Читать книгу Хозяйка Блистательной Порты - Наталья Павлищева - Страница 2

Паж осторожно приоткрыл дверь в большой зал, заглянул в щелочку. На фоне окна, за которым уже сгущались сумерки, четко вырисовывался мужской профиль с выдвинутой вперед «габсбургской» челюстью – император Священной Римской империи Карл V Габсбург размышлял.

Давно следовало зажечь свечи и заново разжечь потухший камин, в комнате холодно, но император молча стоял у окна не первый час, и никто не рисковал войти. О чем размышлять везучему Карлу, у которого корон больше, чем пальцев на руке? Так получилось, что он оказался наследником сразу нескольких королевских домов Европы, главными из которых считал испанский престол и бургундские Нидерланды. Правда, испанцы признавали его королем Арагона, а в Кастилии только регентом, пока жива в монастыре его мать Хуана Безумная, но сам Карл называл себя (и был таковым по сути) королем всей Испании.

И все же главный и вожделенный для многих монархов титул императора Священной Римской империи, который он получил от деда – Максимилиана I – заодно с Австрией, Богемией, Моравией, Силезией и Тиролем, достался Карлу не без усилий. Был коронован еще десять лет назад в октябре 1520 года в Ахене, но папа римский Климент возложил такую корону на его голову только что – в феврале 1530 года.

Священная Римская империя существовала с 800 года н. э., когда на Рождество папа Лев III возложил соответствующую корону на голову Карла Великого. Быть императором Священной Римской империи означало быть прямым наследником славы (и обязанностей) Великого Карла. И хотя империя ныне не та, и власти у императора ровно столько, сколько сам себе добудет, корона оставалась вожделенной для всех королей Европы. Королей много, император один.

Карл благоразумно уступил австрийское эрцгерцогство своему младшему брату Фердинанду, который предпочел бы материнские владения – Арагон и Кастилию, но вынужден согласиться и на австрийские земли. А еще претендовал на Венгрию, которую почти всю захватили турки.

Дверь под рукой осторожного пажа предательски скрипнула, император обернулся, чуть нахмурившись, некоторое время разглядывал немедленно затворившуюся створку резной двери, потом крикнул, чтобы зажгли огонь и растопили камин, и снова отвернулся к окну. Когда паж рискнул появиться в комнате со свечой, Габсбург уже стоял к нему спиной, снова вглядываясь в сумрак за окном.

Получив известие, что султан Сулейман со своим войском снова идет на Венгрию, Карл, находившийся в Италии, размышлял недолго и вместо помощи брату Фердинанду в обороне венгерских земель, на которые тот претендовал, а еще Вены, которая, несомненно, была основной целью турка, отправился короноваться в Болонью к папе римскому. К Вене вовремя не подоспеть, да и оборонять город или принимать бой спешно собранным войском означало потерпеть поражение.

Карл оказался прав, Вена выстояла и без него, конечно, помогла погода, такого мокрого и холодного лета давно не бывало, из-за бесконечных проливных дождей реки разлились и до самой осени почти не вошли в берега, на полях все сгнило, заготовить фураж на зиму не удалось. Не рискуя оставаться в зиму без фуража, Сулейман повернул армию от стен Вены, но разорил округу так, что жители еще долго с дрожью вспоминали турецкую кавалерию. Никто не сомневался, что турки вернутся через год.

Карлу предстояло решить серьезную задачу…

Дело в том, что, помимо просто завистников, у него были два серьезных противника – недавно ушедший от стен Вены правитель Османской империи султан Сулейман и король Франции Франциск. Головной боли из-за любвеобильного Франциска у Карла предостаточно, пять лет назад в битве при Павии он даже пленил неудачливого француза и, на свою голову, привез его в Мадрид, а там… Кто же мог подумать, что в этого долговязого ловеласа по уши влюбится их старшая сестра Элеонора?!

Но она влюбилась, причем так, что принялась активно добиваться освобождения царственного пленника, подключив к своим усилиям их тетку Маргариту Австрийскую, которую Карл искренне уважал и любил. Что Элеонора нашла в этом блудливом вруне, император понять не мог. Французскому королю неведомы никакие понятия чести, он воспользовался влюбленностью Элеоноры, обещал на ней жениться, поскольку был вдовцом, подписал договор, по которому уступал Карлу многие спорные территории, а также отправил вместо себя в заточение в Испанию двоих сыновей – и был таков.

Сразу стало ясно, что соблюдать договор Франциск не намерен, мало того, обнаружилось, что из заточения (весьма условного и комфортного) плененный король отправил два послания султану Сулейману, умоляя помочь, напав на земли Габсбургов, граничащие с Османской империей! Сулейман воспользовался поводом и опустошил Венгрию. С тех пор Буда у турок в руках.

