Читать книгу Матильда. Тайна Дома Романовых - Наталья Павлищева - Страница 4
Глава IV
ОглавлениеКрасносельские летние сборы всегда привлекали внимание множества лиц, к военной службе не имеющих никакого отношения. Здесь не было дам высшего света, зато полно прелестниц рангом пониже…
На сей раз постарался великий князь Владимир Александрович, пожелавший сделать приятное Пьерине Леньяни, он распорядился Ивану Карловичу привезти балерин на турнир, наподобие рыцарского.
Балетная труппа давала спектакли в Летнем театре, жила там же на дачах в Красном Селе, потому больших усилий Ивану Карловичу прилагать не пришлось.
Щебетавшие балерины расположились на одной трибуне, мужчины, близкие к императорской фамилии, – на другой, а чины пониже – просто толпой внизу.
Девушки галдели так, что кто-то посочувствовал Ивану Карловичу. Тот согласно вздохнул:
– И то правда, шепотом говорят только во время спектакля, чтобы музыку не заглушать.
Мужчины разглядывали цветник в бинокли, дамы жеманничали и с любопытством исподтишка изучали кавалеров.
Совсем юный сын Владимира Александровича князь Андрей явился с букетом цветов, чем привлек к себе внимание не только балерин, которые стали шушукаться и строить ему глазки, но и кузена – цесаревича Николая.
– Андрей… Завел себе пассию? Которая из них?
Отец юного князя Владимир Александрович тоже довольно хохотнул:
– Андрей, кого-то приглядел? Делаешь успехи.
Краска залила лицо Андрея так, что казалось, поднеси спичку, полыхнет ярким пламенем. Он что-то пробормотал, но букета из рук не выпустил, правда, держал его довольно нелепо – строго перед собой обеими руками.
Великий князь не стал дольше насмехаться над сыном, спрятал улыбку в усы и поспешил к балеринам. Те защебетали все разом, хотя внимание Владимира Александровича явно предназначалось Пьерине Леньяни. Прекрасная итальянка призывно улыбнулась своему покровителю, принимая от него небольшую коробочку как знак особого расположения.
И все же князь посоветовал остальным:
– Не пропустите букет. Кому-то его принесли…
Матильда хмуро наблюдала за готовившимися к соревнованию гвардейцами. Особенно выделялся тот самый Воронцов, он был выше, явно сильней соперников и уверен в своей победе. Поручик разглядывал балерину хозяйским взглядом, словно Матильда уже ему принадлежала. Это и портило ей настроение.
К Матильде подсела Леньяни, зашептала на ухо:
– Посмотри, Малечка, а ведь этот юный красавчик выбрал тебя.
Кшесинская не сразу поняла, о ком говорит итальянка, решила, что о настырном Воронцове, фыркнула:
– Нашла юношу!
– Да, он совсем мальчишка, но хорош! Улыбнись князю Андрею.
Матильда наконец сообразила, что юноша и впрямь краснеет, то и дело косясь именно на нее.
О господи! Один сумасшедший там, на поле, другой на трибуне великих князей… И не уйдешь. Попыталась поймать взгляд сестры Юлии, которая любезничала в стороне с бароном Зедделером, но поняла, что не стоит мешать, у этой пары явно зарождался роман. Александр Зедделер Матильде нравился, он не считал балерин продажными и, кажется, искренне любовался Юлией.
Поймав на себе взгляд князя Андрея еще раз, Матильда хмуро отвернулась.
Леньяни резюмировала просто:
– Ну и дура. Мне б такого вместо его папаши.
– Он мальчишка совсем.
Пьерина широко улыбнулась князю Владимиру Александровичу и шепотом возразила Матильде:
– Не скажи… эти мальчишки бывают очень даже шустрые…
Сын Владимира Александровича Андрей и впрямь не мог отвести взгляда от Матильды. Вернее, отводил, но глаза его не слушались, снова и снова возвращаясь на трибуну, где расположились балерины. Это ей предназначался великолепный букет, но как вручить?
А внизу уже начался обещанный князем Владимиром Александровичем «подарок» балеринам. Под музыку на импровизированную сцену «выплыли» четыре массивные мужские фигуры в балетных пачках, имитируя исполнение танца маленьких лебедей.
Хохот и аплодисменты заглушили музыку, отчего «лебеди» немедленно сбили шаг, попытались исправиться, наступая друг другу на ноги, и, в конце концов, просто повалились на пол. При всеобщем веселье они поднялись и принялись неумело раскланиваться.
Глядя на волосатые ноги, неумело выделывающие па, на усы «лебедей», не рассмеяться было невозможно, Матильда забыла о князе Андрее и о сумасшедшем поручике, она веселилась и аплодировала вместе со всеми, когда вдруг снова почувствовала на себе пристальный взгляд. Резко обернулась, готовая сверкнуть глазами в ответ, и… встретилась взглядом с цесаревичем.
Николай поспешно отвернулся.
На помосте «лебедей» сменил князь Владимир Александрович. Шутливо раскланявшись перед хихикающими прелестницами, он объявил о начале испытаний. Требовалось пройти несколько этапов, самым трудным из которых был последний – огненное кольцо.
– Зато и награда достойная – победитель получит корону, которую наденет на прелестную головку избранной им дамы в обмен на горячий поцелуй. Надеюсь, дамы согласны подарить таковой победителю?
