Читать книгу Криптия - Наталья Резанова - Страница 4

Хотя Монграна не числил себя великим стратегом и тактиком, он понимал, что полностью избавить Димн от угрозы Похитителей ополчение Грау не сможет. Победить степняков с их излюбленным приемом «бей-беги», в основном, удавалось лишь при условии, если воинские силы были очень хорошо организованы, либо имелся значительный численный перевес, когда противника просто вырезали под корень. Городское ополчение Димна ни тем, ни другим похвастать не могло. Вдобавок, пусть вокруг Димна – не степи, а пустоши, но пространства все же большие, Рисэй со своими отрядами там может скрыться без труда.

Приходилось рассчитывать на то, что Грау – бывалый воин, за долгие годы на службе отлично изучивший свое ремесло. Как истый димниец, он трезво оценивает свои деяния и отвечает за них. А вот Рисэя не зря прозвали Безголовым. Он, конечно, лих – но нынче не прежние времена, на одной лихости даже среди степняков не продержишься. Да и войско его – не настоящая орда, а так, ошметки. Правда, степняки еще во времена Данкайро научились побеждать не только числом, но Рисэю эти уроки впрок не пошли.

И расчеты оправдались. После месяцев изматывающих боев Грау удалось заманить Рисэя в ловушку у реки Мероссы и окружить его. Степняки, когда дело оборачивается для них плохо, отнюдь не бьются до конца, а бегут. Но тут Грау сработал очень даже недурно. Его саперы подготовили оползень, который если не прибил Похитителей, то перекрыл им пути к отступлению. Часть вражеских воинов, в том числе сам Рисэй, все же сумела прорваться и бежать, но консула это не слишком беспокоило. Потерпев позорное поражение даже не от имперской армии, а от ополчения, Рисэй потерял лицо в глазах соплеменников. И, как бы он ни рвался отомстить, не скоро соберет он тех, кто решится пойти за ним. А если сунется, собирая сторонников, на земли Владык Степи, то станет безголовым по-настоящему.

Таковы были сведения, полученные Борсом Монграной и вскорости просочившиеся в город. При вести о том, что Рисэй разбит, а ополчение возвращается с победой Димн возликовал. В порыве всеобщей радости как-то не думалось о том, что ополченцы тоже понесли большие потери – и убитыми, и ранеными, – а известия об этом Монграна тоже получил. Он знал, что потери ему непременно припомнят, не Грау, именно ему, как правителю города, когда подсчитают убитых (димнийцы все всегда считают), когда прибудет обоз с ранеными, когда выяснится, что плод победы не так сладок и сочен, как это показалось сначала.

Но пока следовало воспользоваться всеми выгодами создавшегося положения. Поскольку пути и морские и сухопутные – на какой-то срок стали безопасны, Димн снова может стать самым оживленным торговым городом в этой части обитаемого мира, каким и был до Великой войны со Степью. Что особенно важно, оживятся отношения с Михалем – королевство Михаль поставляет лес в Димн, а Димн должен неуклонно увеличивать и улучшать свой флот. При этом можно перехватить первенство на морских путях у герцогства Нанна, не говоря уж о Лунных островах. Недобитые Похитители Людей без своего полоумного вождя предпочтут не воевать с Димном, а сбывать здесь единственный товар, выставляемый ими на рынки, – рабов, и это очень полезно. Не только потому, что привлечет сюда иноземные капиталы. Димн как никогда нуждается в дешевой рабочей силе.

И есть время заняться некоторыми другими делами, которым в пору войны уделялось мало внимания. Тем более что наживка закинута, и, что бы ни говорил Керавн насчет своей незаинтересованности в деле, вряд ли стоит ему верить.

И правильно. Высокоученый доктор сам испросил разрешения на встречу.