В комнату снова заглянул паж и осторожно поинтересовался, намерен ли император ужинать.

– Где король Фердинанд?

– Еще не вернулся с охоты.

– Принеси вина, но только не какого попало.

Мог бы и не предупреждать, его верный паж прекрасно помнил, что император Карл не пьет что попало, а вот хорошее вино любит, не слишком жалуя французские, как он считал, разбавленные опивки.

Паж появился бесшумно, поставил на стол большой графин с вином, наполнил бокал и удалился. Карл проводил его взглядом, но к бокалу не притронулся. Он не боялся быть отравленным, почему-то верил в свою неприкосновенность для врагов. Снова прошелся, постоял у камина, не замечая идущего от огня тепла, пригубил вино, присел в кресло, вытянув длинные ноги и глядя на пламя, лижущее поленья в камине.

Конечно, захват Венгрии османами плохо, но Карла в связи с Франциском ждала еще одна неприятность – король не спешил жениться на Элеоноре! Шли месяц за месяцем, а забывчивый ловелас не желал вести под венец сестру императора, вместо этого развлекаясь с любовницами, не в силах выбрать из двух одну. Элеонора уже и сама была не рада заключенному договору, кажется, она начала понимать, на что себя обрекла, отказавшись от другого брака и добившись освобождения легкомысленного Франциска, а еще – что ждет ее в будущем браке, если таковой состоится. Едва ли нрав французского короля мог измениться к лучшему.

Ситуация складывалась крайне нелепая. В Мадриде в заключении сидели два юных наследника французского престола, отбывая плен за отца, подписанный договор не позволял Карлу, чтившему договоренности в отличие от француза, просто напасть на Франциска и второй раз уже не давать тому пощады, а сам нарушитель обязательств и сердечного спокойствия прекрасных дам развлекался в постели с двумя любовницами поочередно, пытаясь убедить их, что любовь втроем еще лучше.

Сначала Карл потребовал, чтобы Франциск вернулся в плен, но потом решил, что хлопот с этим любителем женских прелестей не оберешься, и молчаливо продолжил заниматься своими делами. Но тут в дело снова вмешались прекрасные дамы – мать Франциска королева Луиза Савойская и тетка Карла Маргарита Австрийская. Нельзя допустить, чтобы обещанный брак не состоялся! Было подписано новое соглашение, но Франциск снова тянул и тянул. Согласно Камбрезийскому договору свадьба Франциска и Элеоноры должна состояться довольно скоро. Карл поклялся сам себе, что если и на этот раз французский негодник обманет его сестру, непременно возьмет болтуна в плен еще раз и собственноручно кастрирует.

Но как бы ни клял любвеобильного будущего родственника император, как бы ни злился на так некстати влюбившуюся в негодника сестру, мысли его сейчас были о другом. Снова о французском короле, но теперь в связи с его тайным союзом с султаном Сулейманом. Услышав о заключенном союзе, Карл не без иронии назвал его «Союзом Лилии и Полумесяца», считая, что такое поведение французского короля доказывает, что от христианских ценностей король далек, как и от порядочности вообще.

Спасало только одно: Франциск обманывал Сулеймана так же, как и самого Карла. Сначала отправил два письма с призывом о помощи, но, едва выйдя из заточения, от дружбы с османским султаном отказался. Стоило Карлу прижать Франциска, как идея этой дружбы возникла снова.

Союз Франции и Османской империи, каким бы неустойчивым ни был, все же грозил самому Карлу крупными неприятностями. Тратить большие деньги и силы на защиту австрийских и венгерских владений от турок значило отвлекать их от других европейских проблем. К тому же Франциск за спиной будущего родственника передавал средства, полученные от султана, немецким бюргерам, поддерживавшим Реформацию, то есть идеи ненавистного Карлу Мартина Лютера, что грозило развалом единства христиан, которого и так-то не было.

Считая себя в качестве императора Священной Римской империи ответственным за всю Европу, Карл ломал голову над тем, как это единство восстановить. Папу римского удалось убедить короновать его самого короной империи, хотя Карл вполне мог обойтись и без благословения понтифика. Но будущий родственник Франциск вел себя так, словно он заклятый враг не только Карла, но и христиан вообще, собственный брат Фердинанд только и делал, что клянчил деньги и войска для захвата Венгрии (далась она ему!), те самые деньги, которых не было. Нелепо, но императору большей части Европы действительно катастрофически не хватало денег, хотя Карл не транжирил и не швырял золото горстями любовницам. В самом начале борьбы за власть Карл допустил большую ошибку: стараясь заполучить титул императора, он взял в долг крупную сумму под большие проценты для подкупа нужных лиц, надеясь легко вернуть с будущих доходов. Доходы были, и немалые, но куда большими вдруг стали расходы, потому что приходилось воевать с теми, кто должен быть союзником. Вместо уменьшения долг непостижимым образом рос, а родственники новые и прежние все требовали и требовали золота.