Дамы заахали и захихикали, пытаясь разглядеть офицеров, которые должны соревноваться. Но их лица уже скрыли забрала шлемов. И впрямь, похоже на средневековое ристалище…
Дав старт прохождению первого круга, князь Владимир Александрович присел и принялся в бинокль разглядывать… балерин.
Матильда осторожно покосилась на трибуну, где сидели мужчины, и снова поспешно отвернулась, поняв, что теперь стала объектом внимания организатора соревнований. Да что ж они все липнут-то!
Первый этап успешно прошел тот самый рослый нахал. Воронцов немедленно отправил воздушный поцелуй Кшесинской, от которого Матильде стало не по себе. Этот верзила, пожалуй, сможет пройти испытание, а дарить поцелуй в обмен на жестяную корону ей вовсе не хотелось. Дело не в короне, а в наглости. Поручику однажды удалось вырвать у нее поцелуй – после того как выбросила очередной его букет, подстерег за кулисами и буквально впился в нее жадными губами. Спас Кшесинскую вездесущий Иван Карлович, не то неизвестно, чем все закончилось бы.
И вот теперь быть целованной прилюдно…
Еще один человек не смотрел выступления участников соревнований – князь Андрей. Юноша все сжимал букет, шепча:
– Как же она прекрасна!
Николай с удивлением обернулся к кузену:
– Кто?
– Кшесинская. Матильда.
Это дало Николаю повод снова повернуть бинокль в сторону трибуны балерин.
– Да… недурна…
Андрей неожиданно для цесаревича запальчиво возразил:
– Ты ничего не понимаешь! Она… она… настоящая! Если тебя полюбит такая женщина, ты сам станешь настоящим. – Удивление Николая переросло в изумление, Андрея это чуть смутило, но он строптиво добавил: – Таким, каким тебя создал Господь…
Того, что последовало, он, конечно, не ожидал. Цесаревич вытащил букет у кузена из рук.
– Но… я… – растерялся юноша.
– Я хочу узнать, какая она настоящая, – просто объяснил Николай.
Глядя в спину уходящему кузену, юноша поинтересовался сам у себя:
– А я?.. Впрочем…
Да, он слишком молод, чтобы увлекаться балеринами. Тем более цесаревич…
А на площадке разворачивалось поистине великолепное зрелище – пятеро участников вполне достойны друг друга, после второго круга у лидера уже не было возможности раскланиваться перед трибуной, фору не давал никто. Офицеры проходили полосу препятствий, взбираясь по отвесной стене, перепрыгивая через ров с водой, пробегая по бревну, но это смотрелось эффектно. Впереди по-прежнему шел тот самый рослый красавец, буквально расшвыривая соперников по сторонам.
У Матильды заныло под ложечкой. Неужели поцелуй неизбежен?
И тут рядом с ней возник Иван Карлович.
– Матильда Феликсовна, не погубите! Маля, на тебя обратили внимание…
От волнения Иван Карлович перешел на «ты» и делал странные знаки глазами. Матильда дернула плечиком:
– Кто, великий князь Владимир Александрович?
Хотелось добавить, что интерес князя Владимира к балеринам не новость, к чему так волноваться? А еще сказать, чтобы Иван Карлович не переживал, она даст князю такую отповедь, что тот вообще к Мариинке не приблизится!
Уже открыла рот, но…
Вместо буквально растворившегося как дым Ивана Карловича увидела перед собой… наследника престола!
Мужчины-Романовы похожи друг на друга все, особенно в таком возрасте, каком был тогда Николай, но спутать цесаревича с любым другим великим князем Матильда не могла. Она чуть присела, делая книксен:
– Ваше Высочество…
Николай окинул взглядом балерину с головы до ног, задержавшись на лице, и протянул ей роскошный букет, только что отнятый у князя Андрея:
– Это вам. Извините за столь скромное подношение в знак восхищения, но у меня есть нечто более достойное вашей красоты. Прошу вас…
Словно во сне Матильда приняла букет из рук Николая, поблагодарила и пошла, следуя приглашению и опираясь на его руку.
Князь Андрей с тоской наблюдал за этим действием. Ники сумел непринужденно подарить букет, который он так старательно выбирал и долго носил в руках, не решаясь даже приблизиться к даме сердца! И это скромник Ники!
Великий князь Владимир Александрович не заметил ни действий цесаревича, ни страданий собственного сына, он был поглощен трагическим финалом соревнований.
На последнем третьем круге на шедшем первым «рыцаре» от неловкого движения вспыхнула одежда, к нему бросились стоявшие у края служащие, свалили на землю, чтобы сбить пламя, но богатырь попросту расшвырял всех и прорвался к помосту с короной. Схватив вожделенный знак победы, он с яростным криком сбросил шлем и повернулся к дамской трибуне, потрясая добычей.
– Поцелуй мой!
Но…
Служащие продолжали обливать тлеющую одежду, а сам Воронцов – это был, конечно, он – стоял, растерянно глядя, как Матильда и наследник удаляются к белой палатке цесаревича.
Матильда двигалась, словно во сне, она с той самой встречи не могла забыть Николая, но надеяться на новую не смела. Ездила вместе с Юлией там, где мог проезжать цесаревич, с восторгом приняла известие об их выступлении в Красносельском театре, но то улица и сцена. Можно быть «надеждой балета», сколько угодно любоваться наследником издали, однако еще раз оказаться с ним за одним столом не стоило и мечтать. Его Высочество Николай Александрович известный скромник, еще не замечено, чтобы он за кем-то ухаживал, а такие подробности известны всем.