Это произошло уже после того, как передовые отряды ополчения вернулись в Димн, а городской сенат выдержал одно из самых напряженных заседаний за свою историю. Потому. что надо выделять деньги на празднование – народное ликование дорого стоит, надо выплачивать офицерам жалованье и премиальные (рядовые ополченцы жалованья не получали, считалось, что они служат чисто из благого желания защитить родной город, но они находились на полном содержании ремесленных и купеческих гильдий, к которым, как предполагалось, ополченцы принадлежат). Вдобавок вдовы и сироты потребуют выплат за утерю кормильца, а инвалиды – пенсий… а репараций ждать не приходится, дивиденты эта кампания принесет позже… а городская казна, хоть и наполняется понемногу в последние годы, не бездонная!

После подобных препирательств магия – даже черная, как могильная земля, как предмет обсуждения может показаться детским развлечением.

Правда, предлог для беседы с доктором имелся вполне примыкающий к пресловутому заседанию. Керавн – врач, а в город должны прибыть раненые. Вообще-то в Димне лекарей хватает, даже если не брать в расчет промышляющих врачеванием жрецов, а также разнообразных знахарей, травниц и шептуний. Но наши доблестные воины достойны лучшего лечения, вот и капитан Грау так считает… Правда, Грау на заседании говорил не столько о размещении раненых в лазаретах, сколько о хваленых пенсионах. Но если раненых своевременно вылечить, количество вдов и сирот уменьшится, а следовательно, и выплат будет на порядок меньше. Иногда милосердие выгодно.

Керавн заверил консула, что, буде городское самоуправление испытает нужду в его услугах, то оно их получит. За умеренную плату (если б доктор сказал «безвозмездно», Монграна бы отнесся к этим заверениям подозрительно). А потом сказал:

– Господин консул, в прошлый раз наша беседа была прервана из-за глупости и неловкости моего ученика. – Он выразительно посмотрел на дверь, за которой был оставлен злосчастный Раи Сафран. Оставалось надеяться, что Фруэла за ним проследит и не допустит новых разрушений. – Тогда вы затронули довольно интересную тему, и я хотел бы знать – и составит ли для вас труд кое-что прояснить.

Известный скандальным нравом Керавн редко выражался так вежливо и так витиевато.

Монграна усмехнулся:

– Вообще-то это вы у нас знаток чародейства, не я.

– Речь идет о знаниях, вряд ли полученных чародейским путем. Вы упомянули Скерри. Я вам тогда сказал, что немало наслышан об этой легендарной личности. Но вот об обстоятельствах гибели Отводящего Глаза я, в отличие от вас, не слышал и не читал. Хотелось бы знать… поподробнее. Если это не тайна.

– Разумеется, это тайна. Где-то даже государственная. Хоть и семидесятилетней давности. Так что, полагаю, отчасти ею можно и поделиться.

– В обмен на некоторые услуги, так?

– Заметьте, пока я вас ни о чем не просил. Я уже говорил: сведения о Скерри – это задаток. Так что можете спрашивать.

– Ну, вы человек проницательный и легко можете представить мои вопросы. Где погиб Скерри и как? А также – не сочтите за дерзость – откуда вы получили эти сведения и можно ли им доверять?

– Начнем с последних вопросов. Доверять можно настолько, насколько любым документам, хранящимся в архивах. Разумеется, доступ к документации в хранилищах Новой Столицы мне вряд ли бы удалось получить. Но в Старой Столице к этому подходят не так строго. – Уточнение было немаловажным. В Союзной империи не было постоянной столицы. Издавна существовала традиция столицу переносить. Не так чтоб очень часто, не чаще, чем раз в правление. Однако во время войны, да и после нее было не до хлопот с переносом, так что за последнее столетие столица менялась лишь один раз. – Короче, мне удалось получить документ, касающийся Скерри. Вы сами упоминали, что в предвоенные годы за ним шла охота… то есть тогда еще не было известно, что годы – предвоенные. И Скерри, в очередной раз сменив личину, подался подальше от столицы, поближе к границе. Но за него взялись всерьез – и жречество, и имперская служба спокойствия и порядка. Его ведь считали смутьяном и потрясателем основ… правда, для этого сыскарям храмовым и имперским пришлось объединиться. Потому что в те времена – не то что в нынешнюю эпоху упадка – служба спокойствия содержала агентов в самом глухом захолустье – и всех их даже Скерри при своем хитроумии не мог обнаружить. И чтобы выяснить, что произошло со Скерри, жреческой коллегии пришлось задействовать государственных служащих. В общем, передвижения Скерри у границы удалось проследить… были даже подозрения, что тот сговаривается со степными вождями… ошибочные, как потом оказалось. Потому что гостиница, где закончился земной путь чародея, оказалась на пути орды. Первой волны нашествия. Вот и все, собственно говоря.