За спиной Франциск договаривался то с султаном Сулейманом, то с Яношем Запольяи, которого султан поставил править Венгрией, то с бюргерами, готовыми поддержать Мартина Лютера… По Европе расползались идеи беспокойного виттенбергского доктора богословия. Карл не мог допустить развала Европы, чтобы та стала легкой добычей тех же турок, руки чесались сровнять с землей Виттенберг вместе с этим Лютером, но он понимал, что малейшее движение против сейчас может привести к взрыву, который сведет на нет все скромные достижения. Нет, время еще не пришло…

Карл не намеревался бороться с ересью, этим позже займется его сын Филипп, задачей императора было объединить как можно больше земель под своей рукой и под рукой брата. Конечно, Фердинанд и сам был бы не прочь стать императором, но понимал, что пока такое не под силу. Нет, от брата Карл подвоха не ждал, однако братское единство означало, что Фердинанду придется помогать, то есть бороться за Венгрию.

Вино в графине закончилось, а младшего брата все не было. Карл начал раздражаться: нашел время охотиться, словно без того забот мало. Воспитанный дедом, императором Священной Римской империи Максимилианом, в убежденности, что корона императора означает ответственность за всю Европу, всех христиан, Карл с юности считал себя ответственным и за семью тоже. Семья – это прежде всего две сестры: неудачница Элеонора и умница Мария Австрийская, а также брат Фердинанд. У Элеоноры никак не складывалось замужество, а Мария совсем молодой осталась вдовой после гибели в болоте под Мохачем ее супруга, короля Венгрии Лайоша. Теперь она правила Нидерландами от имени самого Карла.

Вспомнив о гибели Лайоша и победе турок под Мохачем, Карл поморщился, словно от приступа подагры. Да уж, король Франциск и султан Сулейман та еще подагра для императора Карла Габсбурга!

В прошлом году турки не смогли взять Вену случайно, если бы не погода, существенно сократившая время возможного пребывания турецких войск под Веной, едва ли городу удалось бы выстоять, хотя оборонялись защитники достойно. Никто не сомневался, что летом турки вернутся, и тогда… Что тогда, распылять силы, защищая австрийские земли? Этим непременно воспользуется Франциск, которого едва ли угомонит даже женитьба, Элеонора не из тех женщин, что способны взять мужа в руки и заставить выполнять свои клятвенные обещания. Франциска не остановят два юных сына в плену: отдал их взамен себя, не усомнившись, уверен, что наследники и без того найдутся. Удивительно, но папа римский не спешил осуждать французского короля за столь неприглядное поведение.

Что этакому стоит ударить в спину, пока Карл будет воевать с Сулейманом?

А еще Реформация, которую сегодня трогать рано, а послезавтра может быть поздно.

Между несколькими бедами Карлу предстояло выбрать меньшую и не ошибиться, потому что ошибка могла стать роковой.

Ни ему, ни султану Сулейману противостояние, в которое их фактически вверг беспутный француз, не было нужно, в этом Карл убежден. Но и отступить император тоже не мог. Оставалось договориться, как бы нелепо такая договоренность ни выглядела, хотя бы на время договориться, чтобы принять свои меры и против султана, и против Франциска, чтоб ему! Сулейман первым шаг навстречу не сделает, турок уже громко объявил, что прогулялся до стен Вены только ради того, чтобы показать, кто на этой земле хозяин. Если Габсбурги не поймут, придется показать еще.

Вот в этом Европа не сомневалась, даже сторонники Лютера, кричавшие раньше о том, что турки – наказание европейцам за грехи, и наказание заслуженное, теперь прикусили языки и принялись сетовать на чинимые османской кавалерией неприятности. Европе бы после разгрома венгров турками под Мохачем опомниться и объединиться, но не тут-то было, сидели по своим углам, стенали и со страхом ожидали следующего прихода нехристей.

С Сулейманом надо договариваться, но как?! Не может же император Священной Римской империи, совсем недавно смеявшийся над союзом Лилии и Полумесяца, заключать договор с представителем этого Полумесяца, это означало бы потерять собственное лицо. И с Франциском не договоришься, ему верить нельзя.