И вдруг вот такое откровенное приглашение к нему в палатку.
Позади победивший в соревновании сумасшедший Воронцов, рядом цесаревич, а впереди?..
Маля вовсе не была ханжой и понимала, что Николай тоже не ханжа. Однако если и мечталось о встрече наедине, то только не такой – практически у всех на виду и в армейской палатке.
Кто из девушек не грезил в юности о белом принце на белом коне или с цветами у своих ног? Принц был, цветы тоже, не было только уверенности, что все правильно.
Им вслед смотрели несколько человек: почему-то осенявший себя крестом Иван Карлович, сестра Матильды Юлия, старательно сдерживавшая улыбку, Пьерина Леньяни с закушенной от досады губой, растерянный юный князь Андрей и возмущенный победитель соревнований Воронцов.
Ни Матильда, ни Николай взглядов не заметили.
В палатке Николай жестом пригласил девушку сесть, взял с кровати красивую коробку, расстегнул и…
Не будь это наследник, Матильда взвизгнула бы от восторга – в коробке лежало необыкновенной красоты ожерелье!
– Позвольте…
Николай сам принялся расстегивать пару верхних пуговок ее платья. Они оказались близко друг от друга, слишком близко, чтобы ее дыхание не сбилось. Матильда замерла, когда Николай встал позади стула и его руки коснулись уже не ткани платья, а ее кожи, застегивая ожерелье. Он тоже на мгновение замер, останавливая сам себя.
Сделай он еще одно движение, и последствия были бы очевидны для обоих.
Но Николай сжал кулаки, словно заставляя себя не делать это движение. От волнения в голосе появилась хрипотца:
– Благодарю за понимание. Этим подарком я хочу выразить восхищение вашей красотой и вашим талантом.
Матильда нашла в себе силы поддержать светский тон:
– Ваше Императорское Высочество решили почтить меня особым вниманием?
Он словно проглотил комок в горле и произнес уже спокойней, почти насмешливо:
– Надеюсь, вы осознаете, что наши отношения не выйдут за пределы… Не будете ждать продолжений… – Усаживаясь на стул напротив, он добавил тоном, свидетельствующим, что с волнением справился: – Я обещаю позаботиться о вашей участи на сцене…
Потолок палатки рухнул, или это само небо обвалилось на голову Матильды? Почему стало вдруг темно?
Она мечтала о встрече, вовсе не представляя, какой та может быть. Мечтала о легкой беседе пусть в присутствии многих, когда каждое безобидное слово становится таким важным. Мечтала о чем угодно, но только не о таком. Ее увели у всех на виду, сделали роскошный подарок, о каком Леньяни и мечтать не смеет, и…
Лучше бы он вообще не обращал внимания! Лучше бы увел вот так Пьерину или кого угодно, хоть Юлию – Матильда порадовалась бы за сестру!
Еще не осознав, что делает, Матильда поднялась и положила Николаю руки на плечи, не позволяя встать со стула. Лицо приблизилось к лицу, темные глаза смотрели гипнотически, шепот завораживал:
– Вы никогда не сможете забыть меня! Вы будете искать встречи, мучиться и ревновать! И никого, никогда не сможете полюбить так, как меня!
Буквально сдернутое с шеи колье от резкого движения ее руки полетело на кровать, а сама балерина метнулась к выходу, стараясь не разрыдаться.
Николай вскочил, чтобы броситься следом, но в этот миг раздался женский визг, выбежавшая наружу Матильда появилась обратно и живо спряталась за спину Николая. За балериной ворвался размахивающий добытой короной-призом Воронцов, буквально таща на себе двух постовых, стоявших подле палатки.
Увидев венценосного соперника, Воронцов взревел:
– А!.. Убью! Ты украл мой поцелуй! Убью!
Он попытался ударить цесаревича призом, но сделать это не позволили. В палатке появились еще солдаты и дежурный офицер. Но и сам наследник не испугался, он заслонил едва живую Матильду, готовясь принять удар богатыря.
Через минуту все было кончено – Воронцова, несмотря на сопротивление, скрутили и утащили, при этом он продолжал ругаться и обещать расправу, Матильду увела сестра, а Николай постарался сделать вид, что ничего страшного не произошло.
Резюмировал князь Андрей:
– За такую женщину и голову сложить не жалко.
Великий князь Владимир Александрович с изумлением смотрел на сына. И когда успел вырасти-то?
Кузен Андрея князь Сергей Михайлович рассмеялся:
– Что бы ты понимал в женщинах, Андрюша!
Тот насупился.
– Поболе твоего…
Сказал и пошел прочь, стараясь не показать обиды из-за этого «Андрюша» – при всех, словно маленькому.
Сергей Михайлович смотрел вслед, но не обиженному двоюродному брату, а Матильде. А ведь он прав – девушка из тех, ради которых подвиги совершают.
– Дракона, что ли, убить? Ники, ты не знаешь, поблизости не найдется парочки драконов? Хоть захудалых.
Цесаревич изумился:
– Зачем тебе дракон?
– Чтобы впечатление произвести, – кивнул на балерину Сергей.
– Ну, я дракон. Один только что грозил убить, теперь ты?
Великий князь поддержал шутку кузена, окинул Николая взглядом с ног до головы и хмыкнул:
– Нет, тебя убивать жалко, ты хороший дракон… Кто она такая?
