Читать книгу Нахимов - Наталья Петрова - Страница 8

Английские моряки говорят, что в море капитан – первый после Бога. Командиром экспедиции и фрегата «Крейсер» был назначен Михаил Петрович Лазарев, к тому времени уже известный мореплаватель. Лазарев окончил Морской корпус и в числе лучших был откомандирован для практики на британский флот. Пять лет он плавал мичманом на английских кораблях в Средиземном море и Атлантическом океане, получил опыт боевой службы, затем вернулся в Россию, участвовал в русско-шведской войне 1808–1809 годов и в Отечественной войне 1812 года. В 1813–1816 годах он совершил свою первую кругосветку командиром корабля «Суворов», во время которой была открыта группа островов в Тихом океане, названная именем великого полководца. В 1819-м на шлюпах «Восток» и «Мирный» Лазарев и Беллинсгаузен отправились во вторую кругосветку и открыли новый материк – Антарктиду.

Для третьей экспедиции построили фрегат «Крейсер» и переоборудовали военный шлюп[12] «Ладога». Командиром шлюпа был назначен старший брат Михаила, капитан-лейтенант Андрей Лазарев. Помимо уточнения координат и нанесения на карту целого ряда территорий, экспедиция имела и сугубо практические цели: доставить груз на Камчатку и в поселения Русской Америки. Военный шлюп «Аполлон» – единственный русский корабль у берегов Калифорнии – должен был вместе с «Ладогой» возвратиться домой, а фрегат «Крейсер» – остаться у берегов Америки до прибытия смены.

Перед началом экспедиции М. П. Лазареву была дана подробная инструкция о порядке крейсирования: «Государю императору благоугодно всемерно сохранять наилучшее согласие в сношениях своих с иностранными державами и особенно иметь в виду избегнуть, чтобы между российскими и американскими кораблями не дошло до самоуправства и от того не последовало бы каких-либо неприятных событий». Предписывалось держаться «сколь можно ближе к твердой земле»: «Чтобы сие наблюдение имело предметом недопущение всякой запрещенной торговли и всякого посягания» на права компании, в первую очередь предписывалось не допускать продажи местным жителям огнестрельного оружия «без согласия их начальства»⁴³.

Чтобы попасть в кругосветку, молодые офицеры прикладывали значительные усилия, порой пуская в ход семейные связи и знакомства. К примеру, Путятин был назначен по протекции всесильного управляющего Собственной Его Императорского Величества канцелярии графа А. А. Аракчеева, протекцией воспользовался и Вишневский – офицер элитного Гвардейского экипажа. Но остальных Лазарев отбирал лично, желая видеть на своем корабле дисциплинированных, ответственных и, главное, любящих морскую службу офицеров. Его выбор пал на лучших выпускников Морского корпуса, подающих надежды.

Кстати, в свое время в кругосветку собирался старший брат Нахимова. Лейтенант С. Я. Унковский в записках об экспедиции на корабле «Суворов» поведал такую историю. Первоначально Российско-Американская компания предложила возглавить экспедицию к берегам Америки капитан-лейтенанту Макарову, опытному морскому офицеру. «В июне месяце [1813 года] корабль начали вооружать в Средней гавани [в Кронштадте]; были поставлены новые мачты и весь рангоут приготовлен новый. Капитан-лейтенант Макаров выбрал себе офицеров лейтенанта Нахимова, мичмана Бестужева, штурмана 14 класса Самсонова»⁴⁴. О котором из братьев Нахимовых идет речь, Унковский не пояснил; полагаем, по возрасту и званию более других подходит Николай. В экспедицию, правда, он так и не попал, но не по своей вине: Макаров рассорился с директорами компании, запросив для офицеров сверх оговоренных в контракте 1200 рублей годовых еще по 800 рублей. Он посчитал, что руководству РАК волей-неволей придется принять его условия: на дворе сентябрь, в более позднее время года в дальние вояжи не выходят, – и потому оставался непреклонен. Однако директора компании разбирались в коммерции явно лучше морского офицера и на шантаж не поддались, расторгли договор и пригласили командовать экспедицией Михаила Лазарева, который и набрал новую команду.

