила она. – Мне кажется, я беременна.
– Кажется или беременна?
– Я не знаю. Кажется, да.
– Ну так сходи проверься. И быстро ложись на аборт, пока срок небольшой. Теперь делают вакуумные, как раз на ранних сроках, я объявление читала. Раз – и готово. В тот же день домой выписывают.
– Я не буду делать аборт.
– Ты что, с ума сошла? А как же Москва? Академия? Тебя же приняли без экзаменов! Неужели ты от этого откажешься?
Вера задумалась. Нет, отказываться нельзя ни в коем случае. И дело не только в академии и не в том, что приняли без экзаменов. Конечно, ей хотелось учиться, но было у нее и еще одно, побочное соображение. Отъезд в Москву открывал возможность вырваться на законном основании из-под материнской тирании. Она мечтала об этом годами.
– Нет, я поеду учиться.
– А ребенок?
– Возьму академический.
– На первом курсе? Нет, ты точно рехнулась. А жить где будешь? Из общежития тебя с ребенком выпрут в один миг.
– Может, там есть семейное общежитие…
– Ага, ты еще попади в него! – ухмыльнулась Зина.
– Значит, буду снимать.
– Где? У кого? Кто тебя пустит с ребенком? Да, и, прости, на какие шиши? Нет, уж если рожать, то только здесь. Родишь, выждешь годика три – тебе ж не в армию! – а потом снова поступишь. Ты же у нас умная… очень, – добавила Зина через паузу.
– А ребенок? – спросила теперь уже Вера.
– Ну, здесь оставишь, с бабушкой. На лето будешь приезжать.
– Мама работает. И она ни за что не бросит работу, я точно знаю.
Это была даже не сотая часть правды, но единственная, которую Вера могла высказать вслух. Ни с кем, даже с лучшей подругой, она не делилась подробностями жизни в родном доме, но и помыслить не могла о том, чтобы оставить ребенка со своей матерью.
О многом Зина все-таки догадывалась.
– Слушай, я знаю, что твоя мать не подарок, но не бросит же она родного внука!
– Нет, я его здесь не оставлю. И я поеду учиться, – упрямо повторила Вера. – Буду подрабатывать.
– Спустись на землю! – Зина начала загибать пальцы: – Учиться, ребенка нянчить, подрабатывать… Не хило.
– Ну чего ты от меня хочешь? – рассердилась Вера. – Рожают же другие! Как все, так и я. Найду себе жилье где-нибудь в Подмосковье, там и дешевле, и с ребенком могут пустить.
– Нет, ты точно ненормальная. Хотя, погоди… – Зина вскочила и возбужденно забегала по комнате. – Погоди, погоди, погоди… Насчет Подмосковья – это идея. Помнишь мою тетю Тоню? Антонину Ильиничну Поливанову?
– Нет, не помню, – устало покачала головой Вера.
– Они здесь жили, когда мы еще в школу не ходили. Да знаешь ты ее! Она в музыкальной школе преподавала. У нее такое несчастье случилось: сын в море утонул. Ему и пяти лет не было.
– Какой ужас!
– Так и не смогли откачать. Ну вот, тетя Тоня… У нее муж был военный, он уже умер. То есть он не тогда умер, а потом… Ладно, не в этом суть. Короче, тетя Тоня его тогда упросила, чтобы он подал прошение на перевод, не могла здесь больше жить. Ну, его перевели, потом он в отставку вышел, и в конце концов осели они в Долгопрудном. Знаешь, где это? Под Москвой, очень близко, я точно знаю, мы у них останавливались, когда в Москву ездили. А недавно ее муж умер, и она осталась одна. Мы ее к себе звали, но она так и не приехала. Давай я ей позвоню.
– Думаешь, она примет чужую, совершенно незнакомую девицу, да еще с ребенком?
– Ну, насчет ребенка это ведь еще неизвестно? Вдруг ты ошибаешься?
– У меня все эти женские дела всегда были нерегулярно, – призналась Вера, – но… Нет, я уверена, – сказала она твердо.
– Ну и ладно, нам, татарам, все равно. – От отца-татарина – да и он был татарином лишь наполовину – Зина унаследовала разве что широковатые скулы, в остальном она была копией матери. – Мы все-таки попробуем. «Папытка нэ пытка, правда, Лаврентий Палыч?» – подмигнула она, изображая грузинский акцент.
Вера грустно улыбнулась в ответ, вспомнив, как Коля в музее мастерски изображал Сталина.
– Ты что, прямо сейчас собираешься звонить? Ты на часы посмотри.