– Кшесинская-вторая. Матильда. Танцует в Мариинке. Видел, какие поклонники?
Что-то в голосе двоюродного брата подсказало Сергею, что к Матильде лучше не приближаться, и не из-за бешеного Воронцова.
Матильда рыдала, уткнувшись в подушку, второй час. Сестра ходила вокруг и уговаривала:
– Маля, но ведь глаза будут красные и нос распухнет. А у нас завтра спектакль…
– Я не буду танцева-а-ать…
– Как это не будешь? Отдашь свою роль Леньяни?
– Кому угодно, – отвернулась к стене Матильда.
– Да что случилось-то? Что он тебе сказал?
Не нужно объяснять, о ком спрашивала Юлия, Матильда секретов от сестры не имела.
Матильда вдруг резко села на постели, Юлия едва успела подвинуться. Глаза младшей гневно сверкали. Старшая только успела подумать: «Ой-ой…» Когда Матильда в гневе…
– Он подарил мне колье. Роскошное и красивое.
– И… где оно? Отнял этот сумасшедший?
Матильда недоуменно уставилась на сестру:
– Нет, при чем здесь тот дурак?
– Тогда в чем дело? – недоумевала Юлия.
– Он хотел купить меня, понимаешь, просто купить, как великий князь покупает Леньяни или других.
– Ты… отказалась?
Матильда снова повалилась на постель, но теперь на спину, вздохнула:
– Не решился. Просто подарил колье и обещал заботиться о моей карьере. – В голосе звучала ирония, ручка сделала в воздухе плавный изящный жест. – Такой… заботливый…
– То есть цесаревич подарил тебе колье и обещал заботиться?
– Ну, да.
– И ты?..
– Сказала, что он не сможет жить без меня.
– Как это? – все еще сомневалась сестра.
– Вот так и сказала, что будет страдать, искать встреч и клясться в любви.
– А этот Воронцов?
Матильда махнула рукой:
– Этот сумасшедший ворвался позже, вернее, я успела выбежать и на него наткнулась.
– Ты убежала от Николая Александровича?
– Ну, да. Я же не Леньяни, чтобы за побрякушки продаваться.
Несколько мгновений Юлия сидела, молча размышляя, потом попыталась вразумить сестру:
– Маля, а чего ты ждала, что наследник женится на тебе?
Та снова села.
– Нет, конечно. Но к чему покупать?
– Да кто тебе сказал, что он покупает?! Хотел человек сделать приятное. Так! – Она вдруг решительно поднялась и заставила подняться на ноги Матильду: – Немедленно в ванну, чтобы завтра танцевала лучше всех! Иди, иди…
В Красном Селе удобств не очень много, но принять ванну можно. Немного погодя Матильда лежала, мечтательно закатив глаза и вдыхая аромат плавающих по поверхности воды лепестков роз.
Конечно, все произошедшее ужасно, плохо, что произошло при таком стечении народа, но главное – произошло. А может, и к лучшему?
Когда сестра заглянула к ней, проверить, все ли в порядке, Матильда открыла один глаз и объявила:
– Все правильно. Если бы я просто приняла подарок, ничего больше не было бы. А теперь он не сможет меня забыть!
– А что с Воронцовым?
– Не знаю. Бешеный…
– За угрозу жизни цесаревича его казнить могут.
– Невелика потеря.
– Маля, неужели не жалко? – укорила Юлия. – Попроси за него.
Матильда в ответ вздохнула:
– Если будет кого. Может, наследник уже уехал в Петербург и больше не появится?
– Не уехал, тебе цветы прислали, – улыбнулась сестра, выходя из ванной комнаты.
– Кто?!
– Не написано, но думаю, не Воронцов. Того увезли в наручниках.
– М-м-м…
Букет был без записки, но Матильда и Юлия ошиблась – прислал не Николай и даже не Андрей, а… великий князь Сергей Михайлович, тот самый, что искал дракона, чтобы понравиться Прекрасной даме.
Воронцова допрашивали уже не первый час, хотя что и выяснять-то? Он жалел только о том, что не успел получить поцелуй Матильды как победитель и что не отомстил, как он считал, за ее поруганную честь.
Но объяснять все это следователю не собирался, твердил одно:
– Я все равно его убью!
Следователь даже боялся спрашивать, кого именно.
Из них двоих – служителя закона и обвиняемого – устал первый, Воронцову было все равно, но в нем жила поразительная уверенность, что все еще получится.
Когда появился полковник Власов, следователь только развел руками, мол, ничего не говорит. Но за попытку покушения на наследника Воронцову грозит казнь через повешение.
– Ну, так вешайте, – усмехнулся Власов.
Молодой следователь представить, что вот этого богатыря повесят только за то, что грозил убить цесаревича, не мог, а потому усомнился:
– Но это пустая угроза.
Власов несколько мгновений наблюдал через узкое окно за сидевшим с независимым видом Воронцовым, потом почему-то кивнул и приказал:
– Повесить в… литерной комнате!
– А?.. Да, понял, господин полковник.
Когда Воронцова волокли к двери в эту самую комнату, дюжих охранников остановил Власов. Долго смотрел в лицо приговоренного (хотя кто его приговаривал?), что-то для себя придумал, кивнул и поинтересовался:
– Почему наследника хотел убить, из ревности к этой балерине? Если так – останешься жить, я похлопочу.