– То есть Скерри был убит степняками?

– Так же, как и прочие, находившиеся там. Как видите, я ответил на ваши вопросы.

– Да, но ответы вызывают еще больше вопросов. Как можно быть уверенным, что в гостинице погиб именно Скерри, что он вообще погиб? Ведь, если все были убиты, не осталось свидетелей, способных подтвердить это или опровергнуть.

– А я и не говорил, что там погибли все. Показания выжившего дали возможность имперским дознавателям составить представление о том, что произошло в той гостинице. Жрецы также пришли к выводу, что Скерри был там и он мертв. Как я уже говорил, у них есть свои методы обнаружения чар… а Скерри перед смертью проявил свой дар в полной мере.

– Вы не убедили меня, господин консул. Скерри был мастером отводить глаза и путать следы. Допустим, он действительно был в той гостинице. Допустим, она подверглась нападению степняков – кстати, почему обитатели гостиницы не сбежали? Но разве не мог опытный чародей обернуть положение дел в свою пользу? Во время общей неразберихи, которая должна была там царить, он бы сумел изобразить собственную гибель и скрыться. Он мог даже прикинуться тем «единственным выжившим» и рассказать дознавателям о смерти мага.

– У дознавателей – равно как и у меня, читавшего их отчет – имелись веские основания полагать, что этот выживший никак не мог быть Скерри. Да и насчет неразберихи в гостинице вы ошибаетесь…

– Но больше вы мне в качестве задатка больше ничего не скажете. Понимаю. Жаль, потому что вам удалось меня заинтересовать.

– Неужели не ясно, господин Керавн? Я хотел бы, чтоб вы изучили эту историю о гостинице. И в точности выяснили, что там произошло. С пользой для Димна, а возможно, и для себя.

– Но прошло семьдесят лет! Свидетель и дознаватели наверняка умерли от старости, а на месте происшествия отбушевала долгая кровопролитная война! Установить истину обычным путем невозможно!

– Вот именно, – сказал Монграна. – Вот именно.

По пути домой доктор был так погружен в размышления, что даже не бранил Раи. Но юноша знал, что это ненадолго. Старик вернется, отдохнет, придет в обычное омерзительное расположение духа и примется срывать нрав свой на ни в чем не повинном ученике.

Доктор жил на улице Шерстобитов, что между портом и Сенным рынком. Это был не худший квартал Димна, но далеко не самый лучший. В лучшем бы приезжий, у которого упорно не держались деньги, не смог арендовать дом. Раи вырос не то чтобы в богатой, но в состоятельной семье, для него стремление жить в собственном доме было естественным, и жилище доктора Керавна, после родительского, представлялось ему ветхим, тесным и неуютным. Но жители квартала считали, что такой дом, где обитают всего три человека (кроме доктора с учеником там была еще стряпуха, она же уборщица), – это роскошные хоромы… Что поделать – доктору не хватало места. Для его опытов, для его книг, для его больных, которых он иногда оставлял в доме, чтоб удобно было за ними приглядывать.

Улица была по димнийским понятиям, не особо узкая – всадники на ней могли бы разминуться, зато груженый воз мог бы и застрять, поэтому местные жители от грохота повозок, направлявшихся на соседний рынок, были избавлены.