Мысли ходили и ходили по кругу: король Франциск, султан Сулейман, Реформация и единство Европы… решение не находилось, вернее, оно было, но не устраивало Карла, и император просто пытался найти другое, в глубине души понимая, что это невозможно.

За окном совсем стемнело, оплывшие свечи отражались в стекле, освещая не столько комнату, сколько фигуру самого Карла.

Внизу послышался шум: наконец вернулся Фердинанд. Король и его спутники спешивались, смеялись, обмениваясь шутками, явно не вполне приличными… Карл поморщился: ну что у них всех в голове за мусор? Почему никто не желает внести свою лепту в объединение Европы, а от него только и ждут денег? Все ждут: родственники, правители, целые герцогства, простой люд, даже враги…

Карл хмыкнул: Франциска можно бы подкупить, а вот Сулеймана не подкупишь, он богат, очень богат, богаче самого Карла, к тому же погрязшего в немыслимых долгах. Но молодой император верил, что сумеет и расплатиться с огромным долгом, и противостоять врагам, и проучить беспутного французского родственника (пусть только попробует не жениться!), и объединить Европу под своей рукой, твердой и справедливой. Все сможет, сколько бы сил и времени на это ни понадобилось. Ему тридцать, сил пока много, время есть.

– Скажите королю Фердинанду, что я хочу с ним поговорить. Срочно. Сейчас.

Паж попятился, кланяясь. Это испанский паж, он умел соблюдать правила, в Германии такого не умеют, да и в Вене пока не научились. Следует признать, что обучены при французском дворе, беспутный Франциск легко подхватывал все, что украшало его быт. Мысль о короле Франциске портила Карлу настроение, но он додумал и даже пробормотал:

– Король-рыцарь… Этот пустобрех, не имеющий понятия о правилах чести и ответственности за свои слова, не знающий, что такое слово держать, смеет называть себя рыцарем!

В комнату стремительно вошел младший брат Карла. Фердинанд очень походил на старшего – тот же рост, стать, каштановые волосы – наследие их отца Филиппа Красивого, те же чуть странные глаза от их матери Хуаны Безумной, и главное – оттопыренная нижняя губа и выступающая челюсть Габсбургов, тоже отцовское наследие.

– С кем ты разговариваешь, Карл, сам с собой?

– Фердинанд, ты должен предложить мирное соглашение туркам.

Карл не любил предисловий, на них просто не было времени, всегда в движении, всегда занятый и решительный, он предпочитал и говорить так же – прямо и без реверансов. Подумалось, что это тоже лучше, чем у болтуна Франциска.

– Что?! Я не ослышался?! Ты предлагаешь мне иметь дело с теми, кто бесславно удалился из-под стен Вены, не в силах ее взять?!

– Не кричи, – поморщился Карл. – Если этого не сделать, то Сулейман летом снова приведет своих янычар под стены Вены, и на сей раз погода может благоприятствовать ему, а не мешать. К тому же султан обязательно учтет ошибки, а Австрия и без того разорена.

– Карл, я не понимаю, ты боишься Сулеймана? Испугался возвращения турок и, вместо того чтобы говорить о нападении на них, ведешь речь о договоре?

– Мне нужно время, – почти зарычал Карл. – Нельзя разрываться на два фронта, нельзя серьезно воевать с Сулейманом, пока не угомонился проклятый Франциск. Он же способен нанести удар в спину.

– Зря ты его после Павии не удавил.

Карл поморщился, Фердинанд всего на три года младше его, но какой-то ребячливый. Братьям судьба дарила короны щедрой рукой, у старшего их целых девять, но и младший из братьев тоже не обижен. Карл добровольно выделил ему немало земель из дедова наследства, в том числе Верхнюю и Нижнюю Австрию, правда, сначала убедившись, что Фердинанд вообще способен править. И жена Фердинанда Анна Ягеллонская принесла ему новые короны, она была наследницей своего брата, короля Чехии и Венгрии Лайоша, погибшего в битве с турками под Мохачем и по молодости лет не оставившего потомства. Богемский сейм послушно выбрал Фердинанда королем, Моравия признала его и Анну государями по праву наследования, а вот венгры заартачились.

И сейчас это создавало немалые проблемы.

Большая часть Венгрии, если честно, почти вся находилась под пятой турок, но Сулейман не стал превращать ее в свою провинцию, просто поставил там своего правителя – Яноша Запольяи, которого «по совету» османского султана выбрали королем Венгрии местные магнаты. По законам Венгрии они имели на это право. Запольяи был одним из немногих, кто не вышел на мохачское поле и не сложил там голову.