Воронцов поднял голову, усмехнулся:
– Жаль, что не убил!
– В противном случае повесят, – ровным голосом произнес Власов, словно речь шла о двух сутках гауптвахты.
Не дождавшись ответа, махнул рукой:
– Увести!
Воронцов осознал, что дело серьезное и бравада ни к чему, только когда его стали поднимать по ступенькам лестницы на небольшой эшафот.
– Эй, эй! Где там ваш начальник?!
Человек, прилаживавший на его шее веревку, обнадежил:
– Не робей, братец, веревка тонка, смерть легка…
– А последнее желание приговоренного?! – попытался оттянуть время Воронцов, но пол под ним провалился, и он полетел вниз. Следом раздалось:
– Опоздал с желанием…
За повешением опять-таки из-за стекла бесстрастно наблюдал Власов.
Убедившись, что все сделано правильно, он смахнул невидимую пылинку с рукава и со вздохом посетовал:
– Тяжелая работа.
Офицер кивнул на комнату, где вешали Воронцова:
– А?..
– Пусть пока так, я позже распоряжусь.
Что-то подсказывало полковнику, что эта самая Кшесинская еще доставит массу хлопот.
– Маля, он в зале! – сообщила Юлия сестре.
Та спокойно кивнула:
– Я вижу.
Наследник действительно сидел в первом ряду. Цветов в его руках не было, как не было и бинокля – в небольшом Летнем театре, рассчитанном только на офицеров, участвующих в маневрах, прекрасно видно, особенно с первого ряда.
Матильда танцевала лично для него, хотя приходилось прилагать серьезные усилия, чтобы не поворачивать в его сторону голову и даже почти не смотреть. Тренированное тело выполняло все па как надо, а мысли были заняты Николаем.
Он пришел в ее гримерную в сопровождении дюжего казака, несущего большущую корзину роз.
– Это вам. Вы, несомненно, танцуете лучше всех.
– Благодарю, Ваше Высочество, но лучше всех танцует Леньяни. Она единственная, кто делает тридцать два фуэте.
Дверь за казаком, поставившим корзину с цветами, уже закрылась, Юлия предусмотрительно выскользнула наружу и никого к гримерке не подпускала, но Матильда и Николай были смущены.
– Фуэте? То и дело об этом слышу. Дядя в восторге. Это вот так? – Он довольно неуклюже попытался изобразить вращение на одной ноге, при этом помогая себе второй.
– Нет-нет! Вторую ногу выше! Еще выше! Вот так, – Матильда попросту схватила ногу Николая, не очень-то понимая, что делает, и попыталась повернуть его. В результате пришлось подавать руку упавшему наследнику.
Николай мог подняться и сам, но от помощи не отказался.
Они оказались слишком близко…
– Ваше Высочество, – Матильда не знала, что сказать дальше, но этого не требовалось.
– Зовите меня просто Ники.
– А… Вы не боитесь, что сейчас кто-нибудь снова ворвется и попытается ударить фальшивой короной?
Матильда поспешила отойти к своему столику, страшась того, что может произойти дальше.
Она вспомнила слова Юлии о казни поручика. Воронцов, конечно, ужасен, но не казнить же его за глупую самоуверенность.
– Что с ним?
– Я его помиловал. Вас интересует судьба этого поручика?
Неужели в голосе наследника прозвучала нотка ревности? Матильда с трудом скрыла восторг от такого открытия. Дернула плечиком:
– Ничуть. Просто жалко… глупца. У меня много поклонников, но этот самый сумасшедший. Довольно о нем!
– Да, пожалуй, – согласился Николай, которому вовсе не доставляла удовольствия беседа о сопернике.
– Я слышала, что вы уезжаете в долгое путешествие?
Николай оживился, стал говорить о том, что это привычно для наследников престола, всех отправляли в поездки, но предстоящая особенная – она будет далекой и длительной…
Обычно наследников отправляли в путешествие по стране и по Европе. Но в стране не далее Кавказа и Уральских гор (да и туда только по краю), а в Европе они навещали в детства привычные места – многочисленных родственников королевских фамилий.
На сей раз путешествие предстояло иное Александр III рассудил, что в Лондоне у тети (сестры Марии Федоровны, жены наследника английского престола), в Копенгагене у бабушки, в немецких, французских, итальянских, швейцарских и других европейских городах у кузенов, дядьев, тетей, двоюродных бабушек и дедушек Ники бывает на свадьбах, похоронах, днях рождения и крестинах, а то и просто на каникулах и без того часто.
Николай должен посетить Азию! Причем почти обогнув ее.
Планировали и подготовили путешествие через европейские страны до Средиземного моря, потом Египет, Суэцкий канал, Красное море, Индийский океан с визитом в Индию, на Яву, в Сиам… потом Китай… и Япония! А там во Владивосток, по рекам и на лошадях через всю Сибирь и Урал и поездом до Санкт-Петербурга.
От одного перечисления стран, где он должен побывать, захватывало дух!
Но девушка понимала ужасную вещь – это будет длиться долго, безумно долго. Ники подтвердил:
– Год.
Матильда кивала, что-то спрашивала, стараясь не выдать своего разочарования. Ники говорил о предстоящей разлуке спокойно, значит, его совсем это не волновало?
– И… когда вы отправляетесь?
– В конце лета. Весь сезон я буду вашим горячим поклонником.
Она сдержалась, чтобы не добавить:
«И не дольше?»