Зато Шерстобитная была плотно застроена, дома стояли впритык друг к другу, и никакой чепухи, вроде деревьев, статуй богов-покровителей или фонтанов здесь не встречалось. Здесь жили люди практичные, которые стремились с наибольшей выгодой использовать каждый клочок земли. То, что доктор не сдает в наем ни одной комнатушки в двухэтажном доме с чердаком, могло быть сочтено опасным чудачеством. Но соседи подметили, что чудачества доктора приносят ему определенный доход, а к этому в Димне относились с пониманием.

У дома было два входа – один парадный, с высоким каменным крыльцом, другой – черный, выводивший на задний двор. Там располагались сарай и конюшня. Причем, если сарай постоянно заполнялся каким-то хозяйственным барахлом, то конюшня обычно пустовала. Своего выезда доктор не держал, а пациенты, приезжавшие к нему верхом, были редки. Поначалу доктор подумывал о том, чтоб разбить на заднем дворе огород, и старуха Кандакия, служанка, всячески эту идею поддерживала, но потом Керавн пришел к выводу, что ничего путного здесь не вырастет – слишком уж темно, дом на теневой стороне, да и земля плохая. Так что все необходимое Кандакии приходилось покупать на рынке.

Сегодня она тоже туда наведалась, и по возвращении Раи бросился в нос запах жареной рыбы. Юноша поморщился. Было бы странно, если бы рыба не являлась излюбленной пищей в городе, расположенном на морском побережье. Но Раи предпочел бы более разнообразный рацион, тем более что доктор вполне мог его себе позволить. Однако Керавн был в еде неприхотлив, рыба на каждый день, похоже, его вполне устраивала, а Кандакии явно было лень как-то усложнять свою стряпню. Если не считать осточертевшей рыбы, все складывалось для Раи благополучно – до того, как засевший в лаборатории Керавн не приказал ему принести из кабинета некую книгу. Раи принес. Книга оказалась не та. И тут началось. Раи выслушал все, что можно о своей врожденной тупости и невнимательности. («Был бы близорукий и глухой – это б я поправил, так нет, а пустая башка не лечится!») Причем на повышенной громкости.

Затем пошли привычные похвалы в адрес запропавшего Латрона, который, хоть и рвань подзаборная, отменно умен, одарен способностями настоящего ученого, и с ним можно было всяко не опасаться, что вместо вина в стакане окажется кислота, а ценнейшие лекарственные препараты будут слиты в помойное ведро.

Самое обидное – Раи было прекрасно известно, и от Кандакии, и от соседей, что доктор и на Латрона точно так же орал. Даже еще хуже. Но и старуха, и жители Шерстобитной говорили об этом без осуждения. Потому что орал доктор на ученика за то, за что старшим и полагается орать на молодого парня – подрался, по девкам пошел… Это вам не то что колбу уронить или книгу перепутать. И Латрон в долгу не оставался, доктор на него орал, а тот огрызался. Это притом, что он за обучение не платил, жил тут из милости, а за Раи платит его матушка… и сам он никогда грубого слова доктору не сказал. И все равно получается, что он плохой, а Латрон – хороший. Где справедливость, спрашивается? Неужели, чтоб к тебе по-доброму относились, надо стать взаправду плохим? Раи и рад бы, но у него не получалось. Его не так воспитывали.

И на сей раз он не нашел в себе сил достойно ответить наставнику или хотя бы оправдаться, а тихо убрел к себе в комнату и закрылся там, глотая слезы. Временами ему хотелось, чтоб доктор не просто срывал на нем плохое настроение, а рассердился по-настоящему. Так, чтоб наплевал на плату от госпожи Сафран и выгнал. И в то же время Раи ужасно этого боялся. Потому что тогда разгневается матушка. А это вам не доктор – пошумит и забудет. Это гораздо хуже.