Отношения руководства компании, офицеров флота и главного правителя Русской Америки А. А. Баранова складывались совсем не просто, командирам кораблей приходилось считаться с волей Баранова, который был царь и бог на подвластных ему территориях. В 1815 году Лазарев уводил свой корабль от берегов Аляски под огнем пушек, стрелявших по приказанию взбешенного Баранова. Лазареву потом долго пришлось писать оправдательные документы и объяснять причину конфликта.

Вот поэтому в 1822 году, отправляя новую экспедицию к берегам Аляски и Калифорнии, начальник Морского штаба А. В. Моллер напомнил Лазареву о его обязанностях: «…должны принять за правило не вступаться в местные существенные обязанности и распоряжения колониального главного правителя, предоставленные ему одному»⁴⁵.

С мичманом Павлом Нахимовым Лазарев познакомился в Архангельске. Мечтал ли Нахимов о кругосветке? Мечтать-то мечтал, да вот надеяться мог только на себя. Мелкопоместный дворянский род и отсутствие нужных знакомств – не лучшие помощники в продвижении по службе. Но море, как и поле битвы, всех расставляет по своим местам, здесь протекция не поможет – только способности, опыт, труд, иногда везение. Так что у Нахимова был единственный способ продвинуться: служить честно, набираться опыта, а опытность, по его выражению, «что сталь – нуждается в закалке». К такому убеждению он придет после многих лет службы и будет не раз повторять эти слова молодым морякам.

По воспоминаниям товарища Нахимова по Морскому корпусу А. Рыкачева, когда Лазарев предложил Нахимову идти в кругосветку, тот «согласился с восторгом». Еще бы! Служить под началом известного капитана, на военном корабле, признанном за «образец возможного совершенства», – это ли не счастье для моряка?

Адмиралтейств-коллегия утвердила список офицеров, назначенных в кругосветное плавание на фрегате «Крейсер», с указанием годового жалованья. Лейтенантам определили по 720 рублей, мичманам Павлу Нахимову, Дмитрию Завалишину, Павлу Муравьеву, Ивану Бутеневу, Ефиму Путятину, Александру Домашенко – по 600 рублей⁴⁶.

Много это или мало? Можно сравнить с ценами на продукты: пуд (16,3 килограмма) пшеничной муки 1-го сорта стоил в столице в 1822 году 5 рублей 83 копейки, пуд коровьего масла – 20 рублей 38 копеек, ведро молока – 3 рубля 4 копейки, сотня куриных яиц – 4 рубля 85 копеек, пуд говядины – 9 рублей 86 копеек⁴⁷. Но это нам мало что скажет – офицеры хозяйство не вели, квартиру снимали, обедали в трактире. Заметим, что 600 рублей получали в год, в месяц выходило 50 рублей – на эти деньги можно было купить, к примеру, десять бутылок шампанского.

Можно сравнить размер мичманского жалованья с ценами на крепостных, ведь у Нахимова в имении были крепостные: ревизская (мужская) душа стоила тогда 75 рублей, женщины – вполовину дешевле.

Можно еще сравнить с материями иного толка: коллежский секретарь А. С. Пушкин, числившийся по Министерству иностранных дел, за поэму «Кавказский пленник» получил от издателя в 1821 году гонорар в 500 рублей – и был совершенно счастлив, поскольку годового семисотрублевого жалованья ему не хватало.

И Нахимова доходы от имения прокормить не могли, так что жалованье оставалось для него главным средством существования. Если вспомнить лишения и жертвы, с которыми сопряжена морская служба, особенно в дальних походах, то жалованье офицера окажется с ними несоразмерно. Однажды забавы ради моряки подсчитали, что сумма офицерских окладов на всём флоте равняется затратам на содержание одной гвардейской роты. Было это во времена императрицы Екатерины II. «С тех пор разница поуменьшилась, но вовсе не потому, что моряки стали богаче»⁴⁸, – заметил один из них. Конечно, мичманское звание – это первая ступень служебной лестницы. Но и прослужив 35 лет на море и получив чин контр-адмирала, офицеры имели жалованье, которого едва хватало, чтобы держать пару лошадей и небольшой экипаж. А содержание семьи, обучение детей, наем жилья, лечение? «Серебряные ножи и вилки между моряками большая редкость. Мебель, убранство комнат и образ жизни самые простые и бедные, и нельзя назвать ни одного морского офицера, который составил бы себе на службе состояние, тогда как в других отраслях государственной службы лица и не в генеральских чинах живут в достатке и часто роскошно, наживают дома и деревни и оставляют имения детям»⁴⁹, – докладывал императору в 1853 году великий князь Константин Николаевич.