– В Москве на час меньше. – Зина набрала номер. – Тетя Тоня? Здравствуй, это Зина. Нет, ничего не случилось. То есть случилось, но ничего страшного. Тетя Тоня, а можно к тебе одна моя подружка приедет? Вера Нелюбина. Ты ее знаешь, ее отец был капитаном порта. Да, Нелюбин Василий Петрович. Нет, он умер. На машине разбился. Тетя Тоня, Вера очень хорошая, победила на математической олимпиаде, будет в Москве учиться, в Плехановке. Нет, она не может в общежитие. Понимаешь, ее обманул один… подонок, – Зина отмахнулась от Веры, собиравшейся что-то сказать, – и у нее ребеночек будет, а она не хочет делать аборт… Вот и я говорю, правильно делает, что не хочет, – энергично закивала Зина, хотя только что говорила прямо противоположное. – Можно? Ой, тетя Тонечка, золотая ты моя, ты нас, можно сказать, с того света вытащила. Ты не пожалеешь, вот увидишь, Вера очень хорошая, и умница, и чистюля… Что? Я точно не знаю. Где-нибудь на днях. Первого ведь уже занятия начинаются. Да, конечно, адрес у меня записан, я ей дам. Нет, встречать не надо, я тебе еще позвоню, точно скажу, когда она будет. Целую!
Зина положила трубку, издала боевой клич и сплясала победный танец дикаря.
Когда раздался звонок в дверь, Вера испугалась, что Коля опять пришел по ее душу. Но оказалось, что это Лидия Алексеевна.
– Ничего ей не говори, – успела шепнуть Вера Зине.
Войдя, Лидия Алексеевна огляделась. Кроме девочек, в трехкомнатной квартире никого не было. Зинины родители уехали в отпуск, а ее брат Сергей не жил дома, предпочитая «кантоваться», как он выражался, в порту.
– Мне надо поговорить с дочерью с глазу на глаз, – объявила Лидия Алексеевна Зине.
– Пожалуйста. Я пойду в свою комнату, а вы тут располагайтесь, – Зина широким жестом обвела комнату, служившую столовой и гостиной.
– А почему бы тебе не прогуляться на свежем воздухе? – спросила Лидия Алексеевна.
– Мама! – возмутилась Вера. – Мы не у себя дома. И сейчас уже поздно.
– Не бойтесь, не стану я вас подслушивать, – усмехнулась Зина и ушла.
Лидия Алексеевна села напротив Веры.
– Я не хочу разрываться между двумя дочерьми, – начала она.
– Мама, ты давно сделала свой выбор.
– Не знаю, что ты имеешь в виду, но не будем сейчас об этом. Так получилось, что твой друг отдал предпочтение твоей сестре. Сердцу не прикажешь. Ты должна с этим примириться. Ты должна вернуться домой.
– Это не в ваших с Лорой интересах. Если я вернусь, могу наговорить такого, чего вам вряд ли захочется услышать.
– Ничего подобного ты не сделаешь. Лора ждет ребенка. Ей нельзя волноваться.
Вера уставилась на мать в немом изумлении.
* * *
Первый страшный случай произошел еще при папе. Лене – уже тогда она начала называть себя Лорой – было тринадцать, Вере – восемь. Она еще не понимала, в чем дело, просто в очередной раз стала свидетельницей родительской ссоры. Папа на одной стороне, мама – на другой. Как всегда. Только на этот раз они ссорились не из-за Веры, и у нее даже возникло нехорошее, стыдное чувство. Нет, она не злорадствовала. Но она испытывала облегчение и уже тогда понимала, что это нехорошо. Они ссорились из-за Лоры.
– Мы же можем уехать, – уговаривал папа. – Давай уедем, увезем ее к твоим родителям в Джанкой. Вы с ней там останетесь, поживете насколько месяцев, а потом я за вами приеду. Мы его сами вырастим. Скажем, что это наш ребенок.
Мама сразу перешла на крик:
– Да ты с ума сошел! Ты соображаешь, что говоришь?! У меня работа, меня же только что назначили. Ты хоть представляешь, чего мне это стоило – место получить? Не могу я в Джанкой ехать, торчать там бог знает сколько в этой пылище. Меня тут сожрут, пока я там прохлаждаюсь, подсидят как пить дать! И вообще это чушь и бред, ничего ты не скроешь, все прекрасным образом и так догадаются. Ты что ж думаешь, люди идиоты? Нет, я договорюсь, и мы все сделаем тихо, никто ничего не узнает.