Она сказала: «У тебя есть возможность получить настоящее могущество. Такое, какое и во сне не приснится твоему старшему брату – и не завидуй, что он наследник. Я пристроила тебя в ученики к доктору Керавну – и нечего кривиться! Старик может сколько угодно твердить, что он всего лишь лекарь и алхимик – меня он не проведет. Он владеет чарами. А чародейство – это сила, которой даже императоры боятся. Ну, с императорами нам ссориться ни к чему… Но если ты научишься у него магии, то все враги дома Сафран, узнав, что у нас есть свой чародей, вострепещут». На слабые возражения Раи – а что, мол, если Керавн не захочет учить его тайным знаниям? – матушка сурово отвечала «Ничего. Тебе достаточно держать глаза и уши открытыми».

А теперь она скажет: «Ты не справился с самым простым заданием! Ты такое же ничтожество, как твой отец!» О том, что будет дальше, Раи не смел и думать. А главное – гневаться было не за что. Доктор действительно не учил его ничему достойному внимания. Ну, готовил он у себя в лаборатории всякие препараты. Они были порой были тошнотворны во всех смыслах (Раи несколько раз рвало на заднем дворе), доктор морщился, обзывал его неженкой и маменькиным сынком, которому только что колбы можно доверять вымыть, и заставлял зубрить рецепты этих снадобий из своих книг. А раз они записаны в книгах, совершенно открыто стоящих на полках, а также валяющихся на полу, где доктору заблагорассудилось их оставить, – какие же это тайные знания? А при лечении больных Керавн не применял ничего, хоть отдаленно напоминающее чародейство.

Но ведь матушке этого не объяснишь. Так что уж лучше все останется, как есть. Может, доктор выгнал бы Раи, если б вернулся Латрон, но его не было среди тех, кто вернулся с войны. Наверное, убили. Или он наплевал на наставника и снова ушел бродяжничать. Так даже лучше. Тогда наконец доктор сумеет оценить Раи и его преданность, тогда откроет ему тайные знания…

С этими успокоительными мыслями ученик доктора заснул.

* * *

Неизвестно, как могла сочетаться пресловутая расчетливость димнийцев с их склонностью к празднествам и развлечениям, но вот как-то сочеталась. Конечно, когда отцы города подсчитают, насколько были превышены первоначальные расчеты, они прослезятся. Но покуда они довольны, что праздник в честь славной победы Димна над угрозой из пустошей проходит так достойно. Кто-то даже обмолвился, что это отплата за давнее поражение в той войне. Борс Монграна думал по-другому, но возражать не стал.

Кстати, празднование обернулось для города не только расходами. Количество желающих сбыть в Димне свой товар увеличилось в разы, и уже ради этого стоило пойти на то, чтоб пригласить в город жонглеров, фокусников, певцов и музыкантов.

Кошмар консула – эпическая поэма про Данкайро – пока не нашел своего воплощения. Во-первых, на праздниках в Димне сказителей не слушали – предпочитали что-нибудь более яркое и шумное. А главное, такая тема да по такому поводу… это было бы неловко. Нынче во всех представлениях димнийцы должны предстать победоносными. Кукольники и фарсеры разыгрывали презабавные сценки, где доблестный ополченец колотил дубинкой мерзкого степняка в рыжем парике – и эти сценки всегда находили благодарного зрителя. А прибывшие аж из Новой Столицы комедианты, проявив неожиданные познания относительно истории Димна, показали представление из времен совсем уж давно прошедших и почти легендарных. О победе над гернийцами. Эти северяне представляли на морях такую же угрозу, как кочевники на суше, даже и теперь, когда они несколько пообтесались и претендовали на то, чтоб именоваться цивилизованным народом. А в прежние века тем, кто жил вблизи морских побережий, оставалось лишь молиться, чтоб боги уберегли их от ярости этих варваров. И когда в бухту Димна пришел гернийский флот, не миновать бы молодому городу той участи, что постигла его при Данкайро… но на скалах у крепости тогда еще гнездились виверны. Говорят, что виверна значительно меньше горного дракона, не дышит огнем, и лап у нее всего две (ну, говорят… сейчас вряд ли кто-нибудь видел их вживе). Но когда такая тварь нападает сверху, а укрыться от нее негде, размер и количество лап дракона не имеют особого значения. А если уж их несколько…