Те земли, что остались под Габсбургами, Запольяи, конечно, не признали. И теперь у Венгрии были сразу два короля – Янош Запольяи и Фердинанд Габсбург. У Запольяи большая часть земель и Буда, зато у Фердинанда Вена, которую турки не смогли взять летом. Вернутся? Наверное, но до лета еще есть время, можно собрать силы, если поможет деньгами старший брат.

Фердинанд смотрел на задумчиво вышагивающего по комнате Карла и начинал понимать, что не поможет. Карла можно понять, у него на ногах гирей висит Франциск, а еще Реформация; одно неверное движение, и Европа вспыхнет, как сухой валежник от факела. Но теперь, когда турки после неудачи под стенами Вены основательно потрепали уже не войска в поле, а мирных жителей, выбивая из тех содержание, даже самые ярые крикуны вроде Мартина Лютера прикусили языки, вернее, начали стенать, что божье наказание в виде разоряющих округу нехристей слишком уж суровое. А может, оно и вовсе не божье?

Карлу это помогало мало…

Наконец Фердинанд сообразил, чего ждет от него старший брат.

– Ты хочешь, чтобы послов к Сулейману отправил я?

Глаза Карла насмешливо сверкнули, он всегда считал, что Фердинанд слишком медленно думает.

– Но ведь Вена твоя, и ты не хочешь, чтобы летом турок разорил ее?

Он понимал, что Фердинанд уже прикидывает, как бы побольше получить за такую уступку, вздохнул:

– Чего ты за это хочешь?

– Корону короля Германии.

«Справься с Лютером, и я преподнесу тебе ее на бархатной подушке и сам надену на голову», – мысленно хмыкнул Карл, но сказать ничего не успел: выдвинув свои требования, Фердинанд круто развернулся и бросился прочь из комнаты.

– Ты ее получишь. Давай обсудим то, как отправить посольство.

Карл почти кричал, потому что младший брат, отмахнувшись: «Сам справлюсь!», уже удалялся. Не бежать же за ним.

И тут император Священной Римской империи допустил огромную ошибку, нужно было немедленно вернуть Фердинанда обратно и подробно обсудить с ним все условия предстоящего посольства вплоть до каждого слова, которые произнесут посланники. Но Карл положился на брата и его разумную супругу. Еще была надежда, что поможет сестра Мария, вдова короля Лайоша. Мария меньше всех детей Филиппа Красивого и Хуаны Безумной похожа на мать и на Габсбургов тоже, она взяла и от Филиппа, и от Хуаны все лучшее и не взяла недостатков. Умница, наделенная политическим и деловым чутьем, юная вдова теперь правила Нидерландами от имени старшего брата. Она способна дать дельный совет, к тому же Марию с Анной Ягеллонской связывала нежная дружба, а женщины, как известно, могут совместно влиять на мужчину. В данном случае таким мужчиной был Фердинанд.

Карл подумал, что, пожалуй, может оставить решение этого вопроса младшему брату, дел-то – отправить тайное посольство к османскому султану с выгодными предложениями оставить на время все как есть. Фердинанд тоже в этом заинтересован, иначе Вена и впрямь станет турецкой, сил на ее серьезную защиту у короля половинчатой Венгрии нет. А у Карла нет желания ввязываться в угоду Франциску в большое противостояние с османским правителем.

Несмотря на молодость, Карла уже допекала проклятая подагра, косточки на ногах снова вздулись и воспалились, даже ходить трудно, император предпочел карету, хотя передвигаться таким способом не любил.

Покачивался в такт движению и, прикрыв глаза, размышлял.

Он почти не беспокоился о поручении, данном Фердинанду, не сомневался, что договориться с турками удастся, теперь можно подумать о французском короле. Если этот ловелас в очередной раз обманет Элеонору, придется задать ему настоящую трепку. От одной мысли о долговязом любителе постельных утех у Карла начинали ныть все кости. Земли французского короля делили его собственные на две части, мешая создать единую империю. Согласись Франциск признать Карла императором всей Европы, тот поступил бы так же, как с Фердинандом – оставил Франциска королем своей властью. Но для Франциска, тоже мечтавшего о короне Священной Римской империи и единой Европе, но под своей рукой, такое предложение было неприемлемо. Карл это понимал и никогда подобных разговоров не вел.

