Читать книгу Выход на посадку. Повесть об одном долгом путешествии - Наталья Ромашина - Страница 6

Онни стоит возле зеркала в ванной и гелем укладывает волосы так, что они торчат будто бы толстые и короткие иголки. Вверх. У меня уже куплены билеты в Питер. Я провела здесь почти месяц, и мы ни разу не говорили о наших с ним отношениях.

«Думаю поехать снова в Сербию», – жмусь плечом к дверному проему. На этом этаже такой низкий потолок, что если я подниму руку и встану на цыпочки, то смогу до него дотронуться.

«Ты взрослая девочка, можешь ехать, куда хочешь», – он хлопает себя по щекам, чтобы впитался гель после бритья.

У него покрасневшее от распаривающей маски лицо. Он мажет капы для зубов синим гелем и медленно их надевает сначала на верхнюю, а потом на нижнюю челюсть. В ванной пахнет сладкими запахами его средств по уходу за лицом и телом, а теперь к ним добавляется еще и мятный запах отбеливающей пасты.

«Но это значит, что мы не увидимся в ближайшее время», – у меня не надуты губы и не приподняты брови.

Он смотрит на меня своими светло-синими глазами, вокруг которых немного морщин. Тяжело вздыхает и разводит руками.

«Неужели тебе все равно? – говорю я. – Все равно, какие планы у меня? Что будет, когда я уеду?».

Он закатывает глаза, достает капы, раздраженно сплевывает.

«Мне не все равно, но, черт возьми, не могу же я составить график отношений! Или ты предлагаешь сделать календарь будущих встреч с учетом виз и перелетов?» – Онни набирает в рот воды, громко полоскает и снова сплевывает.

Молча ухожу наверх, мы не говорим с ним целый день.

Вечером, когда я еще работаю за ноутбуком, он приносит мне шоколадный батончик. Кладет его на стол и смотрит прямо в глаза.

«Тебе правда не все равно?» – спрашиваю я.

«Ты – дура», – говорит он мне и обнимает меня так крепко, что трудно дышать.

В этот момент мне кажется, что я могла бы остаться здесь.

Я зажмуриваюсь и мне на минуту, почти на целую минуту мерещится, что мне никуда не надо ехать.

Через два дня уезжаю в Россию. Не беру с собой всех вещей. Слева от лестницы на небольшой стеллаж убираю свой утюжок для волос. В шкафу в коридоре остается пакет с подвязками и чулками. В комнате на столе рядом с полкой с ножами – пара моих кремов. На стуле домашний свитер. В прачечной какое-то нижнее белье. Обнимаю его мать на прощание в дверях дома. Она снова целует меня в щеки как при знакомстве. На этот раз не становится неловко.

Потом мы с Онни стоим на автовокзале, он держит меня за запястье, отпуская только, чтобы найти какое-то слово в словаре. На улице по-осеннему морозно.

Рядом с нами пара: молоденькая финка и русский мужчина. Они обнимаются и переступают с ноги на ногу будто в танце. У них обоих очки в тонкой металлической оправе и клетчатые рубашки. Он старше ее, наверное, лет на пятнадцать.

Он ловит мой любопытный взгляд и зачем-то улыбается мне в ответ через плечо своей подруги.

Начинается посадка, Онни идет в припаркованную неподалеку машину за моей сумкой. Русский мужчина вдруг делает два шага в мою сторону и говорит так, будто бы у нас есть с ним какая-то общая тайна: «Все равно не наобнимаешься впрок, надо идти».

«Надо», – серьезно отвечаю ему.

Целую Онни и беру сумку с вещами.

«Мы ни разу не встречались в одной стране дважды», – говорю ему перед тем, как сесть в автобус. – «Было бы неплохо снова встретиться в новом месте».

Его глаза становятся почему-то влажными, красными, он улыбается как-то неловко. Он целует меня в ответ.

И ничего не говорит.

В Питере я уже далеко за полночь. В той самой «сталинке» у друзей. Почти сутки сплю.

Онни не звонит мне ни утром следующего дня. Ни днем. Ни к вечеру.

Ночью звоню ему сама, выйдя на лестницу, чтобы не разбудить хозяев квартиры: им вставать на работу в половине седьмого утра.

Звоню, прижавшись спиной к входной железной двери: если отойти дальше – пропадает интернет.

Меня немного знобит – от волнения и потому, что чувствую лопатками сквозь футболку холодный металл двери. От этого спина, а затем и шея покрывается мурашками.

Я понимаю, что что-то не так.

«Не знаю, что сказать тебе», – говорит Онни мне тягучим и немного пьяным голосом.

Он, скорее всего, сидит сейчас на красном диване в гостиной с кружкой пива.

«Это все?» – спрашиваю его.

«Не знаю, – говорит он. – Послушай, я не хочу жениться, не хочу с кем-то долго жить, но мы можем встречаться».

«Встречаться, – говорю я. – Когда? Где?».

«Не знаю, – повторяет Онни. – Потом, иногда, не знаю».

И замолкает.

Я молчу тоже, уставившись в большое старое окно с облупившейся краской, за которым сплошная темнота. Белые ночи кончились, за грязным стеклом в разводах не видно ничего, будто бы кто-то на него снаружи набросил черную тряпку.

Говорю ему: «Пока». Он отвечает: «Пока». Кладу трубку, сажусь на ступеньку в двух шагах от двери.

И начинаю реветь. Сильно, взахлеб, икая, чувствуя, как к горлу подкатывают спазмы. Смотрю на облупившуюся оранжевую краску на полу, через которую видно кое-где грязные деревянные доски.

У меня нет больше никаких идей о том, что делать теперь, потому что Онни не был моим билетом, он был шансом выбраться оттуда, откуда я так сильно хочу выбраться.

Слезы текут и текут, во рту появляется металлический привкус, так бывает всегда, когда плачешь.

У меня опухает лицо. Чувствую, как щеки становятся алыми, а губы наливаются кровью.

И я набираю другой номер. Номер того человека, от которого так хочу убежать.

«Да», – он отвечает сонным голосом. У него около пяти утра, я разбудила его.

«Ты можешь говорить?» – спрашиваю его.

«Конечно», – отвечает он.

И мы говорим до самого утра, моего утра.