Нет, навязываться нельзя, если он пожелает, то будет навещать сам. К тому же впереди еще пара месяцев, счастливых летних месяцев, когда можно надеяться, что в зале сидит наследник, а для нее теперь просто Ники.
Воронцов очнулся в полной темноте. Попытался понять, что происходит. Он жив? Малейшее движение причиняло сильную боль ноге, значит, жив. Похоронили заживо? Но воздуха, хотя тот и был спертым, хватало.
Воронцов замер, чтобы сосредоточиться. Последнее, что он помнил – уходящий из-под ног пол, резкий рывок, боль в шее и полет куда-то вниз в темноту. Дальше была эта самая темнота и бессознательное состояние.
Руки по-прежнему связаны за спиной, лежит на каменном полу… Нога болит – то ли подвернута, то ли вовсе сломана. Он прислушался. В тишине раздалось какое-то шуршание, писк и топот лапок. Крысы… Надо освобождать руки, иначе могут покусать. В темноте ничего не видно, но Воронцов уже понял, что находится в каком-то каменном мешке без окон.
– Дверь-то здесь есть? – проворчал он.
А если есть дверь, в нее можно выйти. Но сначала надо освободить руки и понять, что с ногой.
Где-то загромыхал металл, раздались протяжные крики и стоны. Все-таки он в тюрьме…
– Не повесили… Почему?
Да, его действительно не повесили, но вот почему сохранили жизнь? В России принято миловать смертника, если веревка обрывается. Может, и у него так? Но ведь миловать, а не бросать в каменный мешок.
Крысы, почувствовав его движение, сначала разбежались по углам, но постепенно стали выползать снова.
Руки удалось освободить нескоро, они затекли и не желали слушаться. Воронцов долго шевелил пальцами, потом попробовал двигать кистями, с удивлением убедившись, что и связан-то не очень крепко. И мешок на голову ему не набрасывали. На это как-то не обратил внимания, когда петлю на шею надевали.
Пытаясь вспомнить, что еще не так, он тем временем обследовал ногу. Вывих, не сломана, но пока не наступить. Требовалось из чего-то сделать лубок, чтобы закрепить вывихнутую ступню.
Он вправил ногу и ползком начал обследовать свое каменное место заключения. Его узилище оказалось совсем небольшим, только-только выпрямиться лежа. В углу обнаружилось отверстие в полу – для исправления нужды, внизу под ним шумела вода, но было также темно и расширить отверстие невозможно, да и чем, не зубами же грызть сортирную дыру?
Потом долго сидел, вспоминая события последнего дня. Постепенно осознал, что жизнь сохранили не почему-то, а зачем-то. Зачем он этому въедливому полковнику?
Воронцов ошибся – двери в каменный мешок не было, зато было отверстие в потолке, в которое время от времени бросали кусок хлеба и опускали флягу с водой. Он пытался разглядеть, что там, наверху, пытался схватиться за веревку, чтобы выбраться. Но сначала почти не мог двигаться – болела вывихнутая ступня, а при попытке потянуть веревку ту просто отпускали. В конце концов, у него собралась целая коллекция этих веревок.
Потом наверху надоело, и довольно долго просто бросали хлеб без воды. Осознав угрозу мучительной смерти без воды, Воронцов крикнул:
– Больше не буду дергать! Воды дайте!
Сколько прошло времени, сколько и почему он сидел – не ведал, но желание вырваться и разобраться с двумя людьми – цесаревичем и Кшесинской – не ослабевало. Мечтал, как вырвется из этого каменного мешка, придет к Матильде на спектакль неузнанным и метнет вместо букета нож, а потом повернется к царской ложе и сделает то же в сторону обидчика.
Постепенно понял, что отомстить вот так – убив обоих – глупо, нужно придумать что-то более страшное, вроде вот этого каменного мешка, могилы для живых. Стал мечтать, как бросит их обоих вот сюда, как они будут умолять выпустить, как он потом «смилуется» и поднимет Матильду, оставив цесаревича умирать.
В большой особняк генерала Богдановича, что на Исаакиевской на углу с Почтамтской, съезжались гости. Хлебосольный хозяин держал салон политического толка, ему активно помогала супруга – генеральша Александра Викторовна Богданович, страшная сплетница, язвительного языка которой побаивались многие.
Сам Евгений Васильевич был многолетним старостой Исаакиевского собора, его благообразную фигуру узнавали издали, но не по генеральскому мундиру, а по огромным усищам, сливавшимся с бородой – настоящий церковный староста.
Одно время чем-то провинившийся перед государем генерал был Александром III отставлен от службы, но сумел убедить императора в своей верности и преданности и вернулся во власть.
Салон Богдановича знаменит тем, что там принимали в полдень, их завтраки были весьма известны в Петербурге – это целые обеды с многочисленными изысканными закусками, жарким, разнообразной рыбой, изумительными десертами и непременным кофе в гостиной. Не завтрак, а обед. И особняк расположен идеально – в самом центре.
Особняк Богдановичам не принадлежал, они арендовали бывший когда-то доходным дом, но арендовали давно и основательно перестроили, расширив стеклянную галерею и устроив домашнюю церковь.
Евгений Васильевич и Александра Викторовна знали все и обо всем, к ним охотно съезжались, чтобы посплетничать. Удивительная смесь патриотических заявлений и постоянного осуждения императорской семьи позволяла генералу и его супруге выглядеть свободолюбивыми монархистами. Странное сочетание, но генерал действительно писал пустые, прославляющие монархию книжонки (издавая их за государственный счет и получая неплохие дивиденды), а в салоне активно сплетничал о монархе.