Мысли потекли почти привычным руслом: Франциск и его обманы, сестра Элеонора, влюбившаяся не вовремя и не в того, итальянское наследство и папа римский… О Фердинанде и турках на время было забыто. А зря…

Зря, потому что Фердинанд умудрился допустить все ошибки, которые только мог допустить в данной ситуации. Нет, он послушно отправил посланников в Стамбул и даже предложил туркам мир от своего имени, но какой…

Сначала Ибрагим-паша не поверил своим ушам: Габсбург, который хоть и не защищал Вену, но владел ею, прислал своих людей к султану?! Вторым усомнился в том, что не спит, сам Сулейман: победитель присылает послов к побежденному? Конечно, Сулейман не признавал себя побежденным, заявляя, что приходил в Венгрию, только чтобы напомнить, кто там правит, а под Веной стоял… в ожидании Фердинанда, ушел-де из-под стен города, попросту не дождавшись. Султан прекрасно понимал, что и без взятия Вены демонстрация силы весьма удалась, Европа напугана, даже их раскольник Лютер перестал угрожать папе римскому, переключившись на мусульман.

Сулейману меньше всего хотелось становиться пугалом для Европы, как и воевать с Карлом, он был бы готов заключить с императором соглашение, но появления его послов в Стамбуле никак не ожидал.

Теперь следовало все сделать не торопясь, чтобы не выдать собственной радости от того, что Карл первым сделал шаг навстречу.

Принять посланников торжественно и при большом стечении народа? Что-то подсказало Сулейману не торопиться и сначала разузнать о самих послах. И вот тут их с Ибрагимом ждало настоящее разочарование. Формально все было верно: владел Веной Фердинанд, он и прислал своих людей.

Ибрагим заставил драгомана-переводчика повторить, усомнившись в том, что не ослышался. Нет, тот произнес еще раз:

– Послы прибыли от короля Священной Римской империи Фердинанда.

Султан стоял у оконной решетки, не оборачиваясь, но Ибрагим и сам понимал его мысли. Король – это не император. Нет, император Карл, а Фердинанд… он просто король? Значит, не Карл прислал своих людей, не счел султана равным для разговора, достойным для заключения договора напрямую? Сулейман молчал, пытаясь найти оправдание действиям своего главного соперника. Вообще-то, понятно, открыто осуждая договоренность между Франциском и Сулейманом, Карл не мог сам поступить так же открыто, но мог бы прислать своих людей тайно.

– Прими этих послов, посмотрим, что скажут, – словно отмахнулся от известия Сулейман. Ибрагим склонил голову:

– Да, Повелитель.

В присутствии драгомана, который не был турком, он предпочитал называть Сулеймана так. Наедине или в окружении семьи звал проще – братом, за глаза все чаще «этим турком». Сулейман делал вид, что либо не замечает, либо не подозревает.

Посланников короля Фердинанда действительно принял великий визирь. Посланники прибыли от младшего из братьев, и принимал их младший по положению, вполне достаточно. И все-таки провал был не в том. Произнеси послы нужные речи, их принял бы и Сулейман, причем прилюдно и с почестями, но они говорили такое, что Ибрагим порадовался предусмотрительности своей и султанской.

Он постарался обставить прием пышно, но до минимума сократил количество присутствующих. Прибыли тайно, хотя эта тайна всем известна? Значит, и беседа будет тайной. Почти тайной. Только сам главный визирь, его окружение, какому доверял, и несколько переводчиков-драгоманов.

Конечно, Ибрагим не преминул показать послам янычарскую выучку, проведя их сквозь строй вооруженных до зубов защитников султана, а потом еще и между двумя рядами рычащих львов, едва сдерживаемых на толстых поводках огромными евнухами. Все выглядело впечатляюще и угрожающе одновременно. Казалось, отпусти хоть один евнух хоть один поводок, львы всей стаей просто растерзают послов, а за ними и их правителя, как бы далеко тот ни находился.

Но послы тоже не из робких, как ни тряслись поджилки, этого никто из турок не увидел, лицо держали.

А потом Ибрагиму пришлось сделать все, чтобы в ярости не приказать снести послам головы из-за наглости, которую услышал из их уст от имени короля Фердинанда.

Габсбурги щедро раскидали свое семя по домам Европы, не скупясь на отпрысков в тех семьях, к которым, казалось, отношения не имели. Это привело к тому, что выступающая челюсть и оттопыренная нижняя губа были не редкостью во многих знатных фамилиях.

Посланник младшего Габсбурга явно носил в себе гены этой фамилии, его челюсть тоже выпирала вперед, что подчеркивало надменность всей фигуры высокого худого немца. Он развернул свиток, строго посмотрел на Ибрагима-пашу и торжественно начал зачитывать послание короля Фердинанда османскому султану Сулейману. А визирю стало вдруг весело, по поведению посланников короля, по наставительному тону, которым читался текст, было понятно, что ничего хорошего ожидать не стоит, немец словно отчитывал султана за неприличное поведение в чужом саду. Ибрагим ни слова не понимал в произносимой на немецком речи, но делал вид, что понимает, он то задумчиво покусывал ус, то озадаченно приподнимал бровь, то тихонько хмыкал, но так, чтобы послы это заметили, то оборачивался к стоявшему рядом евнуху, который понимал не больше самого визиря, словно советуясь с ним, отчего бедолага покрывался испариной.