– Я ни в какой Джанкой не поеду, – подала голос Лора. – Чего я там не видала?
– Хочешь здоровье загубить? Знаешь, чем это может кончиться? – спросил папа. – И не дай тебе бог узнать.
– Да ну брось, пап, ничего не будет. Мама обо всем договорится, все будет нормалек.
– Скажи мне, кто он, – наступал папа. – Я с ним поговорю, может, вместе что-нибудь придумаем.
– Ничего я тебе не скажу! И ничего ты не придумаешь, мы с мамой уже все решили.
– А ребенка тебе не жалко? – В папином голосе слышалась глубокая горечь. Усталость. Безнадежность.
– В гробу я его видала, – ответила Лора.
На Веру никто не обращал внимания. Маленьких вообще редко замечают, так уж устроены взрослые. Вера сидела тут же в столовой и ничего не понимала, хотя у нее хватило ума не задавать вопросы вслух.
«Что за ребенок? – недоумевала она. – Откуда он взялся? И опять: наш – не наш. Что это значит?»
Но она понимала – ей казалось, что понимает, – почему мама и Лора не хотят ехать в Джанкой к бабушке и дедушке. Бабушка и дедушка приезжали в гости два года назад, когда Вере было шесть, и они ей совсем не понравились.
Бабушка похожа на маму… Нет, наверное, надо говорить, что это мама похожа на бабушку, но мама молодая и красивая, а бабушка старая и совсем… ну, совсем некрасивая… Но они похожи. Глаза у бабушки недобрые, как у мамы, она все время придирается, ворчит. И дедушка Вере не нравится. Он спрашивает, не угостить ли Веру «березовой кашей», и сам разражается хохотом, хотя ничего тут смешного нет. Папа говорит Вере, что это шутка, но Вере все равно страшно.
Кажется, они хотят остаться здесь, поселиться в Сочи, в папином доме, но папа этого не хочет. Вере смутно помнится какой-то крупный разговор на повышенных тонах… «Можете продать ваш дом в Джанкое и купить домик в Крыму, где-нибудь на побережье… Если денег не хватит, я вам вышлю. Хотите здесь? Пожалуйста, я найду вам дом здесь. Но колхоз устраивать не позволю».
Они уехали. Так и не купили домик на побережье, раз папа предлагает маме и Лоре уехать в Джанкой, где «такая пылища». А спор так ничем и не кончился. В Джанкой никто не поехал, и никакого ребенка в доме не появилось, хотя Вере было очень любопытно: откуда он мог взяться? Но она боялась спросить. Она всего боялась.
После первого аборта, как Вере было доподлинно известно, Лора сделала еще два. И это еще до того, как ей исполнилось пятнадцать. А когда Лоре было восемнадцать и она уже окончила школу, Вера как-то раз невольно подслушала еще один крупный разговор. На этот раз ссорились мама и Лора. Они всегда держались заодно, а тут вдруг мама стала кричать на Лору, да так страшно!
– Дура! Идиотка! Корова яловая! Что ты творишь? На панель захотела?
Лора что-то недовольно проворчала в ответ, Вера не расслышала.
– А замуж хрен выйдешь! – продолжала мама.
Опять Лора буркнула что-то, на этот раз явно с вопросительной интонацией.
– Да потому что ты такая дура! Мужиков ловить надо, а ты ни черта не соображаешь! Что ты можешь предложить? Слаба на передок – так это давно уже всему городу известно! Кто на тебе женится? Зачем покупать корову, когда молоко дают бесплатно?!
Кажется, Лора что-то сделала… Дело было осенью, Вере уже исполнилось четырнадцать, но практически она представляла себе все это довольно слабо. Впрочем, она поняла, что у Лоры не будет детей. Никогда. Вспомнила Вера и тот давний скандал, когда папа хотел увезти Лору в Джанкой. Значит, тогда это было в первый раз. Он хотел спасти ребенка, выдать его за своего, вместе с мамой вырастить внука как сына. Но тогда Лора и мама вместе отказались. А теперь они поссорились… и сделать уже ничего нельзя.
* * *
– Лора ждет ребенка?! – переспросила Вера, когда к ней вернулся дар речи. – И ты в это веришь? Ты не хуже меня знаешь: у нее не может быть детей.
– Ты просто ревнуешь. Она проверялась в консультации, и все подтвердилось. Они должны пожениться как можно скорее, пока еще незаметно. И ты должна быть на свадьбе.
– Чтобы ее торжество было полным? Ни за что.