К Богдановичам ездили, чтобы услышать новые слухи и распространить их дальше, если те были выгодны. Александра Викторовна ежевечерне заносила эти сплетни в свой дневник.
Разве могла она пропустить известие об увлечении наследника престола балериной?
– Ах, нельзя же так скандализировать общество! Куда катится монархия?
За порцией отменной жареной рыбы с ней соглашались:
– Император Александр Александрович такого себе не позволил бы…
Когда гостям предложили восточные тянучки, привезенные хозяину из Бухары, кто-то вспомнил об отце императора Александра III Александре II и его второй семье. Это вызвало буквально негодование генеральши:
– Да, императоры и наследники увлекались молодыми особами, но это были фрейлины! Фрейлины, а не балерины.
– Ах, не скажите… А великий князь Николай Николаевич с его Числовой?
Весьма существенное замечание. «Дядя Низи», как в императорской семье звали предпоследнего сына Николая I, и впрямь шокировал общество своими семейными делами. Конечно, все признавали, что его супруга, великая княгиня Александра Петровна, особа крайне неприятная, к мужу холодна и семьей не дорожила, но и замена, которую он себе нашел в виде ничем не примечательной балерины Императорских театров Екатерины Числовой, никуда не годилась.
– И ведь что примечательно, – широко раскрывала глаза генеральша, – познакомился со своей Числовой Николай Николаевич в Красном Селе! Этот Летний театр поистине рассадник греха.
Такое мнение серьезные гости Богдановичей поддержали. Тем более и нынешний наследник Николай Александрович «подцепил» свою Кшесинскую там же. Кто-то вспомнил о происшествии во время выпускного спектакля, но тут же было решено, что все это Кшесинской и задумано, чтобы привлечь к себе внимание.
К кофе собравшиеся уже пришли к выводу, что и увлекаться-то нечем, Кшесинская-2 не так уж хороша, не лучше Числовой, что у нее кривые выступающие зубы, короткие ноги и никаких перспектив на сцене, если, конечно, не поможет протекция наследника.
– Я видел ее в Летнем театре в Красном Селе… – начал кто-то из гостей, но осекся и постарался перевести разговор на другую тему. Объяснять заинтересовавшейся таким заявлением супруге, что он сам делал в Красном Селе во время маневров, не хотелось, но, видимо, пришлось.
Наследник шокирует всех, императрице Марии Федоровне стоит посочувствовать – таков был всеобщий вердикт.
После этого обсудили предстоящее большое путешествие цесаревичей, дружно решили, что и время, и маршрут выбраны неудачно, а плыть в Японию и вовсе ни к чему, но, возможно, столь долгое отсутствие нужно, чтобы наследник забыл эту танцорку.
Обсудили слух о болезни второго сына императора Георгия:
– Я слышала, что у Джорджи чахотка! Это ужасно…
Пожалели чахоточного Георгия, поговорили о том, стоит ли ему отправляться в столь далекое путешествие. Осудили решение императора отправить и второго сына вместе со старшим, а также согласие императрицы на это…
В общем, осуждать нашлось что.
Прощаясь, хозяин предлагал непременно зайти завтра:
– Мне прислали горную козу! Завтра будет подана к столу.
Гости ахали и обещали «заглянуть на козу».
Генералу действительно частенько привозили откуда-то необычные продукты, каких не купишь в лучших магазинах, дичь, убитую в труднодоступных местах, деликатесы из загадочных стран… Это стоило бешеных денег, но за возможность получать сплетни из первых уст стоило платить.
В салоне на Исаакиевской далеко не всегда были правдивые слухи, чаще наоборот, но на сей раз сплетники не ошиблись – цесаревичи Николай и Георгий отправлялись в далекое путешествие до самой Японии морем, и второй сын императора Георгий действительно был болен туберкулезом.
Маршрут путешествия наследника и его брата обсуждался долго, императрица очень боялась морских путешествий, море непредсказуемо, но и ехать через всю Россию, где на каждом перегоне можно ждать аварии, подобной боркинской, или подложенной бомбы (не станешь же вдоль всего пути через необъятные сибирские просторы ставить солдат), не менее опасно.
В конце концов, император решил, что сыновья поплывут, и утвердил маршрут через Вену, Триест, оттуда в Грецию, Египет, по Суэцкому каналу в Красное море, Индийский океан с заходом в Бомбей и далее на восток в Китай и до Японии. Обратный маршрут пока держался в тайне, как и дата возвращения, но было понятно, что наследник будет отсутствовать год.
Матильда была расстроена донельзя:
– Юля, за год он меня просто забудет!
– Напомнишь, – успокаивала ее верная сестра.
– За год я стану старухой, – рыдала Маля.
– Если будешь каждый день плакать, обязательно станешь. Маля, ты должна за это время расцвести и стать первой балериной Императорских театров.
Между сестрами были удивительно теплые отношения. Достаточно большая разница не позволяла соперничать, но и обращаться с младшей сестрой, как с игрушкой, тоже не получалось. И наставлять себя маленькая Маля не давала.
Сестры учились в одном училище, служили в одном театре, вместе готовили партии, которые Маля танцевала, а Юля нет. Жили в одной квартире, выделенной из части огромной родительской.