Такое поведение визиря тревожило не только несчастного евнуха, но и послов; не понимавший, о чем идет речь, Ибрагим-паша удивлялся, хмыкал и задумывался совершенно невпопад. Но эти турки… кто же знает, что у них на уме? Посол то и дело вскидывал на визиря глаза, встречаясь с его насмешливыми черными глазами, сбивался, злился сам на себя и сбивался еще сильней. К концу речи от его надменности не осталось и следа.

И тогда Ибрагим-паша, повернувшись к драгоману, кивнул:

– Переведите эту речь, чтобы я понял, о чем говорилось.

В установившейся на мгновение тишине было слышно, как сначала икнул евнух, потом хмыкнул, стараясь сдержать смех, драгоман, что-то быстро зашептал переводчик послов… От этого шепота у немца ходуном заходили желваки.

Но Ибрагим не обращал внимания, теперь ему приходилось сдерживаться, чтобы не испепелить взглядом представителей короля Фердинанда. Хорошо, что визирь не понимал по-немецки, не то сдержаться во время речи посла не смог бы…

Фердинанд в довольно ультимативной форме требовал от турок признать его королем Венгрии, вернуть Буду и остальные города, где с помощью султанских гарнизонов правил Янош Запольяи, и впредь венгерских границ не переступать. Взамен Фердинанд предлагал главному визирю и самому султану… некоторое содержание в ближайшем будущем.

Если и можно было нанести пощечину сильней, то только потребовав от Сулеймана лично явиться с поклоном в Вену с извинениями.

Ибрагим сумел сдержаться, он прекрасно понимал, что ни крик «Вон!», ни даже казнь послов не помогут. Послов, а следовательно, их наглого короля следовало унизить. И визирь показал, что умеет быть искусным дипломатом.

Бровь Ибрагима-паши снова недоуменно приподнялась:

– Вы твердите, что ваш король желает быть королем Венгрии. Но почему тогда его нет в Буде? Мы бывали там, но короля Фердинанда не нашли. И в Вене тоже. Пришлось долго ждать в надежде, что король придет под стены своего города, даже оставить на стенах несколько отметин из пушек, чтобы не забыли, что турецкое войско там было, однако короля Фердинанда не дождались. Как можно править городом, который даже не намерен защищать? Кому нужен такой король?

Он довольно долго издевался над послами, заставив их выслушивать сетования по поводу неумения Фердинанда защищать свои земли и города, его неспособности обходиться без помощи старшего брата.

– Что касается нового похода на Вену… разве можно заранее сказать, куда направит копыта коней своей армии султан, Тень Аллаха на Земле? Вена это будет, Венеция или Багдад? И скрывать от своих союзников ваше обращение и наш ответ мы не намерены.

Последние слова означали, что очень скоро при содействии французского короля Франциска вся Европа будет знать, что король Фердинанд отправлял эмиссаров к султану Сулейману, словно турок одержал победу под стенами Вены, а не отступил, не взяв ее.

Послы бледнели и багровели, скрипели зубами, но возразить не могли.

Конечно, никакого соглашения заключено не было и не могло быть, Фердинанд отправил посольство, выполнив волю Карла, но сделал все, чтобы провалить порученное.

Но престиж султана Сулеймана в Европе был спасен, теперь никто не мог сказать, что он проиграл под Веной.

У Карла был свой человек в посольстве Фердинанда, он не имел права голоса, всего лишь молча выслушивал речи сначала посланника Габсбургов, потом турецкого визиря, а потом помчался к своему императору докладывать о провале переговоров.

Карл пришел в ужас, неразумный Фердинанд, вместо того чтобы замирить османского льва, чтобы дать старшему брату время решить другие вопросы, раздразнил турка! Предложить богатейшему человеку некоторое содержание в обмен на возвращение им завоеванных земель – до такого мог додуматься только настоящий глупец или зазнайка. Но даже это можно было предложить иначе – тайно и мягко. Возможно, султану вовсе не нужны венгерские проблемы, и в обмен на гарантию, что оттуда не последует нападения Габсбургов, он мог признать Фердинанда королем Венгрии. Карл вздохнул: теперь не признает.