Команду фрегата составили 176 человек с общим годовым жалованьем 12 380 рублей 30 копеек. Питание и обмундирование шли за казенный счет. Рулевые матросы 1-й статьи получали по 16 рублей в год, марсовые – по 15, остальные – по 13 рублей; канониры 1-й и 2-й статей – по 13 и 9 рублей соответственно. Входили в экипаж также плотники, парусники, конопатчики, котельщики и другие рабочие. Шлюпочный плотник 2-го класса, к примеру, получал 24 рубля годовых и еще столько же за дальний вояж⁵⁰. По сравнению с офицерским жалованьем это гроши, но рачительные матросы и рабочие успевали за время плавания скопить небольшой капитал, в основном выполняя для офицеров работы на заказ.

В дальнем походе – а собирались идти на три года – в замкнутом пространстве корабля особое значение приобретают отношения в команде. Не только от капитана – от всей команды зависит, достигнет ли экипаж, как говорят моряки, «сплаванности». Поэтому в кругосветку предпочитали брать людей знакомых. Так, для Куприянова и Анненкова это была уже вторая экспедиция под командованием Лазарева. Нахимову повезло: в Морском корпусе он учился вместе с Иваном Бутеневым, Дмитрием Завалишиным и назначенным на шлюп «Ладога» мичманом Николаем Фофановым, гардемарином ходил вместе с ними по Балтийскому морю. С теми офицерами, кого узнал в кругосветке, Нахимов скоро подружился и в письмах характеризовал всех как людей «отличных» – кроме лейтенанта Кадьяна (о нем речь пойдет особо).

Офицеры, прошедшие под командованием Лазарева школу кругосветки, оставили свои имена в истории флота. Ефим Путятин стал адмиралом, возглавил кругосветную экспедицию на фрегате «Паллада», открыл новые земли, установил дипломатические отношения с Японией, в 1861 году занял пост министра народного просвещения. Иван Куприянов в 1835 году был назначен главным правителем русских колоний в Северной Америке, дослужился до звания вице-адмирала. Иван Бутенев геройски проявил себя в Наваринском сражении.

Самые доверительные отношения сложились у Нахимова с Завалишиным, чья биография могла бы стать сюжетом авантюрного романа. Дмитрий был сыном генерал-майора Иринарха Завалишина, сподвижника Суворова, сочинителя од и поэм. Прожил Дмитрий Иринархович долгую – 88 лет – и богатую событиями жизнь. Человек разносторонних интересов, он знал девять языков, преподавал в Морском корпусе математику, астрономию и механику (его лекции слушали будущие герои Севастополя Истомин и Корнилов), живо интересовался политикой. Близко знал многих членов и организаторов тайных обществ, в выступлении на Сенатской площади в декабре 1825 года участия не принял, однако это не помешало следственной комиссии осудить его на 20 лет каторжных работ.

Но и там неугомонный нрав не позволил ему сидеть спокойно: он так донимал читинских чиновников обличениями в казнокрадстве и взятках, что в 1863 году по новому приговору его выслали из Читы. Кажется, это был второй случай в нашей истории, когда высылали сосланного в Сибирь: первым был декабрист Михаил Лунин, которого за обличительные письма и сочинения отправили из Читинского острога в Акатуйскую тюрьму. Завалишина выслали в Казань, а позже разрешили поселиться в Москве⁵¹.

Лазарев хорошо относился к Завалишину и дал высокую оценку его участия в экспедиции, но не забыл упомянуть и о его политических прожектах: «Жалко Дмитрия Иринарховича Завалишина: поехал далеко в Сибирь, пылкая голова, огнедышащая натура. Я ему предсказывал этот путь, я любил его; он был всегда быстрым исполнителем; славный мичман, без искательства и унижения, служил безукоризненно честно в должности ревизора и выторговывал для матросов каждую копейку. Голова его была полна реформ, и я предостерегал его от увлечений, зная, что он душою был чист и любил море».

Завалишин обладал проницательным умом и несомненными литературными способностями, но при этом часто бывал несдержан, желчен и заносчив. И с этим человеком Нахимов делил каюту в течение двух лет. Поистине ангельское терпение!