Постепенно Юлия стала дуэньей младшей сестры, она защищала, наставляла, советовала и сопровождала. Они были вместе всюду. Родителей это устраивало – более прагматичная и спокойная Юлия уравновешивала импульсивную Малю.
Матильда, как и Юлия, числилась в кордебалете Мариинского, туда по окончании училища попадали все, как и оперные певцы и певицы в хор. Но Маля и дня в длинной шеренге лебедей или снежинок не танцевала, она исполняла отдельные номера, как делали даже не корифейки, а солистки, и готовила партии, что позволялось только балеринам. Собственно, балерин в Мариинке шестеро – это те, кто танцует главные и заглавные партии, из них прима одна – итальянка Пьерина Леньяни с великолепной техникой. Ей даже отдельное название придумали – прима-ассолюта.
– Ну и что, я тоже ассолютой стану! – пожимала плечами Матильда.
Честно говоря, ни родные, ни окружающие в театре в этом не сомневались. Особенно после внимания императорской семьи.
Но произошло нечто неприятное для артистической карьеры Матильды – наследник уехал, а сам Александр III не вспоминал о «надежде русского балета».
Завистники начали злословить за ее спиной, кое-кто открыто поговаривал, что карьера Кшесинской-второй закончилась, притом что первой и не начиналась.
Юлия и впрямь танцевала в кордебалете, не претендуя на большее, ее устраивало такое положение. Но только не Матильду!
Карьера закончилась, едва начавшись? Она еще им покажет! Итальянки, конечно, хороши, их технике стоит поучиться, но Матильда покажет всем, что лучшие балерины – русские!
Но Мариус Иванович Петипа ставил балеты в расчете на исполнение Пьериной Леньяни, и она у всех на виду сначала отдельным номером, а потом на бис прокрутила тридцать два фуэте без остановки! Это ее секрет, ходили слухи, что секрет знает Чекетти, который недавно танцевал главные партии в Мариинском, а теперь решил преподавать в училище. Матильда приставала к отцу и брату с просьбой выведать тайну, но Чекетти молчал, лишь усмехаясь в ответ на попытки заставить его проболтаться.
Маля решила, что добьется всего сама, и крутила эти фуэте в любую свободную минуту. Она вообще репетировала неимоверно много, отец качал головой:
– Ты сорвешь мышцу и перестанешь танцевать совсем.
Старшая сестра понимала, в чем дело: Маля хочет до возвращения Ники стать не хуже Леньяни. Это слишком трудно, Леньяни в балете давным-давно, а Маля всего год назад училище закончила. К тому же Леньяни воспитана в итальянской школе, где техника, техника и еще раз техника.
– Вот это и трудно, Юля, добиться их техники, но не потерять своей душевности, – соглашалась Матильда. – Но я добьюсь! И стану примой-ассолютой. Вот увидишь, стану. Смотри!
Шестнадцать фуэте она уже крутила, но больше не получалось, хоть плачь!
Что прошло много дней, Воронцов понял по растущей бороде и ногтям.
Выжил только благодаря крепчайшему здоровью и собственному упорству. А еще благодаря страстной мечте вырваться и увидеть Кшесинскую.
Однажды сверху вдруг крикнули:
– Держи, только не потеряй.
В небольшом мешке спустили свечку и спички.
Воронцов впервые увидел свет. Крохотный огонек показался невыносимо ярким, и он смог рассмотреть свое пристанище. К этому времени на ощупь уже знал каждый дюйм, но все равно было любопытно.
Сверху крикнули, чтобы берег свечку, новую дадут нескоро. И все равно он предпочел сидеть со светом, пока не остался небольшой огарок. Огарок скормил крысам в благодарность за соседство. Если бы не сжег свечу, ее все равно сожрали бы эти твари.
Видно, «примерное» поведение произвело впечатление на тюремщиков, Воронцову стали давать больше хлеба и воды, и свечи тоже опускали. Он не задавал вопросов, за что сидит, понимал, за что, но понимал и то, что нужен живым.
С самого начала, обнаружив, что жив, Воронцов сделал все, чтобы не стать калекой или беспомощным. Он отжимался от стенки или своего ложа, размахивал руками, насколько позволяли размеры каменного мешка, как только зажила нога, шагал на месте и производил почти строевые повороты… Конечно, этого здоровому сильному организму мало, но лучше, чем лежать.
Впрочем, и лежал тоже. Закидывал руки за голову и размышлял, прислушиваясь к отдаленным звукам. Зрение и слух обострились, теперь он различал не только крики и стоны, но и просто голоса, замечал пробегавших крыс, отчетливо видел отхожее место в углу…
Потом начал разговаривать с Матильдой и цесаревичем – сначала мысленно, а после и вслух. Потом запел, чтобы сохранить голос. От молчания можно и потерять… Пел полковые песни, другого просто не знал.
Сверху крикнули:
– Эй, ты чего?
Воронцов объяснил, что поет полковые марши.
– Ну, пой…
Матильду судьба незадачливого ухажера не интересовала. Ники сказал, что помиловал, и ладно. Куда Воронцов девался, не спрашивала, довольствуясь опять-таки обещанием Николая, что горе-поклонник больше надоедать не будет.
У Матильды была своя жизнь, невообразимо далекая от каменного мешка с брошенным в него Воронцовым. А тот все надеялся освободиться и увидеть свою прелестницу.