Стая виверн, обитавших возле бухты, так разделала гернийцев, что уцелевшие суда поспешили ретироваться. Почему они напали на корабли, никто особо не задумывался. Может, приняли вражеский флот за каких-то злостных морских тварей, покусившихся на исконную территорию – что, если вдуматься, и было правдой. По официально версии виверны выполняли волю богов. По неофициальной – что их призвал состоявший при городском гарнизоне чародей, ибо магия в Союзной империи тогда еще не была под запретом.

Комедианты презрели обе версии, для них главное было показать атаку крылатых тварей – на каждой костюм из яркой ткани и перьев, натянутый каркас, который несли по два человека, спускаемых на помост на веревках. Было, на что посмотреть, и Монграна посмотрел его не без удовольствия и отметил про себя – проверить этих актеров, нет ли среди них засланных столицей шпионов.

Но наиболее притягательное среди зрелищ ожидалось с наступлением темноты, когда большинство комедиантов уже заканчивали выступать. Потешные огни, извергаемые из особых фонтанов, из пастей статуй, из человеческих ртов, факелы, мелькающие в руках жонглеров, танцовщиц, канатоходцев, отражающиеся в морской воде и, кажется, в ночном небе, опрокинутом над Димном… это так красиво, что находит отклик в душе самого сухого и благоразумного человека.

Увы, от таких зрелищ и следует ждать неприятностей. Искры от огненных фонтанов попали на повозку одного из приезжих торговцев, а привез он бочки с дегтем и, вопреки установленным в городе правилам, не оставил на складе, чтоб не платить за хранение… в общем, будь тут ветераны Великой войны, вспомнили бы они, что такое зажигательная смесь, которую использовали и степняки, и осажденные.

Худшего удалось избежать, потому что в Димне действовала пожарная команда (а потом еще сетуют, что городское самоуправление деньги тратит неизвестно на что), и пламя не перекинулось на соседние здания. Но народу пострадало немало, причем не только обычных зевак, но и вполне уважаемых граждан, благо и такие присутствовали на ночном представлении.

Монграна сам во время происшествия поблизости отсутствовал, но ему, разумеется, доложили, и он явился оценить нанесенный пожаром ущерб. (Пострадавшему торговцу ничего не возмещать, а наоборот, взять с него штраф, ибо сам виноват, с теми, кто устраивал это огненное представление, разберемся на месте.) Картина была удручающая. Философ мог бы заметить – сколь быстро красота превращается в свою полную противоположность.

Обожженных и подавленных толпой пользовали городские лекари. Фруэла сообщил, что особо отличился тут доктор Керавн – он как раз подошел посмотреть на праздник и оказался близ места происшествия. И тут же бросился на помощь, благо сумку свою лекарскую он всегда таскает с собой.

Керавн был еще более раздражен и небрежен в манерах, чем обычно. Когда Монграна подошел, чтоб поздороваться с ним, он ядовито поинтересовался:

– Теперь-то вы убедились, консул, что я не чародей? Будь я им, я бы просто остановил пламя, не позволив ему разгореться. И теперь не возился бы с этими несчастными.

– Зато я понял, что вы человек самоотверженный. И предусмотрительный.

– Передай мне михальский бальзам, ты, урод! – Как будто не заметив этих слов, Керавн обращался к ученику. – И не забудь, нам еще к господину Зитте, его домой отнесли, но меня требуют. Так что нечего зевать и изображать сонную вошь!