Но его меньше волновала венгерская корона на голове брата и куда больше то, пойдет ли Сулейман на Вену снова в ближайшее время. Карл больше не полагался на брата и его дипломатические способности, взял дело в свои руки, в Стамбул под видом купцов поехали опытные разведчики (одно другому не мешало). Кто из иностранцев более других преуспел в Стамбуле? Венецианцы, те раньше всех сообразили, какие богатейшие возможности таит в себе дружба с султанами, а нынешний дож Андреа Гритти даже был послом у Османов.

– Ваше величество, – докладывал Абрам Линц, – из того, что я успел узнать за время пребывания в столице Османов, ясно, что всем заправляет главный визирь Ибрагим-паша, султан прислушивается к его советам и обычно выполняет их. А на самого Ибрагима-пашу весьма влияет венецианец Луиджи Гритти, официальный драгоман правительства империи.

– К этому Гритти есть подход? Если он столь влиятелен, то, по крайней мере, должен знать о планах своего хозяина.

– Деньги, ваше величество, – словно извиняясь, развел руками Линц.

– Мы должны знать о планах султана, прежде чем те возникнут у него в голове. Нужно найти выход на венецианца, а через него на визиря. Только не перестарайтесь, турки подозрительны, почуяв, что венецианец подкуплен, просто уничтожат его.

Луиджи или, как его чаще называли, Аловизо Гритти был бастардом – незаконнорожденным сыном венецианского дожа Андреа Гритти. В бытность Андреа послом Великолепной Синьоры Венеции в Стамбуле Андреа Гритти, как и все венецианские послы, семью оставил дома, а потому завел себе наложниц, которые и подарили троих сыновей.

Один из шустрых мальчишек оказался не только красивым, но и умным, и способным к учебе. Отец забрал Луиджи с собой, когда возвращался домой после отсидки в темнице Стамбула. Быть послом в Стамбуле дело чрезвычайно опасное, турки искренне считали посла ответственным за все действия его страны, а потому, когда Синьора Венеция в очередной раз нарушила договор с Османами, посол оказался в весьма затруднительном положении, попросту в тюрьме.

И сгнил бы там, не имей Андреа приятелем тогдашнего визиря Ахмеда-пашу. Визирь вытащил друга из темницы в обмен на обещание попытаться стать дожем (это вполне отвечало чаяньям самого Андреа Гритти) и в качестве дожа Венеции всячески содействовать дружбе и сотрудничеству между двумя государствами.

Дожем Андреа Гритти стал не скоро (очень живучими оказались предыдущие правители, едва дождался их кончины), кроме того, ситуация в Европе серьезно изменилась, и дружить с турецким султаном стало просто опасно. Однако верный данному слову Андреа Гритти всячески старался это делать, а чтобы новый султан Сулейман не подумал чего дурного и не перекрыл венецианским купцам торговлю в Стамбуле, даже отправил своего сына Луиджи, уже закончившего образование, в Стамбул, но не в качестве посла (опасно, тюрьма никуда не делась), а советником к новому визирю Ибрагиму-паше.

Отец и сын Гритти все рассчитали верно: и то, что новому султану будет нужен опытный драгоман-переводчик, и что Ибрагиму-паше не помешают деньги, и что не так давно почувствовавший вкус денег и власти грек нуждается в богатых дарах. Синьора Венеция одаривала нужных людей щедро, а Ибрагим-паша был нужным. Подарки текли рекой в карманы и закрома визиря, деньги в кошельки венецианских купцов и, конечно, в карман Луиджи Гритти.

Он сумел заинтересовать Ибрагима-пашу доходами от торговых операций венецианских купцов и от морских перевозок.

Но все имеет свои пределы, нашелся он и у деятельности младшего Гритти. Невозможно взять всю торговлю Стамбула под свою руку, следовало искать другие источники дохода. К тому же как ни крутился венецианский дож, он вынужден оказался ссориться с турками, рисковать жизнью при этом приходилось его сыну Аловизо. Да еще и чиновники стали задавать ненужные вопросы вроде таких: «Откуда у вас такие доходы, синьор Гритти?» Надеяться, что Ибрагим-паша защитит от любопытства османских чиновников, не стоило.

Луиджи Гритти, венецианец, родившийся в Стамбуле, вовсе не был горячим патриотом ни той, ни другой страны и прекрасно понимал, что Венеция пережила свои самые прекрасные дни и быстро движется к упадку, а в самой Европе набирает силу (уже набрал) император Священной Римской империи Карл Габсбург. Гритти всегда помогали тем, кто в силе. Андреа Гритти даже извинился перед королем Франции за нарушение заключенного ранее договора, потому что дружить с императором оказалось выгодней.

Его сын тоже долго не ломался, когда появилась возможность немного помочь молодому энергичному императору и при этом неплохо заработать.