Читать книгу Сборник рассказов - Наталья Рябова - Страница 2
Ничья по соглашению
ОглавлениеНу, блин, достали! Ты представляешь, Димка, вчера вечером звонит мне этот козёл тренер и говорит, солнышко наше, открытым текстом: «Завтра, согласно жеребьёвке, будешь играть с нашим Витькой Кружилиным, ему турнирных полочка нужны позарез. Так вот, разыграете дебют Вересова и на 20 ходу согласитесь на ничью». Нет, ну ты представляешь?
Во-первых, какого чёрта я с ним играю, когда по правилам швейцарки нас компьютер соединить не мог, поскольку у этого барана Кружилина 2 очка, а у меня 4 с половиной! Во-вторых, какой на фиг дебют Вересова, какая ничья, ведь я этого Витьку замордую на 15 ходу и он будет сидеть в тихой тоске в полном отстое, пока не догадается сдаться. В общем, положил я на дебют Вересова, на Витьку Кружилина, и на козла тренера. Я их умою. Всех. Димка на другом конце провода молчал, потом тихо, но отчётливо произнёс:" Гриша, я тебе не советую. Не надо, Григорий, ходить против ветра. «На этом беседа двух игроков закончилась, так как Гриша сразу же бросил трубку. Наутро начался бой. Гриша, ехидно глядя Витьке в глаза, пожал ему руку. Витя, с надеждой глядя в Гришины глаза, сделал ответный жест
Объявляется начало тура! Чёрные включают часы белым! Витёк, вытирая вдруг проступивший на лбу пот, нажал кнопку часов. „Ну, понеслась душа в рай!“ – подумал Гришка и рванул d4. Витя уверенно ответил Кf6, но, вместо ожидаемого Кс3, вдруг получил с4. Он с недоумением глядел то на Гришу, то на доску и немой вопрос « Почему?» так и витал в воздухе. Позиция от хода к ходу у Вити всё ухудшалась, на глазах проступали слёзы, и вдруг он, не сделав хода, встал с места и пошёл по турнирному залу. Поравнявшись с тренером, он ненадолго задержался возле него. Затем уверенно подошёл к доске и сделал сильнейший в этой позиции ход, дающий ему шансы уравнять игру. И так повторялось несколько раз. Сомнений у Гриши уже не было. Он всё понял. Все были против него. Он играл не против Витьки, а уже против тренера, который постоянно смотрел на позицию, и, когда Кружилин отходил от доски, подсказывал ему ход. Сначала он растерялся, а потом в нём стала закипать холодная злость, переходящая в ярость. Нет, он не стал жаловаться судье, судья был другом тренера, и он знал, что это бесполезно. Он напрягся, как натянутая струна, он сжал всего себя в кулак, он хотел только одного: выстоять и победить. Всё его существо жаждало выигрыша. Он мечтал разгромить своих обидчиков, защитить своё «я». И вот, в очередной раз, Витя отправился в прогулку по зрительному залу. Но, то ли тренер недостаточно внимательно просчитал вариант комбинации, то ли сам Витя что-то недослышал и напутал, но, подойдя к доске, он разыграл комбинацию, перепутав порядок ходов. В итоге, она вместо выигрыша принесла ему неожиданное поражение. Не дождавшись мата, Витя покорно сдался, и, опустив голову, вышел из турнирного зала. Гриша не чувствовал вообще ничего. Сначала, пока ещё напряжение не спало, он всё ещё сидел за доской, обхватив голову руками, затем медленно встал и ушёл из турнирного зала. Он знал, что он сюда не вернётся. И вообще, он больше не сядет за доску никогда. Куда бы он ни поехал, везде будут такие же «Витьки Кружилины» и «тренера» и «судьи». Да, он может научиться играть лучше их, и тогда подсказки не будут уже иметь никакого значения. Но дело ведь не в этом. Дело в принципе. Он хотел честной игры. А её нет и быть не может. Пока миром правят деньги, они всё превращают в абсурд. Ему просто стало неинтересно, он слишком уважал себя. К тому же, в эти дни с ним произошла резкая перемена: в его душе что-то сломалось, лопнуло и исчезло навсегда. Исчезла его вера. Она развеялась как дым. Исчезло его уважение. Ко всем сразу: к Витьке, к Димке, к тренеру. Они вдруг перестали для него существовать. Так, снег, растаяв в одночасье под весенними лучами, быстро забывается. Так и они пропали из его жизни. Раз и навсегда. Он никогда не шёл на компромисс, и не только в шахматах. Он боролся. Всегда и везде. За себя, за своё «я», за своё достоинство, до последнего, до конца, даже тогда, когда уже не было надежды. Он был по натуре победителем. Победителем человеческого ничтожества. И в этом его счастье. А, может быть, и нет…