Утром улица Шерстобитов жила так, словно никакого праздника и в помине не было. Лавки и мастерские открылись, как обычно, хозяйки, высунувшись из окон, обменивались свежими сплетнями, попутно развешивая белье, дети с воплями тузили друг друга либо, открывши рты, пялились на троих всадников, шагом проезжавших по мостовой. На всех были плащи ополченцев – серые, плотные, с капюшонами. Поскольку это не была регулярная армия, ополченцы одевались кто во что горазд, и единственное, что шло за форму, – эти плащи. Правда, тот, что ехал впереди, капюшон откинул, чтобы все могли обозреть его геройскую усатую личность, украшенную свежим рубцом на подбородке. За что и удостоился взглядов не только от детишек, но и от их мамаш – одобрительных и многообещающих. Второй, нескладный здоровяк, несмотря на крупное телосложение, гляделся не молодецки, а как-то уныло, похоже, продолжительная военная кампания так и не сделала из него боевого кавалериста. Третий, напротив, держался в седле небрежно, можно сказать, развалившись. И столь же небрежно съехал с седла, когда показался дом доктора Керавна.

– Ну, все, парни, – сказал он, – я пошел. Да и нечего было со мной тащиться.

– Это тебе на приказы плевать с Серой башни, – сердито ответил усатый. – А нам капитан велел тебя до места доставить, чтоб ты по пути не смылся.

– Доставили, ладно. И раз уж так, гнедого с собой заберите. – Он передал уздечку унылому здоровяку.

– Как же так? Он же твой…

– Потом из казарменной конюшни заберу. А то они его тут уморят.

И, не дожидаясь ответа, пошел к дому. Походка его была столь же небрежна, даже расхлябанна. Иногда он касался рукой стен, чтоб сохранить равновесие. Складывалось впечатление, что парень перебрал, и на сей раз на него с одобрением взирало не женское, а мужское население улицы.

Поднявшись на крыльцо, он забарабанил в дверь, но ему не открыли.

– Доктор! Тетка Кандакия! – воззвал он. Без толку. – Все куда-то по случаю праздника умелись, – сделал гость разумный вывод. – Ну и демон с ними.

Он уселся на крыльце, привалившись к столбу, надвинул капюшон на нос, чтоб свет не мешал, и задремал. Покой его не тревожили – на улице Шерстобитов к этому относились с пониманием.

Хозяин дома появился на улице ближе к полудню. Большую часть ночи он провел у одра именитого купца, получившего ожоги во время злополучного происшествия, а под утро ему было предложено передохнуть в доме пациента, каковым предложением приуставший лекарь и воспользовался. Теперь, убедившись, что больной вне опасности, перекусив и получив плату за визит, Керавн снова был бодр и снова ругался – правда, не на Раи, а вообще на устройство мира и на то, что следует обеспечивать людям безопасность, прежде чем устраивать городские празднества.

– Ни один, – ты слышишь меня, придурок! – ни один праздник не обходится без увечий и отравлений. Подлая человеческая натура так устроена. Даже если обойдется без несчастных случаев, таких, как нынче ночью, обязательно кто-нибудь подерется, или ужрется, или упьется. Долг врача – быть к этому готовым. Поэтому мы идем на праздник не развлекаться, как считают некоторые болваны…

– Доктор, – робко прервал его нравоучения Раи, – у нас на крыльце какой-то пьяница валяется.

Керавн, вопреки ожидаемому, не разозлился, а умилился.

– Вот видишь! Прямое следствие алкогольного отравления. К слову, я именно так на Латрона наткнулся – думал, пьяный, а он просто спал, потому что заночевать было негде…

Раи, по понятным причинам, умиления доктора не разделял. Он предчувствовал, что Керавн заставит его выгонять проклятого пьянчугу, а драться юноше совсем не хотелось. Или, наоборот, на наставника найдет приступ милосердия, и он примется лечить пресловутое отравление, и пьянчугу придется тащить в дом, и он все заблюет. А Кандакия наверняка от родственников не вернулась, так что убираться придется опять же Раи…

В этот миг человек на крыльце поднял голову. Капюшон сполз, открывая лицо и полотняные повязки, из-под которых топорщились светлые волосы.

Керавн остановился, моргая.

– П-п-привет, наставник. – Гость говорил с трудом, чего не было заметно при прощании с провожатыми. – Д-д-давно не виделись…