Лидии Алексеевне стало не по себе. Никогда прежде она не видела свою младшую дочь, которую в глубине души считала бесцветной тихоней и серой мышкой, в таком ожесточении. Она сменила тактику:
– Вера… Я понимаю, как тебе больно. Но постарайся понять и Лорочку. Она всегда страдала неуверенностью в себе. И всегда немного завидовала тебе. Да, да, не смотри на меня так. Тебе все всегда давалось легко, ты хорошо училась, а ей приходилось полагаться только на свою внешность…
– Бедняжка! – вырвалось у Веры. – И теперь она решила тоже съездить в Москву, причем первым классом.
– Далась вам эта Москва! – с досадой вздохнула Лидия Алексеевна. – Ну, Лору я еще могу понять, для нее это шанс всей жизни. А ты лучше осталась бы здесь со мной…
– Кому лучше? – перебила ее Вера.
– Не валяй дурака, – досадливо поморщилась Лидия Алексеевна. Кротости хватило ненадолго. – Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Теперь, когда Лора уедет, я здесь останусь совсем одна. А вдруг дом отнимут? Скажут, что он слишком велик для меня одной?
– У тебя столько связей, мама… Как-нибудь отобьешься. И не проси меня сидеть здесь с тобой и сторожить дом. Это и завоевала себе право на поездку в Москву. Я поеду и буду учиться. А вы с Лорой делайте что хотите, но только без меня.
Пришлось сказать правду.
– Коля отказывается идти в загс, пока не поговорит с тобой.
– Но мне не о чем с ним разговаривать. И я ничего не хочу слушать.
– Это он ничего не хочет слушать. Бегает по всему городу как чумной, тебя ищет.
Сердце Веры дрогнуло от этих слов, но устояло.
– А я не хочу его видеть. Значит, положение безвыходное, – отрезала она. И вдруг в голове у нее сложился план. – Ну, хорошо, вот что я тебе скажу. Когда вы собираетесь в загс?
– Да хоть завтра, если он перестанет артачиться. Я там договорюсь, нас даже в неприемный день распишут.
– Вот я же и говорю, у тебя всюду связи, мама, – насмешливо заметила Вера. – Что ж, прекрасно. Давай условимся так. Я приду прямо в загс, так ему и передай. У меня нет ни малейшего желания с ним объясняться, но если он хочет что-то сказать, ладно, я выслушаю. Про Лору не скажу ни слова, можешь не волноваться. Да, кстати, раз уж пошел у нас такой задушевный разговор, давно хотела тебя спросить: Лора ведь мне не родная сестра?
Лидия Алексеевна переменилась в лице.
– Что ты такое мелешь?
– Да брось, мама, до меня доходили слухи. Я с детства помню ваши с папой ссоры. К тому же я как-то раз делала генеральную уборку… Помнишь, ты серьги с кольцом спрятала, а я нашла?
Лидия Алексеевна напряженно кивнула.
– Я заодно нашла ваше свидетельство о браке. Если считать со дня свадьбы, выходит, Лора родилась шестимесячной. Но ведь так не бывает, верно?
– Бывают добрачные отношения… – процедила Лидия Алексеевна. – Тут ничего такого особенного нет. И вообще ты не имеешь никакого права меня допрашивать.
– А я воспользуюсь правом сильного, – усмехнулась Вера. – Вам с Лорой от меня кое-что нужно? Вот и ответь. Иначе свадьбы не будет. Так чья она дочь?
Лидия Алексеевна вскинула голову и с ненавистью посмотрела на Веру. Вера твердо выдержала ее взгляд.
– Был у меня один человек, – наконец заговорила мать. – Учти, я тогда была молода и в санатории работала медсестрой, только-только курсы окончила.
– А он был женат, – подсказала Вера, – и сделал тебе ребенка. А сам уехал.
Лицо Лидии Алексеевны пошло пятнами.
– С каких это пор ты стала мне дерзить?
– С тех пор, как поняла, что мне не завоевать твою любовь, – тихо ответила Вера. – Вернее, с тех пор, как поняла, что она мне не нужна.
– Не смей так со мной разговаривать. Я твоя мать, и ты обязана уважать меня.
– Давай ближе к делу. Итак, он был женат, и ты от него залетела.
– Что за жаргон? Откуда ты нахваталась таких слов?
– Ты бы Лору послушала, – снова усмехнулась Вера.
Вера с детства не любила Лору, да и побаивалась, хотя и не так, как маму. Она видела старшую сестру такой, какой ее никогда не видели родители. При Вере Лора, не стесняясь, говорила с веселым матерком, все человеческие отправления и части тела откровенно называла своими именами, как будто это так клево – материться при малолетних. Но Лора о младшей сестренке даже не думала, просто не замечала. Казалось, это идет от безалаберности, от широты натуры, но Вера видела, как Лора меняется при родителях или при своих совсем взрослых кавалерах. С ними она ворковала по телефону, иногда приводила домой, когда папы и мамы не было, весело подмигивала Вере и просила не выдавать ее. Вера молчала.
Она на многое могла бы открыть глаза матери… Например, на то, что некоторые друзья у нее с Лорой были общие.
Усилием воли она заставила себя вернуться в настоящее.
– Да, он был женат, – продолжала между тем Лидия Алексеевна, привычно повышая голос, в котором появились визгливые нотки, – и в таких чинах, что не мог развестись. А я не могла рожать без мужа. Тогда было другое время, на эти вещи смотрели иначе. Тебе этого не понять, ты тогда не жила.
– Но я много читала, – напомнила Вера. – Я все прекрасно понимаю. Значит, ты вышла за отца обманом, и он тебе этого не простил.
– Он за мной ухаживал. Предложение сделал. Я его на аркане в загс не тащила. И он был никчемным поганцем! – мстительно выкрикнула Лидия Алексеевна. – Он спился! Думаешь, он погиб в аварии? Он попал в аварию, потому что был пьян. Сослуживцы его пожалели и замяли дело с экспертизой.
– Нет, мама, они тебя пожалели, чтобы ты могла получать военную пенсию. Но я одно хотела бы понять: что все-таки ты имеешь против меня? Я-то что тебе сделала?
– Он навязал мне тебя. Я не хотела тебя рожать. Мне было вполне достаточно Лоры.
В горле у Веры стоял ком, она судорожно сглотнула, чтобы не заплакать. Всю жизнь она чувствовала себя нежеланной, ненужной и как будто в чем-то виноватой. В детстве это чувство вины страшно мучило ее, она старалась «исправиться», хотя не понимала, в чем провинилась, старалась «быть хорошей девочкой», но все ее усилия ни к чему не приводили. С годами она поняла, что дело не в ней или не только в ней одной. Вера замкнулась, перестала принимать близко к сердцу отношение матери и сестры. Ей казалось, что она готова ко всему, но откровенность матери все-таки ударила по ней очень больно. Что ж, сама напросилась, сказала она себе.
– Понятно, – кивнула Вера, овладев собой. – Но я вам все-таки пригодилась, не так ли? Если бы не я, Лора никогда не встретилась бы с Колей. Ладно, я все сделаю, как обещала. Поприсутствую на их бракосочетании, а потом сразу уеду.
– Вот я сейчас вернусь домой, а он будет спрашивать, где ты. Он же поймет, что мы с тобой виделись.
– Ну, ты найдешь, что ему ответить. Скажи, что он увидит меня в загсе, а до загса я его видеть не желаю. Это мое последнее слово. Так ему и передай.
Лидия Алексеевна раздраженно хмыкнула.
– Ну, хорошо, смотри не подведи меня. Не вздумай разрушить их свадьбу.
– Боже упаси! Разрушить такую прекрасную пару? Они стоят друг друга. Да, напомни жениху, чтоб вернул дяди-Витину машину. Теперь ты сама сможешь его возить на своей иномарке.
Когда Лидия Алексеевна ушла, Вера вкратце пересказала суть разговора Зине и спросила:
– Сможешь достать мне билет на самолет? На день бракосочетания?
– Без проблем. Забыла, где работает моя мама?
Зинина мама работала в кассах Аэрофлота.
– Она же в отпуске.
– Ну и что? Я знаю всех ее подруг. Не боись, будет тебе билет по первому свистку.
Бракосочетание назначили на послезавтра. Когда жених с невестой и ее матерью отправились в загс, Вера вернулась домой, спокойно собрала свои пожитки, и верный дядя Витя, взявший по такому случаю отгул на полдня, ни о чем не спрашивая, отвез ее в аэропорт.
А в загс пришла Зина и молча протянула жениху конверт. Коля открыл его трясущимися руками. В конверте была записка – без обращения, без даты, без подписи: «Мне нечего тебе сказать. Не ищи меня».
– Где она? – в отчаянии спросил Коля у незнакомой рыжей девушки.
– Прямо сейчас? Думаю, уже в воздухе. Желаю счастья, – насмешливо добавила рыжая, повернулась и была такова.